Текст книги "22 июня 1941 года(СИ)"

Автор книги: Владимир Чунихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 68 страниц)

Особенно ярко это проявилось в допущении, установленном в предыстории к началу второй игры, что в ходе нашего предварительного контрудара на юго-западе были полностью уничтожены 20 немецких дивизий. Уже одна эта непонятно откуда взявшаяся вводная сильно изменяла соотношение сторон в пользу советских войск. И делала наступление их Юго-Западного фронта отвлеченной игрой ума.

Вот немцы, повторю, планировали свое внезапное нападение на СССР, и всё построили в своей командно-штабной игре совершенно иначе. На реальной основе, с первого дня своего наступления и далее, по срокам и рубежам.

Так зачем наш Генштаб на оперативно-стратегических играх января 1941 года искусственно увеличил северную группировку немцев и занизил южную? Настолько искусственно, что это вызвало недоумение и недовольство Сталина?

То объяснение, что причиной такой странной постановки самой исходной идеи январской оперативно-стратегической игры является непрофессионализм советского военного командования, предлагаю похоронить раз и навсегда. Потому что весь последующий ход событий в ходе начавшейся войны это допущение полностью опровергает. Да, были ошибки военного командования. Были крупные просчеты. Но, во-первых, никто от них не застрахован, никакой профессионал. А во-вторых, именно эти генералы и разбили впоследствии немецкую армию. Лучшую армию в мире, между прочим. Поэтому даже допускать их непрофессионализм просто несерьезно.

Если же исключить недомыслие, то можно уверенно говорить об умысле. В чем он состоял?

Очевидно, что отказ от рассмотрения в ходе игры этапа отражения первого удара немцев и перенесение основного внимания на этап ответного наступления Красной Армии позволил военному командованию наглядно продемонстрировать Сталину основные преимущества юго-западного направления. Поскольку эти преимущества наиболее ярко проявлялись именно в стадии наступления. То есть сами эти игры затевались вовсе не для того, чтобы проработать действительные вопросы отражения будущей германской агрессии, а для того, чтобы окончательно показать выгоду того варианта, который предлагали Тимошенко и Мерецков в сентябре. Убедить Сталина в своей правоте, вот чего надо было им добиться в результате этих игр.

То есть, раздражение Сталина мог вызвать тот факт, который и сегодня вызывает недоумение. Это сам по себе характер проведенной командно-штабной игры. Которая не отражала реального положения вещей. Но которая самим своим замыслом должна была как можно надежнее убедить Сталина во всех выгодах наступления советских войск на юго-западном направлении.

Понял это Сталин? Конечно. Как к этому отнесся? По большому счету, вопрос Сталина, на мой взгляд, выражал как раз его общее недовольство самой концепцией игры. А также явное раздражение, вызванное пониманием того, что обе эти игры носили попросту показной характер. Наглядного пособия, с помощью которого военные старались убедить его в выгодности своего замысла удара по немцам на юго-западе.

Только сделано это было несколько излишне показательно, особенно учитывая неизбежные неудачи «красных» севернее Полесья в первой части игры, заложенные в сами ее условия. Отсюда и его раздражение высшим военным командованием, как Тимошенко, так и Мерецковым. Как, собственно, и всем высшим генералитетом, в чьей среде не могли не понимать подоплеку событий.

Условия проведения игр он должен был получить, естественно, еще до их начала, ознакомился с ними, но никаких вопросов тогда задавать военному командованию не стал, решив посмотреть, по своему обыкновению, как будут развиваться события дальше. Единственно только, его отношение к военным стало существенно «суше», как это заметил маршал Жуков. А дальше начались неуклюжие «вводные», помогающие утопить одно направление и обеспечить успех другому. Тогда-то его недоумение направленностью готовящегося мероприятия и приняло внешне характер недовольства высшим военным командованием. Что и увидел Жуков, «не понявший» настоящих причин этого недовольства.

Мерецкову досталось сильнее, поскольку оперативно-стратегические игры практически готовил именно он. Да и «поплыл» он в ходе общения со Сталиным быстрее Тимошенко, который был, конечно, характером потверже. Это, собственно, и предрешило скорую отставку Мерецкова.

