Текст книги "Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг"

Автор книги: Тана Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 153 (всего у книги 197 страниц)

21

Мы с Конвей не говорили о Холли. Держали ее имя между нами, как каплю нитроглицерина, и не смотрели друг на друга, делая то, что нужно было сделать: проводили Элисон к мисс Арнольд, попросили присмотреть за девочкой до завтра. Забрали у нее ключи от ящика для забытых вещей и выяснили, как долго вещи хранятся там, прежде чем их выбросят. Дешевые штучки в конце семестра отдавали в благотворительные организации, а вот ценное – МР3-плееры, телефоны – хранили неопределенное время.

В школе уже приглушили свет на ночь.

– Ты чего? – спросила Конвей, когда я дернулся от скрипа половицы.

– Ничего. – Недостаточно, пришлось уточнить: – Немного нервничаю.

– Почему?

Я не собирался объяснять, что из-за Фрэнка Мэкки.

– Да с лампочкой этой странно получилось. Вот и все.

– Что тут странного, черт побери. Здешней проводке сто лет в обед, эта хрень вообще может вспыхнуть в любую минуту. Что в этом странного-то?

– Да ничего. Разве только момент, когда это случилось.

– С моментом все просто: люди торчали в гостиной весь вечер, датчики движения все это время под напряжением, что-то перегрелось, и лампочка взорвалась. Все, блин, никаких проблем.

Я не собирался спорить, особенно там, где был с ней согласен, и она, видимо, это понимала.

– Да, ты, пожалуй, права.

– Точно. Я права.

Даже переругивались мы вполголоса – здесь все время казалось, что тебя могут услышать и в любую секунду на тебя кто-нибудь выскочит из-за угла. Каждый звук, взмывавший к извивам высоченной лестницы, оседал где-то в глубоких тенях над нашими головами. Над входной дверью светилось голубым арочное окно в изящном переплете.

Ящик для находок – старый, черный, металлический – стоял в углу фойе. Я вставил ключ – как мог осторожно, чувствуя себя ребенком, пробравшимся в запретную комнату, источая адреналин, – и выдвинул дно. На меня обрушился ворох барахла: кардиган, пропахший выдохшимися духами, плюшевый котенок, книжка, сандалия, транспортир.

Перламутрово-розовый телефон выпал последним. Сегодня утром, входя в школу, мы прошли мимо него.

Я надел перчатки, будто бы там можно было найти отпечатки. Конечно, ничего подобного. Ни снаружи, ни внутри, ни на сим-карте, ни на аккумуляторе – все стопроцентно окажется начисто вытерто.

– Отлично, – мрачно констатировала Конвей. – Дочь копа. Прекрасно.

– Все же не факт, что это дело рук Холли, – осмелился я после паузы.

Прозвучало глупо и жалко, неубедительно даже для меня. Конвей дернула бровью:

– Ты так не думаешь?

– Она могла покрывать Джулию или Ребекку.

– Могла, но нет ничего, подтверждающего эту версию. Все остальные факты свидетельствуют против любой из них, а вот наша единственная реальная улика указывает прямо на Холли. Она терпеть не могла Криса. И, насколько я успела ее узнать, она очень решительный человек, независимый, у нее есть мозги и воля. Из нее получился бы отличный убийца.

Хладнокровная Холли, утром, в отделе нераскрытых преступлений. Блестяще точные ответы на допросе, а в финале, резко меняя тему, комплименты мне. Всё под контролем.

– Если я что-то упустила, поправь.

– Зачем приносить мне ту записку с доски?

– Этого я не упустила. – Конвей вытряхнула еще один пакет для улик, расправила его на крышке ящика и начала подписывать. – У нее железные яйца, я так скажу. Она понимала, что рано или поздно кто-нибудь явится к нам, и решила, что если это будет она сама, это исключит ее из списка подозреваемых, – и ведь сработало. Если тебя ждут неприятности, лучше выйти им навстречу и встретить лицом к лицу, а не совать голову в песок, надеясь, что тебя не найдут. Я поступила бы точно так же.

Какое лицо было у Холли днем в коридоре, когда Элисон билась в истерике, она сканировала толпу. Вычисляла убийцу, подумал я тогда. Мне и в голову не приходило, что искала стукача.

