Текст книги "По следам Карабаира Кольцо старого шейха"

Автор книги: Рашид Кешоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 46 страниц)

Когда завмаг последним подписывал бумаги, в комнату вошел Шукаев. Мокрый, без шапки, весь в грязи и глине.

–   Собака довела след до реки и потеряла,– доложил он и, сев на стул, потер ушибленную руку.

–   Далеко не уйдет,– сказал Гетежев.– Найдем. На пороге появился милиционер

– Товарищ начальник управления! Наш шофер видел в Хумаринской балке верхового. Он скакал всторону города.

– Машина уже здесь?

– Да. Всадник встретился ему по дороге

– Хорошо, можешь идти! Мы едем!

Через несколько минут машина Дышекова везла их в Баталпашинск На заднем сидении – Черкашин, по бокам от него – Жунид и Дараев, рядом с шофером – начальник угро и Дышеков. Сзади, на «пикапе», ехали остальные

Машину подбрасывало на разъезженной ухабистой дороге. Проехали мост, и шофер прибавил гаЗу Не прошло и получаса, как «газик» подкатил к косогору, за которым лежал небольшой аул Псыж, почти сливавшийся с Баталпашинском.

Ветер утих, выползла белесая луна, осветив все вокруг бледным неживым светом.

–  Стоп! Смотрите! – сказал Дышеков, показывая на окраинные сакли аула.– Лошадь!

Шофер затормозил. Остановился сзади и «пикап» Впереди, четко выделяясь на фоне побледневшего неба, бродил одинокий конь.

Жунид вылез из машины и, пройдя несколько шагов, зажег фонарь.

– Возможно, Хапито ускакал именно на этом коне Нужно позвать Зизарахова. Он опознает .

– Есть способ вернее,– возразил Дышеков и повернулся к шоферу: – Включай фары! Так, хорош..  Ну, теперь смотрите, Черкашин. Ваша лошадь?

Арестованный наклонился к стеклу кабины.

– Наша...

– Ясно. Товарищ Шукаев, вам придется возглавить опергруппу  Берите Дараева, проводника с Байкалом и любого из Участковых. Они сзади – в машине.

– Слушаюсь! Вадим, пошли.

Гетежев пересел на заднее сиденье к арестованному, и °бе машины помчались в город.

*  *  *

На краю Псыжа, где нашли коня Хапито Гумжачева, ищейка уверенно взяла след, направившись к невысокому забору, сложенному из плоских известняковых камней, не скрепленных раствором. Байкал, пометавшись по огородам, вывел группу к Кубани. За рекой лежал неосвещенный город. Только кое-где висели одинокие огоньки на столбах да маячили фонари на железнодорожной станции. Миновав кустарники на берегу реки и мост, соединяющий Псыж с городом, проводник, бежавший впереди с поводком в руках, свернул на глухую улицу, которая вскоре привела преследователей к полотну железной дороги.

Еще квартал и еще. Ищейка резко остановилась.

–   Ну, Байкал, след, след!

Собака завертелась на месте.

Из темноты вынырнула чья-то фигура.

–   Кто? – негромко спросил Шукаев.

– Свои,– ответил подошедший, оказавшийся оперуполномоченным угрозыска.– Мы здесь по заданию Дышекова. Это дом Пустовойтова.

– Кто-нибудь входил? – быстро спросил Шукаев.

– Час назад. Чуть не прозевали. Он пробрался задами. Увидели, когда за ним уже закрылась дверь.

– Так. Оставайтесь здесь. Дом придется обыскать.

– Есть, товарищ Шукаев. Я только позову напарника. Мы тут вдвоем.

–   Кстати, откуда вы меня знаете?

Оперуполномоченный тихонько засмеялся.

–  Вы же сидели рядом со мной на совещании оперсостава, которое проводил Дышеков.

–  Понятно. Ну что ж, начнем.

Домик был небольшой, квадратный. С верандой. На черепичной крыше темнела длинная труба. Верхушку ее оплели ветви тутовника. Позади дома стояли сарайчик из горбыля и курятник.

Начинало светлеть. Шел четвертый час утра.

Расставив людей у окон, Жунид поднялся на ступеньки веранды и постучал в дверь.

–  Чего надо? – отозвался через некоторое время низкий женский голос.

–  Мы из управления милиции. Откройте!

За дверью все стихло. Потом – шарканье ног, тихие голоса.

–  Откройте!