Всё сказанное будет, кстати, подтверждено самим фактом проведения оперативно-стратегической игры в мае 1941 года, о которой пойдет разговор в дальнейшем. О ней не очень широко известно среди неспециалистов, поэтому на упоминание о ней не удивляйтесь. Будет о ней впереди разговор, когда дойдем мы туда по времени. Тем не менее, уже сейчас можно отметить, что одно то, что наш Генштаб предпочел сначала проиграть наступательные операции, и лишь через несколько месяцев ему пришлось отрабатывать тот самый, пропущенный в январе этап оборонительных операций, и говорит как раз о том, что майская игра явилась реакцией на резкое недовольство Сталина на январские игры. Игры, как в прямом, так и переносном смысле этого слова.

И несколько слов об участниках тех событий.

Бросается в глаза, конечно, что изменение немецкой группировки в каждом случае играло в пользу войск, командуемых Жуковым. В первой игре он командовал «западными». И его войска Тимошенко и Мерецков искусственно усиливают. Во второй игре Жуков командует «восточными». И точно так же искусственно ослабляется его противник.

Можно возразить сказанному, что, раз Жуков командовал Киевским округом, то понятно, почему он был назначен командовать в игре Юго-Западным фронтом «восточных». А поскольку Западным округом командовал Павлов, то логично, что в игре он командовал у «восточных» Северо-Западным фронтом. Но это было бы логично, если бы и другие генералы, участвовашие в игре, тоже занимали свои должности в соответствии с реальностью.

Но в том-то и дело, что все другие генералы штабов фронтов, командующие, начальники штабов и служб армий и корпусов были назначены на игру на совершенно другие командные и штабные должности. И совсем не там, где они служили в действительности. Это было сделано руководством игры сознательно, для того, чтобы дать разностороннюю практику максимально более широкому числу генералов. Но одновременно это было, конечно, препятствием к тому, чтобы такую практику получили те, кому это было нужнее всех, то есть, те, кто занимал в приграничных округах реальные командные или штабные должности. Характерно, что почти никому из командующих армиями после начала войны не пришлось действовать там, где они действовали в этих играх.

Но вот для Жукова и Павлова почему-то было сделано исключение. А кто определял подбор командующих при подготовке игры? Единственным человеком, кто имел всю полноту власти в этом вопросе, был нарком обороны Маршал Советского Союза Тимошенко. Не Сталина это было дело, расставлять по местам участников игры. Таким образом, инициатором назначения Жукова на два выигрышных участка в двух играх являлся, несомненно Тимошенко.

Кроме того, не надо забывать и того, что основные докладчики на декабрьском совещании отбирались тоже им. Они ведь не просто назначались произвольным порядком. Подготовить проект доклада по каждой теме поручалось не одному, а нескольким генералам. Так, например, по теме «Характер современной наступательной операции» проект доклада было поручено подготовить пятерым. Такой доклад независимо друг от друга разрабатывали генерал армии Жуков, генерал-полковник Штерн, генерал-лейтенанты Ефремов, Кирпонос и Кленов. Проекты докладов направлялись в Москву, там из них выбирался один. Победил доклад генерала Жукова. Кто определял победителя?

Так же и для участия в январских играх. Почему Тимошенко выбрал именно Жукова? Не для того же только, чтобы продвинуть понравившегося ему генерала, которому, к тому же, явно благоволил Сталин?

Жуков командовал Киевским округом. Тимошенко тоже ранее им командовал, были там у него старые сослуживцы, старые связи. А потому должен он был иметь о Жукове информацию, которая подтверждала – свой человек. Потом декабрьская записка в Генштаб Пуркаева. Так что двигал он наверх Жукова, имея о нем уже мнение, как о своем твёрдом единомышленнике.

Ведь в чем состояла роль генерала Жукова? И роль генерала Павлова? В том, чтобы показать Сталину правоту военного руководства. И не испортить этот замысел. Если командование основными группировками было бы поручено кому-то другому, что, исход игр был бы иным? Ведь само по себе соотношение сил и их распределение прямо указывают на то, что результаты игр были практически предрешены. Задача «восточных» атаковать мощные прусские укрепления меньшими силами, чем имели обороняющиеся «западные». Появление из воздуха у «западных» мощных резервов. Резкое снижение численного состава «западных» на юго-востоке. Все это говорит о том, что сам замысел игр строился таким образом, чтобы показать бесперспективность наших операций севернее Полесья и, соответстенно, несомненную выгоду в сосредоточении главных сил Красной Армии на Украине.

