Текст книги "Мари Антильская. Книга вторая"
Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 43 страниц)
Один из солдат громче остальных выразил всеобщее мнение:
– Еще один псих!
– Хотелось бы знать имя наглеца, который посмел принять меня за сумасшедшего! – тут же откликнулся капитан. – Клянусь честью, я смогу доходчиво объяснить ему, что значит погрузить три сотни женщин на жалкие лодчонки, вокруг которых кишмя кишат акулы! Я покажу ему, как плавать в сахарной жиже и перебираться через реки горящего рома!
– Похоже, это и вправду вы, капитан? – недоверчиво переспросил тот же самый голос. – Я капитан Лагаренн.
– Тысяча чертей! Так это вы, Лагаренн?! – снова прозвучал голос Байарделя. – Где вы там прячетесь? Не сочтите за труд, подойдите поближе, а то здесь не видно ни зги, на этой окаянной улице!..
Офицер шагнул вперед, и Байардель тотчас же узнал его. Из уст Байарделя вырвался тяжкий вздох, который красноречивей всяких слов говорил о ночи, которую тому выпало пережить, обо всем, что довелось увидеть, избавляя от необходимости рассказывать о вещах слишком страшных, чтобы произносить их вслух, – да и не стоило терять попусту драгоценное время.
А потому он ограничился кратким вопросом:
– Вы слышали выстрелы?
– Черт побери! – не поверил своим ушам Лагаренн. – Так вам что, не сказали, что здесь происходит? Отряды, посланные в сторону Карбе и Фон-Сен-Дени, не выдержали натиска, оборона прорвана! И теперь на нас несутся полчища озверевших дикарей. А выстрелы, которые вы слышали, это наш арьергард, который отстреливается, удирая от взбунтовавшихся рабов, – и теперь уже ничто не может их остановить! Между нами говоря, скажу вам как мужчина мужчине, они нас всех здесь перережут, эти вонючие, окаянные черные подонки!
– Ну, это мы еще посмотрим! – усомнился Байардель. – Что-то вы, капитан, очень уж дешево цените мою шкуру! Слово капитана, не родился еще на свет тот тип, которому удастся сшить себе из нее сапоги! Какие вы получили приказы?
– Я ждал вас, вам надлежит взять на себя командование одним из отрядов, таков приказ генерала. Одному Богу известно, где он сейчас. Так что нам вдвоем надо во что бы то ни стало преградить путь неграм и помешать им войти в Сен-Пьер… по крайней мере, с этой стороны. С севера и с востока оборону держат еще два отряда, но основная опасность, скорее всего, грозит не оттуда, там куда меньше рабов и сдержать их будет намного легче… Больше всего опасений вызывает вторжение с юга, где их и придется сдерживать нам с вами, вот так-то, капитан…
– Сколько их там? – поинтересовался Байардель.
– Имеете в виду тварей, которых нам приказано остановить? – уточнил тот. – Хм, поди знай! Тысячи две-три! А может, и вдвое больше, кто знает, не исключено, что к ним уже присоединились негры из Каз-Пилота и Ламантена!..
– Ну что ж, – заметил капитан, – по правде говоря, затея мне по нутру, остановить двумя отрядами этакую тучу черномазых – такой фокус стоит того, чтобы им заняться! И черт меня побери, Лагаренн, если мы его не покажем! Да-да, мы им покажем этот фокус, потому как если не нам с вами, такому бравому командиру ополченцев, как вы, и старому, прокопченному порохом солдату вроде меня, то кому еще по плечу подобное дельце!.. И пусть я сожру свои сапоги вместе с подметками и голенищами, если нам это не удастся!
– Послушайте, Байардель, – заметил Лагаренн, – вы, наверное, уже заметили, что эта часть города, Якорный квартал, меньше всего пострадала от пожаров, потому что защищена от ветра. Здесь огонь не перекидывался на другие постройки. Так вот, в уцелевших домах осталось еще немало жителей. И нет никакой возможности выкурить их оттуда…
– Какого черта они там засели?
