Текст книги "По следам Карабаира Кольцо старого шейха"
Автор книги: Рашид Кешоков
Жанры:
Криминальные детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 46 страниц)
10. КОНЕЦ ИВАСЬЯНА
Тахтамукай – обычный районный центр со всеми особенностями, присущими адыгейскому большому аулу тех лет Главной его чертой, пожалуй, было самое причудливое переплетение старого, медленно и неохотно уходящего в прошлое, и нового, пока еще с трудом пробивающего себе дорогу. Грязные, немощеные и кривые улочки с разномастными турлуч-ными и саманными домишками, среди которых выделялись добротные здания сельсовета, расположившегося в доме бывшего князя, бежавшего в девятнадцатом году в Турцию, и школы – новенькой, сдоженнбй из красного кирпича год или два назад. На краю аула возвышался над приземистыми домишками неуклюжий минарет мечети с облупившейся штукатуркой. Теперь тут все реже можно было увидеть молодежь – к потемневшим некрашеным воротам мечети в часы намаза тянулись обычно старики и калеки. Минарет казался заброшенным: балкончик полуобвалился, и муэдзин, опасаясь выходить на него, не взывал по утрам к мусульманам, не выкрикивал традиционное: «Ляииллях-иль-алла!»
Как вехи неотвратимого и победного наступления новой жизни, протянулись через весь аул электрические провода, и только в некоторых домах, стоявших на улицах, куда еще не шагнули свежетесаные столбы, люди по старинке пользовались керосиновой лампой или свечами.
Были в Тахтамукае изба-читальня и небольшой клуб, где по вечерам звенели песни и переборы гармоники, и районное отделение милиции, и хоть неказистая, но чистенькая амбулатория.
С виду жизнь в адыгейском ауле текла тихо и мирно, но впечатление это было обманчивым. То там, то здесь в ту пору выползали иногда на свет божий живучие тени прошлого. Сгорит вдруг колхозный амбар, исчезнут деньги из общественной кассы или пропадут артельные лошади.
В тридцатые годы преступление стало здесь своего рода формой борьбы замаскировавшихся врагов молодой республики против Советской власти. И борьба эта, все больше и больше теряя идейную остроту, скатывалась в грязное и гнилое болото уголовщины. Затаившиеся, не успевшие или не сумевшие эмигрировать белогвардейцы, бывшие кулаки, осколки конокрадческих банд, отошедшие от «дел» абреки, вроде Хахана Зафесова, тайные барышники, спекулянты и всякий другой сброд – все это перемешалось, перетерлось в некую враждебную народу и государству силу, которая, сознавая свою обреченность, все-таки пыталась еще укусить побольнее.
И Жунид Шукаев, скитавшийся в эти дни по аулам и лесам в поисках убийц Трама Лоова, и Ляпунов, явившийся в Тахтамукай по делу о неизвестных фальшивомонетчиках, и сотни и тысячи других, отказавшись от комфорта и покоя, не жалели сил, чтобы с корнем вырвать сорную траву, мешавшую жить по-новому.
А вот Ивасьян приехал в Тахтамукай с иными намерениями...
Он сидел в небольшой следственной комнате районного отделения милиции, которую ему предоставили для работы, и перелистывал дело о хищении в сберкассе контролером Идаром Сапиевым пяти тысяч трехсот рублей.
Обстоятельства обнаружения недостачи и виновность Идара СапИева были настолько очевидны, что Тигран Вартанович очень скоро понял, как трудно, а вернее, невозможно, прекратить следствие законным путем
Он поковырял спичкой в зубах и позвонил дежурному, попросив привести к нему Сапиева на допрос
Заглянул Ляпунов. Не входя в комнату, спросил
– Как работается?