Но параллельно это было еще и своеобразным испытанием новых единомышленников.

Вообще-то мне всегда казалось странным. Как это так? Генерал-полковник Павлов, по уверениям Жукова, потерпел в этой игре поражение. Причем в его изложении это было описано так, что Сталин усомнился именно в полководческих талантах Павлова. И вдруг, спустя чуть больше месяца, Павлову присваивают звание генерала армии. За какие такие заслуги «неумелый» в глазах Сталина полководец получает вдруг высшее генеральское звание? И почему сразу после окончания этой командно-штабной игры снимают с поста начальника Генерального штаба генерала армии Мерецкова? Конечно, аппаратные игры, подковерные интриги, на них можно списать очень многое. Но только ли в них дело?

И Павлов. В данном случае дело не в том, что он был менее способным полководцем, чем, скажем, Жуков. А именно на это напирали впоследствии, объясняя разгром Западного фронта летом 1941 года. Может и так, только не очень он в этом смысле выделялся среди других высших командующих. Окажись в январе Павлов в игре на месте Жукова, еще неизвестно, кто кому проиграл бы. И уж конечно, окажись 22 июня на месте генерала Павлова тот же генерал Жуков, события вряд ли развивались бы иначе. Так что дело не в талантах. Дело в том, что по условиям обеих игр Павлов был поставлен в положение мальчика для битья. Настолько прозрачно, что Сталин, увидев явную искусственность этой ситуации, и задал ему вопрос о причинах поражения вверенных ему войск. А что, Павлов не понимал этих причин? Конечно, не мог не понимать.

Но вместо того, чтобы указать на искусственное увеличение сил, которыми командовал Жуков и такое же искусственное занижение сил, которыми командовал он сам, да еще и получил замечание в том, что его собственных сил недостаточно, предпочел от правдивого ответа уклониться. Спрятавшись вроде бы за беззаботный, но явно уклончивый ответ. Сталину он, похоже, не понравился. Обычно он предпочитал, чтобы ему отвечали правдиво. Но этот ответ оценили, безусловно, и Тимошенко, и Жуков. Потому-то и стал генерал-полковник танковых войск Дмитрий Григорьевич Павлов 22 февраля генералом армии. Что явилось зримым проявлением того, что он, как и Жуков, стал полноправным членом команды нового наркома обороны.

***

Вскоре после этих игр, 25 января 1941 года нарком обороны Тимошенко подписал директиву номер 503138/оп, адресованную высшему командному составу РККА. Нет, это не было, как уже говорилось, изложением сталинских замечаний по его докладу. На самом деле это было отражением сталинских претензий к этому самому высшему составу. И касалось, естественно, намного более широких вопросов, чем выступление маршала Тимошенко. То, что директива была связана с итогами как совещания, таки прошедших недавно игр, прямо следует из ее названия.

«Об итогах и задачах оперативной подготовки высшего командного состава Красной Армии».

Ознакомиться с ней полностью можно здесь.

http://militera.lib.ru/docs/da/nko/index.html

Документ N 96.

Эта директива целиком была воспроизведена в работе «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин», поэтому приводить ее еще раз полагаю излишним.

Достаточно несколько слов о ее содержании. Все ее существо выражено в первом же абзаце.

« 1. Опыт последних войн, походов, полевых поездок и учений показал низкую оперативную подготовку высшего командного состава, войсковых штабов, армейских и фронтовых управлений и особенно авиационных штабов...»

И далее подробно детализируется то, чего не умеет на тот момент высший командный состав Красной Армии. Во всяком случае, как минимум, значительная его часть. Из перечисленного получилось, что не умеет она всего, что касается подготовки и проведения современной операции. Фактически это говорило о том, что генералитет РККА в своей основной массе не готов к современной войне.

Конечно, это вовсе не говорило о какой-то изначальной бесталанности советских генералов. Это говорило о том, что им надо было усиленно работать над собой. И директива как раз давала направления для такой работы, указывая тематику и сроки отработки определенных вопросов. Тимошенко ведь понимал, что полагаться в этом вопросе только лишь на желание высших командиров работать над собой было бы наивно. Поэтому указывал, когда и что он предполагает проверять в их учебе.