– Поди знай! Боятся всего – мародеров, полоумных, негров… Забаррикадировались за своими бамбуковыми заборами, вооружились до зубов и теперь ждут, когда кто-нибудь постучится к ним в дверь, чтобы пустить в него пулю и уложить на краю дороги! И ничего с ними не поделать, с этими осатаневшими идиотами! Ни приказы, ни уговоры – ничто на них не действует, все впустую! И это еще не считая тех обитателей квартала, которые шляются по улицам. Интересно, что им там нужно, чего они ищут?! Как раз перед тем, как вам появиться, я послал патрули. Так, Ладоре обнаружил в кустах парочку, которая занималась любовью, будто Монтань-Пеле на Мартинике все равно что рисунок у меня на ладони! Ладоре окликнул его, тот поднялся, приставил ему прямо к носу пушку величиной с добрую мачту, а потом тут же снова как ни в чем не бывало продолжил свое дело! Матерь Божья, и что только делается на этом свете, тот же самый Ладоре поймал двух подонков, которые обшаривали дом, совсем не пострадавший от пожара. Эти бандиты успели зарезать женщину, которая оказалась в этом доме, и приготовились расправиться тем же манером и с мужчиной, пытавшимся защитить свой мешок с монетами. Ладоре уложил на месте обоих… ясное дело, этих подонков!..
Теперь выстрелы стали раздаваться все чаще и чаще. С каждой минутой приближались и делались громче.
Байардель представил себе, как должно выглядеть это стадо осатаневших негров, вооруженных одними лишь мачете, чтобы обратить в бегство обученных солдат, ведущих стрельбу картечью. Правда, тех было куда больше, и они брали числом. Всякий раз, когда от пуль погибал десяток, на их место заступала сотня других.
– Похоже, – снова заговорил Лагаренн, – этой ночью изнасилованным женщинам числа не будет…
– Что ж, тем лучше! – отозвался Байардель. – Не знаю, кто первым сказал, будто добрых колонистов делают только в постели, во всяком случае, теперь он сможет убедиться, что глубоко заблуждался! Думаю, этой ночью на дорогах и в кустах зачали ничуть не меньше новых колонистов, чем в супружеских постелях! Да, все к лучшему!.. Что ни говори, а надо же, чтобы кто-то пришел на смену тем беднягам, которые отдали Богу душу!
Лагаренн слегка покашлял, потом заметил:
– Ладно, похоже, нам пора решать, что будем делать. В какую сторону вы намерены отправиться со своим отрядом?
Байардель в задумчивости почесал подбородок. Задача, которую перед ним поставили, казалась выше человеческих сил, надо быть совсем уж безмозглым кретином, чтобы не понимать столь очевидной истины… Однако он не хотел ничем выдавать своих печальных размышлений, особенно перед солдатами, которым предстояло выполнять его приказы. Точно так же в глубине души думал и Лагаренн.
Теперь настал черед Байарделя покашлять, дабы еще потянуть время и не отвечать на вопрос. Однако в тот самый момент солдаты, которые стояли дальше всех от двоих офицеров, вдруг заорали что есть мочи.
– Что там еще случилось? – удивился Лагаренн.
И, передаваемый из уст в уста, вскорости до него дошел ответ:
– Там какая-то карета, запряженная четверкой лошадей.
– Карета?! – в полном ошеломлении переспросил капитан.
– И откуда, интересно, она едет? – поинтересовался Байардель.
– Со стороны Карбе! Небось карету стащили рабы.
– Что ж, поглядим…
Байардель взял под руку Лагаренна и повлек его за собой. Теперь, среди все еще достаточно далекой стрельбы, явственно слышалось цоканье по каменной дороге четверки запряженных лошадей. Судя по всему, к ним приближалась тяжелогруженая карета. Увидев в ночной мгле столпившихся на перекрестке солдат, извозчик тут же натянул поводья и резко остановил лошадей. Удар оказался таким сильным, что внутри кареты раздались громкие крики, а с крыши скатилась небрежно привязанная бочка, сразу разбившаяся о камни мостовой.
– Ром!.. – хором воскликнули солдаты.
Судя по запаху, не оставалось ни малейших сомнений касательно природы этого напитка.
