Текст книги "Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг"

Автор книги: Тана Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 155 (всего у книги 197 страниц)

– Холли тоже профессионал. Как и все они. Если я чему и научился за сегодняшний день, так тому, что по сравнению с этими девочками Мориарти – младенец.

Мэкки выслушал меня, чуть склонив голову. Задумался.

– Ладно, – проговорил он. – В этой чудной истории Холли знает, что девочка с карточкой не станет на нее доносить, но все же готова пойти на серьезный риск, лишь бы выяснить, кто она такая. Зачем?

– Поставь себя на ее место, – предложил я. – Задумываешься о том, что будет после школы. Начинаешь понимать, что ты и твои друзья окажетесь в большом мире. И то, что между вами сейчас, оно не навсегда, вы не вечно будете лучшими подружками, которые скорее умрут, чем предадут друг друга. Ты бы захотел оставить свидетеля?

Я ждал затрещины. А он весело фыркнул, совсем натурально.

– Господи, дружище! Теперь она уже серийный убийца? Может, заодно проверишь ее алиби по делу О. Дж. Симпсона?

Я не знал, как объяснить то, что я понял про Холли. Прямо на ее глазах мир становился огромным, обретал плоть. Сны оборачивались реальностью – и наоборот, как рисунок, который из наброска превращается в живописное полотно прямо на глазах. Слова меняют форму, смысл ускользает.

– Нет, не серийный убийца. Просто человек, который не понял, что затеял.

– Она не одна такая. Ты ведь уже отчасти заслужил прозвище – как это называют? – не командного игрока. Я лично не считаю, что это непременно дурное качество, но не все со мной согласны. Еще шаг по этой дорожке, и многие не захотят знаться с тобой. И поверь, дружок: арест ребенка полицейского не считается участием в командной игре. Сделай это, и можешь помахать на прощанье своему шансу в Убийствах или Под Прикрытием. Навсегда.

Он не деликатничал.

– Только в том случае, если я ошибусь, – сказал я.

– Уверен?

– Да. Если мы успешно завершим дело, я буду первым кандидатом в Убийства. Они могут ненавидеть меня всей душой, но свой шанс я использую.

– Чтобы работать там, возможно. До поры до времени. Но не стать одним из них.

Он хорош, этот Мэкки; он мастер. Пальцем прямо в больное место, и нажать покрепче.

– Меня устроит просто работа в отделе. Приятелей у меня и без того достаточно.

– Точно?

– Точно.

– Что ж, – Мэкки глянул на часы, – не стоит заставлять детектива Конвей ждать. Она и так не слишком довольна, что ты вышел поболтать со мной.

– Она не обидится.

– Поди-ка сюда, – поманил меня пальцем Мэкки.

Поколебавшись, я все же приблизился.

Он обхватил ладонью мою шею сзади. Мягко. Ярко-голубые глаза в нескольких дюймах от моих.

– Если ты прав, – сказал он – не угрожал, не пугал, просто сообщил, – я тебя убью.

И похлопал меня по затылку. Улыбнулся. И скрылся в темноте под высокими сводами холла.

Вот тут я и понял: Мэкки решил, что все это – его личный провал, что это он привел Холли к такому финалу. Мэкки мне поверил. Он поверил в вину Холли.

22

Раннее утро понедельника. Автобус, то и дело останавливаясь, потом вновь трогаясь, перемалывает, рыча, пробку. Крису Харперу остается жить три недели и неполных четыре дня.

Джулия сидит на заднем сиденье полупустого верхнего этажа автобуса, обхватив ногами сумку под жутко неудобным углом, на коленях тетрадь с домашним заданием по естествознанию. Все выходные она ломала голову над тем, что делать с Крисом и Селеной. Первым порывом было схватить Селену за грудки – возможно, даже буквально – и спросить, что она, черт побери, себе думает; но интуиция, чувство гораздо более глубокое и сложное, подсказывает, что в тот момент, когда она заговорит об этом вслух – с Селеной, или с Холли, или с Беккой, – все изменится и никогда больше не станет прежним. Ей даже чудится ядовитое зловоние, когда все, чем они дорожат, с ревом поглотит пламя. Так что ни до чего она так и не додумалась, до домашних заданий руки тоже не дошли, и эта неделя начинает гнить с головы. Струи дождя стекают по стеклу, водитель врубил обогрев на миллион градусов, и автобус постепенно покрывается склизкой пленкой конденсата.

