Текст книги "22 июня 1941 года(СИ)"

Автор книги: Владимир Чунихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 68 страниц)

По-настоящему же серьезный просчет заключался в том, что стороны будущего противостояния по-разному представляли себе характер будущей войны. Никто в высшем советском военно-политическом руководстве не сомневался в том, что грядущая война будет тяжелой и затяжной. И были в этом, естественно, абсолютно правы. Даже если бы немцы продвинулись в достаточно далеко, даже вплоть и до самой Москвы, все равно война не была бы окончена. Все равно она продолжалась бы. Потому что усилиями советского руководства к тому времени на востоке страны была уже заложена мощная индустриальная база, остававшаяся вне досягаемости немцев и позволяющая продолжать сопротивление.

Не правы были советские руководители в другом. В том, что не могли представить себе, что там, по другую сторону границы, всерьёз считают иначе. А там считали именно иначе. Не только Гитлер, не только высшие руководители рейха, но и германские генералы считали, что кампанию против России вполне реально провести за несколько месяцев или даже недель. Победоносно провести, разумеется. Что исключало, в их понимании, саму возможность ведения войны на два фронта. Какие два фронта, если в Европе за ничтожный срок выводится из игры последний крупный участник событий. Где, в результате этого, действительно остается всего один фронт. С Англией.

Это ослепление было, конечно, вызвано эйфорией от своих побед на Западе. Оно и привело, в результате, нацистскую Германию к сокрушительному поражению. То есть, именно это «головокружение от успехов» и явилось причиной столь кардинальной недооценки советского государства.

Но простите. Предъявлять разумным людям в качестве ошибки их неготовность мыслить нелогично и поверхностно? То есть так, как мыслили в данном случае политические и военные руководители Германии? Ведь не забудем, повторю, что именно этот самый авантюризм и недооценка реальности и послужили, в результате, причиной краха нацистской Германии. В Москве порочность такой политики видели уже тогда, а потому не верили до конца в то, что немцы совершат поступок страшный и трагичный для СССР, но вовсе самоубийственный для нацистской Германии.

Поэтому, кстати, если уж говорить всерьёз о роли разведки в раскрытии замыслов немецкого командования, думаю, что, хотя сведения о подготовке немцев к войне, о концентрации войск, о планах операций, о дате нападения, и являются очень важными, они не имеют решающего значения для последующего развития событий. Самым главным было другое. Принципиальное значение могла иметь информация о серьёзной ставке военно-политического руководства Германии на блицкриг. Вот эта информация имела бы поистине решающее значение для понимания советским руководством всей глубины заблуждений верхушки Германии, как политической, так и военной.

Но именно эту, самую важную информацию советская разведка получить не смогла. Соответственно, не смогла её представить советскому руководству. Понятно, что были отдельные сообщения разведки, где упоминалось о том, что кто-то в германском военном руководстве считает будущую войну достаточно легкой. Выражалось это в том, что там представляли СССР слабым государством. Но не было донесений о том, что точно так же относится к Советскому Союзу и Гитлер. А это было самым главным. Потому что и Сталин, например, видел не совсем адекватное отношение к некоторым вопросам своих собственных генералов. Это же не означало вовсе, что он разделял их заблуждения. Точно так же он мог предполагать более трезвые взгляды Гитлера на ожидания его генералов. Но как раз взгляды на характер будущей войны высшего руководства Германии, повторю, советской разведкой вскрыты не были.

Я понимаю, что об этом легко говорить, но трудно сделать. И упрекать как-то советских разведчиков в этой неудаче опять же, естественно, не собираюсь. Выше уже указывалось на специфику работы разведки, что если тебе повезет, эту информацию ты получишь, если не повезет, она пройдет мимо тебя, будь ты хоть гением разведки.

Вместе с тем. Еще раз. Поскольку в многочисленных исследованиях речь идёт о том, что Сталин не смог разгадать намерения немцев, несмотря на то, что получал о них однозначно точную информацию от своей разведки, объективности ради надо было бы вспомнить и об этом. О том, что самую важную информацию о подготовке Германии к войне советская разведка представить не смогла. Это объективная реальность, и иметь о ней представление необходимо. Если мы желаем разобраться в том времени непредвзято.

