Текст книги "22 июня 1941 года(СИ)"

Автор книги: Владимир Чунихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 68 страниц)

Все распорядительные документы командования фронтов и армий должны были готовиться в соответствии со сложившейся обстановкой в реальном времени.

В основу стратегической обстановки были положены предполагаемые события, которые могли развернуться на западной границе в случае нападения Германии на Советский Союз. Составление планов игр основывалось на том основополагающем обстоятельстве, что «западные» были нападающей стороной, а «восточные» – обороняющейся.

В первой игре проигрывались боевые действия на вспомогательном направлении, то есть, к северу от Бреста. Во второй игре отрабатывались действия на южном направлении, в полосе главного удара противника.

В условия игр была заложена предыстория, в которой излагались события, предшествовавшие их началу. Согласно ей, «западные», упредив в развертывании «восточных», 15 июля 1941 года вторглись на территорию Советского Союза. К северу от Бреста до Балтийского моря, где были развернуты свыше 60 дивизий, «западные» наносили вспомогательный удар с целью обеспечить действия своих южных соседей на главном направлении.

К 23-25 июня войска «западных» достигли рубежа Осовец, Лида, Каунас, Шяуляй, то есть продвинулись на 70 – 120 километров на восток от государственной границы. Дальнейшее продвижение противника было остановлено «восточными», которые силами 50 дивизий, нанесли контрудар, заставив «западных» отойти на заранее подготовленный к обороне рубеж по линии государственной границы, а где-то и вглубь своей территории. Здесь «западные» получили из резерва значительные подкрепления и должны были ориентировочно с 10 августа перейти в новое наступление, в ходе которого разгромить «восточных» и к 5 сентября 1941 года выйти на рубеж Минск, Двинск, Рига.

Первая игра начиналась событиями 1 августа. «Восточными» командовал генерал-полковник танковых войск Павлов, «западными» – генерал армии Жуков.

Согласно условиям игры, 1 августа 1941 года Северо-Западный фронт «восточных», отразив наступление «западных», вышел к линии государственной границы. В этот день генерал Павлов получил задачу разгромить «западных» в Восточной Пруссии. Северо-Западный фронт под его командованием с 6 августа наносил главный удар своим левым крылом с задачей отрезать войска противника от основных сил и прижать их к морю в Восточной Пруссии. Одновременно войска его правого крыла должны были наступать на Кенигсберг.

Справа от него Северный фронт 5 августа должен был перейти в наступление с целью разгрома «северо-западных» (то есть, финнов), наступавших на Ленинград. Слева Западный фронт, обеспечивая удар своего северного соседа на Восточную Пруссию, должен был наступать на Варшаву.

В течение 1-7 августа Северо-Западный фронт «восточных» генерала Павлова в основном выполнил поставленные задачи. Войска фронта форсировали Неман, захватив плацдарм на его левом берегу юго-восточнее Тильзита, и продвинулись далее на 25-30 километров. Войсками фронта был очищен сувалкский выступ, в котором оказалась в окружении группировка «западных»; часть ее была уничтожена, однако основные силы к исходу 7 августа вышли из окружения и закрепились на очередном рубеже. В дальнейшем, где-то до 11 августа, войска левого крыла Северо-Западного фронта генерала Павлова преследовали отходящего противника, который, отступив, занял заранее подготовленные сильные укрепления. Здесь в течение нескольких дней «восточные» их штурмовали, впрочем, без какого-либо продвижения. Тем не менее, наступление войск генерала Павлова в этой игре развивалось, хотя и медленно, но в целом успешно. До определенного момента.

Генерал Жуков, получив из резерва «западных» крупные силы, сформировал из них ударный кулак, в который вошли четыре армейских и один механизированный корпус, две танковые дивизии и четыре танковые бригады. С утра 12 августа эта мощная группировка перешла в наступление во фланг наступающим войскам «восточных» в общем направлении на Ломжу. Фронт «восточных» был прорван, в прорыв были введены танковые соединения «западных». Одновременно нанесли удар и соединения левого крыла Восточного фронта «западных», нанеся поражение переправившимся через Западный Буг силам «восточных». Дальнейшая реализация этого замысла могла привести к окружению до 20 их стрелковых дивизий и до четырех танковых бригад.

