Текст книги "22 июня 1941 года(СИ)"

Автор книги: Владимир Чунихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 68 страниц)

Шуленбург отвечает, что все эти вопросы имеют основание, но он на них не в состоянии ответить, так как Берлин его совершенно не информирует. Шуленбург подтверждает, что некоторые сотрудники германского посольства действительно отозваны, но эти отзывы не коснулись непосредственно дипломатического состава посольства. Отозван военно-морской атташе Баумбах, лесной атташе, который не имел никакого значения. Из командировки в Берлин не вернулся Ашенбреннер – военно-воздушный атташе, О слухах ему, Шуленбургу, известно, но им также не может дать никакого объяснения.

Тов. Молотов заявляет, что, по его мнению, нет причин, по которым германское правительство могло бы быть недовольным в отношении СССР. Советско-югославский пакт*, который так раздували за границей, как противоречащий советско-германским взаимоотношениям, ограничен, как я ранее пояснял, узкими рамками и не мог отразиться на наших взаимоотношениях. В настоящее время этот вопрос вообще потерял свою актуальность.

Шуленбург повторяет, что он не в состоянии ответить на поставленные вопросы. В свое время он был принят Гитлером. Гитлер спрашивал его, Шуленбурга, почему СССР заключил пакт с Югославией. О концентрации германских войск на советской границе Гитлер сказал ему, что это мероприятие принято из предосторожности. Он, Шуленбург, разумеется, телеграфирует о сказанном ему сегодня, но, может быть, целесообразно получить соответствующую информацию от т. Деканозова. Он, Шуленбург, слышал сообщение английского радио, что т. Деканозов был принят несколько раз Риббентропом. Германское радио ничего не сообщало об этом.

Тов. Молотов отвечает, что ему известно это сообщение английского радио. Оно не соответствует действительности.

В заключение т. Молотов выражает сожаление, что Шуленбург не может ответить на поставленные вопросы.

Записал Павлов

ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА

Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР вербальной нотой от 21 апреля с.г.** сообщил Германскому Посольству в Москве о нарушениях государственной границы Союза ССР германскими самолетами, выразившихся за время с 27 марта по 18 апреля с.г. в 80 случаях, зарегистрированных советской пограничной охраной.

Однако ответ Германского Правительства на указанную выше ноту до настоящего времени еще не получен Советским Правительством.

Более того, Советское Правительство должно отметить, что нарушения советской границы германскими самолетами за последние два месяца, а именно с 19 апреля с.г. по 19 июня с.г. включительно, не только не прекратились, но продолжают увеличиваться и приняли систематический характер, достигнув за указанный период времени 180 случаев, по поводу каждого из которых советской пограничной охраной был своевременно заявлен протест германским представителям по пограничным делам.

Систематичность этих перелетов и тот факт, что в целом ряде случаев германские самолеты залетают в глубь СССР на 100-150 и более километров, исключают возможность предполагать случайность нарушения германскими самолетами границы СССР.

Советское Правительство, обращая на это обстоятельство внимание Германского Правительства, ожидает принятия Германским Правительством мер к прекращению нарушений германскими самолетами советской границы.

Москва, 21 июня 1941 года.

АВП РФ, ф. Об, on. 3, п. 1, д. 5, л. 8-11".

Взято из сборника «Документы внешней политики 1940 – 22 июня 1941 г.», т.23.

Документ N 875.

Итак, многочисленные протесты советской стороны на нарушения границы немецкими самолётами оставались без ответа. Единственное, что мог сказать по этому поводу германский посол, это сослаться на эпизодические нарушения границы советскими самолётами.

По всем остальным вопросам, поставленным перед ним Молотовым, ответить ему было нечего. Вместе с тем, показательно, что, говоря об этом, Шуленбург признался, что Берлин его совершенно не информирует. Интересно в этом признании применённое им слово «совершенно». Таким образом он завуалированно признался, что своим же собственным правительством полностью отрезан от значимой информации. Случай, надо признать это, нечастый в дипломатической практике.

