Текст книги "Море серебрянного света"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 69 страниц)

Дред разрешил музыке наполнить снежно-белый дворец, случайно выбрав детский хорал из своей системы. Певцы, невинные как медоносные пчелы, опять перенесли его в последние часы в Стране Игрушек, хотя как этот момент он находил эстетически неприятным. Он слегка приглушил звук и полностью расслабился.

Бог, или, по меньшей мере, его кровожадный эквивалент в сети Грааля, недолго отдыхал после утомительной работы.

Дело в том, через какое-то время подумал он, что я не могу обходиться без малышки Дульси Энвин, пока. Я не знаю, как создавать новые миры, или как по-настоящему менять старые. Операционная система – это дверь, она открывается или закрывается, когда я давлю на нее, но возможности двери очень ограничены.

Он пытался отдавать команды голосом, но то ли эта возможность не была встроена в систему, то ли она делала вид, что не понимала. И никакая боль, которую он мог причинить ей, не могла заставить ее понимать. Оставалось одно – преобразовывать то, что уже существовало, задавать направление мутаций, менять алгоритмы создания симов. Такие ограничения очень разочаровывали и вынуждали работать со всеми причудами сети, что делало его похожим на дешевую шлюху.

Но одно ясно как день – если он хочет найти Рени Сулавейо и Мартину Дерубен, то должен научиться использовать систему более изощренным способом. Собственные агенты Жонглера были безнадежно неуклюжи, судя по тому, что произошло в мире жуков. Дред начал думать, что в этом виртуальном мире ничего не может быть более интересным, чем самому справляться с теми людьми, которые бросают ему вызов. И каким изумительным стало бы его мщение! Что-нибудь невероятное, изобретательное и болезненно медленное. Да, для самых знатных граждан Рима он придумал неплохую забаву – с них содрали кожу, живьем, сделали из нее воздушные шары, надули их горячим воздухом и заставили их семьи цепляться за корзины без дна – и конечно его артистический и изобретательный ум способен найти для немногих оставшихся врагов по-настоящему ужасающий способ мщения и даже… прекрасный?

Дред медленно соскользнул в полусон, плавая по воздуху в своем белом дворце, и даже во сне искал новые идеи боли и силы, которые никто другой даже не мог себе представить.

ЛИФТУ потребовались слишком много времени, чтобы опуститься на десять этажей вниз. Гнев заставил его ожесточиться и разгорячиться, агрессия рвалась наружу. Наконец дверь с шипением открылась, и Пол решил, что сейчас он ворвется в приемную, кипя как кровь из порванной артерии.

В приемной не было никого, и это было даже хорошо – он терпеть не мог бледную угловатую девушку, которая обычно сидела там, и не хотел, чтобы она видела, как он кричит как сумасшедший. Он прошел через помещение с изогнутыми стенами, обставленное дорогой Ростовской мебелью в безликом стиле современных офисов, и положил руку на дверную панель.

Он увидел, как они сидят рядом за столом, маленькая аккуратная голова едва не касается другой, сияюще бритой, и первая же рефлекторная мысль удивила даже его:

Они знают все тайны. Все самые ужасные тайны.

Он остановился в дверном проеме, внезапно сообразив, что сам нарушил правила поведения, и, к тому же, относительно беспомощен; и его справедливая ярость охладела.

Но в эмоциональной буре, охватившей его, было и еще кое-что: он глупо и стесняясь самого себя верил в детские идеалы, которые протянул с собой через школьные годы как рваное пальто, хотя из-за них он скорее терял, чем приобретал друзей. Не воровать и не ябедничать – он до сих верил в это. Исполнять долг и играть честно. Все то, что в этой гордой частной школе для мальчиков считалось глупостью, которую дети, родившиеся с этим, должны были выкорчевать из себя пока бегали в коротких штанишках. Но некоторые дети, вроде него, считали эти идеалы драгоценными и редкими.

Он посмотрел на эту пару, молчаливую и не замечающую вторжения, несомненно общающуюся через беспроводную связь – у самого Пола никогда не было нейрокатетера, еще одно доказательство его безнадежной старомодности – и он опять почувствовал себя школьником. Он пришел, чтобы поругаться со старшими ребятами за то, что они не играют честно, и сейчас он был один среди них, и он знал, что его ждет ужасная выволочка.

