Текст книги "22 июня 1941 года(СИ)"

Автор книги: Владимир Чунихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 68 страниц)

Но, если это так важно сегодня, то можно себе представить, насколько сильно это могло повлиять на ту, давнюю реальность.

При чем здесь Англия, с ее надеждами и настроениями? Главное тогда было здесь, внутри страны. Главное, это народный дух, та самая сила, что сжигает империи, опрокидывает троны и разрушает дворцы. Та сила, которая делает невозможное возможным. Которая приводит к победе через такие неудачи и поражения, что это кажется немыслимым тем, кто не знает о ее великой силе.

Но этой силой можно управлять, ее можно заставить работать там, где это необходимо. Масштаб государственного деятеля там и рождается, в понимании величия и действенности этой силы. И в осознании собственной обязанности заботиться о ее здоровье и благополучии.

В данном случае, самым важным в этой ситуации, это было позаботиться о правильном представлении людей о смысле происходящих событий. Причем, не в примитивной пропаганде, слова которой все послушно повторяют, но никто им в глубине души не верит. А в том, чтобы добраться как раз до самой глубины души миллионов людей. Для чего надо эти миллионы убедить.

Вспомним, каким оглушительным крахом целой цивилизации обернулась ненужность и непонятность для российского народа смысла Первой Мировой войны.

Поэтому нужны были убедительные основания к тому, чтобы миллионы людей поняли и согласились с тем, что начавшаяся война является именно Отечественной, и никакой другой. В этом была единственная надежда на победу там, где все расчеты и все ожидания говорили о тяжести для страны будущей войны. Где все козыри были на стороне противника. Где на стороне противника были силы, во много раз превышавшие силы ее собственные.

Между тем. Никогда никакому Сталину не удалось бы убедить народ в справедливости этой войны, если бы Красная Армия нанесла удар первой. Пусть превентивный удар и являлся бы для кого-то оправданным с профессиональной точки зрения. Или даже казался кому-то единственным выходом из все более угрожающе складывающейся обстановки.

Народ этим убедить нельзя. Для него существуют в этом случае всего два понятия. Мы напали или на нас напали. Поэтому никогда никакие доказательства вынужденности нашего нападения не смогут затронуть самой глубины его души. А потому он никогда молча не согласится с тем, что началась именно Отечественная война.

Поэтому неустанная, можно сказать даже, подчеркнутая, забота Сталина

о том, чтобы в надвигашейся страшной войне Советский Союз предстал в образе миролюбивого государства, на которое напал взбесившийся агрессор, было в той ситуации единственно верной политикой. Заметим, что даже всеобщая мобилизация в стране была объявлена не с 22, а именно с 23 июня 1941 года. Что подчеркивало просто и незатейливо, но с убедительной основательностью простую истину. На нас напали. Без какого-то повода, коварно и подло. Мы защищаем свой дом. Всё.

Именно это заставило миллионы людей поверить, несмотря на все будущие беды и лишения, несмотря на колоссальные неудачи и огромные потери, в то, что «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». Потому что главным здесь была уверенность в том, что наше дело, действительно, правое. Все остальное явилось следствием этой уверенности.

Именно такая вера, такая уверенность, такой народный дух и явились, в итоге, решающим ресурсом, приведшим народ к Победе.

***

Краткое отступление.

Сегодня все средства брошены на то, чтобы вымарать из истории простой и незатейливый факт.

Факт этот заключается в том, что, для того, чтобы именно такое качество народного духа возникло, сложилось и оформилось, необходимы были чьи-то усилия. Чьи-то конкретные дела. Необходимо, чтобы кто-то об этом думал и чтобы кто-то об этом заботился. И самое главное. Чтобы эта забота и эти усилия были умными.

Если процесс этот развивается самостоятельно, без неустанной о нём заботы (или если эта забота народное мнение не убеждает), в этом случае получается только то, что мы можем наблюдать опять же в настроениях народа на примере Первой Мировой войны.

После нападения Германии 22 июня 1941 года настроения народа нельзя, конечно, определить однозначно одним каким-то смыслом. Это был клубок самых разных эмоций и убеждений. От уверенности в скорой победе до недоумения и отчаяния. Горе, и страх, и надежда, здесь всё было переплетено и спаяно. Но при всём при этом на протяжении этих лет главным была массовая уверенность в справедливости НАШЕЙ войны.

