Текст книги "Мари Антильская. Книга вторая"
Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Корабли в бухте Сен-Пьер
Когда ночь уже окончательно вступила в свои права, Мари удалось уговорить мужа прилечь и немного отдохнуть. Она как могла убеждала его, что, случись новая тревога, его непременно тотчас же поднимут на ноги, однако в данный момент, похоже, все довольно спокойно и он просто должен воспользоваться этой передышкой.
И Дюпарке поддался ее уговорам. Впрочем, и сама она тоже валилась с ног от усталости. Почти не притрагиваясь к пище, она вынуждена была весь день бегать по двору замка, сама следить за всем, то и дело подниматься в комнату генерала, потом навещала юного Отремона, который уверял, что чувствует себя намного лучше, и горел желанием подняться с постели, чтобы помогать защитникам замка. Кроме того, ей еще приходилось частенько наведываться к детям, за которыми неусыпно следила мадемуазель де Фрасийон. Особенно напуган был громом пушек и мушкетной стрельбою маленький Жак. Дрожа от страха, он пытался зарыться в широкие юбки Луизы, и та утешала его как могла. Малыши же верили, что это просто игра…
Тем не менее, едва всем стало известно о победе, одержанной над дикарями, негритянки Сефиза и Клематита, похоже, несколько осмелели и выглядели уже не такими запуганными. Они приготовили ужин. Мари приказала отнести подносы, уставленные обильной пищей, в комнаты генерала и Отремона, а себе велела накрыть в столовой, попросив Луизу составить ей компанию.
Рабы же во дворе в миски, выдолбленные из тыквы, получили свои обычные порции проса и маниоки. Кроме того, Мари велела дать им еще по стакану рома – чтобы подбодрить и вдохновить на новые подвиги.
Однако наступившей ночи суждено было пройти без происшествий.
Едва забрезжило утро, как Мари, прикорнувшая на банкетке в гостиной, сразу же вскочила.
Она вполне отдавала себе отчет, какая огромная ответственность лежала отныне на ее хрупких плечах. Генерал болен, прикован к постели и не в состоянии по-настоящему управлять событиями, а в замке не было другого мужчины, который мог бы взять на себя эти тягостные обязанности. Так что все теперь зависело только от нее.
Она внимательно вглядывалась в свое отражение в зеркале, когда услыхала позади себя шаги и, обернувшись, увидела Жильбера д’Отремона. Рука на перевязи. На плечи накинут камзол с бурыми пятнами крови. Запачкана была и его рубашка.
– Вы поступаете неблагоразумно, поднявшись с постели, – заметила она. – Почему бы вам не остаться у себя в комнате? Вы же сами видите, теперь нам уже нечего опасаться. Нет никаких сомнений, дикари покинули эти места…
– Я восхищаюсь вами, мадам, – проговорил он вместо ответа. – Да, я восхищаюсь вами и не могу понять, откуда вы черпаете силы. Вы ведь не спали, не так ли?
– Нет, я поспала… немножко. А вас по-прежнему мучают боли?
Он слегка поморщился.
– Да, временами, – признался он. – Но я вполне в состоянии ходить… И мне стыдно оставаться в постели, зная, как тяжело вам приходится… Жюли уже буквально валилась с ног и теперь заснула. Я пришел предложить сменить вас, чтобы и вы тоже смогли хоть немного отдохнуть.
– Благодарю вас. Но мне все равно не удастся отдохнуть, мне сейчас не до этого… Я велю Сефизе подать нам завтрак… Вы составите мне компанию?
Он согласился кивком головы. Отдав распоряжения негритянке, Мари в сопровождении Жильбера вышла во двор. Часовые были на своих местах. Рабы, не расставаясь с оружием, лежали прямо на каменных плитках мостовой. Одни спали, другие просто дремали. При приближении Мари быстро приоткрывали один глаз и провожали ее взглядом, вращая налитыми кровью белками.
Довольная, что все по-прежнему бодрствуют, что все настороже, она вернулась в дом и села за стол. Жильбер устроился подле.
Мари налила себе большую чашку кофе, обильно сдобрив его сахаром. Жильбер взял лепешку из маниоки, но не смог разломить ее одной рукой – другая была на перевязи.