Естественно, не только недооценка толкнула Гитлера на войну с Советским Союзом. Одним из главных его побуждений в той конкретной исторической ситуации было желание уничтожить последние надежды Англии. Потому что всю свою внешнюю политику Гитлер строил, исходя из отношений с этой страной. В данном случае, видя, что англичане отказываются от мира на его условиях, Гитлер предполагал в их неподатливости надежду разыграть русскую карту. Стремление лишить Англию надежд на возможный союз с СССР, вот главная в тот момент побудительная причина, толкнувшая Гитлера к агрессии на восток.

Был здесь и страх перед будущей мощью Советского Союза, явственно набиравшего в то время силу. И непримиримая ненависть к коммунистическим идеям. И презрение к славянству. И пресловутое завоевание жизненного пространства. Всё это, конечно присутствовало тоже в побудительных мотивах к нападению на Россию. Но, в конечном итоге, всё перевесила именно эйфория от собственных побед. И пренебрежительная оценка возможностей СССР.

Показательно, в связи с этим, некое раздвоение сознания германского политического и военного руководства. С одной стороны, уверенность в молниеносной победе над Советским Союзом. С другой стороны... Даже тех возможностей армии, что столь убедительно доказала свою сокрушительную силу, разгромив Францию, казались руководителям Германии недостаточными для такой же победы над СССР. Именно поэтому, в процессе подготовки нападения на СССР, в Германии произошло значительное количественное и качественное усиление вермахта и его вооружений.

***

Но вернемся к донесениям разведки.

Итак, полагаться в вопросах жизни и смерти страны на отдельные донесения разведки серьезный руководитель государства не имеет права. Выводы здесь можно делать, только опираясь на их совокупность, проверенную и перепроверенную между собой. Но как сегодня можно оценить весь объем информации, поступавшей Сталину? Ведь те донесения, о которых мы знаем, это ведь лишь малая толика того, что было в действительности.

Молотов, кстати, именно это имел в виду, когда говорил писателю Феликсу Чуеву:

«Когда я был Предсовнаркома, у меня полдня ежедневно уходило на чтение донесений разведки. Чего там только не было, какие только сроки ни назывались! И если бы мы поддались, война могла начаться гораздо раньше...»

Сталин, естественно, посвящал этим вопросам времени никак не меньше.

Предлагаю поэтому попробовать представить себя на их месте. Пусть и не в страшнейшем цейтноте и неопределенности тех накаленных дней, а в комфорте и неспешности дня сегодняшнего. Пусть это будет весьма легковесная попытка, поскольку мы с вами не будем придавлены тем огромным грузом, который сопровождён руководством экономикой, внутренней и внешней политикой. Мы не будем претендовать на руководство государством во всём его разнообразии. Мы просто попробуем оценить с их позиций единственно ту информацию, которая поступала к ним по вопросу угрозы нападения Германии. Но учитывая при этом, конечно, что мы находимся в привилегированном положении, поскольку они не знали и не могли знать будущего. А мы знаем его в подробностях.

Тем не менее, мне хотелось бы, чтобы читатель, в том числе не очень знакомый с реалиями того времени, хоть немного проникся их фантастической сложностью. Если мы действительно хотим разобраться в этом вопросе непредвзято и объективно.

А для этого попробуем посмотреть хотя бы на самую малость из того, что те читали ежедневно.

Предлагаю сделать это за весь предвоенный год. Поскольку именно этот срок и вместил в себя непосредственную подготовку к войне.

Понимаю, что попытка эта будет весьма условной. Не надо забывать о том, что здесь может быть представлена лишь небольшая часть поступавших к ним сведений.

В настоящей работе основным источником информации снова будет двухтомный сборник документов «1941 год» издания 1998 года, именуемой в просторечии «Малиновкой».