Если сравнить эту веру с тем состоянием общественного сознания, которое было в России в период Первой Мировой войны, то мы увидим, что Сталину в 1941 году удалось народ убедить. А значит, заложить фундаментальную основу будущей Победы.

Вместо понимания этой простой, но очень важной истины, сегодня мы знаем только о том, что Сталин допустил преступную ошибку, отказавшись накануне войны отдать приказ о приведении Красной Армии в полную боевую готовность.

***

Конечно, то обстоятельство, что сторона вопроса, которая определяется внутриполитическими условиями, является в данном случае главной, не исключает и того, что существовали другие к тому соображения. Не такие основополагающие, конечно, но имеющие свое достаточно серьезное значение.

Если уж вернуться к Англии, то есть, к внешнеполитической стороне дела, здесь тоже всё далеко не так однозначно.

Дело в том, что отношения между союзниками далеко не всегда остаются неизменными. За примерами далеко ходить не надо. Достаточно вспомнить тот факт, что после окончания Первой Мировой войны та же Англия предала своего вернейшего союзника, Францию, стараясь уравновесить её возросшую силу возрождением военной мощи Германии. То, что это произошло после войны, а не в её ходе, особого значения не имеет. Было бы Англии выгодно, предала бы и в ходе войны. У Англии ведь нет постоянных союзников, есть только е постоянные интересы, не так ли?

А уж в отношении Советского Союза тем более не было необходимости придерживаться даже видимости приличий. Понадобилось бы заключить за его спиной сепаратный мир с Германией, пошли бы на это не колеблясь. Понадобилось бы, после заключения сепаратного мира, помочь Германии продолжить ее войну с Советским Союзом, здесь тоже никаких препятствий не было бы. Тем более, что в отношении страны, всем миром признанной агрессором, особых церемоний можно не придерживаться.

Нейтрализовать такие возможные политические ходы своих будущих союзников можно было только одним. Обратившись не к правительствам западных стран. А напрямую к их народам.

Агрессор никогда не вызывает сочувствия, будь союз с ним хоть трижды полезным. И наоборот, самое горячее сочувствие вызывает жертва агрессии. К такому союзнику и отношение, согласитесь, совсем другое. Симпатии простого народа, самой его массы, вот чего можно было достичь отказом от агрессивных планов. А подобные симпатии, это не отвлеченное и ничего не значащее романтическое настроение. Это настроения избирателей. Это воля народа, наконец.

Вспомним те несколько предвоенных лет, когда Англия потворствовала всячески росту могущества Германии, сопровождаемого территориальными завоеваниями. И нападение на Польшу прошло бы точно также гладко для Гитлера, если бы ему противостояли одни только английские политики. Это можно понять совершенно точно, глядя на то, как воевала Англия в период так называемой «странной войны» 1939 – 1940 годов. То есть всерьез руководство Англии воевать тогда не хотело. Тогда зачем объявляли войну? Гарантии, данные ими Польше? Но ведь точно такие гарантии они давали и Чехословакии, и ничего, благополучно забыли о них, когда понадобилось. Забыли бы и об этих. Так почему объявили всё-таки войну Германии?

А всё очень просто. Британское правительство было вынуждено сделать это под влиянием общественного мнения. Иными словами, под нажимом избирателей. Под давлением собственного народа.

Так вот, именно к ним, к народам западных стран и обращено было категорическое «нет», сказанное Сталиным своим генералам, сетовавшим потом в своих мемуарах на то, что он отказался принять их предложение объявить войскам полную боевую готовность. Они не поясняли, правда, что на самом деле предлагали фактическое нападение на Германию. Но это не так важно, не правда ли?

Еще более сложным было сказанное сейчас, если обратить его в отношение народа США. Если для Англии нападение СССР на Германию было бы, по крайней мере, в самый первый момент, спасением, то для США этот же акт выглядел совершенно иначе. США тогда придерживались официально политики нейтралитета. Более того. Именно общественное мнение было тогда во многом против того, чтобы влезать в европейскую войну. Конечно, они бы так или иначе всё равно в нее влезли, им это было необходимо по ряду собственных причин. Поэтому по отношению к Англии их политика легко просчитывалась. Иное дело, отношения с Советским Союзом.

