Текст книги "По следам Карабаира Кольцо старого шейха"

Автор книги: Рашид Кешоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц)

14. ЗУЛЕТА ОСТАЕТСЯ ОДНА

Со своим положением «соломенной вдовы» Зулета быстро освоилась. Краснодар тридцать пятого года, конечно, нельзя было причислить к городам, таящим в себе слишком много соблазнов для молодой легкомысленной женщины, которая видит вечно занятого мужа урывками. Однако Зулета'с помощью разбитной и энергичной Назиади все же находила достаточно способов для развлечений.

Назиади Цимбалюк, называвшая себя в кругу друзей племянницей начальника угрозыска Ивасьяна (а как было на самом деле – Бог знает), принадлежала к числу тех женщин, о которых не скажешь, что они сверх меры обременены какими-либо принципами. Чернобровая, с матово-бледным цветом лица, она слегка красилась, со вкусом одевалась и великолепно знала о своей неотразимости. Она привыкла быть душой общества и уже через неделю после знакомства с Зулетой покорила ее беспредельно.

Назиади была замужем, но обстоятельство это представлялось ей, судя по всему, настолько второстепенным, что о муже ее между подругами речи никогда не заходило. Словно бы его не существовало вовсе. Зулета его ни разу не видела, хотя знала, что он директор какого-то захудалого заводишки на окраине Краснодара, производящего не то проволоку, не то гвозди.

Круг родственников и приятелей Назиади был весьма широк. Среди них главные роли играли финагент Борис Фан-дыров, жена Ивасьяна Клавдия Дорофеевна, экспедитор обл-потребсоюза Шагбан Сапиев, зубной врач Антонина Михайловна Воробьева, сам Ивасьян и еще несколько менее заметных лиц.

Об отношениях Назиади с Борисом Зулета догадалась бы, будь она посообразительнее. Взгляды, которыми Борис и Назиади обменивались при ней, трудно было не уловить. Но Зулета ничего не замечала еще и по той причине, что Борис и ей выказывал явные знаки внимания. Обыкновенно они выражались в игривых полунамеках, излишне долгом пожатии пухленькой ручки Зулеты, когда Борису удавалось завладеть ею, легком прикосновении ноги под столом, если они сидели в гостях рядом, и так далее. Иногда же «авансы» Бориса приобретали более вещественную форму И тогда Зулета ломала голову, как объяснить Жуниду происхождение нового браслета или какой-нибудь безделушки. Соображения о том., что за подарки Борис вправе ожидать от нее компенсации, сначала не приходили ей на ум, а потом не слишком-то испугали ее. Напротив, Зулета стала гораздо чаще думать о Борисе, оставаясь одна, и досадовала на его излишнюю скромность и нерешительность (как она полагала).

Знать же о подлинных взаимоотношениях своих друзей она не могла, так как не имела никакого понятия о запутанной и сложной системе вовсе не безобидных связей, удерживавших до поры до времени в относительном равновесии таких совершенно, казалось бы, разных людей, как Назиади, Ивасьян, Шагбан Сапиев, Воробьева и другие, о которых она знала лишь понаслышке. Бывало, ее знакомили с кем-либо, хотя бы с благообразным и стеснительным мужем Антонины Михайловны, который приезжал к жене из Новороссийска, как говорят, раз в год по обещанию, или с Муталибом Акба-шевым (его еще называли Пашой-Гиреем), или еще с кем-то, но Зулета не запоминала лиц и имен, не имевших непосредственного отношения к ее сегодняшним интересам.

Иногда приезжал из Нальчика ее беспардонный и нахальный братец Зубер Нахов. Изредка привозил разные безделицы, но больше сам побирался, выклянчивая у нее взаймы на пол-литра. Она его не привечала, зная, что Зубер не из тех, кто умеет платить долги, Кроме того, Зулета не хотела иметь никаких неприятностей, а Зубер, как она подозревала, и после своего освобождения из тюрьмы, куда он в свое время попал за кражу, по-прежнему был не в ладах с законом.