– Ничего Знакомлюсь,– неохотно ответил Тигран Вартанович
– Ну-ну Если нужна будет помощь,– позвони. Я с удовольствием
– Какие все добрые стали,– буркнул Ивасьян, когда дверь за Ляпуновым захлопнулась
Конвоир из местной милиции ввел контролера Ивасьян, подняв взгляд от стола, увидел перед собой лицо, которое как будто ничем особенным не выделялось и, тем не менее, приковывало к себе внимание Гладкий, без единой морщинки лоб, чуть прикрытый вверху жиденькими, но аккуратно зачесанными на бок волосами, тонкий, без горбинки, нос, гладкие щеки без признаков растительности и полуоткрытый рот с влажными толстыми губами. Лицо было благообразным и удивительно неприятным. Что-то нездоровое, липкое угадывалось за его приторной полуулыбкой.
Тигран Вартанович нахмурил брови и обмакнул перо в чернильницу.
– Фамилия, имя?..
– Сапиев Идар...
Голос у контролера сберкассы был на редкость густой, бархатный, совершенно не вязавшийся с его елейной физиономией.
Ивасьян допросил его больше для порядка все и так было ясно. В расходных ордерах обнаружились два-три подлога, сделанных рукой Сапиева, как раз на пять тысяч триста рублей.
Когда задержанного увели, Ивасьян подошел к низенькому квадратному окошку и погрузился в раздумье.
Что же делать? Просто прекратить дело своей властью – слишком рискованно. А главное, необъяснимо. Он чертыхнулся и открыл форточку. Мимо окна пронеслась стайка ребятишек из школы. Где-то заиграла пастушья дудка. Жизнь шла своим чередом, и никому не было никакого дела до забот и тревог начальника угрозыска...
«Скоро будут говорить: бывшего начальника»,– подумал он и, злорадно усмехнувшись, представил себе растерянное лицо Дыбагова, залитое слезами кукольное личико жены и разгневанное – тещи... Когда они узнают, его здесь уже не будет... Он будет далеко отсюда...
– Позвольте войти?
Ивасьян вздрогнул, словно испугавшись, что кто-то подслушает его мысли.
– Вы к кому?
– К вам, уважаемый Тигран Вартанович,– плотно притворив за собой дверь, сказал незнакомец и протянул руку
– Простите, но...
– Вы меня не знаете... Я и не назову себя... Это лишнее. Впрочем, зовите меня Федоровым. Разрешите сесть..
– Пожалуйста,– все еще не оправившись от неожиданности, сказал Тигран Вартанович.
Вошедший был одет в серый плащ военного покроя и кирзовые сапоги. На голове – кепка. Лицо обыкновенное, каких тысячи. Очевидно – русский. На верхней губе – родинка.
– Нас никто здесь не услышит, господин поручик? – без улыбки спросил он.
Ивасьян резко повернулся и захлопнул форточку.
– Вы что? Спятили? Я сейчас позвоню...
– Не позвоните. Не следует скандалить, вы же отлично понимаете – это не в ваших интересах... Я пришел по делу, вам известному. Насчет Идара Сапиева. И я многое знаю о вас...
Тигран Вартанович обессиленно опустился на стул. Если это все штучки Шагбана, то он должен был, по крайней мере, предупредить или сам, или через Клавдию. Впрочем, чем меньше слов в подобных случаях, тем лучше.
Он понемногу стал успокаиваться.
– Чего вы хотите?
– Я покупаю дело Идара Сапиева,– с полной серьезностью ответил странный посетитель.– Предлагаю десять тысяч, то есть вдвое больше, чем оно стоит.
Ивасьян не возмутился, не вскочил со стула, не позвонил, чтобы вызвать милиционера. Теперь, уже окончательно справившись со своим волнением, он внимательно посмотрел в глаза собеседнику и твердо сказал:
– Пятнадцать. И ни рублем меньше.
– Согласен. Когда я могу получить дело?
– бы его не получите. Я сожгу бумаги при вас.
– После того, как я ознакомлюсь с ними?
– Разумеется.
—Когда?
– Завтра в десять утра. Здесь.
– Тут небезопасно
– Ничего не поделаешь. Отсюда я не могу унести папку Она – в сейфе.
– Заметано,– сказал Федоров.– Приду завтра в десять. Я не прощаюсь...