– Придется мне помочь вам, – с улыбкой заметила Мари. – Давайте-ка вашу лепешку и тарелку, я разломаю ее на кусочки, а вам останется только положить их в рот. Какие вам очистить фрукты?
Он выбрал апельсин и банан. И пока она снимала с них кожуру, взял кувшин с соком сулейника, налил себе полный стакан и жадно выпил до дна.
– Вы пьете так, будто у вас еще не спал жар, – заметила она.
Он промолчал, вместо ответа глянув на нее лихорадочно горящими глазами. Растроганная этим взглядом, она снова вспомнила поцелуй под кокосовыми пальмами, на обратном пути после караибской оргии. Стараясь отогнать нахлынувшие воспоминания, она проговорила:
– Если атака на этом и закончится, то, в сущности, теперь уже нечего особенно опасаться.
Он покачал головой.
– Нет, мадам, все это никак не может закончиться таким образом. Уверяю вас, за всем стоят англичане, готов поклясться, что так оно и есть!.. Это их происки!
– Ах, право, вы прирожденный пессимист! – рассмеялась она.
Он покраснел.
– Неужто только потому, что я опасаюсь, как бы вашему мужу не была уготована страшная участь, – с обидой заметил он, – вам непременно хочется убедить меня, будто я ошибаюсь… Подумайте хорошенько, сопоставьте события, и вы поймете, что я прав!
– Остается молить Господа, чтобы ваши опасения сбылись не более чем в прошлый раз.
Когда она уже допивала последний глоток кофе, внимание ее привлекли донесшиеся вдруг со двора громкие голоса.
Она резко вскочила с места. Жильбер вскинул голову, но, не встретившись с ней взглядом, тоже поднялся, чтобы выйти вместе во двор.
Теперь уже крики неслись буквально из всех уголков двора. В первый момент в голову юной дамы закралось подозрение, не вздумали ли караибы предпринять новую атаку. Но поскольку крики выражали скорее удивление, чем гнев или страх, она как-то сразу успокоилась.
И вышла из дому вместе с Жильбером. Негров уже не было в той части двора, где незадолго перед этим они, сбившись в кучу и прижавшись друг к другу, отдыхали после тревожных событий. Лишь пять-шесть рабов пытались стряхнуть с себя остатки сна, чтобы тотчас же кинуться к остальным – вернее, туда, где раньше стояли пушки и откуда вчера утром Жюли увидела, что творилось в бухте.
Прямо на месте батареи теперь, выстроившись в ряд, стояли солдаты.
Мари подошла к ним и спросила:
– Что здесь происходит?
Но даже прежде, чем кто-нибудь успел указать ей на бухту, она и сама увидела там два корабля.
Это были тяжелые и, судя по всему, мощно вооруженные суда. Матросы как раз кончали сворачивать паруса, и мачты торчали вверх, будто огромные, лишенные листвы деревья. Они стояли на рейде друг подле друга, но ни единого залпа не слышно было ни с их бортов, ни со стороны форта.
Жильбер видел то же самое, что и юная дама. Он положил здоровую руку на плечо Мари и, мягко привлекая ее к себе, едва слышно шепнул ей на ухо:
– Что я вам говорил! Это англичане!.. Вот они и пожаловали!..
– Но ведь из форта не раздалось ни единого выстрела! – воскликнула Мари.
Отрем он с горечью усмехнулся.
– Еще бы! – возразил он. – Мерри Рул слишком запуган дикарями. Вот уже два дня он только и думает, как бы выпутаться из этого положения!.. Англичане?.. Прекрасно, добро пожаловать!.. Уж он-то их примет с распростертыми объятиями! Ведь для него теперь это только подмога!..
Он немного помолчал, потом, по-прежнему едва слышно, но с какой-то странной настойчивостью, добавил:
– Поверьте моему слову, мадам, уверяю вас, нас предали!
Где-то в глубине души Мари тоже не могла не согласиться, что доводы молодого человека имеют под собой довольно веские основания. Слова его вновь возродили в ней страхи, усилили подозрения. Она раздраженно, даже с какой-то злостью махнула рукой и повернулась к нему спиной, собравшись уйти прочь, но в последний момент как бы вскользь заметила:
– Главное, ни слова генералу, при его-то нездоровье…
Она не закончила фразы, предоставив д’Отремону самому догадаться, что имеет в виду.