Не глупи, сказал он самому себе. Они даже не знают, что я здесь. Я могу повернуться и придти попозже…

Глаза маленького поднялись, что-то сверкнуло за очками. Да, поздно убеждать самого себя.

– Джонас. – Финни уставился на него так, как если бы он пришел голым. – Вы в моем офисе. Дверь была закрыта.

Его товарищ, Мадд, по прежнему отсутствовал, уставившись в никуда, на губах играла довольная улыбка.

– Я только… – Пол сообразил, что ему трудно дышать, а сердце стучит как сумасшедшее, но не от гнева, а скорее от страха. – Я знаю… Я должен был сначала позвонить…

Финни разочарованно поджал губы, и Пол почувствовал, как в нем опять загорается гнев. Здесь не школа. Никто не будет никого бить. И у него есть кость, которой можно ткнуть в длинноносое лицо.

Мадд внезапно вернулся, коснулся рукой до шеи и взглянул на Пола своими свинячьими глазками. – Джонас? – Какого черта вы здесь делаете?

– Я только что разговаривал со своим другом. – Пол остановился, чтобы набрать побольше воздуха, и сообразил, что лучше всего очертя голову броситься вперед. – И я должен сказать. Я возмущен. Да, очень возмущен. Вы не имеете права.

Финни склонил голову на плечо с таким видом, как будто Пол не только пришел голым, но и нес заведомую чушь. Почти невидимый верхний свет превратил стекла его очков в два белых пятна. – Черт побери, что вы такое бормочите?

– Мой друг, Найлз Пенеддин. Он порекомендовал мне эту работу. – Пол опять вдохнул побольше воздуха. – Он сказал, что вы обратились к нему.

Она из бровей Финни поднялась, тонкая, как мушиная лапка. – Он порекомендовал вам эту работу? Вы смеетесь надо мной, мистер Джонас. Он порекомендовалвас нам – и это была хорошая рекомендация, потому что мистер Пенеддин, в отличии от вас, происходит из хорошо известной семьи и у него замечательные связи.

Он хорошо знал, что Финни пытается оскорбить его, но не дал себя отвлечь. – Да. Да, это он. Он сказал, что вы связались с ним.

– И?

Мадд привалился своим огромным бедром к столу как слон, чешущий кожу о ствол дерева. – Джонас, я не понимаю, что вас тревожит?

– Я только что говорил с ним. Он был очень озабочен. Он сказал, что, судя по вашим словам, у меня трудности в общении с моей ученицей.

– Он рекомендовал вас нам. Мы хотели убедиться, что не сделали ошибки – кто знает, быть может он просто хотел помочь тому, кого вообще не знает.

– Но какие трудности? – Под с трудом удержался от крика. – Как вы осмелились так говорить? Как вы осмелились позвонить моему другу и сказать ему, что есть что-то… необычное в моем поведении?

Если бы он сам не был таким серьезным, Пол мог бы поклясться, что Финни едва не смеется. – О, и это вывело вас из себя?

– Вы чертовски правы, я вне себя!

Прошло несколько секунд. Пол вспомнил, что говорил все громче и громче, и начал подозревать, что накричал на служащего самого богатого человека в мире.

– Послушайте, Джонас, – наконец сказал Финни, и сейчас на его лице не осталось и следа веселья. – Мы очень серьезно относимся к своим обязанностям – если мистер Жонглер недоволен, он становится очень-очень плохим человеком. И нам кажется, что мы видим… тенденции в ваших взаимоотношениях с вашей ученицей, которые нам не нравятся.

– О каких тенденциях вы говорите? И на чем основаны ваши слова?

Финни не обратил внимания на второй вопрос Пола. – Нам кажется, что между вами и мисс Жонглер возникла… слишком большая эмоциональная близость. Мы этого не одобряем и, уверяю вас, ее отец самым решительным образом не одобрит этого, тоже.

