Текст книги "Жена Гоголя и другие истории"

Автор книги: Томмазо Ландольфи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 47 страниц)

3

Пропустим теперь месяц-другой, и мы увидим влюбленную парочку – вроде жениха и невесты. Возвращаясь к доводам, которые она нашла в тот первый вечер, женщина доказала ему как дважды два четыре, что – убийцы там или не убийцы – каждый из нас живет под страхом смерти, однако это еще не причина для отказа от собственной доли счастья, а скорее даже основание ни от чего не отказываться. И он, отбросив, хотя и не сразу, колебания, отдался в конце концов новым для него и потому, можно сказать, девственным чувствам. Сознание хрупкости и недолговечности счастья придавало блаженству Т. особую сладостность. Впрочем, он реже и реже вспоминал о своем трудном положении: женщина строила планы на будущее, и он ей в этом не мешал, хотя его по-прежнему угнетало неотвязное чувство тревоги.

В одну из тех ночей, когда они поклялись друг другу во всем, в чем принято клясться между влюбленными, и Т. вернулся домой, беззаботно насвистывая, забыв и думать о сделке, стоившей ему шести миллионов лир, – в одну из таких ночей дверь столовой беззвучно повернулась на петлях и его вытаращенным от удивления глазам предстал убийца. Как удалось ему проникнуть в квартиру? И неужели он пожаловал, чтобы?.. Боже мой, теперь, когда...

– А, вы... ты... пришел отрабатывать гонорар?

– Скажете тоже! – добродушно усмехнулся убийца. – За кого вы меня принимаете? Уговор дороже денег: да если б я пришел убивать, вы б меня и не увидели.

– В таком случае что вас привело?

– Решил на жертву свою глянуть. И заодно показать: ваши предосторожности ничего не дают. Главное же, интересуюсь, что вы потеряете, когда, так сказать, уйдете из жизни.

– А вдруг я?.. Мне все равно придется уйти, даже если?.. – пролепетал бедный Т.

– Черт побери! – возмутился гость, как всегда понимая с полуслова. – Я ведь подрядился и плату вперед получил. Чего мне еще надо? Это вам надо, вам причитается.

– Ну а если бы я сам попросил...

– Я дал слово и сдержу его. Имею право, – серьезно заявил убийца. – Не говоря уж о том, что это для меня дело чести. Я жажду крови, прошу не забывать.

– О небо, но мне кажется, вы в курсе моих дел, и потому теперь я вас умоляю...

– Что-что? Вы хотите, чтоб я оставил себе деньги и не выполнил вашего поручения?

– Да, так.

– Но это противоречит моей профессиональной этике!

– Умоляю вас! – в отчаянии повторил Т. Убийца молча впился в него своими пронизывающими глазами.

– Любовь? – ухмыльнулся он.

– Да.

– Разделенная? Вы счастливы?

– Да! Да!

– Ну что ж, тем хуже, – отрезал он, – раньше нужно было думать, сейчас вас уже могло не... Короче, сожалею, но меня это не касается.

– Подождите!

– Подождал бы, да время вышло, – мрачно изрек собеседник, медленно, словно в нем три метра росту, поднимаясь с кресла (Т. вспомнилась одна долговязая дамочка, которая говаривала: «Другая десять раз успеет подняться, пока я встану»). – Красивая? – поинтересовался убийца.

– Не сказал бы. Любимая – это верно. Да, любимая.

– Выходит, раскаиваетесь?

– Вы имеете в виду соглашение с вами? Еще как раскаиваюсь!

– Отчаиваться – последнее дело. Я про тот раз, что вы к моим услугам прибегнуть решили. Никогда не надо отчаиваться, поняли? Никогда.

– Значит, вы меня обнадеживаете?

– Я? Да разве я могу? Теперь уж поздно! Я хотел сказать, что вы тогда не должны были отчаиваться, только и всего. Но это пустая болтовня. До свиданья... до последнего свиданья.

– О, прошу вас, еще минутку, у меня к вам один вопрос.

Убийца поднял палец.

– Слышите?