Впрочем, и само совещание, и игры принесли определенную пользу их участникам как раз в смысле приобретения ими нового опыта. И даже для кого-то в понимании необходимости собственного развития. Так, например, по этому поводу высказался в своем выступлении на совещании начальник штаба Западного особого военного округа генерал-майор Климовских.

«...Наряду с этим нужно подчеркнуть еще один вопрос: это вопрос об оперативной подготовке нашего комсостава, особенно высшего. За длительную службу в Красной Армии в этом году впервые лично мне по приказу свыше пришлось заниматься вопросами оперативной подготовки, когда в порядке приказа я вынужден был представить тезисы доклада о современной обороне. Я пришел к определенному удовлетворению. Это дает большой результат как метод оперативной подготовки комсостава. Его нужно всемерно приветствовать и всячески расширять...»

Все это правильно, все это хорошо. Но на развитие уровня высшего командного состава Красной Армии требовалось время, которого просто уже не было. Об этом говорили сроки исполнения, назначаемые наркомом обороны, посколько относились они к августу-ноябрю 1941 года. Но здесь уже ничего не поделаешь. Такие задачи быстро не решаются. Война началась быстрее.

Как бы то ни было, но имели мы в армии накануне войны вовсе не ту картину, которую рисовала нам официальная пропаганда.

Напомню, как оценил маршал Тимошенко эти же вопросы на разборе игр у Сталина по свидетельству маршала Жукова.

"...Выступил нарком С. К. Тимошенко. Он доложил об оперативно-тактическом росте командующих, начальников штабов военных округов, о несомненной пользе прошедшего совещания и военно-стратегической игры.

– В 1941 учебном году, – сказал С. К. Тимошенко, – войска будут иметь возможность готовиться более целеустремленно, более организованно, так как к тому времени они должны уже устроиться в новых районах дислокации..."

Видите, какая благостная картина? И понимаете теперь, почему по поводу истиных причин сталинского недовольства военными существовало всеобщее маршальское молчание? Признать истиное положение дел накануне войны в своей корпоративной среде ни для кого из них было немыслимо.

Во многом из качества высшего командного состава РККА и проистекают те ошибки, которые были допущены в военном деле накануне войны.

Но надо здесь помнить и другое. Маршал Захаров в своих мемуарах высказал вполне здравую, по-моему, мысль.

«Ни одно из воевавших во второй мировой войне государств накануне и в ходе ее не избежало каких-либо промахов или ошибок в подготовке своих армий. Были просчеты и у нас, но они не носили рокового или катастрофического характера».

Тем более, если сравнить ошибки наших военных с колоссальными ошибками немецких генералов, приведшей их страну к катастрофическому поражению.

Необходимо отметить то обстоятельство, что, хотя немцы и планировали точнее, и готовились планомерно и беспрепятственно, целый год у них был на подготовку, какие там 10 дней, и армия у них была сильнее, и вооружение, и офицерский кастовый корпус был профессиональнее, и солдаты были подготовлены лучше... А вот всёих замечательное военное искусство не помогло им спланировать и провести войну так, чтобы в ней победить. Ведь фактом является то, что «план Барбаросса» был, в результате, ими не выполнен. Блицкриг, это главное оружие, которое столь тщательно готовил германский Генштаб, не состоялся.

Это означает и то еще, между прочим, что очень уж раскритиковывать планы советского военного командования не очень справедливо. Потому что точно также неточно напланировали свое вторжение и блестящие германские военачальники, раз не смогли правильно подготовить свое нападение. Да еще при условии, когда ВСЕ козыри были у них на руках.

Вернее так. Серьезных, принципиальных ошибок при планировнии операции «Барбаросса» сделано не было. Системным недостатком плана было то, что в нем не было учтена степень ожесточенности сопротивления советских войск. Серьезного сопротивления от них не ожидалось.

Поэтому главной причиной неудачи плана «Барбаросса» явилось как раз та степень сопротивления Красной Армии, которую в немецких штабах не ожидали. Но определение боеспособности армии противника и есть одна из важнейших задач генерального штаба вооруженных сил любой страны. Если не ожидали такого сильного сопротивления, это уже вопросы к качеству работы генштаба, в данном случае, германского.