Впрочем, всё, что мог (или, точнее, не мог) сказать по поводу заданных вопросов Шуленбург, Молотову было известно заранее из имеющейся в его распоряжении обширной разведывательной информации. Целью задаваемых вопросов, как, впрочем, и всей этой встречи, было в очередной раз продемонстрировать добрую волю и миролюбие советского государства. Ведь не зря вопрос о нарушениях советских границ немецкими самолётами, зреющий вот уже несколько месяцев, был поставлен именно 21 июня. Об этой теме не напоминали, не тратили её зря, берегли до последнего момента.

Это был день кануна войны, о чём Сталин и Молотов уже знали. Красная Армия по приказу Сталина занимала в это время оборонительные позиции. Во всяком случае, надо полагать, о нормальном течении этого процесса его должны были уверять Тимошенко с Жуковым. Политическим руководителям государства оставалось только в очередной раз спокойно и качественно сделать свою работу. Показать и документально зафиксировать своё миролюбие. И снова. Либо противник отвечает словами. Либо нападает молча. В любом случае в политическом смысле он проигрывает.

Одновременно с этим простое приглашение к наркому немецкого посла с просьбой разъяснить как некоторые события, происшедшие в последнеее время, так и общие претензии германского руководства к Советскому Союзу, могли быть при желании интерпретированы немцами в качестве некого вызова. Поскольку просьбу всегда можно изобразить как требование. А требование объяснить всему миру как угрозу. С малыми шансами на успех, конечно, но зачем давать врагу даже малейший шанс?

Поэтому предлогом к приглашению германского посла послужила заведомо беспроигрышная карта. Жалобы бесспорно потерпевшей стороны на явно агрессивное поведение своего противника: многочисленные умышленные нарушения её границ. А все остальные вопросы были поставлены Молотовым только лишь в качестве развития этой темы. Сделано всё это было аккуратно и ювелирно точно. Качественно.

Но нельзя представлять это так, что Сталин в этот день пытался воздействовать на ситуацию только лишь с помощью дипломатии. В частности, вопросов, задаваемых немецкой стороне. В этот последний день перед войной происходило одновременно и множество других событий.

Вот что сообщает в своих мемуарах о событиях 21 июня 1941 года Народный комиссар Военно-Морского флота СССР Адмирал Флота Советского Союза Николай Герасимович Кузнецов.

Кузнецов Н.Г. «Накануне».

"...Позднее я узнал, что Нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И.В. Сталину.

Cледовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю.

Не так давно мне довелось слышать от генерала армии И.В.Тюленева – в то время он командовал Московским военным округом,– что 21 июня около 2 часов дня ему позвонил И.В.Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО.

Это еще раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И.В.Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным. Это подтверждает и то, что в тот вечер к И.В.Сталину были вызваны московские руководители А.С.Щербаков и В.П.Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. "Возможно нападение немцев",– предупредил он. Очень жаль, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью..."

Впрочем, о звонке Сталина днём 21 июня командующему Московским военным округом мы можем узнать не в пересказе, а из первых рук.

Тюленев И. В. «Через три войны».

"......А Москва была так хороша в этот последний мирный июньский вечер! Невольно вспомнились все события прошедшего дня.

В полдень мне позвонил из Кремля Поскребышев:

– С вами будет говорить товарищ Сталин...

В трубке я услышал глуховатый голос:

– Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?

Я коротко доложил главе правительства о мерах противовоздушной обороны, принятых на сегодня, 21 июня. В ответ услышал:

– Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов. [124]

В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о планах гитлеровской Германии.

Я тут же отдал соответствующие распоряжения своему помощнику по ПВО генерал-майору М. С. Громадину..."

Как видим, в собственном рассказе генерала Тюленева, звонок Сталина состоялся даже не в два часа, а ещё раньше, примерно в полдень 21 июня.