С улицы доносились неуверенные пока еще звуки, которые обычно предвещают день: хлопанье дверей, насвистывание первых разносчиков хлеба, харкающий кашель чернорабочих, направляющихся на стройку.

– Бьюсь об заклад, уже светает.

– Неужели! – поразился Т., бросаясь к окну и раздвигая шторы. – Нет, еще темно, можете не торопиться. Ответа не последовало. Обернувшись, Т. увидел... вернее, ничего не увидел. Убийца исчез.

4

К вопросу, который Т. не успел задать своему удивительному палачу, убийце, нанятому им для себя самого, он вернулся в разговоре с подругой:

– Этот тип не принимает никаких доводов и не хочет отказываться от работы даже при условии, что шесть миллионов останутся у него в кармане без кровопролития – нравится или не нравится мне это слово. Знай твердит про свою профессиональную этику, да еще и похваляется жаждой крови.

– Ну и пусть, а ты все равно не падай духом, – ответила женщина. – Будешь осторожнее – разве это так трудно? Конечно, если ты дашь ему свободно разгуливать по квартире...

– Ничего себе свободно! Двери и окна заперты, я тебе уже говорил, да и сигнализация включена. Поверь, это не человек, а дьявол: будто из-под земли появляется.

– Ишь ты, как сама Смерть!

– Вроде того.

– Ладно, ну и в чем же вопрос?

– А вот в чем. Предположим, чисто теоретически, что мне удастся избежать встречи с моим палачом до конца, то есть до истечения условного срока – ты знаешь, у нас с ним уговор на год, – и как он тогда себя поведет?

– Может, никак.

– Ах, может? Хочешь, чтобы моя жизнь зависела от может!

– Тебя интересует, что будет, когда кончится год, – останется ли ваше соглашение, или уговор, в силе, так ведь?

– Так.

– Гм... надо бы его спросить.

– Я думаю! Только где мне его искать! Наемного убийцу не застанешь в кафе, как знакомого писателя, который сидит за своим столиком, уткнувшись в Маркузе.

– Дождись его, он появится.

– А если это будет в последний раз? Если я его даже не увижу – в том смысле, что не успею увидеть, умру раньше?..

– Послушай, – перебила она не без обиды в голосе, – представь себе человека, который согласился бы жить лишь при условии, что ему гарантируют бессмертие, да и жил бы, будто делает кому-то одолжение!.. Тоже мне! Ты счастлив? Вот и наслаждайся счастьем, вместо того чтобы о худшем думать. Нашим общим счастьем.

Он что-то пробормотал себе под нос, однако вынужден был признать, что она права.

И действительно, как они были счастливы! И как долго, аж три месяца! Иным покажется, что это немного, но за три месяца можно прожить целую жизнь, и счастье измеряется не временем. Но в дальнейшем, что верно, то верно. И вот вам обычная история, когда некий злорадный голосок спрашивает: «Ну что? Кончилось, значит, их счастье?» О Господи, как будто счастье существует само по себе и может быть вечным! Если бы так!

Да, через три месяца все повернулось к худшему. Т. не узнавал свою подругу и, по-прежнему горячо в нее влюбленный, отчаянно страдал. А она вскоре попросту изменила ему: нашла себе более подходящего дружка – помоложе и не такого нытика, в результате чего муки Т. вылились в отчаяние, в жажду сгинуть, в желание умереть (как было вначале).

5

Все это время убийца не показывался. Зато он пожаловал, со своей обычной таинственностью, в ту ночь, когда Т. совсем было надумал (не знаю, можно ли в данном случае так выразиться) подложить ему свинью – иными словами, покончить с собой. Уточним: Т. сидел за письменным столом, на полированной поверхности которого чернел пистолет. Убийца вынырнул из темноты.

– О, наконец-то! – увидев его, закричал Т. – Слава тебе Господи! Вы пришли действовать?

– С чего это вы взяли? – обиделся вошедший. – Разве вы еще не поняли? Я вроде грома, – с удовольствием объяснил он, – а грома глупо бояться, ведь человек его слышит, когда опасность молнии уже позади.

– Так какого рожна?..

