Текст книги "Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг"

Автор книги: Тана Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 97 (всего у книги 197 страниц)

Задняя дверь номера шестнадцатого, распахнутая в черноту, беспокойно скрипела под порывами ветра. Я стоял на пороге, глядя на мутный снежно-голубой свет звезд и на пар от моего дыхания в морозном воздухе. Если бы я и верил в привидения, этот дом разочаровал бы меня навсегда: ему-то полагалось кишеть ими – привидения просачивались в стены, носились в воздухе и шуршали, причитая, в каждом углу. Никогда прежде я не ощущал подобной пустоты – пустоты, от которой дух захватывало. За чем бы я ни пришел сюда – Снайпер, предсказуемая душа, наверняка назвал бы это «очищением» или еще каким-нибудь дерьмом, – здесь этого не было. Несколько снежинок влетели внутрь дома, полежали пару мгновений на половицах и растаяли.

Я подумывал унести что-нибудь с собой или оставить что-нибудь на память – просто так, но оставлять было нечего, а брать ничего не хотелось. Я вытащил из сорняков пустой пакет из-под чипсов, сложил его и подсунул в дверь, чтобы не открывалась. Затем перелез через стену и пошел дальше.

В этой комнате наверху я, шестнадцатилетний, впервые дотронулся до Рози Дейли. Наша компания собралась летним вечером в пятницу, прихватив с собой пару больших бутылок дешевого сидра, полную пачку сигарет и пакет клубничных леденцов. В каникулы мы подрабатывали на стройках – я, Живчик Хирн, Дес Нолан и Джер Брофи, – так что были парни загорелые, мускулистые и при деньгах, смеялись громко и от души, кичились новоприобретенной мужественностью и рассказывали захватывающие истории с работы, чтобы поразить девчонок. Девчонки – это Мэнди Каллен, Имельда Тирни, сестра Деса Джули и Рози.

Месяц за месяцем Рози превращалась в мой тайный магнитный полюс. По ночам я лежал в постели и чувствовал, как она, через кирпичные стены и за булыжной мостовой, своими снами медленно поворачивает меня к себе. Ее близость волновала так, что дух захватывало, – мы все сидели у стен, и мои ноги лежали совсем рядом с ногами Рози; пошевелись я хоть чуть-чуть, моя голень прижалась бы к ее голени. Даже не глядя на Рози, я кожей чувствовал каждое ее движение, знал, когда она убирала прядь волос за ухо или двигалась вдоль стены, подставляя лицо солнцу. А уж если я смотрел на Рози, у меня мозги заклинивало.

Джер растянулся на полу, изображая перед девчонками в лицах историю, «основанную на реальных событиях», – мол, он одной рукой поймал стальную балку, которая собиралась грохнуться с третьего этажа на чью-то голову. Нас всех слегка вело – от сидра, никотина и компании. Мы знали друг друга с пеленок, но в то лето все менялось с невообразимой быстротой. Пятна румян краснели на пухлых щечках Джули, Рози надела новый серебряный кулон, который сверкал на солнце, у Живчика голос наконец закончил ломаться; и все мы пользовались дезодорантом.

– …И этот тип говорит мне: «Сынок, если бы не ты, я бы не ушел сегодня домой на своих двоих…»

– Знаете, чем пахнет? – спросила Имельда, ни к кому особенно не обращаясь. – Хреном. Замечательная свеженькая хреновина.

– Ну уж хрен ты всегда узнаешь, – ответил ей Живчик улыбаясь.

– Помечтай. Если твой узнаю, то с собой покончу.

– Это не хреновина, – возразил я. – Я рядом стоял, все видел. И скажу вам, девчонки, этот парень – самый настоящий герой.

– Герой, как же! – Джули подпихнула Мэнди локтем. – Поглядите на него. Он и мячик-то не поймает, какая там балка.

Джер напряг бицепс.

– На, пощупай – и повтори.

– Неплохо… – Приподняв бровь, Имельда стряхнула пепел в пустую банку. – А теперь пекторальные покажи.

Мэнди взвизгнула:

– Ты свинья!

– Сама ты свинья, – сказала Рози. – Пекторальные – это грудные мышцы. А ты что подумала?

– Откуда ты такие слова знаешь? – поинтересовался Дес. – Я вот никогда не слышал ни про какие пекторальные.

