Текст книги "Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг"

Автор книги: Тана Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 74 (всего у книги 197 страниц)

– Классные женщины, – тихо сказал я.

– Да, – ответил Кевин. – Точно.

– Сделай милость, не появляйся тут больше, – встрял Шай.

«Он, пожалуй, прав», – подумал я, игнорируя его замечание.

Ма снова проделала трюк с окном:

– Фрэнсис! Кевин! Я дверь запираю. Или вы сию секунду подниметесь, или ночуйте где сидите.

– Идите уже, – сказал Шай, – а то она всю улицу перебудит.

Кевин встал и потянулся, хрустнув шейными позвонками.

– А ты?

– Не, я еще покурю, – ответил Шай.

Дверь за нами захлопнулась, а он все еще сидел на ступеньке и щелкал зажигалкой, разглядывая пламя.

Ма свалила на диван пуховое одеяло, две подушки и стопку простыней, а сама отправилась спать, выразив таким образом свое мнение о наших посиделках снаружи. Теперь они с па жили в бывшей комнате мальчиков; спальню девочек переоборудовали в ванную – еще в восьмидесятые, судя по сантехнике цвета авокадо. Пока Кевин плескался там, я вышел на лестницу – слух у ма, как у летучей мыши – и позвонил Оливии.

Время было уже далеко за одиннадцать.

– Спит, – сказала Оливия. – И крайне разочарована.

– Я знаю. Только хотел еще раз поблагодарить – и еще раз извиниться. Я окончательно испортил твое свидание?

– Да. Ты думал, в «Котери» вынесут детский стул и Холли станет обсуждать с нами список номинантов на «Букера» за порцией семги по-французски?

– Слушай, у меня тут завтра еще дела, но я до обеда постараюсь вернуться, заберу ее. Может, вы с Дермотом переиграете?

Оливия вздохнула:

– Что там у тебя? Все нормально?

– Еще толком не знаю, – ответил я. – Надеюсь, утром прояснится.

Молчание. Я решил, что Лив в бешенстве от моих уклончивых ответов, но она вдруг сочувственно поинтересовалась:

– Сам-то ты как?

Вот только еще не хватало, чтобы именно сегодня вечером Оливия проявила понимание. Внутри меня прокатилась теплая волна, успокаивающая и предательская.

– Лучше всех, – откликнулся я. – Мне надо идти. Поцелуй Холли за меня. Позвоню завтра.

Мы с Кевином раздвинули диван и положили подушки валетом, чтобы чувствовать себя двумя тусовщиками, валящимися с ног после бурной ночи, а не двумя малышами, спящими на одном матраце. Мы лежали в причудливых пятнах света, сочившегося через тюлевые занавески, и слушали дыхание друг друга. В углу, на статуэтке Христа Спасителя, зловещим красным огнем сияло Пресвятое сердце. Я представил лицо Оливии, доведись ей увидеть эту статую.

– Хорошо, что ты приехал, – тихо сказал Кевин. – Правда?

Лицо его скрывала тень; все, что я видел, – руки на одеяле, Кевин рассеянно водил большим пальцем по костяшкам.

– И я рад тебя видеть, – ответил я. – Хорошо выглядишь. Вымахал выше меня, надо же!

Сдавленный смешок.

– Но против тебя я все равно не полезу.

– Разумно, – хмыкнул я. – Я теперь специалист по защите без оружия.

– Серьезно?

– Нет, конечно. Моя работа – бумажки писать и не попадать в неприятности.

Кевин повернулся на бок, лицом ко мне, и положил руку под голову.

– Слушай, а с чего ты в полицию подался?

Копов никогда не отправляют на службу в родных местах, и все из-за таких, как я. Строго говоря, все, с кем я рос, так или иначе нарушали закон – не от испорченности, по жизни. Обитатели Фейтфул-плейс, как правило, жили на пособие – и все тащили по мелочи, особенно накануне нового учебного года, когда ребятишкам требовались учебники и форма. Однажды зимой Кевин и Джеки слегли с бронхитом и нуждались в хорошем питании, так Кармела, которая тогда работала продавщицей в универсаме, принесла домой здоровый кусок вырезки – ясное дело, не купленной. К семи годам я самостоятельно подкручивал газовый счетчик, чтобы ма могла приготовить обед… Короче, о карьере полицейского я и не мечтал.

– Идея понравилась, – отшутился я. – Что ж за деньги не подраться?