Молодой человек последовал за ней и, когда счел, что они уже достаточно далеко от столпившихся у склона людей, по-прежнему не спускавших глаз с горизонта, поинтересовался:
– Вы полагаете, мадам, это будет честно по отношению к генералу, если мы скроем от него столь серьезные вещи?
– А что он может сделать?
В ее словах заключалась большая доля правды: сжигаемый лихорадкой, лишенный возможности двигаться из-за подагры, Дюпарке в любом случае вряд ли смог бы предпринять сколь-нибудь решительные действия. Жильбер находился какое-то время в явном замешательстве. Потом наконец предложил:
– Попробую-ка пробраться в Сен-Пьер.
– Да вы с ума сошли! – воскликнула Мари. – Чудо, что вам еще удалось добраться сюда. Второй раз вам вряд ли повезет! Уж теперь-то индейцы вас не упустят, тем более средь бела дня!
– Ах, какая разница! – возразил он. – Погибнуть от рук караибов или попасть в плен к англичанам!..
Он не закончил фразу.
– Полно вам, – успокоила его Мари, – давайте не будем спешить с выводами. Лучше подождем, как будут дальше развиваться события.
Она хлопнула в ладоши, стараясь привлечь внимание солдат. Потом жестом указала на оставшиеся без присмотра пушки и крикнула:
– А если тем временем на нас снова нападут дикари? Интересно, кто их заметит?
Сержант с виноватым видом бросился к орудиям. Мари же вернулась в дом с намерением подняться в комнату к генералу.
Она только что решила, что, в сущности, Жильбер совершенно прав. Если это англичане, то лучше, чтобы Дюпарке был в курсе дела, так он, по крайней мере, будет в состоянии принять меры касательно его личных дел. Ведь как-никак, а он владелец этого острова, а теперь рискует лишиться своей собственности.
Она стала подниматься по лестнице. В этот момент раздался оглушительный залп. Было такое впечатление, будто от него затряслись даже прочные каменные стены замка и как-то зловеще заскрипела мебель. Мари тотчас же повернулась назад и бросилась во двор. Вся бухта была затянута огромной дымовой завесой. Облако не успело рассеяться, как прогремел второй залп, за ним третий.
Сквозь дым от горящего пороха можно было разглядеть струи огня, вылетавшие из пушечных жерл. Пока еще непонятно, по какой причине, но форт хранил молчание.
Ранним утром сквозь амбразуры в стенах крепости Мерри Рул заметил, как в бухте стали вырисовываться угрожающие очертания двух мощных кораблей. Он долго с тревогой вглядывался в них, внимательно рассматривал корпуса, выбленки, носовые части и вымпелы, пытаясь догадаться, чьи же это посланцы. Не подлежало никакому сомнению, что это два дружеских судна, идущих вместе и одним и тем же курсом, при всех разительных отличиях по форме и оснастке. Один из них бриг, оснащенный косым парусом, другой – фрегат с выступающими, точно раздутыми боками, с угрожающе торчавшими с каждой стороны жерлами тридцати двух пушек.
Он срочно созвал к себе офицеров форта. И вскоре у него в кабинете собрались Шарль де Шансене, лейтенант Бельграно, комендор, комендант крепости и интендант Лесперанс.
Вот уже в четвертый раз со вчерашнего вечера собирались здесь эти люди. Им казалось, что все уже давно обсуждено и обговорено, но теперь, увидев приближающиеся корабли, без труда догадались, что майор желает знать их суждения насчет того, как вести себя в отношении непрошеных гостей.
– Господа, – начал тот, едва все собрались вокруг него, – вам уже известно, что к Сен-Пьеру приближаются два неопознанных корабля. Я покорнейше попросил вас явиться ко мне в кабинет, дабы сообща решить, какие меры нам следует предпринять в сложивших обстоятельствах. Шансене, вы хорошо знаете морской флот, вам первому и слово.
Шансене выступил вперед, прошел мимо коменданта де Лубьера и остановился прямо у стола майора.
