Текст книги "По следам Карабаира Кольцо старого шейха"

Автор книги: Рашид Кешоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)

Арсен вернулся и выглянул из-за угла. Переулок был пуст. Калитку усадьбы Садыка отсюда хорошо видно. Может быть, подождать?

Он достал «Беломор», но папиросу вынуть из пачки не успел: калитка отворилась, и из нее сначала высунулась голова,– обладатель ее оглядел улицу,– затем показался весь – в войлочной шляпе, в черкеске с белыми костяными наконечниками газырей и в хромовых сапогах.

Послышался уже знакомый Арсену звук задвигаемого засова, и гость Омара Садыка, которого он почему-то счел нужкьм прятать, быстро зашагал по направлению к тому углу, где стоял Сугуров.

– Значит, у тебя все же был кто-то, старый волк...– прошептал Арсен и спрятался за дерево. Он уже знал, что не выпустит сегодня из виду человека в горской одежде. В одном ему не повезло, так, может, повезет в другом?..

Весь остаток дня лейтенант милиции Арсен Сугуров «висел на хвосте» у Зубера Нахова...

13. ВЫРВАННАЯ СТРАНИЦА

Самуил Чернобыльский дает «консультацию». Омар Садык. Заметка в «Терских ведомостях». Кто рылся в папках с делами? Суета сует и томление духа. Пропажа. Вырванная страница. На сцене появляется Алексей Буеверов.

Первые сутки после отъезда Арсена Сугурова в Дагестан, пока Вадим Акимович носился по городским школам в поисках учебника с вырванной страницей, Шукаев занимался канцелярией – это было необходимо при его профессии, хотя со студенческих лет он не мог терпеть бюрократических бумажек. Он еще раз просмотрел некоторые протоколы допросов, особенно те, которые касались странной кражи мельхиорового кольца с александритом (название камня ему все же удалось установить в инвентарных документах скупочного отдела «Ювелирторга»); решил, что тратить время на повторные допросы заведующего и продавщицы нет смысла – дотошный Бондаренко сделал все на совесть. Затем Жунид разослал шифровки в управления НКВД и органы милиции о розыске Рахмана Бекбоева, по неизвестным причинам уехавшего из Черкесска. На Одноухого Тау, правда, не падали подозрения о его участии хотя бы в одном из преступлений последних месяцев, но Шукаев считал нужным на всякий случай проверить и такую возможность.

Что же касается бывшего ювелира Чернобыльского и завхоза театра Умара Паритова, то их обоих они допросили вместе с Арсеном накануне его отъезда.

Покончив с бумагами, Жунид заперся в их новой резиденции, позади кабинета Гоголева и, усевшись на диване, Взвалил себе на колени старую, пожелтевшую подшивку «Терских ведомостей» за 1914 год и стал просматривать последние страницы каждой газеты, где обычно печатались скандальная хроника, информации о происшествиях и уголовных делах, слушаемых во Владикавказских судах.

Чтение это, вроде бы, совсем не соответствовало моменту, но у Шукаева были свои причины интересоваться столь далеким от его нынешних забот прошлым.

К Чернобыльскому они ездили вдвоем с Сугуровым. При дневном свете – было около четырех часов – домик бывшего ювелира уже не казался таким темным и мрачным, как тогда ночью. Разросшийся сад укрывал его с улицы почти целиком, виднелась только часть окна и рыжая с зеленцой черепичная крыша. Во дворе все благоухало – старик, видно, имел слабость к цветам, которые росли вдоль аккуратно заасфальтированной дорожки и на большой круглой клумбе, перед застекленной верандой. Розы, всех цветов и оттенков, ночные фиалки, закрывшие свои оранжевато-желтые лепестки, лилии еще в бутонах и уже начинающие распускаться, ирисы – темно-фиолетовые и бледновато-голубые. В задней части двора стояла огромная собачья будка, накрытая куском поржавевшего железа, а возле нее на тоненькой цепочке, натягивая ее, заливисто тявкала беспородная собачонка со злой узенькой мордой и короткими лапами

– Он не укусит,– с типичным еврейским акцентом («вкусит») сказал хозяин, жестом приглашая гостей в дом.