Насколько я понимаю, этот труд и сегодня является наиболее капитальным собранием документов по этой теме. Что хорошо объяснимо составом его редакционного совета, конечно. Здесь и бывший член Политбюро академик А.Н. Яковлев и светоч демократической России Е.Т. Гайдар и другие, менее заметные, но влиятельные люди того времени. Явно проглядывающая через принцип подборки документов идея – подтвердить документально подготовку нападения СССР на Германию и одновременно проиллюстрировать неверие Сталина в немецкое нападение, открыла, естественно, перед коллективом, возглавляемым таким блестящим сомном государственных мужей, двери всех архивов России без исключения. Составители более поздних сборников документов о том времени, согласитесь, на такое внимание и предупредительность архивного начальства рассчитывать не могут.

Так что основным источником в этом исследовании будет именно сборник «1941 год». Кроме того, для меня лично глубоко символичен сам факт того, что документы, которые отбирались для одной цели, невольно свидетельствуют, при внимательном их изучении, в пользу её же опровержения. Это как бы добавляет уверенности в сказанном. Как дополнительная гарантия собственной непредвзятости.

Одновременно с этим необходимо отметить, что знаем мы сегодня по этой теме мизерную часть документов. Кстати, и составители этого сборника честно признали в аннотации к нему, что не претендуют на публикацию всего огромного массива имеющихся в архивах информации по этому вопросу. Из десяти тысяч выявленных документов в это издание вошли свыше 600. Разумеется, наиболее важных и интересных.

И действительно. Очень мало представлены здесь подлинные документы личного архива Сталина, и тесно примыкающие к ним документы Политбюро того времени, хранящиеся в Архиве Президента Российской федерации. Совсем не представлены донесения по линии военно-морской разведки. Недостает, конечно, большей части донесений соответствующего аппарата Наркомата иностранных дел. Да и прочие разведывательные донесения представлены в заметно урезанном виде.

В основном это сообщения из Берлина, Бухареста, Будапешта, единичные сообщения из различных мировых столиц, как бы для полного охвата мировой географии. Восемь сообщений из Токио, от Зорге, его никак нельзя было обойти стороной. Хотя сообщений от него было значительно больше, но выбрали, как можно понять, самые важные из них. Впрочем, почему-то нет из Токио ни одного сообщения по линии внешней разведки НКВД, хотя Павел Судоплатов писал о том, что параллельно сообщениям военного разведчика Зорге, из Японии и Китая поступали сообщения разведчиков НКВД. Но их, повторяю, тоже нет. И самое интересное. Почему-то почти совсем не представлены сообщения от значимых резидентур, как НКВД, так и военной разведки, из США и Англии.

Кроме того. Составители «Малиновки», это чувствуется, повторю, старались представить документы, предупреждающие о нападении. Документов, отрицающих это, почти нет. А они были, не могло их не быть. Дезинформацию советской разведке поставлял не один только «Лицеист». Хороша была бы германская разведка, если бы строила свою работу по дезинформации лишь на усилиях одного человека. Поэтому учтём и то, что руководители государства читали вовсе не однозначно построенные по смыслу документы, а самое разнообразное их множество. Включающие сообщения, где вероятность нападения подвергалась, надо полагать, сомнению.

Вот что интересно. Когда говорят о том, что Сталин не верил разведке, не очень внятно уточняют, в чём именно. Ну, вот, не верил вообще, и всё. А ведь так не бывает, чтобы не верить вообще. Потому, хотя бы, что получал он и сообщения вполне успокоительного характера.

Обратим еще раз внимание на слова Павла Судоплатова о том, что «...около половины сообщений – до мая и даже июня 1941 года – подтверждали: да, война неизбежна...»

Около половины всех сообщений. А о чём говорилось тогда в другой половине сообщений разведки?

О том, что войны удастся избежать? Так получается?

Но что, этим сообщениям Сталин тоже не верил? Так ведь нескладно получается. Ах, именно таким сообщениям, подтверждавшим его веру в добрые намерения Гитлера, он все-таки верил? Но тогда, извините, получается, что утверждения о его неверии в сообщения разведки вообще, несколько преувеличены даже на первый, никак не искушенный взгляд. Получается, что даже с точки зрения таких утверждателей, каким-то сообщениям он верил, а каким-то не верил.

А каким образом определяется обычно, чему именно он верил и чему именно он не верил? Так ведь совсем просто, убеждают нас. Сталин думал, что немцы не нападут, поэтому верил всему, что это подтверждало, и не верил всему, что этому противоречило.