... Ивасьян всю ночь просидел в райотделении один, стуча на своей машинке и снимая копии со всех документов, составлявших дело контролера Сапиева. Подписи прокурора, участкового и других лиц старательно перенес на новые листы с помощью мокрой промокательной бумаги и, подправив их чернилами, прямо по ним тиснул печати.
– Сам Панченко не подкопается,– с удовлетворением сказал он, разглядывая плоды своего ночного труда.
* * *
Человек, назвавшийся Федоровым, пришел в десять часов. Минута в минуту.
Поджидая его, Тигран Вартанович несколько раз выходил из комнаты, прислушиваясь к приглушенным голосам в кабинете начальника райотделения Меджида Куваева. Там были Ляпунов и участковые. Ивасьян молил Бога, чтобы они все поскорее разбрелись, получив задания, как обычно бывало. Сегодня его больше устраивало, чтобы в райотделении оставалось поменьше народу. Вскоре все затихло. Участковые уехали верхами, начальник – на тачанке, а куда девался Ляпунов, Тигран Вартанович не уследил В здании его, по-видимому, не было
К комнатке, отведенной Ивасьяну, можно было пройти с любого конца длинного коридора, который делил большой одноэтажный дом милиции на две равные части. Каждый конец коридора имел отдельный выход. Федоров появился с той стороны, которая находилась в наибольшем удалении от кабинета Куваева. Тигран Вартаяович заключил, что вчерашний визитер знает здесь все закоулки.
– Не будем терять времени,– поздоровавшись небрежным кивком, сказал Федоров.– Давайте дело
Ивасьян открыл сейф, достал папку и молча положил на стол.
– Читайте Да побыстрее
Чувствовал себя Тигран Вартанович отвратительно В любую минуту в комнату могли войти Если это будет Мед-жид Куваев или кто-нибудь из милиционеров – полбеды. С ними он не станет разводить церемонии. «Извините, у меня допрос Зайдите через полчаса» Другое дело – Ляпунов Станет спрашивать – кто, да что Войдет и сядет И как ты его выгонишь? ОГПУ все-таки
Федоров внимательно читал документы.
Ивасьян нетерпеливо мерял шагами комнату, изредка посматривая в окно. За небольшим палисадником, заросшим увядшими кустами малины и бурьяном, виднелись конюшня и обширный двор На деревянных колодках стояла «разутая» полуторка. Шофер копался в моторе Уборщица разводила известку в ведре.
– Все в полном порядке,– сказал Федоров, протягивая папку Ивасьяну.– Жгите. Да завесьте окно.
В другое время Ивасьян никому бы не позволил разговаривать с собой в таком тоне. Но сейчас он послушно задернул окошко бязевой занавеской, собранной на шнурке, и вопросительно посмотрел на Федорова.
– Что? Чего вы ждете? – не понял тот.
– Деньги.
Откровенная усмешка пробежала по губам Федорова Он полез во внутренние карманы плаща и извлек из них три пачки тридцаток, склеенные банковскими полосками крест-накрест.
– Можете не считать. Новенькие
Ивасьян сунул пачки в сейф и открыл дверцу облезлой, давно не крашенной голландки, стоявшей в углу Когда он доставал из папки очередной листок и чиркал спичкой, чтобы поджечь, пальцы его заметно дрожали
– Подпалите все сразу! Нечего канителиться!
И опять Тигран Вартанович промолчал. Насупившись, он скомкал все документы, поднес к ним зажженную спичку и, подождав, пока о онь охватит бумаги, закрыл дверку В коридоре послышался шум шагов».
– Уходите, быстро. И без разговоров. Все сделано Федоров торопливо вышел.
Стоя возле двери, Ивасьян прислушался к шагам снаружи. Нет, мимо. Просто, наверное, кто-нибудь из милиционеров.
Он устало сел на стул и вытер носовым платком взмокший лоб. Минуты три сидел в оцепенении, не в силах сдвинуться с места. Давали себя знать бессонная ночь и пережитое напряжение. Потом, движимый внезапно мелькнувшей мыслью, подскочил и, отперев сейф, достал из него деньги. Открыл окно, осмотрелся и осторожно бросил все три пачки в густой бурьян
В коридоре снова послышались чьи-то шаги. Но Тигран Вартанович не обратил уже на них внимания. «Надо идти спать,– решил он.– Голова, как чугунный котел...»