Первая игра была закончена в соответствии с распорядком, на обстановке, сложившейся на 14-00 13 августа 1941 года. Понятно, что, хотя дальнейший ход военных действий не разыгрывался, сложилась ситуация, в которой «восточные» должны были потерпеть поражение.

Сразу необходимо отметить, что утверждение маршала Жукова, что события, сложившиеся в ходе игры во многом оказались схожими с теми, которые возникли после 22 июня 1941 года верно лишь отчасти. В игре ведь «восточных» поймали на том, что основные их силы были втянуты в наступление в Восточной Пруссии, чего не было в действительности.

Эта ситуация скорее походила на разгром в 1920 году под Варшавой Западного фронта Тухачевского. С той разницей, что там наступающие сознательно оголили свой фланг, бросив все силы на Варшавское направление. Здесь этого не было. Штурм мощных укреплений в Восточной Пруссии был предписан генералу Павлову самими условиями задания. Но даже и здесь нельзя сказать, что генерал Павлов не видел угрозу своему флангу, именно поэтому он уделил внимание ликвидации сувалкского выступа. Откуда как раз в действительности и был нанесен немцами один из основных своих ударов 22 июня.

Здесь поражение «восточных» под командованием Павлова было заложено, повторю, самими условиями игры. И еще тем, что руководство игры предоставило Жукову такую мощную группировку, которая гарантированно нанесла «восточным» поражение. Заслугой генерала Жукова было то, что он не растранжирил переданные ему резервы, а собрал их в единый кулак. Это не всегда позволяет сделать тяжелая обстановка на фронте, будем справедливыми. Но в данном случае, как раз войска генерала Жукова, превосходя в численности «восточных», да еще и за своими могучими укреплениями в Восточной Пруссии никаких особых затруднений не испытывали.

Еще меньше оснований считать, что в этой игре Жуков «показал Павлову, как будет действовать в июне Гудериан». Гудериан, как и прочие немецкие генералы в июне действовали так, как совершенно не предвидел этого сам генерал Жуков.

Более того. Генерал Жуков получил от руководства игры, пусть и в мягкой форме, но замечание по поводу того, что он не смог сохранить сувалкский выступ. Об этом в своих мемуарах вспоминал маршал Захаров.

"...По решению «западных» руководитель учений сделал следующие замечания.

Наносить контрудары перед укрепленными районами нецелесообразно и опасно; при неудачных действиях атакующих противник на плечах отходящих войск может ворваться в укрепленные районы. Следует стремиться нанести наибольший урон наступающему огневыми средствами, не допуская разгрома своих войск по частям перед укрепленными районами. Оставлять сувалкский выступ также нецелесообразно, лучше сохранить его за собой, чтобы в последующем одновременными ударами с выступа из района Брест-Литовска на Барановичи изолировать всю основную группировку Северо-Западного фронта..."

То есть, на то, «как будет действовать Гудериан», который наступал в июне из района Бреста, а также на то, как будет действовать генерал Гот, который и ударил как раз из сувалкского выступа, прямо указал сам маршал Тимошенко. И указал на это не столько Павлову, сколько Жукову.

Действия же «восточных» были признаны по существу правильными. Но генералу Павлову было тоже сделано замечание. Сущность его состояла в том, что для удара такой глубины было необходимо собрать больше сил. Замечание несколько странное, учитывая, что войска «восточных» были количественно меньше «западных». И если выделить больше сил на усиление ударной группировки, то сделать это можно было только за счет своего левого крыла, по которму и был нанесен удар собранной Жуковым мощной группировки. Которое и без того не могло сдержать ее удар.

А в общем, как указал маршал Захаров, игра вскрыла те самые недостатки в уровне подготовки уже высшего командного состава Красной Армии, которые и явились, надо полагать, основанием для подписания в январе наркомом обороны специальной директивы по этому поводу.

«...Таким образом, итоги первой игры показали, что оперативно-стратегический кругозор многих командиров высшего звена был далек от совершенства и требовал дальнейшего кропотливого и настойчивого труда в оттачивании искусства управления и вождения крупными соединениями, глубокого усвоения характера современных операций, их организации, планирования и последовательного осуществления на практике...»