В комнаты он их не повел, а усадил на веранде, у открытого во двор окна, заплетенного снаружи вьющимся виноградом

–  И что ви хотите? (его «ви», вместо «вы» сразу напомнило Жуниду характерный одесский выговор, знакомый больше по фильмам, да по сочинениям Бабеля, потому что в Одессе ему приходилось бывать только проездом).

–  Мы из милиции,– сказал Жунид.– И знаем, что месяц с небольшим тому назад у вас уже были наши товарищи. Просто мы кое-что хотели бы уточнить. Это касается ограбления ювелирного ларька под майские праздники.

–  Но я не могу знать про ту ярмарку,– развел руками Чернобыльский и одновременно подкатил глаза вверх, как бы призывая небо в свидетели.– И вообще... Я пенсионер ( он сказал: «пенсионэр»), что мне надо? Маленький кусочек корейки, яичко и стакан кофею. Если просят исделать оценку, я согласен – почему не уважить? И себе какую-никакую красненькую на цветочные семена заработаю. Цветы развожу – страсть, знаете,– семена других сортов с рук покупаю. Дорого. И все. Иных дел по своей профессии не имею.

– И все же, позвольте несколько вопросов. Собственно, нам нужна ваша консультация.

– Исделайте одолжение.

Жунид глазами показал Сугурову, достававшему из планшета бумагу, что писать ничего не надо, и спросил тоном человека, понимавшего, насколько формальна его миссия, от которой он ничего не ждет. Так, для порядка.

– Какое у вас образование?

– А никакое,– самодовольно усмехнулся старик, потерев лысую голову.– Полгода учился в молодости в Строгановском московском училище прикладного искусства..

– А до этого?

– Ну, как сказать. Хедер [53]53
  Хедер – еврейская школа.


[Закрыть] , знаете... Однако, рёбе [54]54
  Ребе – учитель.


[Закрыть] наш человек был с багажом. Древнееврейский там, талмуд – как водится, но и в естественных науках понимал. Потом уж – реальное.

– После училища?

– Всемирно известную фирму Ротшильдов слыхали? – еще больше напыжился Чернобыльский.– Так вот, чтоб вы знали: у Ротшильда во всех странах свои филиалы были, не говоря об агентах и маклерах. В Одессе я у них служил. Сперва – учеником, потом к мастеру приставили. Я способный был, чтоб вы знали. Через два года свою мастерскую заимел. Да что про это вспоминать,– бывший ювелир вздохнул и подкатил глаза.

– Нет, почему же, все это очень интересно.

– Нынешние мастера того понятия не имеют...– мечтательно сказал старик, видимо, с удовольствием предаваясь воспоминаниям.– Измельчало ремесло. Да и материал не тот пошел. Редко когда стоящая вещь попадется. А через мои руки, молодые люди, чтоб вы знали, прошло столько, что хватило бы на три жизни, и каких жизни...

Глаза его заблестели, на щеках проступил легкий румянец, короткие толстые пальцы лежавшей на столе руки зашевелились, словно он вдруг на ощупь почувствовал украшения и драгоценности, которые возникли сейчас, как далекий полузабытый мираж, в его памяти.

– Что теперь? Колечко, какой-никакой браслетишко, ну, там, сережки, а стоящих камней – чел да обчелся. А тогда..

Знаете вы, что такое большой и малый букет? Шпильки на корсаж, молодые люди, исделанные в виде цветов! Бриллианты, изумруды, золото, серебро, амаль. А эгреты, башмачные пряжки, диадемы, колье, подвески, шпильки головные, фермуары, шпинели, эполеты, пряжки-аграфы...

Глаза Чернобыльского совсем закрылись, на губах застыла блаженная полуулыбка,– он смаковал, перекатывая под языком, как дорогую конфету, каждое из этих названий, почти ничего не говоривших ни Жуниду, ни Арсену.

