Текст книги "Море серебрянного света"
Автор книги: Тэд Уильямс
Жанр:
Киберпанк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 69 страниц)
Человек с Марса
СЕТЕПЕРЕДАЧА/ДРАМА В ПРЯМОМ ЭФИРЕ: «Воин из Школы Шпрути»
(Изображение: тренировочный зал Венвен Шо.)
ШО:" Чень Шуо, пришло время действовать. Моя дочь Зиа украдена злой школой Волчьи Челюсти и они собираются испытать на ней их мистическое, неправильное и смертельное военное искусство."
(звуки за сценой: задыхается)
ШУО:" Клянусь священными Шпрути, мы не должны допустить этого."
ШО:" Вы храбрый человек и настоящий воин. Быстро берите мои драгоценные метательные звездочки и торопитесь спасти мою дочь."
ШУО:" Я вернусь к вам с отрубленной головой мастера Волчьих Челюстей и вашей дочкой Зией, живой и невредимой."
(звуки за сценой: аплодисменты, приветствия)
ШУО(себе):" Но я должен помолиться, чтобы моя преданность священным Шпрути дала мне силу выполнить это задание, ибо миньоны школы Волчьи Челюсти многочисленны и коварны. И все таки – где Шпрути, там и храбрость!"
(звуки за сценой: еще более громкие аплодисменты)
МИССИС Соренсен – Кейлин, она сказала ему свое имя – только что вернулась, посмотрев на двух детей, и все могли перевести дыхание. Катур Рэмси, к примеру, наслаждался паузой. За всю жизнь у него не было такого странного дня, даже если включить заигрывания с психоделиками в колледже.
– Кристабель в полном порядке, – сообщила она, – спит. А мальчишка свернулся на полу. Я смогла еще раз помыть его, но не убедить лечь на кровать.
– Ей пришлось много перенести, – сказал Майкл Соренсен. – Если бы я мог себе представить… Всемогущий боже, во что мы ввязались?
Странный сморщенная старик, сидевший во взятом напрокат инвалидном кресле, поднял на него взгляд. – Мне очень жаль, мистер Соренсен, что я втянул вас в это дело. Отчаяние заставляет нас совершать самые неблаговидные поступки.
Женщина какое-то мгновение боролась с желание сказать что-нибудь вежливое, и победила. Она только что выслушала весьма прилизанную версию того, что произошло в номере Якубиана, и еще не пришла в себя от ужаса. Пока Рэмси пытался развлечь переволновавшуюся Кристабель и угрюмого маленького испанца, она увела мужа в соседнюю комнату и, как потом сказал Соренсен, "дала мне понять, что не слишком счастлива от того, происходит."
На самого Рэмси, утомленного до предела, давила атмосфера напряжения и несчастья, сгустившаяся в комнате, не говоря уже о странной истории, которую им только что рассказал Селларс, настолько наполненную заговорами, что ее осмеял бы самый сумасшедший сетевой завсегдатай. Ему надо было несколько секунд, чтобы прочистить голову.
– Я собираюсь выпить немного колы, – сказал он. – Кто-нибудь хочет чего-нибудь?
Кейлин Соренсен устало покачала головой, но Рэмси не мог не заменить тень подозрения, промелькнувшую по лицу ее мужа. – О, ради бога, Соренсен, если бы я собирался сбежать, предать вас или еще что-нибудь в таком же духе, мне было бы намного легче немного подождать и сделать это, вернувшись в свой мотель.
На лице Соренсена появилось виноватое выражение. – О, я не имел в виду… я просто… сегодня был тяжелый день.
Рэмси изобразил на лице улыбку. – Точно. Я вернусь через секунду.
Он поймал себя на том, что раз за разом бьет кредитной карточкой по считывателю автомата по продаже воды.
Быть может паранойя Соренсена лучше того, что творится у меня в голове, сказал он самому себе. Это был самый настоящий бригадный генерал, и он похитил нас из ресторана. Что бы это ни было, это факт, а не чей-то лихорадочный бред. Он нашел несколько монет, и какое-то время раздумывал, не надо ли стереть с них отпечатки пальцев, прежде чем кинуть в щель автомата.