Еще раз обратим внимание на слова Кузнецова:

«...Очень жаль, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью...»

Кем? Военное командование получило от Сталина, судя по его же последующим действиям, определеннные указания. Получается, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью именно ими. И вспомним ещё раз, сколь мудрыми и героическими выглядели их действия в позднейших воспоминаниях и размышлениях.

Не хочу проводить никаких параллелей, они здесь неуместны. Уж очень разными были по сложности и объёму эти области. Но вот как встретили начало войны разведывательные службы органов государственной безопасности.

П. Судоплатов. «Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год».

"О начале военных действий руководители служб и направлений НКГБ узнали от Меркулова в 3.00 в ночь на 22 июня. На срочном совещании – в связи с выполнением ответственных поручений – отсутствовали Фитин и Федотов. В тот день они находились за городом. Наиболее решительно повел себя Михеев (начальник управления военной контрразведки НКГБ СССР – В.Ч.), который немедленно сообщил о том, что в особых отделах армий и флотов имеются исчерпывающие инструкции о перестройке оперативной работы в условиях военного времени. Сообщение Меркулова, разумеется, не было неожиданным. Указания о боевой готовности, об обострении ситуации были переданы по линии органов НКВД и НКГБ 18, 19 и 20 июня 1941 года как в территориальные подразделения, так и по линии военной контрразведки, а также в штабы и командованию пограничных и внутренних войск, дислоцированных на Украине, в Белоруссии и Прибалтике.

Там боевая готовность была объявлена фактически 21 июня в 21.30, т. е. до получения санкционированной Сталиным известной директивы наркома обороны. По линии разведки мы также отправили предупреждение об обострении обстановки в Берлин, где посол Деканозов утром 21 июня отдал распоряжение персоналу не покидать без специального разрешения территорию наших миссий за границей и всем сотрудникам докладывать о месте своего нахождения.

В тот же день в Берлин поездом прибыл ряд сотрудников нашей разведки, вызванных из Франции, Дании и Италии. На вокзале их встречал резидент Кобулов.

Надо сказать, что проявленные на местах собранность и дисциплинированность позволили нам без особых проблем быстро эвакуировать свой аппарат по дипломатическим каналам.

Настороженность, которую мы проявляли перед войной, предполагая возможность вторжения немцев в наши консульства, положительно сработала и при уничтожении всех средств шифросвязи в Берлине, Париже, Риме, Копенгагене. К сожалению, финнам удалось захватить ряд средств шифропереписки, в том числе кодовую книгу в нашем консульстве в Петсамо..."

***

В предыдущих работах обсуждались уже совещания, проходившие у Сталина 21 июня 1941 года. Поэтому особо останавливаться на них не будем. Единственно, необходимо ещё раз остановиться на важном документе.

"ЧЕРНОВИК ПОСТАНОВЛЕНИЯ ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП(б) ОБ ОРГАНИЗАЦИИ ФРОНТОВ И НАЗНАЧЕНИЯХ КОМАНДНОГО СОСТАВА

21 июня 1941 г.

Особая папка

I.

1. Организовать Южный фронт в составе двух армии с местопребыванием Военного совета в Виннице.

2. Командующим Южного фронта назначить т. Тюленева, с оставлением за ним должности командующего МВО.

3. Членом Военного Совета Южфронта назначить т.Запорожца.

II.

Ввиду откомандирования тов.Запорожца членом Военного Совета Южного фронта, назначить т.Мехлиса начальником Главного управления политической пропаганды Красной Армии, с сохранением за ним должности наркома госконтроля.

III.

1. Назначить командующим армиями второй линии т.Буденного.

2. Членом Военного Совета армий второй линии назначить секретаря ЦК ВКП(б) т. Маленкова.

3. Поручить наркому обороны т. Тимошенко и командующему армиями второй линии т.Буденному сорганизовать штаб, с местопребыванием в Брянске. 414

IV.