– Целая карета, запряженная четверкой лошадей и груженная ромом! – воскликнул Байардель. – Ну и дела!
Он подошел к дверце. Внутри кареты при слабом свете луны он разглядел мужчину в весьма преклонных годах и трех полуодетых молодых женщин.
– Кто вы? Откуда путь держите?
Старик, точно черепаха из панциря, вытянул морщинистую шею и ответил:
– Меня зовут Баркес… Никола Баркес, я из Питон-Желе.
– А кто эти женщины?
– Моя жена и две дочери. Да пропустите же нас, ради всего святого! Рабы уже совсем близко!
– Тысяча чертей, но как вам удалось сюда добраться? Объясните же нам наконец!
– Да что тут объяснять! – удивился старик. – Как только в Питон-Желе начались пожары, рабы помогли нам нагрузить карету… Но не успели они закончить, как из окрестных имений появились взбунтовавшиеся негры и принялись подстрекать моих. Жена с дочерьми тут же прыгнула в карету, а мой добрый Даниэль не мешкая стеганул лошадей… К счастью, негодяи не кинулись нам вдогонку, потому что в доме еще оставалось изрядно рому!
Байардель стукнул себя по лбу, потом схватил за рукав Лагаренна.
– Тысяча чертей! – воскликнул он. – Кажется, мне в голову пришла одна идейка! Мы остановим их, этих черных тварей! И увидите, каким манером нам это удастся…
Потом хлопнул в ладоши и позвал:
– Эй, кто там! Четверо ко мне, живо!
И, чтобы не терять попусту времени, сам указал пальцем на тех, кто оказался поближе.
– Проводите карету до самой пристани, понятно или нет?
Потом просунул в дверцу лицо, нарочно придав ему свирепое выражение, и предупредил тех, кто находился внутри:
– Если хоть один из вас попытается удрать, мои солдаты будут стрелять без предупреждения! Вы слышите, без всякого предупреждения! Что же до вас, братцы, – обратился он к солдатам, – то вы сдадите этих людей с рук на руки офицеру, что ведает погрузкой беженцев на корабли. Скажете, что таков приказ капитана Байарделя! Пусть посадят на лодку вместе со скарбом, но кучер Даниэль должен вернуться сюда, и карета тоже. Все ясно? Вопросов нет?
Вместо ответа солдаты утвердительно закивали головами.
– И на все это у вас только десять минут, и ни минутой больше!.. Потом вы до зарезу потребуетесь мне здесь. Все, а теперь в путь, быстро!
Солдаты вскочили на подножку кареты, а один из них, кому не хватило места, вскарабкался верхом на лошадь. Даниэль щелкнул кнутом, и карета галопом понеслась прочь.
В полном ошеломлении, Лагаренн удивленно уставился на Байарделя.
– Так, одна идейка! – пояснил капитан. – Просто мне пришла в голову одна занятная мыслишка, вот и все! Потом сами увидите!.. А теперь скажите-ка мне, Лагаренн, нет ли здесь где-нибудь поблизости какого-нибудь амбара с ромом, какой-нибудь винокурни, не слишком пострадавшей от пожаров и уцелевшей от грабителей?
– А зачем это вам?
– Тысяча чертей, да чтобы запастись ромом, зачем же еще! Может, у меня в горле пересохло… Ничего удивительного в этаком-то аду, а?..
– Да нет, не в том дело, – возразил Лагаренн, – просто, если вам нужен ром, достаточно обратиться в форт, к Мерри Рулу… Во всяком случае, если без этого рома и вправду не обойтись, чтобы осуществить ваш замысел!
– Святой Себастьян! И дьявол в придачу! Провалиться мне на этом месте! И он еще спрашивает, смогу ли я обойтись без этого рома!.. Во-первых, позвольте вам напомнить, что еще вчера ром считался главным богатством нашего острова, а уже завтра все только и будут говорить, что он спас его от неминуемой гибели!..
Карета с Даниэлем на облучке уже возвратилась с пристани и тотчас же с подробными приказаниями Байарделя была отправлена в форт, когда в Якорном квартале появились первые солдаты, спасавшиеся от взбунтовавшихся негров.