– А ордена?! Разве теперь ордена? . Так, простите, простые бляшки. Чтоб вы знали – Андрей Первозванный – бриллианты, розы, золото, эмаль; Святая Екатерина – бриллианты, серебро, эмаль; Святая Анна – бриллианты, рубины, золото, серебро, эмаль; Александр Невский – бриллианты, розы, серебро, эмаль – мало ли – топазы, филигрань, сапфиры, жемчуга, лазурит – все было... Если уж на груди такой орден – вся грудь, знаете, играет, горит белым огнем..

– У вас и у самого немало было,– вкрадчиво сказал Жунид в тон Чернобыльскому.

– Все было... было,– знаете как Барон у Горького говорил: «повара, кареты...» – Чернобыльский вдруг умолк, улыбка сползла с его круглого, умильного лица, глаза открылись и смотрели теперь отчужденно.

– Заболтался я, понимаете. Вы уж простите меня, старика.

– У вас тогда изъяли ценностей на восемьсот тысяч, если не ошибаюсь? – быстро спросил Жунид.

Самуил Исаакович обиженно поджал губы.

– Зачем, голубчик, спрашивать, если вам все известно?

– Нет, не все. Нам неизвестно, куда делся большой бриллиант, который будто бы значился у вас по описи и который сотрудники тогда не нашли.

– Они и не могли найти,– сухо сказал ювелир.– Он был украден у меня еще до революции. О том и в газетах писали...

– В каких газетах?

Старик насупился, видимо, недовольный собой.

– Кто же теперь вспомнит?

– Вам, по-моему, на память грех жаловаться. Вон как про ордена и украшения все помните...

– Перестаньте сказать,– деланно улыбнулся Чернобыльский.– Склероз, чтоб вы понимали...

– Процесс по вашему делу проходил во Владикавказе?

– То ж вы знаете.

–  А когда украден бриллиант?

–  Перед самой империалистической.

–  Значит, 1914-й год?

–  Выходит так.

–  Разумеется, «Терские ведомости»?

Старик явно замкнулся и даже сидел на стуле не так по-домашнему вольно, как вначале. Он весь подобрался, снял со стола руки и не смотрел ни на Жунида, ни на Арсена, молча сидевшего справа от него, а куда-то поверх и в сторону, словно пересчитывал глазами виноградные листья, заглядывавшие в окно.

–  В заметке шла речь о пропавшем камне?

–  Может, шла, а может, и нет. Не помню.

–  Хорошо. Мы больше не будем вам докучать,– сказал Шукаев.– Последний вопрос: что вы думаете о краже мельхиорового кольца с александритом в день ярмарки?

–  А ничего, чтоб вы знали. Зачем мне про это думать. Я его не крал.

–  Вы напрасно обижаетесь. Вам же начальник угрозыска майор Бондаренко рассказал об этом происшествии. Записано в протоколе...

–  Ну, рассказал. А что думать: глупый воришка, никогда дорогой вещи в руках не имел. Взял кольцо, что побольше, вот и все. Александрит в том перстне огромный был. Может, за изумруд приняли...

–  Значит, вы видели кольцо до его исчезновения?

–  Нет, не видел,– равнодушно отвечал Чернобыльский.– Фатимат потом говорила

–  Тогда все. Простите, что отняли у вас время.

Уже выходя, Жунид обернулся в дверях веранды (старый, избитый прием, который, однако, часто приносит неожиданную удачу) и строго спросил:

–  А к кому и зачем вы ездили в Дагестан?

–  Искал... ну, это, чтоб вы знали...

Он явно растерялся, глазки бегали, он наморщил лоб, силясь овладеть собой и найти подходящий ответ.

– Что вы искали? Лучше скажите, кого вы искали? Требовательный, жесткий тон Жунида поверг напуганного ювелира в полное смятение: он отступил на шаг и обесси-ленно опустился на стул.

–  Я жду. Кого вы искали? Кого-то из прежних ваших знакомых?

–  Никого не искал,– жалобным тоном ответил Чернобыльский.– И что вы от меня хотите?    Ну, украли там., тьфу, и сказать стыдно,– поганый перстенек, а вы доводите старика..

