Текст книги "Мари Антильская. Книга вторая"
Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 43 страниц)
Дым рассеялся. Теперь грянули пушки англичан, но поскольку ни один из канониров не мог ожидать этакого маневра, все выпущенные ядра перелетели через фрегат, благополучно исчезнув в волнах за его кормою, вызвав тем самым гомерический хохот в рядах флибустьеров.
– Огонь, ребятки! – заорал Ив, едва фрегат оказался правым бортом, со всеми своими тридцатью двумя пушками, вровень с левым бортом противника. – Огонь! А вы, отец Фовель, как там ваша каронада? Фитиль-то хоть запалили?
– Не извольте сомневаться! Сейчас все будет! – крикнул в ответ монах.
Не успел он договорить, как порох взорвался, и фрегат, точно налетевший вдруг ураган, сотряс новый мощный залп.
Едва грохот затих, вновь послышался голос монаха:
– Эй, капитан, сделайте милость, поглядите сами, угодил ли я своим ядром в бортовой люк, аккурат в то самое место, где у них пороховой погреб… Вам там виднее, к тому же вы умеете с ними разговаривать, так вы уж сделайте милость, поинтересуйтесь, по вкусу ли им мой залп!
Два корабля были так близко друг от друга, что на обоих были прекрасно слышны все разговоры, какие велись на палубе противника.
– Эй ты, поп старый! – отозвался голос с «Уорвика». – А теперь прими-ка от нас это ядрышко да ответь, попадет ли оно куда надо!
Раздался ответный залп со шнявы. Ядра пролетели над «Атлантом», снеся часть снастей и повредив одну из мачт.
– Да, так оно и есть! – крикнул францисканец. – Попало, и ты нам дорого за это заплатишь, поганый английский пес! Посмотрим, почуешь ли ты, откуда ветер дует, когда получишь вот этот подарочек…
Пушки правого борта дали еще один залп, после чего «Атлант» по приказу Лефора лег на другой галс, сделал четверть оборота и, встав по ветру, с какой-то невероятной силой и проворством ринулся на противника, угодив бушпритом прямо между бизань-мачтой и брамселем.
– На абордаж! – завопил Лефор.
Именно этой-то команды флибустьеры с нетерпением ждали с той самой минуты, когда начались все эти хитрые маневры. Одни тут же кинулись к носовой части судна. Другие принялись закидывать абордажные крючья. Третьи, самые меткие стрелки, забравшись на мачты, без промаха разили все, что шевелилось или двигалось на борту «Уорвика».
В считанные минуты более ста матросов фрегата были уже на палубе шнявы. Все они успели истратить запас пистолетных пуль и теперь размахивали кто мачете, кто топором, шлепая прямо по лужам крови, то и дело оскальзываясь, теряя равновесие, чтобы тут же снова выпрямиться и отрубить врагу голову, руку или ногу. Стоя на капитанском мостике, Лефор наблюдал за резней. Но он не мог позволить себе слишком долго оставаться в стороне от событий.
– Тысяча чертей! – выругался он. – Если я и дальше замешкаюсь, они, пожалуй, не оставят на мою долю ни одного живого матроса!..
И прежде чем схватиться за шпагу, успел прокричать в рупор:
– Эй, оставьте мне хотя бы Уиллоби! Уж очень хочется сыграть с ним партию в ландскнехт! Пусть только кто-нибудь попробует расправиться с капитаном! Будет иметь дело со мной! Ох и не поздоровится тогда поганцу, наглотается он у меня морской воды, это уж я ручаюсь!
Потом он покинул мостик и метнулся к бушприту, чтобы тоже переправиться на шняву. И сразу увидел отца Фовеля: заткнув за пояс полы серой сутаны и выставив на всеобщее обозрение тощие кривые ноги, он ловко размахивал топориком.
Страсти обитателей «Атланта» так разбушевались, что часть экипажа шнявы уже сгрудилась на носовой части судна и просила пощады. Другие пытались под предводительством капитана Уиллоби пробраться к пороховому погребу и пока еще кое-как держались, подзадориваемые призывами командора.
Однако это продолжалось недолго. Картечь, выпущенная со стеньги «Атланта», попала коротышке в руку и заставила опуститься на колени. В рядах англичан наступило минутное замешательство.