Так вот. Дабы не уподобляться такой вот необыкновенной легкости суждений, предлагаю отказаться от разгадывания сталинских мыслей. Для того, чтобы понять отношение Сталина к поступавшей к нему информации, вовсе не обязательно заниматься исторической телепатией. Для этого достаточно обратить внимание на совсем простую вешь. Не на то, что Сталин думал, получая информацию. А на то, что Сталин делал, получая информацию.

***

Для начала попробуем поставить рядом с утверждением в том, что Сталин верил Гитлеру, некоторые факты, которые этому, безусловно, противоречат.

«Мы отстали от передовых стран на 50 – 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Это И.В. Сталин сказал 4 февраля 1931 года в своей речи «О задачах хозяйственников» на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности.

Если за десять лет до нападения Германии, когда Гитлера еще не было у власти, он понимал, что нападение любой из агрессивных сил на Советский Союз неизбежно, то какие имеются основания к тому, что этой же опасности он не видел накануне войны, когда гитлеровские войска вовсю подтягивались к советским границам? Или мир за эти десять лет стал более безопасен, чтобы можно было пребывать в благодушии гарантированной безопасности?

Учтем также ту простую истину, что приведенные слова вовсе не остались только лишь громкой, но ничем не подкрепленной фразой. Самое главное в этом, это то, что все эти десять лет в СССР велось фантастическое по напряжению и размаху строительство экономического фундамента будущей Победы.

Об этом, кстати, кратко, но очень точно выразился Вячеслав Михайлович Молотов отвечая на утверждение о том, что мы не были готовы к нападению Германии.

Феликс Чуев. «Сто сорок бесед с Молотовым».

"..Суть дела не в том, чтобы вовремя очень точно угадать, когда будет нападение, а суть в том, что не допустили Гитлера в Москву, не допустили в Ленинград и в Сталинград – вот в чем суть! Суть, в конце концов, в конечной нашей блестящей победе! И бросить тень на Сталина теперь, когда его нет в живых...

– Я исходил из того, – говорит Стаднюк, – что это и оправдывает Сталина. Почему мы не были готовы, потому что полагали...

– А мы были готовы! – горячо перехватывает инициативу Молотов. – Как это – не были? Вот это и не правильно вы говорите, что мы не были готовы. В чем?

– В общем, ко дню нападения, к самому часу нападения мы не были готовы.

– Да к часу нападения никто не мог быть готовым, даже Господь Бог! – возражает Молотов. – Мы ждали нападения, и у нас была главная цель: не дать повода Гитлеру для нападения. Он бы сказал: "Вот уже советские войска собираются на границе, они меня вынуждают действовать!"

Конечно, это упущение, конечно, это недостаток. Конечно, есть и другие упущения. А вы найдите такую возможность, чтобы в подобном вопросе не было упущений. Но если на них сделать упор, это бросает тень на главное, на то, что решает дело. А Сталин еще никем не заменим. Я являюсь критиком Сталина, в некоторых вопросах с ним не согласен и считаю, что он допустил крупные, принципиальные ошибки, но об этих ошибках никто не говорит, а о том, в чем Сталин прав, без конца говорят, как об отрицательном.

По сути, к войне мы были готовы в главном. Пятилетки, промышленный потенциал, который был создан, он и помог выстоять. Иначе бы у нас ничего не вышло. Прирост военной промышленности в предвоенные годы у нас был такой, что больше было невозможно!

Перед войной народ был в колоссальном напряжении. "Давай, давай!" А если нет – из партии гонят, арестовывают. Можно ли народ, или партию, или армию, или даже своих близких держать так год или два в напряжении?

Нет. И несмотря на это, есть такие вещи, которые оправдывать нельзя.

Ошибки были, но все дело в том, как эти ошибки понять. Во-первых, чьи это ошибки, во-вторых, как их можно было избежать. По крайней мере, эти два вопроса возникают..."

Да, конечно, можно здесь возразить, что те огромные потери, которые понесла страна в 1941 году, это вовсе не второстепенный вопрос.

Но, говоря об этом, нельзя закрывать глаза и на сказанное им.

