Текст книги "Мари Антильская. Книга вторая"

Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 43 страниц)

– Договорились, я тотчас же дам вам знать.

– Ну а теперь, – добавил колонист, поднимаясь с кресла, – еще по глоточку рома. Он не может принести вам вреда, даже несмотря на жару, к тому же, надеюсь, вы окажете мне честь и отобедаете у меня в доме. Вам ведь известно, вот уже десять лет, как мои земляные крабы славятся на весь остров! Добрая трапеза поможет вашим ногам покрепче держаться в стременах, и вы без труда наверстаете потерянное время…

– Ладно, будь по-вашему! Только не надо устраивать слишком долгих обедов. Мне бы не хотелось настораживать кого-то чересчур частыми наездами в ваш дом. На сей раз удалось найти весьма удобный предлог: я сказал генералу, будто вы требуете, чтобы в Карбе была устроена своя весовая…

– Ха! Отличная мысль, майор! Нам и вправду не помешала бы здесь своя весовая, надеюсь, вы уж не забудете об этом, когда придет время, а оно ведь уже не за горами, так, что ли?

Он замолк, снова выпил, потом, будто ему вдруг в голову пришла какая-то неожиданная мысль, воскликнул:

– Черт побери! Но там ведь останется еще и вдова!

– Вдова? Какая еще вдова?

– Ясное дело какая!.. Мадам Дюпарке… Ну, конечно! Мадам Дюпарке, в случае смерти мужа все права перейдут к ней. Ведь как-никак, а она его законная наследница и, стало быть, станет безраздельной хозяйкой острова! Не кажется ли вам, что она в полной мере воспользуется связями самого различного толка, чтобы прибрать к рукам все полномочия своего мужа? Уверен, именно так она и поступит! Дама она горячая, да и храбрости ей не занимать, себе на уме, говорят, любого мужика заткнет за пояс, ко всему прочему, ей надо будет позаботиться о будущем своих детей…

Мерри Рул негромко усмехнулся.

– Мой дорогой Пленвиль, – медленно, как-то доверительно заметил он, – помогите мне избавиться от Дюпарке, а уж со всем остальным я и сам справлюсь. Мне известно об этой даме достаточно вещей самого неприглядного свойства, чтобы доказать, какую роковую, пагубную для всей колонии роль играла она до сего времени на нашем острове! Более того, доводы, какими мы сможем воспользоваться против нее, станут в будущем еще более убедительными, чем сейчас. Ни одна женщина никогда не сможет оправдаться против обвинения в измене и предательстве. А наша мадам Дюпарке, если верить известным и весьма осведомленным персонам, среди которых, к примеру, господин де Лапьерьер, была любовницей одного шотландского кавалера, который, кстати, не так давно снова объявлялся на острове. Это тот самый шотландец, что по поручению одного француза купил остров Гренаду…

Смех его стал чуть громче, потом он добавил:

– А вы, неужто вы не видите никакой связи? Неужто вам не ясно, что мадам Дюпарке, возможно, все еще любовница этого иностранца и тот воспользовался ее благосклонностью, дабы спровоцировать это вторжение караибов, благодаря которому эскадра майора Пенна должна была завладеть Мартиникой?

Пленвиль слушал, разинув рот и не произнося ни единого слова.

– Вот так! – с какой-то настойчивостью воскликнул майор, будто в нем вдруг с новой силой разгорелись все прежнее злопамятство и жажда мести. – Эта дама – не более не менее как обычная куртизанка, из разряда тех, что мы называем потаскухами! Конечно, она большая жеманница, корчит из себя этакую недотрогу, этакую святую невинность! Но уж я-то знаю ей цену, да и Лапьерьеру тоже довелось убедиться, на что она способна! Так что можете мне поверить, Пленвиль, уж с ней-то, с этой самой так называемой мадам Дюпарке, я справлюсь в два счета! Повторяю, избавьте меня от генерала, а остальное я беру на себя! Она предательница! Мало того, что она укрывала под своей крышей иностранных шпионов, она еще и оказывала им помощь и поддержку! Она была их сообщницей, и уж, во всяком случае, не красотке вроде нее запугать меня и расстроить мои замыслы!

