Текст книги "Море серебрянного света"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 69 страниц)

Чистая правда, что у меня не было устройства доступа в сеть. Во всяком случае видимого. Но даже мои сторожа очень мало знали о моих способностях… и, что более важно, о моей навязчивой идее побега. Было очень легко украсть кусок волоконно-оптического кабеля у людей, которые ставили мне настенный экран. Когда они ушли, я также легко сделал небольшую, хотя и достаточно сложную операцию с увеличительным стеклом, кухонным ножом, который я заточил как бритву, и еще кое-какими инструментами, включая старомодный паяльник. Все это выглядело совершенно ужасным для всех, кроме меня, провода торчали прямо из длинного кровоточащего разреза в моей руке, но я подсоединил мое старое приемное устройство из дней ПЕРЕГРИНА и начал использовать встроенные в меня системы для связи с сетью через стенной экран.

Я не буду утомлять вас деталями. Однажды мои тюремщики заметили, что я делаю – меня настолько захватила вновь обретенная свобода, что не я был достаточно осторожен. Они привели четырех военных полицейских, чтобы справиться со мной – мной, сто десятью фунтами дрожащего тела! – и выдрали с корнем настенный экран. Доктора опять зашили мне руку. Вот здесь шрам. К моему файлу прикрепили большой мигающий маркер, запрещающий разрешать мне любой способ связи, и еще долгие годы устраивали внезапные обыски, на всякий случай.

Но они не знали, что уже было поздно. В самые первые часы моей вновь обретенной свободы я нашел и скачал в себя множество специальных приспособлений для моих внутренних систем, включая очень изощренную маленькую программу, добытую на черном рынке, которая давала мне отдаленный доступ к любой соседней сети, используя свои кости как антенну. Задолго до того, как гнездо подключения стало шикарным аксессуаром занятых нуворишей, у меня было свое собственное, невидимое, скрытое внутри меня.

С того времени я постоянно обновлял себя, под носом у ничего не подозревающих тюремщиков. Программное обеспечение может сделать далеко не все, но человек, который может идти, куда захочет, и общаться с теми, с кем захочет, практически недосягаем. В пылу рефлексивной честности армия хранила мой пенсию для любого из выживших, кто мог ее попросить. При помощи небольшого цифрового фокуса я заставил ее исчезнуть, а потом перевел в кое-какие другие области и начал увеличивать – легально, совершенно легально. Я не знаю, почему это имеет значение, но это факт. Я не украл ничего ни у кого. Ну, за исключением информации. Конечно, даже с большой натяжкой я далеко не самый богатый человек в мире, но у меня есть кругленькая сумма и уже много времени я трачу эти деньги на самоусовершенствование. Модернизация? – Селларс внезапно рассмеялся и по-настоящему довольно закашлялся. – Я Модернизированный Человек. Вы помните, как я играл в шахматы по переписке, майор Соренсен?

Майор сузил глаза. – Мы проверили все ваши слова. Никаких кодов. Никаких трюков. Вообще ничего.

– О, это была совершенно законная игра, уверяю вас. Но вы должны быть в состоянии использовать немного черно-белых наномеханизмов за доли секунды после слова "шах", и один из моих контактов смог послать мне самые новейшие изменения для моей системы; теперь я могу жить без постоянного увлажнения. Я разорвал и съел крошечные кусочки бумаги, и маленькие механизмы заработали. Без этого усовершенствования я не смог бы провести и дня в туннеле под базой.

– Ну вы и сукин сын, – с восхищением сказал Соренсен. – Мы все никак не могли понять, куда вы делись из своего дома. Мы взяли под наблюдение все больницы в трех штатах, и ничего.

– Но для чего? – спросил Рэмси. – Почему вы так долго ждали, прежде чем убежать? Что-то около тридцати лет, верно?

Селларс кивнул. – После того, как я получил полный доступ к сети, мог читать каждый файл и исследовать каждую запись, мой гнев начал исчезать. Жизнь поступила со мной ужасно и несправедливо – но что это означает на самом деле? Разве в конце концов я не добился свободы, и даже больше, чем хотел? Взгляните на меня, мистер Рэмси. Совершенно ясно, что я никогда не буду жить нормальной жизнью. В глубине себя я все еще таил глубокое негодование, но начал посвящать свое бесконечное свободное время другому: исследованию быстрорастущей мировой сферы данных, сети. Наслаждения любого рода. Эксперименты.