Поручить нач. Генштаба т. Жукову общее руководство Юго-западным и Южным фронтами, с выездом на место.

V.

Поручить т. Мерецкову общее руководство Северным фронтом, с выездом на место.

VI.

Назначить членом Военного Совета Северного фронта секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) т.Кузнецова.

АП РФ. Ф.З. Оп.50. Д. 125. Лл.75-76. Рукопись, подлинник, автограф Г. М. Маленкова. Имеются пометы и исправления".

Взято из сборника документов «1941 год», т.2.

Документ N 596.

Итак, вечером 21 июня 1941 года Политбюро приняло решение об образовании Южного фронта. Южный фронт был образован на базе Одесского военного округа. Командующим был назначен генерал армии Тюленев, командовавший ранее Московским военным округом.

Как мы с вами уже знаем, остальные фронты были образованы на базе западных военных округов ещё до 19 июня. В них были преобразованы войска Ленинградского, Прибалтийского, Западного и Киевского военных округов. Командующими Северным, Северо-Западным, Западным, Юго-Западным фронтами были назначены соответственно генералы Попов, Кузнецов, Павлов и Кирпонос.

Данное постановление ставило генералу армии Мерецкову задачу общего руководства Северным фронтом. По той причине, видимо, что генерал-лейтенант Попов был совсем недавно назначен на должность и опыта командования окружной, а тем более фронтовой структурой у него было недостаточно. Иными словами, генерал Мерецков должен был занять должность, которую станут называть вскоре – представитель Ставки Верховного командования. Выбор этого генерала был логичен. Никто лучше него из генералов такого масштаба не знал местного театра военных действий.

Такую же должность, но на Юго-Западе, должен был занять генерал армии Жуков. Но здесь всё было немного иначе. Генерал-полковник Кирпонос тоже имел малый опыт командования такого огромного масштаба. Но это осложнялось также и грандиозностью задач, которую должен был выполнить Юго-Западный фронт. Тот самый могучий контрудар с территории Украины, который планировали Тимошенко и Жуков.

То обстоятельство, что общее руководство здесь было возложено на действующего начальника Генерального штаба, говорило о тех надеждах, которые возлагало на этот удар военное командование и политическое руководство страны. Одновременно с этим его назначение сюда говорило одновременно и о том, что именно генерал Жуков в глазах окружающих был наиболее ярым сторонником этой операции. Кроме того, не забудем о том, что совсем недавно генерал Жуков командовал здесь военным округом. И он же столь успешно громил на Юго-Западном направлении в январе 1941 года генерала Павлова, игравшего за немцев. Тогда у него получилось это замечательно...

Как видим, армии второй линии, те, что прибывали из глубины страны на рубеж Западной Двины и Днепра, в самостоятельный фронт не формировались. Что было в тот момент вполне объяснимо, это были армии резерва Верховного командования, поэтому до начала военных действий направление их использования было неясным. Но командование этими армиями было возложено на маршала Будённого. Назначение к нему членом Военного совета секретаря ЦК Маленкова подчёркивало особое значение этой группировки.

Вечером этого же дня Сталин утвердил директиву наркома обороны маршала Тимошенко и начальника Генерального штаба генерала армии Жукова о мероприятиях в связи с возможным внезапным нападением немцев, направляемую командованию пяти западных приграничных военных округов: Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского. Текст этой директивы воспроизвёл в своих мемуарах маршал Жуков. Её традиционно называют Директивой номер 1, хотя по всем имеющимся данным, официального номера она не имела.

Подлинник текста этой директивы пока ещё не обнаружен. Имеющиеся сведения о найденных вариантах этого документа кажутся не вполне достоверными. Текст же самой директивы стал известен от Маршала Советского Союза Г.К. Жукова, который разместил её на страницах своих воспоминаний.

Жуков Г.К. «Воспоминания и размышления».

"Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.

Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.