ГЛАВА ВТОРАЯ
Пробуждение вулкана

Вот-вот уже должна была опуститься ночь, когда Мерри Рул покинул дом Пленвиля. Он принял из рук раба своего коня, забрался в седло и на прощание еще раз помахал колонисту, прежде чем пуститься вскачь по обсаженной кокосовыми пальмами дороге.

Он уже сожалел, что наболтал слишком много, дал Пленвилю столько обещаний – обещаний, относительно которых у него вовсе не было полной уверенности, что он и вправду будет в состоянии их сдержать. Вот, к примеру, в запальчивости он поклялся сурово покарать мадам Дюпарке. Но ведь на самом деле даже в случае смерти генерала ему, прежде чем добраться до его супруги, пришлось бы иметь дело с Суверенным советом, которому прежде короля дано было бы решать, вправе ли наследница претендовать на все полномочия своего покойного супруга. Кому-кому, а уж Рулу-то было доподлинно известно, что подавляющее большинство в совете высказалось бы в пользу молодой вдовы. И теперь он одну за другой обдумывал множество всяких хитроумных уловок, с помощью которых ему удалось бы опорочить ее в глазах членов совета и Окончательно с ней покончить.

По дороге ему то и дело встречались толпы негров, которые возвращались с плантаций сахарного тростника. Брели они в беспорядке, как попало, сопровождаемые непрерывными понуканиями и щелканьями кнута надсмотрщика. Майор заметил среди рабов немало женщин, и женщин беременных, чьи выступающие животы красноречиво говорили о том, что они уже на сносях. Все держали в руках мачете; они размахивали этим оружием и, смеясь чему-то, переговаривались между собой на странном, непонятном наречии.

Надсмотрщик отвесил ему почтительный поклон и переложил в другую руку кнут.

Рул уж было направился дальше, как неожиданно надсмотрщик, словно вдруг спохватившись, бегом кинулся ему вслед.

– Господин майор, – проговорил он, – похоже, здесь вот-вот произойдут какие-то события.

Мерри Рул натянул поводья и остановил лошадь.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался он. – Что здесь может произойти?

– Понятия не имею. Но вы ведь сами знаете этих окаянных негров! Они все до единого в сговоре с дьяволом… Готов поклясться, они учуяли что-то неладное, что-то должно случиться.

– Послушайте, – слегка встревожился Рул, – соблаговолите же наконец пояснить, что вы имеете в виду.

– Дело в том, господин майор, что я наблюдал за этими неграми весь день… И могу поручиться, что вели они себя нынче совсем не так, как обычно. То и дело какие-то странные шушуканья, перемигиванья, непонятные разговорчики. Само собой, только я подойду, сразу врассыпную… Но уж я-то знаю, они явно затеяли что-то недоброе!

– Бунт?

Надсмотрщик пожал плечами.

– С этими тварями никогда не знаешь наперед. Может, бунт, а может, и что другое, поди пойми, да нам такое и в голову не придет…

– Для начала надо отобрать у них мачете, – приказал он. – Передайте это господину де Пленвилю, как только вернетесь в имение.

– А не могли бы вы, господин майор, прислать нам сюда хоть парочку солдат?

Рул досадливо отмахнулся и покачал головой.

– И речи быть не может! – отрезал он. – Солдаты могут покидать гарнизон только в случае каких-нибудь чрезвычайных событий. Не забудьте передать Пленвилю, чтобы он разоружил негров, а если и вправду что-то случится, пусть немедленно даст мне знать, я возвращаюсь в крепость и все время буду там. С хорошей лошадью вам хватит и часа, чтобы добраться из Карбе до Сен-Пьера…

Между тем лошадь самого Рула уже от нетерпения совсем было вздыбилась. Он осадил ее, резко натянув поводья, но ему и самому уже не терпелось пуститься в обратный путь, и он на прощанье ободряюще бросил надсмотрщику:

– Да полно вам, право! Может, вам просто показалось. И ничего такого нет и в помине. Главное, смотрите в оба, не спускайте с них глаз!