И в ходе одного из экспериментов я нашел первый след Братства Грааля…

– Остановитесь на секунду, – сказал Рэмси. – Что за эксперимент?

Какое-то мгновение Селларс колебался, но потом его лицо посуровело. – Я бы не хотел говорить об этом. Хотите ли вы, чтобы я продолжал, или вы считаете, что на сегодня достаточно?

– Нет, пожалуйста, продолжайте. Я не хотел оскорбить вас. – Но радар Катура Рэмси все еще мигал. Вроде бы старик хотел, чтобы его попросили еще раз, но трудно понять, что таится за такими странными чертами лица. Что-то важное, по меньшей мере для Селларса. Но важно ли для нас?Невозможно догадаться. Он отложил это на потом. – Пожалуйста, продолжайте.

– Я уже рассказал вам многое из того, что тогда обнаружил. Что делает Братство, какое оружие находится в его распоряжении, и все было достаточно плохо. На в последние сорок восемь часов все слетело с рельсов. Я провел ужасное время, пытаясь понять смысл происходящего, и весь мой сад пришел в волнение.

– Сад? – спросила Кейлин Соренсен раньше всех остальных. – Что за сад?

– О, простите. Это способ, при помощи которого я упорядочиваю информацию – в каком-то смысле метафора, но для меня самая настоящий сад. Если хотите, однажды я вам его покажу. Это… это действительно замечательно. – Он медленно качнул головой. – Сейчас все разбито. Никакого порядка. Что-то очень страшное случилось с сетью Грааля и с самим Братством. Сетевые новости говорят, что за последние дни некоторые люди, которых я считал руководителями Братство, найдены мертвыми, управляемые ими империи в хаосе. Я подозревал, что их путь к бессмертию – навсегда перевести себя в виртуальное пространство. Но, если так, мне кажется очень странным, что они оставили за собой такие разрушения, потому что им нужна очень мощная экономическая поддержка – содержать такую гигантскую сеть очень и очень дорого.

– Вы можете только догадываться об этом, – сказал Майк Соренсен. – И о многом другом.

– Я могу только догадываться почти обо всем, – возразил Селларс, одновременно оживленный и раздраженный, и в это мгновение Рэмси, наконец, поверил ему. – Но вероятность слишком велика, чтобы ее можно было игнорировать, и я слежу за ними с того момента, когда впервые наткнулся на этот страшный заговор. Я был напуган, и попытался понять, что происходит за толстым черным занавесом. И теперь я уверен, что, чем бы оно ни было, это что-то очень плохое и становится еще хуже – к сожалению именно в этом я уверен на сто процентов. Неужели вы думаете, что я мог бы втянуть в это дело Кристабель, если бы хотя бы на мгновение усомнился в своей правоте? Я, который разрушил свою собственную жизнь, потому что доверял людям, которые должны были знать и планировать все лучше меня? Майор Соренсен, миссис Соренсен, я навсегда виноват перед вами, что подверг опасности вашу дочь, и я не прошу прощения. Но я сделал это только потому, что ставки были пугающе велики… – Он остановился и опять покачал лысой головой. – Нет, это не делает мой поступок лучше. В конце концов она ваша дочь.

– И мы не разрешим ничему случиться с ней, – резко сказала мать Кристабель. – На этот риск я больше не пойду. – Она зло посмотрела на мужа. – С меня хватит.

– Я думаю, что мы поняли ситуацию. – Часть Рэмси была потрясена тем, что он еще сидит здесь, и еще больше потрясена тем, что он стал чуть ли не центральной фигурой в том, что, с нормальной точки зрения, можно считать массовым психозом. – Но… но что мы можем сделать?

– Давайте я расскажу вам о слабых и, вероятно, безнадежных мерах, которые я предпринял, – сказал Селларс. – Я собрал маленькую группу исследователей, я все еще надеюсь на них и, пока я не узнаю что-нибудь другое, я думаю, что они еще живы и действуют.