История Селларса, которой Соренсен и его семья то ли поверили, то ли нет, была откровенным бредом. Рэмси сомневался, но все-таки допускал, что синдром Тандагора мог быть намеренно создан какими-то злоумышленниками. Он даже начал подозревать, что существует связь между состоянием Орландо Гардинера и докладами его программы-агента, которые рассказывали об особой сети, в которой сознание Орландо попало в ловушку. Он даже хотел бы поверить в странный набор обстоятельств, в тайные заговоры могущественных людей. Но в это? Это же чистый бред сумасшедшего – заговор самых богатых на земле мужчин и женщин, задумавших стать богами. Мало того, что это совершенно невероятно само по себе, но, даже если это правда, было бы невозможно многие годы сохранять все в тайне, особенно если механизм каким-то образом опирается на уничтожение невинных детей. Весь этот безумный рассказ казался чем-то вроде мыльной оперы или непомерно раздутой сетевой драмы. Этого просто не могло быть. Точка.
Если бы он слушал такое в первый раз, уже через десять минут Катур Рэмси вежливо поблагодарил бы рассказчика и пошел домой, оставив других слушать это безумие. Но он уже прожил в этом странном виртуальном мире Орландо Гардинера несколько недель, и начал считать программу-агента в виде картонного жука надежным источником информации. Он разговаривал с женщиной, признавшейся, что провела какое-то время в психиатрической больнице. Она, прежде чем закрыть свой дом и исчезнуть, рассказала ему, что одна из самых успешных в мире компаний по развлечению детей является частью дьявольского эксперимента над теми же самыми детьми, и он спросил себя, не была ли она права. Он умел воспринимать новые идеи – разве он не повстречался с Селларсом в задней аллее ВР-игры? И разве там он, Артур Рэмси, респектабельный адвокат, не бегал, переодетый в варвара-мечника? Однако он должен признаться, что этот Селларс сказал ему кое-что такое об Орландо Гардинере и Саломее Фредерикс, что он сам, несмотря на полный контакт с обеими семьями, не сумел установить.
Он цедил колу и слепо глядел на проходящие машины.
Селларс просил его поверить в то, что делало самую худшую чепуху о масонах и розенкрейцерах образцом здравого смысла. И что увенчало всю эту дурацкую пирамиду? Утверждение майора Соренсена, что Селларс даже не человек.
На какое-то мгновение ему нестерпимо захотелось дойти до машины и рвануть на полной скорости домой. Рассказать Джалилу и Энрике Фредерикс, что он не нашел ничего, что могло бы объяснить кому их дочери, и вычеркнуть Ольгу Пирофски из списка телефонов. Поместить все это дело в категорию "кто знает, что за чертовщина там творится?" и вернуться к клиентам, и его жизни, более или менее налаженной.
Но он вспомнил лицо матери Орландо Гардинера, слезы, блестевшие в ее глазах, и голос, сказавший ему, что они всегда надеялись хотя бы проститься со своим сыном. Он слышал этот голос два часа назад, надтреснутый и хриплый, шептавший как сухая трава и оставивший в его системе сообщение с датой заупокойной службы по Орландо. Он обещал им сделать все, что в его силах. Он обещал.
Он поколебался еще несколько секунд, потом смял одноразовый стакан и бросил его щель мусороприемника за автоматом.
Селларс вдохнул что-то из мокрой тряпки. Он взглянул на вошедшего Рэмси и улыбнулся, его странное морщинистое лицо исказилось по горизонтали. – Соренсены вернутся через пару секунд, – сказал он. – Маленькой девочке приснился плохой сон.
– Она через многое прошла, – сказал Рэмси. – Слишком многое для ее возраста.
Селларс печально опустил голову. – Я надеялся, что ее роль в этом деле закончена. – Он опять вдохнул из тряпки. – Пожалуйста, простите меня. Мои легкие… они не работают так, как должны. Мне будет лучше, когда я возьму фильтры из своего увлажнителя. Мне нужно постоянно увлажнять дыхательные трубки. – Что-то на лице Рэмси опять вызвало его улыбку, на этот раз побольше, и Селларс разрешил своим морщинистым рукам упасть на колени. – А, я вижу, что вас что-то волнует. Мои легкие? Я сам? Попробую угадать – быть может майор Соренсен вам что-то сказал обо мне?