Тем более, что тяжесть потерь была обусловлена не только внезапностью нападения, но и многими другими причинами, в том числе фундаментального характера. Качеством армии, например. Ее общей боеготовностью. Отсутствием боевого опыта. И многим еще разным. Грубейшими ошибками военного командования, наконец.

А ошибки... Вот здесь Молотов прав. Надо бы разобраться повнимательнее, чьи это были ошибки. И можно ли их было избежать?

В остальном, ну что же? Возразить сказанному нечего. В главном страна действительно была готова настолько максимально, насколько это было возможно...

В марте 1939 г. XVIII съезд ВКП(б) одобрил третий пятилетний план развития народного хозяйства СССР на 1938 – 1942 гг. В соответствии с этим планом предполагалось увеличить объем промышленной продукции почти в два раза, создать крупные государственные резервы и мобилизационные запасы, прежде всего по топливу и оборонной продукции; в полтора раза увеличить производство продукции сельского хозяйства. Основное внимание по-прежнему уделялось тяжелой индустрии.

Это, замечу для людей не очень знакомых с эпохой, не современные планы, которые совершенно спокойно можно не выполнять, отделываясь объяснениями о непреодолимых обстоятельствах. Речь идёт о времени, когда планы действительно исполнялись. Даже самые невыполнимые.

Но правильно здесь Молотов замечает, что подобные планы выполнить было очень тяжело. От себя добавлю, что для нас, сегодняшних, и вовсе немыслимо. Но на это шли, на такое перенапряжение шли. Зачем? Зачем было так надрывать силы, если Сталин был уверен в безопасности своей страны? Ведь не скажешь же, что эти планы принимались для проформы? Для пропаганды? Для красивых цифр? Ведь и на самом деле, с 1938 по 1940 год выпуск промышленной продукции увеличился на 45%, Вдумайтесь, чего это стоило. И подумайте заодно, для чего это делалось? Для рекордов?

Всё самое лучшее шло на нужды армии и флота. Сама Красная Армия численно увеличилась с 1939 по 1941 год с 1,5 до 5 миллионов человек, то есть в три с лишним раза. Единственной страной в Европе, имевшей сопоставимую по численности армию, была Германия. Но она находилась в состоянии войны, а Советский Союз не находился.

И снова. Если Сталин верил Гитлеру, верил в незыблемость пакта о ненападении, зачем тогда так резко увеличивал армию, стараясь сравняться по численности именно с Вермахтом, а не с кем-то иным? Это, заметим, в стране, изнемогающей от перенапряжения, стране в то время небогатой. А ведь такую огромную армию надо содержать, на это нужны колоссальные средства. Огромное число молодых здоровых и умных людей на длительный срок было оторвано от производительного труда в то самое время, когда всё вокруг строится, когда возникает ежедневно потребность во множестве рабочих рук... Зачем всё это, если Сталин верил Гитлеру?

Военные расходы за два предвоенных года, то есть уже после заключения пакта с Германией, выросли с 13 до 25 %. То есть тоже почти в два раза. В период с сентября 1939 г. по июнь 1941 г. было развернуто 125 новых стрелковых дивизий. Ускоренными темпами создавались новые танковые и мотострелковые дивизии.

Летом 1940 года принимается решение о формировании 9 механизированных корпусов. Каждый из них включал в себя две танковые и одну моторизованную дивизии, а также другие части и подразделения. Решение это было принято, безусловно, под впечатлением успешных действий немецких танковых соединений во Франции.

В феврале 1941 г. было принято решение о формировании еще 20 механизированных корпусов. И хотя решение это с позиций сегодняшнего дня видится ошибочным, поскольку не было тогда для их комплетования потребного числа техники, вооружений, транспорта и командных кадров, сам по себе этот факт говорит об отношении Сталина к германской угрозе много красноречивее, чем разгаданные кем-то сталинские мысли.

А строительство укрепленных районов?

В 1927-1937 годах на западной границе было построено 13 укрепленных районов. Это за десять лет. В 1938-1939 годах на старой границе дополнительно началось строительство еще 8 укрепрайонов. После того, как государственная граница была отодвинута на запад, уже на ней в 1940-1941 годах началось строительство еще 20 укрепленных районов. Надо учесть при этом, что новые укрепрайоны были более совершенными, а значит, более трудоемкими в строительстве. Если прежние в основном были вооружены только пулеметами, то 46% новых урепрайонов были вооружены артиллерией.