–  Приходите утром. Сейчас ночь – я не пущу! – ответила женщина.

–  Что делать? – шепотом спросил Шукаев у Вадима – Рискнуть и открыть самим?

–   Давай! – кивнул Дараев.– Мы не можем терять время Жунид полез в полевую сумку, извлек из нее отмычку из набора, подаренного ему когда-то Семеном Дуденко и .вставив ее в замочную скважину, легко повернул. Дверь откры лась.

–  Вы ответите! – отступила на шаг молодая красивая женщина в темном халате

–  Пропустите! Вадим, осмотри комнаты!

Комнат было три. В одной на детской кроватке спал мальчуган лет десяти, в другой, натянув одеяло до самого носа, лежал седеющий мужчина лет сорока семи-пятидесяти с одутловатым обрюзгшим лицом.

–  Это мой муж. Он болен! – истерически выкрикнула хозяйка.– И вообще – по какому праву?!

–  В квартире больше никого нет,– тихо сказал Дараев.– Я все осмотрел.

Жунид щелкнул выключателем и в упор посмотрел на женщину.

–  Гражданка Пустовойтова, если не ошибаюсь?

–  Что вам нужно?

–  Куда вы спрятали Хапито Гумжачева? – раздельно выговаривая слова, спросил он.

–  Мы не знаем такого,– вмешался лежавший на кровати мужчина.– И никого не видели.

–  Хорошо. Еще поговорим. Вадим, в подвал

В подвале тоже никого не оказалось В одном углу грудой была насыпана картошка, в другом – две бочки квашеной капусты, на полках – банки с огурцами и томатами

–   Тихо, Вадим,– остановился Шукаев, когда они вылезли из подвала.– Взгляни! Не иначе, как туда кто-то недавно лазил...

Посредине широкой и длинной веранды в потолке виднелся закрытый лаз на чердак. Под ним возле окна стояла тумбочка. Причем она была явно не на месте. Вадим открыл дверцу; в тумбочке лежали ученические тетрадки и учебники

–   Она – из комнаты. На чердаке наверняка кто-то есть! Подожди, Жунид, я Сам: у тебя ведь рука болит

Дараев стал на тумбочку и, толчком открыв люк, прислушался. Тихо Тогда, подтянувшись на руках, он поставил ногу на раму окна и до половины исчез в лазе Снизу были видны только ноги. Включив фонарик, Дараев исчез в люке

Просторный чердак был завален всяким хламом. Чемодан без крышки, набитый вощиной,– видимо, хозяин когда-то занимался пчеловодством, груда истрепанных, покрытых густым слоем книжек, ящик от посылки с шурупами и гвоздями, разбитая гитара, два распаянных медных самовара, позеленевших от времени, сундук со старыми опорками, сломанные костыли и слесарные инструменты.

Осмотрев все вокруг, Дараев уже хотел вернуться, как вдруг заметил железную дверцу, вделанную в дымоходную трубу возле самого боровка. Открыв ее, посветил фонарем. На закопченных скобах, вбитых в кирпичный дымоход изнутри, виднелись чьи-то ноги, обутые в кирзовые сапоги.

Вадим бросил фонарь и схватил неизвестного за ногу, но, получив резкий удар в подбородок, отшатнулся. Сапог остался у него в руках. На крыше загрохотала черепица.

Вадим одним прыжком очутился возле ляды.

–   Он на крыше! Скорее!

Во дворе загрохотали выстрелы.

Когда Дараев и Жунид выбежали из дома, было уже почти светло. Проводник сдерживал рвущегося на поводке Байкала. На клумбе, под стеной дома, скорчился человек в серой рубахе, перепачканный сажей, и в одном сапоге. Над ним склонился оперуполномоченный угрозыска.

– Жив? – спросил Жунид.

– Цел. Рука прострелена и ударился. В обмороке.

– Вызовите «скорую». А сейчас перенесите его в комнату. Вадим, срочно нужны понятые...

Возле ворот собрались люди, разбуженные выстрелами. Оттуда доносились возбужденные голоса:

– Дождались своего часа!..

– Подозрительный тип!

– Давно по ним веревка плачет...

– Дом-то конфискуют, наверно...

–   Я давно говорила, что они жулики...

Шукаев выглянул из калитки.

–   Расходитесь, граждане! Не мешайте работать! Ничего интересного здесь нет.

Подкатила «неотложка». Приехавший врач осмотрел раненого – ничего серьезного. В мякоть. Амбулаторное лечение. Через неделю заживет.

