Текст книги "22 июня 1941 года(СИ)"

Автор книги: Владимир Чунихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 68 страниц)

Показания генерал-майора Григорьева.

"...Член суда тов. Орлов. Давая показания об обстановке в штабе округа перед началом войны, вы говорите: «Война, начавшаяся 22 июня, застала Западный Особый военный округ врасплох. Мирное настроение, царившее все время в штабе, безусловно, передавалось и в войска. Только этим „благодушием“ можно объяснить тот факт, что авиация была немецким налетом застигнута на земле. Штабы армий находились на зимних квартирах и были разгромлены и, наконец, часть войск (Брестский гарнизон) подвергалась бомбардировке на своих зимних квартирах» (лд. 76 том 4-й).

Эти показания соответствуют действительности?

Подсудимый. Да...

...Член суда тов. Орлов. Чувствовалось ли в штабе округа приближение войны?

Подсудимый. Нет. Начальник штаба округа Климовских считал, что все наши мероприятия по передвижению войск к границе есть мера предупредительная.

Член суда тов. Орлов. Кто во всем этом виновен?

Подсудимый. Виновны в этом командующий Павлов, начальник штаба Климовских, член Военного совета Фоминых' и другие.

Член суда тов. Орлов. На дд. 79 4-го тома вы дали такие показания: «Выезжая из Минска, мне командир полка связи доложил, что отдел химвойск не разрешил ему взять боевые противогазы из НЗ. Артотдел округа не разрешил ему взять патроны из НЗ, и полк имеет только караульную норму по 15 патронов на бойца, а обозно-вещевой отдел не разрешил взять из НЗ полевые кухни. Таким образом, даже днем 18 июня довольствующие отделы штаба не были ориентированы, что война близка... И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность».

Подсудимый. Все это верно..."

Взято из сборника документов «...Уничтожить Россию весной 1941 г.» (А. Гитлер, 31 июля 1940 года): Документы спецслужб СССР и Германии. 1937-1945 гг. / Сост. Ямпольский В. П./ – М.; Кучково поле, 2008.

Обратите внимание. Согласно показаниям начальника связи штаба Западного фронта генерал-майора Григорьева, ещё 18 июня 1941 года штабом округа была получена телеграмма начальника Генерального Штаба. Судя по тому, в каком контексте она упоминается, телеграмма эта требовала привести войска округа в повышенную боевую готовность.

Телеграмма эта до сих пор не найдена. Более того, в кругах любителей военной истории до сих пор идут споры по поводу самого её существования. Не будем здесь продолжать его.

По-моему, намного важнее то, что именно в это время в приграничных военных округах происходят события, которые действительно свидетельствуют о явных признаках подготовки войск к отражению нападения Германии. В Прибалтийском особом военном округе мы видели приказ его командующего генерал-полковника Кузнецова номер 00229 от 18 июня 1941 года. В протоколе судебного заседания, рассмотревшего обвинения в адрес командования Западного особого военного округа, отмечалось невыполнение им требований, изложенных в телеграмме начальника Генштаба от 18 июня. Содержание этой телеграммы на суде не раскрывалось, но поскольку суд проходил всего через месяц после начала войны, оно, видимо, особых пояснений не требовало. Все были в курсе того, о чём идёт речь.

А вот что происходило в это время в Киевском особом военном округе.

Егоров А.В. «С верой в победу (Записки командира танкового полка)».

"Такова военная служба: еще несколько дней назад я жил делами и заботами командира отдельного танкового разведывательного батальона, а сегодня (речь, судя по дальнейшему изложению, идёт о 21 июня 1941 года – В.Ч.) вступаю в новую должность – начальника штаба 63-го танкового полка 32-й танковой дивизии. Чтобы представиться командованию, утром прибыл в штаб, разместившийся на окраине Львова в помещении бывшего кадетского корпуса...

...– Все ли ясно? – спросил комдив, давая понять, что разговор окончен.

Я молчал, не решаясь высказать те мысли, которые в последние дни не давали покоя. Пушкин понял мою заминку и, глядя в упор, потребовал:

– Говори!

– Товарищ полковник, – начал я осторожно, – восьмая танковая вчера по тревоге вышла на полигон. Все чаще говорят о скорой войне..."

Прошу обратить внимание. Восьмая танковая дивизия, соседняя с 32-й танковой, где служил Егоров, 20 июня 1941 года была поднята по тревоге и выдвинута из пункта постоянной дислокации.