Очень правильное, хотя и несколько округлое и дипломатичное замечание. Только вот интересно, а почему маршал Захаров счел его возможным вообще вставить в свои воспоминания? И именно в связи с первой игрой?

Вторая игра началась 8 января.

По ее условиям свой главный удар «западные», в союзе с 'юго-западными' и 'южными', силами 140-150 дивизий нанесли в полосе к югу от Бреста. Свое наступление здесь «западные» начали 1 августа 1941 года силами своего Юго-Восточного фронта. Удар был направлен против Львовской группировки «восточных». На рубеже Львов – Ковель наступление «западных» было остановлено сильным контрударом «восточных». Преследуя противника, их Юго-Западный фронт разгромил группировку «западных» в районе Люблина и к исходу 8 августа вышел на Вислу. Потеряв до 20 дивизий, «западные» отошли на заранее подготовленный рубеж обороны.

Южный фронт «западных» перешел в наступление 2 августа. Его соединения прорвали оборону 'восточных' и, развивая успех, к исходу 8 августа вышли к Днестру, в нескольких местах форсировав его.

Участники игры начинали действовать 8 августа. За «восточную» сторону играл генерал Жуков, который командовал теперь Юго-Западным фронтом, действовавшим от Бреста до Черного моря. В его распоряжении были 81 стрелковая, 6 кавалерийских, 10 танковых и 4 механизированные дивизии, 12 отдельных танковых и 6 отдельных механизированных бригад, около 8840 танков, 5790 самолетов.

Юго-Восточный фронт «западных» под командованием генерала Павлова располагал 37 пехотными и 2 кавалерийскими дивизиями, 4 механизированными бригадами, около 739 танков, 2170 самолетов.

В состав Южного фронта «западных», которым командовал генерал-лейтенант Ф.И. Кузнецов, входили 48 пехотных, 4 кавалерийские, 4 танковые, 2 механизированные дивизии и 2 мехбригады, 2475 танков и 2286 самолетов.

Таким образом, мы видим, что в составе двух фронтов «западных», которые противостояли генералу Жукову, имелось 85 пехотных, 6 кавалерийских, 4 танковые, 2 механизированные дивизии, 6 механизированных бригад, 3214 танков и 4456 самолетов.

Одновременно с этим бросается в глаза недостаточность сил, входивших в состав Юго-Восточного фронта «западных» под командованием генерала Павлова. Их было значительно меньше, чем у Южного фронта тех же «западных». Несмотря на то, что он должен был выполнять как минимум не менее ответственные задачи. Но это, видимо, явилось следствием тех потерь, которые понес этот фронт по условиям игры к ее началу.

К исходу 8 августа генерал Жуков получил от руководства игры вводную, согласно которой, противник продолжал наступление на юге, создавая угрозу глубокому тылу войск его Юго-Западного фронта. Поэтому первоначальным его решением было ликвидировать эту опасность ударами по флангам и окружением наступавшей группировки. Во-вторых, он решил сорвать угрозу наступления противника на люблинско-львовском направлении. Одновременно с этим Жуков создал мощную группировку для того, чтобы нанести удар на главном направлении на Будапешт. Этот удар давал возможность расколоть общий фронт коалиции врага, изолировать силы основного противника от армии его союзников, то есть «юго-западных» (венгров) и «южных» (румын).

Для решения этой главной задачи фронт имел сильные резервы: конно-механизированную армию в составе механизированного и двух кавалерийских корпусов, а также отдельные механизированный, два стрелковых корпуса и танковую дивизию. Всего в ударной группировке получалось девятнадцать дивизий: шесть стрелковых, пять танковых, две моторизованных и шесть кавалерийских. Проводя частные операции на крыльях фронта, необходимо было сохранить эти резервы для главного удара.

Жуков с этой задачей справился отлично. Ликвидировав угрозу своим флангам, в период с 15 по 20 августа он перехватил инициативу у 'западных' и нанес в центре удар на Будапешт. Одновременно с этим войска правого крыла Юго-Западного фронта наносили вспомогательный удар на Краков, а левого, окружив войска «западных» восточнее Днестра, на Фокшаны, в Румынию. Правда, все эти три удара наносились в расходящихся направлениях, но выглядело это на картах красиво.

Окончательный исход игры зависел от решений, принятых сторонами 20 августа. Естественно, победившей стороной оказался Юго-Западный фронт 'восточных' под командованием генерала Жукова.