– Не слишком ли много выдержки для шестнадцати лет?

– И что? Думаешь, у нее духу не хватило бы?

На такое ответить нечего. До меня вдруг дошло, даже язык к гортани примерз: Конвей с самого начала имела Холли в виду. В тот самый миг, когда я появился на пороге их отдела, полный энтузиазма, с карточкой в руках и с рассказом на устах, она уже начала подозревать.

– Я не утверждаю, что она точно все провернула самостоятельно, – сказала Конвей. – Мы же обсуждали, она могла действовать в компании с Джулией и Ребеккой, да вообще это могли сделать все четверо. Но что бы там ни произошло, Холли в этом дерьме по самое не балуйся.

– Я и не говорю, что она ни при чем. Просто стараюсь оставаться объективным.

Конвей закончила оформлять пакет и выпрямилась, разглядывая меня.

– Ты со мной согласен. Тебе просто не нравится, что твоя Холли тебя обдурила.

– Она не моя.

Конвей молча протянула мне пакет, чтобы я опустил в него телефон. Застегнула.

– Если ты не сможешь участвовать в допросе, скажи сейчас.

– С чего бы вдруг? – сумел произнести я ровным тоном.

– Нам придется привлечь ее отца.

Никаких уловок; тут уж не скрыть, что Холли – подозреваемая. Даже самый тупой детектив не купился бы. А отец Холли не тупой.

– Да. И что?

– Поговаривают, что Мэкки однажды оказал тебе услугу. Я не приматываюсь, каждый справляется как умеет. Но если вы с ним типа друзья-приятели или ты ему обязан, тогда ты не тот парень, который может допрашивать его дочь по делу об убийстве.

– Я ничего не должен Мэкки, – сказал я. – И он мне не приятель.

Конвей молча ждала.

– Прошло несколько лет с тех пор, как я с ним вообще разговаривал. Однажды я был ему полезен, он с тех пор считает, что должен мне, и хочет, чтобы все вокруг знали, что он в случае чего в долгу не останется. Вот и все. Точка.

– Вот как, – покачала головой Конвей. Может, была удовлетворена, а может, прикинула, что Мэкки станет сговорчивее, имея рядом союзника. Она уложила пакет в сумку, к остальным уликам. – Я с Мэкки не знакома. Будет он капать на мозги, а?

– Будет, – обнадежил я. – Непременно. Не думаю, что он тут же погонит Холли домой и велит обращаться к его адвокату; нет, он не из таких. Он, конечно, будет нам мешать, но исподтишка, и не отстанет – во всяком случае, пока не поймет, что мы добились реальных результатов. Он заставит нас говорить и говорить, а сам тем временем попытается сообразить, что у нас есть на его дочь и на чем нас можно поймать.

Конвей кивнула:

– Ясно. Есть его номер?

– Да.

Следующие несколько секунд я жалел, что не сказал "нет", но Конвей ограничилась нейтральным:

– Набери его.

Мэкки ответил почти сразу:

– Стивен, мальчик мой! Сколько лет, сколько зим.

– Я сейчас в Святой Килде, – сразу прервал его я.

Воздух мгновенно сгустился в острие кинжала.

– И что случилось?

– С Холли все в порядке, – поспешил успокоить я. – И вообще все нормально. Нам просто нужно побеседовать с ней, и мы подумали, что ты захочешь присутствовать.

Молчание.

– Не смей говорить ей ни слова, пока я не приехал, – после паузы сказал Мэкки. – Ни одного слова. Понял?

– Понял.

– Смотри не забудь. Я неподалеку, буду через двадцать минут. – И повесил трубку.

– Он будет через пятнадцать минут, – сообщил я Конвей. – Нам нужно подготовиться.

Конвей захлопнула крышку ящика. Резкий лязг железа ворвался в самую гущу теней и медленно растаял.

Громко, обращаясь к темным сводам, Конвей объявила:

– Мы будем готовы.

Маккенна выскочила из гостиной на первый же стук Конвей, словно ждала за дверью. Долгий рабочий день и лампы дневного света в коридоре не красили ее. Прическа по-прежнему в идеальном порядке, и на дорогом костюме ни морщинки, но изысканный незаметный макияж местами собрался комочками, а кое-где просто стерся. Морщины с утра стали глубже, поры на коже зияли, как оспины. В руках она держала телефон: все еще пыталась сохранить контроль над ситуацией, судорожно латая расползающуюся по швам реальность.

