Текст книги "По следам Карабаира Кольцо старого шейха"

Автор книги: Рашид Кешоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 46 страниц)

Не надо бы Дзыбову произносить этой последней фразы. В глазах Асфара Унарокова вспыхнула ярость, и, уже не сдерживаясь, он рванул из кармана парабеллум.

–    Закройся, легавый пес! – заорал ротмистр.

Дзыбов понял, что игра проиграна. Но по-прежнему продолжал сипеть, словно не обратив внимания, как по знаку Тау, стараясь не шуметь, ретировались обе женщины и попятился к стене Агап Хохлов. Газиз взял кувшин с самогоном, неторопливо налил себе полный стакан и поднес к губам.

Стало совсем тихо. Слышно было только, как сопел и чмокал валявшийся на полу Мустафа Зизарахов.

Дзыбов не выпил налитого самогона. Он вдруг вскочил с места и, плеснув содержимое стакана в глаза Унарокову, швырнул другой рукой стул, на котором сидел, под ноги одноухому Тау. Но, бросившись к дверям, получил подножку от Буеверова...

Тот, кто случайно проходил в тот момент мимо закрытых ставен «Оленя», слышал, наверное, и шум, и выстрелы, и возгласы проклятий...

Газиз был вооружен ножом, на всякий случай позаимствованным у Хахана Зафесова. И это спасло ему жизнь. Закусочная была освещена изнутри одной яркой лампой, висевшей под потолком. Сваленный на пол Алексеем Буеверовым,

Газиз успел выхватить из-за голенища финку и метнуть ее в лампу, которая лопнула с оглушительным хлопком, осыпав осколками стекла разинувшего рот от удивления и испуга Феофана третьего. Парамон бросился к Дзыбову, но споткнувшись о ножку стула, растянулся во весь свой огромный рост

Ударив ногой в живот подскочившего Буеверова, который, громко завопив, плюхнулся мешком на пол, Газиз в момент очутился у двери и уже рванул ее, как вдруг вспыхнул свет фонаря, мелькнуло искаженное злобой лицо Тау и прогремел выстрел.

Тау стрелял почти в упор, но пуля только обожгла Газизу щеку. Боковым зрением он увидел в колеблющемся свете фонаря скорчившегося на стуле Асфара, протиравшего залитые самоюном глаза и, лягнув Тау ногой, выбросил свое тело на улицу. Тут и настиг Газиза предательский удар Буеверова. Нож вошел под правую лопатку Дзыбов инстинктивно дернулся, левой рукой схватился за ручку двери и, превозмогая боль, из последних сил с разкаху треснул тяжелой дубовой створкой по голове высунувшегося в дверной проем Буеверова.

За дверью раздались вопли Петровича и глухой звук упавшего грузного тела, загородившего выход.

Шатаясь, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, Дзыбов добежал до коновязи, обрезал перочинным ножом повод, которым был привязан вороной Карабах Унарокова, вскочил в седло и, обессиленный, повис на шее коня.

В это время открылась дверь «Оленя»

– Вот он! Стреляй, Асфар! – послышался крик Тау

Унароков выстрелил  но промазал.

Газиз очнулся и дал коню шенкеля. Карабах взял с места широким наметом и, распахнув ударом копыт неплотно закрытые ворота, понесся по темной улице станицы. Вслед впавшему в беспамятство Газизу еще ударили три выстрела, и донесся заливистый лай потревоженных станичных псов.

13. ПОСЛЕДНИЙ «РЕЙД» РОТМИСТРА УНАРОКОВА

В отсутствие Дараева Жунид не терял времени даром Еще раз самолично обыскал дом и двор Дзыбова, допросил его мать, молчаливую и запуганную старуху Повторный обыск ничего не дал, час, потраченный на допрос, тоже прошел впустую: мать Газиза бормотала, что она ничего не знает и что сын ее – лучший из сыновей во всей Адыгее.

В тот же вечер Шукаев разыскал бывшего табунщика чохракской конефермы Аскера Чича. Прежнее местожительство, аул Дейхаг, Аскер лет пять назад сменил на Насипхабль из-за своей давней неприязни к Хахану Зафесову, по милости которого отсидел несколько месяцев в тюрьме еще при царском режиме.

Жунид пробыл у табунщика довольно долго, расспрашивая его о житье и незаметно подводя разговор к людям и событиям, которые могли быть каким-либо образом связаны с интересующим его делом.