Несмотря на свою беспечность и неразборчивость в знакомствах, Зулета твердо усвоила одну непреложную для нее истину: закон – категория незыблемая и преступать его не следует. Возможно, здесь сыграла роль ее совместная жизнь с Жунидом, немало рассказывавшим ей прежде о своей работе. Из тех историй, которые она слышала от него, становилось очевидным, что пословица «Сколько веревочке ни виться, а конец будет»,– основана на жизненном опыте Все те, кого приходилось преследовать или разыскивать Жуниду, рано или поздно оказывались на скамье подсудимых.

Последнее время (до нашумевшего в городе ареста Ивась-яна) Зулета, бросив занятия в медучилище, с особым удовольствием предавалась веселью, которое охотно устраивали для нее (да и для себя) Назиади и Борис.

Они бывали у Воробьевых. Тихонький домик в «медвежьем углу» Краснодара как нельзя более подходил для этой цели. Общество собиралось разное. Являлись неизвестные Зулете девицы, напропалую кокетничавшие с Пашой-Гиреем и Воробьевым, раза два был Шагбан Сапиев с Клавдией Дорофеевной.

Зулета брала с собой кабардинскую гармошку – пшину (она недурно наигрывала танцевальные мелодии), и в домишке стоял дым коромыслом.

Стал гораздо настойчивее и Борис. Случалось, Назиади отсутствовала, и вся галантность его доставалась на долю Зулеты. В один из таких вечеров, когда компания истребила изрядное количество спиртного, неизвестно какими путями добываемого в то трудное время, Борис предложил игру в «бутылочку».

Будь это год назад, Зулета возмутилась бы и ушла, но теперь... Теперь она только деланно хохотнула в ответ, и «бутылочка» завертелась. Играли Шагбан, Антонина Михайловна, две «приятельницы» Паши-Гирея и еще какие-то гости.

Зулете Борис весь вечер подливал в вино коньяку. Комната, освещенная одной единственной неяркой лампочкой под шелковым абажуром, колыхалась в ее глазах, как фантастический корабль.

Взрывы хохота, крутящаяся на полу зеленовато-черная бутылка из-под вина, белые зубы Бориса, который целовал ее прямо в губы, не обращая внимания на правила игры, чей-то жиденький тенорок, фальшиво тянувший: «Эх, загулял, загулял парень ма-а-ладой, эх, ма-ла-а-дой!..» – все смешалось в ее сознании в калейдоскоп звуков, вспышек света и всплесков музыки.

Потом и лица заволокло сплошным туманом. Зулету куда-то отнесли, кто-то ее раздевал, укладывал в постель.

... Утром она проснулась с головной болью. Пошевелилась и вздрогнула: рядом лежал Фандыров. Он храпел, открыв рот. На полу и на стульях валялась одежда. Это была одна из комнат в доме Воробьевых.

Когда Борис проснулся, начались слезы и сетования, она Даже довольно хлестко съездила Борису по физиономии. Он прикинулся виноватым, клялся, что потерял голову от любви, просил прощения..

Кончилось тем, что вечером они опять были вместе. На этот раз у Зулеты.

* *  *

После отъезда Ивасьяна в Тахтамукай, где он должен был «расследовать» дело о похищении, Клавдия Дорофеевна не сидела сложа руки.

Плохое настроение мужа перед отъездом, его намеки на неприятности по службе она, не раздумывая, отнесла на счет Жунида Шукаева, который своими «интригами» подорвал авторитет Тиграна Вартановича в угрозыске.

Как-то при встрече с женой Дыбагова Клавдия Дорофеевна нашептала ей целый короб неизвестно откуда почерпнутых сведений о том, что Шукаев груб и жесток в обращении с супругой, что он – законченный деспот и, без сомнения, имеет «утешение» на стороне. Распростилась она с женой начальника управления в полной уверенности, что все ею сказанное непременно дойдет до ушей Дыбагова.

