355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Чунихин » 22 июня 1941 года(СИ) » Текст книги (страница 9)
22 июня 1941 года(СИ)
  • Текст добавлен: 18 апреля 2017, 15:30

Текст книги "22 июня 1941 года(СИ)"


Автор книги: Владимир Чунихин


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 68 страниц)

В случае же сосредоточения главных сил Красной Армии к северу от Брест-Литовска, авторы записки указывают на то, что здесь, в силу большей развитости железнодорожной сети, окончание развертывания армий Западного фронта может быть достигнуто на двадцатый день после объявления мобилизации.

"...В течение 20 дней сосредоточения войск и до перехода их в наступление армии – активной обороной, опираясь на укрепленные районы, обязаны прочно закрыть наши границы и не допустить вторжения немцев на нашу территорию.

При условии работы железных дорог в полном соответствии с планом перевозок войск, днем перехода в общее наступление должен быть установлен 25 день от начала мобилизации, т.е. 20 день от начала сосредоточения войск..."

Однако, одновременно с этим, в докладе было подчеркнуто, что

"...При решении этой задачи необходимо учитывать:

1. Сильное сопротивление, с вводом значительных сил, которое во всех случаях безусловно будет оказано Германией в борьбе за Восточную Пруссию.

2. Сложные природные условия Восточной Пруссии, крайне затрудняющие ведение наступательных операций.

3. Исключительную подготовленность этого театра для обороны и особенно в инженерном и дорожном отношениях.

Как вывод – возникают опасения, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям, свяжет наши главные силы и не даст нужного и быстрого эффекта, что в свою очередь сделает неизбежным и ускорит вступление Балканских стран в войну против нас..."


Итак, в этом сентябрьском документе, прозвучала идея нанесения главного удара Красной Армии не по основной группировке немцев, наступающей в центре, на Минск, а по южному, вспомогательному, флангу германской армии, наступающему на Украину. Конечно, вопрос этот имеет свою историю, нечто подобное ранее уже предлагалось, но было отвергнуто. Углубляться в этот вопрос не будем, но упомянуть о нем все же следует. Поэтому, не будучи большим знатоком стратегической науки, должен все же отметить здесь самое простое и необходимое.

Подчеркну то обстоятельство, что такой удар является составной частью именно стратегической оборонительной операции. Потому что оборона, это не только отражение атак. Это еще и контратаки. И контрудар, он тоже вырастает от обороны. Даже если этот контрудар наносится не по основным силам наступающего противника, а в другом месте.

В данном случае предполагалось, что на минском направлении 63 дивизии приграничных округов, ведя активную оборону, могут противостоять удару главных сил противника. То есть устойчивость этой группировки у Тимошенко и Мерецкова сомнений не вызывает в любом случае. А потому главная забота военного командования касается не первого, оборонительного, этапа операции, а второго, наступательного. Именно сюда было направлено их основное внимание. И как раз это соображение вызвало явное предпочтение, которое отдавалось ими варианту удара по немцам с территории Украины.

Исходя из этого главную группировку войск (90 дивизий, 5 танковых бригад и 81 полк авиации) Генеральный штаб Красной армии планировал развернуть к югу от Бреста, то есть против неосновных сил противника.

Использование такой схемы, при которой обороняющаяся сторона старается измотать главные силы противника упорной обороной, и одновременно с этим наносит удар превосходящими силами во фланг и тыл его наступающей группировке, давно и хорошо известно, еще со времен классических Канн. Для военных такая операция обычно – это вершина их воинской славы. Красивая и победоносная операция, решающая, зачастую, исход кампании.

Уже в ходе Великой Отечественной войны именно этот замысел – после того, как немцы завязли в Сталинграде, стойкой обороной сковать там их основные силы, а затем удар по флангам и тылам ее неосновных группировок, – и принес решительный успех, перелом в ходе всей войны.

Или несколько раньше, уже немцы под Харьковом, держа оборону на главном направлении, нанесли удар по неосновным силам советских войск, что предрешило всю цепь дальнейших событий лета-осени 1942 года на юге страны.