– От монашек, – ответила Рози. – Они нам картинки показывали и рассказывали. По биологии.

Дес на пару мгновений застыл; потом до него дошло, и он швырнул в Рози леденец. Она легко поймала конфету, бросила ее в рот и засмеялась. Мне жутко хотелось врезать Десу, но подходящего предлога не нашлось.

Имельда улыбнулась кошачьей улыбкой Джеру.

– Ну, так мы их увидим или нет?

– Это вызов?

– Ага. Давай.

Джер подмигнул нам. Потом встал, повел бровями на девчонок и начал сдвигать футболку вверх по животу. Мы все завыли; девчонки начали прихлопывать. Джер стянул футболку, крутанул ее вокруг головы, бросил в девчонок и изобразил культуриста.

Девчонки хохотали так, что уже не могли хлопать. Они все сбились в угол, положив головы друг другу на плечо, и держались за животы.

– Ну ты зверь… – Имельда утерла слезы.

– Господи, у меня грыжа вылезет, – сказала Рози.

– Это не пекторальные, – задыхалась Мэнди. – Это сисечки!

– Чушь какая, – обиделся Джер, забыв про позу и разглядывая грудь. – Никакие не сисечки. Парни, это сисечки?

– Шикарные, – ответил я. – Иди, я померяю, купим классный бюстгальтер.

– Отвали!

– Будь у меня такие, я бы из дома не выходил.

– Отвали и засохни. Что тебе не нравится?

– А они и должны быть такие мягкие? – поинтересовалась Джули.

– Давай сюда. – Джер махнул рукой Мэнди, мол, верни футболку. – Если не нравится, убираю.

Мэнди покачала футболку на пальце и взглянула из-под ресниц на Джера.

– Может, возьму на память.

– Господи, ну и запах, – фыркнула Имельда, отпихивая футболку от лица. – Такое потрогаешь, враз забеременеешь.

Мэнди взвизгнула и швырнула футболку в Джули. Джули поймала и взвизгнула еще громче. Джер потянулся за футболкой, но Джули поднырнула у него под рукой и подскочила.

– Мельда, лови!

Имельда поймала футболку, увернулась от Живчика, который пытался обхватить ее, и выскочила за дверь, размахивая футболкой, как знаменем. Мелькнули длинные ноги и длинные волосы. Джер с топотом бросился за Имельдой; Дес вскочил и протянул мне руку, помогая подняться, но Рози сидела, прислонившись к стене, и смеялась – и я не двинулся с места. Джули на бегу одергивала узенькую юбку. Мэнди через плечо бросила озорной взгляд на Рози и крикнула:

– Эй, вы, подождите меня!

Внезапно в комнате стало тихо; я и Рози улыбнулись друг другу через тающие полоски дыма, над рассыпанными леденцами и полупустыми бутылками сидра. Мое сердце колотилось, как после бега. Я не мог припомнить, когда мы оставались наедине.

– Пойдем за ними? – предложил я.

– Мне и тут хорошо, – ответила Рози. – Хотя, если хочешь…

– Нет уж, проживу и без футболки Джера Брофи.

– Похоже, ее вернут ему лоскутками.

– Переживет. Будет хвастаться пекторальными мышцами по дороге домой.

Я поболтал бутылку с сидром; там осталось на несколько глотков.

– Хочешь еще?

Рози протянула руку. Я отдал ей бутылку – наши пальцы почти соприкоснулись – и взял другую.

– Будем здоровы!

Летние дни долгие: в семь вечера небо оставалось нежно-голубым, через открытое окно в комнату струился бледно-золотой свет. Вокруг нас Фейтфул-плейс жужжала, словно улей, мерцая сотнями расцветающих историй.

По соседству Псих Джонни Мэлоун счастливо распевал хриплым баритоном: «Где сбегают к реке земляничные поляны, целуй меня – и прочь гони печаль…» Внизу Мэнди восторженно взвизгнула, раздался страшный грохот, а потом взрыв смеха; еще ниже, в подвале, кто-то вскрикнул от боли, и Шай с приятелями взорвались злобным хохотом.