Чич сидел за небольшим столиком напротив Жунида (разумеется, было и угощение: ни один адыгеец не отпустит гостя, не выставив на стол всего, чем богат) и медленно говорил, изредка покрякивая и поглаживая свой массивный подбородок. При первой встрече лицо Чича показалось Жу-ниду туповатым.– сейчас это впечатление исчезло. Просто ум Аскера отличался некоторой неповоротливостью, мысль его долго тлела, прежде чем вспыхнуть и стать определенной для самого хозяина.

Аскер между прочим рассказал, что разговор с Шукае-вым в управлении он помнит. Не забыл, что обещал «помогать начальнику», и даже кое-что сделал. Вернувшись из Краснодара в Насипхабль, Чич взял отгул в колхозе, оседлал своего коня и несколько дней охотился в окрестных лесах, по всей чохракской низине, пытаясь хоть что-то узнать о похищенных лошадях и налетчиках. Он побывал на полевых стажах, в лесных сторожках, облазил все овраги и балки, но ничего подозрительного не увидел.

Жунид поблагодарил и хотел уже распроститься, но хозяин стал просить остаться еще ненадолго и выслушать его. Жунид украдкой поглядел на часы – время было возвратиться Вадиму – но не подал виду, что торопится, и приготовился слушать. Чич, отхлебнув бузы из резной деревянной чаши, неторопливо стал говорить.

То, что он рассказал, поначалу никак не заинтересовало Шукаева, и вспомнил он об этом разговоре только на другой День. Оказалось, что на птицеферме, довольно большой и Доходной, расположенной на берегу Чохрака, вдруг стали все чаще и чаще обнаруживать пропажу птиц. Гуси и утки пропадали почти ежедневно. В день от пяти до десяти штук. Был сам Туков с помощниками, но исчезновение птиц так и осталось загадкой.

Жунид вежливо пообещал, что займется этим только в том случае, если выкроит время, и, попрощавшись, ушел в отделение.

... Дараев вернулся во втором часу ночи злой и расстроенный.

–  Не вешай носа,– добродушно заметан Жунид, выслушав его рассказ.– С кем не бывает. А Газиз прошел Крым, Рим и медные трубы. Хитер, проклятый... Кстати, Алехин как следует поводил ищейку вокруг дома Зафесова?

–  Битый час мы толклись там. Прочесали все вокруг метров на двести. Ничего похожего на следы... Такое впечатление, что он действительно ускакал на лошади. Но лошади у Хахана не было... это я точно выяснил..

Шукаев задумался. Они лежали рядом на двух деревянных раскладушках. Жунид потянулся к выключателю и потушил свет...

– Давай спать: утром решим, что дальше...

Дараев начал уже было посапывать, когда Жунид вдруг растолкал его.

–  Ну? Чего ты?..

–  Во что был обут Хахан?

–  Шерстяные чулки... а обувки на нем не было... Я же тебе говорил: мы застали его в одном белье..

–   Во время обыска в доме ты видел где-нибудь сапоги? Вадим недоуменно хмыкнул.

–  Я ж не сапоги искал. Вообще-то дом и двор осматривал Коблев, пока я допрашивал Хахана. Но потом я и сам походил по хате... Подожди-ка!..– Он приподнялся на постели, пораженный неожиданной мыслью.

–  Что?

–  Сапог я, и правда, не видел!..

Жунид тихонько засмеялся.

–  Неужели ты думаешь?!.

–  Вот именно! Иначе – почему Джеке не взял след? Газиз надел сапоги или, может быть, ичиги Зафесова, а свою обувь захватил с собой...

–  Какой же я идиот! – в сердцах сказал Вадим Акимович и пошарил рукой в изголовье, разыскивая папиросы и спички.

–  Старый трюк,– сонно пробормотал Жунид.– Да ты не горюй – с каждым может случиться..

Среди ночи Дараев проснулся от неясного шума во дворе. Вскочив, он включил свет и прислушался. Храп лошади, голос часового из КПЗ...

–   Вставай,– разбудил Вадим товарища.– Что-то стряслось.

В одном белье они подскочили к окну. Во дворе, освещенном единственным тусклым фонарем, охранник снимал с горячившегося коня чье-то безжизненное тело.

Наскоро одевшись, Вадим и Жунид выбежали во двор. Часовой уже тащил неизвестного на спине к дверям отделения.