Думаю поэтому, что высшее командование Красной Армии, предлагая эту операцию, исходило из вполне здравых предпосылок. Очевидно, что даже в том случае, если сосредоточить против основных сил Вермахта основные силы Красной Армии, последняя не будет иметь, по расчетам Генштаба, численного преимущества. Поэтому, когда в ходе оборонительных приграничных сражений немецкие войска удастся остановить (это сомнению не подвергалось), наше контранаступление там успеха иметь не будет. Учитывая, к тому же, особенности местного театра военных действий. Значит, надо ожидать где-то повторный удар немцев... Потом следующий... Это значало отдать стратегическую инициативу противнику. Где-то очередной удар немецких войск все же когда-то неизбежно сможет найти слабое место в советской обороне и тогда она будет прорвана.

Предлагаемая же операция сулила намного большие выгоды. Прорыв на южном фланге германской армии, выход на ее тыловые коммуникации. Изоляция Германии от южных союзников, и, что не менее важно, от румынской нефти. Что сразу заставило бы немецкое командование для исправления ситуации спешно снимать свои войска с Западного направления. В общем, перспективы вследствие успеха этой операции могли быть самыми широкими.

Одновременно с этим ясно, что подобный замысел, примененный к таким огромным пространственным масштабам, несет в себе колоссальный риск. Самый первый вопрос. А если войска в Белоруссии и Прибалтике не выдержат немецкий удар? Насколько будет выигрышным успех под Люблиным, если немцы в короткий срок выйдут на подступы к Москве? Второй вопрос. А если наступающая в южной Польше группировка Красной Армии завязнет в немецкой обороне? Немцы ведь не обязательно будут здесь настолько слабы, как надеются на это Нарком обороны и начальник Генштаба. Что тогда?

И самое, пожалуй, главное. Как признавал позднее маршал Жуков, в плане не учитывался возможный объем и «характер самого удара» немцев. То есть, не учитывалась реальность.

Особенно бросается в глаза отрыв от реальности, если учесть то обстоятельство, что такая операция может быть под силу армии, имеющей значительный боевой опыт, победоносный опыт, подчеркну. Армии, отлаженной, как хороший часовой механизм во всех ее компонентах. Имеющей высокую боевую выучку. Можно это сказать о Красной Армии образца 1941 года?

Конечно, в военном деле рисковать приходится достаточно часто, но в данном случае, когда ставится на кон судьба государства...

И ведь нельзя сказать, чтобы командование Красной Армии было в эйфории от каких-то собственных успехов или имело приукрашенное представление о своих войсках. Потому что именно маршал Тимошенко хорошо видел эти недостатки и прилагал большие усилия к их устранению. Тем не менее, именно маршал Тимошенко идею эту и поддержал. Или даже выдвинул сам.

В пользу последнего допущения говорит совсем простое соображение. Тимошенко был военачальником не просто твердым, но достаточно самолюбивым. Если бы идея удара по неосновным силам немцев на Украине была ему предложена новым начальником Генштаба, очень сомнительно, что он так уж быстро загорелся бы этой идеей, чтобы отказаться от прежних своих собственных взглядов. Здесь момент самолюбия играет не последнюю роль. Так что очень вероятно, что именно для него идея эта была привлекательна изначально. Но пока начальником Генштаба был Шапошников, авторитет последнего должен был, безусловно, учитываться его прямым руководителем. И, хотя маршал Шапошников, как это неоднократно отмечалось, был человеком исполнительным и корректным, но одновременно был он и профессионалом самого высокого класса. Что должно было сдерживать Тимошенко от выдвижения идей, которые тот не поддерживал. Тем более, если эта идея, внешне броская, имела отчетливый привкус авантюры. А что безусловно поддерживал Шапошников? Он безусловно поддерживал то, что было изложено в августовской записке, подписанной им и наркомом. Главные силы Красной Армии против главных сил Вермахта.

Но стоило смениться начальнику Генштаба, и руки у Тимошенко оказались развязаны. Мерецков, это было совсем другое дело. Тот был его подчиненным, как ранее, так и сейчас, поэтому не просто согласился, но и, вполне возможно, тоже был увлечен именно такой идеей сценария начала войны. А вдвоем и единогласно они могли попробовать свою идею протолкнуть достаточно энергично.

Обратим еще раз внимание на весьма многозначительные слова.

«...Окончательное решение на развертывание будет зависеть от той политической обстановки, которая сложится к началу войны...»

А ведь в записке за подписью Шапошникова подобных слов не было. Там ничего не упоминалось о политической составляющей вопроса. Там говорилось только о военной целесообразности. Тогда что же означает эта фраза из сентябрьской записки?