Она была в ярости:

– Не знаю, включает ли стандартная процедура дознания доведение свидетелей до нервного срыва…

– Ну это же не мы держали толпу подростков взаперти целый день, – возразила Конвей. – Уютная комнатка и все такое, но через несколько часов они начали бы сходить с ума даже в самых изысканных интерьерах. На вашем месте я предоставила бы им возможность размять ноги перед сном, если не хотите, чтобы среди ночи они опять забились в истерике.

От возмущения Маккенна чуть прикрыла глаза, потом процедила:

– Благодарю за совет, детектив, но, полагаю, вы уже закончили свои дела здесь. Девочек держали взаперти, чтобы вы могли при необходимости побеседовать с ними, но теперь необходимость миновала. Соблаговолите покинуть школу.

– Невозможно, увы, – спокойно ответила Конвей. – Нам нужно перекинуться парой слов с Холли Мэкки. Вот только папу ее дождемся.

Маккенна возмущенно вскинулась:

– Я позволила вам общаться с девочками наедине только для того, чтобы избежать вмешательства родителей. Их присутствие сейчас лишь усложнит ситуацию и для вас, и для школы…

– Отец Холли все равно узнает обо всем не позднее завтрашнего утра, как только появится на работе. Не переживайте: не думаю, что он ринется обзванивать школьных мамочек, чтобы поскорее разнести свежие сплетни.

– Да, но неужели так необходимо беседовать с ней именно сегодня вечером? Как вы разумно заметили, девочки испытали за сегодня более чем достаточно. Утром…

– Мы можем поговорить с Холли в главном здании. Перестанем докучать вам, а остальные девочки смогут вернуться к своим обычным делам. Как насчет художественной мастерской?

Маккенна превратилась в одну сплошную манишку – выпятила грудь, как голубь-дутыш, губы пропали окончательно.

– Отбой без четверти одиннадцать. Надеюсь, к тому времени Холли – и остальные ученицы – уже будут в своих кроватях. И если у вас еще останутся вопросы к кому-либо из них, полагаю, они смогут подождать до завтрашнего утра. – Дверь гостиной захлопнулась у нас перед носом.

– Тебе такое обхождение, наверное, нравится, – фыркнула Конвей. – Ни фига не волнуется, что ее могут арестовать за препятствие следствию; это ее территория, она здесь босс.

– А почему в художественной мастерской? – спросил я.

– Чтобы она все время думала про ту записку на доске, вспоминала, что есть еще кто-то, кому все известно. – Конвей стянула резинку с той пряди, что еще оставалась от туго уложенного утром узла. Прямые густые волосы рассыпались по плечам. – Начнешь ты. Добрый Полицейский, милый и ласковый, не наезжает на девочку, не угрожает ее папе. Просто излагаешь факты: она выходила в парк по ночам, она знала про Криса и Селену, она недолюбливала Криса. Постарайся уточнить детали: почему она его недолюбливала, обсуждала ли это с подругами. Когда понадобится Злой Полицейский, вступлю я.

Несколько стремительных движений руками, щелчок резинки – и аккуратный узел вновь на месте, гладкий и блестящий, как отполированный мрамор. Плечи выпрямились; куда только подевался измочаленный вид. Конвей была готова к бою.

Открылась дверь гостиной. Холли на пороге, Маккенна за ней.

Волосы стянуты в хвост, джинсы, бирюзовое худи, рукава закрывают кисти. Я запомнил ее дерзкой, яркой, уверенной, но куда что делось. Бледная, повзрослевшая лет на десять, глаза погасшие, как будто кто-то встряхнул шарик с ее чудным игрушечным миром и там теперь все кувырком. Она была так уверена, что все делает правильно, а внезапно выяснилось, что все не так просто.

Я похолодел. На Конвей смотреть не хотелось. Да и нужды не было, я знал, что она увидела то же самое.

– Что происходит? – спросила Холли.

Вспомнил ее девятилетней, оторопевшей от собственной отваги, такой трогательной, что сердце разрывается.

– Твой отец сейчас приедет. Он предпочел бы, чтобы мы без него не начинали.