Надо признать, впрочем, что здесь ошибка проистекала не из профессии, а из ментальности. Даже и не из нацистской идеологии, полагавшей народы, населявшие СССР, недочеловеками. Ведь при всем преклонением перед Гитлером, далеко не все из высшего военного командования разделяли национал-социалистическую идею безоговорочно. Но дело в том, что все они, естественно, были продуктами европейской ментальности. А европейский (в широком смысле) менталитет в самой своей глубине делит окружающий мир на европейцев (цивилизованных, или, как раньше говорили, белых) и всех остальных. Оставляя себе место в неких высотах и низводя остальных до созданий второго сорта. Понятно, что речь не идет о цвете кожи в буквальном смысле. В данном случае, традиционное пренебрежение умственными и нравственными качествами народов, населявших Россию, очень сильно повлияло при планировании войны на профессиональные навыки немецких генералов. Плюс уже упоминавшаяся эйфория от успехов в европейской войне. Всё это и привело к неверным оценкам при определении степени сопротивления, с которой они предполагали встретиться в будущей войне.

При этом необходимо обратить особое внимание на те обстоятельства, в которых была проявлена эта самая твердость сопротивления. Обычно армии, пораженные внезапностью вражеского нападения, охватывает паника. Это неизбежно, таково свойство человеческой психики, что внезапный удар по ней приводит ее в первое мгновение в ступор. Это касается всех, от солдата до генерала. Всегда. Во все времена. Во всём мире. Поэтому командование всех уровней такой армии бывает неизбежно парализовано в своих действиях неизвестностью и быстротой ухудшения обстановки. Растерянность усугубляется тем, что противник в этом случае побеждает везде и всегда, несмотря ни на какие меры противодействия. Просто потому что никто не может за ним успеть. И всё это густо замешано на страхе неизбежной гибели. Неудивительно, что примерно похожие картины являют нам состояние всех армий, терпящих разгром. Во все времена человеческой истории. Паника, страх, разложение, паралич воли. Безудержное бегство и сдача на милость победителя. Это правило, практически не знавшее исключений.

В этих условиях Красная Армия была едва ли не единственной в мире силой за всю историю войн, которой удалось проявить в итоге стойкость именно в подобных катастрофических условиях. И тем самым сорвать всесторонне и тщательно продуманный план, составленный выдающимися и высокопрофессиональными штабными генералами Германии. Генералами лучшей тогда армии мира. Для которых та степень упорства и стойкости, которую проявили советские солдаты, да еще в самых безнадежных для себя условиях, явилась подлинной неожиданностью.

Получается, что на внезапность нападения германской армии советская армия ответила внезапностью своей стойкости.

И на огромность жертв и потерь, понесенных летом 1941 года необходимо посмотреть еще и под этим углом.

***

В январе 1941 года основные заботы германского командования делились между продолжением подготовки нападения на Советский Союз и готовящимся вторжением в Грецию.

11 января Гитлер подписал директиву об операции в Средиземноморье. План предусматривал, в частности, наступление на Грецию с территории Болгарии. Но 28 января он утвердил директиву о переносе сроков вступления немецких войск в Болгарию на возможно более позднюю дату.

После утверждения Гитлером директивы номер 21 планирование войны против СССР было перенесено в штабы видов вооруженных сил, а также войсковых объединений. 31 января 1941 года в Главном командовании сухопутными силами Германии была завершена разработка первой директивы по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск по плану «Операции Барбаросса». После подписания она получила номер 050/41.

В этой директиве группам армий, армиям и танковым группам ставились конкретные задачи на глубину ближайшей стратегической цели. В ней указывалось, что «операции должны быть проведены таким образом, чтобы посредством глубокого вклинения танковых войск была уничтожена вся масса русских войск, находящихся в Западной России. При этом необходимо предотвратить возможность отступления боеспособных русских войск в обширные внутренние районы страны».

К директиве прилагались детальные планы переброски пехоты, танковых войск и авиации, распределения авиационных разведывательных частей и зенитной артиллерии в сухопутных войсках, распоряжения по связи и снабжению, данные о положении противника, а также другие материалы конкретного характера.