А фраза эта преследует две цели. Одну, вроде бы разумную. Предложить Сталину самому решить, какой из вариантов предпочтительнее. Что, в общем-то, естественно и само собой разумеется. Всё равно окончательное решение будет за ним. А вторая цель проглядывает в том, что одновременно именно военное командование докладывает ему о том, что выбор вполне может определяться не военной целесообразностью, а политическими соображениями. Что уже не совсем естественно, поскольку войны действительно порождает политика, но ход их определяет военная целесообразность. Здесь же самими военными предлагается при отражении агрессии опереться именно на политические цели. Да, конечно, эти цели должны оказать прямое воздействие на ход дальнейших военных действий. Но в том-то и дело, что дальнейших. Игнорируя при этом сиюминутные. То есть, игнорируя реальность. Военную реальность.

Между тем, очевидно, что вторая цель тесно связана с первой. Понятно, что в глазах любого политика, политические цели всегда будут иметь более заманчивый характер, чем какие-либо иные соображения. Поэтому, предложить политику принять решение, опираясь не на военную сторону, а на политическую, это со стороны военных – явная попытка воздействовать на него, продвигая свой новый замысел.

Тем более, что главная политическая цель, прописанная в записке, является постоянной и с течением времени никуда деться не может. Потому что сама идея заключается в том, чтобы «в первый же этап войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны в вопросах участия их в войне». А страны эти очевидно оказывались в орбите германского влияния. И вывести их с этой орбиты в обозримое время иными средствами оставалось невозможным.

Так что, какова бы ни была политическая обстановка, эти соображения всегда должны были в то время оставаться неизменными. А значит, и удар по неосновным силам противника предлагается, как наиболее желательный вариант отражения германского нападения, не в какой-то конкретной ситуации, «которая сложится к началу войны», а вообще, в принципе.

Вот что, несказанное, лежит за этой простой, вроде бы, фразой. Между прочим, она является достаточно красноречивым свидетельством того, что именно военные, в данном случае это Тимошенко и Мерецков, прямо подталкивали Сталина к одобрению южного варианта отражения германского нападения, то есть, удара на Украине, с выходом в южную Польшу и далее на Германию.

Здесь есть еще важное обстоятельство, связанное опять же с личными пристрастиями участников событий.

М.В. Захаров. «Генеральный штаб в предвоенные годы».

"..Перенацеливанию основных усилий Красной Армии на Юго-Западное направление в плане стратегического развертывания способствовали и другие обстоятельства. Отчасти это можно объяснить и тем, что ключевые посты в Генеральном штабе начиная с лета 1940 года постепенно заняли специалисты по Юго-Западному направлению. С назначением Народным комиссаром обороны маршала С. К. Тимошенко, до этого командовавшего Киевским Особым военным округом, произошли крупные перестановки в Генштабе.

В июле 1940 года из Киевского Особого военного округа в Генеральный штаб были назначены: генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин (начальник штаба округа) – сначала на должность начальника Оперативного управления, затем первого заместителя начальника Генштаба; генерал-майор Н. Л. Никитин – начальником мобилизационного управления; корпусной комиссар С. К. Кожевников (член Военного совета КОВО) – военным комиссаром Генштаба.

В феврале 1941 года командующий КОВО генерал армии Г. К. Жуков выдвигается на пост начальника Генштаба. В марте этого года на должность начальника Оперативного управления Генштаба переводится заместитель начальника штаба КОВО генерал-майор Г. К. Маландин, а начальник отдела укрепленных районов штаба КОВО генерал-майор С. И. Ширяев – на должность начальника укрепленных районов.

Сотрудники, выдвинутые на ответственную работу в Генштаб из Киевского Особого военного округа, в силу своей прежней службы продолжали придавать более важное значение Юго-Западному направлению. При оценке общей военно-стратегической обстановки на Западном театре воины их внимание, на наш взгляд, невольно приковывалось к тому, что было более знакомо, тщательно изучено и проверено, что 'прикипело к сердцу', длительно владело сознанием и, естественно, заслоняло собой и отодвигало на второй план наиболее весомые факты и обстоятельства, без которых нельзя было воспроизвести верную картину надвигавшихся событий.