Глаза моментально вспыхнули. Холли гневно вскинула голову:

– Вы звонили моему папе? Да ладно!

Я промолчал. Оценив выражение моего лица, Холли тоже умолкла. И спряталась за внешним равнодушием, бесхитростная и одновременно хитроумная.

– Спасибо, – бросила Конвей Маккенне. А мне и Холли: – Пойдемте.

Тот самый длинный коридор, по которому мы шли сегодня утром в поисках Тайного Места. Тогда здесь было солнечно и оживленно; сейчас, в сумерках, – Конвей прошла мимо выключателя, не обернувшись, – он казался бесконечным. В призрачном вечернем свете мы отбрасывали странные тени. Наши с Конвей тянулись длинными пятнами по обе стороны от стройной веточки Холли, как стражники, конвоирующие заложника. Эхо наших шагов грохотало армейскими ботинками.

Тайное Место. Оно, казалось, слегка пульсировало, но чуть заметно, безудержная трескотня и кипение страстей унялись. Лишь едва уловимый шелест приглушенных шепотов, умоляющих выслушать их. Появилась новая открытка, с изображением одной из живых позолоченных скульптур, которых полно на Графтон-стрит, и надписью: ОНИ МЕНЯ ПУГАЮТ!

Художественная мастерская. Тоже лишенная утренней свежести и оптимистичных солнечных бликов. Верхний свет оставлял углы затененными; зеленые столы в комках глины; клочки бумаги, брошенные Конвей под стул, так и валялись там. Видимо, Маккенна отменила сегодня уборку. Задраила люки, убрала сходни, всё под контролем.

За высоким окном взошла луна, полная и яркая на блекло-синем фоне. Ткань, закрывавшая утром чье-то произведение на соседнем столе, была убрана. Под ней оказался макет школы в миниатюре – сказочный замок, украшенный завитушками из тончайшей медной проволоки.

– Значит, над этим проектом вы работали вчера вечером? – спросил я.

– Да.

При ближайшем рассмотрении он казался почти призрачным, непонятно, на чем вообще держался. Стены едва обозначены несколькими проволочными линиями, сквозь них можно рассмотреть проволочные парты, доски из лоскутков, исписанные микроскопическими словами, проволочные кресла, уютно расставленные у камина, в котором тлеют бумажные угольки. Зима; снег лежит на коньке крыши, у подножия колонн и на бутылочных изгибах опор балюстрады. Позади здания занесенный снегом газон словно уходит в бесконечность, скрывая грань между макетом и реальностью.

– Это здесь, да?

Холли подошла ближе, нерешительно, словно опасалась, что я сейчас разнесу макет вдребезги.

– Это Килда сто лет назад. Мы выяснили, как она выглядела – старые фото, все такое, – и построили вот это.

Спальни: крошечные проволочные кровати, кусочки салфеток – постели. В том крыле, где пансион и живут монахини, в окнах висят свитки пергамента размером с ноготь, на нитях, тонких, как паутина.

– А что это за бумага? – Свитки заколыхались от моего дыхания.

– Имена тех, кто жил тут на момент переписи 1911 года. Мы, разумеется, не знаем точно, кто был в какой комнате, но известей их возраст и порядок, в котором они записаны. Логично предположить, что подруги в списке идут одна за другой, потому что сидели бы вместе. Одну девочку звали Гепзиба Клоуд.

Конвей расставляла стулья вокруг одного из длинных столов. Первый для Холли. Второй, в шести футах от него, для Мэкки. Она таскала мебель, грохоча и оставляя следы на линолеуме.

– Чья это была идея?

– Общая, – пожала плечами Холли. – Мы болтали однажды про девочек, которые учились здесь сто лет назад, – о чем они думали, похожи были на нас или нет, ну все такое. Кем они стали, когда выросли. Не появляются ли здесь их призраки. А потом придумали проект.

Стул напротив Холли – для меня. Бабах. Стул напротив Мэкки – для Конвей. Бум.

Над главной лестницей свисали четыре крохотных свитка.

– А это кто?

– Гепзиба и ее подруги. Элизабет Бреннан, Бриджет Марли и Лилиан О’Хара.

– И что с ними случилось?