Таким образом, получилось так, что в целом по результатам обеих игр успеха достигала та сторона, войсками которой командовал Г.К. Жуков.

***

Вернемся снова к рассказу маршала Жукова.

В его описании явно ощущается одна нота. Недовольство Сталина и связанное с этим подавленное настроение военного командования. Причем, Жуков показывает недоумение его причинами. И старается передать беспредметность сталинского гнева, несколько сместив акценты на его недовольство работой Мерецкова. Но обратите внимание. Жесткое сталинское недовольство впервые, даже в его изложении, было высказано еще до начала командно-штабной игры. Более того. Здесь недвусмысленно описано резкое недовольство Сталина не конкретно Мерецковым, но явно всем высшим военным командованием. Вспомним описанный им эпизод выговора Сталина Тимошенко за преждевременно закрытое совещание. И ничем здесь пока Мерецков, вроде бы, еще не провинился.

Думаю, причину недовольства Сталина можно попробовать понять, присмотревшись к тому, о чем Жуков умолчал. И сопоставив его рассказы с теми странностями, связанными с проведением оперативно-стратегической игры, которые до сих пор заставляют исследователей удивляться.

То, что Жуков в своих мемуарах вообще не упомянул о второй игре, где «красные» одержали победу, в общем-то, понятно. Это было необходимым условием для того, чтобы создать впечатление, что недовольство Сталина имеет вполне понятное, житейское, так сказать, объяснение. Упомяни о второй игре и ее результатах, и причины недовольства Сталина оказываются за пределами этого объяснения. А так имеем готовую причину. Сталин от поражения «красных» впал в неконтролируемую ярость, под горячую руку подвернулся Мерецков, которого он почему-то невзлюбил, а потому обложил того «несколькими резкими замечаниями, о которых вспоминать не хочется».

А на самом деле мы видим, что Жукову «не хочется» вспоминать не только существо претензий Сталина к Мерецкову. Но и самое существо того, что произошло тогда на самом деле.

Из хода обеих оперативно-стратегических игр видно, что утверждение маршала Жукова о том, что Сталин был раздосадован неудачей «красных» , неубедительно. Потому, прежде всего, что «красные» потерпели поражение только в первой игре. А именно, в попытке развивать наступление севернее Полесья. Во второй же игре «красные», наоборот, одержали блестящую победу. Если уж говорить о его недовольстве действиями «красной» стороны, то более точным было бы сказать, что недовольство могла вызвать у него неудача «красных» по «северному» варианту наступательной операции. Но тогда уже можно говорить не об обманутых «патриотических» ожиданиях Сталина, а несколько о другом.

Это недовольство становится более понятным, если вспомнить его вопрос о неестественном соотношении чего-то с чем-то. Ведь ответа на его вопрос, в изложении Жукова, Сталин так и не получил. Что уже само по себе странно, поскольку на чьи-чьи, но уж на вопросы Сталина, конечно, положено было отвечать. А вопрос был действительно важный. Только правильно ли можно его понять в том виде, как это описал Жуков? Из его рассказа можно понять и так, почему, например, в первой игре против 60 немецких здесь выставлены лишь 50 советских дивизий? А так ли это?

Присмотримся еще раз к этой сцене.

"...Доклад у К. А. Мерецкова явно не ладился. В оценках событий и решений сторон у него уже не было логики. Когда он привел данные о соотношении сил сторон и преимуществе «синих» в начале игры, особенно в танках и авиации, И.В. Сталин, будучи раздосадован неудачей «красных», остановил его, заявив:

– Откуда вы берете такое соотношение?.."

Оставим на совести маршала его утверждение о том, что Сталин был раздосадован именно неудачей «красных». Всегда ведь можно допустить, что Сталин сам, в доверительной беседе, так прямо и выложил Жукову, да, мол, я так раздосадован неудачей «красных», что кушать не могу. Поэтому не будем останавливаться пока на этом утверждении. Гораздо интереснее другое.

О каком соотношении здесь идет речь? О соотношении сторон? Но оно определяется расчетами Генштаба, которые были изложены в записках на имя Сталина и Молотова в августе, сентябре и октябре. Поэтому ответ на вопрос, откуда взялось такое соотношение сторон, Сталину был хорошо известен. И сомнений у него ранее не вызывал, поскольку соотношение сторон определяется не чьими-то желаниями, а реальностью, такой, как ее видел, в данном случае, Генштаб. И как изложил в своих записках на его имя.