– Боже мой, – внезапно сказал Рэмси, – Сэм Фредерикс, Орландо Гардинер. Так они ваши… Я почти забыл… когда мы в первый раз встретились, вы сказали, что что-то знаете о них. Так вот что вы имели в виду – это вы послали их в сеть?

Селларс кивнул. – В известном смысле. Да, они часть этой маленькой группы, которую я собрал. Надеюсь, они еще действуют.

– Значит вы не знаете. – Рэмси заколебался. – Орландо Гардинер умер два дня назад.

Селларс какое-то время потерянно молчал. – Нет, я… я не знал, – наконец сказал он голосом, похожим на воркование голубя. – Я был… – Он опять замолчал, на это раз надолго. – Я боялся… для него это было слишком тяжело. Такой храбрый молодой человек… – Старик крепко зажмурил глаза. – Если вы не против, я воспользуюсь ванной, на мгновение.

Инвалидная коляска повернулась и покатилась по ковру. Дверь ванной закрылась за ней, оставив Рэмси глядеть на Соренсенов, которые, в свою очередь, во все глаза глядели на него.

КРИСТАБЕЛЬ видела плохой сон, в котором она убегала от людей в черной одежде, гнавшихся за ней по длинной лестнице. Они несли длинный пожарный шланг, который извивался за ними как змея, и она знала, что они хотят схватить ее, уткнуть в нее металлический нос шланга и задушить фиолетовым дымом. Он попыталась позвать на помощь маму и папу, но никак не могла хорошо вздохнуть, а когда опять посмотрела назад, бледноликие люди стали ближе, вот совсем близко…

Она проснулась, забила руками по подушке и простыне, и едва не закричала опять. Освободившись от одеяла, она со страхом заметила, что находится в странной комнате, на стенах висели незнакомые картины, через тяжелые занавески просачивались только слабые желтые лучики света, в которых танцевала пыль. Она открыла рот, чтобы позвать маму, и тут над краем кровати поднялось лицо.

Оно было даже хуже, чем во сне, она упала обратно и почувствовала, как холодная рука схватила ее изнутри и, как и во сне, она не могла даже крикнуть.

– Хей, дурочка, – сказало лицо, – чо с тобой? Спи, пока дают.

Она дышала так быстро, что подумала, будто ее бока хотят как у кролика – и тут она узнала лицо, сломанные зубы и ежик черных волос. Некоторые из самых плохих страшилок исчезли.

– Я в порядке, – зло сказала она, но прозвучало не слишком хорошо.

Мальчишка улыбнулся, еще злее. – Знаешь, claro (* белая, исп.), если бы я дрых на такой большой кровати и мне приснился pesadilla (* ночной кошмар, исп.), я бы не стал орать как резанный и все такое.

Звучало так, как если он говорил о еде. Она не поняла. И не хотела понимать. Она встала, подбежала к двери, ведущей в соседнюю комнату, и открыла ее. Мама, папа и этот новый взрослый, мистер Рэмси, разговаривали с мистером Селларсом. Они выглядели очень усталыми и еще какими-то другими, как в то время, когда ее родители и родители Офелии Вейнер собирались воевать из-за Анны Артики. Кристабель всегда считала, что это очень глупое имя для места, и из-за него совсем не стоит воевать, но у всех взрослых во время обеда было как раз такое выражение лица.

Мистер Селларс говорил: – … На самом деле в Южноафриканской военной программе работало несколько людей из первоначального ПЕРЕГРИНА – авиаконструкторы и пилоты, использовавшие виртуальные управляющие модули – но сам проект перестали финансировать много лет назад. Я нашел их, когда искал следы ПЕРЕГРИНА, и это очень пригодилось. Мне удалось заставить некоторых людей из моей группы использовать их оборудование, главным образом потому, что база была совершенно секретной и там они были в безопасности, но каким-то образом Грааль выследил их и сейчас они в осаде. – Тут он заметил, кто стоит у двери и нежно улыбнулся. – А, Кристабель, как приятно видеть тебя. Хорошо поспала?