Подобный метод подбора руководящих работников Генерального штаба нельзя признать удачным. Никакого повода или веских оснований к широкому обновлению его [221] состава в условиях приближавшейся войны, да к тому же лицами, тяготевшими по опыту своей прежней деятельности к оценке обстановки с позиций интересов командования Юго-Западного направления, не было..."


Между тем, подобрать такой состав сослуживцев, правильно это было или нет, мог только один человек. Народный комиссар обороны маршал Тимошенко. Понятно, что утверждал назначение этих людей Сталин. Но надо помнить при этом одну важную вещь. Никого из них Сталин лично не знал, поэтому при каждом очередном назначении должен был довериться рекомендациям высшего военного начальника, которому эти люди были как раз известны. Так что собрал их всех под своим крылом именно Тимошенко. И освободить для них места, кстати, мог только Тимошенко. Потому что именно он один мог выйти к Сталину с предложением о снятии их предшественников, под тем предлогом, что те его по каким-то причинам не устраивали. Новая метла, так сказать.

Его, впрочем, можно было понять. Намного проще и продуктивнее работать в среде единомышленников. Так что, думаю, что утверждение о том, что автором идеи главного удара Красной Армии на Украине был именно маршал Тимошенко, подтверждается еще и этим наблюдением.

***

В связи с изложенным, не могу не остановиться на еще одном важном вопросе в перечне сталинских виноватостей.

Как известно, именно маршал Жуков положил начало утверждениям о том, что Сталин считал, что немцы нанесут свой главный удар не в центре страны, в Белоруссии, а на Украине. В своих мемуарах он писал:

«И. В. Сталин был убежден, что гитлеровцы в войне с Советским Союзом будут стремиться в первую очередь овладеть Украиной, Донецким бассейном'{127}. Он считал, что без важнейших жизненных ресурсов, которыми обладали Украина и Северный Кавказ, фашистская Германия не сможет вести длительную и большую войну{128}».

По утверждению Жукова, именно исходя из этого убеждения, Сталин заставлял военных стягивать на Украину наибольшее количество войск. Маршал Жуков, впрочем, как обычно, умолчал о том, что именно считали тогда по этому поводу сами военные. И что именно об этом думал тогда он сам. Но сейчас не об этом.

Заметим, что в двух записках о развертывании вооруженных сил, августовской и сентябрьской, наиболее вероятным направлением главного удара немцев назывался удар севернее Полесья. То есть, в Белоруссии и Прибалтике. Подписаны эти записки тремя военными. Тимошенко, Шапошниковым и Мерецковым. Вроде бы, правильно, именно военные в основном правильно угадали, где немцы нанесут свой главный удар. А Сталин, получается, по свидетельству Жукова, ошибался.

Но вот что интересно. Получается, что, зная о мнении Сталина, военные, тем не менее, ему возражают. И возражают не по второстепенному поводу, а по делу государственной важности.

Только непонятно. Шапошников, по свидетельству того же Жукова, обычно никогда не перечил Сталину. Почитайте по этому поводу «Воспоминания и размышления», там поводов для таких выводов достаточно. Как-то противоречит здесь себе великий маршал.

Впрочем, допустим. Допустим, что Шапошников пошел против мнения Сталина и в августовской записке написал, что немцы ударят на Минск. За что, предположим, Сталин его и снял на самом деле.

Но позвольте. Записку эту подписали два человека, и Шапошников здесь был отнюдь не главным. Главным из них был Тимошенко, подписавший эту записку первым. Но его-то Сталин никуда не уволил. Как так?

Далее. На место Шапошникова приходит Мерецков. Он, естественно, от Сталина или от того же Тимошенко знает, что Сталин ждет наступление немцев главными силами именно на Украине. В сентябре он вместе с Тимошенко подает Сталину еще одну записку о развертывании войск.

И снова главным признается удар немцев севернее Припяти. Снова, получается, вопреки мнению Сталина. То есть, если Тимошенко и Мерецков знают о мнении Сталина об ударе немцев на Украине, значит, снова проявляют строптивость. Особенно, памятуя о снятии Шапошникова.

Но подождите. А где угодливость сталинского окружения, о которой нам прожужжали все уши? Или где их страх перед Сталиным? Снова сплошные противоречия одних фактов другим. Вернее, противоречие фактов чьим-то утверждениям. Впрочем, если факты противоречат чьим-то утверждениям, тем хуже для фактов, не так ли? Мы же с вами с таким отношениям к фактам живем вот уже многие десятки лет, и ничего зазорного в этом не видим...