Джулия торопливо корябает что-то насчет фотосинтеза, одним глазом в учебник, а другим в тетрадь, где написано практически то же самое, но немного другими словами, когда чувствует, что кто-то стоит в проходе, глядя на нее. Джемма Хардинг.

Джемма живет в четырех домах от остановки автобуса, но каждый понедельник папаша подвозит ее до школы на своем черном "порше", убивая полчаса на выруливание по узкой школьной дорожке. Расклад нехитрый: "порше" круче остальных машин, любая машина круче автобуса. Если Джемма оказалась в – о ужас! – общественном транспорте, у нее на это есть причина.

Джулия устало закатывает глаза:

– Селена нигде не появлялась с Крисом. Спасибодосвиданья. – И опять утыкается в учебник.

Джемма швыряет свою сумку на соседнее сиденье и устраивается рядом с Джулией. Она промокла, пальто в дождевых каплях.

– В этом автобусе воняет, – морщит она нос.

Так оно и есть: влажные плащи, маринуясь в духоте, источают испарения.

– Ну так выйди, позвони папочке, пускай примчится и спасет тебя из этого кошмара. Вперед.

Джемма, не обращая внимания, говорит:

– А ты в курсе, что Джоанна раньше встречалась с Крисом?

– Да ладно, – приподнимает бровь Джулия. – Можно подумать.

– Точно-точно. Целых два месяца. Почти до самого Рождества.

– Сумей она подцепить Криса Харпера, тату бы себе сделала с этой чудесной новостью через всю физиономию.

– Он не хотел это афишировать. Тут бы Джоанне и заподозрить, что дело нечисто, – че, блин, за дела, да? Но Крис грузил ее, как он типа волнуется, потому что никогда ничего подобного не испытывал, и у него такие глубокие чувства…

Джулия фыркает.

– Ну бред же, да? Не знаю уж, что он там смотрит по телику, но фу, буэ. Я так и сказала Джоанне: если парень хочет скрыть свои отношения с девушкой, то тут одно из двух – либо ты страшная как смертный грех и он тебя стыдится, а Джоанна точно не уродина, либо хочет, чтобы руки были развязаны.

Джулия закрывает учебник, но не убирает его пока.

– И что?

– Ну и Джоанна такая: "Ой, Джемма, ты ужасно циничная, что ты так завелась, ревнуешь или что?" Крис ее убедил, что у них реально великий роман.

Джулия изображает рвотный позыв. Пара мальчишек из Колма оборачиваются с переднего сиденья, улыбаются, начинают болтать громче, подталкивая друг друга плечами. Джемма не улыбается в ответ, не поджимает картинно губы, якобы раздраженная навязчивым вниманием, но одновременно демонстрируя грудь в выгодном ракурсе; нет, напротив, она недовольно закатывает глаза и понижает голос:

– Ну и она уже вообразила, что он любовь всей ее жизни. Несла всякую чушь про то, что однажды она расскажет их детям, как они с Крисом бегали на тайные свидания.

– Какая прелесть, – говорит Джулия. – И что же она не хвастается помолвочным кольцом?

– Она ему не давала, – равнодушно сообщает Джемма, – вот он ее и бросил. Даже не поговорил. Они должны были встретиться в парке вечером, а Крис не пришел и на звонки не отвечал. Она ему раз сто написала, все пыталась выяснить, что случилось, – сначала-то вообще подумала, что бедняжка попал в больницу, в этом роде. А дня через два мы сидели в «Корте», он прошел мимо и просто отвернулся.

Джулия тут же воображает лицо Джоанны в этот момент, но решает посмаковать картинку чуть позже.

– Вот говнюк.

– Ну да, правда ведь?

– А чего это она ему не дала?

Джоанна не производила впечатления барышни, которая намерена хранить невинность до свадьбы.

– Да она собиралась. Она же не дура фригидная, и вообще. Просто хотела немножко потянуть время, чтобы он не подумал, что она доступная шлюха, все такое, хотела заставить его помучиться слегка, чтоб сильнее привязать, что ли. Она даже все спланировала, ждала только, чтобы чья-нибудь квартира на выходных освободилась, – она же не собиралась трахаться с ним на Поле, как гопники. Но Крису ничего не сказала, хотела, чтобы он типа страдал. А ему надоело ждать, вот он ее и бросил.