– Майор, – медленно, как бы раздумывая, проговорил он, – вы изволили сказать, что речь идет о двух неопознанных кораблях. Однако, по-моему, в том положении, в каком мы оказались, любое иностранное судно, какой бы национальности оно ни было, должно быть принято здесь с распростертыми объятьями. Ведь не может быть, чтобы христиане не протянули друг другу руки помощи, пусть даже в обычных обстоятельствах они считаются врагами и находятся в состоянии войны. Думаю, подмога, от кого бы она ни исходила, нам сейчас весьма кстати.
Мерри Рул слушал его, низко опустив голову и вертя в руках гусиное перо. Едва Шансене замолк, он тут же поднял голову, поискал взглядом Лауссе и спросил:
– А вы, полковник? Что вы об этом думаете?
– Майор, – начал он, – по-моему, Шансене совершенно прав. Дикари загнали нас в угол. И я даже не вижу, как мы могли бы попытаться прорвать окружение. Индейцы в засаде и теперь начнут истреблять наших солдат! И если мы получим подкрепление со стороны моря, не важно от кого – будь то французы, голландцы или даже англичане, – мы спасены! Дикари начнут спасаться бегством. Пара пушечных залпов с моря снова загонит их на холмы. Как только они вернутся в отведенные им места, мы не преминем наказать их, как они того заслуживают, но сейчас нам надо во что бы то ни стало избавиться от аборигенов здесь.
Мерри Рул обвел всех вопрошающим взглядом.
Теперь вперед выступил комендант де Лубьер.
– Даже если предположить, – проговорил он, – причем прошу заметить, что, делая такое предположение, я и вправду допускаю наихудшее, иными словами, повторяю то, что уже говорил вам нынешней ночью, а именно, что, возможно, все это караибское вторжение спровоцировано самими англичанами, так вот, даже если предположить наихудшее и исходить из того, что эти два корабля принадлежат англичанам, разве сможем мы одновременно дать отпор этим судам и отражать атаки индейцев? Да мы заранее обречены на полное поражение! Если англичане атакуют нас, предварительно согласовав свои действия с дикарями, то возможно одновременное нападение. Мы окажемся меж двух огней, и тогда нашим пушкам придется противостоять не только индейцам, но и английскому флоту. Есть ли нужда напоминать вам, что стоит где-нибудь появиться хотя бы одному английскому судну, как спустя час вслед за ним на горизонте появляется еще пять-шесть?
Мерри Рул откинулся на спинку кресла.
– В таком случае, господа, – заметил он, – похоже, мы с вами пришли к единому мнению. Стало быть, не станем ничего предпринимать, дадим кораблям подойти поближе – короче говоря, встретим их как спасителей! Вы имеете еще что-нибудь добавить?
– Что касается меня, я уже все сказал, – ответил полковник Лауссе.
– Мне тоже нечего добавить, – повторил комендант де Лубьер.
И Мерри Рул стал подниматься с кресла, давая понять, что совет закончен, как тут с явным намерением высказаться к нему подошел интендант Лесперанс.
– Вы, кажется, хотите что-то сказать, господин интендант? – поинтересовался Рул. – Что же, извольте, мы вас слушаем.
– Я хотел бы узнать, имеете ли вы намерение, пока здесь воцарилось спокойствие, послать еще одного гонца в Замок На Горе…
Мерри Рул с силой стукнул кулаком по столу.
– И не подумаю! Давеча ночью этот самонадеянный юнец д’Отремон уже вызвался добраться туда. И одному Богу известно, что с ним стало! Я бы и ломаного гроша не дал теперь за его шкуру! Нет, и речи быть не может, я не стану рисковать своими людьми! Генерал болен. И мы все равно не сможем ничего для него сделать, уверяю вас, ровным счетом ничего!.. Уж не воображаете ли вы, господа, будто я и сам уже не думал, в каком тяжелом положении оказался он, его жена и дети. Но, с другой стороны, замок занимает весьма выгодное положение. Его трудно атаковать. И потом, какого дьявола! Ведь у них там есть пушки, солдаты, они и сами могут за себя постоять! Им достаточно вооружить своих рабов…
– И все-таки, майор, мне думается, у генерала будут все основания не на шутку рассердиться и потом по заслугам упрекнуть нас за это. Нет-нет, у меня и в мыслях нет осуждать хотя бы один ваш приказ или решение, вовсе нет. И все же я полагаю, что, когда вчера утром нам с помощью картечи удалось отразить атаку караибов, мы должны были попытаться послать в Замок На Горе пару отрядов волонтеров… Нет сомнений, что в тот момент им без особого труда удалось бы прорваться сквозь расстроенные ряды дикарей, воспользовавшись беспорядком, что посеяли мы своей стрельбой.