То, что они рассказывали, было настолько ужасно, что просто не укладывалось в голове. Негры разграбили все, что пощадил вулкан. Некоторые из солдат собственными глазами видели, как окончательно озверевшие рабы насиловали белых женщин. А потом хладнокровно убивали своих жертв. Они обшаривали дома, где еще было что брать, а разграбив дотла, тут же предавали огню. Теперь у них было даже огнестрельное оружие, которое они находили в покинутых жилищах. Правда, пока еще они пользовались им довольно неумело, однако, по мнению солдат, могут быстро стать отличными стрелками.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
На другой день после бунта
Лагаренну не потребовалось слишком много времени, чтобы разгадать замысел капитана Байарделя. Не успела карета вернуться из форта, как он воскликнул:
– Теперь я понял вашу идею! Дружище, вы настоящий гений! Ну конечно же, ром!
– Хм-м… – усмехнулся Байардель. – Вы хотите сказать, ром с порохом, не так ли! И вы сами увидите, каких потрясающих результатов можно добиться с помощью этой адской смеси! Просто мне хочется попробовать одну штучку, только чтобы как следует предусмотреть последствия, а они поначалу могут оказаться сплошным кошмаром, надо непременно выкурить отсюда всех жителей этого квартала. Вы ведь, кажется, сами говорили, что их еще здесь немало?
– Да, но стоит нам приблизиться к их домам и дать им понять, что мы собираемся их оттуда извлечь, как они тут же откроют стрельбу!
– Ничего, вот увидите, уж с ними-то мы справимся!
Он подошел к солдатам, которые стояли, приставив мушкеты к ноге, выделил из них десяток и, собрав их вместе, приказал:
– Каждый из вас пойдет в ту сторону, какую я ему укажу. Главное, чтобы все, кто еще остался в квартале, узнали, что негры вот-вот будут здесь! Кстати, это чистая правда! Но главное, чтобы все заранее знали: когда негры наглотаются снадобья, которое я собираюсь им припасти, то прежде, чем окончательно свалиться, они еще успеют перерезать кучу народа. А потому всем необходимо немедленно убраться как можно подальше от этого квартала!
Он указал каждому из солдат, в какую сторону ему надлежит идти, а сам направился по широкой улице, приставив руки ко рту и вопя что было мочи:
– Спасайся кто может! Всем выходить из домов! Негры уже совсем близко! Они сожгут ваши хижины! А если найдут там кого-нибудь в живых, то перережут им глотки!..
Перепуганные насмерть обитатели квартала, которые, нацелив свои мушкеты, с пистолетами под рукой, начеку стояли у окон, стали мало-помалу открывать двери и выбираться наружу.
Они забрасывали Байарделя вопросами, и тот, ничуть не смущаясь, подробно описывал им леденящие душу сцены, которые разворачивались во всех селениях, где уже проходили толпы взбунтовавшихся дикарей. Конечно, он слегка смаковал все эти жестокости и охотно снабжал их подробностями самого кошмарного свойства, однако, увы, вряд ли даже самая безудержная фантазия могла слишком преувеличить те ужасы, что имели место на самом деле…
И все эти люди, которым чудом удалось спастись от гнева Монтань-Пеле и которые было почувствовали себя в полной безопасности, оказались теперь во власти панического страха, когда узнали, что остальные жители Сен-Пьера имели возможность укрыться на кораблях береговой охраны. А им куда теперь податься?
– А вы ступайте-ка поскорей в крепость, там вы найдете приют! – будто угадывая их сомнения, советовал им Байардель.
И, окончательно сдавшись, они послушно покидали свои хижины. В спешке собирая и увязывая в узлы все, что было у них самого ценного, чем дорожили больше всего остального, что им удалось нажить. Небогатые пожитки, все, что они могли унести с собой… Во всяком случае, именно на это и рассчитывал Байардель, всячески запугивая их и одновременно следя, как сгружают с кареты бочонки с ромом и с порохом.