Надсмотрщик тяжело вздохнул и, не успел майор отпустить поводья, тотчас же стремглав кинулся вдогонку за своими подопечными.

Ночь, опускавшаяся с молниеносной быстротой, уже погрузила в сумерки дорогу, когда майор доскакал до морского побережья. Лишь хранившие еще тепло знойного дня высокие скалы, что тянулись справа от него, белели в окутавшем все вокруг полумраке. Лошадиные копыта гулко цокали по кремнистой дороге. Движимый каким-то неосознанным инстинктом, Рул поднял голову и внимательно оглядел небо.

И тут же ему показалось, будто море вдруг пришло в движение, и волны, обычно вблизи Карбе невысокие и спокойные, вдруг поднялись, как-то вздыбились, и вода закипела, словно огромный котел. Потом резкий порыв ветра принес с собой какое-то темное облако, сплошь испещренное небольшими светящимися точечками, оно заволокло все вокруг, неудержимо несясь к западу, и Рул почувствовал, как лицо ему опалил поток разогретого воздуха, от которого исходил резкий запах серных испарений.

И тут, словно разряд молнии, в голове пронеслась страшная мысль. Он громко воскликнул:

– Монтань-Пеле!..

Безотчетно он резко пришпорил лошадь. Та заржала от боли и встала на дыбы, напуганная, отказываясь повиноваться столь грубому приказу. Рул нежно погладил ее, стараясь успокоить животное, проговорил какие-то ласковые слова, потом слегка ударил каблуками по бокам. И, наконец-то успокоившись, лошадь согласилась снова пуститься вскачь.

Дорога здесь превращалась в совсем узкую тропинку. Прямо над ней нависала высоченная, огромная скала, в расщелинах которой, неизвестно каким чудом, буквально из горсток пыли, росли кустики зелени. Он боялся, как бы лошадь снова не обезумела от страха, и продолжал гладить ее по холке, то и дело приговаривая какие-то ласковые слова.

Так без особых происшествий ему удалось проехать опасное узкое место, но, едва они снова выехали на широкую дорогу, он вдруг почувствовал гигантский порыв ветра, будто где-то тяжело вздохнул великан или пронесся разрушительный тайфун. Однако это дуновение длилось не более минуты, после чего Мерри Рул заметил, что ветер сразу стих и воздух снова стал неподвижен. Одновременно, подняв голову, он увидел, что небо заволокло новое облако. Оно казалось белее и как-то светлее первого. Такое впечатление, будто из кратера Монтань-Пеле поднимается легкая дымка, которую откуда-то снизу, из глубины подсвечивают отблески огромного костра.

И вот тут его по-настоящему охватил ужас, теперь уже у него не оставалось никаких сомнений – все это признаки пробуждения вулкана.

Впервые в жизни он испытывал такое чувство, будто земля дрожала у него под ногами.

Впрочем, землетрясение оказалось настолько ощутимым, что лошадь споткнулась, застыла на месте и ни за что не желала двигаться дальше. Испуганное животное дрожало всем крупом и тяжело дышало, широко раздувая ноздри. И на сей раз ее уже не удавалось успокоить ни ласками, ни уговорами. Вне себя от злости, Рул до боли вонзил шпоры в бока перепуганного насмерть животного. Сам не зная почему, он ни за что не хотел, если и вправду начнется извержение вулкана, оставаться на этой пустынной дороге. Хотя прекрасно понимал, что, находясь в доме, подвергал бы себя куда большей опасности. Кто знает, возможно, он бессознательно надеялся на защиту толстых, крепких стен форта и потому более всего на свете хотел бы сейчас оказаться там.