–   Ранен,– тяжело дыша, сказал охранник.– Конь влетел, как бешеный, забор сломал...

Шукаев присветил фонариком.

–   Дзыбов!? Быстро его – в приемную, на диван! Вадим, беги за фельдшером.

.. Глаза Газиза были закрыты. Дышал он трудно, прерывисто. Его положили на живот – рана оказалась на спине, под правой лопаткой. К приходу фельдшера Шукаев разрезал на раненом гимнастерку, обнажил рану и, повернув Дзыбову голову, влил ему в рот несколько капель спирта, который всегда возил с собой на всякий случай.

–   Я запомню... запомню это... пахан,– чуть слышно прошептал Газиз. Он потерял много крови: гимнастерку на правом боку и пояс брюк заволокло темно-бурым пятном.

Фельдшер суетливо и не очень умело обрабатывал рану, Жунид и Вадим помогали ему перевязывать.

–   Мне кажется, это не очень опасно?.. Если бы, конечно, не потеря крови:..– сказал Жунид, вопросительно глядя на фельдшера.

Тот покачал головой.

– Удар был силен. Проникающее ранение. Возможно, задето легкое. Слышите, как дышит?.. Его нужно в больницу, в город, а везти рискованно...

– Сейчас вызовем врача сюда... Я позвоню в управление, Дыбагову... Этого человека во что бы то ни стало нужно спасти...

Фельдшер неопределенно покачал головой.

... Врач приехал на полуторке в пятом часу утра. Газиза к тому времени перенесли на руках в сельскую амбулаторию.

Пока шла операция, Жунид и Вадим (они так и не ложились больше) сидели в небольшой приемной амбулатории и вполголоса разговаривали.

– Что же все-таки могло произойти? – спросил Дараев.– Кто пырнул Газиза?.. Может, свои же?..

– Только свои,– убежденно ответил Жунид.– Я ничего не могу утверждать наверное, но он, очевидно, с кем-то встретился, пил... врач же сказал, что от него за версту самогоном несет... там и произошла ссора...

– А если он умрет?

– Перестань, Вадим, ради Бога! – взмолился Жунид.– Терпеть не могу всяких «если». Ждать будем.

Вышел врач, сдернул марлевую маску с лица.

– Очень плох. Ручаться ни за что не могу. Потеря крови огромная.

– Доктор, он в сознании? – спросил Жунид.

– Сейчас нет, но скоро, думаю, придет в себя. Вам, конечно, не терпится его допросить?

– Хотя бы два-три вопроса...

– Но не больше,– предупредил врач, уходя.– Сейчас его перенесут... Я сделал ему укол. Он сможет-говорить. Но не утомляйте его.

... Заострившееся зеленовато-желтое лицо Газиза Дзыбова было покрыто капельками пота. Санитарка вытерла ему лоб полотенцем. Он открыл глаза.

– Шукаева,– едва различил Жунид его шепот.

– Я здесь.

– Я скажу теперь... слышите?.. Я для этого и скакал сюда. Я им этого не прощу... Тогда в Чохраке из наших был Асфар Унароков... ротмистр... шкура. Еще – Тау. Одноухий... Бывший байский наездник... Настоящее имя – Рахман Бек-баев... из-под Моздока,..

Жунид, не перебивая, записывал.

– Тау дважды судим... недавно бежал из тюрьмы сюда, на Кубань... и стал правой рукой пахана...

– Кто пахан?

– Асфар...

– Где они?

– Их сейчас нужно искать в Ореховой балке... там – берлога...

– Кто убил Лоова и где лошади, где карабаир?

– Старика ударил Асфар... а где лошади – я не знаю... их сразу угнали адиюхцы...

– Кто вас ранил и где?..

– Они не поверили мне... Это Буй...

– Ну?..

Но силы Дзыбова иссякли, и он, закрыв глаза, обесси-ленно уронил голову набок. Санитарка сделала им знак удалиться.

–  Который час? – спросил Жунид у Вадима, выходя из палаты.

–  Пять утра.

–  Срочно приведи Аскера. Надо искать Ореховую балку. Пока они не ушли с Кубани совсем...

* * *

Через два часа Жунид, Дараев, Махмуд Коблев и Аскер Чич уже скакали по направлению к Ореховой балке. По словам табунщика, рысью туда можно было добраться часа за три.