– Я… я не понимаю, о чем вы говорите. – Пол покачал головой, его храбрость начала испаряться. Он чувствовал, что они должны знать о тайной встрече – но больше он не позволит поставить себя в такое положении. Вот это и есть его тенденция – с ним всегда происходит всякая чертовщина! Но если бы они узнали хотя бы кусочек того, что произошло на самом деле – стали бы они звонить Найлзу? Нет, сделали ли бы что-нибудь по-настоящему драконовское…

Пол постарался отыскать сбежавшее возмущение. Ведь он действительно ни в чем не виноват, верно? – Черт побери, это моя работа. И она еще ребенок.

Финни кисло улыбнулся. – Ей пятнадцать лет, Джонас. Совсем не ребенок, в любомсмысле этого слова.

– В юридическом. В профессиональном. Боже мой, поскольку это касается меня, в моем смысле.

– Не говорите нам о детях, Джонас, – с тяжелой усмешкой сказал Мадд. – О детях мы знаем все.

– На чем строятся ваши предположения? – спросил Пол. – Неужели Ава что-то сказала вам? Она – совсем юная девушка, замкнутая в доме, как какая-нибудь сказочная принцесса. У нее… ну, слегка необычное воображение. Но я никогда…

– Нет, вы нет, – сказал Финни, обрывая его. – Выопределенно нет. Иначе мы бы узнали. И вы бы провели остаток жизни, сожалея о своем поступке. – Он наклонился вперед, и даже положил бледные пальцы на руку Пола, как будто собирался сказать ему важную тайну. – Остаток вашей очень короткой жизни.

– Короткой, но веселой! – сказал Мадд и залился смехом.

Очень странно, но когда дверь офиса закрылась за Полом, Финни присоединился к смеху. Ужасный звук!

Дверь на верхнем этаже открылась, и лифт омыл запах гардений. Мгновением позже, едва он успел сделать несколько шагов в холл, навстречу вылетела Ава и так крепко обняла его, что Полу потребовалось несколько секунд, чтобы освободиться.

– О, дорогой. – Блеск ее чудесных глаз прятал притаившиеся слезы. – Они знают о нас?

– Господи Иисусе, Ава. – Пол быстро повел ее в сад. – Ты сошла с ума? – прошептал он. – Никогда так не делай.

Мелодраматическая печаль на ее лице сменилась каким-то другим, бесконечно более тонким выражением, и было бесконечно больнее смотреть на нее. Она промчалась мимо него и исчезла среди деревьев, которые занимали большую часть верхушки башни. Белые и желтые птицы, как праздничный салют, взмыли в воздух, потревоженные ее безудержным бегом…

Пол очнулся и обнаружил, что его голова лежит на коленях Флоримель, хотя он не сразу понял, где вибрирующая боль, а где колени. Болели все кости, и он зашипел от боли, когда попытался сесть. Флоримель осторожно опустила его обратно на колени. С повязкой вокруг раненых глаза и уха, она выглядела заправским пиратом. Пузырь качался вверх и вниз, добавляя правдоподобности пиратской иллюзии и вызывая приступы головной боли.

– Она… она была такой непостоянной, – сказал он. – Я много забыл, и это неудивительно, потому что она говорила мне о таком, что трудно понять.

– Он бредит, – сказала Флоримель Мартине.

– Нет, нет. Я говорю о Аве, дочке Жонглера. Пока я был без сознания, ко мне вернулась еще одна часть моей памяти. Похожая на сон, но это был не сон. – Он уже собирался рассказать им все то, что вспомнил, но внезапно сообразил, что сейчас не до возвратившихся воспоминаний, какими бы интересными они не были. – Где мы? На реке?

Мартина кивнула. – Прыгаем по волнам. Ни единого признака Уэллса, Близнецов или их насекомых-монстров.

– Да, – сказала Флоримель. – Я и Мартина и Т-четыре-Б, мы все выжили, но ранены, и довольно сильно. Спасибо за вопрос.

– О, прости. – Пол пожал плечами и моргнул. – Кунохара?

Флоримель покачала головой. – Я не верю, что он пережил гибель своего дома. Мы не видели, как что-нибудь появилось на поверхности.

– Пища для рыб, – сказал Т-четыре-Б, не без удовольствия. – Чистая.