"...– Что ж, – прервал меня Пушкин, – обстановка на границе действительно тревожная. Мы, конечно, не можем не верить Заявлению ТАСС{1}, но то, что немцы готовятся к войне против Советского Союза, – тоже факт.

Ефим Григорьевич задумался, будто решал, добавить ли еще что-то к сказанному. Наконец продолжил: [6]

– В разведсводках есть сообщение о том, что немцы даже заготовили указатели дорог в направлении Львова и других городов. Назначены гитлеровские коменданты городов, в том числе Львова и Перемышля. Все это надо иметь в виду... Позавчера командующий армией приказал привести полки в повышенную боевую готовность. Машины полностью заправлены горючим. Личному составу выдан один боекомплект боеприпасов и неприкосновенный запас продовольствия. 23 июня ваш полк будет выведен на полигон, – спокойно закончил комдив. – Вот и все. Выводы делай сам. Желаю успеха, до свидания, – подал он на прощание руку..."

Итак. Судя по этому свидетельству, 18 или 19 июня 1941 года командующий 6-й армией генерал Музыченко приказал привести войска в повышенную боевую готовность. Возможно, не все, возможно только часть войск. О приказе, подобному приказу номер 00229, здесь неизвестно. Возможно, в данном случае, приказы отдавались устно. Но ведь отдавались. А почему тоже в это время? Ещё раз вспомним о телеграмме начальника Генерального Штаба от 18 июня, которую упомянул в своих показаниях генерал-майор Григорьев.

И заметим ещё раз контраст с тем, что происходило в это же время в Западном Особом военном округе. Там даже патроны в частях имелись не выше караульной нормы. В то же самое время, когда в Киевском округе уже 19 июня танки были полностью заправлены горючим, личному составу выдан полный боекомплект боеприпасов и неприкосновенный запас продовольствия.

"...Начальник штаба дивизии подполковник С. В. Зимин коротко информировал меня о штабе полка. По его словам, штаб полка укомплектован, но как орган управления слажен недостаточно. Работа мне предстояла большая и трудная... и надо было торопиться.

С этими мыслями я пришел в полк. Проверив мои документы, дежурный по части лейтенант Струк доложил:

– Командир полка с командирами батальонов и рот находится на рекогносцировке маршрутов и района сбора по боевой тревоге..."

Боевая тревога ещё не объявлена. Но танковые командиры уже определяют на местности будущие действия полка по тревоге.

"...Старший лейтенант Сизов довольно подробно рассказал мне о работе, проделанной штабом полка по доукомплектованию батальонов и рот, подготовке их к выходу на полигон.

– Три дня тому назад, – сообщил он, – по приказу командира дивизии в танки загружены боеприпасы. Так что на полигон они выйдут с полным боекомплектом..."

Снова три дня назад. 18 июня.

"... ту ночь мне долго не спалось: перебирал в памяти события минувшего дня, думал о завтрашнем. Наконец сон одолел меня. Сколько я проспал – не знаю. Разбудил настойчивый телефонный звонок. Вскочил с постели. В комнате темно. Стараюсь понять, что же от меня требуется. Телефон звонит вновь. Торопливо протирая глаза, протягиваю руку к телефонной трубке и слышу взволнованный голос:

– Товарищ капитан, докладывает дежурный по части. Объявлена боевая тревога...

...Сборы недолги. Гимнастерка, брюки, сапоги, фуражка, ремень, оружие – в считанные минуты все это на мне. Чемодан, с которым надо прибыть к месту сбора, у каждого командира наготове. В нем уложено все, что нужно на первый случай...

...Вот и контрольно-пропускной пункт полка. Часовой пропускает меня. Дежурный по части кого-то торопит по телефону. В парках уже гудят моторы танков и автомашин, снятых с консервации. Командир полка майор Жеглов, встретив меня, как-то необычно, рывком пожал руку и тут же отдал распоряжение: [13]

– Выстраивай колонну полка и веди в Яновский лес...

– С какой задачей? – спросил я.

– Задачу получим позднее. Меня с заместителем по политической части вызывает комдив. Что-то неладное происходит...

В штабе полка та же озабоченность, что и в батальонах: быстро укладываются в машины ящики с документами, вынимается все нужное из столов и сейфов. Едва я успел сказать несколько слов своему помощнику, как раздался продолжительный телефонный звонок. Начальник штаба дивизии требовал доклада о готовности полка к выступлению. Выслушав меня, деловито заметил:

– Напоминаю: начало выступления – в три ноль-ноль..."