– Сам не знаю: может, дело в моем странном характере, может, мне приятно видеть вас довольным, счастливым. Понимаете, тогда в работе больше смаку. А убивать людей, которые мечтают умереть, – все равно что благотворительностью заниматься.

– Но кто вам сказал, что я счастлив! – запротестовал Т. – Я вас дождаться не мог, звал изо всех сил, вот...

– Неужели? – притворно удивился убийца. – А каких-нибудь два-три месяца назад вы умоляли меня отказаться от уговора, от моего права убить вас, предлагали мне грязную сделку...

– Что поделаешь! С тех пор столько воды утекло, все теперь против меня, сама жизнь против, необъяснимая, невообразимая, невыносимая, – не жизнь, а нагромождение обломков, прибитых к плотине на повороте реки. Словом, на сегодняшний день я хочу умереть и прошу вас не откладывать. Действуйте.

– Э, спокойствие: позавчера вы хотели умереть, вчера не хотели, нынче опять хотите... Поди тут разберись!

– Но простите, вам и не надо ни в чем разбираться, ваше дело – выполнить работу, за которую вам уплачено. Вот и выполняйте, слышите?

– Верно, верно. Только позвольте полюбопытствовать: а не получится, что еще через три месяца вы опять захотите жить – не меньше, чем сегодня хотите умереть?

– Наглый вопрос! Может, и так. Но желание жить предшествовало бы последующему желанию умереть... и, значит... вы меня понимаете? Жизнь имеет смысл лишь тогда, когда не признает смерти, а в противном случае все это несерьезно.

– Ну, если смотреть с такой точки зрения, то конечно...

– Впрочем, я думаю, это исключено.

– Исключено, что можно опять стать счастливым? Надеюсь, вы не правы. Пока до свидания.

И убийца снова исчез.

6

Как бы там ни было, дела у Т. и в самом деле вскоре пошли на лад. Правда, теперь уже не на любовном фронте, а на денежном, но ведь в известной степени деньги способны заменить любовь.

Однажды утром, бесцельно бродя по городу, он оказался перед зданием Биржи. «Интересно, почему не бывает биржевых зданий без колонн, будто биржи – это храмы (они и есть храмы). А тут не просто колонны – древняя колоннада, два тысячелетия!» Вот о чем думал он, переступая порог, больше ни о чем; следовательно, его влекло любопытство, а не практические соображения: он даже не вспомнил, что является обладателем значительного количества акций Н. (вверенных когда-то некоему маклеру и вскоре катастрофически упавших в цене).

Внутри – толчея, исступленный гвалт, и над толпой – табло, на котором кто-то каждую минуту отмечал меняющийся курс акций со всеми повышениями и понижениями. Т. принялся разглядывать табло, решительно не разбираясь в экономических перипетиях, как вдруг почувствовал, что за ним наблюдают. Он повернулся: рядом стоял человек в черном и пытался угадать направление его взгляда.

– Занятно, а?

– Ни капельки. Я ведь так, из чистого любопытства.

– Но, если не ошибаюсь, вы смотрите на Н.?

– Н.! – повторил Т., до слуха и сознания которого лишь сейчас начало доходить, что его акции, хотя и ничтожно, все же котируются в списке.

– Они у вас есть, да? – не отставал субъект в черном, и при этом у него был вид заговорщика.

– Гм, сколько-то есть, только что от них проку!

– Ошибаетесь, – шепотом объявил черный. – За сегодняшний день Н. должны подняться на много, очень много пунктов. Я стреляный воробей и знаю, что говорю и что делается в верхах.

Т. было все равно, от верхов он, понятно, ничего не ждал – ни хорошего, ни плохого, однако он оценил выгодную ситуацию и спросил, по-прежнему недоверчиво:

– Так вы хотели бы купить у меня акции Н.? – (О, как давно он мечтал от них избавиться!)

– Не сходя с места. Любое количество – хоть миллион!

– Столько у меня нет.

– А сколько есть?

– Кажется, две тысячи.

– Беру.

– За наличные? – промямлил Т., приходя в ужас от собственной смелости.

Черный вынул из заднего кармана чековую книжку и помахал ею.

– Не торопитесь. А какая ваша цена?