Пока собирались, Вадим кое-что разузнал об Асфаре Унарокове. В прошлом Унароков служил в белой армии и был одним из самых активных организаторов грабежей на Украине. Многих его сообщников арестовали, а Асфару с частью его шайки удалось скрыться, чтобы снова осесть на прику-банской равнине.

О Рахмане Бекбаеве, по кличке Тау, в Насипхабльском отделении милиции не имелось никаких сведений, и Шукаев попросил Тукова запросить о нем область.

Больше всего Жунида беспокоила сейчас мысль о том, что грабители могут исчезнуть. Рассуждая логично, можно было предположить (основываясь на признании Газиза), что последний после побега из КПЗ встретился где-то со своими сообщниками, которые отнеслись к нему без доверия. О том, что произошло дальше, можно было только гадать, но ясно, что дело кончилось потасовкой и ранением Дзыбова. Каким-то образом он все-таки вырвался и выдал всех уже из мести. Сказал он, конечно, далеко не все. И неизвестно, сможет ли,сказать остальное...

В Ореховую балку они выехали под видом обыкновенных охотников, чтобы не привлекать внимания.

Было холодно. Сверху начал сыпать мокрый снег. Крупные лохматые хлопья его, медленно и ровно опускаясь на землю, на разгоряченные спины лошадей, тотчас же таяли.

Над густым лиственным лесом стояла сонная тишина, только шуршали остатки листьев, осыпаясь вместе со снегом на влажную почву.

Въехали в лес. Жунид подал знак спешиться. Лошадей повели на поводу.

Брался легкий морозец. Стволы и еще недавно мокрые ветви покрылись матовой сединой изморози

Добирались до Ореховой балки гораздо дольше, чем предполагал Аскер Чич. Часов пять. И люди, и кони порядком устали, но Шукаев решил сделать остановку только по прибытии на место

–   Вот она... балка,– остановился шедший впереди табунщик.

Спустились. Балка была небольшая, изогнутая, наподобие бумеранга. Края ее так густо поросли деревьями, что стволы их образовали естественную стенку и надежно защищали спуск в овраг от любопытных глаз. Чич сказал, что во время своих недавних скитаний не догадался заглянуть сюда, хотя и знал о существовании Ореховой балки. Называлась она так потому, что поросла внизу кустарниками фундука.

В центре оврага, под сенью двух огромных чинаровых деревьев, стоял полуразваленный шалаш из толстых веток, крытый сеном. Собственно, сено было почти целиком сорвано с кровли и грудами валялось на земле. Перед шалашом – в вырытой яме – очаг, обложенный камнями, и закопченная тренога для котла.

Шукаев попросил Аскера разжечь костер и сообразить что-нибудь насчет обеда, а сам с Вадимом начал внимательный обзор «берлоги», как назвал это пристанище конокрадов Газиз Дзыбов.

Шалаш был внушительных размеров. При желании в нем могло поместиться на ночлег человек двенадцать-пятнадцать. Возле задней стенки в поперечных и продольных брусьях, очищенных от коры топором, торчали многочисленные гвозди,– очевидно, для одежды, упряжи и снаряжения.

В трех шагах от шалаша валялось с десяток птичьих шкурок вместе с пухом и перьями.

Жунид все внимательно осмотрел. Сфотографировал.

–  Что это? – спросил Вадим, ворохнув носком сапога птичьи останки.

–  Так разделывают птицу только конокрады,– сказал Жунид,– и только на Кавказе и в некоторых азиатских странах.

–  Как это?

–  Сначала пропаривают дичь в горячей воде     потом вынимают из котла и сильно встряхивают  В руках остается птичья тушка, а шкурка с перьями отлетает  Потом жарят на палочках держат над огнем.. Мясо получается очень нежным и ароматным..

–   Хитро,– сказал Вадим и предложил: – Обойдем шалаш вокруг: там, по-моему, следы остались.

Пока Аскер Чич варил на костре баранину, Жунид, Вадим и Коблев обшарили всю балку.

Мороз усиливался. Похоже было, что зима в этом году будет ранняя. Промокшие листья, скрутившись в трубку, заиндевели и потрескивали под ногами. Пошла редкая колючая крупа. Между стволов засвистел порывистый ветер. Нужно было торопиться, пока все вокруг не замело белой порошей.

Наконец, у выхода из оврага, на глинистом откосе, Жунид и Вадим нашли след от колеса брички и несколько отпечатков копыт. Измерив и осмотрев их, они пришли к выводу, что повозка – с чохракской конефермы. Однако среди конских следов не было уже знакомого им «башмака».