– Не слишком много. И это безусловно не самое худшее, что беспокоит меня. Но и это тоже, да. Он сказал… – Внезапно, хотя и абсурдно, ему показалось что он собирается нагрубить. Рэмси сглотнул и бросился вперед: – Он сказал, что вы не человек.
Селларс кивнул, сейчас он походил на древнего отшельника с какой-нибудь забытой горы. – Разве он не сказал вам, как меня называли на базе? "Человек с Марса." На самом деле меня называли так еще до того, как майор Соренсен родился. – Улыбка пересекла его лицо и исчезла. – Конечно это неправда – я никогда не был даже поблизости от Марса.
Колени Рэмси подогнулись. В поисках опоры он вытянул руку, нашел ручку кресла и с трудом уселся. – Вы говорите мне… что вы кто-то вроде пришельца? Из космоса? – Теперь, как если бы на глазах появились линзы, он увидел заново кожу Селларса, покрытую чем-то странным, что считал шрамами или морщинами – пестро-розовую шкуру неизвестного животного. Костлявый старик с безобразной головой и странными желтыми глазами был бы чудесной до абсурда иллюстрацией в детской книге, но совершенно невозможно было бы сказать, какую роль он там будет играть – добрую или злую. Когда дверь смежной комнаты хлопнула, открываясь, Рэмси испуганно вздрогнул.
– Кейлин приготовила насколько сэндвичей, – сказал Майкл Соренсен. – Рэмси, ты должен что-нибудь съесть – ты плохо выглядишь.
Его жена вошла вслед за ним, неся в руках поднос для пикника – слишком совершенная картинка из традиционной женской жизни прошлых столетий. Рэмси никак не мог успокоиться; внезапно все вокруг показалось зловещим и угрожающим.
– Я только что рассказал мистеру Рэмси свою историю, – сказал Селларс. – Нет, спасибо, миссис Соренсен, я ем очень мало. Разве ваш муж еще не рассказал вам обо мне? Определенно вы бы удивились.
– Майк…? Он рассказывал мне, очень мало. – Было видно, что ей сразу стало неудобно. – Вы уверены, что я не могу вам что-нибудь…?
– Давайте! – Рэмси почувствовал, что от его запасов энергии не осталось ничего. – Я сижу здесь и слушаю, как этот человек говорит мне, что он – инопланетянин. А тем временем вокруг говорят о сэндвичах. Сэндвичи, ради всего святого!
Кейлин Соренсен нахмурилась и приложила палец к губам. – Мистер Рэмси, пожалуйста, за дверью двое спящих детей.
Рэмси покачал головой, падая на стул. – О, простите, простите.
Селларс улыбнулся. – Разве я говорил о пришельцах, мистер Рэмси? Нет, я сказал, что так меня называли – Человек с Марса. – Он поднес тряпку поближе ко рту, вдохнул, потом притянул руку, окунул тряпку в чашку и опять поднес ко рту. – Это очень интересная история, и, быть может, услышав ее вы лучше поймете тот странный рассказ, который уже услышали от меня сегодня.
– Даже если вы назовете себя Великим Герцогом Альфы Центавра, – с жаром сказал Рэмси, – не думаю, что все станет более странным, чем уже есть.
Селларс нежно улыбнулся сначала ему, а потом Кейлин Соренсен, которая устроилась на диване рядом с мужем. – Вы все ввязались в очень большое дело. Я надеюсь, что вы понимаете, насколько важно…
Рэмси прочистил горло.
– Да, извините, последнее время я мало с кем общался, за исключением Чо-Чо – и забыл как разговаривать со взрослыми. – Он вытянул перед собой узловатые пальцы. – Уверяю вас, мистер Рэмси, что независимо от того, что случилось со мной потом, я родился человеком. Много кого можно назвать Чужим, и я определенно не пришелец.