– Дорогая, как ты себя чувствуешь? – спросила мама, вставая. – Мы тут разговариваем. Не хочешь посмотреть что-нибудь в сети?

Судя по всему ее родители и мистер Селларс говорили о взрослых делах, и тут их непонятный вид, и то, что они были далеко от дома, и это странное место, мотель, внезапно встали за ее спиной и захотели, чтобы она заплакала. Но она не захотела плакать и вместо этого сказала: – Я хочу есть.

– У меня есть сэндвич, который ты не доела – только один раз укусила. Вот он, я сейчас накапаю немного соуса… – мама повела ее обратно в ту комнату, в которой она проснулась, и дела сразу пошли получше.

Перед Кристабель появилась бумажная тарелка с сэндвичами и изюмом, мама достала из сумки пакет с печеньями, два дала Кристабель и еще два этому мальчишке, который схватил их с такой скоростью, как будто мама собиралась у него их отнять.

– Нам, взрослым, надо поговорить, – сказала мама. – Я бы хотела, чтобы дети оставались здесь и смотрели сеть, хорошо?

Мальчишка только посмотрел на нее, как дикий кот, но Кристабель побежала за ней к двери. – Мама, я хочу домой.

– Мы очень скоро поедем домой, моя сладкая. – Когда она открыла дверь, оттуда донесся папин голос.

– Но это все совершенно бессмысленно, – говорил он. – Если сеть вредит детям, вызывая синдром Тандагора, почему мальчик входит в нее и выходит, и… с ним не происходит ничего плохого?

– Частично потому, что он использует мой личный канал прохода через систему безопасности, – сказал мистер Селларс. – Но тут есть еще кое-что. Система, кажется, чувствует… близость, да это подходящее слово. Свою близость к детям.

Мама, которая внимательно слушала, внезапно посмотрела вниз и увидела, что Кристабель все еще стоит рядом с ней. На мамином лице появилось испуганное выражение, "о-мой-бог", которое Кристабель не видела уже давно, с того раза, когда Кристабель тщательно подобрала осколки стакана, упавшего на пол кухни, и в обеих руках принесла их в столовую, показать родителям.

– Иди, дорогая, – сказала мама и почти толкнула ее в комнату с этим ужасным мальчишкой. – Я приду немного попозже. Ешьте сэндвичи и смотрите сеть. – Она закрыла за собой дверь. Кристабель почувствовала, что ей опять хочется плакать. Обычно мама не любила, когда она смотрела сеть, если это не была какая-то передача, которую родители считали образовательной.

– Эй, дурочка, если ты не будешь сэндвич, тогда я его прикончу, – сказал мальчишка у нее за спиной.

Она повернулась и увидела, что он держит в руке ее сэндвич. Мама несколько раз отмывала его в ванне, и теперь его ногти стали почище, но она точно могла сказать, что сколько его не мой, все равно его покрывали невидимые микробы. Теперь этот сэндвич стал совершенно неаппетитным.

– Он твой, – сказала она, медленно подошла к кровати и уселась на нее. Стенной экран был не слишком велик, и по Детскому Каналу шла глупая китайская игра с людьми, бегающими туда и сюда и говорящими с закрытыми ртами. Он глядела на экран, чувствуя себя опустошенной, одиной и печальной.

Мальчишка прикончил ее сэндвич и, не говоря ни единого слова, взялся за ее печенье и изюм. Кристабель даже не разозлилась – было странно видеть, как кто-то ест так, как если бы никогда ничего не ел, и не знает, когда можно будет поесть опять. Она спросила себя, когда он успел так проголодаться. Она знала, что у мистера Селларса в туннелях было много пакетов с едой, и он был очень приятный человек. Он не мог не давать мальчишке еду. Это было бы просто бессмысленно.

– Чо ты так зыришься на меня, mu'chita(* девчонка, исп. жаргон)? – сказал он со ртом, набитым печеньем.