Нападение СССР на Германию для США, в отличие от Англии, никакого видимого облегчения не приносило. А потому никакого сочувствия вызвать не могло. Конечно, после вступления США в европейскую войну, СССР, как союзник Англии, автоматически становился бы тоже их союзником. Но союзником несколько иного качества. Не имеющим никаких симпатий американского народа.

После вступления в войну, помощь, оказываемая Англии, для народа США была бы сама собой разумеющейся и никаких протестов не вызвала бы. Поэтому Англии все равно помогали бы щедро, в самых широких объемах. Родственные цивилизации, так сказать. Другое дело – помощь варварской большевистской России, которая, к тому же, сама виновата в своих бедах, напав на Германию. Здесь для американского руководства могло быть много больше возможностей для вольного маневрирования в вопросах помощи СССР. И это, несомненно не вызвало бы никаких возражений у простых американцев. В случае же каких-то сепаратных проявлений такое состояние общественного мнения позволяло легко игнорировать любые протесты советского руководства.

Всё мгновенно стало иным в общественном мнении США, когда Советский Союз подвергся прямой неспровоцированной агрессии «плохого парня» Гитлера. Сочувствие явилось тем прочным фундаментом, на котором в среде американских избирателей, по мере ожесточенного сопротивления Красной Армии, выстраивалось тогда уважение к Советскому Союзу. И, соответственно, симпатии американского народа. Что давало немалые дополнительные гарантии к прочности союзнических отношений. И дополнительно защищало СССР от успешности любых закулисных сделок за его спиной.

И еще одно важное международное следствие этого решения Сталина.

Об этом сейчас часто забывается, но в то время для СССР, как и для Германии, тоже существовала угроза войны на два фронта. То есть войны с Германией и ее союзниками на Западе и войны с Японией на Востоке.

Только для нас всё обстояло намного хуже, чем для Германии. Германия, за счет развитой дорожной сети и сравнительно коротких расстояний, имела возможность очень быстро оперировать своими резервами, перебрасывая их поочередно с запада на восток и с востока на запад. Примерно так, как это было в Первую Мировую войну. Понятно также, что для СССР одновременная война на Западе и Востоке превращалась в трудно разрешимую задачу, поскольку резервами между этими двумя театрами можно было оперировать с неизмеримо большими трудностями. Во всяком случае, значительно медленнее. Со всеми соответствующими последствиями.

Потому-то столько усилий было приложено Сталиным для того, чтобы оградить Советский Союз в преддверии будущей войны с Германией, ещё и от войны с Японией.

Между тем, объявление всеобщей мобилизации в стране до германского нападения могло свести все эти усилия на нет. Поскольку в случае, если бы напавшей стороной оказался СССР, вероятность нападения Японии возростала бы многократно.

Дело не в том, что Япония в любом случае скрупулезно соблюдала бы пакт о нейтралитете, заключенный с Советским Союзом. Конечно, если бы в Токио сочли выгодным напасть, они бы напали, не глядя ни на какой договор. Но дело в том, что в японских правящих кругах боролись между собой два лагеря. Один действительно желал войны с Советским Союзом. Он, в основном, был представлен армией. Другой центр силы представлял флот. Здесь господствующими были настроения военной экспансии в южном направлении, в сторону зоны влияния Англии и США.

Правительство Японии того времени было представлено кругами, которые, собственно, и инициировали пакт с СССР. Они же и были более склонны к движению на юг. Сам пакт, собственно, нужен был им для того, чтобы постараться обезопасить при этом продвижении свой тыл.

Нельзя забывать о том, что Япония к тому времени завязла в войне в Китае, без каких-либо перспектив её скорейшего окончания. Вешать на шею еще одну сухопутную войну, с не менее неопределенными перспективами, чем неоконченная война с Китаем, этому правительству явно не хотелось. Война поглощает колоссальные ресурсы. Один Китай поглощал их столько, что думать ещё и о других затратах было очень нежелательно. А продвижение в Юго-Восточную Азию сулило им восполнение этих ресурсов. Война же с Советским Союзом сулила лишь гигантское увеличение ресурсных затрат, без какого-либо их серьезного восполнения.

Но правительство не вечно, его может сменить и другое, с другими настроениями и другими планами. Не такое уж у него было тогда незыблемо прочное положение. В этом случае для руководства СССР было необходимо дать ему в руки козыри к тому, чтобы противостоять своим политическим оппонентам.