«Где могут быть угнанные лошади?» – думал Жунид, возвращаясь к костру.– И кто такие адиюхцы?» По дороге он срубил молодой ясень с рогачом на конце и, обтесав его, соорудил подобие вил, которыми начал ковырять груды сена, сорванного с крыши шалаша. Делал он это больше для порядка, не надеясь уже ничего найти. И вдруг... по заледеневшей земле покатились три катушки белых ниток, привязанных к кукурузным кочанам. Шукаев бросил свои импровизированные вилы и нацелился фотоаппаратом на находку.

–   Вадим! Дараева не было.

Сухо треснул в холодном воздухе пистолетный выстрел. Где-то неподалеку. Шукаев бросился в том направлении.

... Вадим стоял возле старой дикой яблони. На разветвлении ствола чернело расчищенное от веток и лесной трухи отверстие дупла.

–  Кажется, я нашел кое-что интересное! – возбужденно сказал Вадим.– Берданка и...

–  Ты из-за этого стрелял?

–  Ну да! Кричать – ты бы не услышал...

–  Бить тебя некому,– буркнул Шукаев, подходя к дуплу.– Я уж думал – случилось с тобой что... И больше без нужды не стреляй! Понял?!

–  Понял,– тихо сказал Дараев. Тон Жунида был довольно свирепым, но от Вадима не укрылось, что тот не на шутку за него испугался.– Но ты посмотри.,.

Смотреть было на что. В дупле лежало ружье, пустой патронташ к нему и аркан, сплетенный из конского волоса.

–  Может, не трогать сейчас все это,– спросил Вадим, рассматривая аркан,– а выставить засаду?..

–  Зря время потеряем. Они сюда не вернутся. Ты же видел: шалаш разворочен, уходили в спешке... Предполагали, что мы явимся. А о дупле забыли...

–  Позвать Аскера?

–  Давай!..

Табунщик, подойдя, повертел берданку в руках.

–  Мой ружье,– уверенно сказал он.– И номер...

–  СВ 016796,– прочел Дараев и заглянул в блокнот.– Точно. А аркан?..

–  Тоже наш... тогда пропал, когда Каро угнали...

–  Почему же аркан не значится в списке вещей, пропавших с конефермы? – спросил Жунид.

–  Сразу не обнаружили... Когда я сдавал ферму, тогда и узнали, что он пропал.

–   Что он сказал? – спросил Дараев. Жунид перевел.

–   Можно немного обедать,– предложил Чич по-русски.– Мясо готово.

*  *  *

Дальше пошли по следам копыт. Круглые ямки следов медленно, но верно засыпало белыми шариками крупы. В лесу было сумрачно, несмотря на то, что время едва перевалило за полдень.

–   Километра три отсюда – лесхоз,– сказал Чич Шукаеву.– Там – сторожа. И сено для лошадей найдется. Лесника я знаю давно – добрый старик.

Чич, как всегда, обращался к Жуниду по-адыгейски. Русский язык он знал плохо и говорил с таким невообразимым акцентом, что временами его невозможно было понять.

Ветер усиливался. Вверху, среди голых обледеневших ветвей, гудело и свистело. В двух шагах ничего не было слышно, и им приходилось кричать, напрягая голос. Изредка по гущине леса разносился сухой треск обломленных ветром сучьев, покрывавший все остальные звуки. Крупа хлестала в лицо, забиралась за воротник, слепила глаза. Отыскивать в такой крутоверти какие-либо следы нечего было и думать. Посовещавшись, Жунид и Вадим решили положиться на Аскера.

–   Веди к сторожке,– сказал Шукаев.

... Часа через два, облепленные снегом, замерзшие и усталые, они добрались, наконец, до бревенчатого домика, затерявшегося в густой чаще. Сбоку к избушке был пристроен небольшой навес с тремя досчатыми стенками. Под ним – сено. Лошадей привязали к стойлам.

Внутри сторожки никого не оказалось. В очаге еще не остыл жар, и табунщик быстро вздул огонек, подбросив сухих дров.

– Где же твой приятель? – спросил Вадим.

– Лесом пошел, наверно... обходом пошел...

– Рано завертелось,– сказал Жунид, выглядывая в низенькое слепое окошко.– Если так и дальше пойдет,– околеем мы с тобой в плащиках..