С новым порывом ветра Мерри Рул почувствовал, будто оказался в вихре теплого пепла, в котором еще порхали раскаленные частички.

Словно приняв внезапное решение, он спрыгнул на землю, оторвал одну полу от своего камзола и обернул ею голову лошади. Лишившись способности видеть, животное, казалось, наконец-то снова обрело спокойствие. И Рулу удалось не только заставить ее сдвинуться с места, но и перейти в галоп.

Когда Мерри Рул добрался до Сен-Пьера, он уже скакал прямо по пеплу, толстым слоем устилавшему дорогу, – таким толстым, что он даже приглушал цокот лошадиных копыт. Перед первой сахароварней, что попалась на его пути, он увидел десятки столпившихся людей. Там находились вперемежку и белые, и негры. Лица у всех насмерть перепуганные и обращены в сторону вулкана, который теперь уже извергал не пепел, а пламя и лаву.

Кое-кто, узнав майора, попытался окликнуть его, но Рул, не останавливаясь, лишь подстегнул лошадь. Единственное, чего ему хотелось, это как можно скорее очутиться в крепости!

Ему было сильно не по себе. И жуткая тревога все больше и больше сжимала сердце по мере того, как он приближался к крепости, уже заранее предчувствуя, что и там он не сможет чувствовать себя в полной безопасности. Да и какие стены, как бы прочны они ни были, смогли бы защитить человека от ярости разбушевавшегося чудовища?

Первые подземные толчки, которые почувствовали обитатели Замка На Горе, вызвали среди них такую же панику, как и во всех прочих уголках острова.

При виде тучи, испещренной сверкающими искрами, негры в бараке, будто во власти какого-то животного инстинкта, принялись вопить от ужаса. Генералу пришлось самолично явиться туда, и на некоторое время ему уговорами удалось их слегка успокоить, однако при появлении второго облака негры взломали двери и вырвались наружу, заполонив двор замка.

Теперь там собрались все обитатели замка. Каждый из них испытывал такую беспомощность, такое бессилие перед грозившей им смертельной опасностью, что любая попытка заставить рабов снова вернуться к себе в барак была заранее обречена на провал. Они тесно жались друг к другу, самые храбрые из них стояли, не спуская глаз со взбунтовавшейся горы, остальные дрожали, не в силах даже двинуться куда-то.

Мари вцепилась в плечо Жака. Наделенная редкой чувствительностью, куда более богатым воображением, чем кто бы то ни было другой из тех, кто окружал ее в этот момент, она, похоже, единственная с какой-то удивительной прозорливостью видела, какая смертельная опасность нависла теперь над островом.

Нет, пробуждение Монтань-Пеле вовсе не было здесь в диковинку. В сущности, редкий месяц обходился без того, чтобы вулкан не сотрясал остров внезапными подземными толчками. После чего изрыгал долгие, обильные потоки лавы, стекавшие по его склонам в сторону Макубы или Морн-Ружа. Реже в сторону Ривьер-Сеш, Сухой речки, где, однако, после каждого приступа ярости чудовища тоже оставались груды холодного пепла. Но никогда еще прежде извержения не обретали такой силы, какая грозила обитателям острова на сей раз. Опыт жизни в этих краях многому научил колонистов. Теперь они отлично знали, какой опасности подвергаются, оставаясь в своих домах, построенных из камня. Они рисковали оказаться погребенными под обломками. Подземные толчки, опрокидывая свечи и масляные лампы, моментально поджигали построенные из высохших пальмовых ветвей лачуги и хижины – в том случае, если им удавалось уцелеть от огненных искр, что извергала взбесившаяся гора, сеявшая пламя во всех городах и селениях острова.

Временами, будто самое сердце земли вдруг тревожно забилось, набухло и готово вот-вот разорваться на части, на недавно плоской равнине вдруг вырастали огромные бугры или, наоборот, возникали рытвины и овраги. Прямо под ногами у насмерть перепуганных, потерявших голову людей, бегущих по полям в поисках хоть какого-то укрытия, разверзались глубокие расщелины. Нередко стихийные бедствия такой силы сопровождались ураганами и смерчами, от которых негде было спрятаться, кроме как в тех самых щелях, что создавал, извергаясь и корежа землю, вулкан.