– И куда мы плывем? Можно как-то управлять этой штукой? – На самом плыть было достаточно приятно, пузырь стал частью течения, но внутри было тесновато. Однажды он слышал, как описывали полет в дирижабле – очень приятно, потому что летишь вместе с воздухом, а не против него.

– Управлять им? – недовольно проворчала Флоримель. – Оглянись – где ты видишь руль? Или штурвал?

– А что мы можем сделать? – Он наконец сел, оперся спиной о изогнутую стену и аккуратно отсоединился от Флоримель. Все сидели лицом друг к другу, касаясь друг друга ногами на донышке пузыря, под ними текла река, и можно было подумать, что они висят в воздухе. – Просто ждать, пока мы не налетим на песчаную мель или жадную рыбу?

– Или пока мы не достигнем конца реки и пройдем через ворота, – сказала Мартина. – Орландо говорил, что есть много ворот, но большая часть из них уже не действует. Будем надеяться, что если следующим симмир закрыт, мы сможем найти другой. Безопасный.

– И это все, что мы собираемся делать? Ждать и смотреть?

– Ну, можно подумать о том, насколько нам хватит воздуха в пузыре, – заметила Флоримель. – Но ничего хорошего из этого не выйдет.

– Я бы хотела поговорить о Кунохаре, – сказала Мартина. – Если бы он сказал, что в Трое у него не было информатора среди нас, и если бы я почувствовала, что это правда, хотя бы до некоторой степени, я бы закончила с этим. Но вы слышали его – он не ответил.

– На нас напали гигантские осы, – напомнил Пол, почему-то чувствуя, что должен защитить Кунохару. – И он спас нас.

– С этим я не спорю, – твердо сказала Мартина. Пол обнаружил, что немного встревожен – почему она говорит так тихо, как будто ее могут подслушать? – Если он вел двойную игру, это может быть важным для нас – и если один из насхранит тайну… – Она не закончила, но ее мысль поняли все. Пол знал, что она имеет в виду: тот самый случай, когда эти люди обнаружили, что вместе с ними путешествует убийца, прикрывающийся симом Кван Ли, которую они считали верным другом.

– Возможно, – сказала Флоримель. – Но подозрение может разрушить нашу дружбу. И, кроме того, здесь только половина тех, кто был в Трое.

– Просто скажи мне, – настаивала Мартина. – Скажи мне, что у тебя не был тайной связи с Кунохарой. Я поверю тебе.

Флоримель сердито посмотрел на нее. – Мартина, ты не такая, как мы. Разве ты не говорила, что видишь нас своим маленьким детектором лжи?

– У меня нет никакого детектора лжи, – ответила Мартина и кисло улыбнулась. – Скажи мне, Флоримель.

– У меня не было с Кунохарой таких дел, в которых не участвовали бы вы все, – сказала Флоримель злым голосом, но Пол почувствовал в нем много боли. Эта сеть, все эти маски и лабиринты. Трудное место для дружбы.

– Пол? – спросила Мартина.

– То же самое. Я встретился с ним только здесь – я еще не знал его, когда был в Трое.

Мартина повернулась к Т-четыре-Б, который был необычно молчалив. – Хавьер? – Она мгновение подождала, потом повторила вопрос. Он выглядел как пружина, сжатая слишком сильно. – Просто скажи нам правду, Хавьер.

– Не гляди, ты, – пробурчал он. Даже Пол почувствовал что-то защищающееся в его голосе. – Ничего не делал с Куно-как-его-там. Как и Флор-мель сказала, все видели, вы. – Казалось, он воспринял неотрывный взгляд Мартины как атаку, и зло махнул рукой. – Кончай лыбиться! Без шуток сказал, тебе. Не гляди.

Мартина казалась встревоженной, но, прежде чем она успела заговорить, заговорил другой голос.

– Мартина? Я слышала тебя раньше – ты можешь слышать меня?

Знакомый голос говорил как будто совсем рядом с ним, и на мгновение Пол подумал, наверно в пузыре есть еще кто-то, невидимый. Потом, когда Мартина вытащила зажигалку, он понял.

– Рени? Это ты? – Флоримель зло шикнула на нее, но слепая женщина только покачала головой. – Дред знает, где мы, – спокойно сказала Мартина. – И будет знать, пока мы не выберемся из этого мира, так что это не имеет значения. – Она заговорила громче. – Рени? Мы слышим тебя. Говори.