–  Не увиливайте, Самуил Исаакович! В случае необходимости мы узнаем и без вас, зачем вам понадобилась поездка в Дагестан. Это лишь вопрос времени.

–  Хорошо, я скажу,– устало махнул рукой ювелир.– Был у меня компаньон один... Иноверец. Звали как, не помню, а по прозвищу – Хан. Говорят, объявился теперь в Дербенте...

–  Откуда вы о нем узнали?

–  Муж Фатимат сказал. Он, вроде, какие-то побрякушки ему возил – колечки там, еще что-то.

–  На продажу?

–  Нет Камешек вставить, гравировку переделать. У того, вроде   мастерская в Дербенте, по всем правилам. С патентом, чтоб вы знали.

–  Вы его нашли?

–  Нет   Не застал дома, сказали, что он уехал... Я целую неделю пробыл в Дербенте   Каждый день ходил. Нету, говорят   Уехал. Горбоносый такой выходил, в переднике Может, мастер.

–  А зачем этот Хан вам понадобился?

–  Так не виделись же лет двадцать пять, повидать хотел.

Чернобыльский смотрел на Жунида наивными, сейчас правдивыми глазами, и нельзя было понять – лжет он или говорит правду.

От ювелира они поехали к Умару Паритову. Тот был несколько смущен визитом, но не слишком, во всяком случае вскоре оправился и на вопросы отвечал без задержки и по-деловому Да, ездил в Дербент. Да, возил украшения из скупочного отдела сам их купил, деньги внесены, можно проверить. Два золотых колечка – одно вовсе без камня, в другом выпал хризолит. И браслетку со сломанным замком. Починили в ювелирной мастерской Омара Садыка. Заплатил за работу, как полагается. Жене – подарок ко дню рождения.

–  От кого вы узнали, что Хан в Дербенте?

–  Какой Хан? – искренне удивился Паритов.

–  Вы не знали, что прозвище Омара – Хан?

–  Нет Не знал Об Омаре Садыке мне один товарищ из ювелирторга говорил. Слышал от кого-то, что есть такой мастер в Дагестане. Вот и все.

Трудно было предположить, что Паритов скрытничает Держался он просто, не нервничал. Показал кольца и браслет, которые возил на реставрацию, принес копии чеков из скупки.

–  Как здоровье вашей жены?

–  Ничего, спасибо. Голова иногда побаливает у нее после того случая.

–  Как вы сами расцениваете происшествие в день ярмарки?

–  Меня уже спрашивали. Ума не приложу. Непонятно

–  Я попрошу дать мне адрес Омара Садыка,– обратился к Паритову Арсен,– и подписать протокол.

–  Значит, это был допрос? – спросил Умар.– А по какому случаю?

–  Мы не теряем надежды найти и наказать человека, ударившего вашу жену,– сказал Жунид.– Вы допрашивались как свидетель.

–  Но я ничему не был свидетелем...

–  Это не имеет значения. Кто знает: возможно, нам помогут те сведения, которые мы сегодня от вас получили.

Паритов пожал плечами и подписал протокол, предварительно пробежав его глазами.

– Адрес Садыка вот,– сказал он, доставая из верхнего нагрудного кармана пиджака сложенный вдвое клочок бумаги. У него свой дом.

Уже в машине Сугуров сказал Шукаеву после некоторого молчания.

–  Ничего я не понял, Жунид Халидович. Просто голова кругом идет. Ювелиры, бриллианты, допотопный процесс во Владикавказе. Вы что-то, видимо, знаете?