– То есть суть проблемы я поняла, – говорит Джулия. – Джоанна по уши втрескалась в Криса, считает его своей собственностью, и все остальные должны отвалить. Я что-то упустила?

– Вообще-то да, – невесело замечает Джемма.

И молчит, пока Джулия с усталым вздохом не спрашивает:

– И что же именно?

– Джоанна сильная.

– Джоанна стерва.

– Пусть так, – пожимает плечами Джемма. – Но она не какая-нибудь размазня. А от истории с Крисом у нее совсем крыша поехала. Она целую неделю не могла выйти из комнаты, даже соврала, что заболела.

Джулия вспоминает этот случай. Она тогда прикидывала, не пустить ли слух, что у Джоанны всю рожу обсыпало здоровенными гнойными фурункулами, но не стала заморачиваться.

– А она что, плакала?

– Да остановиться не могла, рыдала день и ночь. Страшная стала, жуть, не хотела, чтобы ее такой видели, плюс боялась, что разревется посреди урока и все сразу догадаются. Но больше всего переживала, что если встретит Криса или кого-то из его приятелей, то умрет от стыда. Все твердила, мол, «я больше никогда не смогу показаться на людях, попрошу родителей, чтобы перевели меня в другую школу, в Лондон или еще дальше». Я неделю пыталась ей вправить мозги, убедить, что она должна выйти и встретиться с ним, но вести себя так, будто вообще не помнит, кто он такой и как его зовут, иначе он догадается, как она расстроена, и будет считать ее ничтожеством. Парни, они такие. Если влюбишься в них сильнее, чем они в тебя, они тебя за это презирают.

Джулия сейчас многое бы отдала за возможность заехать в зубы Крису Харперу. Не потому что он оскорбил бедняжку Джоанну, ранив ее драгоценные чувства, по мнению Джулии, это как раз было единственным светлым пятном в мерзости всей ситуации; а потому что страсти кипят вокруг такого жалкого куска дерьма. Бедная Селена, которая сама разрушает собственный мир, выражение лица Финна тогда, на Поле, – и все это из-за какого-то гнусного козла, у которого в башке сроду не было ни одной мысли, кроме ХОЧУ ТРАХАТЬСЯ.

– Ну а мне какое дело? – спрашивает она.

– Такое, что Селена вовсе не сильная.

– Сильнее, чем ты думаешь.

– Правда? Достаточно сильная, чтобы когда Крис и с ней выкинет такой же номер, вообще не переживать? А он обязательно так поступит. Наверняка он впаривает ей такую же хрень про любовь-морковь, как и Джоанне, и уж если Джо купилась, Селена купится непременно. Недели через две она будет уверена, что они вот-вот поженятся. И даже если она ему дает…

– Не дает.

Джемма скептически усмехается. Джулия твердо повторяет:

– Она с ним не трахается. И не потому что фригидная.

– Ладно, – соглашается Джемма. – Трахается она с ним или нет, рано или поздно он ее бросит. Сотрет ее телефон и будет вести себя так, будто ее вообще не существует. И каково будет Селене? Особенно если она услышит, как Джо рассуждает насчет того, почему ее бросили. Ты же понимаешь, уж Джоанна сумеет придумать кое-что позабористее. Думаешь, Селена уже через неделю придет в норму? Или ей грозит настоящее нервное расстройство?

Джулия молчит.

– Селена уже и так… – продолжает Джемма. – В смысле, я ничего такого не хочу сказать, но давай по-честному, ей ведь много не надо, чтобы окончательно съехать с катушек.

– Я порылась в телефоне Селены, – говорит Джулия. – Нет там никаких звонков от Криса. И вообще ничего, что могло бы быть от него.

– Конечно, нет, – фыркает Джемма. – Когда он с Джоанной встречался, он дал ей секретный телефон, специально для переписки с ним. Видела новый телефончик Элисон? Розовый такой? Вот это он и есть, Джоанна заставила Элисон выкупить его, после того как у них с Крисом все закончилось. Не помню точно, что он ей наплел, но типа чтобы родители, или монашки, или кто-то из нас не залез в ее телефон и не раскрыл их тайну. И велел ей телефон прятать.