Что здесь можно сказать. Вот здесь всё успели. Всё успели. Потому что готовы были с 18 июня. Это для генерала Павлова директива пришла «слишком поздно».

"...К трем часам полк закончил сбор по тревоге, и я отдал распоряжение на марш...

...Свернув с Краковского шоссе, колонна втягивается в лес километрах в десяти от Янова...

... В ту же минуту нарастающий гул послышался с другой стороны. Мы с Сизовым посмотрели туда. Над лесом, что был недалеко от нас, показалась армада бомбардировщиков. Вот они начали стремительно снижаться, и в утренней тишине загрохотали взрывы. Я знал, что в том лесу находился летний лагерь частей 81-й мотострелковой дивизии нашего корпуса. Сумели ли командиры вывести из лагеря личный состав и технику, не застал ли пх налет вражеской авиации в палатках? Позднее я узнал, что бомбовый удар не достиг цели: вечером 21 июня части 81-й мотострелковой дивизии были подняты по тревоге и выведены в другой район. Утром 22 июня они вступили в бой... "

Комментарии, как говорится, излишни. Была телеграмма или нет, это, в общем-то, не имеет сегодня того значения, которое ему придаётся. Важно то, что, начиная с 18 июня 1941 года, части Красной Армии западных приграничных военных округов приводятся в полную боевую готовность встретить нападение Германии. Масштаб и одновременность этих действий указывают на то, что происходило это централизованно, по сигналу из Москвы. Одновременно с этим, сами условия, сама обстановка того времени, заставлявшая Тимошенко и Жукова всё время одёргивать командиров на местах от излишней торопливости, показывают, что отдать такой приказ не мог никто, кроме Сталина. Установившего, надо полагать, определённые рамки, за которые переступать преждевременно.

Собственно, это и объясняет причину того, что документы о приведении войск в боевую готовность накануне войны почему-то «не сохранились». Та история, которая писалась под утверждение, что «Сталин не верил в войну с Германией» начала создаваться не сегодня. И не вчера. Существование документов, не подтверждающих этого, было тогда на государственном уровне признано нецелесообразным. Вспомните, кстати, те обрывки, которые были найдены в Центральном архиве Министерства обороны по поводу проведения оперативно-стратегической игры в Генштабе в мае 1941 года.

Кампания уничтожения архивных документов, состоявшаяся после смерти Сталина, когда верхушка партийно-государственной номенклатуры старалась спрятать своё собственное активное участие в репрессиях 30-х годов, коснулась, похоже, и документов о подготовке к войне.

Причём не подготовки к нападению СССР на Германию, как может сразу же встрепенуться кто-то из почитателей многочисленных талантов В.Резуна. Люди, знакомые с документами той эпохи предметно, державшие их, попросту говоря, в руках, знают, что при Сталине документы не уничтожались, ну, может быть, кроме самых бросовых бумаг, срок хранения которым был определён ничтожный. Всё остальное прилежно хранилось. По той простой причине, что ни он, ни его соратники совершённого собой не стыдились, а потому уничтожать документы своей эпохи им не было нужды. Поскольку свои деяния, которые впоследствии были признаны их последователями преступлениями, сами они таковыми не считали. А считали инструментами политической борьбы, вполне для того времени и той обстановки уместными и правильными. Секретили эти документы самым масштабным образом, это да, это верно. Но не уничтожали.

Уничтожители пришли потом, после них. Под их руку вполне естественно должны были попасть и документы, само существование которых не совмещалось с политически правильными установками о том, что «Сталин верил Гитлеру». Особенно много по этой теме вопросов вызывает период, когда министром обороны был верный соратник Н.С. Хрущёва Маршал Советского Союза Г.К. Жуков.

Но это уже дела более поздних дней. Вернёмся в июнь 1941 года. Лихорадочное состояние, в котором находились в самые последние дни перед войной руководители Красной Армии, накладывало, конечно, свой отпечаток и на порядок прохождения документов.

Кроме того, важное значение имеет ещё и такое соображение. В обычных условиях существование каких-то директивных документов, спущенных сверху, обычно легко проследить по документам нижестоящих органов, которые создавали уже они. Опираясь на эти директивные документы. Во исполнение этих директивных документов. Поэтому следы этих директив обычно остаются, даже если мы не найдём эту самую директиву центра.