И снова увольняют начальника Генштаба. Теперь Мерецкова. Но это происходит в январе 1941 года. С сентября, когда была подана записка, многовато получается, не находите? Впрочем, допустим, уволили его не за то, что Тимошенко или даже самому Сталину не понравилось, как тот подготовил декабрьское совещание высшего командного состава и январскую командно-штабную игру. Допустим, дело в его мнении, противоречащем мнению Сталина. Но у Тимошенко-то, судя по его подписи, стоящей выше подписи Мерецкова, мнение тоже противоречило мнению вождя. И снова увольняют подчиненного, но не увольняют его начальника, который несет ответственность за противоречие Сталину, как минимум, никак не меньшую.

И сам Мерецков. Зная, что Сталин высказался даже однажды в пользу того, что немцы ударят на юге, он что, такой революционер, что встал бы в позу перед Сталиным, противореча ему?

Делаем выводы?

Получается на самом деле, что все эти допущения совершенно надуманны, нелогичны и нежизненны. Получается что и Шапошников, и Тимошенко, и Мерецков, высказывали свое мнение о направлении главного удара немцев, будучи никак не связанными сталинским авторитетом. Тогда получается, что и Сталин, как минимум, не возражал против уверенности в направлении главного удара немцев на Минск.

Тогда что означает тот факт, что в мартовской уже записке нового начальника Генштаба Жукова на имя Сталина именно он наиболее вероятным направлением главного удара немцев назвал Украину? Здесь ведь, хотите вы или нет, получается одно из двух. Или Жуков, в отличие от Шапошникова и Мерецкова, угодливо прогнулся перед Сталиным, покорно повторяя его мнение. Поскольку боялся Сталина прогневить. Чего почему-то не боялись другие его коллеги, не такие знаменитые и героические. Или он сам, своим этим утверждением пытался Сталина уверить в мысли, что немцы главный удар нанесут не на Москву, а на Киев. Так что выбирайте вывод, который вам понравится больше. Только, получается, что выбирать приходится из этих двух. Потому что других выводов как-то не просматривается.

О марте, впрочем, речь пойдет еще впереди. А пока вернемся в сентябрь 1940 года.

Уверения Жукова в том, что именно Сталин считал главным направлением будущего удара немцев Украину, и навязывал это свое мнение военному руководству, повторялись потом много раз и многими авторами. В данном случае, предлагаю посмотреть, как об этом сообщил маршал Василевский, рассказывая о реакции Сталина на сентябрьскую записку и, соответственно, доклад военного командования.

А.М. Василевский. «Дело всей жизни».

"...Вернемся, однако, к плану по отражению агрессии. Как нам рассказал К. А. Мерецков, при его рассмотрении И. В. Сталин, касаясь наиболее вероятного направления главного удара потенциального противника, высказал свою точку зрения. По его мнению, Германия постарается направить в случае войны основные усилия не в центре того фронта, который тогда возникнет по линии советско-германской границы, а на юго-западе, с тем чтобы прежде всего захватить у нас наиболее богатые промышленные, сырьевые и сельскохозяйственные районы. В соответствии с этим Генштабу было поручено переработать план, предусмотрев сосредоточение главной группировки наших войск на Юго-Западном направлении...'

Прошу обратить внимание на то, что свои воспоминания Василевский писал, прочитав уже «Воспоминания и размышления» Жукова.

Теперь смотрим, что получается. Августовский доклад Тимошенко и Шапошникова о том, что главный удар немцы нанесут севернее Полесья, возражений у Сталина не вызвал. Потому что, если бы вызвал, повторю, очень сомнительно, что военные стали бы настаивать на этом и в своем сентябрьском докладе. Поэтому Тимошенко с Мерецковым снова уверенно докладывают Сталину, что немцы свой главный удар нанесут там же.

И вдруг Сталин, как утверждается Василевским, выслушав военных в сентябре, по какой-то непонятной причине резко меняет вдруг свое мнение. И высказывается почему-то именно сейчас, что немцы главный свой удар нанесут на Украине.

Допустим. Хотя серьезных данных об этом у Сталина тогда еще не было, да и не могло быть, поскольку кампания германской дезинформации тогда еще не набрала своих оборотов.