Но Джоанна, разумеется, первым делом продемонстрировала свой секретный телефон всем подружкам. Не просто гнусный козел; гнусный и вонючий, как свинячье дерьмо, ублюдочный козел.

– Так что, держу пари, у Селены тоже где-то припрятан особый суперсекретный телефон.

– Бог мой, – вздыхает Джулия. – Сколько же у него карманных денег?

– Сколько захочет. Я слыхала, – короткая усмешка, но не говорит, где она об этом слыхала, – у него тоже есть специальный телефон – для девиц, с которыми он путается. Знаешь, как остальные парни его называют? Особый пиздофон Криса.

Вот именно из-за такой гнуси они и давали свою клятву. Джулия готова прямо сейчас схватить ракетку для настольного тенниса и вколотить немножко разума в голову Селены.

– Какой красавчик.

– А то. Тебе надо бы разобраться с этим делом поскорее, пока Селена не успела влюбиться в него всерьез.

– Если она действительно с ним встречается, – поразмыслив, отвечает Джулия, – то да. Похоже, мне придется вмешаться.

Они сидят молча и как-то странно по-товарищески. Автобус подпрыгивает на выбоинах.

– Я совсем не знакома с Крисом, – нарушает молчание Джулия. – Никогда даже толком не разговаривала с ним. Если бы ты хотела вынудить его поскорее бросить кого-нибудь, как бы ты действовала?

– Флаг тебе в руки. Крис… – Джемма показывает жестом – строго вперед, не сворачивая: упертый. – Он знает, чего хочет, и идет к цели. Про него даже не думай. Сосредоточься на Селене, заставь ее бросить Криса. Не наоборот.

– Селена не встречается с ним. Не забывай. Я сказала – если. Чисто для смеха. Если повлиять на девушку невозможно, с какого конца ты бы подкатилась к Крису?

Джемма достает из сумки с вещами зеркальце и розовый блеск для губ, неторопливо подкрашивается, словно сам процесс помогает ей думать.

– Джоанна велела мне сказать ему, что у Селены гонорея. Может, и сработает.

Джулия передумала: к добру или не к добру, она жалеет, что Джоанна с Крисом не остались парой. Идеально ведь подходят друг другу.

– Валяй, скажи, – говорит она Джемме. – А я скажу отцу Холли, что ты покупаешь у садовника амфетамин, чтобы похудеть.

– Да пожалуйста. – Джемма, пожевав губами, рассматривает результат в зеркале. – Ты что, правда думаешь, что Селена с ним не трахается?

– Именно так. И не собирается.

– Ну ладно. – Джемма деловито завинчивает тюбик с блеском, бросает его обратно в сумку. – Можешь попробовать сообщить ему об этом. Он тебе, скорее всего, не поверит, потому что считает себя настолько неотразимым, что отказать ему может только сумасшедшая. Но если сумеешь его убедить, он бросит Селену ради первой же девицы, которая ему даст. Сразу.

– Так чего же Джоанна не воспользовалась таким простым способом? Сказала бы, что жаждет его роскошного сексуального тела, но только если он порвет с Селеной?

– Я предлагала. Но она сказала – нет, у него был шанс, и он его упустил.

Иными словами, Джоанна боится, что Крис ее просто пошлет.

– Ну а ты, верный оруженосец, не хочешь взять на себя грязную работу?

Джемма улыбается, медленно и томно, но качает головой:

– Не-а.

– Он что, тебе не нравится? И объяснять ничего не надо.

– Он няшка, ага. Но нет, ни за что. Джоанну удар бы хватил.

– Если ты так ее боишься, зачем тусуешься с ней? – внезапно спрашивает Джулия.

Джемма внимательно изучает себя в зеркале, кончиком пальца убирает едва заметное пятнышко.

– Я ее не боюсь. Просто не хочу ее злить.

– Она очень разозлится, если узнает, что ты рассказала мне, как ее бросил Крис.

– Это да. Так что лучше бы ей не узнать. Естественно.

Джулия разворачивается к Джемме и спрашивает, глядя той прямо в глаза:

– Тогда зачем ты мне все это рассказала? Не похоже, чтобы ты переживала по поводу разбитого сердца Селены.