– Ну и как? Все еще нравится?

– Иногда.

Кенни задумался, а потом сказал:

– Па просто конец света устроил, когда Джеки нам сообщила.

Па начинал штукатуром, но к моменту нашего появления на свет сменил профессию на пьянство, изредка подрабатывая где придется и подбирая где что плохо лежит. Наверное, он предпочел бы, чтобы я торговал собой на улице.

– Да уж, просто жуть, – согласился я. – Ты мне лучше расскажи, что происходило после того, как я сбежал.

Кевин улегся на спину и закинул руки за голову.

– А ты у Джеки не спрашивал?

– Так ей же девять было, сама не знает точно, что помнит, а что придумала. Говорит, миссис Дейли доктор в белом халате забрал…

– Не было докторов, – сказал брат, уставившись в потолок. – По крайней мере я не видел. – В свете уличного фонаря глаза Кевина поблескивали, как темные омуты. – Я помню Рози. Понятно, я совсем малец был, но… Помню вот как сейчас, представляешь? И волосы, и смех, и походку… Красавица!

– Это точно, – ответил я.

Дублин в те годы выглядел каким-то серо-буро-бежевым, а в Рози сочетался десяток ярких цветов: копна медных локонов до пояса, глаза – словно осколки зеленого стекла на солнце, алые губы, белая кожа, золотистые веснушки… Половина парней Либертис влюблялись в Рози Дейли, а самой ей было наплевать: она ни минуты не считала себя особенной. Ее фигура сводила мальчишек с ума, но Рози придавала этому не больше значения, чем заплаткам на джинсах.

В те времена монашки внушали всем девочкам, что женское тело – одновременно и выгребная яма, и банковский сейф, а мальчики – гадкие воришки. Как-то летним вечером я и Рози – мы, тогда двенадцатилетние, еще и не думали, что влюблены друг в друга – играли в «доктора». До того из обнаженной натуры я видел – да и то исподтишка – только черно-белые фотографии декольтированных кинозвезд; а тут, на расстоянии вытянутой руки, Рози, сбросив с себя одежду, как ненужный хлам, крутилась в тусклом сумраке номера шестнадцатого, подняв ладони, лучистая, смеющаяся – от этой мысли у меня и сейчас захватывает дух. По малолетству я даже не знал, чего хочу, однако ничто на свете не могло с ней сравниться – даже если б Джоконда шла по Большому Каньону со Святым Граалем в одной руке и с выигрышным лотерейным билетом – в другой.

Кевин тихо сказал, обращаясь к потолку:

– Поначалу мы и не подозревали ничего: проснулись, а тебя нет – ну, понятно, решили, что ты куда-нибудь пошел. Только сели завтракать, прибежала миссис Дейл и, подняла ор, тебя искала. Мы ей сказали, что тебя нет, а она давай вопить как припадочная, дескать, вещи Рози пропали, ты во всем виноват. Уж не знаю, что она себе навоображала – сбежали вы с Рози или дочку кто умыкнул. Па заорал на нее, ну тут и ма в крик, мол, заткнитесь оба, пока соседи не услышали…

– Представляю, – хмыкнул я. Миссис Дейли истерики закатывает не так, как моя мама, но с той же громкостью.

– А потом через дорогу начался ор, мы с Джеки пошли посмотреть, а там мистер Дейли швырял из окна Розины шмотки. В общем, вся улица наблюдала, что происходит… Честно тебе скажу, представление устроили хоть куда! – Кевин мечтательно улыбнулся.

Я не удержался от ответной улыбки.

– Эх, жаль, что я не видел!

– Ага. Чуть до мордобоя не дошло. Миссис Дейли объявила тебя подлым развратником, ма назвала Рози шалавой, мол, дочь в мать пошла, яблоко от яблоньки… Миссис Дейли взвилась аж до потолка.

– Ну, я бы поставил на ма. Весовая категория выше.

– Ш-ш-ш, услышит же!

– Да ей надо было сесть на миссис Дейли, та сразу бы и сдалась!

Мы прыснули со смеху, как дети.

– Миссис Дейли оборону держала будь здоров, – добавил Кевин. – Эти ее когти…

– Да чтоб тебя… Она до сих пор с ногтищами?

– Специально отращивает, чисто эти… Тьфу, забыл, как эти штуки называются!

– Секаторы?