Поэтому Сталин явно высказывает здесь некое отвлеченное мнение. Из своих же, чисто эмпирических расчетов. Вот обязательно немцы должны ударить на Украину, и никак иначе. Почему? Потому что Сталин не понимал, что в случае нападения немцы будут преследовать в первую очередь чисто политические цели, а именно, уничтожение советской власти и советского коммунистического государства. Для чего удар на Москву является главным и наиболее выгодным средством. Решение этой задачи, кстати, давало Гитлеру все и сразу, то есть, не только достижение политических целей, но и все упомянутые «важнейшие жизненные ресурсы, которыми обладали Украина и Северный Кавказ». Взяли бы Москву – взяли бы всё. И в самом скором времени.

А Сталин, получается, просто в недомыслии своем считал, что Гитлер нападет с чисто хозяйственными целями. Для ограбления богатой ресурсами республики Советского Союза.

Но не очень ли странным выглядит то совпадение, что высказывает он это своё новое убеждение, непонятно откуда возникшее, сразу после того, как военные именно в этот момент докладывают ему идею главного удара по атакующим германским войскам в их слабо защищенный, как они полагали, правый фланг именно с юго-западного направления, то есть, с территории Украины? При том, что Сталин обязательно должен был как-то обозначить свое отношение к этой идее военных. Поддержать ее или отвергнуть. А если поддержать, то, возможно, наряду и с другими вариантами отражения немецкой агрессии. Разве не так?

Василевский был одним из основных непосредственных разработчиков этого плана. А, говоря о технической стороне дела, пожалуй, и главным исполнителем. В примечании к этому документу в сборнике '1941 год' сказано буквально следующее

ЦА МО РФ. Ф. 16. Оп.2951. Д.239. Лл. 197-244. Рукопись на бланке: «Народный комиссар обороны СССР». Исполнитель: зам[еститель] нач[альника] Опер[ативного] упр[авления] генерал-майор Василевский. Подлинник. Автограф.

И вот такой важный момент. Исполнитель документа Василевский ничего не сказал о том, как оценил Сталин предложение военного командования об ударе с территории Украины. Он вообще ничего не упомянул о том, что такое предложение было тогда ими выдвинуто. Соответственно, ничего не сказал и о том, как отнесся к этому предложению Сталин.

Промолчав об этом, он заявляет вдруг, что Сталин-де решил, что главной целью немцев будет Украина. Именно в обосновании этой уверенности Сталин и предложил военным, как утверждает Василевский, «переработать план, предусмотрев сосредоточение главной группировки наших войск на Юго-Западном направлении...» Но ведь такое сосредоточение предлагал не Сталин. Сосредоточение главной группировки наших войск на Юго-Западном направлении предлагали в этой своей записке Тимошенко с Мерецковым, даже учитывая их уверенность в главном ударе немцев в Белоруссии.

То есть, получается, что Сталин согласился с этим предложением военных. Согласился, как с одним из возможных вариантов дальнейших действий, подчеркну. Но Василевский об этом важном предложении умолчал, скрыл сам факт того, что его выдвинуло именно военное командование.

Но как после такого относиться к утверждению Василевского о том, что Сталин высказался о том, что немцы главный удар нанесут на Украине? Если он промолчал о таком важном предложении военных? А также о том, что ответ Сталина был дан, фактически, именно на это предложение?

И посмотрите, как осторожно, как осмотрительно он обставил это свое заявление. Дескать, сам он от Сталина этого не слышал. Это слышал от Сталина Мерецков. И сообщил об этом Василевскому.

Впрочем, Василевский не единственный, кто лично не слышал от Сталина, что немцы свой главный удар нанесут обязательно на Украине.

Феликс Иванович Чуев. «Сто сорок бесед с Молотовым».

"...– Вот говорят, Сталин не послушал Жукова, приказал не сдавать Киев, – замечает Молотов, – и говорят: Жуков прав. Но Сталин не послушал Жукова, предлагавшего фактически сдать Москву, но об этом не говорят. То, что пишут о Сталине, – самая большая ложь за последнее время.