– В общем, нет.

– И?

– Потому что он мудак. Может, ты и права и Джоанна законченная стерва, но она моя подруга. И ты не видела, в каком она была состоянии. – Джемма захлопывает наконец зеркальце. – Мы уже начали распускать слухи, что она его бросила, потому что он хотел, чтобы она меняла ему подгузники…

– Фууу… – Джулия потрясена.

– Такое бывает, – дернула плечом Джемма. – Есть мужики, которым это нравится. Но не вышло, никто не поверил. Наверное, надо было сказать, что у него вообще не стоит, или что у него крошечный член, или что-то еще в таком роде.

– И теперь, – догадывается Джулия, – раз вы не смогли опустить его сами, вы хотите, чтобы это сделала я. Я заставляю Селену его бросить, а вы всем растреплете, что великолепного Криса бортанули, и опозорите его так же, как он опозорил Джоанну.

– Типа того, – невозмутимо соглашается Джемма. – Ага.

– О’кей. Годится. Я заставлю их разбежаться. Быстро. – Она сама не представляет, каким образом. – Но ты мне гарантируешь, что ни Джоанна, ни остальные ни словом не обмолвятся, что Крис встречался с Селеной. Если хотите его опозорить, можете рассказывать, что Джоанна его послала, да что угодно. Но Селену не впутывать. Никогда. Никаких идиотских историй про гонорею, ничего вообще. Идет?

Джемма думает.

– Или я намекну Джоанне, – напоминает Джулия, – что ты рассказала мне, как она уже собралась замуж за Криса и придумала имена их общим детишкам.

Джемма меняется в лице.

– О’кей. Договорились.

– Отлично, – кивает Джулия и размышляет, можно ли надеяться, что Джемма останется в автобусе до самой школы, пусть даже молча сидя рядом, несокрушимая, непоколебимая, благоухающая блеском для губ.

Автобус подруливает к остановке и вздрагивает под напором юных ног, врывающихся в салон. Высокие девчоночьи голоса, "ой, мамочки, но ты же так не сказала, ты не…"

– Увидимся. – Джемма встает, поднимает на плечо тяжелую сумку. Парни впереди замечают, что она встала, и оживляются. Кокетливо качнув бедром, Джемма направляется к ним, но напоследок успевает улыбнуться Джулии и даже чуть приподнимает руку, прощаясь.

23

В мастерской похолодало. Конвей придвинула стул поближе к моему. Злой Полицейский на месте.

Она не обернулась при нашем появлении. Как и Холли, которая продолжала выдавливать ногтями какой-то узор на пластилиновом шарике, размышляя о своем. Обе больше не прислушивались к молчанию друг друга, это время прошло; теперь они проверяли броню, перебирали амуницию, готовясь к нашему возвращению. Проволочная школа мерцала холодными искрами в вечернем свете. Луна, стоявшая высоко, глядела на нас в окно.

Мэкки опять обосновался на столе. Я дергался на каждое его движение и не мог думать ни о чем, кроме: чего он ждет? что намерен предпринять? Судя по его взгляду, холодному и насмешливому, Мэкки все прекрасно понимал.

Я уселся рядом с Конвей, она посмотрела мне в глаза. На старт. Внимание. Марш.

Она не стала возвращаться к тому, на чем мы остановились, – насколько сильно Холли ненавидела Криса. Нет смысла: Мэкки разрушил нужное состояние, ловко и безупречно. Вместо этого Конвей сказала:

– Ты права: мы сузили круг подозреваемых до вас восьмерых. Одна из оставшихся семи знает, кто убил Криса.

Холли перекатывала пластилиновый комок по столу из руки в руку.

– Ну да. Или, по крайней мере, говорит, что знает.

– И что ты чувствуешь по этому поводу?

Удивленный взгляд:

– Что я чувствую? Здесь что, психологическая консультация? Хотите, чтобы я нарисовала цветными карандашами картинку о своих чувствах?

– Ты встревожена?

– Если бы я была встревожена, я не принесла бы вам эту карточку. Господи.

Слишком развязно. Холли переигрывала.

Утром, с этой карточкой, она была взрослой серьезной девушкой. С тех пор что-то произошло.