–  Ничего я пока не знаю, Арсен,– честно признался Жунид.– Но кое-какие подозрения у меня имеются, чтоб ты знал, как говорит старик ювелир. Будем вместе их проверять. Но, чтобы твоя молодая горячая голова оставалась трезвой и ясной, я тебе сейчас ничего не скажу, кроме того, что ты должен делать в Махачкале и Дербенте. В управлении узнаешь все, что возможно об Омаре Садыке, поскольку у него патент на мастерскую, о нем должны быть сведения. Потом, не обнаруживая, что ты из милиции, придешь к этому Хану и попытаешься выяснить, что он знает о Чернобыльском и Паритове. Да, нужно привезти оттуда фотографию Омара Садыка. Она должна быть или в управлении, или в его личном деле в финансовых органах, выдаюиих патенты. Это обязательно. Не забудь. Ну, и вообще... Смотри по обстоятельствам... Фигура Садыка меня очень и очень интересует.. Арсен Сугуров уехал вечерним поездом.

* * *

Заметка в «Терских ведомостях» за 1914 год, которую искал Жунид, попалась ему на глаза далеко не сразу. Он переворошил кучу пожелтевшей бумаги, от которой исходил легкий запах прели и пыли, начитался всяких курьезных рекламных объявлений.

Доктор Исбах фон Краузе иисал, что в течение трех месяцев с помощью безвредных пилюль гарантирует роскошный бюст плоским женщинам, вдова Агриппина Атаманчико-ва предлагала «по недорогой цене» уроки вязания, а девица «иностранного происхождения» Альбина Тутти искала место гувернантки в «добропорядочном семействе».

Редакционная заметка в разделе полицейской хроники гласила, что у известного и уважаемого в городе ювелира С. И. Чернобыльского при невыясненных обстоятельствах похищен бриллиант голубой воды в двадцать шесть с половиной каратов, якобы один из двух знаменитых бриллиантов персидского шаха, подаренный носледним в начале XVIII века богатой французской путешественнице, посетившей Иран. Затем бриллиант попал к русскому купцу Лаврентьеву и был куплен Ротшильдами.

Сейф, в котором бриллиант хранился у последнего его владельца Чернобыльского, оказался нетронутьш. То есть, как тотчас решил Жунид, либо у похитителя были и ключ, и шифр к сейфу, либо бриллиант вовсе не был похищен.

Заканчивалась заметка просьбой ко всем читателям газеты, которые могли пролить свет на историю похищения, сделать это за вознаграждение в пять тысяч рублей, положенное ювелиром С. И. Чернобыльским.

Жунид отложил подшивку, расправил затекшие плечи, встал и подошел к окну, выходившему на улицу, примыкавшую к городскому парку.

По брусчатке шли колонны красноармейцев. Где-то вдали, за поворотом улицы запевал удалявшийся высокий мужской голос: «Броня крепка, и танки наши быстры...»

Жунид достал папиросу и с досадой стал разминать ее пальцами, табак крошился на подоконник. Люди идут на фронт, а он копается в древних газетах и за три недели поисков ничего еще не добился  Собственно, зачем он связался со всеми этими делами сразу? Поручено ему и Дараеву было расследовать убийство инкассатора в Дербенте и ограбление кассира шахарской фабрики, а он, почувствовав явную связь между несколькими преступлениями, происшедшими в марте – мае, схватился одновременно за все. Может, не стоило этого делать?

Шукаев не успел мысленно ответить себе на не дававший ему покоя вопрос, потому что вошел Дараев.

Лицо у Вадима Акимовича было усталое и злое. .Он сел на диван, отодвинув подшивки и даже не глянув на газеты.

–  Проклятье!..

–  Чего ты ругаешься?

–  Я уже побывал в семи школах, просмотрел сотню учебников с вырванными страничками – эти лоботрясы из четвертых классов пачками выдирают страницы. Суета сует и томление духа!..

–  Среди них есть семьдесят восьмая?

–  В том-то и дело, что есть. В трех. Все три семьи я уже проверил. Это в разных концах города. Люди вполне порядочные, у всех твердое, надежное алиби. Никто из членов этих семей не мог совершить убийства.

–  Надо продолжать,– спокойно сказал Шукаев.

–  Легко сказать.

–  Не скули, Вадим. Надо. Я дам тебе в помощь Маремкулова, его Гоголев куда-то посылал, а с сегодняшнего дня он снова в моем распоряжении.

– Много от него проку. Давай Семена лучше. Жунид вздохнул.