Причем о реакции Сталина на эти цифры говорит тот факт, что нигде они в этих последовательно поданных записках фактически не изменены. Это значит, что вопросов и возражений они у него тогда не вызывали. Получается, что принимал он их как данность. Во всяком случае, ясно, что воспринимал он тогда сведения о соотношении сторон, представленные Генеральным штабом, как вполне допустимую величину.

Поэтому вопрос Сталина, откуда Мерецков взял такое соотношение, не должен был касаться соотношения сторон «восточных» и «западных».

Только... А где здесь сказано, что Сталин спросил о соотношении сторон? Впечатление об этом пытается создать Жуков, это да, но даже он не рискнул спросить за Сталина о соотношении именно сторон.

Тогда о соотношении чего спросил Сталин? Ответ здесь можно найти, присмотревшись к условиям обеих игр. Ведь есть еще и соотношение сил в группировках на севере и на юге. Как немецких войск, так и советских. Группировка советских войск в обеих играх была дана фактически в соответствии с октябрьской запиской об исполнении замечаний Сталина по оперативному развертыванию РККА. Поэтому недоумений у него вызвать не могла. А вот в группировку немецких войск руководство игры произвольно внесло достаточно заметные изменения.

Напомню, что в двух записках Генштаба, от августа и сентября, указывалось, что немцы могут развернуть свои главные силы севернее или южнее Полесья. При этом соотношение сил в этих группировках предполагалось примерно одинаковым в обоих вариантах. Только местами менялись группировки, главная и вспомогательная. Но соотношение между ними всегда было одинаковым. Примерно 120 дивизий для главной и 50 дивизий для вспомогательной. При главном ударе на севере от немцев ожидали здесь сосредоточение до 123 пехотных и до 10 танковых дивизий. На юге, соответственно, до 50 пехотных и 5 танковых дивизий. При главном ударе немецкой армии на юге ожидалось сосредоточение здесь 110-120 германских пехотных дивизий и основной части танков, «...оставив для действий на севере 50-60 пехотных дивизий...» Это расчеты, в истинности которых расписались Тимошенко, Шапошников и сам Мерецков.

В распоряжение «западных» руководство игры выделило, как мы видели, максимально предполагаемое количество войск для вспомогательной группировки, 60 дивизий. Однако по условиям предыстории к игре, которая не проигрывалась, немецкая группировка, отступив через две недели после своего вторжения на линию границы, и даже где-то на свою территорию, получила из непонятно откуда взявшихся резервов почти 20 дивизий, целых две свежие армии, одну из которых танковую. А ведь расчеты Генштаба указывали на сосредоточение в северной группе германских войск в случае их главного удара на юге, самое большее 60 дивизий с учетом всех возможных резервов. Получается, что руководство игры, Тимошенко и Мерецков, искуственно завысив силы «западных», Жукову явно подыграли.

На второй игре опять сложилась примерно такая же ситуация. Только здесь силы «западных», которыми командовал теперь генерал Павлов, были уже искусственно занижены. По условиям предыстории к игре, которая опять же не проигрывалась, их войска, отброшенные после вторжения снова на границу, а потом и за ее пределы, потеряли безвозвратно 20 дивизий.

Откуда взялись колоссальные потери у южной группировки немцев, которые они понесли еще до начала игры?

Маршал Советского Союза М.В. Захаров в своих воспоминаниях, рассказывая о ходе этой оперативной игры, написал следующее.

«...На играх были допущены просчеты и с созданием выгодного соотношения сторон – важным фактором в подготовке, ведении и успешном завершении любых операций. Перевес в силах по пехотным войскам как в первом, так и во втором случае оказался на стороне противника. В частности, в первой игре это обстоятельство позволило „западным“ создать крупную группировку на своем левом фланге для нанесения удара в направлении Рига, Двинск, удачно решить эту задачу и выиграть операцию...»