Холли задумчиво тронула свитки кончиком пальца, осторожно просунув его между проволочек.

– Мы даже не уверены, что они были подругами, – глядя, как вращаются свитки, проговорила она. – Может, они люто ненавидели друг друга.

– Очень красиво.

– О да. – От Конвей это прозвучало предостережением. – Безусловно.

– Шикарно вы тут устроились, – голос от дверей.

Мэкки. Покачивается на каблуках, ярко-голубые глаза внимательно изучают комнату, руки в карманах коричневой кожаной куртки. Почти не изменился с тех пор, как мы впервые встретились. В свете флуоресцентных ламп морщинки вокруг глаз стали чуть заметнее, проседь гуще в каштановых волосах, но и только.

– Привет, малышка. Как жизнь?

– О’кей, – отозвалась Холли. Она была почти рада ему, что вообще неплохо для родителя шестнадцатилетней девушки. И здесь мало что изменилось: Мэкки с Холли были отличной командой.

– О чем вы тут болтаете?

– О нашем проекте. Не волнуйся, пап.

– Ну надо же мне убедиться, что ты не превратила в фарш этих милых людей, пока меня не было рядом, чтобы защитить их. – Мэкки обернулся ко мне: – Стивен. Давно не виделись. – Он шагнул вперед, протянул руку. Твердое рукопожатие, дружеская улыбка. По крайней мере, для начала мы делаем вид, что всё тип-топ, мы все друзья и все на одной стороне.

– Спасибо, что приехал, – сказал я. – Постараемся не задержать вас надолго.

– Детектив Конвей. Рад познакомиться, много слышал о вас хорошего. Фрэнк Мэкки. – Такая улыбка предполагала ответную, но не в случае Конвей. – Давайте отойдем в сторонку, введете меня в курс дела.

– Вы здесь не в качестве детектива, – сразу расставила все точки Конвей. – С этим мы справляемся. Спасибо.

Мэкки чуть удивленно подмигнул мне, кивнув в сторону Конвей: какая муха ее укусила? Я не решился улыбнуться в ответ – с Мэкки никогда не знаешь, что он использует как компромат. Моя заторможенность, похоже, позабавила его еще больше.

– Тогда, – обратился он к Конвей, – если я здесь только как отец, я бы хотел по-быстрому переговорить с дочерью.

– Нам пора начинать. Поболтаете в перерыве.

Мэкки не стал спорить, и Конвей, вероятно, решила, что в этом раунде победа за ней. Он прошелся по комнате, мимо стула, который мы для него приготовили, поглазел на проекты. Потрепал Холли по волосам.

– Холли, детка, сделай одолжение. Перед тем как отвечать на вопросы этих милых детективов, расскажи вкратце, что тут происходит.

Попытайся мы одернуть девочку, и мирная атмосфера будет мгновенно разрушена. Судя по взгляду Конвей, она начинала понимать, что я имел в виду, говоря о Мэкки.

– Сегодня утром, – начала Холли, – я нашла фотографию на Тайном Месте. Снимок Криса Харпера с подписью "Я знаю, кто его убил". Я отнесла ее Стивену, и детективы провели здесь целый день. Они все время допрашивают всех нас и идиоток Джоанны Хеффернан, так что, видимо, сузили круг подозреваемых до нас восьми. В смысле, из тех, кто мог повесить эту карточку.

– Интересно, – протянул Мэкки. Наклонился над макетом школы, разглядывая его под разными углами. – Ну надо же. А еще чьих-нибудь родителей вызвали?

Холли помотала головой.

– Просто из уважения к коллеге, – пояснила Конвей.

– Как мило, я почти растроган. – Мэкки взгромоздился на подоконник, устроился, покачивая одной ногой. – Ты же помнишь правила, детка, да? Отвечай только на те вопросы, на какие хочешь; не хочешь – не отвечай. Если пожелаешь посоветоваться со мной, прежде чем отвечать, я к твоим услугам. Если какие-то вопросы тебя задевают или тебе неловко на них отвечать, сразу говори мне, и мы тут же линяем. Так пойдет?

– Пап, – устало вздохнула Холли, – я в порядке.

– Я знаю. Просто излагаю базовые правила, чтобы всем было ясно, – подмигнул он мне. – Чтобы все оставалось мирно и спокойно, правильно ведь?