Шаги смолкли у двери, и она распахнулась.
Это были Ляпунов и Куваев.
– Покажите дело Сапиева,– без предисловий начал Степан Степанович.
– А что, собственно, случилось? И почему такое требование? По какому праву?..
– Есть основания,– спокойно ответил Ляпунов.– Кому вы отдали дело?!
– Вы с ума сошли? – Со щек Ивасьяна медленно сходил румянец.– Вы ответите за свои слова!..
– Отвечать, скорее всего, придется вам. Откройте сейф! Тигран Вартанович демонстративно швырнул ключи на стол. Усилием воли сдержал подкатившую к горлу икоту Побелевшие пальцы сжимали спинку стула. В голове металось: «Как себя вести? Кричать? Возмущаться? Или пожать плечами и принять вид оскорбленного достоинства?» Последнее вернее. В таком состоянии, застигнутый врасплох, он может наговорить глупостей...
– Ну что ж,– сказал он как мог спокойнее, убрав руки за спину.– Исполняйте свой долг. Я не буду сейчас препятствовать. Но хотел бы выслушать ваши объяснения... И вот еще: как вы сможете смотреть мне в глаза, когда недоразумение .. а это какое-то дикое, нелепое подозрение
На большее у него не хватило духу, и он умолк, отвернувшись к окну.
– Вы получите объяснения,– сказал Ляпунов.– Немного позднее.
Куваев достал из сейфа папку Перелистал.
– Вот оно. Целое...– обескураженно сказал он.
– Я могу сесть? – иронически прищурившись, спросил Ивасьян.
– Да, конечно.– Ляпунов заглянул в папку.– Обыщите комнату, Меджид.
Плотный комок документов в печке как следует не догорел. Обвив рукой тлеющую черную каемку бумаги и осторожно развернув пачку, Куваев подал ее Ляпунову.
– Копии. И подписи... Моя явно подделана.
– Не трогайте, Меджид. Передадим на графическую экспертизу. Это уже по части вашего Николая Михайловича.– Взгляд Ляпунова, до этого внимательно обшаривающий комнату, остановился на раскрытой створке рамы.– Посмотрите-ка за окном.
Тигран Вартанович издал нечленораздельный хрипящий звук.
– И вас придется подвергнуть обыску,– сказал ему Ляпунов.– Меджид, пришлите сержанта...
– Я не позволю себя обыскивать! – истерически выкрикнул Ивасьян, вскочив.– И вообще, на каком основании вы ворвались ко мне?!.
Однако, когда явился сержант, Тигран Вартанович дал себя обыскать. У него ничего не нашли.
В окне показалась голова Меджида. Он молча потряс в воздухе пачкой тридцаток, которую осторожно держал за уголок двумя пальцами.
– Здесь три таких, Степан Степанович.
Ляпунов подошел к окну
– Заверните в газету И тоже – на экспертизу
Когда он обернулся, Тигран Вартанович полулежал на стуле Голова его свесилась набок. Лицо стало серым.
* * *
Управление гудело. Такие вещи, как арест начальника угрозыска, случаются не каждый день. Одни недоуменно разводили руками, не будучи осведомлены и не желая болтать попусту Другие неутомимо утверждали право на собственное мнение, которое, впрочем, никто и йе оспаривал, и считали своим долгом высказать последнее при всяком удобном случае. Они наперебой бегали к Дыбагову, выкладывая скороговоркой целый ворох деталей, штрихов и нюансов, на которые прежде не обращали ровно никакого внимания и которые теперь рисовали облик Ивасьяна совершенно в ином свете. Таких было немного и с каждым днем становилось все меньше, потому что начальник управления терпеть не мог наушничества в любых его формах. Он принадлежал к тому типу руководителей, которые, будучи добросовестными служаками, особыми талантами, однако, не отличаются. Дыбагов мог нервничать и «переживать» из-за неласкового начальственного звонка, мог «влепить» кому-нибудь выговор за пустяк, который выеденного яйца не стоил, мог ошибиться, оказаться в чем-либо недальновидным и в то же время оставался человеком честным и самозабвенно преданным своей работе. Сейчас он находился в состоянии полнейшей растерянности, к которой примешивалась и немалая доля боязливого трепета (увы, Асхад Асламурзович не отличался особой смелостью, когда в дела управления вмешивалось высокое начальство) Что же теперь будет? Наверняка – проверочная комиссия, ревизия и все такое прочее...