Затем вернулся к солдатам и приказал Даниэлю, чтобы тот постарался, прежде чем до города доберутся негры, сделать как можно больше поездок в форт. Потом выделил людей, которым поручил откупоривать все бочки с ромом и пригоршнями бросать туда побольше пороху. После чего бочки, снова заткнутые, разбрасывали по всем перекресткам, на обочинах дорог, повсюду, будто они были случайно брошены где попало при поспешном бегстве. Капитан надеялся, что негры не преминут остановиться, чтобы опорожнить все эти бочки, и напьются в стельку.
Он знал, что во время своих оргий в честь божества Воду они до одури напиваются этой смесью тафии и пороха, которая приводит их в состояние транса и лишает человеческого облика, превращая в каких-то одержимых, бесноватых животных. Почему бы и на сей раз им не поддаться своим порочным слабостям?
А назавтра солдатам из крепости останется только пройтись по улицам и надеть железные наручники на каждого раба, что будет без чувств валяться у них на пути. Таким образом, бунт усмирят без всяких ненужных жертв.
Раскидывая бочонки на одной из главных улиц, где, по его подсчетам, должен был пройти основной поток беглых рабов, Байардель вдруг заметил худого, изнуренного с виду мужчину, который размахивал руками перед дверью одной из хижин. Он подошел ближе и поинтересовался, чем вызвана его тревога. Не отвечая, мужчина молча указал на окно, где виднелись лица трех перепуганных женщин, которые, крепко сцепив руки, воздавали молитвы Всевышнему.
Байардель схватил мужчину за плечо и изо всех сил встряхнул его, точно фруктовое дерево, с которого хотят снять сразу весь урожай.
– Шлюхи! – воскликнул незнакомец. – Они хотят удрать!
– Но ведь они совершенно правы! – возразил Байардель. – Именно таков был и мой приказ! Неужели вы предпочитаете, чтобы вам перерезали глотки взбунтовавшиеся негры?
– Лучше уж погибнуть от рук негров, чем покинуть все, что нажито ценою таких трудов! Нет, они оттуда не выйдут! Лучше уж я сам предам огню свой собственный дом…
– Да полно вам, – спокойным голосом пытался увещевать его капитан. – Будьте же благоразумны, дружище! Откройте дверь этим бедняжкам, а я дам вам пару солдат, чтобы помочь связать в узлы ваши пожитки. А потом вы отправитесь на пристань, может, там еще найдется место, и вас перевезут на один из кораблей. А если нет, укроетесь в крепости…
Явно приободренная присутствием богатыря, одна из запертых в доме женщин изловчилась и с помощью стула выломала дверь. Она была совершенно нагая. И выскочила на улицу с такой стремительной скоростью, что напомнила Байарделю вишневую косточку, когда ею стреляют, зажав между большим и указательным пальцем.
Незнакомец же принялся истошно вопить:
– Лонора! Назад, Лонора! Ах ты сука! Ну, ладно, ты мне за все заплатишь…
Тем временем на пороге, тоже в чем мать родила, появились и остальные женщины. В лунном свете тела их казались мраморно-белыми, они стояли, не решаясь двинуться с места, будто боясь, что одержимый хозяин дома вот-вот набросится на них с кулаками.
– Эй, вы, назад! – снова заорал тот. – Назад, или я прирежу вас собственными руками…
Легким движением Байардель развернулся. Одновременно рука его поднялась, и крепко сжатым кулаком он с такой силой поддал незнакомцу в челюсть, что тот сперва взлетел, будто собравшись вознестись к небесам, а потом безжизненной массой рухнул к ногам богатыря.
– Так, а теперь, милые дамы, не теряйте попусту времени! – обратился он к ним. – Пойдите-ка быстренько и найдите себе какую-нибудь одежду. Я не советовал бы вам разгуливать по улицам Сен-Пьера в таких легких нарядах, особенно нынешней ночью!
Потом подозвал солдат, приказав им связать по рукам и ногам строптивца, а несчастных женщин отвести в форт.
К тому времени в третий раз прибыла груженная доверху карета.