И здесь как раз вступал в силу фактор отношений с СССР и выполнение Японией своих союзничесих обязательств в отношении Германии. Потому что, в случае нападения на Германию, СССР терял бы статус нейтральной страны, с которой Япония заключала свой договор о нейтралитете.

Дело в том, что договор специально оговаривал это обстоятельство. Согласно его второй статье «...в случае, если одна из договаривающихся сторон окажется объектом военных действий со стороны одной или нескольких третьих держав, другая договаривающаяся сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжение всего конфликта». То есть, договор о нейтралитете с Японией сохранял силу только в том случае, если бы СССР подвергся нападению. Но он совершенно не подпадал под тот случай, если нападающей стороной оказывался Советский Союз. Поэтому в этом случае, Япония, по всем нормам международного права, была бы в отношении СССР свободна от соблюдения пакта о нейтралите.

Одновременно эту же ситуацию однозначно описывал другой договор, заключенный Японией. 27 сентября 1940 года между Германий, Италией и Японией был заключен договор, известный под названием Пакт трёх держав или Тройственный пакт.

Статья 3 этого договора гласила:

«...если одна из трех договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны какой-либо державы, которая в настоящее время не участвует в европейской войне и в японо-китайском конфликте, то три страны обязуются оказывать взаимную помощь всеми имеющимися в их распоряжении политическими, экономическими и военными средствами».

Иными словами, в случае, если бы СССР начал (или был признан начавшим) военные действия против Германии первым, Япония в соответствии с Тройственным пактом была обязана начать войну с Советским Союзом.

Заметим. После нападения Германии на Советский Союз, руководство рейха приложило максимальные усилия к тому, чтобы уговорить японское правительство начать военные действия против СССР. Те много обещали, отговаривались обстоятельствами, снова обещали. Но, как это хорошо известно, так пожеланий немцев и не выполнили. И, между прочим имели на это право, не нарушая, как это ни странно, своих союзнических обязательств. Поскольку в ситуации, когда Германия напала на СССР, Тройственный договор участия в войне Японии не требовал.

Совершенно обратная ситуация возникала в случае, если напавшей на Германию стороной был бы признанан СССР. В этом случае, союзнические обязательства Японии прямо требовали бы от её правительства вступление в войну на стороне Германии. И германское правительство имело бы возможность не соблазнять и уговаривать, а безоговорочно требовать соблюдения своих обязательств. Вплоть до того, что отказ от них со стороны Японии мог рассматриваться, как разрыв союзнических отношений.

Что уже давало во внутриполитической борьбе в Японии очень серьезные козыри оппозиции, вплоть до смены правительства. Лишение страны её сильного союзника по вине действующего правительства, это повод очень серьезный.

Так что с тем ли правительством, с другим ли, в случае, если бы в тот момент Сталин отдал приказ о приведении Красной Армии в полную боевую готовность, это привело бы к началу военных действий не только с Германией, но и одновременно, с очень большой вероятностью, с Японией.

То, что Сталину удалась его политика нейтрализации Японии, явилось поистине великим шансом для России выжить и победить в войне с Германией.

И все это, повторю, было во многом следствием того простого факта, что Сталин отказался отдать приказ о приведении Красной Армии в полную боевую готовность. Это не было отказом от решения, как настойчиво уверяли, уверяют и будут уверять нас в этом. Это было как раз решением. Твердым решением, обоснованным точным и глубоким расчетом.

***

Именно поэтому Сталин, несмотря на уговоры военного командования, так и не согласился перед войной на приведение войск в полную боевую готовность. То есть, причина этого решения лежала вовсе не в недоверии к донесениям разведки. Она была много масштабнее и сложнее, эта причина.

До сих пор господствующим мнением, с лёгкой руки наших знаменитых маршалов, является то, что военная составляющая этой тактики Сталина была всё-таки намного важнее. Потому что слишком уж большие потери были от военного поражения. Что не сопоставимо с политическими преференциями от такого его поведения. То, что это было не какими-то политическими играми Сталина, а проявлением его фундаментальной политики, да к тому же обеспечившей, в итоге, и чисто военную победу, они просто проигнорировали.