Тот назвал умопомрачительную цифру... Оставалось заехать к маклеру и взять у него акции, после чего сделка была совершена.

И теперь Т., не успев толком ничего понять, не зная даже имени своего благодетеля и не разбираясь в таинственном механизме, благодаря которому жалкие акции Н. столь подскочили в цене, купался в золоте, каковое купание, не станем отрицать, неизменно приятным, утешительным и (по многочисленным свидетельствам) укрепляющим образом действует на душу, то бишь на моральное состояние человека.

Умереть, мечтать о смерти было бы в этих условиях глупостью, если не безумием, а посему к чертям убийцу, следящего за ним исподтишка! С такими деньгами ничего не стоит купить его второй раз, заставить забыть про уговор... «Хотя, учитывая закваску этого малого, уломать его будет непросто», – на секунду усомнился Т.

В итоге – отличное настроение, состояние полной эйфории, а это уже опасно. Богатство досталось Т. чересчур легко; кроме того, история с акциями, и в самом деле подскочившими до головокружительной цены, соблазнила его на такие спекуляции, для каких у Т. не было ни опыта, ни таланта. Иными словами, Т., который бросился играть на повышениях, на понижениях, неизвестно на чем, обнаружил в один прекрасный день, что у него ни гроша.

Просадить столько денег! Да, бывает. И вот он опять без надежд на будущее, без утешителей, без утешительниц... «Хорошо еще, что год на исходе, – подбодрил себя Т., – убийца не должен подвести, он человек порядочный».

А до истечения годового срока еще оставалось больше месяца. Правда, рассказывать, в каком кошмаре, в каком отчаянии провел Т. этот месяц, не входит в нашу задачу.

7

Пришел последний день, а с ним и убийца.

– Сегодня последний день, – напомнил он для начала.

– Слава Богу! – закричал Т. – Как видите, я готов.

Странно, но убийца казался растерянным.

– Есть кое-какие неясности, – буркнул он.

– А именно?

– Вы... да я уже вам говорил... то вы хотите умереть, то нет: у вас семь пятниц на неделе.

– Вот оно что! Тогда я тоже повторю: а вам-то не все равно?

– В свое время я высказывал свои соображения, – возразил убийца. – К примеру, если я убираю вас, когда вы хотите умереть...

– ...то в работе недостает смака, я помню. Что же вам помешало убить меня, пока я был счастлив?

Убийца, который и впрямь был в этот вечер не в своей тарелке, уставился на острые блестящие носы собственных башмаков. Когда он наконец ответил, его слова ошеломили Т.:

– Мне не хватило смелости.

– Что?! Вам, такому, как вы, не хватило смелости...

И прочее, и прочее. И убийца, дав схлынуть высокой волне удивления (или волне высокого удивления), подтвердил:

– Должен признать, к своему стыду: убить вас мне не хватает смелости.

– О Господи, как же так? – (Все равно что задать этот праздный вопрос другу, который признался вам, что стал импотентом).

– В общем, не надо бы мне браться за это дело, зря согласился.

– Позвольте, но почему?

– В общем, по нашему уговору получилось, что я должен быть в курсе вашей жизни, все время про вас помнить, как бы в ваше положение входить.

– Ну и что?

– Ах, дорогой друг, разве не понятно? Жизнь, человеческая жизнь, какова бы она ни была... Нет уж, увольте, откровенно говоря, это не для моих мозгов, и я не смогу объяснить, нипочем не смогу! Слишком это сложно, запутанно... Смекаете?

– Представьте, нет. Но не в этом суть.

– В этом, в этом. У любого дела, даже такого, как человека убить, свои правила есть... Ну и еще тут одна загвоздка имеется.

– Какая такая загвоздка?

– Мы с вами похожи.

– Вот оно что! Весьма польщен.

– Не надо. Просто когда-то я вроде вашего скис из-за женщин и прочих неприятностей. А потом... потом опять... и после этого снова...

– Вы хотите сказать, что вас тоже непонятным образом швыряло то вверх, то вниз: радости сменялись бедами, горе – блаженством, да?

– Да, только когда вы говорите, у вас складно получается, лучше, чем у меня... Поэтично, именно что поэтично!