На самом деле первые лет тридцать все называли меня пилот – пилот боевого самолета. Я летал за флот США на Среднем Востоке, и позже, во время событий в Тайване, а потом, в мирное время, тренировал новых пилотов. Я так и не женился, и у меня не было особенно близких людей среди моих товарищей, хотя во время боя я доверял им мою жизнь, а они мне – свою. Я жил жизнью морского пилота, и был более или менее доволен ею.
Все это происходило до того, как вы родились, так что вы не помните как умирало то, что называлось пилотируемой космонавтикой – частные консорциумы, которые финансировали большинство проектов, решили, что лучше вкладывать деньги в спутники и далекие шахты, чем помещать настоящего живого человека в корабль и посылать его куда-то там. Кроме того население земли утратило интерес к космосу – лично я думаю, что человеческая раса начала поворачиваться лицом к себе. Но идея колонизации других миров еще не полностью умерла, и один не слишком громкий проект шел вперед даже после того, как все остальные, более громкие, положили в долгий ящик. Фактически он тоже получал деньги от частных компаний, но формально он был под контролем правительства Соединенных Штатов, и все это происходило в те дни, когда у ООН не было своей космической программы.
Полетело слово, что военные летчики, не имеющие семьи и желающие поучаствовать в чем-нибудь очень опасном, оцениваются для какого-то проекта, который называется ПЕРЕГРИН. К тому времени мне надоело обучать летать, я слегка устал от такой жизни, и хотя я подозревал, что уже немного староват – все, что я слышал, говорило об очень жестком отборе, в первую очередь по физическим параметрам, а это обычно означало рефлексы – я решил, что могу попробовать. – Селларс опять улыбнулся, на этот раз смеясь над собой. – Когда я обнаружил, что по результатам отбора вошел в первую дюжину, то очень впечатлился самим собой.
Я бы с удовольствием рассказал всю эту историю в деталях, потому что это интересно само по себе, и еще потому, что никто не знает о ней правды, кроме меня. Не осталось ни книг, ни документов в сети, ни записей разговоров. Но вы все устали, поэтому я буду краток. ПЕРЕГРИН оказался новым подходом к исследованию человеком космоса, программой, которая позволяла людям не только путешествовать на долгие расстояния – в анабиозе, но с бодрствующим сознанием – но также давала возможность исследовать планеты значительно лучше, чем старомодная астронавтика. Они интересовались несколькими планетами – сейчас я помню только одну вокруг "70 Девы". Впоследствии оказалось, что многие из этих сигналов были неправильно интерпретированы, да и человечество потеряло интерес к космическим исследованиям – позор, по-моему – но в то время все было возбуждены и горели энтузиазмом. В любом случае даже тогда у нас в руках были инструменты, которые могли обследовать планеты значительно более тщательно, чем живой человек, но люди, стоявшие во главе программы, думали, что они никогда не получат достаточного финансирования и поддержки прессы, если не послать настоящего, дышащего воздухом человека, который рискнет жизнью ради всей человеческой расы. Вы сами легко можете сочинить такие речи, а?
Итак, ПЕРЕГРИН. Нас привезли в Санд Крик, секретную базу в Южной Дакоте…
– Я слышал о ней, – медленно сказал Рэмси. – Санд Крик…
– Конечно слышали. Об этом говорили многие годы. Но все, что вы слышали, очень далеко от правды. – Селларс закрыл глаза. – Где я? А, да. Нас подвергли очень сложной обработке, чтобы сделать способными на любое физическое усилие и – более важно – связали наши сознания с системой бортового компьютера. Сейчас почти не услышишь это слово, "компьютер". Они – часть всего. А раньше это были такие ящики вместе с клавиатурой. – Он покачал головой, и это выглядело так, как будто сухой подсолнух закачался на своем стебельке. – Технология еще не была такой продвинутой, в конце концов это было почти пятьдесят лет назад. Мне сделали множество операций – встроили микросхемы прямо в скелет, имплантировали различные устройства, вы сами можете назвать их. Теперь люди считают само собой разумеющимся, что они могут связаться с сетью при помощи нейроканюль, но тогда мысль о том, что человеческое существо может получать данные из компьютера прямо в мозг, казалась научной фантастикой. Везде, за исключением Санд Крик, где делали это на самом деле.