В данном случае ситуация другая. Мы уже видели, что в процессе выполнения указаний, явно указывающих на подготовку к войне, командованием применялось требование запрета отдачи письменных приказов и перехода на управление путём устных приказов и распоряжений.

Этому ничуть не противоречат и утверждения, явные или полускрытые, о полной автономности от Москвы предпринимаемых в округах мероприятий.

«1941 год. Уроки и выводы».

"...Некоторые мероприятия по развертыванию и повышению боевой готовности пытались на свой страх и риск проводить командиры и штабы непосредственно в войсках. Так, начиная с середины июня в ряде соединений были выданы боеприпасы, отменены отпуска личному составу, велось строительство командных пунктов соединений{133}. В Одесском военном округе вооружение, боевая техника и имущество неприкосновенного запаса приводилось в состояние, готовое к немедленному действию. Штабы округов отдали указания командирам соединений и частей по отработке 'Плана-инструкции по подъему войск по боевой тревоге'. В Киевском особом военном округе было принято решение переместить запасы дизельного топлива в тыловые районы округа и приблизить уровень боевой готовности войск второго эшелона к показателям войск прикрытия.

Командующий Прибалтийским особым военным округом в приказе от 15 июня требовал выполнения мероприятий по рассредоточению авиации, максимальному повышению боевой готовности частей и соединений. 18 июня Военный совет ПрибОВО отдал приказ о приведении в боевую готовность театра военных действий{134}.

К сожалению, эти важные и неотложные мероприятия по ряду причин к началу войны осуществить полностью не удалось. Выполнение многих из них запрещалось вышестоящим командованием. В целом же командование округов активно участвовало в повышении боевой готовности подчиненных войск, однако в ряде случаев их действия носили частный характер, проводились с большим опозданием и потому не были доведены до конца.

Следует иметь в виду, что, говоря о запаздывании, исходят из известной даты начала агрессии – 22 июня 1941 г. В реальной же обстановке того времени командиры соединений и командующие армиями и войсками округов исходили из других сроков сосредоточения и развертывания войск, подготовки фронтов, огневых позиций артиллерии, маскировки аэродромов, складов и т.д. Считалось, что нападение противника может произойти не ранее первой половины июля. В связи с таким несовпадением сроков трудно было достигнуть главной цели проводимых мероприятий – [88] своевременно привести в полную боевую готовность первый эшелон приграничных военных округов, осуществить их оперативное развертывание согласно планам прикрытия. Кроме несовпадения сроков тормозила приведение войск в полную боевую готовность боязнь спровоцировать преждевременное выступление немецких войск..."

Совершенно верно здесь отмечено, что некоторые мероприятия по развертыванию и повышению боевой готовности пытались проводить командиры и штабы непосредственно в войсках. Это так.

Но вот то обстоятельство, что меры эти предпринимались в рамках отданных из Москвы распоряжений, об этом в шестидесятые годы было принято стыдливо умалчивать. Тем более, что многие из этих мер могли быть приняты командирами на местах вполне в пределах имевшихся у них полномочий. И требование к армии быть в состоянии отразить любой удар без особых указаний сверху никто не отменял.

Так, например, никто не запрещал войскам накануне войны держать свою артиллерию, как полевую, так и зенитную, не на полигонах, а на положенных ей местах. Здесь для того, чтобы повысить таким образом боевую готовность войск, вовсе не нужно было, как это здесь утверждается, действовать «на свой страх и риск».

И утверждение о том, что «выполнение многих из них запрещалось вышестоящим командованием» тоже не вполне соответствует истине. Потому что не «многих», а «некоторых». Кроме того, в заблуждение вводит читателей и отсутстие оговорки о том, что по крайней мере те из них, запрет которых мы здесь видели, отменялись по вполне внятным основаниям.

***

19 июня началась переброска на восток шестого эшелона германских войск, включавшего 28 дивизий и 1 бригаду резерва ОКХ. Эти войска продолжали подтягиваться к линии фронта в течение нескольких недель уже после начала войны.

В этот же день в Москву поступили важнейшие сведения, полученные источниками внешней разведки НКГБ в Министерстве иностранных дел Италии.

"ТЕЛЕГРАММА ПОСЛА ИТАЛИИ В ХЕЛЬСИНКИ В МИД ИТАЛИИ

19 июня 1941 г.