– Это только доказывает, что утром ты не была встревожена. А сейчас? – спросил я.

– А что такого сейчас?

– Например, что одной из твоих подруг известно нечто, что может создать для нее угрозу, – объяснила Конвей. – Либо что кто-то обладает информацией, которую для тебя нежелательно сообщать полиции.

Холли подняла руки, протестуя:

– О господи, ну послушайте. Никто в школе не знает, что случилось с Крисом. Джоанна вывесила эту фигню, чтобы привлечь к себе внимание. О’кей?

– Тогда почему ты не сказала ничего подобного детективу Морану, когда принесла ему карточку? – удивилась Конвей. – "Так, мол, и так, вот карточка, и, кстати, это полная фигня, потому что ее прикрепила на доску Джоанна Хеффернан". Или с того момента произошло что-то, заставившее тебя вписать Джоанну в эту прекрасную историю?

– Джоанна вечно пытается втравить нас в какое-нибудь дерьмо, вот что произошло. Когда вы явились в школу, она перепугалась насмерть – не ожидала, наверное, настоящей полиции, она же полная идиотка. Весь день пыталась перевести стрелки на нас, чтобы вы не догадались, что она натворила, и чтобы не влипнуть в неприятности, потому что напрасно потревожила государственных служащих. С чего бы ей все это затевать, если не хотела что-то скрыть?

– Если она хотела заставить нас обратить внимание на вашу компанию, ей это прекрасно удалось, – заметила Конвей.

– Ну разумеется. Иначе я здесь не сидела бы. А вам не приходило в голову, что она просто может быть патологической лгуньей?

– Я бы сказала, что так и есть. Но мы же не верим ей на слово. К примеру, история про то, что Селена встречалась с Крисом, – когда нам сообщила о ней Джоанна, мы не особенно заинтересовались. Но потом она показала видео. Их двоих вместе.

Легкая тень скользнула по лицу. Не удивилась.

Именно благодаря этому видео Холли и узнала про Криса и Селену.

– Извращенка, – невозмутимо произнесла она. – Совершенно не удивлена.

Конвей задала вопрос, а я почти физически ощутил, как синхронно работают наши мозги:

– Она показывала тебе эту запись?

Возмущенное фырканье.

– Ну нет. Мы с Джоанной не общаемся и не обмениваемся информацией.

– Я не имела в виду общение, – покачала головой Конвей, – речь идет о шантаже.

– Например?

– Джоанна встречалась с Крисом некоторое время. До того, как он увлекся Селеной.

– Неужели? – изумилась Холли. – Как жаль, что у них ничего не вышло.

И это ее тоже не удивило.

– Полагаешь, Джоанна была довольна, когда ее бросили ради Селены? – спросил я.

– Вряд ли. Надеюсь, у нее случился микроинсульт.

– Почти, – хмыкнула Конвей. – Ты знаешь Джоанну лучше, чем я. Как полагаешь, она была достаточно взбешена, чтобы желать Крису смерти?

– О да. Определенно. Можно, я теперь пойду, а вы займетесь Джоанной?

– Штука в том, – сказал я, – что мы уверены, Джоанна не убивала Криса. Мы хотим выяснить, не нашла ли она кого-нибудь, кто сделал это вместо нее.

– Орла, – тут же откликнулась Холли. – Для любой грязной работы у Джоанны есть Орла.

– Нет, – возразила Конвей. – У нас есть серьезные основания считать, что это кто-то из вас четверых.

Мэкки пока молчал, но не отрывал глаз от Конвей. Холли замерла. Больше никаких забав с пластилином, все. Она поняла: мы добрались до самой сути.

– Какие это основания? – осторожно спросила она.

– Чуть позже мы к этому перейдем. Мы полагаем, что Джоанна продемонстрировала то видео одной из вас. И сказала: "Избавьтесь от Криса, или я пойду к Маккенне, и всех вас вышвырнут из школы".

Конвей подалась вперед, поддерживая ритм беседы. Я чуть отодвинулся, спрятавшись за блокнотом. Пускай она сама.

– И мы сразу бросились: "Ой, конечно, все, что пожелаешь"? – возмутилась Холли. – Вы серьезно, что ли? Если бы мы так боялись, что нас выгонят из школы, мы, во-первых, ни за что не стали бы гулять по ночам. Сидели бы в комнате, как пай-девочки.