Конвей повернулась к Холли:

– Ты имеешь право хранить молчание, но все, что ты скажешь, будет запротоколировано и может быть использовано в качестве доказательства. Ясно?

Когда произносишь стандартное предупреждение, обычно стараешься сделать это непринужденно, не усложняя, но настроение в комнате всегда меняется. По лицу Мэкки ничего не поймешь. Холли нахмурилась: это было что-то новое.

– Что?..

– Ты скрыла от нас важную информацию. Мы вынуждены подстраховаться.

Я сел напротив Холли. Протянул руку к Конвей. Она подтолкнула мне пакет для улик, с найденным в ящике телефоном.

Я передал Холли пакет:

– Ты видела это раньше?

Секунда замешательства; потом лицо Холли прояснилось:

– Да, это телефон Элисон.

– Нет. У нее такой же, но это не он.

– Тогда я не знаю чей, – пожала она плечами.

– Я спросил не об этом. Я спросил, видела ли ты его раньше.

Еще более озадаченный взгляд, медленное покачивание головой:

– Вряд ли.

– У нас есть свидетель, – сказал я, – который видел, как ты бросила его в ящик для потерянных вещей на следующий день после смерти Криса Харпера.

Ошарашена, абсолютно сбита с толку; но потом догадка озарила лицо Холли:

– Бог мой, так вот вы о чем! Я совсем забыла. Ну конечно. У нас было внеочередное собрание тем утром, Маккенна толкнула грандиозную речь про трагедию, про как надо помогать полиции и все такое. – Она показала пальцами болтающий рот. – Потом мы вышли в фойе, и этот телефон валялся на полу. Я подумала, что Элисон его уронила, но ее не было видно поблизости; вокруг шумели, все рыдали и обнимались, учителя пытались угомонить нас и отправить обратно по классам… И я просто сунула телефон в ящик. Решила, что Элисон сама его найдет, не мои проблемы. Но если это не ее, тогда чей?

Безупречно, даже лучше, чем правда. И – до чего же умная девочка – ее история позволяет включить в предполагаемый круг владельцев телефона практически всю школу. Судя по унылому виду Конвей, она пришла к тем же выводам.

Я забрал телефон, отложил в сторонку, до времени. Не стал отвечать на вопрос Холли, но она и не настаивала.

– Джулия и Селена, наверное, уже рассказали тебе: мы знаем, что в прошлом году вы гуляли по ночам, – продолжил я.

Холли коротко глянула на отца.

– Насчет меня не волнуйся, – ласково улыбнулся тот. – Срок исковой давности для того дела уже истек. Все нормально.

Она обернулась ко мне:

– И что?

– Чем вы занимались в парке?

– А зачем вам это знать? – вздернула она подбородок.

– Да ладно тебе, Холли. Ты же понимаешь, я должен спросить.

– Просто тусили. Болтали. Устраивает? Не кололись, не устраивали групповухи или чем там, по-вашему, сейчас занимается молодежь. Раз-другой у нас была банка пива или сигареты. О боже, какой ужас.

– Курить нельзя, – строго сказал Мэкки. – Что я тебе говорил насчет курения? – Но в ответ на предупреждающий взгляд Конвей он примирительно вскинул руки: да-да, ответственный папочка, который больше ни за что не станет вмешиваться в серьезный разговор.

Я не реагировал на их пантомиму.

– Вы встречались там с кем-нибудь? С мальчиками из Колма, например?

– Господи, нет, конечно! Нам и днем хватает этих дебилов.

– То есть, – недоуменно пожал я плечами, – получается, вы делали примерно то же самое, что запросто можно делать и в комнате или в дневное время в парке. К чему тогда такие сложности, да еще с риском вылететь из школы?

– Вы не поймете.

– Ну я постараюсь.

Шумный раздраженный вздох.

– Потому что в темном парке разговаривать лучше, вот к чему. И потому что вы, наверное, никогда не нарушали школьных правил, но не всем нравится хорошо себя вести и быть послушными. Так понятно?

– В этом есть смысл, – согласился я. – Я понял.

Поднятый большой палец:

– Клево. Молодец.

Впереди еще года четыре сложного возраста. Не завидую Мэкки.

– Тебе известно, что Селена встречалась в парке с Крисом Харпером. Так?