– Не! У ниндзя такие… метательные звездочки, вот.

– И кто победил?

– Ма, конечно. Она выпихнула миссис Дейли на лужайку и захлопнула дверь. Миссис Дейли орала, колотила в дверь и все такое, а потом переключилась на мистера Дейли, закатила ему скандал из-за вещей Рози. Честное слово, впору было билеты продавать – цирк, да и только. Лучше любого сериала.

В нашей бывшей спальне па зашелся жутким кашлем, отчего кровать начала колотиться об стену. Мы затихли. Постепенно кашель прекратился и перешел в сиплое дыхание.

– Во всяком случае, – сказал Кевин, понизив голос, – на этом вроде и кончилось. Недели две все только об этом и талдычили, а потом постепенно забыли. Ма и миссис Дейли не разговаривали несколько лет; па с мистером Дейли и до того не разговаривали, так что разницы никто не заметил. Ма желчью исходила каждое Рождество, не получив от тебя открытки, но…

В восьмидесятые эмиграция была одним из трех главных способов сделать карьеру; а еще два – пойти в папочкину фирму или подать на пособие. Ма наверняка понимала, что хоть один из нас возьмет билет в один конец.

– А она не думала, что я сдох в канаве?

Кевин хрюкнул.

– He-а. Говорила, мол, с нашим Фрэнсисом ничего не случится. Копов мы не звали, в розыск тебя не объявили вовсе не потому, что… Нет, мы беспокоились, конечно, но подумали… – Кевин пожал плечами.

– Подумали, что мы с Рози сбежали вместе?

– Ага. Все же знали, что вы без ума друг от друга – и что про это думает мистер Дейли. Вполне понятная ситуация, понимаешь?

– Да, – ответил я. – Яснее ясного.

– А тут еще эта записка. От нее миссис Дейли крышу и снесло, когда в номере шестнадцатом листочек нашли, вроде как от Рози. Не знаю, говорила тебе Джеки или нет…

– Я читал, – сказал я.

Кевин повернул ко мне голову:

– Да ну?

– Вот тебе и ну.

Кевин ждал, но я не спешил с подробностями.

– А когда же… Значит, Рози тебе записку показала?

– Нет. Я листочек ночью нашел.

– Так Рози тебе записку оставила, не родителям?

– Не знаю. Мы договорились встретиться, а Рози не пришла. Потом я нашел записку, вот и решил, что она для меня.

Когда мне окончательно стало ясно, что Рози на самом деле не придет, потому что уже уехала, я надел на плечи рюкзак и пошел. Понедельник, утро, дело к рассвету; замерзший город вымер – только я, дворник и усталые рабочие, которые в стылом сумраке возвращались с ночной смены. Часы на Тринити сказали мне, что из Дан-Лири отправляется первый пароход.

На Баггот-стрит я нашел себе нору, в которой обитали вонючие обкуренные не то панки, не то рокеры и дворняга с разноцветными глазами по имени Кит Мун. Рокеры смутно помнили меня по каким-то общим тусовкам и подумали, что сами же и пригласили меня пожить у них. У одного типа была невонючая сестра с квартирой в Ранела, которая разрешала симпатичным ей парням указывать свой адрес в заявлении на пособие. Как выяснилось, я ей больше чем нравился, так что, когда я решил подать заявление в школу полиции, то место жительства указал честно. Подруга уже начала дудеть насчет женитьбы, но меня очень вовремя приняли и отправили учиться в Темплмор.

Но что за сука эта Рози; я верил ей, верил каждому слову. Рози никогда не юлила, выкладывала все без обиняков, не обращая внимания на чувства – за что я ее и любил. Ну и не только за это, конечно. Что поделать, воспитание сказывается: для меня тот, кто не плетет интриг, – самый интригующий человек. «Обещаю, что когда-нибудь вернусь», – написала Рози, и я верил ей двадцать два года. Все время – и пока спал с сестрой вонючего рокера, и пока гулял со вздорными, симпатичными, временными девицами, достойными лучшего, и пока был женат на Оливии и притворялся, что мне уютно в Долки, – я ждал, что Рози Дейли вот-вот войдет в дверь.

– А после сегодняшнего? – спросил Кевин. – Ты что решил?

– Не спрашивай, – сказал я. – Вот теперь, честное слово, не имею ни малейшего понятия, что творилось в голове Рози.