Всеобщая мобилизация, неофициально объявленная, сейчас завершена. Страна находится на военном положении. Продолжается прибытие германских вооруженных сил, включая авиационные части. Считается, что Германия немедленно примет решение в отношении СССР.

Чинконарди

ЦА ФС/Б РФ. Коллекция документов. Машинопись, заверенная копия. 389"

Взято из сборника документов «1941 год», т.2.

Документ N 576.

В данном случае, это не оценочная, а совершенно официальная информация, полученная высокопоставленным чиновником (послом) от союзного правительства. Всеобщая мобилизация в Финляндии завершена. Это означает, что финская армия полностью готова к выступлению.

Судя по тому, что это сообщение хранится в архиве ФСБ, советская разведка свободно читала и переписку итальянских дипломатов со своим Министерством иностранных дел.

"ТЕЛЕГРАММА ИТАЛЬЯНСКОГО ПОСЛА В МОСКВЕ В МИД ИТАЛИИ

19 июня 1941 г.

Срочно

Совершенно секретно

Мой германский коллега поручил одному из своих сотрудников отправиться в Берлин, чтобы собрать информацию по поводу ситуации и добиться инструкций по практическим вопросам, которые должны возникнуть в случае разрыва отношений. Германский посол сказал мне, что его посланец возвратился, не привезя с собой ни окончательных сведений, ни точных инструкций. В строго конфиденциальном порядке он добавил, что его личное впечатление, однако, таково, что вооруженный конфликт неизбежен и что он может разразиться через два-три дня, возможно, в воскресенье. Имея это в виду, он делает необходимые приготовления, оставляя за собой право доверить защиту германских интересов здешней шведской миссии. Германский посол предвидит эвентуальный отъезд через Тбилиси – Турцию или же через Баку Иран – Турцию.

Ввиду неизбежных затруднений в телеграфной связи накануне войны прошу срочно телеграфировать мне все полезные инструкции.

В данный момент Москва сохраняет вид полного спокойствия, и в столице не замечается никаких симптомов, которые бы обнаруживали нервозность или же усиление чрезвычайных мер (ночные затемнения, пробная противовоздушная тревога и прочее).

Россо

ЦА ФС РФ. Коллекция документов. Машинопись, заверенная копия".

Взято из сборника документов «1941 год», т.2.

Документ N 577.

Заметим, кстати, насколько внимательно иностранные дипломаты отслеживали признаки чрезвычайных мер советского руководства. Это к вопросу о правильности и неправильности принятия мер к затемнению городов, например.

В исторической литературе германский посол фон Шуленбург признаётся сторонником мирных отношений с Советским Союзом. И для этого есть основания. Это подтверждается не только официальной риторикой дипломата, но и его доверительными разговорами с сотрудниками германского посольства.

Тем не менее, это был, конечно, государственный служащий. И в этом качестве он уже сейчас «делает необходимые приготовления, оставляя за собой право доверить защиту германских интересов здешней шведской миссии», а также обдумывает возможности отъезда состава посольства в Германию через Турцию. Встревоженный этим разговором итальянский посол запрашивает у своего правительства инструкции на случай начала войны. Италия – союзник Германии и тоже оказывается в будущей войне воюющей стороной.

Но наиболее важным явилось мнение германского посла о том, что война может начаться «через два-три дня, возможно, в воскресенье». Воскресеньем было 22 июня...

Да, конечно, это не точные данные, которые может представить правительственное учреждение. И всё же пусть это мнение человека, не желающего войны между Германией и СССР и от которого по этой причине скрывали в Берлине подготовку к нападению. Тем не менее, занимаемый им пост и, главное, обширные связи старого карьерного дипломата позволяли ему видеть многое из скрываемого от него.

Впрочем, многое могло ему сказать уничтожение архивов посольства. Ведь эта акция происходила несомненно с его ведома. С другой стороны, такие меры никогда не проводятся по собственной инициативе. На то наверняка был особый приказ из Берлина. Кстати об этом он, даже строго конфиденциально, но ничего не сказал итальянскому послу.

А вот в Кремле об уничтожении архивов германского посольства было уже известно. Отсюда мнение фон Шуленбурга о том, что война может начаться через два-три дня не могло не быть принято во внимание. Особенно учитывая и все иные известные уже обстоятельства.

Два-три дня. Возможно, в воскресенье. Всё это уже очень походило на правду. И последнее сообщение из Италии. Самое важное.