На улице два сына Салли Хирн учились ездить на велосипеде – краденом – и подначивали друг друга: «Да нет, тупица, скорость держи, а то упадешь; ну и что, если врежешься», а кто-то насвистывал по дороге домой с работы, выводя радостные трели. В окно врывался запах рыбы с картошкой, слышались самозабвенное пение дрозда на крыше и голоса женщин, которые, снимая постиранное белье, обменивались ежедневной порцией сплетен.

Мне был знаком каждый голос и каждый хлопок двери; я узнавал даже ритмичное шуршание – Мэри Хэлли оттирала ступеньки крыльца. В этот летний вечер стоило только прислушаться, как становилось известна история каждого.

– Ну, теперь рассказывай, что на самом деле случилось с Джером и балкой? – попросила Рози.

– Не-а, – засмеялся я.

– Он же не меня пытался поразить, а Джули с Мэнди. Я не выдам его тайны.

– Клянешься?

Рози улыбнулась, перекрестилась одним пальцем – по мягкой белой коже, там, где раскрывалась ее кофточка.

– Клянусь.

– Он в самом деле поймал падающую балку. А иначе она упала бы на Пэдди Феарона – и Пэдди не ушел бы со стройки.

– Да ты что?!

– Балка соскользнула со штабеля на земле, и Джер не дал ей упасть на ногу Пэдди.

Рози расхохоталась.

– Прохвост! Совершенно в его духе. Однажды – нам было лет по восемь – Джер убедил всех, что у него диабет и если не отдать ему печенье из школьного завтрака, он умрет. Ничего не изменилось, да?

Внизу Джули завизжала: «Поставь меня на место!» – но не очень убедительно.

– Только теперь ему нужно не печенье, – хохотнул я.

Рози подняла бутылку.

– Ну и молодец.

– А почему он не пытается тебя охмурить, как других?

Рози пожала плечами:

– Наверное, понимает, что мне наплевать.

– Серьезно? По-моему, Джер всем девчонкам нравится.

– Он не в моем вкусе. Мне не нравятся здоровые блондинчики.

Сердце у меня забилось сильнее. Я попытался отправить мысленное послание Джеру, чтобы не ставил Джули на место и чтобы они не думали возвращаться наверх хотя бы час-два, а лучше – никогда.

– Замечательный у тебя кулончик, – сказал я.

– Совсем новый, – ответила Рози. – Это птичка, смотри.

Она поставила бутылку, подтянула ноги и, встав на колени, протянула мне кулон. Я двинулся по залитым солнцем половицам и встал на колени перед Рози.

Серебряная птичка расправила крылья с крохотными радужными перышками из перламутра. Я склонился к кулону и вздрогнул. Я всегда запросто общался с девчонками, остроумный и шустрый, а в эту секунду душу продал бы, чтобы сказать что-нибудь умное.

– Красивая, – тупо пробормотал я, протянул руку к кулону и коснулся пальцев Рози.

Мы оба застыли. Мы были так близко, что я видел, как вздрагивает мягкая белая кожа у основания шеи при каждом ударе сердца, и мне хотелось ткнуться туда лицом, укусить – я сам не понимал, чего хочу, только знал, что все жилы у меня лопнут, если я сейчас этого не сделаю. От лимонной свежести волос Рози кружилась голова.

Сердце Рози билось так часто, что у меня хватило смелости поднять на нее глаза. Зрачки расширились – остался тонкий зеленый ободок, – губы раскрылись. Кулон выскользнул из пальцев Рози. Мы не могли шевельнуться – и не дышали.

Где-то звенели велосипедные звонки, хохотали девчонки, Псих Джонни продолжал петь: «Так крепко я люблю – а буду еще крепче…»

Все звуки растаяли и растворились в воздухе яркого лета долгим звоном колоколов.

– Рози, – сказал я. – Рози.

Я протянул к ней руки, она положила свои теплые ладони на мои, наши пальцы переплелись, и я потянул Рози к себе, все еще не в силах поверить своему счастью.