Кевин тихо сказал:

– Знаешь, Шай считает, что она умерла. И Джеки так думает.

– Ну да, – отозвался я. – Понятное дело.

Мой братец тяжело вздохнул.

– Ну, говори, – сказал я.

Он помотал головой.

– Что, Кев?

– Ничего.

Я подождал.

– Просто… нет, не знаю… – Кев снова заворочался. – Шай очень переживал, что ты уехал.

– Ну конечно, нежная братская любовь и все такое.

– Нет, кто ж спорит, вы грызлись как собаки, а вот внутри… Вы же братья, понимаешь?

Кевин фантазировал, понятное дело – прекрасно помню, как я проснулся оттого, что Шай ковырял у меня в ухе карандашом, с явным намерением продырявить барабанную перепонку, – но эту чушь младший братец выдумал на ходу, лишь бы не проговориться. Я из него правду бы выудил; до сих пор интересно, как бы тогда все повернулось… Впрочем, сказать я ничего не успел. Еле слышно щелкнул замок входной двери – Шай вернулся с крыльца.

Кевин и я лежали молча, прислушиваясь. Мягкие шаги, остановка на лестничной площадке за дверью, шаги по следующему пролету, поворот ключа в дверном замке – и над головой заскрипели половицы.

– Кев… – окликнул я.

Кевин старательно делал вид, что спит. Потом его рот приоткрылся, и братец засопел взаправду.

Шай еще долго расхаживал по квартире. Наконец звуки стихли. Я выждал еще четверть часа, осторожно сел – Иисус, сияющий в углу, смотрел так, будто все обо мне знает – и выглянул в окно. Начался дождь. Все огни на Фейтфул-плейс погасли, кроме одного, бросающего мокрый желтый свет на булыжник откуда-то сверху – из комнаты над моей головой.

3

К потребности спать я отношусь, как верблюд к воде: могу выспаться про запас, если будет возможность, но могу и не спать довольно долго, если есть чем заняться. Эту ночь я провел, пялясь на темную глыбу чемоданчика перед окном, слушая папашин храп и приводя в порядок голову, чтобы встретить следующий день.

Возможные объяснения путались в комок, как спагетти, но на их фоне выделялись две версии.

Та, которую я скормил своей семье, практически полностью соответствовала извечному сценарию: Рози решила сбежать в одиночку, припрятала чемоданчик заранее, чтобы отчалить, не опасаясь помех со стороны родителей или меня. Когда она пришла за вещами, ей пришлось пробираться по задним дворам, потому что я следил за улицей. С чемоданчиком сигать через заборы – шуму не оберешься, так что Рози решила не заморачиваться и налегке рванула навстречу светлой новой жизни, а мне осталось только слушать дворовые шорохи.

Это правдоподобно объясняло все, кроме одного: билетов на паром. Пусть даже Рози решила повременить денек-другой, на случай если мне придет в голову дежурить в порту, изображая Стэнли Ковальски… Билет ей обошелся в недельную зарплату, разумнее было его вернуть или поменять. Рози ни за что не оставила бы его гнить в камине – только если не оставалось выбора.

А вторая версия (та, за которую голосуют Шай и Джеки, хотя и с разной долей деликатности): кто-то перехватил Рози – либо на пути к первой версии, либо по дороге ко мне.

С первой версией я давно примирился. Больше половины своей жизни я проносил ее в потаенном уголке мозга, как пулю, застрявшую так глубоко, что вытащить невозможно, а если не трогать, то и не замечаешь. Вторая версия разорвала мне мозг.

В субботу вечером, накануне дня Икс, мы виделись с Рози последний раз. Я шел на работу. Мой приятель по имени Вигги работал ночным сторожем на стоянке, а его приятель по имени Стиво работал вышибалой в ночном клубе; когда Стиво нужно было отлучиться, Вигги подменял его, я подменял Вигги, все получали наличные и оставались довольны.

Рози стояла, прислонившись к перилам на крыльце дома номер четыре, с Имельдой Тирни и Мэнди Каллен, вся в веселых брызгах цветочных ароматов, блеске рыжих кудряшек и губной помады; подружки ждали Джули Нолан. В холодном вечернем воздухе курились завитки тумана; Рози втянула руки в рукава и дышала на пальцы, Имельда приплясывала, чтобы не замерзнуть. Трое ребятишек катались на столбе в конце улицы. «Грязная любовь» гремела из окна Джули, и в воздухе разлилось дразнящее напряжение субботнего вечера, шипучее и пряное, как сидр.