"СООБЩЕНИЕ РЕЗИДЕНТА НКГБ В РИМЕ «ТИТ» О СРОКАХ НАПАДЕНИЯ ГЕРМАНИИ НА СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

19 июня 1941 г.

На встрече 19 июня «Гау» передал сведения, полученные им от «Дарьи» и «Марты».

Вчера в МИД Италии пришла телеграмма итальянского посла в Берлине, в которой тот сообщает, что высшее военное немецкое командование информировало его о начале военных действий Германии против СССР между 20 и 25 июня сего года.

ЦА ФСБ РФ. Коллекция документов. 392"

Взято из сборника документов «1941 год», т.2.

Документ N 581.

«Тит» – это резидент внешней разведки НКГБ СССР в Риме Глеб Иванович Рогатнев. О тех, кто скрывался под псевдонимами «Гау», «Дарья» и «Марта» до сего дня неизвестно. Ясно только, что это были весьма информированные источники в Министерстве иностранных дел Италии. Их возможности были настолько хороши, что они имели доступ к переписке министерства со своими посольствами.

В этой переписке телеграмма итальянского посла в Берлине играет особую роль. Здесь советская разведка впервые смогла добыть сведения о дате начала войны с Германией, полученные в официальном порядке. Это не слухи, это не чьё-то мнение, это не аналитика. Итальянского посла официально информировало о скором начале войны с Советским Союзом высшее военное командование союзной Германии. Конечно, промежуток между 20 и 25 июня велик, но одновременно с этим такая информация имеет, безусловно, колоссальное значение. Тем более, что она подтверждается информацией Рудольфа фон Шелиа, изложенной в сообщении из Берлина от 16 июня 1941 года.

Характерно при этом, что составители сборника «1941 год» ни словом не обмолвились о том, какие на этом документе имеются пометы и резолюции. «Коллекция документов» – и только. Такая запись, впрочем, может означать цензурное ограничение на публикацию из архива ФСБ нерассекреченных документов. В таких случаях обычно запрещается давать точные поисковые данные документов (номера фонда, описи, дела). Но это ограничение не касается, конечно, резолюций и помет на документе, а также адресов рассылки.

То есть как раз того, что в опубликованном документе не указано. Никаких тебе здесь записей, вроде «провокация» или «дезинформация». Или ещё интересней, что-нибудь вроде – «найти и наказать» авторов этой информации...

А ведь это не так маловажно, как может представиться. Потому что именно об этом донесении ходит из одной работы историков в другую рассказ, драматически расписывающий, как Берия запретил его докладывать Сталину, потому что предположил, что он похож на дезинформацию. О чём на документе была наложена соответствующая резолюция.

Как видим, на документе ничего этого не имеется. Ни слова о резолюции, запрещающей его рассылку. Как, впрочем, ничего не сказано о том, куда в действительности был направлен этот документ. Ни резолюции, ни другие пометы вообще не указаны. Просто. Даже ничего не упомянуто об их наличии, как это сделано в отношении некоторых других документов.

Понимая политические пристрастия редакционного совета этого сборника, можно легко догадаться о причине той лаконичности, с которой был представлен в нём этот важнейший документ.

И Берия. Он был в то время наркомом внутренних дел. Внешняя разведка входила тогда в состав Наркомата государственной безопасности и подчинялась другому наркому. Меркулову. По этой простой причине распоряжений о рассылке документов внешней разведки Берия не давал и давать не мог. Он, кстати, сам их получал из НКГБ по тому же списку рассылки, что и Сталин.

И ещё один вежливый вопрос. Почему тогда направлялись Сталину другие аналогичные сообщения? И никто их докладывать не запрещал? В это же самое время нарком госбезопасности докладывает Сталину, что в германском посольстве жгут документы, а сами немцы массово уезжают из своего посольства. А информация его же разведки из Рима о сроке начала войны на этом фоне считается невероятной?

И как же множество других сообщений со сроками начала войны, которые докладывались Сталину ранее? Почему их не задерживали на пути к Сталину?

Впрочем, историки в один голос хором и утверждают как раз, что их задерживали, приводя при этом одни и те же примеры, не имеющие. впрочем, документального подтверждения. Такие, например.

В. Лота. «Увидеть красный свет».