Голос пришел снова, не искаженный, более спокойный, но и более слабый, с очевидными пропусками в потоке слов. – Мы остались… горе, – говорила она. –  …Мы в… должно… океаном. Но я потеряла! Ксаббу и…

– Мы не слишком тебя поняли. Где ты в точности?

–  … я думаю… как сердце системы. – В первый раз Пол услышал, как ее страх вырвался наружу.  – Но… меня беда – страшная беда…!

Все. Мартина еще много раз молила Рени заговорить, бесполезно. Наконец она убрала зажигалку, они опять уселись и стали ждать в молчании, пока их пузырек, как пена на поверхности реки, плыл по течению, торопясь к концу этого мира.

ГЛАВА 10
Страна Стекла и Воздуха

СЕТЕПЕРЕДАЧА/БИЗНЕС: Смерть Фигейра выбрасывает на берег огромную кораблестроительную фирму

(изображение: Фигейра разбивает бутылку о нос танкера)

ГОЛОС: Внезапная смерть Максимилиано Фигейра, председателя и генерального директора Фигейра Миритима СА, самой большой португальской кораблестроительной фирмы, поставило компанию на грань банкротства.

(изображение: Эйтор ду Каштелу, представитель ФМ)

ДУ КАШТЕЛУ:" Мы все в шоке. Он был исключительно здоровым человеком, для своего возраста, но нас больше всего потрясло то, что он не сделал даже минимальных приготовлений на случай своей смерти. Он еще никого не выбрал на свой пост и мы все надеялись, что он, постепенно, подготовит себе приемника. Конечно мы постараемся сохранить наше ведущее положение в отрасли, но должен честно признаться, что сейчас мы пытаемся разобраться с несколькими очень странными договорами…"

ВНАЧАЛЕ казалось, что! Ксаббу просто подшучивает над ними, аккуратно ведя их по берегу реки, которую мог видеть только он один, но через какое-то время сама Сэм стала ясно ощущать то, что ее друг почувствовал намного раньше.

Они начались как линии в бесконечной серости, едва заметные, как отметки карандашом, но менее материальные: когда Сэм подходила к ним, или изменяла угол зрения, они исчезали. Но потом они стали длиннее и многочисленнее, и она увидела, что линии – края теней, отбрасываемых большими природными телами, вроде далеких скругленных холмов или высоких берегов реки, вдоль которой шел! Ксаббу. Хотя на небе не было ничего, похожего на солнце, да и само небо почти не отличалось от земли, это заставляло предположить, что у света появилось направление.

Свет изменился – изменились и цвета. Серость стала более веселой и сияющей. По ней стали пробегать слабые белые пятна, вспыхивавшие то там, то здесь, как кожа угля. Хотя все вокруг по-прежнему было странным и в основном бесформенным, на сердце у Сэм полегчало. Бесконечное ничто начало оживать.

– Как будто плывешь в серебряном океане, – с восхищением сказала она. Долгое время пустота над головой ничем не отличалась от пустоты под ногами; сейчас на ней появились сверкающие черточки, которые могли стать облаками, и намек на глубину. Сэм осознала парадокс: пока смотреть было не на что, казалось, что пустота не простирается очень далеко. А сейчас как если бы кто-нибудь сдернул одеяло, открыв вещи, скрытые за ним. – Или под водой. Хо дзанг! Я чувствую, как если бы снова могу дышать.

!Ксаббу улыбнулся странной комбинации изображений. – Я думаю, что у этой реки есть и звук. – Он поднял руку. Сэм остановилась. Даже Жонглер замер. – Слышишь?

Она прислушалась, и, действительно, услышала слабый шепот движущейся воды. – Что все это означает?

– Я думаю, что мы скоро достигнем чего-нибудь более приятного, чем вся эта пустота. – !Ксаббу попытался нащупать что-нибудь там, где сливалось несколько теней и, следовательно, должна была быть река. Ничего. Он пожал плечами. – Похоже нам еще идти и идти, пока не окажемся там.