–  Не могу. Семен мне понадобится самому. Вот приедет Арсен...

–  Ладно. После обеда отправлюсь опять по школам. Абдул – так Абдул. А что это? – он ткнул пальцем в подшивку.

–  «Терские ведомости». Владикавказская газета.

–  Я вижу, что газета. Но за каким чертом она тебе понадобилась?

–  Еще сам не знаю. Во всяком случае, кроме неясных подозрений, у меня ничего конкретного нет. Да и тебе сейчас совершенно лишнее – забивать голову. Ищи мне «Родную речь». И поскорее.

–  Ладно, идем обедать.

–  Нет. Ты иди, я потом. Мне еще нужно кое-что просмотреть.

Когда Дараев ушел, Жунид достал из шкафа папку с материалами по краже в ювелирном ларьке и стал искать протокол допроса продавщицы Фатимат Паритовой. Он перелистал все бумажки, скрепленные скоросшивателем, с начала и до конца, потом повторил всю процедуру наоборот, уже медленнее и внимательнее, перелистал с конца,– протокола не было.

– Что за чертовщина? – Шукаев сел на диван, медленно вглядываясь в каждый листок, просмотрел еще раз – результат тот же: протокол допроса Паритовой бесследно исчез. На металлическом креплении скоросшивателя не осталось даже следов вырванных страниц. Он бросил папку на диван и поспешил к шкафу. Открыл дверцу и стал рассматривать папки, в беспорядке лежавшие на полке. Разве так они лежали вчера?.. Вот эта сдвинута, а первая и вторая поменялись местами... Может быть, брал Вадим? Да нет, он ушел чуть свет. Не вставал же он ночью, тайком?

Потратив еще полчаса на проверку остальных четырех папок, Шукаев обратил внимание, что протокол допроса Итляшева был измят и надорван, как будто его тоже пытались вынуть из скоросшивателя, но почему-то не сделали этого. Что-нибудь помешало? Или кто-нибудь помешал?

Жунид положил папки на место и стал лихорадочно соображать. Кто мог войти сюда беспрепятственно? Прежде всего – сам Гоголев, Дараев и Арсен. Отпадает. Секретарь Виктора Ивановича? Едва ли. Старик работал в управлении более двадцати лет. Безупречен. Кто еще? Практически любой работник аппарата – с разной долей риска, конечно.

– Новая заковыка,– вслух сказал Шукаев.– Помимо нас еще кому-то небезразличны документы по этим делам...

Он снова вернулся к шкафу, осторожно изъял из папки протокол допроса Итляшева и отнес в техэкспертизу, попросив провести срочный дактилоскопический анализ. Еще через сорок минут выяснилось, что на бумаге были отпечатки пальцев нескольких человек: Итляшева, читавшего протокол, прежде чем подписать его, Дараева и его самого. Значит, либо никто из посторонних не касался листка, либо касался в перчатках.

Вчера они отсутствовали целый день, Вадим Акимович был в городе – ездил по школам, проверял семьи тех детей, у кого в хрестоматии оказалась вырванной в числе других семьдесят восьмая страница. Виктор Иванович тоже был в командировке.

Жунид вышел в приемную к секретарю Гоголева, пожилому человеку в очках, печатавшему что-то на машинке.

–  Иван Петрович, кто-нибудь заходил вчера?

–  Леонтьев был,– с готовностью отвечал старик, отрываясь от машинки.– Оставил сводку и ушел. А больше никого. Все ведь знали, что Виктор Иванович уехал в Ставрополь.

–  Из младшего персонала?

–  Васюкова заходила.

–  Только в приемную?

–  Да, а что случилось, Жунид Халидович?

–  Нет, ничего. Она долго пробыла тут?

–  Да нет. Посидела, поболтала. Работы у нее сейчас нет. Нового начальника угро все еще не дали. И неизвестно, когда дадут. Вот ей и скучно. Минут десять-пятнадцать пробыла. Я выходил, правда, Петру Яковлевичу сводку перепечатал и отнес. Галю попросил посидеть. Может, думаю, кто по телефону позвонит...