В ту ночь, закрыв дверь номера шестнадцатого, я отправился бродить по тем местам города, где хранилась история, – по улицам, получившим название в Средние века: Коппер-элли, Фишамбл-стрит, Блэкпиттс, где хоронили жертв чумы. Я разглядывал стертые булыжники и изъеденные ржавчиной железные ограды, водил рукой по холодному камню стен Тринити, миновал место, где девять столетий назад горожане черпали воду из Колодца Патрика; об этом по-прежнему рассказывают таблички – по-ирландски, так что никто не понимает. Я не обращал внимания ни на убогие новые кварталы, ни на ядовитые неоновые вывески – плоды больного воображения, готовые расползтись бурой слизью, словно гнилые фрукты. Это наносное; это ненастоящее. За века они исчезнут, их заменят и забудут. Такова правда разбомбленных развалин: встряхни город как следует – и дешевый показной лоск осыплется, не успеешь глазом моргнуть; останется только старое, вечное. Я задирал голову, рассматривая изящные колонны и балюстрады, возвышающиеся над фирменными магазинами и забегаловками на Графтон-стрит; ходил по мосту Хапни-бридж, где люди когда-то платили полпенни, чтобы перейти Лиффи; глядел на Кастом-хаус, на бегущие потоки света и спокойное течение темной реки под снегопадом.

И я молил Бога, чтобы так или иначе все мы нашли дорогу домой.

Рассветная бухта

Дарли, волшебнику и джентльмену

1

Давайте начистоту – с этим делом мог справиться лишь я. Вы удивитесь, сколько парней, будь у них выбор, не подошли бы к нему и на милю. Выбор был и у меня – по крайней мере, сначала. Пара ребят мне так и сказали: «Хорошо, что оно досталось тебе, а не мне». Однако я их просто жалел и ни о чем не беспокоился.

Кое-кто не в восторге от громких дел – слишком много вони в прессе, говорят они, слишком много дерьма летит, если на тебе остался «висяк». Но если думать о том, что будет больно, – считай, почти проиграл. Я фокусируюсь на позитиве, а тут его полно: даже те, кому якобы это неинтересно, знают: за большие свершения повышают по службе. Так что мне дайте то, о чем пишут на первых полосах, а дела о зарезанных торговцах наркотой можете оставить себе. Если не нравится шумиха, служи в участке.

Вот некоторые, к примеру, совершенно не способны работать с детьми, и тут вопросов нет, но позвольте полюбопытствовать – если вас тошнит от крови, какого черта вы приперлись расследовать убийства? Неженок с радостью примут в отделе защиты интеллектуальных прав. У меня были дети, утопленники, изнасилования с убийствами и человек, которому отстрелили голову из дробовика так, что мозги засохли на стенах. И что? Если дело закрыто, бессонница меня не мучает.

И раз уж об этом зашел разговор, давайте кое-что проясним: я, черт побери, был и остаюсь профессионалом. В отделе убийств я уже десять лет, и семь из них – с тех пор как освоился – у меня была самая высокая раскрываемость. В этом году я на втором месте, потому что нынешнему лидеру привалила серия верняков с домашним насилием, когда подозреваемый буквально сам подает себя на тарелочке с яблочным соусом. Лично мне доставались тяжелые мутные случаи – с наркоманами, без единого свидетеля, – и все равно я выдавал результат. Если бы наш старший инспектор хоть раз – хоть раз! – во мне усомнился, то мигом бы меня отстранил.

Я вот что пытаюсь сказать: все должно было пройти как по маслу. Дело попало бы в учебники – блестящий пример того, как нужно работать.

* * *

Я сразу понял, что случай серьезный. Мы все это поняли. Обычные убийства распределяются в порядке общей очереди, и только большие, сложные дела, которые кому попало не отдашь, распределяет старший инспектор.

Когда О'Келли заглянул в отдел, рявкнул: «Кеннеди, в мой кабинет!» – и исчез, мы сразу все поняли.

Я схватил пиджак, висевший на спинке стула. Сердце забилось. Давно, слишком давно мне не поручали такие дела.

– Никуда не уходи, – сказал я Ричи, своему напарнику.

– О-о, – протянул в притворном ужасе Куигли, сидевший за своим столом, и взмахнул пухлой рукой. – Неужто Снайпер вляпался в дерьмо? Я и не надеялся…

Он злился, ведь сейчас подошла его очередь и О'Келли отдал бы дело ему, если бы не знал, что тот полное ничтожество.

– Яркое, ослепительное шоу только для тебя, старина. – Я надел пиджак и поправил галстук.

– А что ты натворил?

– Трахнул твою сестру. Бумажные пакеты были при мне – на случай если стошнит.

Парни захихикали, и Куигли надул губы словно старуха.

– Не смешно.

– Что, за живое задело?