Здесь маршал Захаров несколько смещает акценты в сторону традиционного объяснения главного недостатка условий игры, а именно, о перевесе сил немцев. Между тем, повторю, этот перевес был изобретен не в игре, он основывался на подлинных расчетах Генштаба того времени. Другое дело, и об этом маршал Захаров не пишет, немедленный удар «восточных» в первой игре на превосходящие силы противника, да еще и укрытые за мощными укреплениями, и не мог кончиться ничем хорошим.

И о перевесе сил во второй игре он написал без учета «уничтоженных» двадцати дивизий противника. После их «уничтожения» к началу игры, силы стали примерно равными, а по танкам у Жукова и вовсе был более чем двукратный перевес, 8840 танков у «восточных» против 3204 танков у «западных».

Но вот, объясняя все это, маршал Захаров объяснил заодно и то, откуда взяло руководство Наркомата обороны и Генерального штаба двадцать «уничтоженных» немецких дивизий.

«...Составители игры объясняли этот просчет следующим: при разработке задания они исходили из того, что наши дивизии якобы в полтора раза сильнее немецких, и поэтому при меньшем количестве соединений перевес в живой силе и технике был на их стороне. Таким образом, в Генштабе считали, что численного превосходства у противника не было. Такое предвзятое толкование этого важнейшего вопроса было осуждено как необоснованное...»

То есть по условиям руководства игры немцы понесли такие потери вследствие качественного превосходства советских дивизий. Кстати, при таком подходе непонятно, зачем надо было вообще затевать эти игры? Если так вот, играючи, еще до начала проигрываемого этапа, Красная Армия попросту вдребезги разносит десятки немецких дивизий. В силу своего качественного превосходства.

Маршал Захаров несколько загадочно написал, что кем-то такой подход был осужден как необоснованный. Кем? Ну, понятно, что маршал Захаров, хотя и был, на момент написания, маршалом, и начальником Генерального штаба, не обо всем мог писать открыто. И без того его воспоминания были в то время запрещены к изданию. В том числе и за слишком уж прозрачные заявления.

Кем могло быть осуждено это шапкозакидательство? Так Сталиным, кем же еще? Кто еще имел возможность «поправлять» высшее военное командование?

Между тем, подобные взгляды были характерны не только для Генштаба, но и для многих советских высших командиров. В частности, примерно те же мысли в своем докладе на декабрьском совещании излагал генерал Павлов.

Откуда были взяты эти представления? Из каких таких расчетов? Все ли в этих расчетах учитывалось? А самое главное, кто, где и когда эти расчеты проверял? Между тем, утверждения эти выдавались за категорическую истину. Вот так, просто, утверждалось и все. А какой будет действительность? Так если она будет иной, тогда и возражайте. А сейчас это самые передовые взгляды, отражающие к тому же уверенность в непоколебимой силе Красной Армии.

Подобные взгляды, впрочем, вызвали у Сталина, как мы видим, весьма прохладное отношение. Но будем реалистами. Такие убеждения, причем убеждения авторитетных специалистов, профессионалов, их так просто начальственным нажимом не вытравишь. Это же уже не игра, это жизнь. Это опыт, профессиональные навыки, убеждения, наконец. Только жизнь очень скоро заставит платить за такие взгляды и такие убеждения большой кровью.

Так или иначе, но получается, что самими условиями, предложенными руководством игр к их началу, было произвольно изменено соотношение немецких сил на севере и на юге. Причем на севере они были завышены, а на юге – занижены.

Учитывая такое искусственное перераспределение сил, Генштаб в условия игры определил на самом деле для противника на направлении его главного удара на юге 90 дивизий (110 минус 20), а для вспомогательного направления севернее Бреста – 80 дивизий (60 плюс 20). Отсюда следует, что, хотя юго-западное направление германского наступления и называлось главным, силы туда наш Генштаб выделил в игре примерно такие же, что на западное и северо-западное направление. То есть, получается, что главной группировки по условиям игр немцы не создавали. Отказались полностью от идеи своего главного удара.

Это и вызвало, на мой взгляд, вполне закономерный вопрос Сталина: «Откуда вы берете такое соотношение?»