Пустовойтова и Гумжачева увезли на управленческой крытой цолуторке, которую прислал Дышеков.

Обыск в квартире барышника Пустовойтова принес неожиданные результаты. В подполье нашли несколько тюков мануфактуры, обувь и шерсть в мотках. Товары были опознаны продавцами и заведующим магазином из аула Эльбурган, который ограбили полгода назад.

Дышеков удовлетворенно потирал руки и даже, изменив своей обычной сдержанности, чуть ли не облобызал отличившегося Жунида Шукаева.

– Блестяще! – говорил он, похлопывая его по плечу – За одни сутки раскрыто старое преступление, предотвращено новое и выловлены виновники разбоя в вашем Чохраке!. Поздравляю вас!

– Спасибо. Товарищ Дышеков, если позволите... вот я заполнил спецбланк... считаю необходимым вызвать сюда старшего следователя прокуратуры Охтенко, которому поручено следствие по делу.

– Ну что ж, правильно. Давайте отправим телеграмму Только нужно сделать дополнение...– Он, дописал карандашом на бланке: «Задержанные совершили Черкессии несколько грабежей зпт окончании расследования будут этапированы Адыгею тчк работа установлению каналов сбыта лошадей организована».

– Возражений нет?

– Все правильно, Хасан Каспотович,– ответил Жунид, прочитав приписку.

– Ну вот. Да, а где сейчас ваш Зизарахов?

– Ищет скупщиков. Тут у него кое-какие знакомства. Но главное для нас, Хасан Каспотович, показания арестованных..

– Добре. Я уже распорядился. Вам отведена комната на первом этаже. Допрашивайте сколько душе угодно

.. Хапито Гумжачев был абазинцем, и Жунид заранее побеспокоился о переводчике, попросив Дышекова откомандировать в его распоряжение кого-нибудь из сотрудников. Однако на первом же допросе надобность в толмаче отпала сама собой. Хапито отказался от переводчика и изъявил Желание говорить по-русски. Делал он это не блестяще, но вполне сносно.

Допрос Жунид начал часов в одиннадцать утра, после того, как они с Вадимом позавтракали. Возле «Золотого фазана» всю улицу запрудили машины и подводы: в Баталпа-шинске открывался съезд женщин-горянок. Из гостиницы всех выселили, за исключением Вадима и Жунида. очевидно, Дышеков позвонил администрации, чтобы их оставили в покое

Руку Гумжачев держал на перевязи. Сел на предложенный ему стул

Шукаев окинул его взглядом. Ночью у Пустовойтова некогда было рассматривать. Итак, вот он – адиюхский конокрад Хапито, угнавший чохракских лошадей! Похититель знаменитого карабаира, которого второй месяц они разыскивают по всему Северному Кавказу!

Длинное, чуть сплюснутое с боков лицо. Оттопыренные большие уши, поросшие мелкими черными волосками, напоминают увядшие листья тыквы. Нижняя челюсть тяжелая, выдающаяся вперед. На подбородке – резкая круглая ямка. Зубы редкие, мелкие.

Жунид улыбнулся краешком губ, вспомнив старинное руководство по «физионогмистике» которое ему в Москве попалось у букиниста. Там были любопытные вещи, но практика потом убедила Жунида, что если в какой-либо степени верны отдельные положения этой, с позволения сказать, науки то детали в подавляющем большинстве случаев не подгонишь под узкую мерку физионогмистики.

Вот у этого: массивная челюсть, низкий лоб. Это глупость, если верить тому, что Жунид читал. А мелкие зубы – ехидство Но бывают ли на свете ехидные дураки? Едва ли. Дураки чаще добродушны.

–  Начнем? – спросил Дараев.

–  Извини, я задумался Да, начнем. Как, Гумжачев, будем говорить начистоту?

Хапито молча кивнул

–   Очень хорошо Тогда сразу самый главный вопрос, где лошади, похищенные вами в Адыгее? Где карабаир?

Гумжачев вздрогнул. Никак не ожидал он, что сидящему перед ним следователю что-либо известно о чохракском налете  Значит, рыжий Петро все-таки выдал его?

Лицо Хапито налилось злобой.

–  Сторожа убил не я..