Однако капитану удалось снова подняться на ноги, и он, размахивая шпагой, крикнул:
– Взрывайте судно! Взорвите его вместе с этими псами!
Англичане слишком часто видели собственными глазами, как выглядит смерть, чтобы безропотно подчиниться подобному приказу, тем более прозвучавшему из уст человека, который, возможно, через минуту станет рядовым покойником. Впрочем, тут, как раз вовремя, подоспел Лефор и, буквально бросившись на капитана, выхватил у того из рук шпагу со словами:
– Сдавайтесь, иначе никакой пощады!
Горстка матросов тут же побросала на палубу все имевшиеся у них средства защиты, признав себя побежденными.
Битва завершилась. А ведь не прошло и получаса с тех пор, как фрегат дал свой первый залп по шняве. Теперь французы были здесь полными хозяевами.
– Послушайте, лейтенант, – проговорил Лефор, – вы можете делать с этими людьми все, что вам придет в голову, но капитана оставьте мне… Уверен, ему не терпится поведать мне массу презанятных вещей!
И, обратившись к Уиллоби, добавил:
– Сударь, вы говорите по-французски, как уроженец Турени. Хватит ли у вас сил самому перебраться на борт моего корабля, или стоит приказать, чтобы вас отнесли туда на руках?
– Пошли! – только и ответил англичанин.
Теперь все английские солдаты были уже обезоружены. Точно крысы, авантюристы рыскали по всему «Уорвику», обыскивали каждый угол, рылись в шкафах и ящиках, в каютах, раздевали убитых, не мешкая, приканчивали, быстро полоснув ножом под подбородком, строптивых раненых. Добычу складывали в кучи на палубе под обезумевшими взглядами англичан, не решавшихся даже шевельнуться, дабы не навлечь гнев этих исчадий ада, которые дико хохотали и орали во всю глотку, попивая у них на глазах их спиртное, примеряя их парадные мундиры, деля между собою их золото и облачаясь в одежду, снятую с мертвецов.
Уиллоби тем временем удалился в сопровождении Лефора. Однако ему не удалось обойтись без посторонней помощи, чтобы перебраться со шнявы на бушприт «Атланта». Он получил сквозную рану – пуля навылет прошла сквозь мякоть руки. Рана оказалась болезненной, но не опасной.
Это был крошечный уродец, ростом не выше сапога, с вывернутыми в разные стороны, кривыми ножками, с багровой прыщеватой физиономией и взъерошенными, падающими на глаза и щеки волосами. Он был таким тощим, что в одежду его, казалось, могли вместиться еще трое недомерков столь же жалкого телосложения.
Ив перво-наперво велел наскоро перевязать ему рану, потом повел к себе в каюту, предложил сесть и попотчевал ромом.
– Вы ранены, – с сокрушенным видом заметил Ив, – но вам повезло, что вы одеты в красное. Похоже, английский флот все предвидел: на вашей одежде даже не видно пятен крови. Может, протектор вашей республики предусмотрел и средство скрывать погибших, выдавая их за живых?
– Сударь, – с невозмутимым спокойствием ответил англичанин, – вы одержали надо мной верх, и вряд ли уместно с вашей стороны добивать меня своим сарказмом. Думаю, вы направлялись в сторону Мартиники, иначе не оказались бы у меня на пути. Единственное, что ободряет меня и служит утешением, это то, что победа не долго будет оставаться на вашей стороне!
– Тысяча чертей! Это почему же, позвольте вас спросить?
– Да потому, что рано или поздно вам все равно не миновать эскадры коммодора Пенна.
– Что за чертовщина! Экая напасть, Боже милосердный, тысяча чертей и дьявол в придачу! – вне себя от ярости начал сквернословить Лефор. – Вот уже час, как я только и слышу об этом господине, и не скрою, мне было бы приятно наконец увидеть его воочию. Вы вроде, если не ошибаюсь, говорили, это тот самый майор, которому ваш протектор поручил защищать французские владения на Антильских островах, так, что ли?
– Именно так оно и есть, сударь! – с готовностью подтвердил англичанин. – Майору Пенну как раз и поручена эта наиважнейшая миссия.