"..21 июня «Маро» (военный атташе при французском правительстве в Виши генерал-майор Суслопаров – В.Ч.) сообщил в Центр о том, что «по достоверным данным, нападение Германии на СССР назначено на 22 июня 1941 года». Это донесение резидента военной разведки во Франции было незамедлительно доложено руководству СССР.

На бланке донесения сохранилась резолюция И.В. Сталина: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его». Наказывать резидента военной разведки не пришлось – 22 июня, как он и сообщал, Германия напала на Советский Союз..."

Ни этого сообщения (содержащего,кстати, важнейшую информацию), ни этой резолюции в сборнике «1941 год» нет. Отсутствуют. Почему-то. Что, учитывая демократический состав редакционного совета издания (Яковлев, Гайдар и пр.), ставит по сомнение достоверность изложенного факта. Был бы в наличии такой документ и такая резолюция, вцепились бы в них руками и ногами. И обязательно опубликовали бы их. Как опубликовали сообщение с «хулиганской резолюцией» Сталина, например.

И, кстати, а почему фотографию этого сообщения со сталинской резолюцией не привёл в своей работе сам В. Лота? Привести фотографии других донесений затруднений у него не вызвало. Кстати, спасибо ему за это. Там, правда, нет никаких подобных зверских резолюций. Опять же почему-то. То есть, они иллюстрируют что угодно, но не слова автора статьи. А что бы ему проиллюстрировать правоту своих собственных утверждений теми же самыми фотокопиями этих документов. Но нет. Этого он почему-то тоже не захотел.

И далее, снова В. Лота.

"... Такая же судьба постигала и донесения генерал-майора В. Тупикова, которые направлялись И.В. Сталину, В.М. Молотову и часто попадали на стол Л.П. Берии. 21 июня 1941 г. в докладной И.В. Сталину нарком внутренних дел Берия писал: « вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня „дезой“ о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это нападение начнется завтра. То же радировал и генерал-майор В.И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, ссылаясь на берлинскую агентуру».

Подобными резолюциями Л.П. Берия сопровождал и доклады резидентов внешней разведки НКГБ. 21 июня 1941 г., когда поток донесений агентов и резидентов советской разведки о нападении фашистской Германии на СССР был наиболее интенсивным, Берия, видимо, выполнял роль своеобразного «информационного фильтра», который оценивал все донесения, поступавшие в Кремль от разведывательных служб, и определял, что может быть доложено Сталину, а что нет. Менее чем за сутки до германского вторжения Берия на одном из донесений внешней разведки НКГБ оставил такую резолюцию: «В последнее время многие работники поддаются на наглые провокации и сеют панику. Секретных сотрудников „Ястреба“, „Кармен“, „Верного“ за систематическую дезинформацию стереть в лагерную пыль, как желающих поссорить нас с Германией. Остальных строго предупредить».

Историку, вообще-то, следовало бы свои слова доказывать. Эти слова Берии, приведённые В. Лотой, понятно, не его открытие, они кочуют из работы в работу историков и журналистов вот уже несколько десятков лет. Но каждое такое использование не снимает ответственности с очередного повторяющего. Особенно, если он претендует на статус историка и учёного. Ведь почему-то другие сообщения разведки г-н Лота подтвердил, и даже фотокопиями. Не содержащими, повторю ничего, что подтверждало бы его слова. Получается, что его утверждения это одно. А фотокопии документов. которые он привёл, это совсем другое. Никак не относящееся одно к другому.

Особенно характерно, что история с телеграммой генерала Суслопарова и резолюцией на ней Сталина рассказана г-ном Лотой рядом с упоминанием этой совсем уже откровенной фальшивки с резолюцией Берии. Какие могут быть резолюции Берии на документах разведки НКГБ в июне 1941 года? Ещё раз. С февраля эта разведка не подчинялась ему и он ею, соответственно, никак не распоряжался. Всё, что было у него в подчинении из разведывательных органов, это разведка пограничных войск НКВД СССР. И её сообщения о подготовке Германии к войне с Советским Союзом, он, кстати, как мы это уже видели, на самом деле вполне добросовестно направлял в адрес Сталина. И мы же с вами видели совсем недавно, что именно Берия предоставлял наиболее тревожную информацию о подготовке немцами нападения. Видели не на основании идеологически правильных, но голословных утверждений историков. А на основании документов. Документов, опубликованных самими же историками. Кстати, заметим, насколько по стилистике отличаются подписанные им документы от той художественной литературы, что предъявил, в данном случае, В. Лота.