–  Это нам известно  Куда сбыли лошадей'

Но Хапито мог отвечать только «от печки» Мысль его зацепилась за воспоминания о чохракской конеферме, и на любой вопрос он мог отвечать, только вернувшись к тому, что уже не интересовало Жунида. Шукаев понял, что Гумжачев – человек действительно недалекий, удивительно неповоротливого ума, и перестал перебивать его. Хапито ничего не скрыл. По его словам, они с Петром Черкашиным в начале апреля присутствовали на пьянке у Сахата Кабдугова по случаю его возвращения из тюрьмы. В числе других гостей был абадзех-ский вожак Хахан Зафесов, с которым у них состоялось зна комство. Спустя несколько месяцев Гумжачев и Черкашин отправились в гости к Зафесову, в аул Дейхаг. Именно в его доме они узнали о племенном жеребце, недавно приобретен ном колхозом «Заря». Заядлый лошадник Хахан Зафесов говорил о нем со знанием дела, и у обоих конокрадов разгорелись глаза. Унарокову, Газизу и Тау они после налета дали по две тысячи наличными. Кроме того, людям Асфара достались двуколка, слепой конь и берданка Аскера Чича.

Хапито и Петр, распростившись со своими адыгейскими сообщниками, увели коней к Янукаю. Провожал адиюхцев только Асфар. Затем отстал и он. Лошадей погнали дальше, до самого Урупа. Когда поднимались вверх по ущелью, темно-серая кобыла сорвалась с кручи. Шукаев понял, что это была Зухра. Вот почему след копыта, напоминающий по форме башмак, больше ни разу им не попался.

–   Кому загнали карабаира? – не желая выслушивать все эти ненужные ему подробности, перебил Жунид.

– Бекану Кабалову    за двадцать пять тысяч

–  Где он живет?

–  Аул Кунах.

–  У меня тоже вопрос,– вмешался Дараев.– Почему в Адыгее вас называли адиюхцами. Вы же не из Адиюха?

–  Когда Хахан спросил, я так сказал

–  Из осторожности?

–Да

–   Подпишите протокол,– Жунид протяну-л Гумжачеву лист, исписанный Дараевым – По-моему, тут все верно

С Черкашиным пришлось повозиться. Он сидел с наглым видом, закинув ногу на ногу, и не отвечал ни на один вопрос. А на очной ставке с Хапито, воспользовавшись тем, что конвоир засмотрелся в окно, заехал своему более разговорчивому сообщнику по физиономии, за что заработал сутки карцера.

Словом, его пришлось увести: он так ничего и не сказал. Жунид, правда, не очень огорчился молчанием Черкаши-на. у него теперь было имя – Бекан Кабалов Аул Кунах. Следы карабаира вели туда.

... Вечером в номер принесли телеграмму «Восхищен работой тчк Охтенко выехать не может тчк Действуйте дальше контакте местными органами милиции тчк Привет зпт пожелания доброй удачи тчк Дыбагов».

–   Вот так, Вадим. Действуйте, значит. Ну что ж. Завтра двинем в Кунах.

В коридоре что-то загрохотало. Сначала друзья не обратили внимания на шум, но когда загремело снова, Жунид выглянул, приоткрыв дверь.

Посреди узкого коридора валялся опрокинутый стул. Вдребезги пьяный Мустафа Зизарахов, держась за стенку, тщетно пытался перешагнуть через него.

– Надрался-таки, не выдержал,– миролюбиво сказал Жунид.

– Проспится,– снисходительно заметил Вадим, выходя в коридор, чтобы помочь Мустафе.– Завтра надо купить ему билет и отправить к отцу. В общем-то он здорово нам помог

– Напишем Андрею Фомичу, чтобы присмотрел за ним,– сказал Жунид, поддерживая обмякшее тело Зизарахова с другой стороны.– Может, из парня еще выйдет толк...

17. ЛОГОВО ПАШИ-ГИРЕЯ

Дни, которые должны были последовать за бурной ночью в Псидахе, по расчетам Жунида, никак не могли быть интересными.