Ответа на этот вопрос Мерецков, понятно, дать не мог. Объяснение причин этого у него было, конечно, Для чего-то ведь вся эта коллизия создавалась, не может быть она следствием досадной арифметической ошибки, поскольку влияет на саму основу игры. Но произнести вслух действительную причину этих странных манипуляций, Мерецков не мог. Так как эта причина как раз и заключалась в том, чтобы произвести гарантированно большее впечатление на Сталина. Поэтому и описывает Жуков, как Мерецков «повторялся и сбивался», когда Сталин этой странной непонятности удивился и начал докапываться до ее причин.

Добавим сюда и вот еще что. Поскольку проводились не одна, а две оперативно-стратегические игры, логично было бы проиграть на них отдельно действия наших войск при главном ударе немцев севернее и южнее Полесья. Здесь же были проиграны действия при ударе главных сил немцев только по одному варианту, южному. И совершенно проигнорирован вариант сосредоточения главных сил немецкой армии севернее. А ведь этот вариант никто не отменял, планы по нему должны были быть подготовлены точно также, как и по «юго-западному» варианту, к 1 мая.

Пусть маршалы и писали в своих мемуарах, что «западный» вариант не получил у Сталина должной поддержки, это же не значит, что он был отменен. Как нас ни стараются уверить, что это Сталин заставил военных считать южное направление единственно верным, ясно, что сам факт того, что он поручил проработать оба варианта, северный и южный на равных основаниях, говорит о том, что направление на Москву Сталин вовсе не считал маловероятным. Это видно из того, хотя бы, что срок подготовки документов по нему был определен такой же, как и для украинского варианта. И лишь позднее этот срок был перенесен на осень. Но не отменен. А это означает, что от него не отказались вовсе.

Кстати, сам по себе перенос срока подготовки этого плана говорит о многом. Потому что инициатором этого переноса могло быть только руководство Генштаба, мол, не успеваем. Для Сталина причин к тому, чтобы инициировать перенос срока подготовки документов по этому варианту, просто не было. А ведь получается, что тот, кто инициировал «долгий ящик» западного варианта, тот и был в этом «долгом ящике» заинтересован.

И тем не менее. Каким бы образом подготовка этого варианта не задерживалась, это не отменяет того простого факта, что руководство страны от него вовсе не отказалось.

Но если имеется два варианта возможного развития событий, к тому же, если эти варианты закреплены документально, то было бы логичным проиграть их оба. Тем более, если эта оперативная игра специально была разбита на две самостоятельные части.

И еще. Достаточно легкомысленным выглядит то, что проигрывался не этап отражения нападения Германии, а сразу следующий этап, ответное наступление Красной Армии. Нет, конечно, никто не утверждает, что проверять таким образом возможности Красной Армии к нанесению котрудара нельзя. И можно, и нужно. Но проверять это надо было, только изучив сначала тщательно и предметно в такой же игре порядок отражения первого германского удара.

Заметим. Всего за месяц до этого, в ноябре-декабре, в Германии тоже была проведена командно-штабная игра, в ходе которой вырабатывались наиболее оптимальные действия немецких войск при вторжении на советскую территорию. Там все было понятно и логично. Проигрывалось именно внезапное наступление. Для конкретных соединений рассматривались варианты их действий в той или иной ситуации. В первый день выполнены такие-то задачи. Во второй день достигнуты такие-то рубежи. Третий день... Четвертый...

То есть немцами реально проигрывались варианты нападения на Советский Союз. С реальным соотношением сторон, которое на тот момент было им известно.

В игре, подготовленной и проведенной в январе 1941 года советским Генштабом, основным отличием был полный отрыв от реальности. Здесь не было проиграно ни то, как советские войска должны остановить и отразить германское нападение. Но не было рассмотрено, впрочем, и то, как Советский Союз внезапно нападает на Германию, как это «открыл» всему свету небезызвестный В. Резун.

Потому что эти игры начались не с первого дня, когда группировки сторон расположены там, где это выгодно нападающей стороне. Они начались с того момента, когда напавшие немцы уже отброшены, где-то на границу, где-то даже и перешагнув ее, и подготовлено ответное наступление Красной Армии. То есть, в обстановке, уже значительно отличающейся от реальности. После начала военных действий и первых сражений, а также их гадательных последствий, заложенных в предысторию обеих игр, ни о каких подлинных сведениях о противнике, их местоположении, позиции и реальных силах, не могло быть и речи. Поэтому, о каком планировании реального внезапного нападения на Германию можно говорить?