Текст книги "Мари Антильская. Книга вторая"
Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 43 страниц)
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Страшная ночь
Когда майор Мерри Рул увидел генерала, то буквально бросился ему навстречу. Объятый лихорадочным волнением, он ходил взад-вперед по двору, то покусывая сжатые в кулаки руки, то обеими ладонями закрывая уши, только бы не слышать ужасающих воплей, доносившихся до него из объятого огнем города.
Можно было подумать, будто он с минуты на минуту поджидал появления генерала, ибо, едва завидев высокую фигуру, сразу кинулся к нему:
– Ах, сударь! Это конец света!
– Удивлен, что вы еще здесь, майор, ведь ваше место сейчас подле пострадавших от бедствия! Уже одно ваше присутствие среди этих несчастных могло бы подбодрить и вселить в них силы…
– Нет, это настоящий конец света! – повторил Рул. – И что я, по-вашему, могу здесь поделать? Разве в состоянии я погасить эти пожары? Как? Чем? Там, у ворот, лежат груды трупов. Солдаты то и дело вытаскивают их из-под развалин, как только догорают хижины… А это не занимает слишком много времени – малейший порыв ветра, и любая из здешних хижин вспыхивает, словно горстка пороху… Люди изжариваются, точно свиньи на костре! Это ужасно!
– «Это ужасно! Это ужасно!..» – с раздражением повторил Дюпарке. – Неужели это все, что вы способны сказать? Послушайте, майор, я видел в бухте множество лодок. Разве нельзя разместить на них людей, оставшихся без крова? Там они будут в безопасности хотя бы от огня!..
– Полно, сударь! – воскликнул Рул, воздевая руки к небу. – Попробуйте-ка заставить этих людей прислушаться к голосу разума! Ведь все они будто лишились рассудка! Да, да! От страха, от страданий, от боли! Те, у кого еще остались дома, ни за что не соглашаются покидать их, не захватив с собой пожитки… Клянусь вам, многие умудряются заживо сгореть в хижинах, даже не попытавшись выбраться наружу… А халупы, сами знаете, сгорают дотла прямо на глазах… В любом случае теперь вы уже не найдете никого, кто бы согласился укрыться в море. Во-первых, десятка три людей уже попытались уплыть отсюда на пирогах, но море вдруг закипело и все они заживо сварились… Потом их подобрали на песке, этих несчастных. Лишь представьте, у них буквально мясо отделялось от костей! Только матросам на больших кораблях удалось не пострадать от этого бедствия…
В полном ошеломлении, не в силах произнести ни единого слова, слушал Жак все эти ужасные истории. И думал про себя, что до сего момента не представлял себе и малой доли того кошмара, который обрушился на колонистов здесь с начала извержения вулкана.
– Винокурни взлетели на воздух, – продолжал майор, – в первую очередь взорвалась винокурня Кальме. Сначала огонь охватил интендантские склады, потом перекинулся на винокурню. Все сгорело дотла!.. Сам я не видел, но мне доложили. Говорят, водосточные желобы, что идут в море, доверху заполнены пылающим ромом и вокруг такая жара, что у солдат обгорают мундиры. Даже камни, которыми вымощена набережная, и те не выдержали, потрескались… И потом, сахар… Так что же, скажите, что я могу сделать в этаком аду?!
Никогда еще Мерри Рул, обычно такой невозмутимый, где-то глубоко внутри скрывавший все свои чувства, не был так возбужден, так многословен! И Жаку подумалось, что, должно быть, все, о чем он только что рассказывал, было по-настоящему ужасно, раз смогло вывести из равновесия даже столь флегматичного человека.
– Что ж, коли вы считаете, что ваше присутствие не могло бы никак облегчить участь этих несчастных, – проговорил генерал, – мне лишь остается пойти к ним самому. Однако, думаю, и вам тоже, майор, вряд ли удастся здесь уснуть. Надо приготовить как можно больше походных коек и расставить их в казармах и во дворе. Не следует забывать, что здесь появятся тысячи людей, нуждающихся в нашей помощи.
Он огляделся вокруг, будто ища кого-то или что-то. Потом, не найдя желаемого, спросил:
– А где капитан Байардель?