В самом деле, преступники схвачены, один признался. Признание другого не заставит себя ждать – это уже задача Охтенко – добиться, чтобы Черкашин разговорился. Осталось найти человека, который, получив карабаира, оставил его у себя. Шукаев не надеялся, что этим человеком будет Бекан Кабалов. Любой скупщик краденых лошадей, завладев таким жеребцом, постарается поскорее сбыть его с рук. А подобного рода поиски, когда нужен уже не сам похититель, а третье лицо, возможно, совершенно не связанное с преступлением, мало увлекали Жунида. Ездить из аула в аул, опрашивать одного за другим разных людей,– словом, действовать чисто механически, зная, что удача уже не результат умения и острой борьбы, а лишь вопрос времени,– это было не в характере Шукаева. Не случайно начальник управления Дышеков, провожая их в Баталпашинске, сказал Жуниду «Вы способный чекист, но в вашей манере вести расследование, пожалуй, многовато риска и, если хотите, этакого отчаянного авантюризма. Но ничего: станете старше – остепенитесь»

Но Шукаев ошибся. Встреча с Беканом Кабаловым открыла перед ним и Вадимом такие секреты конокрадческого ремесла, о которых знает далеко не каждый работник угрозыска.

... Из Баталпашинска они уехали рано утром по горной дороге на пароконной линейке, которую предоставил в их распоряжение Дышеков. Жунид разговаривал с возницей, а Вадим Акимович рассматривал окрестности. Он впервые путешествовал в горах.

Холодный циклон, прошедший надо всем Северным Кавказом, за ночь куда-то умчался, и теперь над горами Черке-сии стояла теплая, чуть ли не весенняя погода. Утренний туман быстро рассеялся, и горы четко выделялись на фоне чистого бирюзового неба. Река Зеленчук, в долине которой они ехали, бойко шумела по извилистому руслу. Вдоль правого берега тянулась щебеночная дорога, постепенно поднимаясь вверх. Со скалы, нависавшей над нею, рассыпаясь холодными брызгами, низвергалось несколько небольших водопадов.

Взбираясь все выше, дорога иногда пропадала в зарослях, краем задевая леса урочища Нагаюко. Сбоку, на скале, освещенная солнцем, одиноко торчала овеянная легендами адиюх-ская башня. Возле ее полуразрушенных временем каменных стен лениво кружились орлы.

–   Хоть и каторжная наша работа,– прервал молчание Дараев,– а все же не променял бы я ее ни на какую другую...

Жунид засмеялся.

–  Чего ты?

–  Солнышко подняло настроение?

–  Красиво... и необычно здесь,– вместо ответа мечтательно протянул Вадим Акимович.

–  Не спорю,– сказал Жунид.– У нас в Кабардино-Балкарии не хуже. Давно меня тянет туда... С удовольствием бы перевелся...

–  За чем же дело стало?

–  Раз направили в Краснодар, значит, так надо...

... В Кунахе, где, по словам Хапито Гумжачева, должен был находиться Бекан Кабалов, они задержались недолго. В сельсовете сказали, что он действительно появился здесь в прошлом году. Женился на вдове и поселился в ее доме. А Несколько недель назад супруги повздорили, и Кабалов уехал в Абухабль, якобы к своему дальнему родичу Паше-Гирею Акбашеву.

В Абухабль они прибыли уже во втором часу дня. Аул раскинулся у подножия хребта, на берегу небольшой, но задорной ледниковой речушки, впадающей в Зеленчук. Первый же попавшийся горец сказал им, что Паша-Гирей живет возле мельницы, на противоположном конце аула. Сначала они побывали в сельсовете и навели справки о семье Акбашевых. Оказалось, что безвыездно в усадьбе у мельницы живет только жена Паши-Гирея (второе его имя было Муталиб), не старая, но рано поблекшая женщина. Сам же хозяин не бывает дома и двух-трех месяцев в году. То он в Новороссийске, то в Краснодаре, то в Нальчике. Есть подозрение, что спекулирует, потому и живет безбедно, хотя нигде постоянно не работает. С июля его в Абухабле никто не видел. Наверное, что-нибудь натворил, потому что недавно приезжал работник ОГПУ, интересовался им. В доме Акбашевых был обыск, но, кажется, ничего не нашли. В случае появления Акбашева в ауле участковый должен был телеграфировать в Краснодар.

Шукаев поинтересовался, кто приезжал и, узнав, что был Ляпунов, присвистнул. Опять они с Дараевым «зацепились» за какое-то не известное им дело.

–  Что скажешь, Вадим? – спросил Жунид, когда они вместе с участковым милиционером вышли из здания сельсовета.

–  Ляпунов по пустякам не приедет...

–  Вот и я так думаю... А чем черт не шутит? Может, мы и поможем Степану Степановичу?

–  Не загадывай. Странно и другое: почему здесь неизвестно никому о приезде Бекана Кабалова? Если в Кунахе нам дали неверные сведения и он здесь не появлялся...