Больше всего на свете Дыбагов боялся потерять место И не из меркантильных побуждений: он знал, что, уйдя на покой, получит солидную пенсию. Просто за долгие годы сжился со своей работой, привык к ней, привык чувствовать себя нужным.
И вот – на тебе! Начальник угрозыска Адыгейского областного управления милиции, его подчиненный, правая рука, можно сказать,– взяточник и жулик, спутавшийся с преступниками. . Это не лезет ни в какие ворота! И кто знает, что еще удастся выудить Ляпунову из Ивасьяна?..
Словом, ближайшее будущее рисовалось Асхаду Асламур-зовичу в самых мрачных тонах. Сверлило его усталую голову и распроклятое чохракское дело, расследование которого, судя по всему, безнадежно затягивалось. Шукаев сделал многое, как явствовало из его донесений, но конца пока не предвиделось.
Сейчас у Степана Степановича – очередной допрос. Надо спуститься к нему и послушать.
Дыбагов сошел на первый этаж, миновал коридор, соединяющий здания управления и ОПТУ, и остановился возле вахтера.
– Ляпунов на втором?
– Так точно,– козырнул вахтер
Ляпунов любил говаривать в кругу друзей, что любой человек, в той или иной степени занимающийся сыскной деятельностью, должен быть хоть немного артистом. Каждый допрос – это, в сущности, борьба двух психологии, столкновение двух интеллектов, которое ни в коей мере нельзя свести к простой формуле: один спрашивает, другой отвечает. Допрос – своего рода спектакль, в котором следователю волей-неволей нужно быть и режиссером, и декоратором, и актером, и, Бог знает, кем еще. Спектакль без публики, без аплодисментов, единственный зритель которого – действительный или предполагаемый преступник, становится его непременным участником. Разница лишь в том, что у следователя нет готового текста пьесы, и он должен играть без него и без репетиций, повторяя практику некогда существовавшего театра импровизаций. И еще одно: актер на сцене думает, главным образом, о внутренней сути героя, которого изображает, и о том, чтобы как можно точнее подать очередную реплику. Думает о том, что он должен сказать. Следователю надо думать о том, чего он говорить не должен.
И Ляпунов, по общему признанию, блестяще владел этой «тактикой умолчания». Сказать ровно столько, сколько необходимо, чтобы заставить работать мысль своего противника, работать лихорадочно и учащенно, навязать его разуму прерывистый и опасный ритм, когда все обострено до предела. И ждать. Холодно и спокойно ждать, когда можно будет, наконец, молниеносно оборвать туго натянутую струну разговора одной единственной неожиданной фразой, которая решит все.
... Ивасьян сидел перед Ляпуновым на стуле, уставив-.шись взглядом в пол. Он плохо спал ночь – веки набрякли, лицо пожелтело, голова и плечи безвольно поникли.
Могло показаться, что сейчас не составит особого труда принудить его к откровенному признанию Но Степан Степанович, не торопясь начинать и рассеянно разглядывая сидящего перед ним человека, думал иначе.
Закурив, Ляпунов молча пододвинул на край стола дешевенький пластмассовый портсигар, жестом предложил Ивась-яну папиросу Тот молча покачал головой и приложил руку К виску
Ляпунов встал, прошелся по комнате, наморщив лоб Видимо, он был в мучительном затруднении.
– Как хотите – не понимаю...– сказал он негромко, повернувшись к подследственному спиной и аккуратно смахивая с настольного сукна табачные крошки в ладонь.– Не понимаю... не укладывается в голове...