Ив вытаращил на него изумленные глаза.
– А позволительно ли узнать, – нежнейшим голоском поинтересовался он, – могу ли я полюбопытствовать, что именно понимает майор Пенн под словом «защищать»? Коли уж мы заговорили о Мартинике, как же намеревается он обойтись с этим островом?
Уиллоби изобразил слегка презрительную ухмылку.
– Выходит, вам еще неизвестно, – процедил он, – что на Гренаде взбунтовались караибы? И двух месяцев не прошло, как губернатор Мартиники продал этот остров одному из своих соотечественников, некоему господину де Серийяку, а индейцы уже успели перерезать глотки половине из поселившихся там колонистов!
– Само собой, вы имеете в виду господина Дюпарке, так, что ли?
– Да-да, именно господина Дюпарке. Он тут же поспешил послать на Гренаду три корабля береговой охраны, но не успели они отплыть, как подняли бунт караибы на Сент-Люсии, Сент-Винсенте и даже на самой Мартинике. Приплыли на своих пирогах и высадились в Сен-Пьере…
– Не может быть! – изумился Лефор. – И когда же все это началось?
– Два дня назад.
– Послушайте, капитан, – потирая руки, заметил Ив, – выходит, мне крупно повезло, что я встретил вас в море! Еще немного, и я угодил бы прямо в лапы дикарей! Только что-то я никак не возьму в толк, при чем здесь ваш коммодор Пенн?
– Он намерен навести порядок… И защитить колонистов Мартиники.
– И потом, надо полагать, останется на острове, не так ли?
– Если присутствие эскадры окажется необходимо, то, разумеется, он останется там… Пока окончательно не усмирит остров и не восстановит там мир и покой… Ведь мы, англичане, люди милосердные и не можем оставаться в стороне и спокойно смотреть, как убивают добропорядочных христиан.
– Да-да, что и говорить… А не соблаговолите ли, капитан Уиллоби, поведать, где в сей момент находится эскадра коммодора Пенна?
– Я солгал бы вам, если бы утверждал, будто мне это неизвестно. Но я не могу открыть это врагу. Однако смею вас заверить, если вы поспешите на Мартинику, то непременно с ним встретитесь. Более шестидесяти наших кораблей уже в пути, и они направляются в сторону Наветренных островов…
– Думаю, капитан, мне все-таки удастся развязать вам язык, – заметил Ив, бросив на англичанина испепеляющий взгляд, от которого тому надлежало сразу застыть от ужаса.
– Вы вольны, сударь, сделать со мной все, что вам угодно, но вам не удастся вытащить из меня более ни единого слова!
Ив встал и принялся мерить шагами каюту, то и дело проходя мимо своего пленника. Потом остановился, взял в руки стоявший на столе кувшинчик с ромом и наполнил до краев два стакана со словами:
– Держите, Уиллоби, выпейте до дна! Думаю, вам это скоро очень пригодится.
– Уиллоби?! Что значит Уиллоби?.. Мы что с вами, вместе свиней пасли? С каких это пор позволительно разговаривать в таком беспардонно фамильярном тоне с капитаном, пусть даже и пленным?
– Ах ты вонючка поганая! – взревел Лефор. – Говночист с гальюна! Можно подумать, будто вы сроду не ступали на борт корабля, раз не знаете, что капитан здесь после Бога полновластный хозяин и может делать все, что ему взбредет в голову?! Да на вас же глядеть противно, ни дать ни взять, обезьяна, нацепившая на себя красный мундир, и надо совсем из ума выжить, чтобы позволять себе этакую неслыханную наглость в том жалком положении, в каком вы сейчас оказались!.. Да вы для меня такой же моряк, такой же капитан, как я протектор какой-нибудь там республики! Сразу видно, вы сроду не слыхали, что такое «мокрый трюм», а?
И поскольку Уиллоби по-прежнему хранил молчание, Ив пояснил:
– Небось не знаете, что за штука «мокрый трюм»? Тогда слушайте, вас поднимают аж на самый верх грота-реи, потом отпускают веревку, и вы, как свинцовый лот, ныряете прямо в море, вас протаскивают под килем и только тогда снова поднимают… И так три раза кряду… Так что, если у вас и впрямь нет охоты поговорить по доброй воле…
Стук в дверь каюты прервал речь Лефора.
Он встал и сам пошел открывать. Это оказался отец Фовель.
– Привет, монах! – воскликнул Лефор. – Тут у меня как раз один христианин, которому, похоже, до зарезу понадобятся ваши услуги. Я тут было попытался заставить его исповедаться, но он не признался мне и в половине своих грехов!
– Сын мой, – обратился к нему монах, вытаскивая из-за пазухи сутаны какую-то переплетенную в картон книжицу, – поглядите-ка, какую любопытную штуковину я нашел в каюте капитана. Правда, здесь написано по-английски, но если он не пожелает перевести нам самолично, я сделаю это с помощью матросов, велю подвесить их за большие пальцы, у них языки-то мигом развяжутся. Там у них на «Уорвике» немало парней, которые говорят по-французски, не иначе как собирались вести переговоры с нашими колонистами…
– Так оно и есть! – подтвердил Ив, листая книжицу.
Сперва он невнятно бормотал какие-то ругательства, потом подозвал монаха и показал ему, что вызвало у него такое возмущение.
– Гм-м… Да, неплохо намалевано, – согласился тот. – Форт Сен-Пьер как вылитый, ни убавить ни прибавить!
К рисункам прилагался текст, написанный безукоризненно каллиграфическим почерком. Ив показал его Уиллоби, который хоть и чувствовал себя несколько не в своей тарелке, но ничуть не струсил, и поинтересовался:
– Кто это все написал?
– Я! – стукнув себя кулаком в грудь, ответил англичанин. – Да, я, и дальше что?
Лефор улыбнулся.
– Вы отлично пишете, капитан! – похвалил он его. – Да-да, надо отдать вам должное! Что поделаешь?! Справедливость есть справедливость! Вы, конечно, страшны как смертный грех и отпетый негодяй, но почерк у вас просто отменный, а то, что я успел выучить из английского в Сен-Кристофе, когда встречался там с проходимцами из Шеффилда, что живут на юге острова, помогло мне кое-что уразуметь…
Он говорил с презрительной усмешкой. Потом вдруг в лице его проступила какая-то свирепость.
– Эй, монах! – прорычал он. – Ступайте к Шерпре. Пусть пошлет на «Уорвик» призовую команду и отправит его в Бас-Тер. Я напишу командору де Пуэнси рапорт, думаю, ему будет приятно узнать кое-какие вещи, о которых я собираюсь ему доложить! Но главное, эту книжицу надобно передать в собственные руки губернатору, и никому другому! И еще передайте Шерпре: поднять все паруса. Ветер нам благоприятствует. Курс на Мартинику, прямо на Сен-Пьер! На рассвете мы должны быть уже там.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Дикари
Стража еще спала, когда Жюли, поднявшись ни свет ни заря, вышла во двор замка.
Служанка обвела взглядом бухту, потом форт и вдруг громко вскрикнула от удивления. И, более не задерживаясь перед открывшимся ее взору поразительным зрелищем, приподняла длинные юбки и бросилась в дом с криком:
– Ах, мадам! Мада-ам!.. Идите же скорей сюда! Вы только поглядите, что за красота такая!
Мари в буфетной отдавала приказания Сефизе и Демарецу. Услыхав крики субретки, она приоткрыла дверь и с разгневанным лицом выглянула в коридор.
– Вот дурочка! – крикнула она. – Я же просила тебя не поднимать шума! Ведь генерал по-прежнему нездоров. Впервые за два дня он наконец-то заснул. А ты раскричалась, будто нарочно желаешь его разбудить!
– Ах, мадам, я совсем забыла! Вы уж простите меня, мадам!.. – покаянно пролепетала Жюли. – Но поверьте, в Сен-Пьере и вправду происходят какие-то странные вещи…
Мари пожала плечами.
– Странные вещи?.. Да что там такое может произойти? Догадываюсь, что у тебя на уме! Только и ищешь причину, как бы улизнуть в город!
– Ах, мадам, честное слово! Вы только пойдите поглядите, сами увидите…
И снова, на сей раз в сопровождении Мари, она устремилась из дома. Но не успели обе женщины дойти до середины двора, как хозяйка воскликнула:
– Боже мой! Не может быть! Что бы это могло значить?
– Я же говорила! – торжествующе заметила Жюли. – Скажите сами, разве не красиво? В жизни не видала ничего подобного.
Мари не могла отвести взгляда от бухты, где и вправду словно разворачивался какой-то феерический, потрясающий спектакль. Можно было подумать, будто вся бухта превратилась в гигантский калейдоскоп.
По зеленой воде сновали тысячи крошечных пирог, по одному человеку в каждой. Они плавали взад-вперед, то и дело встречаясь и оказываясь так близко друг от друга, что, казалось, вот-вот столкнутся, но всегда каким-то чудом избегая беды. Все они, несмотря на вынужденные маневры, чтобы не столкнуться, направлялись в сторону суши, и на берегу, у причала, вблизи Каренажного квартала уже стояли на мели многие сотни таких лодчонок.
На таком расстоянии они казались темно-коричневыми, те, что поновее, дивного каштанового оттенка, это создавало восхитительный эффект на фоне зеленых морских волн. Еще больше оживляли картину красные пятнышки людей в лодках, крошечные фигурки гребцов ярко-алого цвета, стоявших на коленях прямо на дне своих утлых суденышек с одним, похожим на лопатку, веслом в руках и размахивающих им то вправо, то влево.
– Караибы! – воскликнула Мари.
– Да, так оно и есть, караибы, – подтвердила служанка. – Интересно, что им здесь понадобилось, а?
Мари покачала головой.
– Да, мне тоже хотелось бы знать, что они задумали… Послушай, Жюли, пойди-ка разбуди часовых. Не пойму, и какой от них прок? Их здесь поставили, чтобы следить за морем, а они дрыхнут без задних ног!
– Уверена, мадам, вам нечего волноваться, – возразила Жюли. – Если бы нам грозила какая-нибудь опасность, в крепости уже давным-давно открыли бы огонь.
Не успела она договорить последнее слово, как воздух сотряс залп из пушек сен-пьерского форта.
От грохота сразу же проснулись стражники. Четверо из них буквально вылетели из караульни, будто их вытолкнула оттуда какая-то неведомая сила.
– Наконец-то! – возмутилась Мари. – Как это понимать? Вы спали? Индейцы атакуют остров, а вы преспокойно спите!
Сержант пробормотал какие-то сбивчивые извинения и приложил руку к глазам, пытаясь разглядеть, что происходит в бухте. Удивление его было так велико, что челюсть сразу отвисла, он так и остался стоять с широко разинутым ртом – сплошная зияющая дыра под густыми усами. Однако ему не понадобилось слишком много времени, чтобы окончательно прийти в себя.
– Вот чертовщина! – выругался он.
И тут же бегом кинулся в караульню, до обеих женщин донесся поток отборных ругательств, бряцанье оружия, новые проклятия… Наконец появились часовые, которые даже не успели как следует нахлобучить на головы свои голубые, с оранжевой отделкой уборы и как-то странно подергивались, пытаясь привести в порядок мундиры.
– Ах, а как же генерал! – воскликнула Мари. – Должно быть, он уже проснулся от этакого шума! Боже мой! Ведь он болен и не в состоянии двигаться! Что и говорить, эти мерзавцы неплохой выбрали момент!
Вот уже два дня Дюпарке страдал от жестокого приступа тропической лихорадки, которая вкупе с подагрой вконец приковала его к постели. Его мучили нестерпимые боли, и он ни на минуту не смыкал глаз.
Стараясь не шуметь, Мари отворила дверь. Только что из форта донесся новый пушечный залп, сотрясший даже крепкие стены замка. Так что генерал никак не мог не проснуться.
Так оно и было. Едва завидев фигуру жены, он тотчас же спросил:
– Ах, это вы, Мари! Что происходит? Прошу вас, помогите мне подняться.
– И не думайте вставать с постели, – возразила она. – У вас ведь есть офицеры, которые вполне в состоянии уладить дела… Это индейцы, их тысячи, они явились сюда на своих пирогах. Вся бухта кишит ими, точно разворошенный муравейник.
– Мерри Рул должен был послать вестового! Никто не объявлялся?
– Судя по всему, индейцы только что прибыли. Это Жюли заметила их первой. Стража спала. Из форта тогда еще не раздалось ни единого выстрела… Уверена, Рул уже послал к вам нарочного!
Тем временем Дюпарке, вопреки ее настоятельным советам, попытался приподняться и высунул ногу из-под одеяла. Но страдания были нестерпимы и лицо его исказилось от боли.
– Вот видите, – заметила Мари, – я же говорила, что вы не должны вставать с постели. Я пошлю караульного к Мерри Рулу, чтобы он прислал нам пару десятков солдат на случай, если дикари доберутся до этого склона холма.
– Да-да, вы совершенно правы, – одобрил он, – надо непременно послать в форт одного из часовых, чтобы нам сюда направили два десятка вооруженных солдат.
Канонада тем временем не утихала.
– Я хотел бы быть в курсе того, что там происходит, пусть мне докладывают буквально каждую минуту, – добавил Дюпарке. – Думаю, из замка отлично видна бухта. Надо, чтобы кто-нибудь постоянно наблюдал за дикарями…
В тот самый момент со двора донеслись испуганные крики. Мари тут же бросилась к окну и увидела, что Сефиза, Клематита, Демарец и группа негров с сахароварни, среди которых был и Кенка, оживленно жестикулируя, указывают в сторону Морн-Фюме.
Она подняла глаза и тут же поняла, что вызвало у них такой ужас. Оказывается, дикари уже добрались даже туда. Кто знает, может, они приплыли морем и под покровом ночи успешно обманули бдительность часовых?
Но скорее всего, они все-таки добрались сюда с севера, с той части острова, что была отведена туземцам, расторгнув тем самым договор и нарушив данное некогда слово.
Она сразу поняла, какая опасность грозила теперь замку, ведь не было никаких сомнений, что главной целью караибов было завладеть генералом и его жилищем!
Она повернула к Дюпарке побледневшее – ни кровинки – лицо и проговорила:
– Индейцы окружили замок. Не знаю, удастся ли нам послать кого-нибудь в форт. Думаю, путь туда уже отрезан…
Генерал нахмурил брови. И снова сделал попытку подняться с постели.
– Не делайте глупостей, – остановила его Мари. – Поберегите себя!.. Я сама отдам необходимые распоряжения. В любом случае все равно надо попытаться послать в форт караульного. Может, ему все-таки удастся пробраться! Надо, чтобы нас освободили из окружения.
– Я должен подняться с постели! Черт побери, чего бы мне это ни стоило, я встану на ноги! – воскликнул Дюпарке. – Мари, велите принести мне сюда десяток мушкетов. Я смогу стрелять в дикарей из этого окна!..
Снизу донесся голос Жюли:
– Мадам! Ах, мадам! Там дикари! Они окружают холм. Мы в ловушке!
Голос ее дрожал от ужаса.
– Главное, – посоветовал генерал, – не позволяйте людям терять голову. Скажите всем, что я намерен подняться и самолично заняться обороной замка.
Снова перекосившись от боли, он все-таки умудрился спустить на пол ноги. Затем натянул штаны. Мари взяла в руки его камзол и положила так, чтобы он смог до него дотянуться.
– Я помогу вам, – предложила она.
– Нет-нет! Лучше спуститесь вниз. Ваше присутствие ободрит людей. Попытайтесь их успокоить. Говорите им все, что придет в голову, главное, чтобы они не теряли рассудка…
Мари повиновалась, оставив генерала в одиночестве.
Она вышла в прихожую, где нашла Жюли в объятьях Демареца, Сефизу в слезах, а лицо Клематиты сделалось почти цвета черепицы. Субретка непрерывно хныкала, цепляясь за шею слуги.
– Говорят, – причитала она, – они бросают пленников в огромный котел, а потом разжигают внизу костер!
Мари пожала плечами.
– Вы умеете стрелять из мушкета? Конечно же, нет! В таком случае, ступайте в караульню и попросите кого-нибудь из стражников обучить вас обращаться с оружием. И вы, Демарец, тоже обзаведитесь мушкетом. Поторопитесь и уведите с собой Жюли.
Она обернулась к Сефизе, которая концом своего фартука утирала слезы, с поразительной быстротой шевеля при этом губами.
– Что это ты делаешь, Сефиза?
– Моя? Моя делать молитва добрый Боженька… Спасти от каибов… Вот!
– Ладно, хватит! Сефиза, Клематита, ступайте отсюда! Быстро в караульню!.. Я не желаю видеть здесь ни одного человека без оружия, вы поняли или нет? Только с мушкетами в руках и у окон, чтобы стрелять в дикарей!..
Обе негритянки исчезли в таком ужасе, будто перед ними уже выросла из-под земли целая толпа дикарей.
Мари вышла во двор. Теперь стража знала, что индейцы окружили холм и, судя по передвижениям тех из них, кого удавалось разглядеть, отрезали все дороги, ведущие к городу и морю.
Мари окинула солдат разгневанным взглядом. Однако ничего не сказала, ибо тут же заметила, что они готовы к бою. Один из солдат стоял с банником для чистки пушек в руке, другой подтаскивал мешки с порохом, третий складывал пирамидами ядра. Движения их были довольно медлительны, ибо жара уже сделалась нестерпимой.
Мари повернулась к ним спиной и направилась в сторону барака. Негры тоже выглядели перепуганными насмерть. Они закрылись в хижине, где жили, и ни уговоры, ни угрозы, ни кнут не могли выманить их оттуда. Плотной кучкой столпившись в углу барака, они испуганно жались друг к другу. Слышалось их тяжелое дыхание, никто даже не шевелился.
При появлении Мари со стороны темной толпы испуганных негров послышалось какое-то невнятное бормотанье. Она спросила:
– Найдется ли среди вас хоть один, у кого хватит храбрости защищаться самому и защищать этот дом?
Она знала, какой подвергает себя опасности, собственными руками вооружая своих негров. Но лучше уж пойти на риск и заручиться поддержкой рабов, чем попасть в руки дикарей.
От бесформенной черной массы отделился человек могучего сложения и, шагнув вперед, проговорил:
– Моя могу, мамзель!..
Он был совершенно голым. С широкими, квадратными плечами. Мари узнала Кенка. И тут же в памяти вновь воскресло ее давнее приключение с этим негром. С минуту она пристально всматривалась в него, будто сомневаясь в его преданности, будто опасаясь, как бы, получив оружие, раб не обратил его против своих хозяев, но тут вспомнила, как потеряла тогда свои пистолеты, которые, кстати, так никогда и не нашлись.
– Хорошо, – проговорила наконец она. – Твоя выбрать себе друг и пойти взять мушкет…
Кенка повернулся к своим соплеменникам. Между ними завязался едва слышный разговор на языке, совершенно непонятном молодой даме. Она приготовилась уже выйти вон, когда Кенка вдруг позвал ее и жестом дал понять, что все готовы идти за ним – мужчины, женщины и Дети.
Она отвела их к стражникам, приказав тем обучить их пользоваться огнестрельным оружием.
Потом, как могла, внушила неграм, что те должны слепо подчиняться сержанту, и поднялась в комнату мужа.
– По-прежнему никаких вестей от Мерри Рула? – первым делом поинтересовался он.
Судя по виду, он был вне себя от гнева.
– Увы, никаких, – ответила Мари. – Нет сомнений, что, если он послал вестового с донесением, тому не удалось пробраться сюда прежде, чем дикари перекрыли все дороги, а теперь уже нет надежды получить хоть какие-то вести из форта.
– Негодяй! – возмутился генерал. – Если бы он нес службу как подобает!.. И как следует вел бы наблюдение за морем! Ему следовало своевременно отдать нужные распоряжения, и мы не оказались бы в такой западне!
Мари подошла к нему поближе и посмотрела в ту сторону, куда был неотрывно прикован взгляд мужа.
Внимательно приглядевшись, она без труда поняла, что теперь дикари заполонили уже все видимое глазу пространство. Как бы они ни пытались прятаться за ветками деревьев, яркая окраска тел все равно выдавала их присутствие.
Зрелище напоминало вторжение несметных полчищ каких-то ярко-красных насекомых, создавалось такое впечатление, будто в местах, где копошилось особенно много этих букашек, вот-вот не останется ни единого зеленого листика.
– Думаю, – заметил генерал, – они сейчас занимают позиции, и до наступления ночи нам нечего опасаться. Обычно они нападают ночью, во всяком случае, если верить Пьеру Дюбюку, такова их обычная тактика. Главное, чего нам следует особенно опасаться, это их зажигательных стрел. Не то они заживо зажарят нас прямо в собственном замке!
– А почему бы нам не открыть огонь по ним прямо сейчас?
– Не хотелось бы давать им повод обвинить меня, будто я атаковал их первым…
– Но ведь они покинули свои земли без всяких видимых резонов, без разрешения и даже не предупредив нас. Кроме того, все равно из форта-то уже стреляли…
– Да, но, начав стрельбу, мы дадим им повод утверждать, будто это мы их спровоцировали на враждебные действия. Ведь мы вооружены куда лучше них, и наш отпор будет сокрушительным. С другой стороны, я еще не теряю надежды, что в последний момент вождь все-таки вспомнит, что мы с ним «кумовья»…
– Вряд ли на это стоит слишком рассчитывать, – скептически заметила Мари.
Тем временем ярко-красные человечки продолжали карабкаться по склонам, заполонять холмы, роиться среди листвы. Было такое впечатление, будто одного-единственного пушечного залпа, наугад выпущенного по любой из небольших рощиц, достаточно, чтобы вызвать среди них немалые жертвы.
Некоторые уже подошли так близко к Замку На Горе, что Мари с генералом без труда могли разглядеть их лица, набедренные повязки и пояса. Иные вели себя как на параде, ничуть не боясь, как бы их ни увидели, не прячась, будто нарочно, с презрением бросая вызов белым; другие же, напротив, принимали какие-то странные позы, пробирались ползком, крадучись, извиваясь точно змеи, стлались, низко приникнув к земле, изо всех сил стремясь оставаться незаметными и пользуясь любым, даже самым крошечным, укрытием, чтобы спрятаться от посторонних глаз.
Внезапно со двора донеслись громкие голоса, послышалось бряцанье оружия. Дюпарке перегнулся через подоконник, пытаясь разглядеть, чем вызван этот шум, и с немалым изумлением обнаружил внизу толпу негров – мужчин, женщин и даже детей. В руках у мужчин были мушкеты, держали они их, конечно, весьма неловко, но по тому, как они время от времени угрожающе крутили ими перед собой, видно, что их буквально распирает от гордости. Женщины и дети вооружились только саблями да мачете, которые ярко сверкали в лучах солнца.
– Кто приказал вооружить негров? – задыхаясь от волнения, спросил генерал.
– Это я, – ответила Мари. – Думаю, мы вполне можем рассчитывать на их преданность. Тем более что они слишком боятся дикарей, чтобы поднять руку против нас. Они помогут нам, и уверена, из них выйдут отличные защитники.
С минуту Жак не сводил глаз с Мари. Она не могла понять, собирается ли он похвалить ее или обрушится с гневными упреками, но внезапно лицо его озарила улыбка – та нежная улыбка, какой она давно уже не видела на его тонких губах.
– Дорогая моя Мари, поистине вам в голову приходят великолепные идеи! – одобрил наконец он. – Думаю, этот вооруженный отряд будет нам солидной подмогой. Я тоже уверен, что они не предадут нас.
Он выпустил из рук один из пистолетов, обнял ее за плечи и привлек к себе.
– Ах, дорогая Мари! – с чувством проговорил он. – Я восхищаюсь вами, вы сильная женщина и к тому же редкая умница. Если со мной что-нибудь случится, я могу быть спокоен. Ничуть не сомневаюсь, вы сможете править этим островом ничуть не хуже меня – если не лучше! Да, теперь я могу спокойно умереть!
После полудня уже нельзя было различить ни одной фигуры индейцев. Между тем появился солдат, который вызвался пробраться к караибам и попробовать разгадать их намерения.
Все с нетерпением ждали его возвращения. Он сумел вернуться назад еще до наступления ночи.