– Не только потому, что боялись быть исключенными. Джоанна неплохой психолог. Она выбрала того, кто готов на многое ради подруги, кто уже осознал, какую опасность несет с собой Крис, уже возненавидел его до глубины души…

Конвей загибала один палец за другим, неумолимо.

– Я не дура, – резко бросила Холли. – Пап, отвяжись, я хочу сказать! Если бы я собиралась кого-то убить, а я не собиралась, я ни при каких условиях не стала бы ничего планировать в сговоре с Джоанной Хеффернан. Чтобы до конца жизни эта сука стояла надо мной с занесенным мечом? Я что, похожа на умалишенную? Ни за что, черт побери. Независимо от того, что там за дерьмо она сняла на видео.

– Следи за языком, – лениво напомнил Мэкки. Глаза все еще грозно поблескивали, но уголок рта уже весело дергался. Его ребенка так просто не собьешь.

– Да ладно. И кстати, пока вы не начали говорить, что, мол, тогда это могла быть Джулия, или Селена, или Бекка, – нет, все сказанное относится в равной степени и к ним. Мы что, каким-то образом заставили вас думать, что мы величайшие идиотки на свете? Или как?

Конвей не прерывала Холли, позволяя высказаться до конца. Вмешался Мэкки:

– К слову, раз уж мы об этом заговорили, можете ко мне не прислушиваться, воля ваша, но вы и эту Джоанну представляете какой-то совсем уж идиоткой. Она организует заказное убийство и обращается к дочке копа? Которая, скорее всего, отправит ее прямиком за решетку? Холли, эта Джоанна, она в последнее время головой не ударялась?

– Нет. Она сука, но не дура.

Мэкки выразительно раскрыл ладони: ну вот видите.

– Шантаж – не единственная версия, – сказала Конвей. – Существует множество других возможностей.

Она подождала, пока Холли недоуменно закатит глаза:

– Например?

– Ты рассказывала детективу Морану, что когда узнала, что происходит с Селеной, просто зарыла голову в песок и надеялась, что все само рассосется. Меня это чертовски озадачило. Ты не похожа на бесхребетную мямлю. Или ты все-таки размазня?

– Нет. Я просто не знала, что делать. Уж простите, я не гений.

Я уже пробовал подступиться к Холли с этого боку; Конвей рассчитывала на второй заход. Мэкки бдил.

– Но ты и не идиотка, как сама сказала. Ты не впала бы в ступор только оттого, что пришлось действовать в одиночку. Ты же не ребенок. Или как? – Сработало. Холли скрестила руки и постепенно завязывалась в тугой узел. – Думаю, ты рассказала Селене, что тебе известно про Криса. Думаю, она сказала тебе, что намерена вернуться к нему. И ты, думаю, решила: ни за что, черт возьми. Сумела заполучить телефон Селены, написала Крису записку с предложением встретиться. Ты, наверное, просто хотела, чтобы он отстал от Селены, да?

Холли уставилась в окно.

– Как ты собиралась убедить его? Ты сказала, что Крис тебя недолюбливал, потому что ты не поддавалась на его флирт. И ты предложила сделку: оставь Селену в покое, и я позабочусь, чтобы ты внакладе не остался?

Она чуть не вскочила со стула:

– Да я лучше согласилась бы с себя кожу живьем содрать, чем иметь дело с Крисом Харпером. Да вы что!

Мэкки промолчал. Холли на него даже не покосилась, а ведь если бы у них с Крисом что-то было, она бы непременно смутилась: разговаривать о своей сексуальной жизни в присутствии отца, это надо иметь железные нервы. Холли говорила правду: она не путалась с Крисом.

– Тогда с чем ты к нему подошла? – спросила Конвей.

Холли закусила губу, злясь на себя: попалась. Опять отвернулась, по новой ушла в несознанку.

– Во всяком случае, ты предприняла несколько попыток, и это не сработало. В конце концов ты назначила еще одну встречу. На шестнадцатое мая.

Холли сильнее прикусила губу, чтобы не заговорить. Мэкки не шевелился, но весь был как взведенный арбалет.