Вот так… вот так они построили меня. Скорее перестроили, усилили мои кости, защитили кожу и различные органы, которые теперь стали лучше переносить повышенную гравитацию и радиацию, имплантировали крошечные химические насосы, которые автоматически добавляли кальций и другие важные элементы в мое тело, если я долго находился в невесомости… и все в таком роде. Но они пошли еще дальше и буквально прошили меня – от головы до пяток, как рождественскую елку. Они использовали новейшие сплавы и полимеры – хотя сейчас, когда молекулярная инженерия так сильно изменилась, то, что они ввели в меня, кажется глубокой древностью. Но в то время добровольцы ПЕРЕГРИНА были произведениями искусства. Вот тогда я впервые узнал и полюбил Йитсa – строчка об императорских механических птицах из "Плавания в Византий" осталась со мной на всю жизнь:
Мне не даёт неверный глазомер
Природе вторить с должною сноровкой;
Но способ есть – на эллинский манер
Птах создавать литьем и тонкой ковкой.
(* Перевод с английского Е.Витковского)
Он на мгновение остановился, потеряв мысль. – Я не могу передать вам, что почувствовал, когда в первый раз закрыл глаза и оказался в сети. Тогда сеть была крошечной и примитивной, ранние дни виртуального интерфейса, и все же… Все же…! Не покидая Земли мы стали исследователями, и летали там, где остальные ползли. Мы, добровольцы ПЕРЕГРИНА, начали говорить о сети между собой так, как если бы это было место, вселенная, куда остальные могли попасть ненадолго, как туристы, глядящие через изгородь, но которое по-настоящему принадлежало только нам. Когда вы плывете через информационные потоки, как через настоящее физическое пространство, когда у вас постоянный доступ, вы начинаете видеть все по-другому, и изучать по-другому… – Его голос стал скрипучим и сухим, он остановился и быстро вдохнул воду из тряпки. – Я пообещал, что не буду отклоняться, верно? Прошу прощения. В любом случае наши корабли строили в то же самое время, что и нас – можно сказать параллельно – и каждый из них был особым, подстроенным под наши физиологические возможности. Они были маленькие и очень сложные: основные двигатели, работавшие на антиматерии, давали возможность летать на длинные расстояния, но были и альтернативные, менее мощные, использовавшие, например, солнечный ветер. Каждый из них предназначался для одного из нас, и каждый был назван по имени какого-нибудь исследователя – Фрэнсис Дрейк, Мэтью Пири. Сейчас я уже позабыл все их имена, и это очень печально. Мою малышку звали Салли Райд.Прелестное имя для корабля, и каким же прелестным кораблем она могла быть – моя невеста, вы можете сказать, у нас был бы постоянный медовый месяц. Но все пошло совсем по другому. У нас было только несколько тренировочных орбитальных полетов, прежде чем… О, мой дорогой, я утомил вас?
Майкл Соренсен сладко спал, сидя на диване, положив голову на плечо жены. – Он очень устал, – сказала она извиняющимся тоном, как если бы он пропустил карточную игру с соседями. – Кроме того он все это знает, да?
– Все кроме некоторых деталей, – мягко сказал Селларс. – Я уверен, что с тех пор, как мы познакомились, он несколько раз заглядывал в мой файл.
– Мне вас рассказ кажется совершенно замечательным, – уверила она его, хотя тоже выглядела очень усталой. – Я… я ничего этого не знала.
– Пожалуйста, продолжайте, – сказал Рэмси.
– Ну, вы оба должны знать, что может случиться тогда, когда ты работаешь на правительство. Не забывайте, что это было в ранние дни того, что сейчас называется частно-общественным партнерством. В Вашингтоне администрация. ООН стала презирать проекты, в которых не было широкого международного участия. Боссы корпораций начали ворчать: проект стоит уйму денег, а прибыль в ближайшем будущем не ожидается. Несколько раз ПЕРЕГРИН почти закрыли.