Бочки грудой лежали вдоль мостовой. Байардель выкатил парочку на проезжую часть улицы, прямо посредине, ухмыльнувшись при мысли, что, возможно, негры в спешке не увидят преграды, споткнутся и рухнут друг на друга даже прежде, чем отведают приготовленного угощения!
Потом снова вернулся к Лагаренну и заметил:
– Послушайте, дружище, похоже, нам здесь больше делать нечего… Пошли отсюда, да побыстрей. Теперь остается только ждать, пока моя идейка принесет зрелые плоды.
Лицо его озарила коварная, насмешливая улыбка. Потом, с минуту помолчав, он добавил:
– И знаете, чем мы сейчас займемся? Вернемся в крепость и прикажем солдатам плести кнуты! Да-да, много-много кнутов! Завтра они нам очень пригодятся, чтобы привести в чувство это стадо подонков! Кнуты и веревки, чтобы покрепче связать самых опасных и непокорных!
Первые лучи занимавшегося дня осветили картину душераздирающей скорби. Из всех уголков крепости неслись крики, стоны, печальные вздохи и жалобные причитания. По двору без конца сновали солдаты, вдвоем таща огромные котлы с дымящейся жидкостью, источающей какой-то горький аромат. Это был кофе, его раздавали всем беженцам, нашедшим приют в казармах и в парадной зале. Все имевшиеся койки были уже заняты, а поскольку их оказалось недостаточно, чтобы уложить беженцев, во многих комнатах прямо на полу разбросали сухую траву и жом сахарного тростника – этим ложем приходилось довольствоваться тем, кому не хватило походных коек.
Было много пострадавших. Возле них неотлучно дежурили лекари Кене с Патеном. Некоторые, кто мог, ухаживали друг за другом. Все мази, которые имелись в крепости, были уже использованы для врачевания ожогов, ибо именно ожоги больше всего донимали пострадавших.
Остаток ночи отряды Байарделя и Лагаренна, выполняя приказ командира береговой охраны, провели за плетением кнутов и веревок. Теперь настало время раздавать их солдатам. Только что вернувшиеся из Якорного квартала лазутчики доложили, что затея Байарделя сработала на славу. Солдаты оставляли в крепости мушкеты, каждый вооружался лишь парой пистолетов, взяв в руки по кнуту и в несколько раз обмотав вокруг пояса по куску прочной веревки. Пистолеты, скорее всего, могли послужить им вместо дубины, ибо казалось весьма маловероятным, чтобы возникла нужда стрелять в рабов, сраженных наповал гремучей смесью рома с порохом.
Прежде чем покинуть форт, Байардель зашел узнать, как чувствует себя семейство генерала. В их распоряжение была выделена одна из огромных комнат крепости. Дети под неусыпным присмотром мадемуазель де Франсийон еще спали, а две негритянки всю ночь напролет причитали и молились богам – единственное, на что они были способны.
Он узнал, что мадам Дюпарке, несмотря на боли в вывихнутой лодыжке, все-таки нашла в себе силы покинуть Замок На Горе и добраться до форта – благодаря юному Жильберу д’Отремону, который доставил ее, усадив сзади на свою лошадь. Она уже многократно интересовалась новостями о своем супруге, но никто не смог сообщить ей никаких сведений ни о том, где находится генерал, ни о том, что с ним приключилось.
Байардель тоже, в свою очередь, попытался хоть что-нибудь разузнать о Жаке Дюпарке. Но тщетно: никто его не видел и никто не знал, где он.
С этой минуты судьба генерала стала не на шутку его беспокоить. Он принял решение послать на поиски солдат, однако обыскивать город прежде, чем тот будет очищен от взбунтовавшихся негров, казалось делом весьма нелегким – ведь не исключено, что некоторые из них еще могли держаться на ногах и представляли немалую опасность.
Так что в первую очередь надо было очистить улицы Сен-Пьера от всех опасных и подозрительных типов. А потому Байардель, ни минуты не медля, отдал соответствующие приказы и самолично встал во главе отряда вооруженных кнутами солдат.