– Нет, я имею в виду… что стряслось с этим местом? Оно такое сканированное, сначала эта пустота, а потом… что-то. Как будто это что-то выросло из пустоты.

!Ксаббу покачал головой. – Не могу сказать, Сэм. Но я думаю, что мы, скорее, приближаемся к месту, где пустота… более концентрирована, если это вообще имеет смысл. – Он посмотрел на Жонглера, слегка насмешливо. – Может быть ты объяснишь нам что-нибудь?

Остролицый человек, казалось, сначала хотел сказать что-нибудь резкое, но потом заговорил, на удивление спокойным голосом. – Я тоже не знаю. Братство не создавало в сети ничего похожего, и никто другой, тоже.

– Тогда мы должны продолжать, – сказал! Ксаббу. – Если мы не настолько умны, чтобы разгадать загадку, возможно мы достаточно сильны, чтобы идти, пока не достигнем ее сердца.

Жонглер какое-то время с изумлением глядел на него, потом медленно кивнул. Подождав, пока! Ксаббу опять пошел вдоль полупрозрачного берега реки, бывший глава Братства опять последовал за ним, ровным усталым шагом.

Очень странно, подумала Сэм, как незаметно весь этот пустой мир превратился в реальность. Что-то вроде музыки, которую слушали ее родители: скрипки и другие старинные инструменты начинали почти неслышно, потом звук рос и, вдруг, ты замечал, что слышишь великолепную мелодию.

Серебряный призрачный ландшафт наполняли цветные полосы, появлявшиеся на короткие мгновения, двигавшиеся, расплывавшиеся и исчезающие; иногда они неожиданно меняли цвета и оттенки. Стеклистые призрачные холмы, убегавшие к далекому горизонту, мерцали фиолетовым светом, приобретали вес и материальность, пока она не начинала чувствовать, что может видеть каждую деталь; но, стоило пройти еще двадцать шагов, фиолетовый цвет прятался внутри, оставляя за собой эскиз верхушки холма, бесцветный, как выползок. Мгновением позже, когда силуэт холма почти исчезал на фоне бледного неопределенного неба, он опять вспыхивал глубоким коричневым цветом, почти оранжевым, и в это короткое мгновение холмы и весь мир казались чем-то нормальным.

Насколько Сэм могла понять, она и остальные двигались к холмам вдоль гладких склонах длинной извилистой долины, идя вверх по реке. Когда сама река приобретала цвет, она казалась глубоким разрезом в земле, виляющим среди огромных камней, в своем призрачном состоянии походивших на неровные ледяные глыбы. Некоторые из них, побольше, лежали поперек реки, как заторы из стекла, вода перед ними пенилась, плескалась и изливалась через более низкое место. Вдоль берегов и на высоких буграх иногда росли призрачные деревья, но в целом местность заставляла думать скорее о травянистых лугах. Кроме слабого рокота реки Сэм слышала только свое дыхание и, изредка, приглушенные ругательства Жонглера, в те мгновения, когда он натыкался на что-то более твердое. Ни жужжания насекомых, ни птичьего пения.

– Как будто кто-то изобретал его, – сказала она, когда они остановились отдохнуть. Сэм сидела на плоском камне, на расстоянии вытянутой руки от нее плескалась и шуршала река.!Ксаббу больше не надо было вдыхать воздух и слушать; он сидел рядом, болтая ногами. Сэм протянула руку и пощупала воду, которая не очень-то походила на настоящую: холодная, но сухая, как если бы по коже провели холодным шелком. – Как книжка-раскраска для детей, – продолжила она. – Кто-то начал проверять цвета и не закончил.

– Нет, я думаю иначе, – серьезно сказал! Ксаббу. – Возможно раньше здесь были и цвет и форма. Помнишь черную гору? Сначала твердая и очень материальная, а позже тающая и растворяющаяся? Я думаю, что и здесь произошло то же самое.

Сэм почувствовала, как ее кольнул страх, впервые за последние часы. Если! Ксаббу прав, то они идут быстрее, чем этот мир исчезает, но как долго это может длиться? И тогда они, как и на горе, обнаружат, что все исчезает вокруг них. Должны ли они продолжать и идти дальше через недоработанные миры, портящиеся вокруг них, без малейшей надежды найти стабильное место, где можно остановиться и жить, как люди?