– Ничего. – Она повернулась к экрану. Китайцы делали из себя большую кучу, чтобы схватить что-то, висевшее высоко в воздухе. Куча упала, и кое-кто убежал под крики публики. Кристабель очень хотела, чтобы родители пришли и сказали, что пришло время ехать домой. Чтобы там еще не произошло, ей это не нравилось. Она украдкой посмотрела на мальчишку. Он облизывал тарелку, на которой лежали сэндвичи. Очень грубо, но тут ей в голову пришла интересная мысль.

– Когда мы будем дома, – внезапно сказала она, – может быть… может быть мамочка сможет давать тебе еду. Знаешь, поговори с ней.

Он посмотрел на нее и покачал головой, как если она сказала какую-то глупость. – Никто не собирается домой, chica(* девочка, исп.). Мы в бегах. Больше у тебя не будет папа-мама дома, m'entiendes(* поняла, исп.)?

Она знала, что он врет, что он сказал это только для того, чтобы помучить ее, но не смогла остановиться и слезы сами хлынули из глаз. Но, еще хуже, когда она рассказала об этом маме, та не сказала, что это вранье, что не о чем беспокоится – они сейчас поедут домой, и даже не выругала этого ужасного мальчишку. Она вообще не сказала ничего, просто положила Кристабель в кровать. Должно было стать лучше, но не стало, не стало, не стало…

ГЛАВА 8
Слушать Пустоту

СЕТЕПЕРЕДАЧА/СТИЛЬ: Виртуальные воспоминания – посетите мертвых

(изображение: семья и смеющийся встающий покойник)

ГОЛОС: Ритуалпро, компания в Неаполе, Италия, объявила о последнем достижении в области технологии ритуальных услуг – виртуальных воспоминаниях: присутствующие на похоронах могут поговорить со своим дорогим усопшим. Компания утверждает, что может создавать то, что она называет Живой Копией, и потом из нее сделать достоверную симуляцию умершего, каким он – или она – был при жизни.

(изображение: основатель компании Тинторино ди Поцциоли)

ДИ ПОЦЦИОЛИ:" Эй, здесь у нас замечательная штука. Если вы кого-нибудь потеряли, как я потерял своего дорогого дедушку, вы все таки сможете сохранить его, хотя бы частично. Вы можете навещать их после того, как они ушли – их коммуну, вы можете сказать. Это все равно, что направить телескоп в небеса, верно?"

УЖЕ достаточно скверно было почти умереть на горе. Но теперь в вымученный сон Сэм Фредерикс вторгся странный ночной кошмар, и таких она еще не видела.

Казалось, этот сон будет длиться вечно, поток ужаса, одиночества и беспорядка, такой настоящий и такой длинный, что, в конце концов, парадоксальным образом, даже ужас стал чем-то скучным, вроде столетней поездки на заднем месте родительского авто. Единственной передышкой от монотонно ударяющего страха и одиночества стали маленькие призраки, быстрые и осторожные, как птицы, которые в конце концов начали появляться из долгой темноты, как если бы она прошла бесконечный бессмысленный тест и получила приз. Она не могла видеть их, но чувствовала, как они крутились вокруг, мягкие и нематериальные, как неглубоких вздох. Они могли бы быть эльфами, дымчатыми красивыми малютками, на которые она любила смотреть в детстве. Или, возможно, духами. Чем бы они не были, в конце концов она почувствовала, как успокоилась. Она хотела, чтобы они летали поближе к ней, но они были такими хрупкими, как крылья бабочки, как трепещущий пух одуванчика: схватить их означало уничтожить.

Первое, что вспомнила Сэм Фредерикс, очнувшись от своего бесконечного сна – как при каждом пробуждении в последнее время – что Орландо умер. Он не просто умирает (она уже давно замечала знакомую тень, на мгновение появлявшуюся из невидимости) – нет, он умер. Ушел. И не вернется назад – не будет новых рассказов, новых воспоминаний. Не будет Орландо.

Но на этот раз ужасная печаль длилась только до того мгновения, как она открыла глаза и увидела бесконечное серебристое ничто, окружавшее ее.

Приз оказался чем-то намного более худшим, чем сам тест, и один взгляд на озабоченное расстроенное лицо! Ксаббу сказал ей, что Рени исчезла.