– Ой, девочки, глядите! Фрэнсис Мэки, – сказала в пространство Мэнди, пихая подруг под ребра. – Ну и причесон! Весь такой воображает из себя…

– Приветик, девчонки, – улыбнулся я.

Мэнди, маленькая и темноволосая, вся в бахроме и потертой джинсе, на меня даже не взглянула.

– Будь он мороженым, он бы сам себя зализал до смерти, – сообщила она подругам.

– Нет уж, пусть лучше меня кто другой залижет, – ответил я, приподняв бровь.

Девчонки прыснули со смеху.

– Слушай, Фрэнки, – начала Имельда, тряхнув кудряшками перманента, – Мэнди хотела узнать…

Мэнди взвизгнула и бросилась зажимать ладонью рот Имельде, которая увернулась и продолжала:

– Мэнди говорит, чтобы я спросила…

– Заткнись!

Рози засмеялась. Имельда поймала руки Мэнди и отвела в сторону.

– Она говорит, чтобы я спросила, не захочет ли твой брат пойти в кино, но не фильм смотреть, а…

Имельда с Рози зашлись в хохоте. Мэнди закрыла лицо ладонями.

– Ну ты зараза, я вся красная!

– И поделом, – сказал я ей. – На малолеток зариться! Он только начал бриться, между прочим…

Рози от хохота согнулась пополам.

– Да не он! Не Кевин!

– Она про Шая! – Имельда задыхалась. – Не захочет ли Шай пойти с ней… – Она чуть ли не рыдала от смеха и договорить не смогла.

Мэнди пискнула и снова уткнулась в ладони.

– Сомневаюсь, – сказал я, с сочувствием покачав головой.

Мужчины в роду Мэки никогда не имели проблем с дамами, но Шай был единственный в своем роде. К тому времени как я стал достаточно взрослым для действия, я считал совершенно естественным – видя пример Шая, – что если хочешь девочку, она сама прибежит. Рози как-то сказала, что Шаю достаточно взглянуть на девчонку, чтобы у нее расстегнулся лифчик.

– Нашему Шаю приятели дороже, ну, вы понимаете…

Подружки снова заржали. Какая прелесть эти стайки девчонок – словно завернутые в яркую бумагу подарки, которые хочется пощупать и посмотреть, не найдется ли среди них одной для тебя. От мысли, что самый лучший из подарков целиком принадлежит мне, я чувствовал себя Стивом Маккуином – не хватало только мотоцикла, а то я подхватил бы Рози и взлетел прямо над крышами.

– Вот я так и скажу Шаю, что ты на него поклеп возводишь! – крикнула мне Мэнди.

Мы с Рози тайком переглянулись: к тому времени как Мэнди расскажет Шаю, я буду в недосягаемости – за морем.

– Да рассказывай, – кивнул я. – Только мамаше моей не говори, ее нужно деликатно подготовить.

– Мэнди его обратит. Правда, Мэнди?

– Ну, Мельда, вот клянусь…

Из двери номера третьего вышел мистер Дейли. Он подтянул штаны, сложил руки на груди и прислонился к дверному косяку.

– Добрый вечер, мистер Дейли, – поздоровался я.

Он и виду не подал, что слышал.

Мэнди и Имельда подобрались, искоса поглядывая на подругу.

– Мы ждем Джули, – сказала Рози.

– Прекрасно, – ответил мистер Дейли. – Я с вами подожду. – Он достал мятую сигарету из кармана рубашки и начал аккуратно обминать ее.

Мэнди сняла с джемпера пушинку и принялась ее разглядывать; Имельда одернула юбку.

В этот вечер даже мистер Дейли радовал меня, и не только мыслью о том, с каким лицом он проснется в понедельник утром. Я сказал:

– Вы сегодня смотритесь таким щеголем, мистер Дейли. Собрались на дискотеку?

На щеке у него дернулась мышца, но он не отрывал взгляда от девочек.

– Гитлер чертов, – шепнула Рози, запихивая руки в карманы джинсовой куртки.

– Пойдем поглядим, где там Джули застряла, – предложила Имельда.

Рози пожала плечами:

– Можно.

– Пока, Фрэнки, – улыбнулась Мэнди, показав ямочку на щеке. – Передай от меня привет Шаю.