Ричи сидел с открытым ртом; его распирало от любопытства, и он был готов вскочить со стула. Я вытащил из кармана расческу и быстро провел ею по волосам.

– Так нормально?

– Жополиз, – мрачно пробормотал Куигли.

– Ага, – ответил Ричи. – Супер. А что…

– Никуда не уходи, – повторил я и пошел к О'Келли.

Второй знак: засунув руки в карманы, старший инспектор стоял за столом и раскачивался на пятках. Адреналин в нем так бурлил, что он не мог усидеть в кресле.

– А ты не торопишься.

– Прошу прощения, сэр.

О'Келли не сдвинулся с места и, цыкая зубом, в который раз перечитал отчет о вызове, лежащий на столе.

– Как продвигается дело Маллена?

Последние несколько недель я потратил на подготовку досье для государственного обвинения по запутанному делу с одним наркоторговцем – чтобы там не осталось ни щелочки, в которую мог бы проскользнуть этот ублюдок. Некоторые следователи думают так: обвинения предъявлены – работе конец. Но если кто-то из моих подопечных срывается с крючка – редко, но бывает, – для меня это личное оскорбление.

– Все готово. Ну, плюс-минус.

– Его сможет закончить кто-то другой?

– Без проблем.

О'Келли кивнул и продолжил чтение. Он любит, когда ему задают вопросы – тогда становится ясно, кто тут главный, – и, раз уж он действительно мой начальник, то я не против подыграть для пользы дела.

– Что-то новое пришло, сэр?

– Ты Брайанстаун знаешь?

– Никогда не слышал.

– Я тоже. Один из новых городков на побережье, за Балбригганом. Раньше назывался Брокен-Бей или как-то так.

– Брокен-Харбор, – сказал я. – Да, его я знаю.

– Теперь это Брайанстаун. И к вечеру о нем узнает вся страна.

– Скверное, значит, дело.

О'Келли положил руку на отчет о вызове, словно пытался его удержать.

– Муж, жена и двое детей зарезаны в собственном доме. Жену везут в больницу, чуть живую. Остальные погибли.

Мы помолчали, слушая, как расходятся по воздуху крошечные волны, созданные этим словом.

– Кто сообщил? – спросил я.

– Сестра жены. Они общаются каждый день, а сегодня утром она не смогла дозвониться. Это обеспокоило ее так сильно, что она села в машину и отправилась в Брайанстаун. Автомобиль у дверей, в доме горит свет, хоть уже день на дворе, никто не открывает. Она звонит мундирам, те вышибают дверь, и – сюрприз-сюрприз.

– Кто на месте?

– Только местные. Взглянули разок, сообразили, что это не их весовая категория, и сразу дали сигнал нам.

– Чудесно, – сказал я. В полиции полно идиотов, которые готовы несколько часов играть в детективов, превращая место преступления в дерьмо, прежде чем признают поражение и вызовут профессионалов.

– Я хочу, чтобы делом занялся ты. Возьмешься?

– С радостью.

– Если не можешь все бросить, скажи: я отдам дело Флэгерти.

Флэгерти – тот самый малый, который раскрывает верняки.

– Не надо, сэр. Я беру.

– Хорошо. – О'Келли наклонил отчет, почесывая большим пальцем подбородок. – А Курран? Он готов?

Юный Ричи был в команде всего две недели. Многие не любят обучать новичков, так что это приходится делать мне. Если ты профессионал, твой долг – передать свои знания.

– Будет готов, – ответил я.

– Я могу на время его куда-нибудь засунуть, а тебе дать человека, который понимает, что к чему.

– Если Курран не тянет, то лучше узнать об этом сразу. – Я не хотел получить напарника, который понимает, что к чему. Одно из преимуществ выпаса новичков заключается в том, что ты избавляешь себя от кучи проблем: ведь у всех, кто работает не первый год, есть свои привычки и методы. Новичок же, если правильно с ним обращаться, тормозит тебя куда меньше, чем ветеран. Я не мог тратить время на все эти игры – «нет-вы-нет-только-после-вас».

– В любом случае главный – ты.

– Сэр, поверьте, Курран справится.

– Ладно, рискнем.

Примерно год новички проходят испытательный срок. Это не официально, но все равно серьезно. И если Ричи в самом начале ошибется, то может собирать вещички.

– Все будет в порядке. Я прослежу.