Жонглер стоял в нескольких шагах от них, на берегу реки. Сейчас он повернулся и подошел к ним, с задумчивым выражением лица.

– Мне это напоминает Северную Африку, – сказал он. – В молодости я провел там год, в Агадире. Ландшафт, который постепенно появляется вокруг нас, выглядит европейским, или был бы им, если его наполнить цветом и формой. Но свет, да, он напоминает мне город в пустыне рано утром – серебряные дюны, освещенные белым светом дома, все белое и бледное, как льняное полотно. – Он опять повернулся и посмотрел на холмы, пока Сэм и! Ксаббу, открыв рот, смотрели на него. Его рот перекосила кислая усмешка. – Неужели вы думаете, что я никогда не был молод? Что я всегда находился внутри этого проклятого биомедицинского кокона?

Сэм выпрямилась. – Нет. Мы не думали, что тебя может заинтересовать что-то, не принадлежащее тебе. То, что построено не для тебя.

На секунду Сэм показалось, что он сейчас улыбнется, но Жонглер по-прежнему управлял своим виртуальным лицом так же твердо, как и египетской маской. – Укол, признаюсь. Но, если ты хотела ранить меня, выбирай клинок поострее. Неужели ты считаешь меня хладнокровным чудовищем? Конечно. Разве я обдуманно совершал ужасные поступки, чтобы растоптать павших и увеличить свою гору сокровищ, как сидящий в логове дракон? Нет, я делал все это только потому, что люблю жизнь.

– Что? – Сэм с удовольствием дала ему услышать презрение в своем голосе. – Это самый настоящий фенфен…

– Нет, ребенок, совсем нет. – Он повернулся и посмотрел на далекие прозрачные холмы. – Я не сказал, что люблю всякуюжизнь. Я не ханжа. Подавляющая часть ползающих по земле миллиардов людей значит для меня меньше, чем муравьи и букашки, которых ты давишь, идя по траве, и даже не замечаешь этого. Я люблю своюжизнь и всю ту красоту, которую видел и чувствовал. И я сражаюсь против смерти, чтобы сохранить мои воспоминания и мой опыт. Да, верно, счастье других людей почти ничего не значит для меня – но значило бы еще меньше, если бы я умер. – Он медленно повернулся к Сэм и посмотрел на нее невообразимо пронизывающим взглядом. Сэм ненавидела этого мужчину, который пытался отвлечь ее от того, чем являлся на самом деле, но в это мгновение она почувствовала в нем силу, которая свергала правительства как кегли для боулинга. – А ты, ребенок? Ты думаешь, что будешь жить вечно? Тебе это нравится?

– Нет, если бы ради этого я была должна вредить другим. – Она внезапно поняла, что вот-вот расплачется. – Нет, если цена за это – дети…

– А, возможно нет. Но если бы тебе представилась такая возможность, ты уверена, что отказалась бы, а? Особенно тогда, когда Смерть стоит у тебя за спиной…

!Ксаббу, который до этого молча слушал разговор, внезапно прыгнул на ноги и уставился на какую-то точку на берегу реки.

– Что там? – спросила она. – !Ксаббу, что там?

Не отвечая, он побежал по берегу, грациозно перепрыгивая через почти невидимые камни, как степной олень. Через несколько секунд он оказался рядом с несколькими бесцветными деревьями, которые торчали над берегом, как дымки умирающего костра. Он схватил что-то с одного из ветвей и побежал обратно.

– Смотрите! – крикнул он, добежал во Жонглера и Сэм. – Вы только посмотрите на это!

Она наклонилась и взглянула. На его ладони лежал крошечный кусочек белой ткани, завязанный узелком. Ей потребовалось мгновение, чтобы сообразить, что это означает. – Чизз! Это…?

!Ксаббу приложил кусочек к ткани, повязанной вокруг ее бедер. – Точно такая же! – Он неистово рассмеялся, такое от него она еще не слышала. – Это от Рени! Она была здесь! – Он едва не плясал, прижав крошечный кусочек ткани к груди. – Она оставила нам знак. Она знала, что мы пойдем вдоль реки. – Он повернулся к Жонглеру, и, как будто добродушно поддразнивая друга, сказал: – Я говорил тебе, что она умна! Я говорил тебе! – Он опять повернулся к Сэм. Мы должны идти вдоль реки пока хватит сил; быть может она остановилась где-нибудь впереди нас.