–  Сейчас все выяснится.

По дороге участковый по просьбе Жунида захватил двух понятых из местных жителей, и уже впятером они направились к усадьбе Акбашева.

  

Речушка делала крутой поворот, отсекая от горы полукруглый плоский кусок суши. На закруглении стояла небольшая водяная мельница, а позади нее, за высокой плетневой изгородью,– дом, сарай, коровник и другие хозяйственные постройки. За овчарней – собачья конура. Из нее выглядывала лохматая голова волкодава, поднявшего неистовый лай при приближении Шукаева и его спутников.

Навстречу им вышла высокая женщина в черном платке. Когда-то, видно, красивое лицо изборождено морщинами, в углах рта – горькие складки. Глаза ее казались застывшйми. Они ничего не выражали: ни удивления, ни испуга, ни досады – ничего.

–    Вы – Акбашева? – спросил Жунид.

          -Да.

–   У вас гостит родственник вашего мужа Бекан Кабалов? Из Кунаха он поехал к вам. .

Она покачала головой

–  У Муталиба нет родных в Кунахе. Я одна тут

–  Откройте калитку,– потребовал Жунид.

На лбу женщины резче обозначились морщины

–  Муталиба нет. Я ничего не знаю. Зачем открою?

–  Мы должны произвести обыск в вашем доме.

–  Не упирайся, Фаризат,– предупредил участковый,– тебе же лучше будет.

Фаризат откинула длинную жердь, которая изнутри подпирала калитку, и, повернувшись к ним спиной, неторопливо пошла к дому.

Так же невозмутимо вела она себя и потом. На вопросы отвечала сразу, но е.е низкое контральто звучало глухо и безразлично. Бекана Кабалова она не знает. Карабаир? Нет, ее муж не занимается лошадьми. Где он сейчас? Разве мужчина-черкес обязан докладывать женщине о каждом своем шаге?..

Жунид намеренно затягивал допрос, пытаясь понять, что представляет собой эта женщина. Почему у нее такой отрешенный вид, будто ей совершенно все равно, что случится с ее мужем, с ней самой? Было в ее сухом, полинявшем лице что-то трагическое, безысходное.

Только спустя много дней, узнав от Ляпунова о делах и днях мошенника и авантюриста Паши-Гирея Акбашева, понял Жунид душевную драму Фаризат. Она не разделяла взглядов своего преступного супруга, не одобряла его поведения, но так никогда и не нашла в себе сил, чтобы освободиться из-под его власти.

Но сегодня для Шукаева Фаризат так и осталась загадкой, и, прекратив бесполезный допрос, он вышел во двор узнать, как идет обыск. Как раз в эту минуту к крыльцу подбежал Вадим.

–   Обрати внимание на сарай,– выдохнул он.– Снаружи заперт, а через дыру в крыше дым идет!

Жунид всмотрелся.

Действительно, в черепичной крыше сарая было аккуратно вынуто четырехугольное отверстие и из него сочился голубоватый дымок, сливаясь с небом. Откуда-то донеслось приглушенное мычание коровы.

– Чудеса да и только! Ты слышал? – спросил Вадим – Как из-под земли.

– Позови-ка сюда хозяйку,– сказал Шукаев, с интересом разглядывая запертый сарай.– И понятых.

.. Фаризат, как и тогда у калитки, сначала отказалась открывать. Но Жунид, подняв с земли длинный железный шворень, недвусмысленно дал ей понять, что висячий замок на дверях сарая его не остановит, и тем заставил ее изменить решение. Она вернулась в дом и через минуту вышла со связкой ключей в руках.

И опять не уловил Жунид в ее бесстрастном лице ни растерянности, ни боязни. Суровая покорность своей судьбе – вот как, пожалуй, можно было назвать состояние, в котором всевремя находилась Фаризат Но сейчас Жуниду некогда было заниматься психологическим анализом. Распахнув широкие створки дверей сарая, он вошел внутрь. Дараев, участковый и понятые – за ним.

Сарай был завален дровами, колесами бричек, хомутами и прочим снаряжением для лошадей, начиная с седел и кончая подковами и стременами. Все это в беспорядке валялось на земляном полу, висело на черных, закопченных стенах Когда глаза привыкли к полутьме, Жунид разглядел в углу странное сооружение: круглый столб, конусообразно сужающийся кверху и оканчивающийся у квадратной дыры крыши. Сделан столб был, по-видимому, из плетня и обмазан глиной. Точь-в-точь как дымоход в балкарской сакле. И тут Шукаев уловил запах дыма и паленой шерсти. Вадим тоже потянул Носом воздух.

–   Чертовщина! Чуешь, чем пахнет?

Жунид сосредоточенно грыз мундштук папиросы и вглядывался в земляной пол сарая.

– Что ты жуешь?

– Сейчас, подожди... Вот!.. Черт, я знал, что он должен здесь быть!

Под ногами у Шукаева Вадим разглядел квадратный, обитый сверху жестью люк. Вдвоем они поддели его шворнем и, подняв, заглянули вниз, в подвал, вырытый под сараем

Зрелище, которое открылось их глазам, можно было увидеть разве что в кошмарном сне

В углу большого прямоугольного подвала, под дымоходом, догорал костер. Над огнем на медной цепи висел шуан [28]28
  Шуан – небольшой чугунный котел (черк.)


[Закрыть] с бурлящей белой жидкостью. Сквозь дым и чад видно было, как стоявший у костра на коленях человек склонился над связанным хрипящим бычком, лежавшим на боку, и, схватившись двумя руками за рога животного, что было сил разгибал их. Под керосиновой лампой, подвешенной к потолку, фыркал и храпел, роняя клочья пены, вороной гунтер, спутанный ременными вожжами. В одном из его копыт ковырялся плоскогубцами полный мужчина в черном бешмете. Рядом круто вздымались лоснящиеся от пота бока чалого жеребца, тоже связанного и лежавшего на боку.

Жунид мгновенно сообразил, что происходит.

–   Живодеры,– тихо сказал он.– Звери, а не люди. Наверно, там есть другой выход.,   но искать его нет времени Пойдем через люк.

Они поочередно спрыгнули вниз."Участковый тоже. Наверху остались одни понятые и Фаризат

Человек у костра обернулся первым и выхватил из-за пояса кинжал.

–   Паша-Гирей! – изумленно воскликнул участковый. Жунид, не останавливаясь, ринулся вперед и, схватив

Акбашева за кисть руки, рывком швырнул его через себя.

–   Бросьте нож! Не шевелиться!

Акбашев застонал и бросил кинжал под ноги Шукаеву Дараев уже обезоружил толстого мужчину, выбив у него из рук железный прут толщиной в палец. Тот стоял с поднятыми руками и оторопело моргал.

Задержанных отвели в угол. Вадим связал им руки.

Шукаев вытер пот со лба и позвал понятых, все еще не решавшихся спуститься в подвал. Только после вторичного приглашения они с опаской слезли вниз.

–   Подойдите ближе,– подозвал их Дараев.

–   Это похоже на застенок,– с глухой яростью в голосе сказал Жунид.– Ты только взгляни, до чего может дойти человеческая гнусность...

Вся эта подвальная пыточная мастерская была приспособлена для того, чтобы делать неузнаваемыми похищенных лошадей, коров и других животных. На рога коров густым слоем намазывалась горячая мамалыга, после чего рога туго-натуго обматывались парусиной, чтобы после такого пропа-ривания выгнуть их в обратную сторону   Самым диким и варварским способом уничтожался след от тавра на заднем бедре лошади. Ремнями привязывался к телу коня, в том месте, где стояло тавро, полуведерный бочонок без дна. В него наливалась кипящая жидкость из шуана, оказавшаяся обыкновенным молоком. Молочный пар начисто вываривал тавро, а когда обожженная кожа заживала, на пораженном месте вырастала пушистая гладкая шерсть.

Осмотрев копыта гунтера, Дараев обнаружил, что подковы на них были переставлены задом наперед. Значит, лошадь украдена совсем недавно и сделано это, чтобы сбить со следа возможную погоню.

Жунида заинтересовал сам подвал. Стены его, обшитые досками, до того закоптились, что он не сразу отыскал массивную дубовую дверь, ведущую наружу. Открыв ее, увидел густой кустарник и услышал шум мельничного колеса: рядом протекала река. Сожце уже садилось. Жунид вышел и обошел сарай с задней стороны.

Построен он был на краю небольшого обрыва, которым оканчивался двор усадьбы Акбашевых. Стенку обрыва густо обступили кусты облепихи. Отсюда по неприметной, заросшей сухой травой тропке и вводили конокрады лошадей в подвал. Перекрытием служили толстые дубовые бревна и полуметровый слой земли. Над подвалом и был поставлен сарай скорее для маскировки, чем как подсобное помещение. Дымоход начинался от перекрытия и, проходя через сарай, заканчивался под самой черепичной крышей. Длинный прочный частокол отгораживал все сооружение и другие хозяйственные постройки от обрыва, спускавшегося к реке.

Все это внесли в протокол.

–  Теперь пошли,– сказал Шукаев и, велев участковому вывести из подвала лошадей и бычка, приставил к люку деревянную лестницу.– Пожалуйста, вперед, господа хорошие,– зло скомандовал он.– Акбашев и... Бекан Кабалов, если не ошибаюсь?..

* * *

–  Надеюсь, вам известно, что дача ложных показаний влечет за собой тюремное заключение сроком до...

–  Знаем, начальник, обязательно знаем,– с готовностью ответил Кабалов.

Допрос Жунид вел в комнате председателя сельсовета. Уже стемнело, и на столе горела керосиновая лампа с надтреснутым стеклом. Она коптила, и Дараеву поминутно приходилось подкручивать фитиль.

Бекан Кабалов, тучный коротышка с круглым плутоватым лицом, щурился и подобострастно заглядывал в глаза Жуни-ду. Тот несколько минут молча рассматривал его, решая, как себя вести. Скорее всего Кабалов – только скупщик краденого. Значит, надо припугнуть.

–   Ну, так кем же вас считать, гражданин Кабалов,– не спуская с него глаз, сурово спросил Жунид,– скупщиком ворованных лошадей или помощником главаря банды Акбашева?

Бекан заколыхался на стуле, отрицательно тряся головой.

–  Нет, начальник, нет! Какой главарь банда! Зачем дело шьешь? Я покупал, я честный покупщик, больше никто!

–  Будете говорить без утайки?

–  Будем, обязательно будем!

–  Кому продали карабаира?

Бекан икнул и оторопело уставился на Шукаева. Потом справился с собой и залебезил:

–  Ой-ой! Крепкий начальник... Куда по следу пришел, куда далеко пришел...

–  Отвечайте на вопрос, Кабалов.

–  Паша-Гирей сказал увести коня из Абухабля.

–  Куда вы его дели?

–  В Баксан. Мухтару Бацеву променяли за одиннадцать лошадей.

–  Тоже краденых?

–  Не знаю, начальник. Спроси Мухтара,– глазки Кабалова воровато забегали.

–  Не увиливайте! Чьи лошади?

–  Кенже. С рудника.

–  Те, о которых я говорил, когда приехал из Нальчика! Помнишь? – воскликнул Дараев.

–  Видимо, это они. Кому же вы их перепродали, Кабалов?

–  Цыганам. Колхоз «Труд ромен». Где Минводы – там колхоз.

–   Опишите приметы карабаира. Скупщик снова оживился:

–  Царский конь. Ноги тонкие, длинные... шерсть, как бархат. Звезда на лоб... белый звезда. Грудь могучий...

–  С этим жеребцом были еще лошади. Где они?

–  Семь кобыл и три... жеребка. Тоже Баксан пошли.

–  Из Чохрака угнали восемь, Зухра разбилась,– значит, они,– шепнул Вадим.

– Они, они, черт побери! Не зря мы с тобой хлеб едим!

– А откуда лошади и бычок, которых вы уродовали в подвале? – спросил Бекана Дараев.

– Казачий колхоз... отсюда сорок верст будет,– неохотно ответил Кабалов и подался к столу.– Только не знаю, кто угнал, начальник. Никогда не знаю. Мое дело купи, деньги дай... а откуда конь – спрашивать нету, не надо..

–    Ладно. Хватит. Дай ему подписать протокол, Вадим. Но толстяк не умел расписываться. Пришлось читать протокол вслух, потом он припечатал бумагу собственным пальцем, деловито помазав его чернилами. Его увели.

... Акбашев держался надменно. На вид ему можно было дать лет сорок восемь, но, как выяснилось, ему недавно исполнилось сорок. Полукочевая, полная опасностей жизнь, частые кутежи, беспорядочные знакомства с женщинами рано состарили его крупное лицо с орлиным носом и наглыми красивыми глазами. Черные волосы серебрились на висках, резкие глубокие морщины перечертили лоб. Он носил усы, слегка обвисшие книзу, и остроконечную бородку. На щеке темнел шрам, напоминавший по форме клинописный значок с древней ассирийской таблички.