– Что стряслось? Это же совершенно полныйскан. – Прошел по меньшей мере час и ничего не изменилось. Сэм не была в беспогодном стазисе, который Рени называла Миром Лоскутного Одеяла; для нее самым удивительным в окружающем мире было то, что окружавшая их серебристо-серая пустота не изменялась и не имела границ. – Рени все еще на горе? И где гора?

– У меня нет ответов, Фредерикс, – сказал! Ксаббу.

– Сэм. Зови меня Сэм – о, пожалуйста. – Она выбилась из сил и не знала, что делать дальше. Орландо умер. Начиная с того мгновения, когда сеть поймала их в ловушку, Сэм Фредерикс никогда не разрешала себе всерьез подумать о том, что может наступить время, когда это случится – когда она должна будет жить без него. Разве такое вообще возможно? Но вот это произошло, вокруг нее такой же странный и непостижимый мир как и тогда, когда Орландо был жив, но теперь нет того, кто постоянно толкал ее вперед, ворчал на нее и травил всякие глупые шуточки, потому что знал, что уписаться от смеха над глупыми шуточками – отличный способ как для того, чтобы идти дальше, так и для поднятия настроения, да и тому же тому, кто шутит, становится намного легче.

Сэм чувствовала внутри себя тяжелый куль, болезненную опухоль на сердце. Никогда больше она не скажет ему самые очевидные вещи так, чтобы взбесить его до белого каления – потому что он никогда не мог понять, шутит она или нет. Она ощущала тяжесть внутри себя как то, что нужно родить, но что никак не хотело выходить наружу. Просто удивительно обнаружить, что тебе так не хватает того, чье настоящее лицо ты не видела ни разу.

Что бы он сказал сейчас?подумала она. Все исчезло, включая Рени, сама Сэм заперта в середине ничто.

Сидим по шею в фенфене и ждем, когда начнется прилив, вот что он как-то раз сказал ей в Срединной Стране, когда они на мгновение перестали набивать сокровищами карманы и обнаружили двадцатиметровую змею, которая расположилась поперек единственного выхода из подземной комнаты.

Я именно там, Гардино, подумала она. На этот раз по-настоящему. Жду когда начнется прилив…

!Ксаббу увидел слезы, текущие по ее глазам, сел рядом и обнял ее сильными жилистыми руками. И как раз тогда, когда слезы угрожали переполнить ее, из тумана появилась высокая фигура.

– Я знал, что она была самой заслуживающей доверия из вас, – неприязненно сказал Жонглер, – но я не думал, что вы двое можете так быстро пасть духом в ее отсутствие. Неужели у вас вообще нет позвоночника? Мы должны идти.

Человек с костистым лицом был настолько неприятен Сэм, что она даже не могла смотреть на него, но! Ксаббу рядом с ней напрягся. – Глупо идти, если не знаешь куда, – сказал маленький мужчина. – Ты уже искал. Ну, повезло ли тебе больше, чем мне?

Жонглер тихонько зашипел, как если бы из него начал выходить пар. – Нет. Ничего. Если бы я шел не так аккуратно и не возвращался в точности по своим следам, вы бы меня больше не увидели.

– Я бы не огорчилась.

Жонглер не обратил на нее внимания. – Именно это, без сомнения, случилось с вашим товарищем. Ушла куда-то после того, как мы перенеслись в это место, и не смогла найти дорогу назад.

– Рени не могла сделать такую глупость, – твердо сказал! Ксаббу. – Она слишком умна.

Жонглер презрительно махнул рукой. – Выбирай любое объяснение, но, тем не менее, она заблудилась. И Клемент, тоже. – Он холодно улыбнулся. – Мы можем быть уверены, я полагаю, что они не сбежали.

!Ксаббу встал на ноги. Он был на голову ниже Жонглера, но что-то в его осанке заставило более высокого человека отступить назад. – Если тебе нечего сказать что-нибудь полезное, перестань вообще говорить о ней. Сейчас.