– Он уже сошел на берег со своего корабля, – ответил Рул. – Я видел его не более получаса назад. Надо полагать, взял с собой отряд солдат с пиками и отправился к винокурням.
– Что ж, отлично, – одобрил генерал, – в таком случае, и я туда же! Если он вернется, не сочтите за труд передать ему, чтобы он отыскал меня там.
– Позвольте дать вам один совет, генерал! – воскликнул Рул. – Не берите с собой свою лошадь. Жара там нестерпимая, а огонь рискует насмерть перепугать и вконец взбесить ее. Послушайте моего совета, оставьте ее здесь и отправляйтесь пешком.
Жак с минуту поразмышлял и вынужден был согласиться с разумными доводами. После чего быстрым шагом двинулся прочь.
Началу этой ночи суждено было запечатлеться в памяти всех, кто оказался ее свидетелями, подобно веренице сменяющих друг друга видений, одно кошмарнее другого.
Жак шел сквозь сплошные вихри пепла, которые приносил ветер со стороны вулкана, тот был еще теплым и тяжелым.
По дороге, что спускалась к бухте, бежали люди – вконец растерянные, с блуждающими взглядами, они, похоже, уже и сами были не в состоянии осознать, что делают, куда стремятся. Словно одержимые, они неслись вперед, будто спасаясь от невообразимого ада. Местами огонь в городе охватывал уже целые кварталы, хижины догорали, треща, словно огромные костры.
Солдаты действовали проворно, впопыхах отдавая приказания, то и дело призывая на помощь. Всякий раз, обнаруживая новый обгоревший труп, они бросались туда по двое-трое, вытаскивая его из дымящейся гробницы и укладывая на краю дороги.
Винокурня Кальме по-прежнему пылала, и языки пламени рвались оттуда к небу, словно какие-то немыслимые гигантские факелы.
Сахар, вытекающий из котлов, вместе с растопившимся от жары рафинадом, лежавшим в амбарах, вязкими потоками тек по дороге, ведущей к морю.
Жаку достаточно было одного-единственного взгляда, чтобы оценить чудовищный размах и не поддающиеся никакому описанию последствия катастрофы. Едва приблизившись к интендантским складам, находившимся чуть позади винокурни Кальме, он услыхал оглушительный взрыв, который посреди общего треска и грохота показался ему похожим на пистолетный выстрел. Он тотчас же поспешил в опасное место, однако выстрел в этом кромешном аду показался ему столь странным и неуместным, что, подойдя вплотную, он с удивлением обнаружил, что там в окружении десятка солдат был не кто иной, как капитан Байардель. В руке у него все еще был пистолет, из которого он, судя по всему, только что выстрелил. У ног его без всякого движения лежало нечто, напоминающее человеческое тело.
– Эй, это вы, капитан?! – воскликнул Жак. – Что здесь происходит?
Байардель воздел к небу руки, одна из которых сжимала пистолет.
– А, приветствую вас, генерал! – невозмутимо, без малейшего волнения отозвался Байардель. – Это уже по меньшей мере пятый, кого мне пришлось здесь прикончить! У меня уже скоро пороху не хватит, со всеми этими делами я в спешке забыл наполнить свою пороховницу. Мародеры!.. Среди них попадаются всякие – и негры, и белых тоже хватает!
Он толкнул ногой лежащий на земле труп, тот перевернулся, и Жак увидел лицо убитого. Им оказался негр.
– Их здесь сотни, видимо-невидимо, – пояснил Байардель, – пользуются пожарами и воруют что попало в домах, которые меньше пострадали от огня!
– Вы совершенно правы, капитан, – одобрил генерал. – Поступайте, как считаете нужным. Любой мародер, застигнутый на месте преступления, должен быть расстрелян без всяких колебаний! Никакого снисхождения к мародерам!
В тот момент опять раздался страшный взрыв. Жак вопросительно глянул на капитана.
– Эх! – горестно вздохнул тот. – Этого следовало ожидать! Взрываются чаны с ромом!.. Эй, кто там! – крикнул он, обращаясь к толпившимся вокруг солдатам. – Бегите скорее туда и попытайтесь сдержать народ! Это не люди, а чистое стадо баранов! Глазеют на все ужасы, точно это какое-то сказочное представление! Сколько ни говори им, чтобы отошли подальше, ведь рано или поздно все это взлетит на воздух, – никакого впечатления! Теперь увидите, там будет не меньше сотни обожженных!..