Кроме того, надо понимать, что расчёт Сталина как раз и был на дисциплину военных. На знание ими своего дела. На боеготовность армии, наконец. Что вовремя отданная команда, например, сделает все эти немецкие полёты самолётов-разведчиков бессмысленными. Ведь всего одна команда, и разведанные немцами с воздуха аэродромы опустеют. Советские самолёты в несколько минут переберутся на запасные аэродромы, неизвестные немцам, где будут надёжно замаскированы.

Говорят, что этот расчёт был неправилен. Потому что сделать это было невозможно. Что и показали дальнейшие события.

На самом деле ничего здесь неправильного не было. И это тоже, как это ни странно, показали дальнейшие события. Потому что так собственно и произошло в Одесском военном округе. Где служили действительно исполнительные люди.

То есть, одним из главных пороков, снижавших боеспособность армии накануне войны, была низкая исполнительность на всех уровнях командования. Это было тогда известным явлением. Для его исправления издавались приказы наркома, с ним боролись, насколько хватало тогда сил и времени. Но упомянуть его в качестве причины разгрома наши великие полководцы постеснялись.

До сих пор кое у кого бытует мнение, что Сталин боялся. Боялся войны, боялся Гитлера, потому что по натуре был труслив. Об этом, в частности со смаком рассказывал Хрущев в своих мемуарах.

А на самом деле Сталин просто хорошо видел реальность. Поэтому мог прогнозировать в общих чертах, что принесет его стране война в 1941 году. То есть Сталин еще накануне понимал, что война обернется великой трагедией, неисчислимыми жертвами. Даже при том, что считал боеготовность армии более высокой, чем это было на самом деле. И решиться самому обрушить страну в эти лишения и жертвы на основании донесений разведки, где говорится, то ли да, то ли нет, то ли 15 мая, то ли 15 июня, то ли еще множества других сроков, называемых ему в разное время?

А если немцы не ударят, но потребуют от СССР каких-то уступок? Это невозможно, торжествующе говорят те, кто хорошо знает, что война все-таки состоялась. Но даже 10 июня 1941 года распоряжением Главнокомандующего сухопутными войсками Германии, объявляющим срок начала войны, был объявлен не только сигнал «Дортмунд», согласно которому война начинается 22 июня. Но был оговорен еще и сигнал «Альтона», на случай, если нападение будет перенесено. То есть, даже сами немцы всего за две недели до начала войны допускали, что могут случиться обстоятельства, в соответствии с которыми нападение 22 июня может не состояться. Даже они сами, назначив дату нападения, допускали, что она может быть перенесена. А вы обвиняете Сталина в том, что он не верил в то, что этот срок не окончательный.

Родственная категория обвинителей породила еще и популярное утверждение о сталинской убежденности в том, что Германия на СССР в 1941 году не нападет. Под это дело настругали даже несколько фальшивок, в том числе упомянутые уже «документы Берии».

Вообще-то говоря, уже сами по себе усилия предъявить мысли Сталина в качестве собственного доказательства их порочности, несколько странны. Поскольку не очень убеждают людей разумных в самой возможности читать мысли окружающих. Даже сейчас. Даже, видя человека и глядя ему в глаза. Эти же господа убеждают нас в том, что знают мысли человека, которого никогда не видели и которого давно уже нет на этом свете. Да к тому же человека, при жизни известного своей молчаливостью и скрытностью. Смелое, конечно, утверждение, но несколько, как бы выразиться, хлестаковского типа.

Что интересно, утверждают так историки, претендующие на то, чтобы именоваться серьезными. «Сталин думал...», «Сталин предполагал...», «Сталин верил...», «Сталин не верил...» Уже по одним этим утверждениям можно легко определить степень серьезности таких исследователей.

Но как же, утверждают они. Сталин же сам говорил о том, что Германия на СССР в 1941 году не нападет. Никто из них, правда, не может назвать ни одного документа, где Сталин высказывался подобным образом. Да что документа. Никто из них не может привести ни одного подлинного случая, когда кто-то где-то когда-то слышал от Сталина такое утверждение.

Когда с подобным вопросом в семидесятых годах писатель Стаднюк обратился к Молотову, тот ответил, что сам он никогда от Сталина такого не слышал. И никогда не слышал от кого-то из сталинского окружения, чтобы тот при ком-то из них выражался подобным образом. А ведь сам Молотов, между прочим, в то время работал со Сталиным бок о бок ежедневно, чуть ли не днями напролет безо всякого перерыва. Если посмотреть журнал учета посетителей Сталина, то он из его кабинета в то время практически не вылезал. То есть, общался со Сталиным больше и чаще всех других свидетелей вместе взятых. А вот такого мнения, высказанного Сталиным, никогда не слышал.