Холли тут же нацепила маску типичного подростка – отсутствующий взгляд, оттопыренная нижняя губа. Сразу стала похожа на дурочку с переулочка, но я на это не повелся.

– У нас есть доказательства.

– Вы прочли про это в любимом таблоиде? Сразу после "Роберт Паттинсон и Кристен Стюарт снова расстались"?

– Полегче, – пробормотал Мэкки, не поднимая головы; Холли выразительно закатила глаза.

Она вела себя как стерва, потому что, по той или иной причине, была напугана. Я наклонился вперед, поближе к ней, чтобы она вынуждена была взглянуть мне в глаза.

– Холли, – тихо проговорил я, – сегодня утром ты не случайно пришла именно ко мне. Потому что я никогда не вел себя как болван и не разговаривал с тобой снисходительно, и ты думала, что я смогу понять больше, чем прочие. Верно?

– Ну да, – дернула она плечом.

– Тебе придется с кем-то поговорить об этом деле. Ты, конечно, с радостью вернулась бы к подружкам и сделала вид, что ничего не случилось, – и я понимаю твое желание, – но такой возможности нет.

Холли развалилась на стуле, скрестив руки, глаза в потолок, как будто я наскучил ей до чертиков. Она и не думала мне отвечать.

– Ты понимаешь это не хуже, чем я. Можешь поговорить со мной, можешь – с кем-нибудь другим. Если выберешь меня, я постараюсь оправдать твои ожидания. Прежде я тебя, кажется, не подводил.

Пожимает плечами.

– Ну так как – будешь общаться со мной или предпочитаешь кого-то другого?

Мэкки смотрел на меня исподлобья, но молчал, явно неодобрительно. Холли опять пожала плечами:

– Да какая разница. Давайте с вами. Мне все равно.

– Отлично, – улыбнулся я, – мол, теперь мы команда. Подвинул стул чуть ближе к столу, готов к работе. – Итак, вот какая ситуация. Селена уже рассказала нам, что встречалась с Крисом Харпером. Рассказала, что у нее был телефон – по описанию вот точно такой, – по которому она переписывалась с Крисом. Мы получили записи звонков и тексты сообщений, в которых они назначали ночные свидания. (Холли испуганно подняла на меня глаза, не сдержалась. Не знала, что у нас есть такие возможности.) Так что нам это и так уже известно, тут ты нам не скажешь ничего нового. Я прошу только подтвердить. Итак, еще раз: ты знала, что Селена встречалась с Крисом?

Взгляд на Мэкки. Он кивнул.

– Да, – сказала она. Куда только подевались разом все подростковые выходки. Взрослый голос. Ситуация сложнее, девушка осторожнее. – Я знала.

– Когда ты об этом узнала?

– Прошлой весной. Примерно за две недели до смерти Криса. Но к тому моменту у них уже все кончилось. Они больше не встречались.

– Откуда ты узнала?

Теперь Холли сама смотрела мне в глаза, холодно и сдержанно. Руки сложила на столе.

– Иногда, – сказала она, – я не могу уснуть, если слишком жарко. Однажды ночью была страшная духота, я с ума сходила, пытаясь отыскать хоть клочок прохладной простыни, но потом подумала: может, если полежать неподвижно, удастся заснуть? И замерла. Не помогло, но Селена, наверное, решила, что я наконец уснула. Я услышала, что она ворочается, и подумала: может, она тоже мается и мы могли бы поболтать — и открыла глаза. Она держала в руках телефон – я видела, как экран светится, – и вся согнулась над ним, как будто хотела спрятать от всех. Она не писала, не читала сообщения, просто держала, и все. Как будто ждала чего-то.

– И тебе стало любопытно.

– Последнее время с Лени что-то было не так. Она всегда спокойная, что бы ни случилось. Невозмутимая. Но незадолго до той ночи она стала… – Маска сдержанности дрогнула, Холли вспоминала. – Как будто с ней произошло нечто жуткое. Иногда казалось, что она либо долго ревела, либо готова расплакаться. Заговоришь с ней, а она через минуту переспрашивает: "Что?" – как будто ни слова не слышала. Короче, она была не совсем в себе.

– И ты беспокоилась о ней, – кивнул я.