Рози повернулась, еле заметно опустила веко, чуть вытянула губы – подмигивание и поцелуй, – взбежала по ступенькам номера четвертого и исчезла: с улицы и из моей жизни.

Сотни ночей я провел без сна, лежа в спальном мешке в окружении вонючих рокеров и Кита Муна, прокручивая в голове те последние пять минут, пытаясь отыскать хоть какую-то подсказку. Я думал, что свихнусь к чертям собачьим – должно быть что-то, обязательно должно! – но, видит Бог, я не пропустил ничего. А теперь вдруг получалось, что я вовсе не съехал с катушек – и не самый легковерный дурачок в мире; возможно, я просто был прав. Это все-таки разница.

В записке ровным счетом ничего не указывало, что она адресована мне. Я счел это данностью, решив, что я единственный, кого Рози бросила. Но изначально-то предполагалось, что в ту ночь брошенными окажутся очень многие. Записка могла предназначаться родителям и подругам Рози, всей Фейтфул-плейс.

В нашей бывшей спальне па всхрапнул, словно полузадушенный водяной буйвол; Кевин забормотал во сне и, повернувшись на бок, откинул руку и хлопнул меня по лодыжкам. За окнами ровно и тяжело лил дождь.

Я всегда стараюсь идти на шаг впереди возможных подлянок. Вот и теперь все выходные придется разрабатывать версию, что Рози так и не покинула Фейтфул-плейс живой.

Утром, как только удастся убедить семью Дейли, что для них лучше оставить чемоданчик в моих умелых руках и не вызывать полицию, нужно будет поговорить с Имельдой, Мэнди и Джули.

Ма поднялась часов в семь: за шумом дождя послышалось кряхтение пружин – она вылезала из кровати. По дороге на кухню ма остановилась на пороге гостиной и с минуту глядела на нас с Кевином, думая бог знает о чем. Я не поднимал век. Наконец она как-то странно шмыгнула носом и пошла дальше.

На завтрак стол ломился от яств: яичница, бекон, жареные сосиски, кровяная колбаса, жареные гренки, жареные помидоры. Ма явно на что-то намекала: то ли «гляди, мы и без тебя прекрасно живем», то ли «я по-прежнему надрываюсь ради тебя, хоть ты и не заслуживаешь», а может, и «если тебя хватит удар от всего этого, мы будем квиты». О чемоданчике не вспоминали; видимо, мы старательно изображали счастливый семейный завтрак, и меня это устраивало. Кевин уплетал за обе щеки и тайком бросал на меня взгляды через стол, как ребенок, изучающий незнакомца; па ел молча, только иногда всхрапывал, требуя добавки. Я одним глазом поглядывал в окно и обрабатывал ма.

Спрашивать в лоб не годилось, я бы только заработал головомойку: «Срочно понадобилось знать про Ноланов? А что с нами случилось за двадцать два года тебе наплевать, да?» – сполоснуть и повторить. Дорожка в мамин информационный банк лежит через переулок Неодобрения. Вчера вечером я успел заметить, что номер пятый выкрашен в чрезвычайно миленький оттенок розового, гарантирующий парочку взрывов негодования.

– Номер пятый неплохо отделали, – предоставил я ма возможность возразить.

Кевин посмотрел на меня, как на умалишенного.

– Выглядит, как будто телепузики сблевали, – сказал он, кусая гренок.

Ма поджала губы.

– Яппи, – сказала она, как поставила диагноз. – Оба работают в информационных технологиях, или как там это называется. Помощницу по хозяйству завели, представляешь? Иностранка, девица из России, что ли… Имечко у нее – не выговоришь. Сыночку только год, спаси Господи, а маму с папой он неделями не видит. Вообще не понимаю, зачем им ребенок.

Я вставлял ахи и охи в нужных местах.

– А Хэлли где теперь? И миссис Маллиган?

– Хэлли перебрались в Телла, когда владелец продал дом. Я вас пятерых одна подняла в этой самой квартире, без всяких помощниц по хозяйству. А эта фифа небось обезболивание затребовала, когда рожала… – Ма вылила еще одно яйцо на сковородку.

Па оторвался от сосисок.

– Ну ты даешь… – прохрипел он. – Миссис Маллиган померла тому уж пятнадцать лет. Ей восемьдесят девять стукнуло.

Это отвлекло ма от обезболенных яппи; смерти нравятся ей больше.