Принято считать, что к предупреждениям военной разведки о нарастании угрозы СССР со стороны Германии в Кремле продолжали относиться с недоверием.

Между тем, утверждая это, представителями официальной исторической науки признается, что именно в это время начальник военной разведки генерал Голиков, учитывая донесения из Берлина, дал указание начальникам разведывательных отделов Прибалтийского, Западного и Киевского особых военных округов усилить разведку Германии в своих зонах ответственности, «вскрыть военные планы Германии, ее военную и экономическую мощь и мобилизационные возможности на случай войны с СССР».

Думаю, достаточно очевидно, что такое важное поручение, данное подразделениям войсковой разведки западных приграничных военных округов именно в это время, говорит о том, что сообщения из Берлина советское руководство как раз встревожило. Потому что подобные мероприятия в таком масштабе проводятся обычно только с санкции высшего руководства государства. Здесь полномочий руководителя разведывательной службы недостаточно, поскольку при раскрытии этих мероприятий противником могут появиться серьезные последствия политического характера. А это в свою очередь говорит о том, что на сообщение «Метеора» от 29 декабря руководство страны обратило самое пристальное внимание. Это не значит, конечно, что именно этому сообщению как-то безоглядно поверили. Много было в это время, как мы уже видели, недостоверных сообщений. Говорящих о переброске войск, например. В том числе из источников заведомо сомнительных. Тем более, что пройдет март, а война так и не начнется. Но то, что с января 1941 года поиск сведений в этом направлении усилился, это, по-моему, очевидно.

В начале января пришло сообщение из Берлина с сообщением о результатах уточнения донесения от 29 декабря. Обратите внимание. Срок исполнения этого поручения был выполнен полковником Скорняковым практически безукоризненно.

"ДОНЕСЕНИЕ «МЕТЕОРА» ИЗ БЕРЛИНА О ВОЕННЫХ ПРИГОТОВЛЕНИЯХ ГЕРМАНИИ ОТ 4 ЯНВАРЯ 1941 г.

Начальнику Разведуправления

Генштаба Красной Армии

«Альта» запросил[а] у «Арийца» подтверждения правильности сведений о подготовке наступления весной 1941 г. «Ариец» подтвердил, что эти сведения он получил от знакомого ему военного лица, причем это основано не на слухах, а на специальном приказе Гитлера, который является сугубо секретным и о котором известно очень немногим лицам.

В подтверждение этого он приводит еще некоторые основные доводы:

1. Его беседы с руководителем Восточного отдела Министерства иностранных дел Шлиппе, который ему сказал, что посещение Молотовым Берлина можно сравнить с посещением Бека. Единомыслия не было достигнуто ни по одному важнейшему вопросу – ни в вопросе о Финляндии, ни в вопросе о Болгарии.

2. Подготовка наступления против СССР началась много раньше, но одно время была несколько приостановлена, так как немцы просчитались с сопротивлением Англии. Немцы рассчитывают весной Англию поставить на колени и освободить себе руки на востоке.

3. Несмотря на то, что Германия продает СССР военные материалы, предала забвению занятие Буковины, «не замечает» пропаганды СССР в Болгарии, Гитлером враждебные отношения к СССР не были изменены.

4. Гитлер считает:

а) состояние Красной Армии именно сейчас настолько низким, что весной он будет иметь несомненный успех;

б) рост и усиление германской армии продолжаются.

Подробное донесение Альты по этому вопросу – очередной оказией.

ЦА МО РФ. Оп.24119. Д.З. Лл.6-7. Машинопись на специальном типографском бланке. Имеются пометы. Заверенная копия".

Взято из сборника документов «1941 год», т.1.

Документ N 227.

Заметим. Настойчиво повторяется и подтверждается срок начала войны – весна 1941 года. Причем здесь еще и добавляется связь этих событий с окончанием войны с Англией.

Это последнее сообщение полковника Скорнякова из Берлина, представленное в «Малиновке». Следующее, от 27 февраля, подпишет новый резидент советской военной разведки в Берлине генерал-майор Тупиков. Впрочем, полковник Скорняков, по некоторым сведениям, продолжал оставаться на своей прежней должности помощника военного атташе по ВВС вплоть до 22 июня. Можно предположить, что его работа в военной разведке продолжилась и дальше. Просто, как об этом можно догадываться, с понижением.