– Да я дико беспокоилась. Я точно знала, что в школе ничего такого не случилось, потому что мы все время проводили вместе и были бы в курсе. – Кривая усмешка. – Но вот дома, на выходных, – родители Селены разведены, и оба они странные. Мать и отчим устраивают стремные тусовки, а родной отец привечает у себя всяких придурочных хиппи… Я подумала, может, там что-то произошло.

– Ты с кем-нибудь говорила об этом? Вдруг у Джулии или Ребекки были свои предположения?

– Да, я пыталась поговорить с Джулией, но она только твердила: "Блин, не устраивай трагедии, у всех бывает разное настроение, как будто у тебя не бывает. Дай ей пару недель, все образуется". Потом я пыталась обсудить это с Беккой, но Бекка очень плохо переносит, когда с нами что-то не так. Она до того переполошилась, что в итоге мне пришлось ее успокаивать и сказать, что мне просто показалось.

Она говорила буднично и безучастно, но лицо то и дело затуманивалось, как облачком накрывало; сероватое облачко печали и тоски по утраченному. Так неожиданно, что я растерялся. Она словно повзрослела, словно поняла нечто важное.

– И Бекка тебе поверила? А сама она ничего странного в Селене не заметила?

– Нет. Бекка… она такая простодушная. Уверена, что если мы есть друг у друга, то автоматически все прекрасно. Ей и в голову не могло прийти, что Селена устроена иначе.

– То есть Джулия и Ребекка тебе ничем не помогли, – констатировал я. – А с Селеной ты разговаривала?

– Пыталась. Но Лени большая мастерица уклоняться от общения, когда не расположена беседовать. Она просто делает такой вид, типа не от мира сего, и все, разговор окончен. Я толком и спросить не сумела, что происходит.

– И что ты сделала?

Вспышка раздражения:

– Ничего. Ждала и присматривала за ней. А что я должна была делать?

– Понятия не имею, – миролюбиво сказал я. – И когда ты увидела тот телефон, то подумала, что он имеет отношение к происходящему с Селеной?

– Ну, для этого не надо быть знаменитым детективом. Я подглядывала вот так, – Холли прищурилась, – и проследила, куда она убрала потом телефон. Точно не разглядела, но куда-то сбоку кровати. На следующий день я отпросилась с урока, сбегала в нашу комнату и нашла его.

– И прочла сообщения.

Холли задергала коленкой. Я ее раздражал.

– Да, и что? И вы бы так поступили, если бы ваш друг оказался в таком положении.

– Ты, вероятно, была потрясена.

Закаченные глаза:

– С чего бы?

– Крис – не тот бойфренд, которого я хотел бы для лучшей подруги.

– Естественно. Если только ваша лучшая подруга не предпочитает малолеток.

Мэкки усмехался, даже не пытаясь скрыть.

– И что ты сделала потом?

– Э, ну я же сказала! – Вздернутый подбородок. – Что я должна была делать? Подарить ей куклу вуду Криса и пачку булавок? Я не волшебница. Не могла взмахнуть палочкой и сделать ее счастливой.

Больное место. А я еще и надавил посильнее:

– Ты могла написать ему, чтобы оставил ее в покое. Или назначить встречу, чтобы сказать это ему в лицо.

Холли фыркнула:

– А смысл? Крис меня недолюбливал – знал, что я не куплюсь на его слюняво-щенячьи штучки, то есть никаких шансов залезть ко мне в лифчик, а значит, я злобная стерва, и он не стал бы со мной даже разговаривать, не то что выполнять мои просьбы.

– Эй, малявка. Никто не посмеет лезть к тебе в лифчик до свадьбы, – встрял с подоконника Мэкки.

– У меня просто в голове не укладывается, что ты ничего не предприняла, – сказал я. – Твоя лучшая подруга несчастна из-за парня. А ты просто типа: а, ладно, бывает, пускай привыкает? Серьезно?

– Яне знала, что делать! Я и так уже чувствую себя полным дерьмом, спасибо, не надо рассказывать мне, какая я хреновая подруга.

– Ты могла обсудить проблему с Джулией и Ребеккой, выработать какой-нибудь план втроем. Примерно таких действия я от тебя ожидал бы. Если вы такие близкие подруги, как ты говоришь.