– Возьмем у Тукова кожухи.

– Как зовут лесника? – спросил Жунид Аскера, садясь на деревянную лавку у очага.

– Кербеч.

В углу сторожки стоял топчан, а рядом были довольно просторные нары для заезжих охотников, застеленные сеном и попонами. Близился вечер. Решили немного перекусить и лечь спать, не дожидаясь хозяина.

– Придется дежурить,– решил Жунид, прислушиваясь к вою ветра.– Нападения бандитов едва ли следует ожидать, но коней наших угнать в такую заваруху могут.

– Я пойду первым,– вызвался Коблев и покраснел.– Можно?

– Давай,– улыбнулся Шукаев.– Только возьми чепрак с нар, а то замерзнешь. Через три часа разбудишь меня или Вадима.

Жуниду все больше и больше нравился Махмуд. Молчаливый, выдержанный, за весь день и двух слов попусту не сказал. На такого можно положиться.

* * *

Кербеч явился под утро. Привез дрова на подводе.

Внешность и манеры его напомнили Шукаеву тургеневского Бирюка. Крупная кудлатая голова, густые насупленные брови, усы, слегка свисающие вниз, седые и чуть желтоватые по краям от табака: лесник не вынимал изо рта самокрутки. Попробовав его самосада, Жунид поперхнулся и долго потом тер кулаком слезящиеся глаза.

–   Ну и зелье у тебя, отец,– сказал он, отдышавшись. Кербеч удовлетворенно кивнул. Скинул свой дубленый полушубок, аккуратно расправил и повесил на гвоздь. Спокойные серые глаза его внимательно осматривали гостей.

Жунид колебался недолго – очень уж располагающим было лицо Кербеча – и коротко рассказал, кто они такие и зачем приехали.

Лесник поковырял шомполом остывшую золу в очаге.

–  Что сказать?.. Людей чужих в нашем лесу много бывает.

–  Если знаешь, скажи, Кербеч,– попросил Чич.– Это мои друзья.

Старик помедлил, сворачивая очередную цигарку:

–   Может, не то скажу,– начал он, наконец.– Но другого не знаю... Вчера это было...

Кербеч говорил неторопливо, степенно, с паузами во время очередных затяжек. Его не перебивали.

  

... Накануне их приезда в сторожку Кербеч отправился днем в аул, к знакомому леснику с другого участка, чтобы попросить денег взаймы – новую двустволку хотел купить. Обратно возвращался часа в два и без денег: лесника не застал дома. И хорршо, что так вышло. Пропали бы деньги ни за что. Кербеч перевалил уже чинаровую балку, что лежит в полуверсте от сторожки, как вдруг подозрительного вида мужчина преградил ему дорогу и потребовал вывернуть карманы. За кустами лежал проселок: оттуда донесся скрип брички и чей-то голос: «Оставь старика в покое, Тау!»

Незнакомец повернулся на голос, и Кербеч увидел, что у него «попорчено» левое ухо. «Ладно, пахан»,– сказал человек, которого назвали «Тау», и, швырнув на землю ружье, отобранное у Кербеча, скрылся в кустах.

Шукаев достал карту района.

–   Вот здесь, отец,– сказал он.– Здесь сторожка... Это – Насипхабль. В каком, примерно, направлении нужно идти, чтобы попасть на то место, где вас обыскал Тау?..

Лесник покачал головой.

– Убери бумажку, начальник. Я провожу, если надо. А по бумажке не понимаю.

– Я эти места тоже немного знаю,– вставил Махмуд.– Да и Аскер...

– Тогда – завтракаем – и в путь...

Вчерашней непогоды как не бывало. Словно зиме вздумалось проникнуть сюда, в эти леса, на разведку, нашуметь и внезапно исчезнуть. Сквозь разлапые ветви коренастых вязов и стройные стволы молодых дубков пробивалось желтое солнце, растапливая на лесных прогалинах, на пятачках старых пней, неплотный слой смерзшегося за ночь снега.

Было еще прохладно, может, даже и ниже нуля, но день обещал быть ясным и теплым. Можно было надеяться разыскать следы обоза Асфара Унарокова. А в том, что Тау сопровождал именно ротмистра и других членов шайки, перебиравшихся на другое место, у Жунида не было сомнений.

Балку, на краю которой Тау остановил Кербеча, они пересекли верхами. Дорога, тянувшаяся за ореховым кустарником, почти оттаяла, и на ней хорошо были видны отпечатки колес и копыт.