На Зулету Клавдия Дорофеевна повела атаку совсем с другой стороны. Она хорошо знала, что Борис Фандыров – любовник Назиади и что он не нравится Тиграну Вартанови-чу Этого было достаточно, чтобы в голове Клавдии Дорофе-евны окончательно созрел план кампании, который она вынашивала давно.

Нужно свести Зулету и Бориса. Таким образом удастся излечить Назиади от привязанности, могущей ее скомпрометировать, посеять разлад в семье Жунида, а дальше, если повести дело умеючи, в угрозыске встанет вопрос о моральном разложении супругов Шукаевых. От такого удара Жунид едва ли скоро оправится.

Не знала, правда, Клавдия Дорофеевна, начиная действовать, какую роль играет Борис в закулисных связях ее собственного мужа.

Не подозревала она также, что еще одна женщина добивается для Бориса благосклонности Зулеты. Не случайно Антонина Михайловна Воробьева тратилась на дорогостоящие вечеринки, приглашая на них молодежь. В расчеты Воробьевой (и Ивасьяна, по чьему совету она поступала так) входило, чтобы эта «парочка подружилась»

Объяснялось все весьма просто Борис принимал самое деятельное участие в сбыте товаров  которые Шагбан Сапиев «пускал налево» со складов облпотребсоюза, и контрабанды, привозимой из Новороссийска Акбашевым и Воробьевым. Вот почему Тигран Вартанович считал, что было бы совсем не бесполезно устроить связь Бориса с Зулетой. Последняя, не отличаясь особым умом, сама того не подозревая, могла бы давать Фандырову полезную информацию о делах своего мужа. В общих чертах Ивасьян, как начальник угро, знал, конечно, чем занимаются его подчиненные, но Шукаев не имел обыкновения докладывать о каждом своем шаге. И потом никогда не вредно узнавать кое-что со стороны о ненавистном и опасном для тебя человеке. Да и мало ли на кого мог «выйти» Шукаев, производя очередное расследование.

Итак, Клавдия Дорофеевна и Воробьева вели одну и ту же игру. Первая всячески содействовала возникновению открытой и скандальной связи Бориса и Зулеты, вторая рассчитывала, что связь эта станет тайной.

Когда ожидаемое, наконец, случилось, Клавдия Дорофеевна узнала об этом всего на день позже Воробьевой благодаря Назиади. Черноглазая племянница Тиграна Вартанови-ча, посвященная в план своего «дядюшки», в глубине души была .оскорблена перспективой делить Бориса еще с кем-то и, зная о затее Клавдии Дорофеевны, не могла отказать себе в удовольствии разгласить секрет.

Ну, а раз об адюльтере Зулеты стало известно жене Ивась-яна, то буквально через несколько часов услышала об этом и жена Дыбагова, а значит, и сам начальник управления.

Вот почему, когда оперуполномоченный угрозыска Евгений Кондарев пришел арестовывать Бориса Фандырова и не застал его дома в поздний ночной час, он сразу же отправился на квартиру Шукаева. Борис был там...

Впрочем, если соблюдать хронологию событий, то вначале Алферов провел обыск в квартире Антонины Михайловны, получив известие от Ляпунова, что Ивасьян взят под стражу и наступило время покончить со всей шайкой.

Дома была только Антонина Михайловна, когда Алферов явился с милиционером и понятыми. Как всегда холодная, чопорная и неприступная. Паша-Гирей Акбашев и супруг Воробьевой вовремя укатили в Новороссийск. Алферов так и не узнал тогда, кто сообщил им об аресте Ивасьяна. Гораздо позднее выяснилось, что сделал это человек, назвавшийся Ивась-яну Федоровым и близко знавший Шагбана Сапиева.

При обыске у Воробьевых обнаружили наполовину пустой тайник в одной из стен кабинета. Несколько пластин зубного золота, драгоценности и немного валюты. Остальное, наверно, увезли Акбашев и муж Антонины Михайловны.