Жонглер со скукой посмотрел на него, сверх вниз, в его взгляде мелькнуло изумление. – Успокойся, приятель. Это было просто замечание…

– Больше никаких замечаний. – !Ксаббу посмотрел на Жонглера долгим взглядом, а Сэм смотрела на них обоих, внезапно с неудовольствием обнаружив, что без! Ксаббу она осталась бы один на один с этим древним монстром. Жонглер в ответ уставился на! Ксаббу. Наконец! Ксаббу опустил руку и коснулся ее руки. – В одном он прав, Сэм. Мы можем еще немного подождать Рени, но даже если она недалеко, мы скорее всего не найдем ее. Звук плохо распространяется в этом месте. Она может пройти в сотне метров от нас, и мы этого не узнаем. Когда-то мы должны идти и надеятся, что найдем ее по дороге.

– Мы… мы не можем уйти без нее!

На какое-то мгновение горделивая осанка! Ксаббу исчезла, приоткрыв Сэм боль, которую он скрывал. – Если… если с ней что-то случилось… – Он остановился и бросил взгляд на Жонглера, очевидно не желая показывать свои чувства в его присутствии. – Если мы не сможем найти ее, мы обязаны идти, ради ее памяти. Не забывай, именно любовь к своему брату привела ее сюда. Она бы хотела, чтобы мы попытались помочь ему даже без нее.

Он говорил обычным спокойным голосом, но за словами чувствовалось такое горе, что Сэм почувствовала, как будто ее собственная река отчаяния встретилась с другой, ничуть не меньшей – и если они оба не будут бороться с собой, объединившиеся потоки переполнят берега и смоют весь мир.

Плохая видимость означала, что ей надо оставаться как можно ближе к Жонглеру, и, пока! Ксаббу работал, ей приходилось сдерживать свою ненависть к этому человеку. Его гордое лицо казалось высеченным из камня, настоящий памятник – как у отца Сэм, когда тот бывал строгим и злым, и оно не смягчалось чувством юмора, из-за которого Сэм всегда хотелось поддразнить отца. Она никак не могла перестать спрашивать себя, как такой богатый и могущественный человек превратился в нечтои исковеркал своей жестокостью столько жизней… для чего? Для того, чтобы сохранять себя живым? Наслаждаться столетиями холодной несчастливой власти? Сэм и в лучшие времена не понимала, почему старики хотят жить и жить, далеко заходя за точку, после которой они не могут сделать ничего стоящего; а люди вроде Жонглера, жившего уже третий отпущенный людям срок, были ей совершенно непонятны.

Орландо тоже боялся умереть – она только сейчас сообразила, что все эти смертельно-опасные симуляции означали для него только подготовку к тому, что должно было произойти так скоро. Но даже если бы у него была возможность ускользнуть от смерти, сделал ли бы он то, что сделал этот человек, забрал ли бы жизни невинных детей в обмен на свою? Она не верила в это. Только не ее Орландо, который веровал в Приключения Носителя Кольца так, как люди Круга верили в бога. Только не Орландо Гардинер, который не раз говорил ей, что самая важная вещь на свете – быть настоящим героем, даже если об этом никто не знает. Она на самом деле верил, что не имеет значения, что происходит или что кто-нибудь другой думает о тебе – важно только то, что ты знаешь о самом себе.

В те времена, когда она сражалась с мамой за свое имя, отец как-то раз сказал ей: "Если ты хочешь быть Сэм, будь ей – но только самой лучшей Сэм на свете. – Его ироническая усмешка внезапно сменилась смехом. –  Кто-нибудь должен записать эти слова в книге для детей. "

Она скучала по отцу и по нервной большеглазой маме, и внезапно боль от разлуки с ними стала ничуть не меньше боли от потери Орландо, и в какое-то мгновение тень едва не проглотила ее. Сэм посмотрела на Жонглера, сидевшего в нескольких метрах от нее и плохо видного – то ли из-за тумана, то ли из-за ее усталых глаз. Теперь она точно знала, что никогда не будет такой как он – злой, холодной и одинокой, что бы с ней не случилось.

Туман пошевелился, оторвав ее от печальных мыслей. Из него появилась маленькая фигурка! Ксаббу. Он уселся рядом с ней, осторожно, как если бы все его тело болело.

– Ну? – щелкнул Жонглер.