Жуков упрекает Сталина, – говорит Молотов. – Я не думаю, чтобы Сталин считал так, как Жуков пишет, что главное направление будто бы на Украину. Я этого не думаю. И не думаю, чтобы ссылка на Сталина у Жукова была правильная. Я ведь не меньше Жукова знал о том, что Сталин говорит, а об этом я не помню. Я этого не помню. Я это не могу подтвердить. А факты говорят о том, что немцы шли, действительно, прежде всего на Москву. Они споткнулись около Смоленска и, хочешь не хочешь, пришлось поворачивать на Украину...

Главное – Москва, а не Украина, но Сталин при этом, конечно, считался и с тем, чтобы не дать им возможности толкнуться к Донбассу и к Днепропетровску.

– Жуков пишет, что Донбасс и Киев на три месяца отодвинули Московскую битву.

– Потому что немцы уперлись в Москву. Не сумели. С этим надо считаться... Поэтому тем более на Жукова надо осторожно ссылаться... Вы сейчас можете что угодно говорить, я немножко ближе к этому делу стоял, чем вы, но вы считаете, что я забыл все..."


Так что, мнения и утверждения, это одно. А факты, подтвержденные документами, это совершенно другое. Главный же факт из всего сказанного выглядит однозначно. Как бы ни относился Сталин к вопросу определения направления будущего удара немцев, к сосредоточению главных сил Красной Армии на Украине склоняло его именно высшее военное командование. И на основании документов можно совершенно определенно заключить, что произошло это до того, как Сталин якобы высказал это свое новое мнение об ударе немцев на Украину. Этот факт, полагаю, можно считать доказанным.

Конечно, как это справедливо отметил Молотов, Сталина не могла не заботить и опасность для Украины. Но делать на основании этого вывод о том, что именно это направление Сталин считал единственно возможным, было бы неверно.

Думаю, именно с этим связано то обстоятельство, что наиболее важные подлинные документы по этому вопросу до сих пор историкам неизвестны. То, что на сегодняшний день опубликовано (особенно это касается документов, опубликованных в сборнике «1941 год»), это явно лишь малая часть общего массива документов, касающегося военного планирования того времени. Потому что каждый такой план должен был включать в себя не только служебную записку Генштаба на имя Сталина о порядке стратегического развертывания, но и многие другие документы. А именно, директиву правительства об основах стратегического развертывания; план стратегических перевозок; планы прикрытия стратегического развертывания, план устройства тыла, планы по связи, военным сообщениям, ПВО. Все это до сих пор не опубликовано.

А из той малой части документов, что нам известны (а известны нам лишь копии и черновики, на которых резолюции руководителя никогда не ставятся) совершенно непонятно, какие именно предложения военных были Сталиным приняты и утверждены, а какие были им отклонены. Это можно узнать сегодня только по воспоминаниям военных. Но мы с вами уже видели, насколько можно им доверять безоглядно.

Подлинные же документы, имеющие резолюции Сталина, по всем признакам, должны находиться в Архиве Президента Российской Федерации. Туда разработчики «Малиновки» доступ имели, это видно по тому, что некоторые отдельные документы оттуда в сборнике все же представлены. Но вот по настоящему вопросу, имеющему для понимания той эпохи первостепенное значение, они решили ограничиться копиями, хранящимися в архиве Министерства обороны. И не имеющими, естественно, резолюций и пометок Сталина.

На этом, думаю, можно тему эту закрыть, оставив ее специалистам, занимающимся вопросами истории военного планирования накануне войны. Собственно, там-то во многом и лежит объяснение причин поражения Красной Армии летом 1941 года. Но это уже разбор действий военного командования и допущенных им накануне войны серьезных и трагических ошибок.

Нам же, в рамках настоящей работы, из всего сказанного достаточно еще раз обратить внимание на то, как относился Сталин к самой по себе постановке вопроса об угрозе германского нападения. То есть, на то, как он в эту угрозу «не верил».


ОКТЯБРЬ 1940 года.


4 октября Гитлер встретился с Муссолини на Бреннерском перевале, на границе между Италией и Германией. Темой встречи было создание широкой антианглийской коалиции, с участием Италии, Испании и вишистской Франции. Разговор коснулся и Советской России. Гитлер, в частности, заявил Муссолини, что расчеты Сталина на то, что будущая война будет продолжительной и тяжелой, неверны. По его мнению, русским не удастся организовыать сколько-нибудь эффективное сопротивление, поскольку, как он заявил, «Большевизм – это доктрина людей, которые находятся на самой низкой ступени развития цивилизации».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю