Текст книги "Мари Антильская. Книга вторая"
Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 43 страниц)
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Эскадра коммодора Пенна
Ив Лефор отчаялся переубедить генерала. В конце концов он понял, что – то ли по природной своей доброжелательности и снисходительности к людям, то ли из-за усталости и плохого самочувствия – Жак ни за что не согласится признать, будто Мерри Рул мог действовать в отношении его хоть с малейшим злым умыслом. А потому во время обеда избегал возвращаться к этой теме.
Он рассказывал о своих баталиях, описывал плавания, хвастался разнообразными достоинствами и храбростью своих молодцов. Дюпарке слушал все это с улыбкой, в которой слегка сквозила насмешка. Для него все эти повествования флибустьера были не более чем пустым хвастовством и фанфаронством. В глубине души он ничуть не верил, будто худо оснащенные посудины, на которых порой было не больше пары десятков морских разбойников, могли и вправду справиться с мощными военными кораблями, а между тем Ив вопреки всякому здравому смыслу как раз и утверждал, что это самое обычное дело, подвиг, о каком, не проходит и дня, рассказывают в Бас-Тере.
Он уточнил, что с тех пор как там переняли способ вербовки, введенный на Мартинике, всякие искатели приключений прибывают туда сотнями. Любой человек из Франции с сомнительным прошлым сперва три года должен трудиться на какого-нибудь коптильщика, выполняя при нем самые тяжелые и самые неприятные работы, после чего и сам тоже становится равноправным коптильщиком.
Жак никак не мог уразуметь разницы между коптильщиками и флибустьерами – для него все они были просто морскими разбойниками. Иву пришлось объяснить, что корабли, отправляющиеся надолго в плаванье, нуждались в запасах продовольствия и коптильщики – это люди, которые охотились за дикими быками и делали из них копченое мясо, откуда и идет их название, а при случае и сами не брезговали морским разбоем.
Судя по всему, такая жизнь была очень по душе Лефору, ведь он и сам говорил, что теперь ни за что на свете не согласился бы жить в какой-нибудь крепости, провонявшей пылью и ржавчиной стоящих в бездействии пушек. По окончании обеда генерал, вконец измученный усилиями превозмочь мучительные боли и попытками унять приступы лихорадки, поднялся к себе отдохнуть.
Мари воспользовалась моментом, когда они остались с флибустьером наедине, отвела его в сторону и спросила:
– Скажите, Лефор, насколько я поняла, вы считаете, что все это происки англичан, не так ли? Вы даже подозреваете, будто нас предали, вы ведь именно так и заявили генералу. Что заставляет вас так думать?
– Дело в том, мадам, что с моей стороны это вовсе не подозрение, а твердая уверенность, которая появилась у меня, когда я листал кое-какие бумаги, обнаруженные в каюте капитана Уиллоби.
– И что же это за бумаги?
– Предписания весьма подробного свойства касательно того, как следует перехватывать все французские суда, направляющиеся в сторону Мартиники. Нет сомнений, что они хотели задушить остров голодом, напрочь преградив доступ туда грузам с провиантом.
– Понятно, – кивнула она. – Вижу, господин Кромвель задумал серьезное наступление, он наш враг, и таковы правила игры, но не понимаю, при чем же здесь предательство?
– Это еще не все, мадам! В этих документах были еще весьма любопытные листочки, среди них, по меньшей мере, один рисунок форта Сен-Пьер, а также его окрестностей и даже Замка На Горе.
Мари нахмурилась.
– Да-да, – с какой-то настойчивостью повторил он, – и, видит Бог, очень живописный рисуночек, сразу видно, что сделан рукой опытного мастера по этой части. Рисунок, который был бы весьма на месте на одной из этих стен, где уже и без того немало красивых вещиц. Но, черт побери, хотелось бы мне знать, почему он оказался в каюте английского капитана! И к тому же капитана, получившего приказ нарываться на ссоры с французами! Остается поверить, будто здесь у вас, в этих краях завелся какой-то ловкий художник, который продает свои картины врагам Франции!
Он закончил фразу с усмешкой, будто сознавая нелепость подобного предположения, но Мари, похоже, даже этого не заметила. Она продолжила его мысль, и мысль эта привела ее к Реджинальду де Мобре. Она отлично помнила все, что говорил ей шотландец насчет замыслов Кромвеля. Выходит, он отчасти солгал ей? Он сказал ей неправду, когда утверждал, будто англичане намерены прибрать к рукам только испанские владения в Карибском море! Он солгал ей, когда обещал, что благодаря ему усилится, станет безраздельной ее власть на Мартинике!
В это было невозможно окончательно поверить. Но как, в таком случае, можно объяснить присутствие этих рисунков с изображением форта и замка в каюте английского капитана?
Мари делала тысячи предположений, которые могли бы объяснить эту загадку, одни говорили против Мобре – и их, по правде говоря, было куда больше, другие в защиту галантного кавалера! Но чувства, которые она все еще испытывала к Реджинальду, сбивали ее с толку, мешали трезво смотреть на вещи. И она упорно отгоняла от себя все мысли, что мешали ей найти оправдание шотландцу. А потому решила сохранить все в тайне. И обратилась к флибустьеру:
– Послушайте, капитан Лефор, уверяю вас, я проведу самое серьезное дознание и выясню все до конца. Если здесь есть виновный, он будет найден и сурово наказан!
Лефор ничего не ответил. Он лишь бросил на Мари какой-то странный взгляд. По правде говоря, его не на шутку удивило поведение юной дамы. Судя по тому, как она с ним говорила, он догадывался, что она не была с ним полностью откровенна. И он подумал про себя: нет, она что-то скрывает, должно быть, она знает об этом предателе или шпионе, работающем в пользу англичан, куда больше, чем пытается показать.
Мари уж было направилась обратно в столовую, а Ив затопал за ней следом, как вдруг появился отец Фовель.
Он уже опустил как подобает полы своей сутаны и выглядел вполне пристойно. Как только он увидел Ива, лицо его тотчас же расплылось в улыбке, и, направившись прямо к нему, он с довольным видом проговорил:
– Капитан, к нам приехал посыльный из форта. Похоже, в море неподалеку от Сен-Пьера появилось много кораблей.
– Тысяча чертей! – сразу нахмурившись, выругался Ив.
– Судя по всему, английские, – добавил монах.
Мари вздрогнула, точно от удара, резко обернулась, и на лице ее отразилась смертельная тревога.
– Тысяча чертей и дьявол в придачу! – снова воскликнул флибустьер. – Эти окаянные кромвелевские псы не дают нам ни минуты покоя. Не успел я повидаться с друзьями, как они уже заставляют меня их покинуть! Ну ничего, монах, обещаю вам, что они мне дорого за это заплатят…
Выйдя во двор, он сразу понял, что все флибустьеры уже в курсе событий и готовы по первому же зову покинуть замок. Они уже настежь отворили ворота и плотной толпой сгрудились на дороге.
У Ива не было ни малейших сомнений, что такая же жажда битвы владеет в этот час и матросами, оставшимися на борту «Атланта».
С первого взгляда, брошенного на свой корабль, флибустьер заметил, что там, выполняя данный им приказ, уже готовятся к встрече с неприятелем. Все паруса подняты. Было даже видно, как они слегка надувались от ветра и «Атлант» кренился на правый борт. С небольшим опозданием подняли паруса и на «Кеетье», ведь обоим кораблям надо было, не медля, выходить из бухты, дабы получить возможность свободно маневрировать и без промаха направлять пушечные залпы.
– Пошли, сын мой, – заторопил Лефора отец Фовель, – путь отсюда до Сен-Пьера неблизкий. А если мы хотим поспеть прямо к празднику, надо поспешить…
– Сдается мне, – ответил Ив, – как бы мы ни спешили, все равно опоздаем!
Он топнул тяжелым сапогом и с досадой выругался.
– А, черт с ним, невелика беда! – немного успокоился он минуту спустя. – В конце концов, если потребуется, сможем пострелять и из форта! По крайней мере, вы, отец Фовель, сумеете показать ихним канонирам, как из большой железной каронады делать маленькую мушку, которая жалит в самую точку! Ладно, а теперь пора в путь!
Он отвесил низкий поклон Мари, пообещав вернуться, как только враг пустится наутек, и в сопровождении монаха бегом заторопился по дороге.
Когда Ив со своими молодцами добрался наконец до бухты Сен-Пьера, он уже не раз имел возможность воочию убедиться, что «Атлант» так и не удалился от порта. Фрегат то и дело менял галс, приспустив паруса, и то слева направо, то справа налево сновал взад-вперед, словно цербер, неусыпно стороживший город.
Судя по всему, лейтенант Шерпре нарочно приказал действовать таким манером, чтобы на случай, подоспей капитан Лефор не слишком поздно, он смог подняться на борт своего корабля.
С той же самой целью он оставил на пристани почти все шлюпки, на которых флибустьеры высадились на берег.
Вражеские корабли за это время заметно выросли, однако на том расстоянии, на каком они теперь находились, еще нельзя было как следует разглядеть, что это за птицы. Ив насчитал четыре судна. С берега казалось, что они идут совсем рядом, корма к корме, почти задевая друг друга. А когда поднимались на гребне волны, можно было даже разглядеть их обшивку.
Тем временем «Кеетье» тоже оживился и, распустив паруса, держался неподалеку от «Атланта» в нетерпеливом ожидании боя.
Ив окинул взором своих людей и шлюпки, будто подсчитывая и тех и других и пытаясь оценить, сколько рейсов понадобится, чтобы перевезти на корабль всех его молодцов, находящихся сейчас на берегу. Потом взглянул на крепость.
Наконец жестом подозвал отца Фовеля и проговорил:
– Надо бы попытаться уместить в шлюпки всех наших ребятишек – если англичанам и вправду не терпится померяться силами, по крайней мере, мы сможем атаковать их первыми. Надеюсь, майор соблаговолит отдать необходимые распоряжения, чтобы нас поддержали с суши их батареи. И тогда сможем без особого труда захватить в плен побежденных!
Не прошло и получаса, как все флибустьеры были уже на борту корабля. Шерпре как раз обсуждал что-то с главным парусным мастером и каптенармусом, когда вдруг неожиданно к ним подошел Лефор.
– Все в порядке! – своим обычным глухим голосом сообщил ему первый помощник. – Мы сделаем, капитан, точно так, как вы давеча приказали, однако вместо того чтобы идти им навстречу, мы можем подождать неприятеля и здесь – если, конечно, он и вправду окажется неприятелем.
Ив с удовлетворением потер руки, потом указал пальцем на какую-то лачугу и проговорил:
– Поднять марс. Просигналить на «Кеетье», чтобы он не двигался с места. И ни на минуту не спускать глаз с кораблей.
Не прошло и пары минут, как впередсмотрящий сообщил с марса, что увидел первое судно.
– Каким курсом идет? – спросил Лефор.
– Идет левым галсом, похоже, хочет подойти к нам с подветренной стороны, – ответил тот, уже успев вскарабкаться на перекладину брамселя.
Ив обратился к своему первому помощнику:
– Слыхали, господин Шерпре? Возьмите курс ему навстречу. Если, конечно, не приспичит нужда свистать всех наверх…
Шерпре поднес ко рту свой рупор.
– Приступить к боевым маневрам, – проорал он, – всем занять свои места! Там, наверху, отдать малый марсель и крюйс-стеньгу… Пока не сигналить!
В одно мгновенье были заряжены пушки, зажжены фитильные пальники, подготовлены сигнальные флажки и большой флаг.
Освободившись от враз упавших с мачт лишних парусов, «Атлант» рванулся вперед, разрезая носом волны и оставляя позади полукружья густой пены.
Вскоре флибустьеры уже с палубы могли наблюдать за вражеским судном, вокруг воцарилось глубокое молчание.
Стремительно идя встречным курсом, два корабля на глазах приближались друг к другу. Они уже вот-вот неминуемо должны были встретиться, однако враг, держа в тот момент курс по полному бакштагу и оказавшись в пределах досягаемости пушечного залпа, дождался, пока окажется на уровне кормы «Атланта», потом неожиданно повернулся через фордевинд, дабы пойти тем же галсом, что и фрегат, и, пользуясь ветром, подойти к нему как можно ближе.
– Да, что и говорить, – признал Лефор, – идут что надо… Похоже, команда у них подобралась лучше некуда, умеют они, черт побери, управлять посудиной, эти окаянные англичане!
Теперь уже не было никаких сомнений – это самый настоящий военный корабль, оставалось только выяснить его принадлежность.
– А ну-ка, покажем им наш флаг! – приказал Ив. – Да подкрепим дело добрым пушечным залпом.
Тут же на бизань-мачте стал подниматься французский флаг. И не успел он дойти до середины, как воздух сотряс пушечный залп. Почти одновременно над вражеским судном взлетел английский флаг, а на борту сверкнула вспышка – видно, неприятель, как и французский фрегат, тоже сопроводил залпом подъем своего национального флага.
Наступил решающий момент. По всему было видно, что команды обоих кораблей лишь ждали приказа, чтобы тотчас же открыть огонь по врагу, это могло произойти с минуты на минуту, и тогда – конец молчанию, оба корабля неминуемо ринулись бы в бой.
Между тем они уже и так настолько приблизились друг к другу, что казалось, вот-вот столкнутся – полоска моря между ними делалась все уже и уже, и на «Атланте» матросы команды абордажа уже стояли наготове, вооруженные до зубов, кто притаившись среди такелажа, кто держась за все, за что можно было уцепиться на палубе фрегата.
– Эй, Шерпре! – позвал Лефор, и тот сразу появился со стороны мостика вахтенного офицера. – Сдается мне, ему не терпится потолковать!.. Если это и вправду так, пожалуй, обождем еще чуток, как вы считаете? А если нет, передайте старшему канониру, пусть даст им залп по корме, да чтобы целился прямо в рулевую рубку. Стрелять только наверняка! Вы слышали? Только наверняка!
Однако в тот самый момент, словно удар грома, прозвучал мощный залп из форта. И английский офицер даже не успел поднести ко рту рупор, как грянул новый залп – на сей раз это заговорили пушки Замка На Горе.
Ив от души расхохотался.
– Тысяча чертей! – выругался он. – Сейчас майор Пенн увидит, что его здесь уже ждут не дождутся! Бедняга, он-то надеялся застать здесь дикарей с луками и дубинками, а тут вдруг вместо этого отовсюду залаяли пушки! Погодите-ка, он, кажется, что-то хочет сказать!
И вправду, английский офицер уже поднял рупор и направил его в сторону «Атланта». Потом спросил:
– Вам нужна помощь?
– Да нет, вроде как ни к чему! – ответил Шерпре.
– Нам сообщили, что вас окружили дикари.
– Так оно и было, – подтвердил Шерпре, – да только мы их всех уже давно разогнали, и они пустились наутек.
– Мы спешили прийти к вам на помощь. Но если вы ни в чем не нуждаетесь, что ж, тем лучше! Тогда прощайте, и да поможет вам Бог!
Шерпре опустил свой рупор и обратился к Иву:
– Слыхали? Они уходят несолоно хлебавши!
– Испугались! – заметил Лефор. – Еще бы, на такую ли встречу они рассчитывали! Они ведь надеялись застать остров в руках караибов! Да, забавная шутка! А ну-ка дайте-ка мне ваш рупор, Шерпре. Эй! – крикнул он. – Коммодор Пенн!
– Коммодор Пенн к вашим услугам, – не без удивления ответил голос с корабля.
– Хочу передать вам весточку от капитана Уиллоби. С ним приключилась авария, и ему пришлось искать убежища на Сен-Кристофе.
Англичанин, похоже, совсем опешил. Он недоуменно переглянулся с окружавшими его офицерами, но, судя по всему, довольно быстро взял себя в руки и продолжил игру.
– Благодарю вас! – крикнул он. – Спасибо и счастливого плаванья!
Через пару минут флагманский корабль эскадры коммодора Пенна лег на другой галс, передал на другие суда команду последовать его примеру – и поминай как звали.
Вот так провалилась попытка завладеть Мартиникой, осуществленная по приказу самого Кромвеля.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
Извержение вулкана
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Майор Мерри Рул навещает своих подданных
Отвесные прибрежные скалы близ Карбе были залиты солнечным светом и палящим полуденным зноем.
В одиночестве скачущий вдоль морского берега Мерри Рул на минуту остановился, чтобы утереть обильный пот, крупными бусинами выступивший на его выпуклом лбу. Вот уже многие годы он все толстел и толстел. И, глядя на него верхом на лошади, с которой он, казалось, сросся в одну плоть, можно было подумать, будто в седле скакал не всадник, а просто был ловко прилажен большой, пузатый бочонок.
На песке, среди вытащенных на берег рыбацких лодок, пронзительно крича, резвились белые ребятишки вперемежку с негритятами.
Мерри Рул неодобрительно покачал головой. Ему было совсем не по нутру, что в семействах колонистов потворствуют такому неуместному смешению. И он подумал про себя: интересно, как потом, когда эти дети вырастут и сами станут колонистами, смогут они с должной строгостью обращаться со вчерашними негритятами, которые были друзьями их детских забав, а теперь сделались их рабами?
Он находил, что нравы на острове становились все распущенней, осуждал плантаторов, что выбирали среди своих рабов негритянок, у которых было много молока, чтобы взять их кормилицами к своим собственным новорожденным. Дети неизбежно привязывались к негритянкам, а вот этого-то, по мнению майора, и следовало более всего избегать – надо было бы, напротив, всеми силами соблюдать дистанцию между белыми и черными.
Если бы это зависело только от него, он бы, конечно, уже давно вмешался и положил конец этим безобразиям, но генерал ни за что не дал бы своего согласия ни на какие меры против белых, которые водили дружбу со своими собственными рабами. И Мерри Рул знал, что иные колонисты доходили до такого беспардонного бесстыдства, что приближали к себе черных рабынь и держали их при себе, получая взамен их девственность, верность и постоянные услуги интимного свойства!
Он пришпорил лошадь, обогнул скалу и поскакал по дороге, обсаженной кокосовыми пальмами и цинниями.
Не успел он проделать и четверти лье, как ясно услышал громкие голоса и монотонное жужжание сахарной мельницы.
Когда подъехал еще ближе, до него донеслись раздраженные крики, визгливые приказания, вслед за которыми последовало резкое щелканье хлыста. Справа расстилались плантации сахарного тростника. Там трудилось десятка два совершенно голых негров и негритянок под неусыпным надзором надсмотрщика, то и дело хлеставшего по спинам бедняг длинным кнутом из зеленой кожи. Негры, вооруженные похожими на тесаки широкими ножами, с поразительной сноровкой рубили тростник. Одним ударом они подсекали растение у самого корня, потом срезали зеленые стебли и еще двумя ударами ножа делили ствол на три равные части, которые другой негр тут же подхватывал и складывал в кучу, чтобы навьючить вскоре на спину сгибавшегося под тяжестью ноши небольшого ослика.
Он не стал слишком долго задерживаться, наблюдая за этой картиной, которая то и дело возникала перед глазами любого, кто путешествовал по острову, с тех пор как Мартиника стала собственностью Дюпарке, – иными словами, с тех пор, как достопочтенный господин Трезель перестал быть единственным, кто мог здесь выращивать сахарный тростник.
Вдали уже показалось поместье господина де Пленвиля, с большим домом, окруженным подсобными постройками, бараками, конюшнями и амбарами, а потому он снова пришпорил коня.
Судя по всему, там уже знали о его приезде, ибо не успел он миновать ограду, как ему уже приветливо замахал рукою человек высокого роста, весьма крепкого телосложения и в широкополой соломенной шляпе на голове.
Это и был колонист де Пленвиль. Он заметно постарел. Уже не носил более парика, зато отрастил собственные волосы, белоснежным каскадом ниспадавшие ему на плечи. Он курил трубку с длинным мундштуком, которую поспешно вынул изо рта, чтобы приветствовать Мерри Рула:
– Добро пожаловать, майор!
Не отвечая, Мерри Рул помахал ему и одарил самой любезнейшей улыбкой. Не прошло и пары минут, как он уже спрыгнул на землю и протянул обе руки в сторону радушного хозяина.
Двое мужчин долго стояли, с улыбкой глядя друг другу в глаза, будто два сообщника, повязанных каким-то общим тайным заговором, потом майор выпустил руки де Пленвиля и, дружески похлопав его по плечу, воскликнул:
– Что ж, вижу по вашим глазам, все идет отлично, лучше и желать нельзя, не так ли?
– Немного терпения, сейчас я расскажу вам все по порядку… А пока, майор, окажите мне честь, соблаговолите пройти в дом… У меня еще осталось немного рому, я тайком гнал еще лет десять назад… в те времена, – с какой-то странной усмешкой добавил он, – когда губернатор Дюпарке посещал мой дом и просил у меня ночлега!..
С губ Рула по-прежнему не сходила улыбка. Имение де Пленвиля за эти десять лет изменилось до неузнаваемости. Да и сам хозяин уже не имел почти ничего общего с тем плантатором, что хранил когда-то верность Жаку и решительно выступил на его стороне против господина де Сент-Андре. У него все так же торчали густые брови щеточкой, зато волосы посеребрила седина. Он заметно постарел под небом тропиков. И весь как-то ссохся.
Он пропустил Мерри Рула вперед, дабы дать тому возможность первым переступить порог своего жилища. Внутреннее убранство дома тоже заметно преобразилось в лучшую сторону. Вместо прежних масляных ламп теперь стояли нарядные канделябры со свечами. Куда богаче стала и мебель: вместо старых лавок теперь здесь красовались обитые бархатом кресла.
Пленвиль подозвал негритянку и велел ей принести кубки и графинчик рому. Когда она вернулась с подносом, колонист налил майору, наполнил свой кубок и, усевшись в кресло напротив гостя, проговорил:
– Недовольство растет, оно уже охватило весь край, от Каз-Пилота до самого Ламантена!
Мерри Рул слушал со вниманием, боясь пропустить хоть одно слово. Он надеялся, что Пленвиль скажет ему побольше, но колонист не спеша пил, и было лишь видно, как густые брови его шевелились, сдвигались, словно две мохнатые гусеницы, которые, того и гляди, сцепятся друг с другом.
– Так что же, друг мой, вы виделись с Бурле?
– Он был здесь вчера вечером! За ним стоят более двух сотен человек, а сам он никогда еще не был настроен решительней!
– Тем лучше! Настал момент действовать.
Пленвиль кашлянул.
– Да только недовольство, майор, проистекает вовсе не из тех резонов, о каких говорили вы. Вовсе нет, они, по правде сказать, совсем другого свойства!..
Мерри Рул даже вздрогнул от неожиданности, потом переспросил:
– Но как же так? Вы ведь, надеюсь, разъяснили Бурле, что, если бы Гренаду не продали англичанам, нам никогда бы не пришлось пережить этого нашествия дикарей! И полагаю, вы также не преминули намекнуть ему, что все мы рискуем дожить до тех времен, когда Дюпарке продаст врагам Франции и остров Мартинику?..
– Еще бы! – воскликнул Пленвиль. – Само собой, я все ему сказал. Однако недовольство их, повторяю, объясняется совсем не этим. Поймите, люди вроде Бурле не станут заглядывать так далеко. Такие вещи их совсем не волнуют! Нет, колонисты возмущены намерением Дюпарке увеличить налоги на содержание береговой охраны капитана Байарделя. И они не хотят платить ни под каким видом! Грозят, что явятся в интендантство с оружием в руках, если их посмеют принудить силой!
– Превосходно! – воскликнул Мерри Рул. – Расскажите-ка мне обо всем поподробней.
Пленвиль снова поднес к губам свой кубок.
– Хорошо, – согласился он. – Так вот, как я уже вам говорил, вчера вечером ко мне явился Бурле. Он возвращался из Прешера, где узнал от Белена, что никто не хочет платить добавочный налог в двадцать фунтов табаку, какого требует от них губернатор на содержание и укрепление береговой охраны. Он сказал мне: «Стоит мне объявить нашим, что Прешер отказывается от уплаты, они все как один выйдут с оружием в руках!» Думаю, сейчас все это уже сделано. Так что, сами понимаете, не было нужды слишком упирать на ту историю с Гренадой…
– А как обстоят дела в Ламантене?
– В точности так же. Бурле то и дело снует взад-вперед между Карбе и Ламантеном. Стоит ему только подать знак, как вокруг него тотчас же соберется пара сотен решительных и готовых на все людей.
Мерри Рул слегка задумался.
– Да, похоже, дело наконец принимает даже более удачный оборот, чем я мог рассчитывать, – проговорил он после паузы. – Пожалуй, будет еще лучше, если генерал убедится, что мятеж вызван протестом колонистов против его непопулярных решений.
Воцарилось долгое молчание. Наконец колонист поднялся, взял в руки графинчик с ромом и наклонился к майору.
– Подумать только, – проговорил он, высоко подняв кубок, будто сквозь олово мог увидеть и полюбоваться нежным цветом напитка, – да, подумать только, этот ром я делал под самым носом у властей и у самого генерального откупщика! Вы не находите, что у него божественный вкус? Какая жалость, что щепетильность помешала мне тогда нагнать побольше! У меня бы еще оставалось раз в пять-шесть больше, чем теперь…
– Да-да, дружище, так оно и есть, – согласился Рул, – ром у вас и вправду отменный!.. У него вкус запретного плода, однако, надеюсь, он не заставит вас упустить из виду одну наиважнейшую вещь. Надо, чтобы это было не просто какое-то мелкое недовольство, а самый настоящий мятеж!
– Черт побери! Я ведь вроде уже сказал вам, что Бурле целиком на нашей стороне! Достаточно нам подать знак, и он сразу перейдет в наступление! Неужели вам этого недостаточно?
– Думаю, вполне! Кстати, а каков он из себя, этот ваш Бурле? Я хочу сказать, что это за человек, каков с виду? Откуда он здесь появился? Чем занимается?
Пленвиль хлопнул себя по ляжкам и от души расхохотался. Потом развел руки в стороны, раскрыл ладони и сцепил их друг с другом, будто обнимая какой-то предмет солидных размеров, но который ему удалось без труда поймать своими крепкими руками.
– Это такой человек, что думаешь, схватил его и он уже у тебя в руках – ан нет, глядишь, утек, как вода, меж пальцев! Откуда появился? Поди узнай!.. С тех пор как к нам в колонию открыли путь всякой швали из Франции, а мы даже не имеем права спросить, с кем имеем дело, – здесь теперь все дозволено, никаких запретов! А этот скорей воткнет вам нож меж ребер, чем признается, чем промышлял в прошлом! Зато уж честолюбия в нем хоть отбавляй! И, само собой, надеется, что вы неплохо вознаградите его за услуги…
Мерри Рул раздраженно махнул рукой.
– Не надо ничего говорить ему обо мне… во всяком случае, как можно меньше и только тогда, когда у вас не будет другого выхода. Скажите-ка, Пленвиль, ведь, судя по вашим словам, это человек, способный укокошить ближнего, не так ли?
– Само собой, и без всяких угрызений совести, ему это сделать – все равно что моим неграм срезать пучок сахарного тростника!
– Даже генерала? – едва слышно спросил он.
– Ах, да какая ему разница! Уж что-что, а чины-то Бурле никак не остановят, тем более если он будет уверен, что сможет потом рассчитывать на ваше покровительство! Хотите, я шепну ему насчет этого пару слов, а? Знаете, просто намекну, как бы прощупаю почву, вот и все… Этот тип все понимает с полуслова!
Майор взял со стола кубок. Руки у него слегка дрожали. Перед ним открывались новые горизонты. Он был взволнован одной мыслью о том, какая власть, стоит ему пошевелить пальцем, может оказаться в его руках. Достаточно одного его движения, одного слова, и все сразу же переменится – и на острове, и в его собственной судьбе! Он медленно потягивал душистый, крепкий напиток. Совсем не ощущая вкуса, ему было не до того, он размышлял. Наконец снова поставил на стол свой кубок и проговорил:
– Кажется, через несколько дней Летибудуа де Лавалле собирается крестить своего сына. Вы не знаете точной даты крестин?
– Через неделю. Если не ошибаюсь, крестным отцом будет генерал Дюпарке, так, что ли?
– Сам приедет на крестины?
– А как же иначе, думаю, непременно пожалует…
– Это все, что я хотел узнать. Он по-прежнему страдает от подагры, но приступ лихорадки уже прошел. Так что не исключено, что он и вправду приедет, а если приедет…
– Гм!.. Понимаю… – подхватил Пленвиль. – Конечно, если бы он приехал, все бы устроилось проще простого!..
– Все равно опасно! Не забывайте, что Летибудуа де Лавалле – капитан ополчения всего Каз-Пилота. А казпилотские ополченцы одинаково преданы как губернатору, так и своему капитану… Как вы думаете, могли бы они помешать?
– Кто знает… Будь с Бурле две сотни вооруженных людей, ополченцы ничего не смогут сделать, разве что подставить себя под пули. Что вам говорить, сами знаете: солдаты никогда не осмелятся поднять руку на колонистов!
– Вот и я тоже на это рассчитываю! Просто не терпится потолковать с этим Бурле!
– Боже милостивый, если вы, майор, не хотите, чтобы здесь было замешано ваше имя, то ничего не предпринимайте сами. Уж позвольте, я сам займусь этим делом!
– Да нет, дело в том, что мне хотелось своими глазами поглядеть на этого типа. Судя по вашим словам, хоть он и птица невысокого полета, куражу ему не занимать, не так ли?
– Я сам с ним потолкую. Меня он послушает. Что я могу пообещать ему в награду за труды?
Майор бросил на собеседника вопросительный взгляд и проговорил:
– Откуда мне знать? Вы ведь говорили, он честолюбив. Как далеко простираются его амбиции? Все дело в этом. Сами понимаете, ведь нельзя же давать слишком серьезных обещаний швали столь низкого пошиба. Все равно рано или поздно его деяния приведут его на виселицу, и, по правде говоря, ей-Богу, когда пробьет его час, я бы даже не стал об этом сожалеть! А вы, что бы вы сами предложили ему на моем месте?
Пленвиль в задумчивости запустил пальцы в свои длинные космы, откинув их со лба на сморщенный, словно старый, высохший пень, затылок.
– Я, будь я на вашем месте, майор, пообещал бы ему хорошую плантацию. И сдается мне, есть одна такая, что вполне бы пришлась ему по вкусу, подле Замка На Горе…
Рул даже вздрогнул от неожиданности, потом переспросил:
– Замка На Горе?! Черт побери, похоже, у этого типа неплохой аппетит!
– Да нет, вы меня не совсем поняли, я вовсе не имел в виду сам замок или прилежащие к нему постройки… Я говорил о земле, что расположена книзу от него – из нее без особых хлопот можно было бы извлекать приличные барыши…
– Вы говорите о земле на Морн-Ноэль? Но ведь она принадлежит господину де Лашардоньеру, он получил ее в наследство от женщины, на которой женился, когда приехал сюда, на остров.
– Полно, да она ему совсем без надобности! Лашардоньер больше солдат, чем колонист. Пользуясь своей властью, без труда смогли бы уговорить его уступить эту землю.
– Что ж, посмотрим. Все будет зависеть и от того, какие услуги на деле сможет оказать этот тип Бурле!
– Что касается того дельца, майор, о котором мы с вами толковали, то тут вы вполне можете на меня положиться. Что поделаешь, в последнее время генерал и вправду стал заметно сдавать. Это уже больше не тот отчаянный дуэлянт и задира, каким знавали его прежде, а человек больной, разбитый подагрой, да с ним теперь без труда справится и ребенок! Единственное, о чем я хотел бы вас попросить, это как можно скорее дать мне знать, явится ли губернатор на эти крестины. Вообще-то он ведь согласился стать крестным отцом, стало быть, должен приехать! Ну, а об остальном позаботится Бурле, положитесь на меня.