Дараев и Коблев спешились, осмотрели их. Чич тоже слез с лошади.

–  Наша бричка,– заключил он, разглядывая колею.

–  Ну что ж, спасибо, Кербеч,– сказал Жунид, протягивая леснику руку.– Возвращайтесь. Дальше мы поедем одни. И не говорите никому, что видели нас.

Кербеч кивнул и, попрощавшись со всеми, повернул коня. Сидел он в седле твердо и прямо.

–  Что может означать это слово? – задумчиво проговорил Жунид, когда они отъехали: – Буй.

–  Какой Буй? – удивился Дараев.

–  Газиз Дзыбов не договорил... помнишь, я спрашивал, кто его ранил? Он ответил: «Они не поверили мне.,   это Буй...» И все.

–  Я как-то не обратил внимания,– смутился Вадим.– А может, кто-нибудь из них знает? Аскер! Махмуд!..

Но ни тот, ни другой не могли вспомнить человека, чье имя или фамилия начинались бы со слога «Буй»...

Жунид опять замолчал. Ушел в себя. Дараев не мешал. Он уже знал это обыкновение своего друга. Бывало так, что какая-то назойливая подспудная мысль не давала покоя Шукаеву. В такие дни или часы он ходил, говорил, делал все, что полагалось, но мозг его напряженно работал, решая за-дачу, занозой сидевшую в голове. Иногда размышления его вдруг прорывались наружу неожиданным для окружающих действием или вопросом, никак, казалось, не связанным с тем, что происходит сейчас.

Волновало его и другое в словах Дзыбова. Что это за адиюхцы, угнавшие лошадей? Значит, помимо Асфара, Тау и, возможно, самого Газиза, на конеферме в Чохраке побывал в ту ночь еще кто-то?.

Дорога вывела к реке. Лаба в этом месте была широкой и мелкой. На берегу уныло торчали над водой кривые голые грабы и несколько диких груш.

–   Смотрите, смотрите! – вскрикнул Коблев, показывая на противоположный берег.

На небольшой открытой поляне с той стороны реки стояла двуколка. Лошадь темной масти пожевывала корм из мешка, привязанного к ее морде. Вожжи лежали на передке, а возница деловито занимался странным делом: из ящика, привязанного к повозке сзади, вытаскивал птиц – уток или гусей – и, методически сворачивая им шеи, бросал опять в ящик.

От того места, где они остановились, до одинокого возницы было не более трехсот метров, так что удрать он не мог при всем желании – разве что бросил бы бричку. Подъехать к нему скрытно – невозможно. Жунид скомандовал:

–   Вперед! Рысью!

Кавалькада всадников помчалась по мелкой воде. Дно Лабы здесь было сравнительно ровным, и лошади шли красивым аллюром, слегка приподнимая морды от разлетавшихся веером брызг

Неизвестный сидел спиной к реке и обернулся как раз в тот момент, когда лошадь Дараева (он скакал первым) выбралась на берег Бросив очередную утку в ящик и захлопнув крышку, ездовой схватил кнут и хлестнул коня. Бричка дернулась и затарахтела по лесной дороге. От сильного толчка привязанный к задку деревянный ящик оторвался и шлепнулся на камень, развалившись надвое.

–   Махмуд, займитесь птицами! – крикнул Шукаев, догоняя Вадима.

Проселок повернул влево

–  Не уйдешь! – пробормотал Вадим, хлестнув коня нагайкой.

–  Стой! Буду стрелять! – крикнул Шукаев, доставая пистолет.

Бричка ткнулась передним колесом в дерево, росшее у края дороги, и остановилась.

–  Кто вы? И откуда у вас птица? – строго спросил Дараев.

–  Хохлов Агап Кондратьевич,– забормотал задержанный. Длинный, нескладный, он стоял перед следователями и нервно теребил вожжи.

–  Где работаете?

–  Почтальон я... Подъехал Аскер Чич

–  Товарищ начальник,– изумленно сказал он, оглядывая двуколку.– Так это же наша! С конефермы!.. Вот, на правом колесе обод сшит... И мерин наш, кривой...

–  Вы не ошибаетесь, Аскер? – спросил Жунид.– Посмотрите внимательнее.

–  Зачем внимательней! Я знаю свой лошадь! Глаз плохой? Плохой! Шерсть черный? Черный! Чего еще! – по-русски сказал Чич.