– Рискует не только Курран, – заметил О'Келли. – Когда в последний раз ты вел большое дело?

Его проницательные глазки уставились на меня. Мое прошлое громкое дело закончилось скверно. Я тут ни при чем – человек, которого я считал своим другом, обвел меня вокруг пальца, утопил в дерьме. Но люди ничего не забывают.

– Почти два года назад.

– Точно. Давай закрой это, и все будет путем.

– Закрою, сэр.

О'Келли кивнул.

– Держи меня в курсе. – Он перегнулся через стол и толкнул ко мне отчет о вызове.

– Спасибо, сэр. Я вас не подведу.

– Купер и криминалисты уже в пути. – Купер – наш патологоанатом. – Тебе понадобятся люди; я распоряжусь, чтобы отдел прислал толпу «летунов». Шестерых хватит для начала?

– Замечательно. Если понадобится еще, я позвоню.

Я уже собирался уйти, как вдруг О'Келли добавил:

– И, ради бога, сделай что-нибудь с его одеждой!

– Я беседовал с ним на прошлой неделе.

– Побеседуй еще раз! Черт возьми, в чем он пришел вчера – в толстовке?

– По крайней мере я заставил его снять кроссовки. Маленький, но прогресс.

– Если он хочет заниматься этим делом, пусть ускорит движение к прогрессу – до того как приедете на место. Там будет полно журналистов – слетятся как мухи на дерьмо. Хотя бы скажи ему, чтобы надел пальто и прикрыл свой тренировочный костюм, или в чем уж он там соизволил прийти.

– У меня в ящике запасной галстук. Все будет нормально.

О'Келли угрюмо буркнул что-то про свинью в смокинге.

На обратном пути я мельком проглядел отчет. Жертвы: Патрик Спейн, его жена Дженнифер и их дети Эмма и Джек. Сестра, которая вызвала полицию, – Фиона Рафферти. Под ее именем диспетчер вывел печатными буквами: «ВНИМАНИЕ: ЗВОНИВШАЯ – ИСТЕРИЧКА».

* * *

Ричи не сиделось: он прыгал с ноги на ногу, словно у него пружины в коленях.

– Что…

– Собирайся. Мы уезжаем.

– Я же говорил, – сказал Куигли, обращаясь к моему напарнику.

Ричи широко распахнул глаза, сама невинность:

– Правда? Извини, брат, не слышал. На уме совсем другое, понимаешь?

– Курран, я пытаюсь оказать тебе услугу. Ладно, дело твое. – На лице Куигли застыла гримаса обиды.

Я надел пальто и стал копаться в чемоданчике.

– Похоже, у вас тут увлекательная беседа. Может, поделитесь?

– Ерунда, – мгновенно отозвался Ричи. – Просто болтаем о всяком…

– Я сказал ему, что нехорошо, когда старший вызывает тебя одного и передает информацию втайне, – лицемерно произнес Куигли. – Это дурно отражается на репутации Ричи в отделе. Юноше стоит подумать.

Куигли обожает прикалываться над новичками, а также давить на подозреваемых чуть сильнее, чем следует. Правда, обычно ему хватает ума не трогать моих ребят, а вот Ричи чем-то его разозлил.

– Юноше будет о чем подумать, нечего отвлекаться на разную фигню!.. Ну, детектив Курран, готов? – Я вытащил из ящика галстук и сунул его в карман пальто – под столом, чтобы не давать Куигли повода для насмешек. – Тогда поехали.

– До встречи, – сказал Куигли не очень-то вежливым тоном.

Ричи послал ему воздушный поцелуй, а я сделал вид, что ничего не заметил.

Это было плотное, холодное и серое утро вторника, такое угрюмое и злобное, словно на дворе не октябрь, а март. Я вывел из гаража любимый серебристый «бумер». Официально машины распределяются в порядке живой очереди, однако салаги, занимающиеся домашним насилием, никогда не посмеют подойти к лучшей тачке отдела по расследованию убийств, поэтому машина всегда там, где нужно, и никто не бросает на пол обертки от гамбургеров.

Я и с закрытыми глазами наверняка нашел бы Брокен-Харбор, но рисковать не хотелось, поэтому я включил навигатор.

Где находится Брокен-Харбор, прибор не знал. Он хотел ехать в Брайанстаун.