Нынешнее извержение Монтань-Пеле было, судя по всему, одним из самых сильных, какие когда-либо знал остров.

Никогда еще не нависала над ним такая тяжелая туча, пестрящая раскаленными осколками породы. Хотя землетрясения здесь явление довольно привычное, никогда еще прежде вулкан не извергал с такой силой камни огромной величины – эти вулканические бомбы летели, словно из жерла какой-то гигантской пушки, сперва вверх, прямо в небо, а потом обрушивались на землю, достигая порой размеров хижины.

Чем гуще становился окутавший остров мрак, тем явственней ощущались далекие, идущие откуда-то из самых глубин, удары сердца земли, то и дело сотрясалась ее плоть, разрушая возведенные на ней стены и ломая деревья. Временами из кратера доносился какой-то хриплый звук, похожий на вздох, потом, подобно дыханию, вырывался столб газа, поднимавшегося из кипящей в самой сердцевине горы расплавленной лавы.

Первые толчки вовсе не казались слишком уж опасными. Но вскоре за ними стали почти непрерывно следовать другие, все более и более сильные.

И внезапно генерал не смог сдержать крика и указал рукой в сторону Морн-Фюме, туда, где в небе полыхали отблески зарева.

– Пожар! – воскликнула Мари.

Когда языки пламени уже поднялись совсем высоко, Жак коротко бросил:

– Это горит винокурня…

– Боже, а как же дети! – ужаснулась Мари. – Лучше не оставлять их в доме.

Поискав глазами Луизу, она крикнула:

– Луиза! Луиза! А как же дети!.. Где маленький Жак, он с вами?

– Он спит, – ответила Луиза. – Вы хотите, чтобы я разбудила его и привела сюда?

– Ну, конечно! Сами займитесь Жаком, а Сефиза с Клематитой пусть выведут Мари Луизу, Адриенну и Мартину. Да побыстрее!

Не успела она договорить, как в Сен-Пьере вовсю зазвонили колокола. И на сей раз Демарец, стоявший вместе с солдатами подле пушек, первым воскликнул:

– Интендантские склады горят!

Генерал с Мари бросились к нему, и тут земля содрогнулась, да так сильно, что Мари, почувствовав, как почва буквально уходит из-под ног, споткнулась и упала. Жак помог ей подняться. Из дома донеслись испуганные вопли, потом какой-то оглушительный треск, словно рушилась крыша замка.

– Жак! Жак! – крикнула Мари. – Прошу вас, займитесь детьми, я не в силах сдвинуться с места.

Дюпарке пребывал в полной растерянности. Он разрывался между желанием прийти на помощь испуганным детям и поддержать жену, которая при падении вывихнула лодыжку и теперь страдала от боли. Он с минуту поколебался, но Мари так настойчиво молила его заняться детьми, что в конце концов он сдался и направился к замку.

А когда оказался у дверей, оттуда как раз выходила Луиза с маленьким Жаком. Еще не вполне пробудившись от сна, мальчуган был перепуган криками и шумом, весь в слезах, он едва слышно жалобно хныкал.

– Надеюсь, мальчик не ранен? – спросил генерал.

– Нет, – ответила кузина. – Я взяла его прямо из постели, он просто испугался…

– Отведите его к матери, а я займусь остальными.

Подойдя к лестнице, он увидел наверху Сефизу и Клематиту с тремя маленькими дочками на руках. Самая младшая, Адриенна, совсем не понимала, что происходит вокруг. В свои два годика она воспринимала события словно какую-то необычную игру. Мартина, которой уже минуло пять, как могла утешала негритянку Сефизу, в слезах сидевшую на ступеньке, от страха не в силах сделать ни малейшего движения. Клематита же покрывала поцелуями залитое слезами личико Мари Луизы, хоть той и исполнилось три с половиной годика, обе они – и няня, и девочка – были одинаково неспособны сделать один-единственный шаг к двери.