!Ксаббу не обратил на него внимания. Он взял руку Сэм – она еще не очень привыкла к его аккуратным осторожным прикосновениям, но уже обнаружила, что это успокаивает – и спросил ее, как он себя чувствует.

– Лучше, как мне кажется. – Сэм слегка улыбнулась, осознав что сказала правду. – Сработало?

Он устало вернул улыбку. – Как я часто говорил Рени, мои таланты не то, что можно включать и выключать. Но я думаю, что мне удалось понять смысл вещей, хотя бы немного.

Жонглер тихонько зашипел. – Любой другой человек моего поколения хорошо бы посмеялся, увидев что я доверил свою жизнь двоим африканцам и, если я не ошибся в этой девочке, одной креолке – и мы уже потеряли одну африканку. – Он округлил глаза. – Но я никогда не был расистом. Если твой инстинкт покажет тебе выход из этого мира, тогда, черт побери, не забудь сказать нам об этом.

!Ксаббу бросил на него взгляд, наполненный настоящей ненавистью – чуть ли не самая сильная эмоция, которую Сэм видела у него. – Это не "инстинкт", во всяком смысле в том смысле, какой ты имеешь в виду. Всему, что я знаю о том, как находить путь, меня научили в семье отца. Меня научили и еще кое-чему другому, которого ты, похоже, тоже не знаешь – доброте и здравому смыслу. – Он повернулся спиной к Жонглеру, который застыл между ненавистью и кислым оживлением. – Прости, Сэм, что оставил тебя наедине с этим человеком, но я должен был отойти достаточно далеко, чтобы не видеть вас и даже не слышать вашего дыхания. В этой сети все намного страннее, чем в настоящем мире, и даже в лучшее время трудно понять смысл вещей. Но это место еще хуже – недаром недавно я сказал, что здесь вообще ни у чего нет смысла, кроме нас самих. Скорее всего это правда – но как умирающий от голода человек надеется услышать запах дичи, так и я убедил себя, что это неправда.

– Ты думаешь… что почуял что-то?

– Не совсем так, Сэм. Долгое время я просто сидел, пытаясь, как я уже сказал, забыть звуки и запахи тебя и… этого человека. Через какое-то время у меня появилась надежда, что я смогу услышать, если Рени позовет нас издалека. – Он печально покачал головой. – Но еще через какое-то время я сдался и просто… открыл себя. Это не мистика, – поспешно сказал он, взглянув через плечо на Жонглера. – Скорее способность по-настоящему слышать, ощущать, видеть – то, что люди из города делают очень редко, потому что любая вещь, в которой они нуждаются, приходит к ним, торопится к ним, как если бы ею выстрелили из ружья. – Его лицо стало серьезнее, как если бы он искал подходящие слова. – Через какое-то время я начал что-то чувствовать. Примерно так, как Мартина чувствует смысл вещей – мне потребовалось время, чтобы понять местные образцы – но я думаю, что в меня проникла тишина и… какое слово? Одиночество? И у меня появилась возможность слышать этот мир. – Он опять взял руку Сэм и встал. – Туда, – сказал он, указывая на очередную порцию жемчужного ничто, ничем не отличающуюся от других. – Быть может мое сознание обманывает меня, но я чувствую, что в этом направлении что-то есть.

– Что-то? – сдержанно сказал Жонглер, но Сэм явственно расслышала гнев, бурливший под спокойной поверхностью.

Внезапно инстинкт подсказал ей, как должен себя чувствовать человек, вроде него, привыкший не зависеть ни от кого, вынужденный опираться на того, кого он считает слегка цивилизованным дикарем.

Сколько же ему лет? спросила себя Сэм и едва не содрогнулась. Двести, больше? Когда он родился, ее предки были рабами, или нет?

– Да, я чувствую… что-то, – сказал! Ксаббу. – Другого слова нет. Я говорю так не потому, что хочу запутать тебя. Это какое-то уплотнение, или, возможно, более активное движение, или далекое изменение того, что обычно здесь, или… что-то. Как призрак следа на песке, когда все остальное сдул ветер. Может быть тень. Но это там. Я иду туда и, думаю, Сэм идет со мной.