На винокурне огонь явно добрался до склада, где хранились чаны с ромом, ибо взрывы теперь следовали один за другим. Они были настолько мощными, что целиком заглушали шум и грохот пожара.
В этот миг к ним, запыхавшись, подбежал солдат. Судя по всему, он был послан из форта. Едва завидев Байарделя, он еще издали крикнул:
– Капитан! Негры взбунтовались!
– Этого следовало ожидать! Ведь им все нипочем, они бросаются прямо в огонь, забираются в горящие винокурни, чтобы напиться рому! Они все теперь пьяны в стельку, а у пьяного негра только одно на уме – как бы удрать от хозяев и снова стать свободным! Эй, вестовой, кто тебя послал?
– Господин де Шансене…
– Ладно! А теперь возвращайся-ка снова в форт, найди Шансене или майора и скажи, пусть дадут тебе пару отрядов для усмирения этих мерзавцев! Кстати, а где они взбунтовались?
– В Морн-Фюме, у господина Арсено, в Морн-Ноэде, у господина Лашардонье…
– Черт возьми, – выругался Дюпарке, – это же рукой подать от моего имения… Велите послать отряд и в Замок На Горе, да скажите, чтобы мое семейство доставили под охраной прямо в крепость! Я не очень-то доверяю своим неграм! Хоть они и напуганы до смерти, все равно, глядя на других, вполне способны тоже пуститься в бега!
– Слушаюсь, генерал…
Солдат резко развернулся и поспешил назад к крепости.
– А теперь, капитан, – обратился к нему Дюпарке, – идемте поскорей к винокурне, этот квартал пострадал больше других и сейчас, должно быть, самый опасный. Надо во что бы то ни стало эвакуировать оттуда людей. Возьмите с собой всех солдат, без которых можно будет обойтись здесь…
И отряд во главе с генералом и капитаном двинулся в путь. Они шли быстрым шагом. Все постоянно кашляли от едкого дыма. Повсюду, где бы они ни проходили, земля была сплошь покрыта чем-то вязким и липким. Это был сахар, он набегал волнами, струился ручьями, плавился в раскаленном воздухе, растекаясь по дороге и плотным слоем покрывая камни мостовой. Он был еще теплым, густым и вязким, как сироп. И лип к ногам и к одежде. У всех было такое ощущение, будто их погрузили в чан со смолой, которая пропитала их с ног до головы. Кожа на сапогах обрела какую-то новую, непривычную жесткость, а ткань мундиров и штанов стала тяжелой и хрустела при малейшем движении.
Когда они добрались до интендантских складов, все постройки были уже полностью разрушены, люди пытались вытащить из-под обгоревших балок чье-то обезображенное до неузнаваемости человеческое тело. Байардель подошел поближе и услыхал, как один из спасателей заметил: «Это все, что осталось от смотрителя складов Франсуа Мино». Капитан отказывался верить собственным глазам и ушам.
– Да нет, быть того не может! – усомнился он. – Я отлично знал Мино, это человек моего сложения, а вы мне показываете какого-то карлика!
– Так-то оно так, – согласился спасатель, – да только это и есть Франсуа Мино, смотритель складов. Я ведь тоже хорошо его знал, он никогда не расставался со своим железным кольцом, вон, сами поглядите, оно все еще болтается на его обрубке, который еще час назад служил бедняге рукой! Это огонь так его обезобразил!
Один из солдат в ужасе чертыхнулся и отер выступивший на лбу холодный пот. Генерал с Байарделем прошли вперед. Чуть подальше они наткнулись на совершенно голую женщину, та истошно вопила.
– Это Катрин Байель! – усмехнулся Байардель. – Черт побери, выходит, негодяй Гатьен не врал! Эта шлюха и вправду спала нагишом! Видать, так ей было сподручней, не теряя попусту времени, обслужить любого, кому не лень с ней побаловаться!
Он один сохранял хладнокровие и был еще в силах отпускать шутки.
По земле вокруг винокурни во все стороны разбегались язычки пламени. Из всех щелей вытекал горящий ром.