Тигран Вартанович не произнес ни слова.
– Я все ищу причину...– продолжал Ляпунов.– Жили вы как будто неплохо. Зарплата приличная... Правда, жена у вас любит франтить... но вы же могли поставить ее в какие-то рамки...
– В том-то и дело, что не мог,– грустно вставил Тигран Вартанович.
– Значит, все-таки – деньги?..
– А что же еще? – вздохнул Ивасьян.
– Значит, будете говорить?
– Да. Мне скрывать нечего.
Ляпунов нажал кнопку звонка. Вошел дежурный.
– Пришлите кого-нибудь для ведения протокола. По-моему, Алферов сейчас здесь.
– Слушаюсь.
Алферов, войдя, молча пристроился за столиком в углу кабинета.
– Ну что ж, начнем. Очевидно, вы будете говорить правду? – Степан Степанович повернулся к Ивасьяну и сел на краешек стола.
Тот кисло улыбнулся.
– Да, конечно. Пишите, Алферов. То, что произошло,– постыдный для меня факт, и, понятно, я готов понести заслуженное наказание...
Ивасьян говорил долго и обстоятельно. Плакался на свою жизнь, уверяя, что в кругу семьи постоянно чувствоЁал себя одиноким, непонятым. Признался, что с тоски втихомолку выпивал, хотя никто и никогда не видел его пьяным. Чтобы избежать семейных сцен и скандалов, старался исполнять все прихоти своей супруги, а она становилась все ненасытнее, все настойчивее... Идара Сапиева он вовсе не знает, а дело его попросил у Дыбагова, чтобы хоть на несколько дней вырваться из привычной опостылевшей ему обстановки, побыть одному Человек, который предложил ему деньги, представился как Федоров, хотя едва ли это настоящая его фамилия. Такой суммы, как пятнадцать тысяч, он, Ивасьян, в руках никогда не держал и... сам не знает, что на него нашло. Вдруг мелькнула мысль о том, что можно уехать. Подальше от жены и тещи, от своих неудач по службе... И так безраздельно завладело им вдруг это желание, что он не устоял перед соблазном. Дела Сапиева прикрывать не собирался, ведь он его и не уничтожил. Единственная его вина в том, что надул жулика... Разумеется, совершил преступление то, что он сделал,– несовместимо ни с его званием, ни с его совестью коммуниста..
– Судите,– тихо, но твердо сказал он после минутного молчания.– Я все приму, как должное.
Вошел Дыбагов.
– Продолжайте, продолжайте, Степан Степайович,– остановил он поднявшегося было Ляпунова.– Я посижу вот здесь, с Алферовым. Мешать не буду...
– Так...– слазал Ляпунов, пригладив рукой волосы.– История, прямо сказать, некрасивая...
– Куда уж хуже,– согласился Ивасьян, бросив обеспокоенный взгляд в сторону Дыбагова. Взгляд этот не ускользнул от внимания Степана Степановича, и он с досадой подумал, что именно сейчас начальнику управления не стоило приходить.
– Хочу задать вам несколько вопросов,– будничным тоном сказал Ляпунов. В голосе его слышалось: «Все ясно, но ради проформы я должен сделать все, как положено...»
– Пожалуйста...
– Почему вы бросили деньги за окно?
– От страха. Я тысячу раз потом пожалел, что взял их... Будто затмение нашло...
– Почему вы решили, что человеку, который представился вам как Федоров, можно верить? Ведь он мог просто спровоцировать вас на взятку...
– Не знаю... Я сначала накричал на него... даже взялся за трубку, хотел позвонить Куваеву, но...
– Вдруг отчетливо представили себе, что могут означать для вас пятнадцать тысяч!
– Да...
Ляпунов сел за стол, закурил и задумался, не обращая на Ивасьяна и Дыбагова никакого внимания. Пока все шло хорошо. Ивасьян успокоился, уверившись, что дело его ограничивается крупной взяткой, подделкой подписей в дубликате дела и использованием служебного положения в корыстных целях. Признание – чистосердечное иа первом же допросе, а значит, можно рассчитывать на небольшой срок».