1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко. Жуков.

21.6.41г.".

Передача этой директивы в военные округа Генеральным штабом была затянута, и в штабах округов она была получена позднее, чем это было возможно. Но об этом уже писалось, повторяться не буду. Оговорюсь только, что эта безобразная волокита с отправкой столь серьёзного документа в очередной раз подтверждает, что на самом деле верховное командование Красной Армии германского нападения такого масштаба и такой силы не ожидало. А потому реагировало на угрозу не в пример спокойнее, чем Сталин. Во всяком случае, с явным нежеланием обеспечить при отправке особый статус этой директивы, что и привело в этом случае к отсутствию надлежащего контроля за исполнением. В результате чего им и не удалось пресечь проявление обычного для мирного времени разгильдяйства и безответственности своих подчинённых.

Впрочем, об отношении Тимошенко и Жукова к возникшей угрозе можно судить и по самому тексту директивы. По тому, что там не было отчётливо сказано о том, можно ли открывать огонь в случае начала немцами явных боевых действий. Несмотря на то, что Сталин такое разрешение дал. И полагал, видимо, одобряя директиву в редакции Жукова, что об этом там сказано достаточно понятно.

Воспоминания наркома Военно-морского флота Союза ССР адмирала Николая Герасимовича Кузнецова. «Накануне».

Генерал Жуков знакомит адмирала Кузнецова с текстом Директивы номер один. Флоту она направлялась в копии.

"...Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась. Пробежав текст телеграммы, я спросил:

– Разрешено ли в случае нападения применять оружие?

– Разрешено..."

Кем разрешено? Кто может разрешить или запретить Наркому Военно-Морского флота и Наркому обороны открывать огонь? Только один человек. Председатель Совнаркома СССР товарищ Сталин. Других разрешающих тогда просто не было в природе.

Но документально это зафиксировано не было. Именно поэтому директива получилась несколько невнятной, скомканно и туманно обошедшей стороной главный вопрос. Что дало возможность тем, кто не хотел понять однозначное и недвусмысленное требование директивы «встретить возможный внезапный удар немцев», вполне добросоветстно её не понять.

«1941 год. Уроки и выводы».

«...В директиве предписывалось проведение только части мероприятий по приведению в полную боевую готовность, которые определялись оперативными и мобилизационными планами. Директива, по существу, не давала разрешения на ввод в действие плана прикрытия в полном объеме, так как в ней предписывалось „не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения“. Эти ограничения вызывали недоумение, последовали запросы в Москву, в то время как до начала войны оставались уже считанные минуты...»

Да, предписывалось. Но коллектив авторов, создававших это исследование, все вместе и каждый в отдельности почему-то пропустили то, что в этой директиве написано чёрным по белому: «...Одновременно войскам... быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников». Что здесь непонятного?

Оперативными и мобилизационными планами полная боевая готовность объявлялась одновременно с объявлением всеобщей мобилизации в стране. План прикрытия в полном объёме вводился в действие при соблюдении этого же условия. Поэтому претензии авторов этого труда выглядят странно.

Правительство не считало возможным объявлять всеобщую мобилизацию до начала войны. По причинам понятным и убедительным. А вот то, почему в армии повышение боевой готовности без объявления всеобщей мобилизации вызвало такие запредельные трудности, что все вдруг стали спрашивать, что же им надо делать и чем же им надо заниматься, об этом у авторов этого труда вопроса не возникло. Как будто боевая готовность армии не должна быть ей присуща по самой её сути. И как будто без объявления всеобщей мобилизации армия и не должна быть армией.

Вот и давайте посмотрим на то, где, кто и как считал, что армия должна быть армией.

Имеющиеся в научном обороте директивы командующих Западного и Прибалтийского особых военных округов, отданные во исполнение этой московской директивы, в целом подтверждают её канонический текст. И одновременно с этим показывают, насколько по-разному отнеслись к ней в разных военных округах. И о том, где и у кого возникли по её поводу недоумения.