То, что Сталин надеялся неизбежную войну с Германией отодвинуть, это он потверждал. Более того, рассказывал, что и сам старался многое делать в этом направлении. Это и были, кстати. те самые расчеты Сталина, в непогрешимость которых он, якобы, уверовал.

Это были, как нас уверяют, безнадежные и пустые расчеты, которые позволяли Сталину надеяться отодвинуть сроки начало войны с Германией возможно дальше.

Между тем, безнадежность этих расчетов хорошо видна тем, кто знает, что тогда произошло. Но ни один из них не может с уверенностью заявить, что сам он, находясь в тех условиях, и не зная того, что знает сейчас, поступил бы тогда иначе. А если заявляет, то тем более, можно расценивать его лишь в качестве неумного болтуна, чье мнение, естественно, не может быть сколько-нибудь интересным.

Дело в том, что усилия, приложенные к тому, чтобы отодвинуть германское нападение, опиралось вовсе не на сталинскую уверенность в свои способности достичь на этом поприще успеха только лишь путем уговоров Гитлера. Надежду давали расчеты, в которых немцы не решатся начинать войну с СССР, не закончив войну с Англией. Надежда эта опиралась на здравый смысл, который подсказывал, что никто из них не пожелает своей стране снова вести заведомо проигрышную войну на два фронта. Понятное дело, что речь в данном случае не шла о победе Германии над Англией, попробуй ее победи на ее островах. Но та война могла закончиться и вследствие мирного договора на каких-то компромиссных условиях.

Именно в этом, в частности, обвинял Сталина Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. Вот что он писал в своем письме писателю Василию Дмитриевичу Соколову.

ПИСЬМО Г.К. ЖУКОВА В.Д. СОКОЛОВУ

2 марта 1964г.

"Уважаемый Василий Дмитриевич! Отвечаю на Ваши вопросы...

... 2. О заблуждениях СТАЛИНА

СТАЛИН считал, что Германия, ввязавшись в войну с Англией и Францией, не будет иметь возможности скоро ее закончить.

Война с Англией, Францией, оккупация ряда стран Европы вынудит Германию рассредоточить свои силы и средства и приведет Германию к серьезному истощению. Чтобы выйти из войны, организовать поход против Советского Союза, ГИТЛЕРУ потребуется значительное время. Начать поход против Советского Союза, не закончив войны на Западе, ГИТЛЕР и его окружение не рискнут, не такие они дураки, говорил СТАЛИН, чтобы вести сейчас войну на два фронта. Они наверняка еще не забыли печальных уроков первой мировой войны.

Но СТАЛИН не предусматривал то, что ГИТЛЕР, не закончив войну, мог прервать ее на западе и, заслонившись на западе, Германия могла внезапно главными силами ударить по Советскому Союзу.

СТАЛИН во что бы то ни стало хотел продлить мирное сосуществование с Германией, необходимое нашей стране для дальнейшего развития нашей экономики, без которой нельзя было успешно вести современную большую войну.

Заключив с гитлеровским правительством пакт о ненападении, СТАЛИН, МОЛОТОВ и другие члены Политбюро не сумели глубоко разобраться в классовой сущности германского фашизма, его иезуитской политике для достижения своих целей, ради которых ГИТЛЕР шел на коварство, ложь и любую подлость, лишь бы пробить себе дорогу к мировому господству.

СТАЛИН и МОЛОТОВ были ловко обмануты ГИТЛЕРОМ. Он сумел внушить СТАЛИНУ версию о том, что Германия будет верна пакту о ненападении и что Германия не собирается воевать с Советским Союзом. Наоборот – жить в дружбе и собирается резко повысить у нас закупки нефти, угля, хлеба и прочих товаров.

Эта версия импонировала СТАЛИНУ и он хотел верить ГИТЛЕРУ, но оказалось, что он был жестоко обманут.

Вы спрашиваете, были ли для заблуждения у СТАЛИНА объективные причины.