– Что вы здесь делаете?! – закричал генерал. – Немедленно спускайтесь! Скорее вниз! Вы что, не видите, как опасно оставаться в доме!

Он бросился к ним, схватил на руки Адриенну с Мари Луизой и велел старшей дочери:

– Мартина, милая, ты уже большая девочка, выведи-ка этих двух дурех, вон совсем потеряли голову от страха.

При этих словах обе негритянки так истошно завопили, что при виде их ужаса генерал проговорил:

– Хорошо, Мартина, тогда цепляйся за мой камзол и спускайся вместе с нами… Коли этим двум дурам так уж хочется погибнуть под обломками, что ж, пусть остаются здесь…

И, не оборачиваясь, поспешил прочь, однако, едва оказавшись во дворе, тут же подозвал Демареца и приказал ему сходить за двумя толстухами негритянками и, если придется, силой вывести их из дома. И только тут в полной мере осознал весь размах бедствия. Теперь пожары уже объяли Сен-Пьер со всех сторон. Яркие отсветы пламени освещали весь город каким-то зловещим багровым заревом.

От дымящихся углей исходил такой сильный жар, что он достиг даже Замка На Горе. Солдаты были потрясены, подавлены страшным зрелищем. Генерал подошел к Мари, передал ее попечению детей. Она сидела на кресле-качалке и со страданием в голосе призналась, что не в силах сделать ни шага. Вывихнутая лодыжка нестерпимо болела, к тому же заметно распухла. Однако это не мешало ей крепко прижимать к себе маленького Жака и нежную Мартину, успокоенную близостью матери и уже осушившую слезы.

– Дорогая Мари, – обратился к ней генерал, – мне непременно нужно быть в городе. Я не могу оставаться здесь, когда Сен-Пьеру грозит полное разрушение.

– Умоляю вас, Жак, главное, будьте осторожны, берегите себя! Потом, если я смогу ходить и детям здесь уже более не будет грозить опасность, я тоже попытаюсь прибыть туда, чтобы быть рядом с вами.

Еще не успев добраться до города, генерал смог в зареве пожаров разглядеть множество лодок, пирог и шлюпок, которые устремились в сторону сен-пьерской бухты. Лодки плыли так близко друг от друга, что издали напоминали гроздья спелых бананов. Столбы пламени отражались в воде, играя зловещими багровыми бликами, а рвущееся ввысь, к небу, пламя в некоторых местах достигало такой высоты, что казалось, будто какие-то гигантские языки так и норовят лизнуть тяжелые тучи, набрякшие от пепла и копоти.

Когда он наконец оказался в Сен-Пьере и уже находился совсем близко от крепости, землю сотряс мощный, невиданной силы, толчок. Как будто она и вправду разверзлась перед ним и он вот-вот навеки исчезнет в зияющей пропасти. Все это длилось не более мгновенья, которое показалось генералу целой вечностью.

Одновременно со всех сторон раздались вопли и крики ужаса.

Казалось, докрасна раскалился даже сам воздух над Сен-Пьером. Пламя бушевало повсюду. Мигающие, дрожащие, искрящиеся огоньки сновали по крышам. Временами они слабели, карабкаясь по карнизам, змеями кусая красные перекладины домов. Потом ярко вспыхивали во всю силу. И тут люди уже не могли ничего поделать – им оставалось лишь панически кричать, без всякой надежды хоть что-нибудь предпринять, хоть как-то помешать разбушевавшемуся огню.

На всех трех кораблях, что стояли на якоре в порту, офицеры ни на минуту не покидали своих мест и то и дело выкрикивали команды. Море совсем разволновалось. Устроившиеся на мачтах дозорные громко сообщали тем, кто оставался на палубе, все, что видели с высоты.

Жак пришпорил коня и въехал в форт.