– А ну-ка, угадай, кто еще умер!

Кевин сделал большие глаза.

– Кто? – спросил я послушно.

– Мистер Нолан. Ни дня в жизни не проболел, а грохнулся прямо посреди обедни, сразу после причастия. Обширный инфаркт. Каково?

Спасибо, мистер Нолан: я получил шанс.

– Ужасно, – сказал я. – Упокой Господи. Я же в свое время гулял с Джули Нолан… А с ней что?

– В Слайго подалась, – сказала ма с мрачным удовлетворением, как будто город находился где-нибудь в Сибири, выгребла мученическую порцию яичницы на свою тарелку и присоединилась к нам за столом. Она уже здорово шаркала – больные суставы давали о себе знать. – В аккурат как фабрика переехала. А потом Джули на похороны заявилась: физиономия сморщенная, как у слона задница, все от солнечных ванн. Куда ты ходишь на мессу, Фрэнсис?

Па фыркнул.

– Когда как, – ответил я. – А Мэнди Каллен тут? Маленькая, темненькая такая, в Шая была влюблена…

– Они все по Шаю сохли, – улыбнулся Кевин. – Когда я подрос, начинал с девчонок, которые Шая упустили.

– Мелкие шлюховоды, вот вы кто! – сказал па с плохо скрытым одобрением.

– Посмотрите-ка на него, – хмыкнула ма. – Мэнди вышла за симпатичного парня с Нью-стрит, теперь она Мэнди Брофи; двое детей и машина. А наш Шай все профукал, не подсуетился вовремя. И ты, юноша… – Ма нацелилась вилкой в Кевина. – Если за ум не возьмешься, тем же кончишь.

Кевин уставился в тарелку.

– А что я? У меня все нормально.

– Рано или поздно придется остепениться, нельзя же всю жизнь хаханьки. Вон какой здоровый вымахал!

Я не уловил смысла этой перепалки и несколько встревожился – не от недостатка внимания, а от подозрений в излишней болтливости Джеки.

– Так Мэнди все еще тут? – спросил я. – Надо будет зайти, раз уж приехал.

– По-прежнему в девятом, – с готовностью отозвалась ма. – Мистер и миссис Каллен – в цокольном этаже, а Мэнди с семьей – в остальных двух, за родителями приглядывает. Такая замечательная девочка, маму в клинику возит, на обследование, каждую среду – это насчет костей, а по пятницам…

В ритмичный плеск дождя за окном вплелся какой-то посторонний звук. Я отключился от ма. Шаги приближались – и не одна пара ног; голоса. Я отложил нож и вилку и быстро шагнул к окну («Фрэнсис Мэки, прости Господи, что это еще за…») – словно не было всех этих лет; по улице шла Нора Дейли – вылитая сестра.

– Мешок для мусора где? – спросил я.

– Ты не доел, – рявкнула ма, ткнув ножом в сторону моей тарелки. – Я тут готовила, старалась! Сядь и доешь.

– Потом. Где у вас мешки для мусора?

Ма выпятила все свои подбородки, собираясь в бой.

– Не знаю, как ты теперь живешь, но в моем доме еду не разбазаривают. Вот доешь, потом будешь вопросы задавать.

– Ма, мне некогда. Дейли приехали. – Я вытянул ящик, где раньше обитали мешки для мусора, а теперь поселились кружевные салфеточки.

– Задвинь ящик! Командует, как будто живет тут…

Кевин, умница, опустил голову и молчал.

– А с чего ты взял, что Дейли захотят увидеть твою рожу? – поинтересовался па. – Они ведь наверняка считают, что ты во всем виноват.

– …Шарит тут без спросу…

– Наверняка, – согласился я, хлопая очередными ящиками. – Надо показать им чемоданчик, а на улице дождь, намочит. Да где эти дурацкие… – В шкафчике хранились промышленные запасы политуры.

– За языком следи! Распустился, от маминой еды нос воротит…

– Погоди-ка, – фыркнул па. – Надену ботинки и пойду с тобой. Очень хочется увидеть физиономию Мэтта Дейли.

А Оливия еще хотела, чтобы я окунул Холли во все это.

– Спасибо, не надо, – ответил я.

– Чем тебя на завтрак дома кормят, а? Икрой?

– Фрэнк! – Терпение Кевина истощилось. – Под раковиной.