Сначала округ генерала армии Павлова.

"ДИРЕКТИВА КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ ЗАНОВО КОМАНДУЮЩИМ ВОЙСКАМИ 3-й, 4-й и 10-й АРМИЙ

22 июня 1941 г.

Передаю приказ Наркомата обороны для немедленного исполнения:

1. В течение 22 – 23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

ПРИКАЗЫВАЮ:

а) в течение ночи на 22 июня 1941 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22 июня 1941 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточение и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко Жуков

Павлов Фоминых

Климовских

ЦА МО РФ. Ф.208. Оп.2513. Д.71. Л.69. Машинопись. Имеются пометы: «Поступила 22 июня 1941 г. в 01-45», «Отправлена 22 июня 1941 г. в 02-25 – 02-35». Подлинник, автограф".

Взято из сборника документов «1941 год», т.2.

Документ N 605.

Теперь округ генерал-полковника Кузнецова.

"ДИРЕКТИВА КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ ПРИБАЛТИЙСКОГО ОСОБОГО ВОЕННОГО ОКРУГА ОТ 22 ИЮНЯ 1941 г. ВОЕННЫМ СОВЕТАМ 8-й И 11-Й АРМИЙ О МЕРОПРИЯТИЯХ В СВЯЗИ С ВОЗМОЖНЫМ НАПАДЕНИЕМ НЕМЦЕВ В ПЕРИОД 22-23 ИЮНЯ 1941 г.

СОВ. СЕКРЕТНО

ВОЕННЫМ СОВЕТАМ 8-й и 11-й АРМИИ

22 июня 1941 г. 2 часа 25 минут

1. Возможно в течение 22-23.6.41 г. внезапное нападение немцев на наше расположение. Нападение может начаться внезапно провокационными действиями.

2. Задача наших частей – не поддаваться ни на какие провокационные действия немцев, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно наши части должны быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев и разгромить [противника].

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь позади. Боевые патроны и снаряды выдать.

В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать.

2. В случае перехода в наступление крупных сил противника разгромить его.

3. Крепко держать управление войсками в руках командиров.

4. Обстановку разъяснить начальствующему составу и красноармейцам.

5. Семьи начальствующего состава 10, 125, 33-й и 128-й стрелковых дивизии перевозить в тыл только в случае перехода границы крупными силами противника.

6. В случае перехода крупных сил противника в наступление:

а) саперные батальоны управлений начальника строительства передать командирам дивизий на участках их местонахождения и использовать для усиления войск;

б) строительные батальоны, автотранспорт и механизмы управлений начальника строительства отвести на тыловые рубежи по планам армий.

7. Командующему 11-й армией немедленно выдвинуть штаб 126-й стрелковой дивизии и возможное количество пехоты и артиллерии ее в район Кальвария, куда будут продвигаться все части 126-й стрелковой дивизии.

8. Средства и силы противовоздушной обороны привести в боевую готовность номер один, подготовив полное затемнение городов и объектов.

9. Противотанковые мины и малозаметные препятствия ставить немедленно.

10. Исполнение сего и о нарушении границы доносить немедленно.

[Командующий войсками

Прибалтийского особого

военного округа

генерал-полковник] Ф. Кузнецов

[Начальник управления

политпропаганды округа

бригадный комиссар] Рябчий

[Начальник штаба округа

генерал-лейтенант] Кленов

Ф. 221, оп. 2467сс, д. 39, лл. 77-84. 34"

Взято из «Сборника боевых документов Великой Отечественной войны». Выпуск 34.

Вы посмотрите, какая между ними существенная разница.

В директиве Прибалтийского военного округа, данной накануне германского нападения, совершенно чётко сказано о том, как именно надо поступать войскам в том случае, если в наступление перейдут крупные силы противника. Написано просто. Разгромить их.