Сэм конечно согласилась, но, вставая с камня, не смогла подавить усталый вздох.!Ксаббу уже несся вдоль берега. Сэм пошла за ним. Жонглер покачал головой, но тоже пошел вслед за ними.

Счастье маленького человека была настолько заразительно, что вначале Сэм почувствовала себя легче, в первый раз после смерти Орландо, но постепенно холодные пальцы опять сжали ее сердце – было кое-что такое, чем она не могла поделиться даже с! Ксаббу, но что тревожило ее все больше и больше.

В Девочках-Скаутах всегда говорили, что, если ты заблудишься, ты должен оставаться на месте, сказала она самой себе. Сэм не слишком преуспела в Девочках-Скаутах, но она выучила все, что могла, особенно то, что казалось разумным и полезным. Интересно, есть ли Девочки-Скауты в Африке, откуда Рени родом?Она не была уверена, но в любом случае! Ксаббу прав – Рени очень умная женщина. Поэтому Сэм решила, что Рени должна знать правило оставайся-на-месте. И, значит, должна быть причина, почему она не осталась здесь, в месте, которое сама отметила.

Может быть ей пришлось уйти из-за того, кто шел по ее следам.

ОНА упорно шла из ничего в что-то, и, когда свет поменялся, из бездонного серого стал переливающимся и ярким, как ртуть, она поняла, что должна почувствовать возбуждение, радость, может быть освобождение. Ради этого непонятно что она останавливалась каждые несколько сот ярдов и махала зажигалкой, как посохом лозоискателя. Мир менялся, становился более материальным, и она должна была бы торжествовать, но вместо этого двигалась все медленнее и медленнее, как будто несла на себе тяжелую ношу.

Все дело в том, что в этом месте нет никакого смысла.

И я не слишком хорошо справляюсь с такими делами. Она оглянулась назад и посмотрела на Рикардо Клемента, который шел по неровной земле, если, конечно, можно назвать ходьбой то, что он делал: ставил одну ногу перед другой как заведенный автомат, который движется до тех пор, пока не выйдет на край пропасти и не упадет вниз, по-прежнему перебирая ногами.

Как мой отец. То, что он делал, не имело смысла – саморазрушительное скольжение в алкоголь и депрессию. Да, его жена умерла. Да, это ужасно. Но его жена была матерью Рени, а Рени сумела пережить то, что случилось и каждый день делать то, что необходимо. И это имело смысл. Сдаться, медленно гнить, нет. Смерть все равно возьмет тебя, и кто знает, что будет потом? Лучше сражаться.

Но, похоже, некоторые люди не в состоянии.

Отец так бы и поступил, подумала она. Даже не стал бы пытаться что-то сделать. Лег бы на землю и стал ждать, пока мир вокруг него не изменится. Она ненавидела свою мысль, она ненавидела свою резкость.

Когда она в первый раз остановилась отдохнуть, примерно через час ходьбы, Клемент подошел к ней и остановился, настолько похожий на автомат, что поначалу она даже не взглянула на него – в ее воображении он был чем-то вроде микроволновой печи, которая закончила работу и остановилась.

– Скажи мне, – сказал Клемент болезненно-механическим голосом. – Почему… это так важно, вверх и вниз?

– Что?

Он механически махнул рукой, быть может указывая на собственное тело, или на появляющуюся на фоне серебряного неба землю. – Для чего… это? Вверх и вниз?

Она обнаружила, что не может вынести то, что билось за его безумным взглядом, пойманное в ловушку, потерявшееся. – Я не знаю, о чем ты говоришь. – Она отвернулась от него и опять пошла вперед. Но Клемент, казалось, прирос к одному месту. Наконец, когда Рени уже собиралась остановиться, он пошатнулся и пошел за ней, как если бы старался идти в точности по ее следам. Она покачала головой. Возможно часть его самого еще сохранилась, но, даже так, это не делало его приятным собеседником.