В этот момент табунщик обратил внимание на Агапа Хохлова, который упорно старался повернуться к нему спиной.

–  Э! Э! Постой! Зачем лицо прячешь, Агап? Зачем наша подвода забирал?

–  Вы знаете его, Аскер? – вмешался Шукаев.

–  А как же? Кто не знает Агап? Он почту носит, письмо, газеты...

–  Ну, вот что, Вадим,– искоса глянув на побледневшего Хохлова, сказал Шукаев,– вези его в Краснодар. Прямо в угро.

–  Нет, пожалуйста... не надо, гражданин начальник,– умоляющим тоном забормотал почтальон.– Все скажу..

–  Веди протокол, Вадим,– сказал Жунид.– Допросим его на месте. Возвращаться в Насипхабль некогда...

Агап Хохлов рассказал многое. Видимо, ему можно было верить. Преступный стаж долговязого почтаря исчислялся слишком небольшим сроком: всего полгода. Вовлек Хохлова в аферы с птицей и другие дела шайки не кто иной, как Алексей Петрович Буеверов, ставший мужем пересидевшей в девках сестры Агапа Ларисы.

Буеверов был старым опытным волком. .Сначала Агап вместе с почтой развозил по просьбе шурина разного рода свертки, не зная, каково их содержимое, и якобы «спасая» новоиспеченного родственника от почтовых расходов. Жил Агап не густо, и бесплатные обеды, а иногда и ужины в «Олене», которыми потчевал его Алексей Петрович, пришлись весьма кстати.

Дальше – больше. Однажды Буеверов попросил Агапа отвезти в соседний аул по указанному адресу объемистый тюк. Потом – еще. Поручения стали касаться цыганского табора, с которым кочевал поблизости забубённый гуляка и жуир Феофан третий.

Должность Агапа, обслуживающего несколько станиц и аулов в районе, была как нельзя более удобной для Буеверо-ва, ведущего свои дела на широкую ногу.

Агап приоделся и уже подумывал начинать в Гаевской по.стройку небольшого домика. Отпала бы необходимость платить за квартиру, да и пора уже было ему в его тридцать три года подумать о собственном хозяйстве.

Словом, Агап Хохлов завяз. По натуре не был он ни отважным, ни «рисковым», как его шурин, и неотступные мыслишки о неизбежной расплате частенько посещали его по ночам. Однако остановить ловко запущенное колесо Агап не умел, да и не решился бы это сделать.

Хохлов чистосердечно рассказал о связях своего шурина. Сам он познакомился с людьми ротмистра Асфара Уна-рокова и с ним самим совсем недавно, приблизительно месяц назад. Петрович решил, что тихоня Агап засел в его болоте по самые уши и опасаться его больше нечего.

Коротко показания Агапа в записной книжке Шукаева выглядели примерно так:

«Агап Кондратьевич Хохлов Рождения 1900 года. Почтальон Насипхабльского почтов отделения. Место жительства – ст Гаевская.

Сестра Лариса (в девич.– Хохлова).

Ее муж – Алексей Петрович Буеверов. Зав. закусочной «Олень» гаевского станпо Перекупщик краденого. Возможны и другие махинации, не известные Хохлову

Ротмистр Асфар Унароков Черноволос, смугл, лицо маленькое Усики. Порывист, вспыльчив. Кличка «пахан» Бывший деникинец.

Его сообщники: Газиз Дзыбов. Присутствовал несколько дней назад на пьянке в «Олене» (были: Асфар, Тау, Феофан третий, Буеверов, Хохлов, Зизарахов, Будулаев, Лариса и цыганка Рита). Во время стычки Газиза ранил ножом Буеверов.

Тау – рецидивист. Наст, имя – Рахман Бекбаев.

Мустафа Зизарахов – профессиональный картежник и пьядаца. Посвящен не во все дела шайки. Ему не всегда доверяют  Болтлив. Друг Дзыбова.

Феофан третий – цыганский вожак, связанный с шайкой Асфара. В конокрадческ. налетах не участвует. В сбыте лошадей – определенно. Парамон Будулаев – его правая рука.

Рита – таборная певица и танцовщица. Подруга Феофана.

О налете на конеферму «Зари» Хохлову неизвестно Двуколку Тау продал Буеверову

Затея с птицами – тоже Буеверов. Варварский способ ловли