– На этот раз ты не планировала бесед и уговоров. Ты пришла пораньше, подготовила оружие, и когда появился Крис…

Холли резко развернулась к Конвей:

– Вы что, совсем дура? Я не убивала Криса. Мы можем торчать тут всю ночь, и вы можете выдумать еще четыре миллиона причин, по которым я могла бы его убить, но я все равно этого не делала. Вы что, всерьез надеетесь, что я в итоге запутаюсь в показаниях и выдам что-то типа: "О господи, знаете, возможно, я действительно взобралась на дерево и сбросила ему на голову рояль, потому что терпеть не могла его идиотскую прическу"?

– Отлично сказано, – ухмыльнулся Мэкки.

Холли и Конвей не слышали его, поглощенные друг другом.

– Если это сделала не ты, – сказала Конвей, – тогда ты знаешь, кто это сделал. Зачем ты спрятала телефон?

– Я же сказала. Я не хотела, чтобы у Селены…

– Ты сказала, что она порвала с Крисом за несколько недель до его гибели. Телефон мог это доказать. Чем он был опасен?

– Я не сказала, что он был опасен. Я сказала, что вы бы начали ей надоедать.

– Ты дочь полицейского, ты прекрасно знаешь, чем грозит сокрытие улик в деле об убийстве, но идешь на это, чтобы уберечь подругу от надоедания? Нет. Не верю. – Холли попыталась что-то сказать, но Конвей повысила голос: – Одна из вас переписывалась с Крисом по этому телефону, уже после того как они с Селеной расстались. Назначала ему свидания. Одна из вас назначила ему встречу в ту ночь, когда его убили. И вот это уже серьезное основание для обвинения, верно? Именно это ты и хотела скрыть.

– Стоп, стоп, стоп… – вскинул руку Мэкки. – Давайте-ка здесь остановимся. Вот это и есть ваша улика? Сообщения, отправленные с чужого телефона?

Конвей продолжала, обращаясь к Холли:

– Со спрятанного телефона, к которому ты имела доступ. Ты, и никто иной, за исключением Селены, а мы убеждены, что Селена не отправляла этих сообщений.

Мэкки возразил:

– Телефон был спрятан в комнате, где живут четыре девушки. Сообщения что, написаны почерком Холли? На них ее отпечатки пальцев?

До меня наконец дошло, зачем Мэкки поведал мне трогательную историю о том, как страстно Холли стремилась в пансион. Он убеждал меня, насколько сильно она любит своих подруг. Что бы мы из нее ни вытянули, он легко покроет: Холли защищает друзей. Докажи, что нет.

С Мэкки ни в чем нельзя быть уверенным. Но в одном я точно убежден: он не задумываясь швырнет под автобус невинное шестнадцатилетнее дитя, если это спасет его дочь.

И уж стопроцентно, к бабке не ходи: швырнет куда угодно меня и Конвей.

Конвей, не обращая внимания на Мэкки, продолжала беседу с Холли:

– Ты единственная понимала, что телефон должен исчезнуть. Никто больше, только ты. А ведь кто-то удалил все сообщения, в которых назначены свидания; ты не могла знать об их существовании, если не ты сама их отправляла.

– Или ей кто-то рассказал, – встрял Мэкки. – Или она догадалась, или слишком близко к сердцу приняла трагическую новость и сорвалась – так ведь не бывает, чтобы девочка-подросток перенервничала и сорвалась, а?

Тут Конвей все же обернулась к нему:

– Беседу с вами мы уже закончили. Если вы ответите еще хоть на один вопрос вместо вашей дочери, мы вынуждены будем найти другого официального представителя.

Мэкки выдержал паузу. Глаза вспыхнули, поливая ее яростью, даже меня рикошетом задело; Конвей либо не заметила, либо ей было безразлично. Спокойно ждала, пока он угомонится и ответит.

– Сдается мне, – сказал он, вставая, – что нам с вами надо немного проветриться. Я выйду покурить. Надеюсь, вы присоединитесь ко мне.

– Я не курю.

– Я не ищу возможности отчитать вас за непочтительный тон, детектив. Это я могу сделать, не сходя с места. Просто полагаю, что свежий воздух и глубокое дыхание помогут нам обоим, позволят вернуться к разумному началу. А потом, обещаю, не отвечу ни на один вопрос за Холли. Ну как?