Уже наступил день. Над развалинами курились облака дыма. Отдельные кварталы были полностью разрушены, и капитан подумал, что ущерб, нанесенный городу, еще страшнее, чем можно было представить себе ночью.
Хижины, лачуги, дома, пакгаузы, амбары, интендантские склады, бараки и иные постройки – все исчезло, все было стерто с лица земли. От них остались лишь обугленные развалины. На их месте теперь возвышались остатки шатких, почерневших стен и дымящиеся балки, в которых все еще то и дело потрескивал не унимавшийся огонь. Лишь редкие дома избежали пламени. На опустевших улицах они торчали, словно чудом уцелевшие зубы из десен старого, шамкающего рта.
Негры так и не продвинулись дальше Якорного квартала, за исключением немногих, которые при встрече безропотно сдавались в руки солдат, не оказывая ни малейшего сопротивления. С блуждающими взглядами, ничего не соображая, они были окончательно сломлены. Им ведь никогда еще не доводилось ступать по улицам Сен-Пьера, и они были даже не в состоянии указать направление, откуда пришли. Представшее их взору зрелище немыслимых разрушений столкнуло их лицом к лицу с реальностью, о которой в своем безумном стремлении к свободе они, возможно, даже не подозревали, и теперь, оказавшись поодиночке, оторванные от своих, они были насмерть перепуганы, предчувствуя суровое наказание, ожидавшее их впереди.
Как только отряд перешел границу, отмеченную складами индиговых мастерских, безжалостно заработали кнуты. Со всех сторон раздались крики – в основном это были яростные крики солдат, которые без всякой жалости хлестали безжизненные тела любого черного мерзавца, который попадался им на пути, мертвецки пьяного, неспособного даже пошевелиться, чтобы хоть как-то защититься от ударов. Тех же, кто пытался удрать – потому что был меньше пьян или просто смог быстрее остальных прийти в себя, ловили и били до тех пор, пока они не начинали истекать кровью. Потом их тут же хватали и, надев наручники, цепями приковывали друг к другу.
В большинстве случаев солдатам достаточно было нагнуться, чтобы связать безжизненные руки рабов, которые были даже не в состоянии понять, что с ними происходит.
Была выделена специальная команда, чтобы собрать валявшееся на улицах оружие, брошенное неграми, вздумавшими пуститься в бега.
На одном из перекрестков, напротив склада индиговых мастерских, в кучу складывали мачете, пики и всякий хозяйственный инвентарь, которым пользовались негры, чтобы убивать белых.
Однако солдаты все не унимались и не ведали снисхождения. Несмотря на полученные приказы, продолжали самым жестоким способом карать всех, кто, по их разумению, заслужил сурового возмездия.
Байардель знал, бесполезно пытаться помешать расправе. Так, к примеру, идя в сопровождении своих солдат по одной из улиц, он натолкнулся на негра, который валялся подле бочки с ромом, все еще сжимая в руке нечто наподобие пики, на острие которой была насажена голова белого колониста. Хладнокровно один из солдат тут же выхватил свой пистолет, одним выстрелом размозжил ему голову и, оставив на месте тело, невозмутимо, с этаким благодушным видом тут же перезарядил оружие.
А потому то тут, то там раздавались выстрелы, которые заглушали щелканье кнутов. Что и говорить, хлестали они от души, доставалось и правому, и виноватому. И на лицах многих негров, мало-помалу приходивших в себя после летаргического забытья, красовались кровоточащие раны – глубокие рубцы, что оставляли на них безжалостные кожаные плетки.
Когда многие сотни рабов были уже прикованы один к другому и часть квартала очистили от негров, настал час осмотреть уцелевшие дома.
Несмотря на все старания, многие горожане так и не подчинились приказаниям капитана – то ли потому, что все-таки предпочли самолично охранять свое добро, то ли так и не поверив до конца, будто толпы обезумевших негров и вправду вот-вот спустятся с холмов и наводнят город.
Так что со многими негры успели расправиться еще прежде, чем обнаружили бочки с ромом.