Уже сейчас занять боевые позиции. А передовые силы обех армий прикрытия округа, и 8-й, и 11-й, как мы помним, уже несколько дней как выдвинуты практически на линию государственной границы. Боевые патроны и снаряды выдать. Минирование начать немедленно.

И вот скажите, прочитав директиву этого округа, была ли для его войск необходимость в дополнительной команде на открытие огня?

Обратите внимание и вот на это.

«...до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать...»

Да, действительно, здесь тоже говорилось о том, чтобы не поддаваться на провокации. Что само по себе, если это не доводится до абсурда, вполне себе здравое требование. Если противник тебя провоцирует, то зачем на эти провокации поддаваться?

Но как раз это и сбивало с толку, – слышится отовсюду вот уже целые десятилетия. Все боялись поддаться на провокацию, поэтому и не стреляли в ответ, когда немцы их обстреливали и бомбили. Потому что все боялись Сталина и не знали, как отличить провокацию от непровокации. Так примерно было в Западном особом военном округе, у генерала Павлова.

А вот в Прибалтийском округе люди пусть невеликих полководческих талантов, но ещё до начала войны решили этот вопрос и оповестили свои войска об этом решении просто. Провокация, это когда противник не ведёт боевых действий. То есть, не стреляет и не бомбит. Если он стреляет и бомбит, значит, он ведёт боевые действия. И ответный огонь открывать можно. И нужно. И эти понятия закреплены в директивном документе. Что здесь такого сложного и непонятного?

Кстати, то, что понимали они всё правильно не только сами по себе, но и ориентируясь на вполне понятные и однозначные разъяснения Москвы, подтверждает всё то же свидетельство адмирала Кузнецова о разрешении Сталина в случае нападения открывать огонь. Утверждение, что это указание касалось не только флота, но и армии, подтверждает то, что об этом было заявлено Жуковым в качестве комментария к директиве, которая, вообще-то говоря, напрямую флота не касалась.

Заметим при этом, что та зловещая сталинская атмосфера, флюидами которой потрясали и потрясают до сих пор, ну никак она не могла ограничиться только границами Западного особого военного округа. Так почему в Прибалтийском округе в этой же атмосфере поняли правильно, что два плюс два равно четырём? А в округе Павлова то же самое уравнение поняли не так? Почему на Северном флоте по немецким самолётам, нарушившим границу, начали стрелять ещё 18 июня? И никто им на это слова не сказал?

Так что, когда мы с вами читаем о том, как немцы в первые часы войны бомбили наших, а те в ответ боялись отвечать, то понимать это надо так. Такие у них были командиры.

Потому что в одних и тех же условиях одни командовали на огонь отвечать огнём, поскольку именно так, видимо, воспринимали окружающую их атмосферу. А другие на огонь отвечать запрещали. И сваливать эту разницу на Сталина не надо. Он не Господь, поэтому сделать из чиновника командира не мог даже он. При всей своей неограниченной власти.

Откуда это могло появиться? Если подумать, то всё объяснимо. Причина в том, что эти люди себя убедили в том, что могут быть ТОЛЬКО провокации. Но не война. Поэтому, когда немцы начали вторжение, просто действовали в соответствии со своей внутренней программой. Но программировали они себя таким образом сами. И вовсе не благодаря Сталину, а вопреки ему. Потому что это Сталин приказал подтягивать войска к границе, а они это только исполняли.

Вообще-то этот эпизод, случившийся в первые же минуты войны, заслуживает отдельного рассмотрения. Но вовсе не в силу его важности для сиюминутного успеха или неуспеха. Это было проявлением некого явления, а вовсе не инструментом изменения хода войны. Те час-полтора, когда кто-то не отвечал на немецкий огонь, они влияния на дальнейший ход войны не оказали и оказать не могли. Кроме того, ты, начав отвечать, ещё в этого немца попади. У него опыт и хладнокровие. А ты от волнения и непривычки палишь в белый свет.