Позже были ночи, и годы, темные как ночи, когда я всем сердцем хотел, чтобы этого произошло на самом деле.
Решение на самом деле никого не удивило, особенно учитывая огромные оборонные корпорации, замешанные в это дело. Было решено рационализировать операцию, "получить больше секса за те же деньги", я думаю это была фраза дня. Очень трудно сократить проект на завершающей стадии, поэтому вместо этого они объединили нас тем, что называлась ЧР/БС – Человеко-Робот / Боевая Система. Я думаю, что у того проекта тоже было кодовое имя – "Блестящий Воин", "Блестящее Копье" или еще что-нибудь в таком духе, но инженеры стали называть его ЧЕРТБОСС и имя приклеилось. Это был чисто военный проект, возможно первая попытка создать биомодифицированных солдат – людей, в которых вживляли самое совершенное боевое оружие, и которые могли использовать его как продолжение своего тела и идти в такие места, куда не мог войти обычный солдат в броне. Вы легко поймете идею – достаточно посмотреть на старые комиксы. В то время военные имели намного больше влияния, чем сейчас, и большинство ресурсов – инженеры, медики и время суперкомпьютеров – потекло в их направлении. Шаг ПЕРЕГРИНА существенно замедлился.
Все это не имело бы такого большого значения, но ЧЕРТБОСС использовал совершенно другие принципы набора людей. Проверяли именно то, что, как мне казалось, должен был делать ПЕРЕГРИН, то есть рефлексы и даже более загадочные штуки, вроде синаптических функций, чувствительности химических и иммунных систем и все в таком роде. И даже физиологически они искали других людей. Мы были пилотами, и нас выбирали именно за профессиональное умение – хотя некоторые из людей ПЕРЕГРИНА и не участвовали в боях, но они были летчиками, как и первые космонавты. ЧЕРТБОСС искал солдат. Можно даже сказать более определенно: убийц. Они пытались быть более разборчивыми, но, я думаю, эта тенденция ослепила их с самого начала.
Даже и так, если бы проблема Баррета Кинера была физической – скажем опухоль, или недостаток серотонина, ее бы заметили мгновенно. Людей как ПЕРЕГРИНа, так и ЧЕРТБОССа автоматически проверяли на такие вещи, мы проводили уйму времени подключенными к аналитическим устройствам, и принимали это как должное. В те дни чистая шизофрения представляла из себя загадку, и Кинер был параноиком, скрывавшим растущее сумасшествие. Хотя очень мало из тех, кто работал с ним, могли бы сказать, что он им нравится, ни один из психологов и врачей на Санд Крике или их коллег из ЧЕРТБОССа не догадывался, что он мало-помалу сходит с ума. Пока не стало слишком поздно.
Я вижу выражение вашего лица, мистер Рэмси. Нет, вы никогда не слышали о Кинере. И сейчас узнаете, почему.
Я постараюсь рассказать обо всем этом как можно короче. Слишком много моих друзей погибло в тот день, когда Кинер впал в буйство. В систему было встроено множество предохранителей, но хотя военные и подрядчики учитывали как возможность саботажа, так и пугающую возможность того, что у один из людей ЧЕРТБОССа может выйти из-под контроля, никто не думал, что это может произойти одновременно. Кинер, захваченный все усиливающимся психическим расстройством, готовился несколько недель. Комплекс ЧЕРБОССа в Санд Крике был целым арсеналом – кибернетические боевые комплекты имели убойную силу никак не меньше какого-нибудь танка, и еще там были запасы другого оружия для учебных боев. Такие же смертельные, как и боевые комплекты, если кто-нибудь, вроде Баррета Кинера, хорошо разбирался в вооружении и мог их использовать. Последствия были попросту ужасающими, хуже невозможно себе представить. Решив отомстить за никому не ведомое оскорбление, он провел недели, втайне готовясь, и под невообразимым ударом душевного расстройства все глубже и глубже погружался в черные глубины ненависти.