–  Спасибо. Извините, что я вас оторвал от дела и, пожалуйста, о нашем разговоре пока никому.

–  Ну, что вы! Я понимаю.

Галина Васюкова... Васюкова. Некрасивая угловатая особа лет двадцати шести-двадцати восьми... Худая, инфантильная до странностей. Незамужем. Именно ее они с Дараевым заподозрили в излишнем любопытстве, когда работали вечером в кабинете уехавшего в Гомель Бондаренко. Оправдания ее были в общем приемлемы, хотя и наивны: принесла почту в кабинет своего начальника. Правда, вернулась для этого из дому уже после окончания рабочего дня... Явно смутилась. Но тогда все это можно было объяснить. Жунид даже грешным делом подумал, уж не влюблена ли была засидевшаяся в девах секретарша в видного, моложавого Бондаренко.

А теперь что?

Совпадение?

Он возвратился к себе, аккуратно вставил протокол допроса зверолова на место и в раздумье остановился возле раскрытого книжного шкафа. Если в бумагах копалась Васюкова и при этом работала в перчатках, то она далеко не так проста, как кажется, а, значит, голыми руками ее не возьмешь, прямых доказательств не было. Надо сделать вид, что ничего не произошло и не спускать с нее глаз. Гоголева пока не беспокоить. Может, Галя совсем и ни при чем.

* * *

Дараев влетел так поспешно и неожиданно, что Жунид вздрогнул. Он все еще стоял у шкафа, рассеянно шаря в кармане в поисках папирос.

– Есть! Нашел! – хлопнув дверью, закричал Вадим Акимович.– Ты, Жунид,– гениальный сыщик, и вообще мы с тобой молодцы!

– Что? Что ты нашел?

– Вот!  Смотри! – Дараев расстегнул портфель и торжественно извлек оттуда аккуратно обернутую белой бумагой книжку, раскрыл ее на бумажной закладке и сунул Жуниду под нос.– Смотри! Аккуратный парень. Пилипчук Анатолий. Ни одной помарочки, переплет не порван, никаких карандашных писулек и чертиков,– а семьдесят восьмой страницы нет! Вырвана. Грубо, неаккуратно...

Это была «Родная речь» для IV класса. Жунид снял обертку. Действительно, учебник содержался в образцовом порядке. А страницы не было.

– Кто? – тотчас спросил Жунид.

– Погоди, дай отдохнуть,– повалившись на диван, сказал Вадим Акимович.– У меня уже «мальчики кровавые в глазах», и ноги меня не держат.

– Не тяни, ради аллаха,– взмолился Жунид.

– У-у-фф! – выдохнул Дараев и самодовольно усмехнулся.– Вдова, тридцать шесть лет, сын перешел в пятый класс девятой школы, отличник, первый ученик, учителя не нахвалятся. Фамилия – Пилипчук. Свой домик. Кроме них, есть квартирант...– Вадим Акимович сделал паузу, изобразил интригующий загадочный взгляд и, не выдержав, хохотнул: – Ха-ха! Ни за что не догадаешься!..

– Ну!

– Не нукай, не запряг!

– Вадим, я тебя стукну!

– Не имеешь права! Я, понимаешь, трудился, как каторжный! Могу же я хоть немного пококетничать?

– Иди к дьяволу! – заорал Жунид, хватая его за воротник! – Давай, говори, а то душу из тебя вон!

Они повозились, дружески обменявшись несколькими тумаками, потом Дараев, отдышавшись, уже спокойно и по-деловому договорил:

– Алексей Буеверов. Бывший наш знакомец по станице Гаевской. Живет у Пилипчук с момента своего освобождения. Отсидел, как тебе известно, пять лет. Работает в шашлычной от ресторана «Кубань» на базаре.

– Ты что – был там?

– Нет. Не мог же я лишить тебя удовольствия побывать там вместе со мной. Это пока данные адресного стола и то, что мне могла рассказать учительница Анатолия Пилипчука.

– Едем!

– Едем!