Я открыл створки шкафчика и, слава Христу, обнаружил свой Грааль: рулон мешков для мусора. С мешком в руках я отправился в гостиную, по дороге обратившись к Кевину:

– Пойдешь со мной прогуляться?

Па сказал точно: Дейли не мои поклонники, но, если все осталось по-прежнему, перед Кевином не устоит никто.

Братишка отодвинул стул.

– Зашибенное спасибо, – сказал он.

В гостиной я аккуратно обернул чемоданчик мешком для мусора.

– Господи, – вздохнул я. Ма все еще продолжала («Кевин Винсент Мэки! Немедленно вернись и…»). – Как был дурдом, так и…

Кевин пожал плечами и натянул куртку.

– Вот мы уйдем, и они успокоятся.

– Кто вам позволил встать из-за стола?! Фрэнсис! Кевин! Вы слышите?

– Заткни пасть, – сказал па. – Я тут завтракаю, дай покоя.

Он не повысил голоса, но от одного этого звука у меня сжались челюсти. Кевин на миг зажмурился.

– Пошли отсюда, – сказал я. – Хочу догнать Нору, пока она не вошла в дом.

Я спустился по лестнице, держа чемоданчик на вытянутых руках, чтобы не тревожить улики понапрасну. Кевин придержал мне дверь. Улица была пуста; Дейли уже исчезли в номере третьем. Резкий порыв ветра толкнул меня в грудь, словно преграждая дорогу.

Сколько я помню, мои родители и Дейли ненавидели друг друга до глубины души – человек посторонний надорвет жилы, пытаясь разобраться в причинах. Когда мы с Рози только начали встречаться, я наводил справки, хотел понять, почему мистер Дейли от одной мысли обо мне взвивается под потолок, но мне удалось лишь скользнуть по поверхности. Частично сыграло роль то, что мужчины Дейли работали на гиннессовской пивоварне, оказываясь на голову выше остальных: солидная работа, льготы, хорошие возможности подняться. Папаша Рози ходил на курсы, поговаривал, что продвинется выше конвейера, и сейчас, как я узнал от Джеки, уже стал каким-то супервайзером, так что Дейли выкупили номер третий у домовладельца. Мои родители недолюбливали «воображал»; Дейли не терпели безработных алкоголиков и бездельников. Еще присутствовала зависть – ма нас пятерых родила запросто, а Тереза Дейли вымучила только двух девочек и ни одного сына для мужа; но если застрять на этой теме, то ма начинала распространяться о выкидышах миссис Дейли.

Ма и миссис Дейли временами общались: женщины предпочитают ненавидеть друг друга в ближнем бою, где можно подлить масла в огонь. А вот па с мистером Дейли пары слов друг другу не сказали, и дело тут не в проблеме безработицы или в акушерской зависти. Тем не менее время от времени па заливал глаза сверх обычного и, шатаясь, отправлялся мимо нашего дома прямо к номеру третьему. По дороге он сыпал проклятиями, пинал перила и с воем призывал Мэтта Дейли выяснить отношения по-мужски. Выходили ма и Шай – а если ма в эту ночь мыла офисы, то Кармела, Шай и я – и уговаривали папашу отправиться домой. Вся улица слушала, перешептывалась и наслаждалась, но Дейли никогда не открывал окно, никогда не включал свет. Самое трудное было вести па по лестнице – на виражах.

Мы пробились через дождь, и Кевин постучал в дверь номера третьего.

– Говорить будешь ты, – предупредил я.

– С чего это? – оторопел он.

– Сделай мне приятное. Объяснишь им, откуда эта штука, а я подхвачу.

Ему это, конечно, не понравилось, но наш Кев всегда рад угодить. Он только начал объяснять мне, что свою грязную работу я должен делать сам, как дверь открылась и на пороге возникла миссис Дейли.

– Кевин, доброе ут… – начала она, и, узнав меня, испуганно ойкнула, как будто икнула.

– Миссис Дейли, простите за беспокойство, – осторожно начал я. – Можно к вам на минуточку?

Она подняла руку к груди. Кев сказал правду насчет ее ногтей.

– Я не…

Каждый коп умеет пройти в двери мимо человека, которого одолевают сомнения.

– Как бы дождь не замочил, – сказал я, вильнув чемоданчиком. – По-моему, вам с мистером Дейли нужно взглянуть на это.

Кевин с несчастным видом проследовал за мной.