То, что произошло потом, я почерпнул большей частью из секретных отчетов. Все началось ночью, и большая часть персонала базы спокойно спала в своих кроватях. Так получилось, что я был на ногах – мне никогда не надо было много спать – и работал в строительном отсеке вместе с ночной сменой механиков. Сначала мы услышали взрывы. Едва мы успели спросит себя, что происходит, как появился сам Кинер, в боевом комплекте, термоустойчивая броня светится, и начал стрелять по стенам ангара. Он не хотел мстить именно нам – просто мы оказались на его разрушительном пути из одного конца базы в другой. Несмотря на внезапность и огонь из гранатомета, который он вел не переставая, кто-то попытался сопротивляться, и подарил нам несколько драгоценных секунд. Кинер получил гранату в грудь, но на нем остался только слабый след от взрыва и из одного из его суставов начал медленно выходить фреон. В светящейся броне, в облаке выходящего пара, он казался разгневанным богом. У нас не было ни одного шанса. Он прошел через стену, которую прожег электрическим револьвером, и ангар буквально обрушился на нас.
Это был кошмар, и я до сих пор не могу спокойно думать о нем. Раньше я пытался сообразить, что я мог сделать иначе и спасти своих товарищей – измучил самого себя тысячей различных сценариев. Сейчас я знаю, что мне несказанно повезло и я остался жив. Я находился достаточно близко к одну из строящихся кораблей, и успел прыгнуть внутрь, когда в нас полетел первый из зажигательных снарядов Кинера. Я еще успел увидеть, как Кинер шествует через остатки ангара, броня блестит как солнце, поглощая дополнительное тепло, и стреляет термическими гранатами во все стороны.
Селларс медленно потер суставом пальца уголок сухого глаза. Рэмси спросил себя, повторяет ли он обычный жест отчаяния, или чувствует в себе слезы, которые не силах выплакать. Что из них хуже?
– Два механика внутри корабля и я, вот и все, кто выжил после атаки безумца – но никто из них не прожил и месяца, потому что они оба очень сильно обгорели. Мы все обгорели, нас зажарило, как мясо в печи, но у меня были защищенные органы и измененная кожа, а у них нет. Мне повезло, или не повезло, выжить. Чудом.
Проложив дорогу через базу и оставив за собой одни развалины, Кинер действительно ушел из Санд Крика. К счастью, встроенный в него ракетный двигатель был поврежден огнем одного из часовых, и он пошел пешком. Я думаю, что он направлялся к ближайшему городу, Буффало, и один бог знает, что бы он с ним сделал, если бы добрался, но в воздух подняли истребители с ближайшей авиабазы и они нашли его в миле Санд Крика, в открытой прерии. Один самолет он сумел сбить, но остальные накрыли его ракетами воздух-земля и убили. Хотя, если быть более точным, ни одна из них не попала прямо в него, но взрывы настолько раскалили его комплект, что он не выдержал и взорвался, как маленькая термоядерная бомба. Я слышал, что потребовались годы, прежде чем на этом месте что-то выросло. Земля там стала стеклом.
Вот так… сумасшедший убил себя очень дорогим способом, и нам, оставшимся в живых, пришлось расхлебывать последствия. Из всех пилотов ПЕЛЕГРИНА выжил я один. Со своими товарищами по ЧЕРТБОССУ Кинер поступил более тщательно – заложил кумулятивные заряды в казармах, и они умерли в кроватях, когда здания обрушились на них. Весь Санд Крик превратилась в развалины – сто восемьдесят шесть убитых, в три раза больше раненых. Все корабли разрушены, миллиарды долларов, затраченных на исследовательскую работу, ушли в никуда, военные корпорации подсчитали убытки и закрыли проект. Впрочем ЧЕРТБОСС тоже похоронили – по меньшей мере официально. Кинер сумел разрушить огромную базу при помощи одного-единственного комплекта, и сейчас солдаты используют намного менее сложный комплект. Тем не менее он настолько похож на изделие ЧЕРТБОССА, что, возможно, корпорации просто изменили имя программы и начали ее опять.