Уже несколько минут не раздавалось новых взрывов – к тому времени все чаны уже успели взлететь на воздух. Винокурня располагалась неподалеку от морского берега, и спасателям пришла в голову мысль выстроиться цепочкой и, передавая друг другу бадьи с водой, попытаться залить бушующий огонь. Хотя сразу бросалось в глаза, что усилия их явно тщетны.
– Вы что, с ума сошли! – завопил Байардель, выхватывая у одного из них из рук бадью, которую он вот-вот собирался опрокинуть в огонь. – Вы же разбавляете ром! От этого пожар только разгорится еще пуще!
Он опустил руку в одно из ведер и обратился к генералу, будто призывая его в свидетели.
– Вот, поглядите сами, – проговорил он, – вода прямо пальцы обжигает, а ведь ее только что зачерпнули из моря!.. Говорят, как только началось извержение, она буквально кипит, и все, кто попытался спастись от пожаров в лодках, сварились заживо!
Мало-помалу начали прибывать беженцы – они пришли по берегу моря, с трудом прокладывая себе дорогу сквозь обломки камней и толпы перепуганных людей. Все они прибыли со стороны Карбе в надежде найти приют в стенах крепости. Байардель подошел к одной из групп и поинтересовался, откуда они.
– Из Фон-Сен-Дени, – ответил один из них. – Там у нас все разрушено дотла! А негры, как только началось извержение, удрали, прихватив с собой мачете. Поймать их не было никакой возможности, да, по правде говоря, нам в тот момент было не до них, иных забот хватало. Спасали свои семейства. Само собой, когда вернемся домой, они дочиста разграбят все, что еще уцелеет от пожаров! А сейчас направляемся в крепость, думаем, нас там приютят. Ведь завтра надо что-то есть…
– Да-да, ступайте в форт! – велел генерал. – Для женщин и детей там найдутся походные койки. Что же до мужчин, то их я попросил бы присоединиться к нам, чтобы помочь спасателям…
Он с удивлением отметил, как различаются своим поведением жители Сен-Пьера и те, кто только что прибыл из Фон-Сен-Дени. Насколько первые насмерть перепуганы, объяты паникой, настолько последние, казалось, не ведали страха. Конечно, им еще не довелось стать свидетелями леденящих душу, чудовищных сцен, что ежеминутно разворачивались под стенами форта. Впрочем, у них даже хватило времени, прежде чем пуститься в путь, собрать и прихватить с собой кое-какие пожитки. Некоторые приехали верхом. Другие толкали перед собой тележки со скарбом, а третьи даже успели запрячь кареты, которые набили всем, что попалось под руку самого ценного.
Толпа беженцев ненадолго остановилась, не в силах оторвать глаз от зрелища объятой пламенем винокурни. Те, кто был впереди, снова двинулись в путь, едва порыв ветра окутал их облаком едкого дыма, а с неба дождем посыпался густой пепел. Он был обжигающе горячим, и дети сразу заплакали, закричали от боли.
Едва рассеялся дым, как в воздухе запорхали сверкающие искры, похожие на горящие снежные хлопья. И все сразу переменилось. Взорам генерала предстало море человеческих лиц с вытаращенными от ужаса глазами, в которых играли тревожные красные блики. Теперь страх овладел и беглецами.
– Ступайте в форт! – крикнул им Дюпарке. – Ступайте скорее в форт и не загромождайте дорог! Не мешайте спасателям заниматься своим делом!
Не успел он проговорить эти слова, как откуда-то появился всадник. Он прискакал оттуда же, что и беженцы, – иными словами, со стороны Фон-Сен-Дени. Сидел верхом на лошади прямо без седла и громкими криками яростно понукал бедное животное. Узнав генерала, резко натянул поводья и сразу остановился. Лошадь всеми четырьмя копытами заскользила по ручьям рома и сахара, когда он торопливо спешился и, не обращая больше внимания на скотину, бросился к генералу и схватил его за плечо.
Потом торопливо, то и дело перескакивая с одного на другое, принялся что-то рассказывать, но так сбивчиво и в таких туманных выражениях, что генерал не понял ни слова.
– Я узнал вас, – проговорил тогда он, – вы ведь Дюкасс, с Морн-де-Каде, не так ли?
– Да, – тяжело переводя дыхание, подтвердил – тот. – Мой дом разрушен… Надо срочно послать туда солдат… А мой сын… Ах, это ужасно!
– Успокойтесь же, – обратился к нему Жак, – и расскажите толком, что случилось. Не спешите, сперва отдышитесь как следует, не то я опять не пойму, о чем речь. Поймите, если этой ночью мы будем посылать по отряду солдат повсюду, где разрушено жилище или кто-нибудь сгорел в огне, нам придется мобилизовать людей со всего света, да и того, похоже, окажется слишком мало!
Дюкасс прижал руки к груди, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, закрыл глаза и горестно, тяжело вздохнул. Жак даже подумал, что он вот-вот лишится чувств, и протянул руку, пытаясь поддержать его.
– Прошу простить меня, – проговорил наконец колонист, – позвольте мне минутку…
– Разумеется, Дюкасс. Не спешите. Я подожду. Я ведь узнал вас. Это ведь у вас, кажется, красивый сынишка лет двенадцати, почти того же возраста, что и мой… Его зовут Жюльен, не так ли?
При этих словах Дюкасс закрыл руками лицо и горько разрыдался. Потом, похоже, слегка овладел собой и, как-то злобно оскалившись, воскликнул:
– Сволочи! Подонки! Они его зарезали!.. Да-да, они зарезали моего маленького Жюльена!.. Одним ударом мачете… напрочь перерезали ему горло!..
При взгляде на этого человека, сердце сжималось от боли, даже несмотря на царивший вокруг адский ужас. И Жак подумал о своем собственном сынишке…
– А теперь, Дюкасс, – с теплотой в голосе попросил он, – расскажите все по порядку…
Неимоверным усилием воли колонист подавил слезы.
– Извольте, – прерывающимся от сдерживаемых рыданий голосом начал он. – Дело в том, что поначалу я не хотел покидать Морн-де-Каде… Я видел, как мимо проходили люди из Фон-Сен-Дени, но дом мой был уже разрушен, и я не видел никакого резона попусту тратить время в Сен-Пьере… Потому что на другой день собирался построить себе другую хижину. Только ждал, когда рассветет, чтобы поскорее взяться за дело… Так вот, я закутал своего маленького Жюльена в одеяло, а сам пошел поискать скотину, которой удалось выбраться из огня. Мне удалось поймать вот этого самого коня, на котором я сюда и добрался… Не знаю, вряд ли я отсутствовал больше получаса! Потом возвращаюсь… и что я вижу!.. Мой Жюльен… с перерезанным горлом! Завернут в одеяльце, как я его и оставил… а головка, несчастная, любимая головка моего сыночка… ее нет… они ее отрезали!.. Дикари! Ублюдки! Они отрезали ему голову!.. А теперь приближаются сюда по дороге, что ведет из Карбе, идут сюда, чтобы грабить и убивать!..
– Вы ведь имеете в виду негров, не так ли? – как-то сухо переспросил Жак.
– Да, этих мерзких тварей! Черных подонков, грязных рабов! А я, глупец, был еще с ними так добр! Ну, ничего, пусть только попадутся мне в руки! Они мне дорого заплатят за свою жестокость! Тысячу раз клянусь Пресвятой Девой, я начиню им задницы порохом, и они взлетят на воздух, как камни из вулкана. Тысяча чертей!.. Я нафарширую их порохом, как гусей! И взорву дотла! Клянусь головой моего несчастного сыночка!
– Сколько их? – спросил Байардель.
– Откуда мне знать? Триста… может, пятьсот, может, тысяча… а может, и того больше! Видели бы вы их! Бегут бегом! Точно осатанели! С мачете! С факелами в руках! На своем пути они предают огню все, что еще уцелело от пожара, особенно если в домах еще кто-то остался в живых!
– Как думаете, насколько вы смогли опередить их? – поинтересовался генерал.
– Трудно сказать… Минут на десять… А может, и на целый час… Ведь они бегут гурьбой, орут, поют песни. Останавливаются, когда видят разрушенные дома. Обшаривают их, пьют, если им удается обнаружить там тафию, убивают хозяев, перерезают глотки всем белым, что попадаются на пути… Все эти подлости отнимают у них время… Поспешите же, прикажите выслать им навстречу войска!
– Этого следовало ожидать, – снова мрачно повторил Байардель.
– Капитан, – обратился к нему генерал, – надо действовать, не теряя ни минуты. Немедленно отправляйтесь в форт. И возьмите там сотню солдат с офицером.
Однако не успел Байардель сделать и шагу, как он удержал его за рукав рубашки и добавил:
– Дюкасс, у вас ведь есть лошадь, уступите ее капитану, а сами можете сесть сзади. И оба скорее в форт!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В замке без генерала
Не успел генерал покинуть Замок На Горе, как Мари сразу осознала, какая ответственность легла теперь на ее плечи. Нога все еще болела, но уже чуть поменьше. К тому же она заметила, что чем больше она двигается, чем больше заставляет себя наступать на нее, тем слабее делается боль.
Она позвала кузину, поручила ее заботам детей и сказала, что ей нужно заняться прислугой.
Пожары, которые с возвышенности, где располагался замок, были видны как на ладони, распространялись поистине с головокружительной быстротой. И ей подумалось, что было бы совсем нелишне несколько подбодрить и успокоить обитателей замка порцией спиртного. Она подозвала Демареца и, дабы потренировать вывихнутую лодыжку, сама отправилась вместе со слугой в кладовку, где хранились запасы рома. Приказала Демарецу взять небольшой бочонок, потом, когда тот уже понес его на середину двора, чтобы открыть там, где предполагалась раздача спиртного, вернулась в дом за посудой.
Когда Мари снова вышла во двор, так и не найдя в доме достаточно посуды, чтобы хватило всем, но зная, что негры привыкли пить из своих тыквенных мисок, подозвала к себе Кенка и велела ему передать остальным рабам, что собирается угостить их ромом, только для этого им придется пересилить страх и зайти к себе в барак за калебасами.
Негр выглядел таким возбужденным, каким она еще никогда не видела его прежде. Огромные, цвета агата, глаза сверкали каким-то непривычным светом. А белки, которые всегда напоминали испещренный кровавыми прожилками застывший гусиный жир, сегодня были заметно белей и прозрачней обычного.
Этот новый, совершенно не привычный для нее взгляд поверг молодую даму в полное замешательство.
– В чем дело? – спросила она. – Чего ты ждешь? Разве ты не понял, что я сказала?
Не отвечая, он продолжал смотреть на нее в упор, и ей показалось, будто во взгляде его сквозила неприкрытая похоть, какой ей еще никогда не доводилось замечать в нем прежде.
– Ступай прочь, и немедленно! Не то отхлещу кнутом!
Она вдруг со всей ясностью увидела, как несколько лет назад оказалась в объятьях этого негра. Вспомнила обо всех своих сожалениях, всех угрызениях совести и отвращении, что испытала потом, после той постыдной близости, до которой унизилась в минуту слабости, растерянности и страха.
Сама не отдавая себе отчета в том, что делает, она пятилась от него все дальше и дальше. Кенка же все наступал и наступал. Внезапно ее осенило, что, если сейчас, в этот самый момент, не произойдет что-нибудь, что могло бы его образумить, он бросится на нее. Панический страх овладел ею. Она уже видела, как к груди ее потянулись руки с длинными, толстыми, точно перезревшие, гнилые бананы, пальцами.
Внезапно она выпустила кубки, что держала в руках. И этот звук, похоже, разбил чары, во власти которых находился негр. Все тело его сотряслось, словно от сильного озноба, он весь сжался, согнулся в три погибели, будто в глубоком реверансе, потом с невероятным, необъяснимым для нее проворством сделал пируэт, повернулся к ней спиной и стремглав понесся в сторону двора. Все еще с колотящимся от пережитого волнения сердцем она услыхала, как он передавал ее приказания остальным неграм. Говорил, что их собираются угостить тафией, а им надо пойти за своими калебасами. Ей понадобилось немало времени, чтобы окончательно прийти в себя.
Да, что и говорить, хороший урок она только что получила!
Она сделала шаг вперед. И, увидев негров, что, преодолевая страх, бросились в барак за своими калебасами, подумала, в какую опасную, вселяющую ужас толпу могли бы превратиться они, если бы вдруг взбунтовались.
Потом направилась к Демарецу, передала ему кубки и позвала Жюли. Все время, пока она находилась во дворе, камеристка оставалась среди солдат. На сей раз без каких бы то ни было дурных или греховных намерений – просто эта женщина обладала редкой способностью в полной мере ценить способность мужчины защитить ее от опасности и в этом смысле куда больше доверяла простым солдатам, чем Мари, сколь бы ни были убедительны доказательства ее безграничной власти и превосходства над всеми остальными…
Почти с сожалением она покинула надежную защиту и направилась к своей госпоже, которая вполголоса попросила ее усесться подле нее на каменную тумбу, в которую было вделано кольцо, чтобы привязывать лошадей.
Едва субретка подчинилась ее приказу, Мари наклонилась к ее уху и прошептала:
– Послушай, Жюли, что-то негры не внушают мне никакого доверия!
– Да, мадам, и мне тоже! – в каком-то порыве откровенности призналась служанка. – По правде говоря, я чувствовала бы себя куда спокойней, если бы они были по меньшей мере в десятке лье отсюда!
– Мне кажется, тебе бы сейчас лучше спуститься в Сен-Пьер. Ступай в крепость и спроси генерала. Если тебе не удастся найти его, найди любого офицера. Нам надо освободиться от них во что бы то ни стало, и чем скорей, тем лучше! Достаточно и десятка солдат, чтобы отвести их отсюда в крепость и держать там под охраной… А здесь… неизвестно, что может прийти им в голову!..
– Тем более, – поддержала ее Жюли, – что им перебить нас – все равно что раз плюнуть! И то сказать, один верзила Кенка пугает меня больше, чем все остальные! Вы совершенно правы, мадам… Пойду велю оседлать свою лошадь…
– Скажи Демарецу, чтобы помог тебе.
– Да ни за что на свете! Потому как если и есть на свете человек, который бы пугал меня даже больше Кенка и всех других, вместе взятых, так это уж точно Демарец! Уж кто-кто, но только не он! Да я не хочу, чтобы он и пальцем ко мне прикоснулся, этот тип! У него морда притворщика, а я этого просто терпеть не могу!..
Жюли не успела закончить фразы, как Замок На Горе сотряс мощный толчок – тот самый, что насмерть напугал лошадь генерала, когда тот был на подступах к Сен-Пьеру.
Солдаты, плотно сбившиеся в кучку, чтобы получше рассмотреть, как город все больше и больше охватывают пожары, внезапно потеряли равновесие и рухнули на землю.
Негры истошно завопили и тоже повалились друг на друга. Демарец принялся изрыгать ругательства.
Однако не успел еще утихнуть этот мощный толчок, как в глубине дома раздался грохот, какой могла бы вызвать разве что внезапно ударившая по крыше молния. В одно мгновенье весь двор заволокло облаком белой пыли, от которой пахло мелом и известью. Потом с каким-то глухим шумом сверху стали валиться обломки, непонятно каким образом удержавшиеся на месте в первый момент.
– О Боже! – воскликнула Мари. – Сефиза, Клематита, вы уверены, что задули все свечи?
Но негритянки были слишком напуганы, чтобы членораздельно ответить даже на такой простой вопрос. Мари вскочила с места и, оставив детей, бросилась в дом, хотела оценить ущерб от разрушений. Целая стена замка – та, к которой примыкали ее спальня и комната генерала, – почти целиком рухнула вниз. Груды камней и обломков окутывало такое же белое облако, что во дворе. Сердце ее сжалось от нестерпимой боли. Дом, которым она так гордилась, в одно мгновенье наполовину стерт с лица земли. И тут же подумала, какое горе принесет эта весть ее мужу. Потом мысленно вернулась к детям и стремглав бросилась прочь, спеша поскорее прижать их к груди. В голове промелькнуло, а не погиб ли кто под обломками, но у нее уже не было сил кого бы то ни было всерьез расспрашивать на сей счет.
– Конюшня уцелела, – сообщила ей Жюли, едва она показалась во дворе. – Я оседлаю свою лошадь…
– Да-да, и не медли, – проговорила наконец Мари. – Скажи в форте, чтобы нам прислали отряд солдат. И если увидишь генерала, не вздумай говорить ему о том, что случилось с замком… Право, сейчас совсем не время огорчать его новыми несчастьями.