Но для Т. все сводилось к одному: этот тип ускользал от него, ускользала единственная надежда (в данном случае – надежда умереть). И все же он взял себя в руки.

– Ну вот, теперь еще и поэзия! Баста, пора перейти от слов к делу, выполняйте уговор.

Убийца неуверенно хмыкнул.

– Успею. Срок истекает в двенадцать ночи.

– Пусть будет так, согласен. Тогда уходите и возвращайтесь: хотите – незаметно, хотите – открыто, как вам заблагорассудится. Только прошу вас, не подводите меня... Главное – знать, что эта полночь станет последней.

– Черта с два! – выпалил убийца, прибегая к дополнительным ресурсам родного языка (не иначе как от полноты чувств). – Да будь у меня сроку хоть до конца света, все равно теперь мне вас не убить!

– Какая муха вас укусила! Что это за шутки такие? Но позвольте вам сказать... Или лучше сами скажите, что происходит. Вы знаете, чего я от вас хочу, отлично все знаете, я хочу умереть, должен умереть, вот уже год, как вам это известно... Ну?

Убийца прятал глаза, поглаживая усы ногтем большого пальца. Наконец он сказал извиняющимся тоном, словно боясь обидеть своего клиента:

– А то происходит, что я верну вам ваши шесть миллионов, они вам не помешают, глядишь – все образуется, и тогда...

– Нет! – завопил Т. И еще громче: – Нет, нет! Вы надо мной издеваетесь, это уж слишком! Я хочу умереть, я заплатил вам, чтоб вы меня убили, и вы после этого думаете, будто я позволю вам оставить меня в живых, разрешу обязательства нарушить, да еще и вознаграждение за это возьму! Э, нет, милостивый государь, у меня ведь тоже есть... профессиональная этика: этика самоубийцы, жертвы, я бы даже сказал...

Но тут произошло такое, что мы, ради эффектной концовки, оставляем для следующей – заключительной – части.

8

Они посмотрели друг на друга и... рассмеялись – неудержимо, судорожно.

– Не тут-то было! – заливался наемный убийца, корчась и притопывая ногой. – Ни-ни... даже не думайте... ха-ха-ха, ой, лопну со смеху... и не думайте уступать!..

– Кому еще, ха-ха-ха, кому? – насилу выговорил Т., побагровев от хохота.

– Себе, ему, им, жизни!

– Ах нет? Ах нет? Не надо?.. А как же тогда?

Увы, ответ на этот вопрос ко многому обязывал, потому убийца и не ответил. Неожиданно перестав смеяться, он знакомо потянулся.

– Будьте здоровы. Замнем до следующего раза. Шесть миллионов я положу завтра утром на ваш текущий счет. Всех благ!

Т., внезапно отрезвев, еще пытался что-то возразить, но точку в их разговоре все равно поставил убийца:

– А собственно, чего вы боитесь? Какая вам разница, кто вас пустит в расход – я или другой наемный убийца?!

Перевод Е. Солоновича

АЛЛЕГОРИЯ

– Уф, будь оно неладно!

– В чем дело, люди добрые?

– Неужели не видите? Спрашивается, как можно заставить лодку двигаться по земле – даже по равнине. Замечаете? Не на паруса же рассчитывать, когда киль тормозит. А ехать, как мы – веслами отталкиваться, – недолго и окочуриться!

– Ага, понимаю... Хотите, помогу?

– Спасибо, не откажемся. Нет, все одно ни с места, а если и ползем, так еле-еле. Сколько же у нас дорога займет?

– Вот и я смотрю, надежнее, наверно, пешком.

– Еще бы, да простит мне Господь!

– Главное – не горячиться. Вы налегайте на весла, а я буду подталкивать.

– Очень любезно с вашей стороны... Только проку-то что: в лучшем случае на сантиметр-другой продвинулись, не больше.

– Терпение. Делать нечего – попробуем сначала.

– Терпение, да? При том, что мне иной раз такие мысли в голову приходят... такие мысли...

– Какие?

– Дикие, не спорю.