Но размах нового строительства был столь велик, что, как ни старались уложиться в сжатые сроки, к началу войны из них была построена лишь малая часть. Хотя на строительство были брошены огромные силы, сотни саперных и строительных батальонов, пришлось привлечь сюда даже и стрелковые войска. Весной 1941 г. на строительстве укрепрайонов ежедневно работало более 130 тыс. человек. И всё равно не успели. Не было тогда просто в наличии достаточных материальных средств и возможностей промышленности.

Конечно, война показала, что значение укрепленных районов военная теория сильно преувеличивала. Нигде никакие укрепрайоны немцев никогда серьёзно не останавливали. Поэтому во многом усилия эти были потрачены, фактически, зря. Но это уже, согласитесь, вопрос, который должен быть обращен к военным. Сталин же мог решать вопросы только в той мере, в какой его ориентировали профессионалы. Если профессионалы, в данном случае военные, заблуждались, никакой Сталин не мог принять правильного решения. Это, по-моему, очевидно.

Но это что, свидетельство того, что Сталин верил Гитлеру? Верил, что Германия не собирается нападать на СССР?

А, ну да. Как же это я забыл. Сталин ведь готовил завоевание всего мира. Тогда да, тогда всё в порядке. Закопать всю свою армию в бетон укрепленных районов на своей территории, это ведь самый действенный способ завоевания мирового господства.

Только непонятно. Годом раньше этот мир завоевать, или годом позже, какая разница? Он ведь никуда за несколько лет не убежит, этот мир. Тогда зачем так надрываться? Зачем так жилы рвать из страны, что она вот-вот разрушится от перегрузки? Ведь в таком напряжении долго жить действительно нельзя. Если не понимать, конечно, что от этого зависит само твое существование.

И опять же. Снова вспоминаются те самые предприятия-дублеры. Это зачем такую уймищу сил и средств тратить впустую за Уралом, если собираешься проехаться на танках до Ла-Манша?

Кстати, и снова об этих предприятиях. Их масштабное строительство было утверждено в марте 1939 года, опять же решениями XVIII съезда ВКП(б), в которых и была определена задача создания на востоке страны предприятий-дублёров стратегически важных промышленных предприятий, расположенных в европейской части страны. Оно, собственно, и было заложено в третий пятилетний план развития народного хозяйства, В соответствии с ним, все предвоенные годы строительство заводов-дублеров шло в Поволжье, на Урале и в Сибири. Более того. К дублированию предполагались не только уже действующие предприятия, но и планирующиеся к постройке.

Необходимо отметить, что программе дубирования советское руководство придавало особое значение, поэтому она выполнялась ускоренными темпами. Это, безусловно, сыграло свою положительную роль с началом войны, когда на восток хлынули эвакуированные предприятия. Размещение их на площадках своих двойников, с учетом однотипного оборудования и схожего технологического процесса, значительно ускорили выведение их на нормальный рабочий режим. Без этого фактора, конечно, даже успешно проведенная эвакуация предприятий не смогла бы способствовать росту промышленного производства в критически необходимое для этого время.

И снова спрашиваю. Строили эти предприятия в предвоенные годы с таким запредельным напряжением... Зачем? Это ведь не имеет смысла в том случае, если Сталин действительно верил Гитлеру и действительно ДУМАЛ, что немцы не нападут.

А те новейшие виды вооружений, которые разрабатываются и внедряются в пожарном порядке именно в это время? Та коренная реконструкция производства, происшедшую за два предвоенных года, которую авиационный конструктор А.С. Яковлев назвал в своих воспоминаниях овеществленной фантастикой? Новейшие танки, самолеты, артиллерийские системы? И во все большем и большем количестве. Ассигнования на военное производство было увеличено с 26% в 1939 году до 43% в 1941 году. Совершенно прав был Молотов, когда сказал о том, что «прирост военной промышленности в предвоенные годы у нас был такой, что больше было невозможно». Как видим, это было действительно так. На пределе. И что, эти усилия прилагались потому, что Сталин свято верил в нерушимость пакта о ненападении, заключенного с Германией?