Ричи недавно пришел в отдел и помогал мне вносить уточнения в досье Маллена. Это было его первое убийство, и он чуть из штанов не выпрыгивал.

– Нам дали дело?!

– Да.

– А какое?

– Убийство. – Я остановился на красный и передал Ричи галстук. Какое счастье: сегодня на нем была белая рубашка – дешевая и такая просвечивающая, что видна грудь, – и серые брюки, почти приличные, только на размер больше, чем надо. – Надень-ка.

Он посмотрел на галстук так, словно никогда подобного предмета не видел.

– Да?

– Да.

Я испугался, что придется притормозить и самому повязать Ричи галстук – он, похоже, в последний раз надевал его на первое причастие, – однако в конце концов парень справился… ну, плюс-минус.

– Круто выгляжу, да? – спросил он, наклоняя солнцезащитный козырек, чтобы посмотреться в зеркало.

– Получше, чем было, – ответил я.

О'Келли правильно говорит: одежда все меняет. Галстук был достойный: шелковый, красно-коричневый, с тонкими полосками, – но кто-то умеет носить хорошие вещи, а другим это не дано. Рост у Ричи пять футов девять дюймов максимум, он узкоплечий, тощий и выглядит лет на четырнадцать, хотя в личном деле написано, что ему тридцать. Считайте меня предвзятым, но я могу с точностью сказать, из какого он района. Это очевидно: слишком короткие бесцветные волосы, острые черты лица, подпрыгивающая походка, и одним глазом он словно высматривает опасность, а другим – то, что плохо лежит. На парне этот галстук казался краденым.

Ричи провел по нему пальцем:

– Симпатичный. Потом верну.

– Оставь себе. А подвернется момент, купи еще несколько.

Он бросил на меня взгляд и, кажется, хотел что-то ответить, но передумал.

– Спасибо.

Мы выехали на набережную и свернули к шоссе М-1. С моря вдоль берега Лиффи дул сильный ветер, заставляя пешеходов пригибаться. Когда мы попали в пробку – какой-то кретин на внедорожнике не заметил, что не успевает проскочить перекресток, – я выудил «блэкберри» и отправил сообщение сестре Джеральдине: «Джери, СРОЧНО выручай. КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ вытащи Дину с работы. Если начнет ныть, что потеряет день, скажи, что я компенсирую. Не бойся, с ней все нормально, но пусть несколько дней побудет у тебя. Позвоню позже. Спасибо». Старший инспектор прав: через пару часов в Брокен-Харбор нагрянет пресса. Дина – младшая в семье, и мы с Джери по-прежнему ее защищаем. Когда сестренка узнает про эту историю, она должна быть в безопасном месте.

Пока я писал, Ричи следил за показаниями навигатора.

– Едем за город?

– В Брайанстаун. Слышал про него?

Он покачал головой.

– Судя по названию, один из новых городов.

– Точно. На побережье. Раньше там была деревня Брокен-Харбор, потом застроили. – Кретин на внедорожнике наконец убрался к чертовой матери, и пробка рассосалась. Одно из преимуществ экономического кризиса: половина машин остается в гараже, и те, кому действительно нужно ехать, теперь могут добраться до места назначения. – Можешь вспомнить, что самое страшное ты видел на работе?

Ричи пожал плечами:

– Я сто лет работал на трассе, еще до транспортного отдела. Видел разную жуть. Аварии.

Они все так считают. Когда-то я и сам так думал.

– Нет, сынок. Ничего ты не видел. Ты просто невинная овечка. Да, совсем не смешно, когда какой-то урод неправильно повернул и сшиб ребенка. Но ребенок, которого били головой об стену до тех пор пока не перестал дышать, – это совсем другое. Пока что ты видел только несчастные случаи. Теперь же сможешь взглянуть на то, что люди делают друг с другом сознательно. Разные вещи, поверь.

– А что там, куда мы едем? Ребенок?

– Семья – отец, мать и двое детей. Женщина, возможно, еще выкарабкается. Остальные уже нет.

Ричи замер. Я впервые видел его совершенно неподвижным.

– Боже мой. Сколько лет детям?

– Пока неизвестно.

– Что произошло?

– Похоже, их зарезали – дома, вчера вечером.

– Охренеть! Нет, ну просто охренеть. – Лицо Ричи исказила гримаса.