По этому поводу уместно, по-моему, небольшое замечание. Полагаю, что сменить в Берлине резидента было решено вовсе не по причине какого-то недовольства работой полковника авиации Скорнякова. Во всяком случае, никаких претензий к её качеству в Москве не выказывали. Просто события в Германии и в германо-советских отношениях начали явно принимать особо сложный характер. А потому, видимо, руководство страны решило, что на этой должности сейчас более уместен профессиональный штабной работник высокого уровня, имеющий более существенный и разносторонний опыт командной и штабной службы. Во всяком случае, именно этим критериям и соответствовал генерал-майор Тупиков.

Думаю, что имя полковника Скорнякова достойно того, чтобы помнить о нём с благодарностью. Потому что от руководимых им разведчиков впервые поступала в Москву важнейшая информация о действительных намерениях военно-политического руководства Германии.

О дальнейшей судьбе генерала Скорнякова известно немного. Но достаточно, чтобы признать удивительную прихотливость человеческих судеб. Многие, о ком сказано в этой работе, погибнут. Кто в германском застенке. Кто на фронте. Кто-то пройдет войну, кто-то будет известен, а кто-то будет незаметно для большинства людей делать свою важную и нужную работу. О генерал-лейтенанте авиации Скорнякове можно сказать, что его дальнейшая военная служба сложилась успешно. Прошел войну. Служил в авиации и противовоздушой обороне на ответственных должностях, в пятидесятых был начальником штаба 10-й отдельной армии ПВО, защищавшей самые северные воздушные рубежи СССР. Преподавал в Академии противовоздушной обороны СССР.

Именно в связи с этим хочу привести здесь важную, на мой взгляд, информацию, связанную с его именем. Потому что он – едва ли не единственный из резидентов советской военной разведки, от которого остались важные подробности, которые трудно переоценить в рамках нашей темы.

Впрочем, судите сами.

Отрывок из книги воспоминаний ученого-филолога Леонида Матвеевича Аринштейна «Петух в аквариуме – 2, или Как я провел XX век. Новеллы и воспоминания».

"... Николай Дмитриевич Скорняков появился в Академии на несколько месяцев позже, чем я, и был тогда генерал-майором авиации. Тихий, с простоватым лицом, в поношенном кителе с выцветшими погонами, на которых и генеральскую звезду было-то не разглядеть – я даже не сразу понял, что это вообще генерал, а уж тем более новый зам. начальника Академии по учебной и научной работе. Однако после двух или трех встреч я почувствовал, что имею дело с человеком незаурядным, обладающим глубоким и ироничным умом, собственным взглядом на мир и на жизнь.

Доверительные или хотя бы просто хорошие отношения сложились у нас не сразу: Скорняков был осторожен и сдержан, с людьми сходился трудно, к тому же он был на 20 лет меня старше. У меня к тому времени тоже выработалась настороженность в общении с генералами. Тем не менее определенное расположение друг к другу мало-помалу возникло. Со временем оно переросло в долговременную доверительную дружбу.

Жизнь Николая Дмитриевича сложилась крайне неординарно, и только об этом я и хочу рассказать, оставляя в стороне наши многочисленные и порой любопытные разговоры на самые разные темы.

* * *

Мы часто ездили на его машине в Москву. Скорняков вел машину неторопливо, как, впрочем, и всё, что он делал, и дорога занимала три, а то и три с половиной часа. Но я не замечал времени. Сидя за рулем, Николай Дмитриевич медленно и как бы нехотя начинал рассказывать о каких-то случаях из своей жизни. Вот ради этих рассказов я готов был терпеть все неудобства поездки на стареньком «Москвиче» даже еще три часа.

Попробую воспроизвести, или, скорее, привести в определенный порядок то, что мне довелось от него услышать в разное время.

Скорняков с отличием окончил Военно-воздушную академию имени Жуковского в том самом 1939 году, когда у нас внезапно улучшились отношения с Германией и Сталин решил обновить состав наших военных дипломатов в Берлине. На должность военно-воздушного атташе было отобрано три кандидата. Сталин выбрал Скорнякова.