Как известно, чудес в жизни не бывает. На все явления имеются свои причины. Здесь я могу сказать лишь о размышлениях СТАЛИНА, чем он, видимо руководствовался, проводя в жизнь предвоенную политику нашей партии.

Мне лично не раз приходилось выслушивать мнение СТАЛИНА, и чаще всего, при обсуждении в Политбюро заявок Наркомата Обороны.

СТАЛИН говорил: «Вы, военные, поймите, что мы в первую очередь должны позаботиться о быстрейшем развитии тяжелой индустрии, без которой мы не можем успешно строить социализм и оборону страны. По этим же причинам мы не могли до сих пор выделять материальные средства в нужных количествах для создания государственных, стратегических резервов и мобилизационных запасов армии и флота. Сейчас мы экономически слабее Германии, но война, которую она ведет, может серьезно ее истощить. Нам нужно во что бы то ни стало сохранить мир и продлить мирное сосуществование с Германией».

Это первое, что нам часто приходилось от него слышать.

В 1939 и 1940 годах Западная Белоруссия, Западная Украина и Бессарабия, как известно, были воссоединены с Советским Союзом. Мы получили большую территорию, но совершенно не подготовленную к войне.

Нужно было время, чтобы построить укрепление рубежа, большую аэродромную сеть, провести колоссальные работы по строительству железных и шоссейных дорог, построить большое количество военных линий связи и базовых объектов с тем, чтобы подготовить занятую территорию в военном отношении. На все это нужны были большие материальные средства и время, что естественно не могло не отразиться на мышлении СТАЛИНА

И еще одно обстоятельство. Наша агентурная разведка, которой перед войной руководил ГОЛИКОВ, работала плохо и она не сумела вскрыть истинных намерений гитлеровского верховного командования в отношении войск, расположенных в Польше.

Наша агентурная разведка не сумела опровергнуть лживую версию ГИТЛЕРА о ненамерении воевать с Советским Союзом.

Полеты немецких самолетов над нашей территорией ГИТЛЕР тогда объяснял неопытностью своих молодых летчиков, а передвижение войск – большими учениями. Наша разведка также не сумела вскрыть и подтвердить конкретную подготовку немецких войск к войне против Советского Союза.

Вот, собственно говоря, часть причин, которые ввели в заблуждение СТАЛИНА. Эти причины, конечно, сейчас выглядят по-иному, чем в то время. Сейчас кажется все просто и понятно, а тогда куда было сложнее разобраться в грядущих событиях.

Версия о том, что кто-то сообщил из Швейцарии точную дату нападения немцев на Советский Союз, что это сообщение якобы расшифровал некий капитан ИВАНОВ и он немедленно это сообщение передал ГОЛИКОВУ, а ГОЛИКОВ, якобы, доложил мне, не соответствует действительности. Это просто чья-то досужая выдумка..."

Взято из издания: Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. – М.: МФ 'Демократия', 2001.

Раздел 6. Документ N 2.

Надо сказать, что мнения о том, что Германия не рискнет нападать на Советский Союз до окончания войны с Англией были тогда действительно распространены достаточно широко в военно-политическом руководстве СССР. И так считали многие, в том числе не только Сталин и всё его окружение, но и руководители военного ведомства, те же Тимошенко и Жуков. В данном случае, «считали», это не из чьей-то головы, это из документов, подписанных самим Жуковым. Так что напрасно маршал Жуков изобличал впоследствии Сталина в таких настроениях. Сам он в то время другими настроениями не отличался. Более того, в отличие от некоторых других военных, как раз старательно убеждал Сталина именно в таком возможном сценарии будущих событий. Об это мы еще обязательно поговорим в дальнейшем, когда будем рассматривать документы на имя Сталина, подписанные им в бытность начальником Генерального штаба.

Впрочем, необходимо отметить, что такие взгляды вполне имели тогда право на существование, ничего в них не было крамольного. Другое дело, это, конечно, последующие рассуждения об этих взглядах. Но это уже не о нашем вопросе. Это о том, как и на чём воспитывали последующие поколения, калеча и уродуя будущую судьбу Советского Союза. Поэтому, не будем на этом останавливаться, вернемся в то время. Когда, смею это повторить, такие ожидания были вполне оправданы. А раз были оправданы, значит такой просчет был логически обоснован. Ошибочен, как показали дальнейшие события. Но ошибочен в пределах логики.