– Точно. И когда мы приедем на место, ты должен об этом забыть. Правило номер один, можешь записать: никаких эмоций на месте преступления. Считай до десяти, читай молитвы, тупо шути – все, что угодно. Если нужен совет, как бороться с чувствами, спрашивай прямо сейчас.

– Я в порядке.

– Надеюсь. Там сестра жены, и твои чувства ее не интересуют. Она хочет быть уверена, что у тебя все под контролем.

– Так и есть.

– Отлично. На, почитай.

Я протянул ему отчет о вызове и дал полминуты на то, чтобы просмотреть текст. Сосредоточившись, Ричи стал выглядеть старше и умнее.

– Когда приедем, что ты выяснишь у «мундиров» прежде всего? – спросил я, когда время истекло.

– Про оружие. Найдено ли оружие?

– А почему не о наличии следов взлома?

– Их кто угодно мог подделать.

– Давай без недомолвок: под кем угодно ты подразумеваешь Патрика или Дженнифер Спейн?

Он чуть поморщился – и я заметил это только потому, что внимательно следил за ним.

– Всех, у кого был доступ, – родственников, друзей. Всех, кого они впустили бы в дом.

– Но ведь думал ты не про них, а про Спейнов.

– Да, наверное.

– Так бывает, сынок, – незачем это отрицать. То, что Дженнифер Спейн выжила, делает ее одним из главных подозреваемых. С другой стороны, это, как правило, все-таки отец: женщина убивает только детей и себя, а вот мужчина – всю семью. В любом случае обычно никто не пытается изобразить взлом. У преступников на уме совсем другое.

– И все-таки это мы выясним на месте, как только приедут криминалисты. Полагаться на слова «мундиров» не будем. А вот насчет оружия я хотел бы узнать сразу.

– Молодец. Да, это самый главный вопрос. А о чем ты спросишь сестру?

– О том, кто мог желать зла Дженнифер Спейн. Или Патрику Спейну.

– Конечно, но об этом мы будем разговаривать со всеми, кого найдем. А о чем ты хочешь спросить именно Фиону Рафферти?

Он пожал плечами.

– Ни о чем. Лично я мечтаю узнать, что она там делала.

– Тут сказано… – Ричи поднял листок. – Они общались каждый день. Она не смогла дозвониться.

– И что? Ричи, подумай. Допустим, они разговаривают… ну, например, в девять, когда благоверные уже на работе, а дети – в школе.

– Или когда женщины тоже работают.

– Дженнифер Спейн не работала, иначе сестра бы сказала: «Ее нет на работе», – а не: «Я не могу ей дозвониться». Итак, Фиона звонит Дженнифер около девяти, самое раннее, в половине девятого – ведь утром у них много дел, – а в десять тридцать шесть, – постучал я по листку, – она в Брайанстауне и звонит «мундирам». Не знаю, где именно живет и работает Фиона Рафферти, зато мне точно известно, что ехать от Брайанстауна до ближайшего населенного пункта не меньше часа. Иными словами, через час после несостоявшегося разговора – максимумчерез час, а может, и раньше – Фиона так сильно напугана, что бросает все и мчит к черту на рога. Слишком уж бурная реакция. Я бы с удовольствием узнал, почему она так подорвалась.

– Может, ей не нужно ехать час. Может, она живет по соседству и просто решила проведать сестру.

– Тогда зачем ехать на машине? Если пешком не дойти, значит, она живет слишком далеко – и, следовательно, ведет себя странно. А вот и правило номер два: странное поведение – это подарок, и его нельзя выпускать из рук, пока полностью не рассмотришь. Ричи, ты уже не в транспортном отделе, у нас не говорят: «Наверное, в тот день она просто встала не с той ноги. Не важно. Забудем об этом». Никогда так не говори.

Возникла особая пауза, означавшая, что разговор еще не закончен.

– Я хороший детектив, – сказал Ричи.

– Уверен, когда-нибудь ты станешь отличным детективом, а сейчас тебе еще учиться и учиться.

– Для этого совершенно не обязательно носить галстук.

– Приятель, тебе не пятнадцать лет. Костюм грабителя еще не делает тебя страшной угрозой истеблишменту. Ты выглядишь как идиот.

Ричи коснулся пальцами рубашки и сказал, тщательно подбирая слова: