Текст книги "По следам Карабаира Кольцо старого шейха"

Автор книги: Рашид Кешоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 46 страниц)

Что-то тяжелое обрушилось ему сзади на голову.

Падая навзничь, Жунид успел нажать на спусковой крючок и уже не видел, как,издав короткий стон, дернулся и затих на полу Бекбоев.

Теряя сознание, Шукаев почувствовал, как из сжавшихся в кулак пальцев правой руки выдернули заветный листок, забрали пистолет и обшарили карманы.

Но у него уже не было сил противиться этому: черное, густое облако заволокло все вокруг непроницаемой тьмой.

15. ЦЫГАНСКИЙ БАРОН

В слободке. Пригодился родной язык. Цыганский барон Феофан третий собственной персоной. Разговор, из которого многое становится ясным. Сугуров продолжает преследование.

Зубер Нахов долго петлял по городу, завернул в духан, пропустив, как видно, стаканчик-другой вина, смуглые небритые щеки его тронул густой кирпичный румянец; затем болтался на барахолке, то и дело останавливаясь и прицениваясь к разным вещам. Впрочем, он тут же отходил с видом человека, которому вещи эти вовсе не нужны, а задерживался он возле них просто так, из любви к искусству.

Арсен, следовавший за ним в некотором отдалении, разумеется, не мог слышать, о чем Нахов говорил с торговцами и торговками, громко расхваливавшими свой товар, отчего на толкучке стоял ровный многоголосый гул. И это беспокоило Сугурова: его подопечный явно искал встречи с кем-то, и задача Арсена теперь осложнялась тем, что среди множества людей, к которым подходил Нахов, надо было угадать одного, именно того, кто был ему нужен.

Сугуров не знал, за кем он следит. От Шукаева он не раз слышал имя Зубера Нахова, но никогда не видел его в лицо. И сейчас для него это был только подозрительный человек, почему-то прятавшийся в доме у не менее подозритель-ного старика, именующего себя Омаром Садыком.

Арсен даже не был уверен, что поступает правильно, убивая время на слежку. Пока Нахов сидел в духане, Сугу-ров дал телеграмму Жуниду, что обстоятельства задержат его в Дербенте еще по крайней мере на сутки, а теперь, бродя по барахолке, терзался мыслью, что зря это сделал. Может, горец в Черкесске не имеет никакого отношения к делу, и попал к ювелиру случайно?..

Однако, вскоре Арсен заметил, что в поведении Нахова есть некоторая закономерность. Гораздо дольше, чем с другими, тот разговаривал с людьми, продававшими именно ювелирные изделия: наручные часы, кольца, цепочки, бусы. А добра этого было на толчке сколько угодно. Дагестан издавна славился своими чеканщиками-по серебру и черни, золотых дел мастерами.

И все же Сугурову не удалось, как он и опасался, уловить момент, когда Нахов, наконец, нашел того, кого искал. Он еще немного послонялся, потом развинченной походкой беспечного зеваки подошел к киоску с газировкой, выпил стакан чистой воды и, выбравшись из толпы, решительно и быстро зашагал прочь.

Арсен мысленно благословил судьбу, пославшую сегодня воскресный день – на улицах было много народу,– и это хорошо, иначе едва ли бы он сумел остаться незамеченным: Зубер оборачивался довольно часто.

За пустырем, который Сугурову пришлось преодолеть в кабинке попутного грузовика, чтобы не попасться на глаза Нахову, раскинулась городская слободка, возникшая в незапамятные времена из поселенцев.

Оседали тут беглые русские и украинские крепостные, казаки с Терека, бывшие каторжники, цыгане, изгнанные из табора,– словом, люд самый разный, далеко не всегда живший в мире с законом. Еще и теперь, на двадцать пятом году Советской власти, в слободке иногда находили приют и убежище, мягко говоря, лица без определенных занятий, а вечерами редкие горожане решались вторгаться на ее территорию.

Сразу за домиками слободки простиралась широкая луговина, сейчас буйно заросшая крапивой и лопухами, еще дальше – шоссе, а за ним – лес. Летом и осенью на лугу обычно раскидывали табор цыгане.

Зубер шел так быстро, что Сугурову приходилось чуть ли не вприпрыжку перебегать от дерева к дереву, от угла к углу, чтобы не упустить его из вида.

У самой околицы, возле крайнего домика, утопающего в зелени, Нахов остановился и, не постучав, скрылся за калиткой.

  

Вокруг дома стоял старый штакетник, местами планок не было вовсе, но за ним так густо и колюче разрослись кусты, что лучшей изгороди и не требовалось.

Арсен подошел к усадьбе сбоку, скрытый от улицы гладкой саманной стеной рядом стоящего дома, почти вплотную примыкавшей к зарослям соседнего палисадника.

Раздвинув ветви, Сугуров едва сдержал удивленное восклицание: прямо перед ним в некоем подобии беседки, заплетенной повителью и виноградной лозой, сидели за столиком для домино три человека.

Сугуров осторожно сдвинул ветки, оставив совсем узкий просвет, и стал наблюдать.

Один из сидящих был тот, в Черкесске, которого он выслеживал вот уже несколько часов, второй сидел спиной, и Арсен видел только его коротко остриженный затылок. Третий... третий имел весьма колоритную внешность, и Сугуров невольно обращал взгляд в его сторону, даже когда он молчал.

Неулыбающееся лицо с крупными чертами, тонкие щегольские стрелки усов, аккуратно причесанная борода, наглые самоуверенные глаза и голова шишаком с коротким ежиком уже начавших седеть черных волос. Руки его – крепкие, с крупными сильными пальцами, лежали на столе неподвижно Шелковая голубая рубаха навыпуск расстегнута, на открытой волосатой груди – массивный золотой крест с бирюзой.

Сугуров сразу понял, что перед ним хозяин дома. И, конечно, цыган. Глаза, брови, смуглая кожа – как не узнать соплеменника!

–  Зачем пришел? – прищурившись, спросил цыган у Нахова, медленно цедя слова.

–  Я – от Омара,– проглотив слюну, ответил Зубер – Он и сказал, как тебя найти, барон.

–  Чего Омар хочет?

–  Сказал – ему нужна «Вторая капля». Как это... не помню... по-арабски еще сказал.

–  Про то спрашивай у него...– хозяин кивнул в сторону человека, сидевшего спиной к Арсену.– Сами заварили кашу... вон-да!.

– Я – что, Феофан, я – как ты сказал, а Омар про платок узнал и лается...

– Цыц, детка,– в глазах Феофана сверкнул недобрый огонек.– Говори, да не заговаривайся. Что я тебе и когда я тебе говорил про платок?

Зубер замялся.

– Старик еще велел передать, что если ты или Парамон обманете его, он припомнит...

– Старая сволочь, вон-да,– злобно бросил барон и, медленно подняв обе руки, ударил ими по столу.– Знать бы, что у него на уме. Парамон...– дальше он перешел на цыганский язык, и Сугуров благословил небо, что это его родной язык, и он без труда может понять весь разговор.

– Куда ты дел кольцо?

Имя Парамон ничего не говорило Арсену, тем более, что думал он сейчас о другом, мучительно вспоминая, от кого и когда слышал о цыгане, которого звали Феофаном и который слова не мог произнести без излюбленной приговорки «вон-да». Парамон ответил не сразу. Поерзал на скамейке, откашлялся и сказал низким брюзгливым голосом:

– Чуть не забрали нас из-за этого дерьмового перстенька. На дьявола он приснился Омару? Я еле ноги унес. А теперь наш старый кореш там вынюхивает.

–  Шукаев?

         -Да.

–  Так где оно?

–  Кольцо? А в дупле. У Покровской церкви. Я ж на дерево влез, когда за мной гнались. Ну и сунул в дырку. После лазил – не нашел, должно, провалилось. Не стану же я при всем народе дерево пилить. Да и пес там у попа злющий. Теленок, а не пес...

–  Ну, вот что,– на лбу у Феофана появилась недобрая складка.– Я иа-за тебя с Омаром кашу портить не стану, вон-да! Где хошь найди перстень, чтоб был и все тут! Вон-да! – Руки барона снова грохнули по столу. Нахов вздрогнул.

Сугуров затаил дыхание. Теперь он вспомнил! Этот барон не раз фигурировал в рассказах Шукаева и Дараева о похищении знаменитого жеребца карабаира, которым они занимались вдвоем несколько месяцев, исколесив в поисках лошади и убийц сторожа конефермы весь Северный Кавказ. Цыганский вайда или барон, как его иногда называли, Феофан третий, был одним из членов шайки ротмистра Асфара Унарокова. В молодости гуляка и бабник, забубённая голова, он занимался сбытом краденых лошадей, сам не брезговал конями из колхозных табунов, бросил свой табор, связавшись с шайкой Асфара, был ранен во время перестрелки в Кутском лесу и вместе со всей компанией отсидел свое, но поменьше других, что-то около пяти лет.

Вот, значит, где теперь обосновался цыганский барон Феофан третий! Помнится, была у него и подруга, красавица Рита.

Второй – Цыганов. Сомнений тут не было. Покровская церковь, кольцо, погоня. Только одна странность: волосы тогда у Цыганова – Арсен хорошо это помнил – были густого шоколадно-коричневого цвета. А теперь Сугуров видел темный с проседью затылок.

И еще одно дал ему подслушанный разговор. Похищение кольца предпринято в день ярмарки по поручению Омара Садыка.

Арсен вытер ладонью вспотевший лоб. Надо же – первая его самостоятельная командировка, и сразу столько всего на него свалилось!

Что же, собственно, делать? Арестовать всех троих? Но какое обвинение можно им предъявить? Только одному Цыганову – кражу мельхиорового кольца. Подслушанный разговор – еще не протокол допроса: отопрутся и все.

Как поступил бы на его месте Жунид Халидович?

Уже давно попав в отдел к Шукаеву, Арсен привязался к своему непосредственному начальнику, как к старшему другу и советчику, и во всем стремился походить на него Даже волосы стал расчесывать на левую сторону, как это делал Жунид.

Нет! Никакой самодеятельности. Дослушать до конца, что они еще будут говорить, запомнить адрес барона, взять в управлении все данные на Феофана и Омара Садыка и... срочно – в Черкесск. Жунид Халидович сам решит, как распорядиться новыми сведениями.

И надо торопиться, чтобы успеть предупредить появление Цыганова у Покровской церкви, где он будет искать злополучное кольцо.

Кстати, с кольцом тоже все туманно. Разгадка – у Омара Садыка. Эти сами ничего не знают...

Черт возьми!.. Как же он раньше не сообразил!? Возле церкви можно устроить засаду и взять Цыганова.

–  А ты,– барон повернулся к молчавшему Зуберу,– исчезнешь пока. Я скажу – куда. Поживешь тихо. В Черкесск – ни ногой. Парамон один поедет

–  Очень надо,– недовольно буркнул тот – Старику подавай невесть чего, а мы отдувайся. Пошли его к бесу, барон, на шиша он тебе сдался?

–  Заткнись,– подался вперед Феофан третий.– Не твое собачье дело! Я еще доберусь до тебя. Ты, подлюка, затеял возню с этим идиотским платком! Конспиратор паршивый! Думаешь, Шукаев зря, как клещ, вцепился в это дело? Думаешь, он забыл Хахана? Не могли по-тихому – нашумели на всю ярмарку! Вон-да!

–  Не лайся,– примирительно сказал Парамон.– Поеду я. Разве я знал, что Шукаев вернется туда?

–  Он в каждую дырку затычка,– уже спокойнее пробормотал барон, остывая.– Жаль, не шлепнул я его тогда, в Кутском лесу. Самую малость промазал...

Когда они встали, чтобы разойтись, Сугуров юркнул за соседний дом и, переждав, пока Нахов выйдет и преодолеет половину пустыря, медленно пошел вдоль домов слободки, твердя про себя адрес: «Таборная, один, Таборная, один...» Адрес Феофана третьего.

Сугурова несколько смущало, что он так и не узнал имя человека в Черкесске, за которым сейчас шел. Они ни разу не назвали его в разговоре.

И, уж конечно, он и в голове не держал, что это был Зубер Нахов, родной брат их судебно-медицинского эксперта Зулеты Хасановны.

16.  НА ВСЕХ ФРОНТАХ

Жунид приходит в сознание.  Участковый милиции Дурная слава о семействе Щеголевых  Оперативное совещание   «Всем сестрам – по серьгам»  Исповедь  Это был Алексей Буеверов   Опознание. Обморок на допросе

Когда Шукаев очнулся, в сенях кто-то приглушенно всхлипывал Он пошевелился, приподнял тяжелые веки В первый момент перед глазами возникло что-то желтое, переливающееся, точно смотрел на солнце сквозь политое дождем стекло. Он зажмурился, застонал, ощутил резкую боль в затылке

Почему он здесь лежит? И чей это голос? Мужской, вроде бы, но слов не разобрать,– все в его сознании смято, скомкано

Он опять открыл глаза и сквозь желтый туман (свет лампочки, висящей под потолком, бил ему прямо в лицо) с усилием разглядел незнакомого озабоченного человека в милицейской форменной фуражке.

Именно фуражка вернула Жуниду способность соображать. В памяти возникло угрюмое лицо Тау, крик Васюковой и удар сзади, после которого он упал без чувств.

–  Кто вы? – донесся до него, наконец, голос милиционера. Уши у Жунида будто заложило ватой.

–  Майор Шукаев...– сказал он и не услышал собственных слов. Он повторил уже громче: – Майор Шукаев... из НКВД...

–  Кто вас ударил? Кто эти люди?

Жунид с трудом приподнялся на локте, сморщился от снова прихлынувшей к голове боли и с помощью милиционера сел на полу.

– Сейчас... подождите.

Несколько минут сидел так, уткнувшись лицом в согнутые колени. Потом пощупал затылок, поднес к глазам ладонь: крови мало – это хорошо. Просто лопнула кожа. И шишка гигантских размеров. Видимо, удар пришелся чуть наискось, иначе не сносить бы ему головы.

Опираясь на милиционера, он встал и, покачнувшись, плюхнулся на стоявший рядом табурет.

–  Не знаю, кто. Сзади. Вы не... задержали его?

–  Он чуть не сбил меня с ног в дверях и убежал через сад. Я стрелял, но, кажется, не попал. Еще хорошо, что я тут поблизости был. Вы, считай, в рубашке родились, товарищ майор...

–  Кто там хнычет? – движением руки показал Жунид на полуоткрытую дверь в коридор.

–  Да обе красотки и старуха. Одна, которая потолще и помоложе, тоже хотела задать стрекача. Я запер их там в чулане на всякий случай.

Шукаев одобрительно кивнул. Говорить ему было мучительно трудно: каждое слово ударяло по затылку, и стены плыли перед глазами.

Милиционер оказался участковым пятого отделения – самого окраинного отделения милиции Черкесска. Он совершал свой ночной обход, когда Жунид так неосмотрительно вторгся в незнакомый дом за женщиной, похитившей у них из комнаты какой-то документ. Теперь он знал, что это была Галина Васюкова.

Участковый заинтересовался освещенным окном у Щеголевых прежде всего потому, что хозяева его пользовались дурной славой. Старуха, жившая здесь испокон века, овлат дев ремеслом горцев, валяла бурки, а дочь Улита продавала их на базаре по воскресеньям. Несколько раз старуху штрафовали за незаконный промысел. К тому же в доме периодически появлялись пришлые мужчины, допоздна горел свет в занавешенных окнах и по улице разносились пьяные песни. Нехорошая слава закрепилась и за пышнобедрой Улитой, которая, несмотря на свои тридцать два года, до сих пор была не замужем и, как видно, не гнушалась случайными связями. Участковый подошел к окну, стараясь не шуметь, как это до него проделал Шукаев и, услыхав выстрел, бросился в дом. В сенях на него налетел грузный мужчина, которого он не успел рассмотреть и загрохотал сапогами по деревянным ступенькам крыльца. В саду, позади дома, еще несколько секунд раздавался треск сучьев, потом все стихло.

–  Я стрелял наудачу, понимаете?.. Темно, хоть глаз выколи. Луна-то зашла... Да, простите, я забыл – сержант Доценко,– он привстал и козырнул Жуниду.

–  Оставьте,– с усилием сказал Шукаев.– Как вас зовут?

–  Иван Михайлович.

–  Где Бекбоев? Я его ранил, по-моему...

–  Тот, черный? Без памяти он. Ранение в грудь. На диване там лежит,– он махнул рукой в сторону другой комнаты.– Я послал соседнего паренька позвонить из автомата. Сейчас будет «Скорая». И наша машина подойдет...

–  Вот что, Иван Михайлович.– Я, пожалуй, ни на что сейчас не гожусь. Когда ваши люди приедут... ничего здесь не трогайте... Васюкову и обеих Щеголевых – в КПЗ управления. Позвоните туда дежурному, пусть найдет следователя по особо важным делам капитана Вадима Акимовича Дараева. Только под его началом произведете тщательный обыск здесь... По всей форме...

Тирада эта стоила Жуниду такого напряжения, что, кончив говорить, он бессильно уронил голову на стол и засопел, стараясь сдержать стон.

У ворот взревел и заглох мотор машины «Скорой помощи»

* * *

Утром следующего дня Шукаев был уже на ногах. С перевязанной головой он сидел на диване в их комнате и, держа в руках блокнот, собирался начать оперативное совещание, как назвал бы подобный деловой разговор, скажем, Коноплянов. Шукаев же никогда не питал пристрастия к громким названиям и не любил «играть» в работу, как иные, иначе говоря,– заниматься симуляцией деятельности. Его стиль – дело и еще раз дело, а совещания, когда в них назревала необходимость, он никак не называл и, собирая людей, заявлял будничным тоном: «Есть разговор».

Сейчас как раз наступило время, когда расследование разветвлялось и, чтобы уследить за всеми его ответвлениями нужны были все наличные силы. Гоголев, поднявшийся в три часа ночи, чтобы выслушать Жунида, сказал ему: «Если дополнительно нужны люди,– дам. Вообще – каждый человек на счету, но я дам». Шукаев ответил, что воспользуется его предложением.

Сейчас опергруппа была в полном составе. Вадим Акимович и Арсен – оба невыспавшиеся, с воспаленными от бессонницы веками. Ни тому, ни другому за ночь не удалось сомкнуть глаз. Абдул Маремкулов и Семен Дуденко вопросительно поглядывали на Жунида и Дараева, видимо, заинтересованные событиями минувшей ночи, о которых в управлении, кроме, конечно, начальства, никому ничего достоверно известно не было. Однако, ни тот, ни другой вопросов не задавали.

– Вот что, друзья,– сказал, наконец, Жунид, оглядев всех.– Наступают горячие денечки. По-моему, мы держим их за хвост, и события будут развиваться гораздо быстрее Теперь весь вопрос в том, кто окажется поворотливее – они или мы. Вчера, как видите, я был не на высоте, и вот результат...– он коснулся пальцем бинта на своей голове.– Так что прошу всех учесть мой печальный опыт. Преступники, с которыми мы имеем дело,– люди страшные. Убийцы, для которых нет ничего недозволенного и недопустимого. Имейте это в виду...– он сделал паузу, вывел в блокноте карандашом цифру «1» – потом добавил: – Сегодня под утро Арсен и Вадим Акимович доложили мне новые данные по делам, которые мы расследуем. Сведения очень нужные, подтверждающие некоторые наши предположения. Я сообщу о них, только вкратце: нет времени на подробные разговоры. Итак...

В двух словах он рассказал им об открытии, сделанном Сугуровым в Дербенте: старый их знакомый цыганский барон Феофан третий, оказывается жив и здравствует, причем, судя по всему, не отказался от старого образа жизни, а лишь сменил профессию – кража и сбыт лошадей нынче не в моде, Да и не столь доходное дело, как прежде. Чем он занимается теперь, еще до конца не ясно, но связи его – подозрительный ювелир Омар Садык, человек, задержанный перед майскими праздниками в ларьке ювелирторга, а затем бежавший,– говорят сами за себя. В их распоряжении благодаря Арсену имеются фотографии Омара Садыка и Феофана. Известен и адрес дома, где должен «отсидеться» их сообщник, выслеженный в Дербенте Сугуровым, имя которого пока не известно.

При обыске в доме Щеголевых, где обнаружена самая настоящая воровская «малина», изъят целый ряд вещественных доказательств, свидетельствующих о связи Улиты, а, возможно, и ее родительницы с преступным миром. Это два тюка пряжи с бирками шахарской прядильной фабрики, финка, мешочек с порохом и гильзами от охотничьего ружья шестнадцатого калибра (Жунид заметил в скобках, что именно из такого ружья были убиты Барсуков и Кумратов) и гримерный набор, принадлежавший Улите, работавшей гримершей в драматическом театре. Кроме того,– мужские сапоги сорок второго размера со следами цементного раствора на подошвах.

Об аресте Галины Васюковой он им ничего не сказал, решив, что будет лучше, если о нем пока будут знать лишь Гоголев, он сам и Вадим Дараев. Осведомитель в аппарате управления – это было ЧП настолько неожиданное и выходившее за всякие рамки, что на ее допрос из Ставрополя был приглашен полковник Шахим Алиханович Денгизов. Похищенная Васюковой бумага из дела об убийстве кассира и охранника Шахарской прядильной фабрики оказалась протоколом допроса Итляшева, зверолова и охотника, встретившего трех неизвестных на окраине леса в районе Псыжского моста. Жунид предполагал, что эти трое и есть убийцы.

– Можно вопрос? – спросил Сугуров.

– Пожалуйста, Арсен. Только покороче

– Жунид Халидович, я.    я до сих пор не могу понять, в чем соль этой путаной истории с кольцом.    Я не знаю, боюсь – могу подвести... сделать что-нибудь не так...

Шукаев усмехнулся и лицо его исказила гримаса боли,

– Черт,– сказал он.– Даже смеяться не могу, стреляет в затылке. Так вот, Арсен, чтобы ты знал: я сам очень смутно себе все это представляю: не хватает многих деталей. И, прежде всего, самого кольца, о чем я скажу еще. А предлагать тебе или кому-нибудь другому свою версию, пока никакне подтверждаемую,– не в моих правилах. Одно могу сказать: чувствую я – зацепились мы за дело незаурядное, и то мельхиоровое колечко может вывести нас на фигуру достаточно крупную... Может, уже и вывело...– последние слова он произнес, словно никого тут не было, и он обращался к самому себе.

Сугуров слегка порозовел и больше ни о чем не спрашивал.

– Вот что, мальчики,– продолжал Жунид, снова обводя карандашом единицу в своей записной книжке.– Первое, что нам надлежит сделать – это посадить надежных ребят возле Покровской церкви. Конечно, они не должны дать себя обнаружить. Дежурить придется дня два-три по моим соображениям. Так, Арсен?

– Да. Дня три. Я думаю, Цыганов не заставит себя ждать.

– Он такой же Цыганов, как я – шах персидский,– без улыбки сказал Шукаев.– Людей для засады даст Виктор Иванович Гоголев. Старшим пойдешь ты, Семен.

– Есть. Инструкции я получу у вас?

– Да. Они несложны. Приметы Цыганова,– так он себя назвал при аресте, а в беседке у барона Парамоном,– у тебя имеются. Этот самый Парамон в ближайшие дни, а, может, часы, появится у орехового дерева, которое растет во дворе Покровской церкви. Будет искать кольцо, которое он впопыхах во время бегства с ярмарки сунул в дупло. Как найдет – берите его. Не найдет – тоже берите. Возможно, -он попытается отравить собаку – предупредите попа, не вдаваясь в подробности, чтобы убрал ее на несколько дней подальше. Славный пес, жалко, если погибнет. Вот все. Выполняйте.

– Есть. За людьми к кому я должен обратиться?

– Они тебя ждут внизу, в вестибюле. Посвятишь их в задачу в самых общих чертах. Сам понимаешь.

– Так точно.

– Ступай.

Дуденко вышел, притворив за собой дверь. Жунид вывел в книжечке цифру «2».

– Арсен, тебе снова отправляться в Дагестан. Но лишь после того, как мельхиоровый перстень будет у нас в руках. Не раньше. Тогда и обговорим детали. Возможно, поедешь не один.

– Хорошо бы,– просительно сказал Сугуров.– Хоть посоветоваться...

– Учись принимать решения самостоятельно... Не век же ты будешь при мне состоять.

– Слабак я еще,– вздохнул Сугуров.– Вон как старикашка меня отделал. И посмотреть на меня толком не успел, а уже говорит – из милиции. По загару на шее догадался...

– Не ошибается тот, кто ничего не делает,– сказал Жунид.– В общем, ты поработал в Дербенте на славу. Трудно желать большего. Кстати, по твоим описаниям внешности обоих гостей Феофана я приблизительно догадываюсь, кто они... Сегодня я тебе предъявлю их изображения...

Арсен ничего не ответил, бросив на Шукаева восхищенный взгляд. Он верил своему наставнику слепо, не рассуждая и, если бы тот сейчас сказал, что вечером убийцы сторожа и кассира будут сидеть в КПЗ, нисколько бы в этом не усомнился. Раз сказал Жунид Халидович,– значит, так все и произойдет.

– Третье – по вашей части, Абдул,– обратился Жунид к Маремкулову.– Не буду предупреждать вас, как мне необходимы тщательность и порядок во всем, что я собираюсь вам поручить...

– Я понимаю...– Абдул обиженно поджал губы.

Самолюбие было, пожалуй, одним из тех качеств лейтенанта Абдула Маремкулова, которое при любых обстоятельствах брало верх над остальными. А задетое самолюбие – вдвойне. Если высказать хотя бы малое сомнение в возможностях Маремкулова, он горы свернет. Шукаев понял это уже на второй день после их приезда сюда, в Черкесск.

– Ну, и отлично,– кивнул Жунид.– Значит, мы с вами найдем общий язык. Так вот: в самое ближайшее время, в крайнем случае завтра утром, мне нужны материалы экспертиз на ружье, которое я вчера передал вам, крупинки пороха в пакетике и другие вчерашние... собственно, уже сегодняшние находки.

– Пряжа, порох и гильзы, сапоги...– начал перечислять Маремкулов.

– Совершенно верно,– перебил его Шукаев.– Кроме того, установите связь с санчастью: как только Бекбоев придет в себя, сообщите мне. Когда бы это ни случилось – днем или ночью.

– Ясно, товарищ майор.

– Всем сестрам по серьгам,– улыбаясь, сказал Дараев.

– Думаешь, для тебя не осталось?

– Да нет, ты уж меня не обидишь. Кстати, Арсен, ты узнал что-нибудь новое об убийстве инкассатора?

– Нет,– ответил за него Шукаев.– По-моему, они там ничего больше и не предпринимали, узнав, что дело поручено нам.

–  Тогда надо...

–  Вот это я для тебя и припас,– через силу улыбаясь, перебил Жунид. Они уже с полуслова понимали друг друга.– Сегодня будешь висеть на телефоне. Сошлешься на Колосунина, я с ним вчера говорил. Пусть Махачкала распорядится, чтобы за домом Омара Садыка, Феофана и того типа в черкеске, которого водил Арсен, было установлено круглосуточное наблюдение. Сугуров приедет в Дербент и возьмет

руководство в свои руки. Что же касается инкассатора, то ты не хуже моего знаешь, что убийц его надо искать здесь.

–  В общем – да,– согласился Вадим Акимович.– Данные баллистических экспертиз сходятся. Инкассатор застрелен из того же парабеллума, из которого стреляли в Кабдугова.

–  Это не все,– Жунид достал папиросу.

–  Не надо бы тебе курить.

–  Ничего. Вот поймаем их – тогда брошу. Дараев недоверчиво покачал головой.

–  Так что еще?

–  После телефонного разговора, Вадим, поезжай в городскую библиотеку. У них в книгохранилище – я узнавал – есть старинная книга по ювелирному искусству. Описания драгоценных и поделочных камней, всяких исторических украшений, принадлежащих в прошлом венценосным особам,– словом, всякое. Книжица эта мне нужна сегодня.

–  Зачем? – удивился Дараев.

–  Вечером расскажу. Сейчас некогда,– он посмотрел на часы.– Уже восемь. Вот-вот приедет Шахим Алиханович и будет допрашивать задержанных...

–  Щеголевых?

–  Да. Но главным образом его интересует Васюкова,– Шукаев закрыл блокнот.– Ну, вот... все, братцы. Действуйте, Абдул. Вадим Акимович и Арсен остаются.

Маремкулов ушел.

Жунид докурил, потушил папиросу, приложил ладонь к затылку.

–  Болит?

–  Стреляет. Крепко он меня огрел.

–  Кто бы это мог быть?

Шукаев искоса посмотрел на Дараева.

– А ты не догадываешься?

Вадим Акимович пожал плечами.

– Ты сам нас приучил держать необоснованные догадки при себе.

–  Ну, а все-таки?

–  Я думаю, Буеверов. Во-первых,– порох и гильзы... у вдовы Пилипчук, в его комнате мы нашли несколько крупинок на подоконнике. Во-вторых, грузный – это Доценко заметил, когда он на него налетел в дверях; в-третьих, сапоги в растворе. А охотник тоже описал нам грузного полного человека с ружьем, одного из тех трех...

–  Вот и я так думаю,– сказал Шукаев.– Розыск его объявлен, дороги из города перекрыты. Мы его на днях возьмем, если это действительно он.– Еще одно я забыл, Вадим. Впрочем, это сделает Арсен, у него пока есть время.. – Шукаев снова раскрыл блокнот.– Нужно поехать в столовую, где обедали перед получением денег Барсуков и Кумратов, взять там буфетчика и официанта, обслуживавшего третьего мая их столик, и отвезти обоих в санчасть, предъявить им Рахмана. Сдается мне, это не лишнее. Не мне тебе объяснять, как делаются такие вещи.

–  Положим в его палате еще двух-трех больных – как на любом опознании.

Шукаев кивнул. Встал с дивана, подошел к окну. Солнце уже поднялось над горами, разогнав остатки ночных облаков. День обещал быть ясным и жарким. Внизу, у стены городского парка, с песней прошли допризывники.

–  Семен опять подал рапорт. Знаете? – не оборачиваясь, сказал Жунид.

–  Не отпустят,– уверенно заявил Сугуров.

–  Отпустят,– вздохнул Жунид.– Вчера Гоголев спрашивал моё мнение. Там нужны кавалеристы. В разведку. Я, что ж... я сказал – согласен. Не могу же я стать парню поперек дороги.

–  Когда же он?

–  Через неделю. Он еще не знает.

–  Да-а-а,– протянул Вадим Акимович.– Везет людям. А мы – сиди тут, копайся в дерьме.

–  Не ной,– оборвал его Жунид.– И до нас черед дойдет. Теперь уже скоро.

–  Ты что-то хотел нам сказать?

–  Да,– Шукаев опять сел на диван.– Собственно, ты, Вадим, знаешь.– Я хотел Арсена тоже ввести в курс дела, поскольку он едет в Дербент, ему это не помешает.

–  Я слушаю, Жунид Халидович.

–  В КПЗ, кроме Гоголевых, Арсен, сидит и Галина Васюкова, бывшая секретарь-машинистка Бондаренко. Сейчас она помогала секретарю Леонтьева, который, как тебе известно, совмещает пока обе должности – первого зама и начальника угро. Этой ночью я ее выследил. Васюкова выкрала у нас из папки протокол допроса Итляшева с детальным описанием предполагаемых убийц Барсукова и Кумратова. А днем раньше пропал протокол допроса Паритовой с приметами людей, похитивших кольцо. Ясно?

–  Ни... ничего себе. Что же это значит?

–  Это значит, что она имела доступ в дом Щеголевых, была знакома с Рахманом, возможно, еще с кем-либо из шайки. В том, что шайка существует, сомневаться, по-моему, не приходится. А Васюкова – тайный осведомитель. Сексот, как говаривали в старой жандармерии – секретный сотрудник.

–  Там вас и...

–  Там меня и оглушили. Там бы мне и конец, наверно, пришел, не подвернись участковый Доценко. Теперь я по гроб жизни в долгу у него...

–  Ну и ну! – Сугуров не мог прийти в себя от изумления.

Жунид отвернул манжет рубашки, еще раз посмотрел на часы.

–  Половина. Все. Отправляйтесь, ребята. До вечера.

–  До свиданья, Жунид Халидович.

–  Пока. В общем, будем действовать на всех фронтах,– сказал Шукаев и включил радио. Должны были передавать сводку информбюро.

*   *   *

Начальник краевого угрозыска Шахим Алиханович Ден-гизов прибыл к девяти. Минута в минуту, как и обещал по телефону Леонтьеву. Он заметно постарел, но по-прежнему был так же сухопар, подтянут, пожалуй, даже похудел с тех пор, как последний раз приезжал в Черкесск, года три-четыре назад, и показался еще выше ростом.

Войдя в кабинет к Леонтьеву, Жунид с удовольствием пожал крепкую жилистую руку Денгизова, но Шахим Алиханович не ограничился рукопожатием, а по-дружески обнял Шукаева и слегка похлопал его по спине.

– Молодец. Слыхал о твоих успехах. И я, и Колосу-нин – мы оба думаем, что ты идешь верно. О деталях еще поговорим. Сейчас некогда. Давай на допрос своих дам.

Шукаев улыбнулся. Денгизов – есть Денгизов. Голова совсем седая, сетка морщин у глаз и темные круги под набухшими нижними веками – пошаливает, наверно, сердце,—