Мерри Рул вскочил с места. Он побледнел как полотно, руки у него тряслись, и душившая его ярость, судя по всему, была так велика, что, когда он наконец заговорил, голос его заметно дрожал.
– Сударь! – закричал он. – Вы опять за свое, сударь! Разве все мы здесь не согласились уже оставаться начеку и беречь наших людей?
– Все, сударь, кроме меня, – невозмутимо возразил де Шансене. – Да, кроме меня. И позвольте повторить, что по возвращении у генерала будут все основания высказать нам свое самое резкое неудовольствие!
Лесперанс пожал плечами.
– Ах, да что там говорить! – заметил он. – Мы все сейчас в одинаковом положении! Впрочем, если эти корабли, что входят к нам в бухту, и вправду окажутся английскими, можете мне поверить, у генерала хватит других забот, кроме того, как корить нас за промахи! Ведь не исключено, что тогда все мы с вами сделаемся англичанами, а самому ему снова придется томиться в подземельях Сен-Кристофа!
– Позвольте заметить вам, сударь, – вновь заговорил Шансене, обращаясь непосредственно к интенданту, – что-то вы слишком рано приготовились сложить оружие и смириться с нашим поражением! Стало быть, вам все равно, что вам придется сделаться англичанином? А вот мне совсем нет! В таком разе я бы уж лучше предпочел взлететь на воздух вместе с фортом!..
Мерри Рул уже собрался было вмешаться и положить конец спору, который грозил принять весьма бурный характер, когда вдруг раздался громкий стук в дверь. И он тут же крикнул:
– Войдите!
Появился один из вестовых.
– Что там еще? – спросил майор, поднимаясь с кресла и направляясь ему навстречу.
– Только что удалось опознать корабли, – сообщил солдат. – Один из них французский, «Атлант», с шестьюдесятью четырьмя пушками на борту, а другой – голландский бриг «Кеетье», тридцать пушек…
Несколько голосов одновременно на разные лады воскликнули:
– «Атлант»?! «Кеетье»?!
– Одно французское, другое голландское!.. – повторил Рул. – Но в таком случае, господа, о чем же здесь спорить?! Мы спасены!..
– Это мы еще поглядим! – заметил Шансене.
Однако к майору окончательно вернулось веселое расположение духа.
– Ах, полно вам, господин пессимист, – радостно возразил он. – Уж теперь-то какие еще черные мысли не дают вам покоя?
– Мне никогда не случалось ничего слышать о «Кеетье», – ответил офицер, – а вот «Атлант» – совсем другое дело!.. Если мне не изменяет память, это, кажется, один из флибустьерских кораблей…
– Ну и что же из этого? – удивился полковник де Лауссе. – Разве французский флибустьер не может прийти на помощь своим соотечественникам?
Шансене покачал головой.
– Пусть интендант Лесперанс подтвердит мои слова, – проговорил он. – Он ведь сам говорил, что склады разграблены караибами. В окрестностях Сен-Пьера уже сгорело две сахароварни… Боюсь, как бы флибустьеры не нанесли нам еще более страшного ущерба. Ведь у этих людей только одно на уме: побольше награбить!.. А царящая сейчас у нас на острове смута лишь подхлестнет их на новые бесчинства!..
– Тут уж мы ничего не сможем поделать! – воскликнул Рул. – Лучше возблагодарим Бога, что это оказались друзья! Ведь мы-то боялись англичан! Провидение явно пришло нам на помощь!.. А теперь, господа, пусть каждый вернется на свое место…
Он направился к дверям кабинета и открыл их, выпуская офицеров. Первым устремился к выходу полковник де Лауссе. Но не успел он переступить порога, как грянул первый залп.
За ним последовали другие.
Уже спустившись вниз по лестнице и оказавшись во дворе форта, они поняли, что пушки крепости молчат.
И тогда Лауссе радостно воскликнул:
– Господа, мы и вправду спасены! Теперь «Кеетье» с «Атлантом» посеют такую панику среди этих диких псов, что нам уже нечего бояться!..
ГЛАВА ПЯТАЯ
Флибустьеры
Орудийная прислуга при канонирах еще размахивала банниками и прибойниками, еще дымились фитильные пальники, а коркоры не истратили еще и половины приготовленных зарядных картузов – короче говоря, пушки на «Атланте» и на «Кеетье» еще громыхали вовсю, когда Ив Лефор не торопясь пересек заваленную бочками с порохом верхнюю палубу, приподнял крышку люка, проворно спустился вниз и направился к своей каюте.
В его отсутствие командование боевыми действиями было возложено на первого помощника капитана Шерпре – что, впрочем, было настолько несложно, что даже не требовало от него особого напряжения.
Не успели два корабля бросить якоря, как капитаны тут же заметили, как к берегу устремились бесчисленные полчища дикарей. По ним без промедления открыли огонь.
Ив Лефор не заставил себя долго ждать. И получаса не прошло, а он уже красовался на палубе в роскошных, сверкающих одеждах, которые заставили буквально застыть на месте с разинутыми от восхищения ртами оборванных матросов. Ведь он по-прежнему бороздил моря с теми же самыми бравыми ребятами в платье из грубого холста, сплошь в пятнах жира, крови и пороховых подпалинах.
На Лефоре же теперь был новомодный кафтан с басками, доходившими ему аж до середины икр. Там, где полагалось быть штанам, красовались две просторные брючины, заканчивающиеся широченными раструбами пошире иного зонтика, из-под которых выглядывало нижнее белье и в изобилии торчали рюши и кружева. Он не отказался от своих привычных высоких сапог, однако все его облачение теперь обогащали всяческие щегольские изыски, оно было изукрашено парчою и кружевами с вплетенными золотыми и серебряными нитями, шелком, покрытым тончайшей, затейливой вышивкой.
Когда он появился на палубе, грохот канонады сразу сменился тяжелым молчанием. В каком-то едином порыве все матросы мигом бросились к гекаборту корабля, дабы вволю полюбоваться на своего капитана, которого никогда еще не видели в таком роскошном обличье. И Шерпре с отцом Фовелем были не последними, кто в восхищении щедро осыпал его комплиментами.
– Тысяча чертей! – не смог сдержать восторга первый. – Похоже, капитан, тот самый важный мексиканский вельможа, у которого вы позаимствовали тогда весь этот гардероб, поступил и вправду благородно, оказавшись точь-в-точь вам под стать!
– Да хранит Господь его душу! – с какой-то торжественностью в голосе отозвался Лефор. – По крайней мере, благодаря ему я теперь хоть знаю, у какого портного заказывать себе платье! Отныне все свои камзолы я стану шить только в Мехико!
Ив с шумом постучал себя в грудь и разразился громким хохотом.
– Ладно! – бросил он. – Теперь посмотрим, какие физиономии скривят мои сен-пьерские приятели, когда я появлюсь там в этаком наряде!.. Кстати, а вам хоть удалось выгнать оттуда этих дикарей?
– Вы еще спрашиваете! – ответил Шерпре. – Да они драпали побыстрей наших пушечных ядер! Видели бы вы эту картину! Сотни этих мерзких тварей так и остались лежать на песке. Так что предупреждаю вас, капитан, повнимательней глядите под ноги, когда будете высаживаться на берег, не то вляпаетесь прямо в какого-нибудь дохлого краснокожего!
– Отлично, – ответил Лефор, – в таком разе самое время спускать на воду шлюпки. Сотня матросов высаживается на берег с оружием, канониры остаются на борту при пушках. Просигнальте капитану Зуиттену, что я хочу встретиться с ним на берегу, и пусть он тоже прикажет высадить на берег десятков пять вооруженных матросов…
Он был первым, кто ступил ногой на сушу. Вслед за ним высадились еще несколько человек, после чего шлюпка вернулась назад, чтобы доставить других.
Когда капитан Зуиттен увидел Лефора, то не смог сдержать искреннего удивления, заметив его роскошное облачение. Ив же изо всех сил корчил из себя знатного вельможу.
– Ах, капитан Зуиттен, – жеманно промолвил он, – примите мои поздравления, вы действовали весьма похвально. Ваши каронады оказались заметным подспорьем моим пушкам.
– Ах, полно фам! – с чудовищным акцентом возразил Зуиттен. – Я просто оттал фам старый толки! Щорт попери! Феть фы же фывфали меня ис лап англичан! Не путь фас, я пы уше тавно кормил рып. Я ваш труг на фсю шиснь, капитан Лефор, нафсекта!..
– Не стоит об этом говорить, – заскромничал Ив, – сейчас посмотрим, остался ли еще в этой крепости хоть кто-нибудь в живых, может, они все уже от страха отдали Богу душу! Эх, подумать только! – продолжил он, с видимым удовольствием потирая руки. – Сколько же приятных воспоминаний связано у меня с этим добрым старым Сен-Пьером! Эй, отец Фовель! Отец Фове-е-ель! Где вы там запропастились?! Эй, да идите же, черт бы вас побрал, сюда!
– Я здесь, сын мой, – ответил ему нежный, смиренный голосок. – Чего изволите?
– Да так, ничего, отец мой, просто захотелось вспомнить старые добрые времена, когда мы с вами ходили в устье реки ловить рыбку… Помните, как вы скидывали сутану, а потом богохульствовали как последний язычник, как пили мое вино?.. Эх, тысяча чертей, Господи ты Боже мой, какое же славное, черт подери, было времечко!.. Готов биться об заклад, что не пройдем мы и сотни шагов по этому острову, как тут же наткнемся на знакомые рожи! Отец Теэнель, и отец Фейе, и отец Анто! А, что скажете? Думаю, если все они еще не передохли со страху, то им будет приятно снова с вами повидаться! Думаю, у вас найдется, что им порассказать, ведь сколько путей-дорожек пройдено с тех пор, как вы перестали макать пальцы в святые кропильницы!
Внезапно Ив хлопнул себя по лбу.
– Тысяча тысяч чертей святым иезуитам и всем остальным святошам! – выругался он. – Вот дьявольщина, ей-Богу, ведь на нашей дружеской пирушке не будет капитана Байарделя! Пресвятая дева, а мне бы так чертовски хотелось крепко прижать его к лентам моего жабо!.. Ладно, молодцы, а теперь полный вперед. Курс прямо на остров! Да раскройте пошире глаза! Если хоть один из вас промахнется и не пристрелит на месте дикаря, если там еще остались живые, я сперва выбью ему рукояткой своей шпаги все зубы, потом сделаю из кишок метлу и пару сапог из кожи, которую сдеру с его задницы! Все, вперед, ребятки!
Когда они оказались на расстоянии менее пистолетного выстрела от палисада крепости, до них донеслись звуки барабана.
Ив разразился оглушительным хохотом.
– Вот видите, – весело проговорил он, – там уже готовятся к торжественной встрече. Вы уж постарайтесь не слишком пугать бастионных часовых! Тысяча чертей! С вашими рожами, клянусь всеми святыми, очень даже может статься, что вы нагоните на них побольше страху, чем эти дикари…
Аборигенов, впрочем, нигде не было и в помине. Флибустьеры разбрелись вокруг, просматривая живую изгородь вдоль дороги и близлежащие заросли кустов. Другие углубились дальше в сторону крепости, но, судя по всему, пушки разогнали всех караибов. На земле валялись лишь трупы да неспособные удрать раненые, которых, впрочем, лихие береговые братцы тут же отправляли к праотцам, перерезая им глотки с прямо-таки поразительным проворством и сноровкой.
Когда Лефор с Зуиттеном добрались до ворот крепости, они уже были настежь открыты. Во дворе с оружием в руках выстроились мушкетеры, алебардщики и солдаты ополчения с добровольцами-колонистами во главе. Гремел барабан, раздавались звуки трубы.
Не успели два капитана войти в ворота, как навстречу им направилась группа офицеров, остановившись в нескольких шагах от них.
На пару саженей впереди остальных шел Мерри Рул. За ним, прямой как палка, с суровым видом шествовал полковник Лауссе вместе с Шансене, Бельграно, комендантом де Лубьером и интендантом Лесперансом. С ними были и судья по гражданским делам Фурнье – тот самый, что вел дело против отца Фовеля, когда того обвиняли, будто он сделал ребенка одной рабыне-негритянке, – а также и судья по уголовным делам господин Дювивье.
В углу двора, держась в стороне, но с нескрываемым любопытством разглядывая гостей, сбились в кучу колонисты, нашедшие приют в крепости, когда дикари атаковали остров.
Мерри Рул, и без того едва держась на ногах от переживаний и усталости, и вовсе побледнел как мертвец, узнав Ива Лефора.
– Мое почтенье, лейтенант! – весело воскликнул тот, ничуть не утратив прекрасного расположения духа. – Похоже, мы подоспели как раз вовремя, а?.. Да полно вам хмуриться-то! Дикари больше и носа сюда не сунут, можете мне поверить!.. Только я бы посоветовал вам выделить отряд и собрать трупы, а то ими тут усеяны все окрестности, вплоть до Якорного квартала!
Мерри Рул шагнул вперед и поклонился Иву.
– Позвольте поблагодарить вас, господа, за ваше весьма своевременное вмешательство, – проговорил он. – Мы были окружены со всех сторон. И не могли найти никакого выхода из положения. Вашего появления оказалось достаточно, чтобы сразу же обратить наших врагов в поспешное бегство.
– Что правда, то правда! – ответил Лефор. – Кстати, вот можете поблагодарить капитана Зуиттена. Он только что доказал на деле, что голландский порох пукает ничуть не хуже испанского, ведь, между нами говоря, мы у себя, на «Атланте», пользуемся одним испанским. Да и вообще, я теперь запасаюсь всем необходимым только в Испании…
Мерри Рул на мгновенье расстался со своим обычным непроницаемым выражением лица и с легким презрением улыбнулся, разглядывая богатый наряд флибустьера.
– Послушайте, Лефор, – проговорил он, – мы намерены отпраздновать ваше прибытие.
– Можете называть меня капитаном, – скромно заметил Ив, – да-да, лейтенант, просто капитаном.
– В таком случае, называйте меня майором, – не остался в долгу Рул.
– Ладно, будь по-вашему, майор так майор, – ничуть не смутившись, согласился моряк. – В таком случае, вы уж будьте так любезны, майор, окажите мне услугу и соблаговолите отвести поскорее к генералу Дюпарке.
На лице Рула отразилось явное замешательство.
– Дело в том, – попытался объяснить он, – что генерал сейчас нездоров. И когда здесь высадились дикари, он был прикован к постели в Замке На Горе. У нас не было никакой возможности ни связаться с ним, ни послать ему подкрепление.
– Тысяча чертей! – возмущенно вскричал Ив. – Ну и дела! Тысяча тысяч чертей и дьявол в придачу! Да, может, он уже лежит там с перерезанной глоткой вместе с женой и детьми! И вы еще говорите, что у вас не было никакой возможности послать ему подкрепление?! Вы что, не могли выделить пару сотен людей, чтобы расчистить от дикарей окрестности замка и послать генералу вооруженный отряд? Не знаю, майор, что подумает о вас губернатор Дюпарке, но я лично назвал бы это предательством!
– Сударь! – закричал Рул. – Извольте выбирать выражения!
– Матерь Божья! Это я-то еще должен выбирать выражения? После всего, что только что услыхал?! Нет, провалиться мне на этом месте, это уже чересчур!
– Послушайте, капитан Лефор, я безмерно благодарен вам за все, что вы сделали для нас и вообще для всего острова в целом. Теперь я уже смогу и сам со своими войсками справиться с дикарями. Однако вы осмелились бросить на меня подозрение, которого я не могу снести. Вы, сударь, обвинили меня в предательстве. Вы что, и вправду так думаете?