– Как… как это ужасно, – выдохнула Кейлин Соренсен.
– Я никогда не слышал об этом, – сказал Рэмси, пытаясь, чтобы в его голосе не прозвучало сомнение, потому что от разрушенного лица Селларса веяло искренней болью. – Даже шепотка.
– Все это похоронили очень-очень глубоко. Конечно народ знал о базе Санд Крик, но не о том, что там произошло на самом деле. По официальной версии там был пожар, а остаточная радиация вынудила закрыть базу. Некоторых из погибших, вроде добровольцев ПЕРЕГРИНА, которые вообще проходили под грифом "Совершенно секретно", приписали другим операциям и сообщили о их смерти. Потери были чересчур велики, не говоря уже о том, что если бы правда о вышла наружу, корпорациям пришлось бы заплатить миллиарды в ходе судебных преследований. И все похоронили. Но, конечно, такое дело невозможно зарыть полностью, так что слухи о том, что произошло, появляются даже сейчас.
– И вас тоже похоронили?
– Так хорошо, как только смогли. У меня нет родственников. На самом деле первые двенадцать часов меня считали трупом, потому что… потому что ангар выглядел слишком плохо. Когда оказалось, что я жив, им оставалось только спрятать меня.
– То есть вы узник? – В голос Рэмси прорвалась злость.
– Не с самого начала. Нет, сначала меня собирали по частям, в буквальном смысле, они хотели как-то использовать меня. Но мой проект умер, я сам был обожжен и изувечен, а электронные схемы внутри сильно повреждены. Я стал им не нужен – и, кроме того, в отличии от остальных выживших, был неопровержимым доказательством того, что произошло. Если обычный солдат нарушает конфиденциальные договоренности, вы можете достаточно просто объявить его чокнутым, но что делать с человеком, в теле которого находятся кибернетические имплантанты на много миллионов долларов? Так что они постепенно засадили меня под стражу, и, откровенно признаться, мистер Рэмси, я очень благодарен им за это. В другой стране или в другое время они могли бы гарантировать мое молчание значительно более действенными мерами.
Рэмси не знал, что и сказать. Наступило молчание. Наконец майор Соренсен глубоко вздохнул, сел прямо и поглядел вокруг. Не желая признавать, что он проспал почти десять минут, он сделал вид, что закрыл глаза только для того, чтобы получше сосредоточиться. Селларс какое-то мгновение глядел на него, почти с любовью, а потом продолжил.
– Потянулись унылые дни. То, что случилось потом, оказалось важно только мне. После первых нескольких лет в госпиталях и исследовательских институтах, было решено, что ничего полезного от меня уже не получить, и меня поместили на базу – ту самую, где вы возились со мной, майор Соренсен, хотя я оказался там задолго до того, как поступили на военную службу. Одна из маленьких нелепостей всего этой ужасной неразберихи состояла в том, что я, морской летчик, попал в заключение как член ЧЕРТБОССА, и оказался на армейской базе.
На самом деле руководство хотело от меня только одного – молчания, и я многие годы прожил в окружении, чем-то напоминающим более ранние столетия: ни телефона, ни телевизора, никакой электронной связи с внешним миром. Я прожил так десять лет, и мое показное смирение убаюкало их. Мне поставили настенный экран, конечно односторонний, и очень низкоскоростное соединение, которое никак не могло позволить мне связаться с внешним миром, если нет устройства приема.
Конечно все эти годы я ждал только этого. Я очень устал и в те дни зол на них за все, что сделали со мной, потому что я был свободен в той же степени, что и прикованный к веслу раб на галере. Я мог заниматься только мысленными упражнениями – вы же видели мои ноги и морщинистые руки, попробовшие огня Кинера – но, черт побери, я же был пилотом! За несколько минут я потерял все – корабль, здоровье, свободу – но во мне еще бурлил адреналин. Неба мне больше не видать, но я мог лететь по информационным потокам тем самым путем, который открыли я и мои товарищи по ПЕРЕГРИНУ. Хотя это не совсем то, что идти по улице как обыкновенные люди, тем не менее это был способ ускользнуть в реальным мир.