«Теперь, пожалуй, самое время...»,– подумал Ляпунов и незаметно нажал кнопку звонка.
– Алферов, все записали? – спросил он.
– Да, почти, сейчас кончаю...
– Дайте подследственному прочесть протокол...
Пока Ивасьян читал, Дыбагов порывался что-то сказать Ляпунову, но тот приложил палец к губам. В дверь постучали.
– Войдите...
Тигран Вартанович читал протокол и не обратил внимания на вошедшего милиционера. Тот держал в руках кожаный саквояж.
– Ставьте на стол,– сказал Ляпунов.
Ивасьян поднял голову и побелел. На столе стоял его саквояж!
– Узнаете? – жестко и быстро спросил Ляпунов.
– Нет...– еле слышно прошептал Ивасьян.– Это не мой...
– Я пока не сказал, что ваш. Но на ручке – ваши оттиски пальцев. И Алферов видел сквозь щель в калитке, как вы уносили его от Воробьевой!..
– Не знаю, ничего не знаю!..
– Обморок не поможет,– повысил голос Ляпунов.– И имейте в виду: Воробьева и Шагбан Сапиев арестованы. Так что готовьтесь к очным ставкам...
– Ничего не знаю...
– Кстати, зачем-вам понадобились доллары! – Ляпунов положил руку на саквояж.
– Там нет никаких долларов! – визгливо выкрикнул Ивасьян.– И вы это отлично знаете. Несколько лент зубного золота – это не доллары!
– Отлично. Где спрятали золото?
Тигран Вартанович открыл рот, оторопело глядя на Ляпунова. Вскочил, рванулся к саквояжу, трясущимися руками распахнул его. Саквояж был пуст. Значит, они не нашли! А он, старый дурак, выболтал сам! Ивасьян скрипнул зубами и упал на свой стул.
– Где золото? Как вы, очевидно, понимаете, говорить придется, господин поручик!
– Вы что? – снова подскочил Тигран Вартанович, сжимая кулаки.– Да как вы смеете?..
– Смею. Федоров назвал вас поручиком. Это и заставило вас отнестись к нему с доверием. Форточка была открыта, и техничка все слышала. Она подводила в это время фундамент вокруг здания! Разговор ваш о Сапиеве был более чем подозрителен. И, к вашему сведению, Федоров – вовсе не Федоров, а фальшивомонетчик и авантюрист, неудавшийся художник в прошлом...
– Нечего шить мне дело! – заорал Ивасьян, перестав сдерживаться.– Мало ли кто как меня назовет! Это не основание!..
– Верно. Но в вашем личном деле – странный пробел. С 1919 по 1921 год. Справки за эти два года о вашей работе в Фастовском райотделении милиции – чистейшая липа!
– Это еще надо доказать!
–Завтра-послезавтра вам будут предъявлены доказательства. Наконец, еще одно: Муталиб Акбашев...– Ляпунов сделал намеренную паузу. Тигран Вартанович замер, но не сдвинулся с места.– Акбашев вчера пытался бежать за границу на иностранном судне...– Ляпунов снова помедлил, соображая, все ли говорить Ивасьяну. Беда в том, что Акбашеву по дороге из порта в город удалось бежать. Вот уже сутки как его ищут.
– Еще вопрос,– продолжал Степан Степанович.– Если не ошибаюсь, Акбашев – личность вам не безызвестная?
Лицо Ивасьяна исказилось.
– Один, значит, хотел, подлая тварь,– очень тихо сказал он.
– Один. Воробьева перед тем, как ее задержали, успела дать ему знать о вашем аресте...
Дыбагов сидел молча. В глазах его было страдальческое выражение, будто он мучился зубной болью.
«Хороший ты человек, Асхад Асламурзович,– подумал Ляпунов, бросив взгляд в его сторону...– но нельзя быть таким близоруким...»
– Будете говорить? – равнодушно спросил Степан Степанович Ивасьяна.
– Да,– махнул тот рукой – Пишите...