В общем, думаю, что дальнейшие комментарии по этому поводу будут излишними. Поэтому предлагаю все предъявленные в дальнейшем факты сопоставлять со сталинской доверчивостью молча.

Тем более что последняя группа фактов, опровергающая сталинскую доверчивость в германское миролюбие, которую я хочу предложить для анализа, говорит просто сама за себя.

Всяческие рассуждения о том, что Сталин не верил в нападение Германии, сразу же исчезают, если познакомиться, пусть даже самым поверхностным образом, с опубликованными и доступными на сегодняшний день документами оперативно-стратегического планирования, подготовленными в этот период в Генеральном штабе РККА.

Спросите, при чем здесь Сталин, если разговор идет о Генштабе? Дело в том, что общее руководство планированием стратегического использования Вооруженных Сил, которое вели Наркомат обороны и Генеральный штаб, осуществляло руководство страны, в первую очередь Политбро ЦК ВКП(б). Во главе со Сталиным, разумеется. Например, именно он мог утвердить или не утвердить директиву правительства об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР.

Не что иное, как резко возросшая опасность нападения на Советский Союз заставила Наркомат обороны и Генеральный штаб в самом срочном порядке корректировать оперативные и мобилизационные планы. Вследствие этого за один предвоенный год «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и Востоке», представляемые на рассмотрение Сталину, перерабатывались пять раз. Это, заметим, хотя и важнейший, но далеко не единственный документ оперативно-стратегического планирования, обеспечивающий, в случае нападения немецкой армии, развертывание и вступление в боевые действия армии и флота.

Необходимо отметить, что во всех этих документах Германия совершенно четко и однозначно называлась главным противником СССР, готовящим на него нападение. Кроме того, предполагалось, что предстоящая война может начаться внезапно. Планами предусматривались меры, необходимые для того, чтобы отразить нападение врагов одновременно на западе и востоке страны и перенести боевые действия на территорию противника.

Иными словами, оперативно-стратегическими планами Красной Армии ставилась задача готовиться к отражению нападения немецких войск, и одновременно к ответному удару с решительными целями по разгрому противника с перенесением военных действий на его территорию. Внезапность же его нападения должна была быть нейтрализована высокой боевой готовностью армии.

Эти планы, кстати, в известной мере отражались в популярном в то время лозунге о том, что будущий агрессор будет бит малой кровью и на его территории. Ну, насчет малой крови, это, конечно, как мы с вами видели, было чисто пропагандистским оборотом. Не скажешь же народу открыто, что воевать придется большой кровью. Хотя как раз именно это военным руководством вполне осознавалось, предполагалось и учитывалось при военном планировании, даже в самом его благоприятном сценарии. Командование Красной Армии достаточно трезво, повторю, подходило к срокам и тяжести будущей войны с таким сильным противником.

Но вслух, естественно, подобное не произносилось. Потому что такие выкладки с самого начала подрывали бы самое на тот момент главное, боевой дух армии и народа. Что же касается планирования боевых действий таким образом, что после отражения агрессии предполагалось перенести их на его территорию, здесь всё как раз было вполне логично. Ни одна война никогда не выигрывалась одной только обороной. Одна глухая оборона обычно приводила только к поражению оборонявшейся стороны. В любой современной войне выигрывает тот, кто наступает.

Так и здесь предусматривалось контрнаступление после отражения и разгрома напавшего противника. Реальны были эти планы или нет, это разговор уже другой. Впрочем, надобно было бы помнить и о том, что реальность таких планов мог показать только бой. Это, в отличие от мирных планов, например, строительства или производства, можно было проверить только через кровь. К сожалению. Но это неизбежность, от которой никуда не уйдешь, такова специфика военного дела. Одно можно сказать совершенно точно. Планировать одну только оборону, это означает планировать собственное поражение.

Одновременно повторю, удар этот планировался исключительно как ответный. Во всяком случае именно этого требовал от военного руководства Сталин. По вполне понятным причинам, изложенным выше.

На этом давайте завершим вводную часть, излагающую по заявленной теме некоторые общие соображения. Перейдем теперь к рассмотрению конкретных фактов.