– Говорите, говорите, я не из тех, кто с пеной у рта защищает правительство, порядки, общественное устройство. Можете говорить откровенно.

– Ну так вот, на что это похоже?

– Что именно?

– Да ведь я все о том же: с какой стати мы должны ездить по суше на этой посудине?

– И впрямь...

– Возьмем другой пример: человеку нужно переправиться через реку, озеро, с одного берега на другой, и на чем ему, по-вашему, ехать?

– Говорите, я слушаю.

– Будто сами не знаете! На машине!

– Действительно!.. Только, пожалуйста, не надо так громко: лично у меня нет ни малейшего желания смотреть вместе с вами на родное небо через решетку.

– Решетка не решетка, все равно буду кричать. Сплошная дикость!

– Может быть, может быть.

– Не может быть, а точно! Скажите, у машины что есть?

– Как – что?.. Ну, мотор.

– Здравствуйте! Я имею в виду – снизу.

– Снизу? Колеса.

– Вот именно – колеса. Теперь пораскиньте мозгами.

– Простите, не улавливаю.

– А у лодки чего нет, опять же снизу?

– Полагаю, вы и тут намекаете на колеса.

– Угадали.

– Ну и что?

– Что, что! Думаете, я боюсь? Ошибаетесь, господин хороший!

– Да нет, я так не думаю. Боитесь чего?

– Называть вещи своими именами.

– Ну, я вижу, у вас язык без костей. Продолжайте.

– Как могут колеса ехать по морю или вообще по воде?

– Что правда, то правда.

– А как может киль двигаться по суше?

– И это верно.

– Так чего же вы испугались?

– Я? Нисколько. Просто хочу понять, куда вы клоните.

– Ясно куда. Или, по-вашему, я собираюсь дать задний ход перед...

– О Боже, опять двадцать пять! Перед?..

– Перед установленным порядком и целым рядом из ряда вон выходящих предписаний, исходящих от властей предержащих.

– Да нет же, успокойтесь.

– Либо готов отступить перед тем, что может не понравиться ортодоксам, перед железобетонными нормами пресловутого здравого смысла?

– Нет, что вы, продолжайте ваше рассуждение.

– Так вот, у лодок есть киль, а у машин – колеса.

– Согласен. Ну и что из этого?

– Только чур не подпрыгивать от удивления, не кривиться, не пожимать двусмысленно плечами, не покрываться испариной, не падать в обморок и все такое прочее!

– А я и не собираюсь.

– Вот и отлично. И поскольку я вас спрашиваю: разве не было бы естественнее, проще, более... более...

– Черт возьми! Ну?

– Не знаю, как и сказать.

– Говорите как есть, слушатель я благодарный, мне все интересно.

– Друг!

– Можете считать меня другом.

– Друг, а не проще было бы...

– Или договаривайте, или катитесь подальше!

– А не проще, не естественнее и так далее и тому подобное...

– Все! Мое терпение лопнуло!

– Минутку. Разве не было бы и так далее и тому подобное ездить по суше на машинах, а по морю на лодках? Тогда кили вторых легко бы скользили в воде, а колеса первых с тем же успехом крутились бы по земле!

– Но позвольте... Вы отдаете себе отчет?..

– Прицепились-таки! А ведь я чувствовал.

– И это вы называете прицепиться! Да я возмущен, во мне все кипит, я не верю своим ушам.

– Ей-богу, чувствовал. Но разве вы сами не вызывали меня...

– На откровенность? Всему есть предел. Уж не намерены ли вы?..

– Нет, не намерен, я просто отмечаю. И если вы вдумаетесь...

– Ни во что не собираюсь вдумываться и вам не позволю... Нечего сказать, дал втянуть себя в историю: этот субъект обыкновенный... обыкновенный подстрекатель...

– Замолчите, вы меня погубите. Беру свои слова обратно.

– Слишком поздно! Мой долг заявить на вас куда следует, разоблачить вас... разоблачить...

– Сколько угодно – хоть раз обличайте, хоть десять! Ах, умри Самсон с филистимлянами!

___

(Ну и ну! Никогда не знаешь, на какого психопата наскочишь!)

Перевод Е. Солоновича