Байардель один за другим осматривал дома. Он вооружился топором, чтобы в случае чего вырубать слишком неподатливые двери. И это оружие оказалось ему весьма кстати, когда в одной из хижин он обнаружил двух рабов, которые спрятались там, напуганные доносившимся со всех сторон щелканьем кнутов и пистолетными выстрелами. В отличие от остальных, эти не были пьяны. Едва завидев капитана, который и сам был удивлен ничуть не меньше этой вольготно расположившейся в чужом жилище парочки, они тут же бросились на колени, моля о пощаде.
Байардель подозвал двух солдат и приказал заковать негров в цепи. Но вскоре уже пожалел, что отпустил их живыми, ибо не без удовольствия собственноручно наказал бы ублюдков за те зверства, что они успели здесь учинить.
Когда он осматривал другие комнаты дома, то вдруг наткнулся на какой-то предмет, оказавшийся прямо у него под ногами. Было очень темно. И он нагнулся, шаря рукой и пытаясь выяснить, обо что это он споткнулся. Пальцы нащупали что-то вязкое, похожее на сахарный сироп, но жидкости этой было так много и она была такой холодной, что он тотчас же понял, что это кровь. Он подтащил труп поближе к окну. Это оказался один из служащих интендантства, живший в Якорном квартале вместе с женой и дочерью. Байардель хорошо знал его и не смог сдержать восклицания:
– Бедный старик! Ведь у него даже не было рабов!
Он оставил безжизненное тело и принялся обыскивать остальную часть дома, предчувствуя, что обнаружит там новые трупы. И опасения его, увы, полностью подтвердились. Вскоре он нашел мать с дочерью, обе лежали неподалеку друг от друга. Девочка, которой было лет пятнадцать, была совершенно нагой, вокруг, на полу, валялась в беспорядке разбросанная одежда; окровавленное тело скрючилось в какой-то неестественной позе, с широко раздвинутыми, разведенными в стороны ногами, а на шее зияла чудовищная рана, такая огромная, будто ей пытался перегрызть горло какой-то разъяренный хищник. Байардель склонился над телом и по следам на бедрах несчастной понял, что ее изнасиловали. Мать, судя по всему, прикончили лишь после того, как она собственными глазами увидела надругательство над ее дитем. Это была пожилая женщина, чье распростертое тело лежало посреди кучи каких-то коробок, которые, должно быть, стояли на этажерке и упали, когда она пыталась бороться с насильниками.
Объятый ужасом, капитан покинул дом. Увы, это было далеко не единственное жилище, где творились подобные чудовищные бесчинства. В сущности, почти никому из упрямцев, так и не пожелавших покинуть свои дома, не удалось спастись от озверевших, словно с цепи сорвавшихся дикарей.
Он лично убедился, что солдаты, невзирая на усталость после кошмарной бессонной ночи и все ужасы, что им выпало пережить, продолжают не без удовлетворения заниматься своим делом, и направился в сторону крепости.
По дороге ему встретились длинные вереницы пойманных рабов, пошатываясь, нетвердой походкой брели они под ударами солдат.
Но он даже ни разу не остановился. Наоборот, все прибавлял и прибавлял шаг, спеша как можно скорее приступить к поискам генерала.
Когда капитан добрался до форта, там царило необычное оживление.
Беженцы, казалось, уже начинали свыкаться со своей печальной участью и пытались хоть как-то обустроить свой быт в этих непривычных для них условиях, ведь большинство из них заранее предвидели, что эти высокие серые стены еще надолго останутся их единственным приютом, а походные койки и циновки – единственным ложем, на котором они смогут отдохнуть.
Мало-помалу входила в привычное русло и казарменная солдатская жизнь. В отведенном для учений углу двора уже маршировали, тренировались в стрельбе новобранцы – словом, занимались множеством мелких, обыденных гарнизонных дел.
Беженцы, казалось, даже не обращали на них никакого внимания. Мужчины брились, выплескивали грязную воду; женщины варили мясо с овощами, развязывали и проветривали скудные узлы с одеждой и пожитками. Сосунки плакали, требуя материнского молока, дети постарше носились взад-вперед по двору, весело играя между собой и, казалось, вовсе не сознавали постигшего всех взрослых страшного бедствия.