Шагбан Сапиев не успел скрыться. Не сумел он предупредить и Клавдию Дорофеевну, чтобы как следует спрятала саквояж с зубным золотом. Саквояж Алферов нашел легко, когда делал обыск в квартире Ивасьяна, а вот золота не было. Обнаружили его через несколько дней при повторном осмотре в тюфяке постели Акулины Устиновны. Старушка была невероятно напугана и пришла в себя только, когда ей сказали, что ее ни в чем не подозревают Золото, как и следовало думать, спрятал сам Тигран Вартанович..

Через два-три дня после ареста Ивасьяна Степан Степанович Ляпунов знал уже все подробности последних десяти лет жизни и деятельности бывшего поручика белой армии, потом члена партии и начальника угрозыска.

В числе прочих вещей, найденных в его квартире, были часы «Ланжин» с репетицией. На внутренней крышке выгравирована надпись: «Поручику Т.В. Ивасьяну за отвагу и мужество в боях с большевиками – от Главнокомандующего войсками Юга России».

И подпись – «Деникин».

После разгрома добрармии Тигран Вартанович бежал на Украину, где и встретился с Клавдией Дорофеевной. Там он отсиделся, переждал. В Фастове сумел раздобыть кое-какие липовые справки о своих занятиях в 1919-1920 г. г.

Потом они переехали в Лабинск. Здесь, благодаря родственным связям жены, Ивасьян вступил в партию. Некоторое время работал в райотделении милиции, потом получил повышение и перешел в угрозыск.

О прошлом своего супруга и его нынешних преступных связях Клавдии Дорофеевне известно было далеко не все. Она знала только, что Шагбан Сапиев не из трудовых своих сбережений приносит им то продукты с базы, то отрезы на платье или костюмы. Догадывалась, что делается это не бескорыстно. Впрочем, мысли о возможной расплате ее не тревожили. Тигран Вартанович – начальник угро – и этим все сказано

Зато Клавдия Дорофеевна совсем не была осведомлена, зачем ее супругу зубное золото. Она считала, что пластины его со временем будут проданы и пойдут на укрепление их домашнего очага и семейного благополучия. Вот почему, узнав, что супруг ее собирался один бежать за границу, Клавдия Дорофеевна была разгневана и возмущена до глубины души.

Говорили, правда, что она быстро утешилась, найдя какого-то московского музыканта. Тот якобы увез ее с собой в столицу .

*   *   *

Борис делал вид, что внимательно слушает веселый щебет Зулеты, возившейся возле плиты, а сам с интересом поглядывал на полуоткрытый шифоньер, стоявший в углу комнаты. Из-под груды белья торчал край желтой кожаной кобуры...

–  Не понравилась мне пьеса,– капризно скривила губы Зулета.– Ни за что душить человека... Да и как она могла полюбить такого? Страшный, черный...

–  Обаяние, дорогая моя, обаяние,– глубокомысленно заметил Борис, поднахватавшийся верхушек городской культуры.– И потом, Шекспир... вне конкуренции. В одном ты, пожалуй, права: мужчина должен быть привлекателен и внешне...

Он подошел к шифоньеру и, чуть потянув на себя зеркальную дверцу, сделал вид, что рассматривает собственное отражение. Правая рука Бориса, скрытая от Зулеты дверью, юркнула в это время на полку с бельем. Расстегнув кобуру, он вытащил из нее пистолет и ловко сунул в карман пиджака.

–  Красивый, нечего любоваться,– направилась к нему Зулета.

–  Знаешь, что-то у меня усталый вид,– оторвался от зеркала Фандыров, закрывая шифоньер.

–  Ха! Будешь усталый! Ты же не ложишься раньше двух вот уже который день. Как хочешь, а я завтра целый день просплю.

Он легонько ущипнул ее за тугой локоток и подошел к столу.

–  Ну, скоро твое мясо будет готово? Я голоден, как волк..

–  Все мужчины нетерпеливые,– сказала Зулета.

–  Только мужья. Любовники умеют ждать...

Зулета нахмурилась. Она не любила, когда вещи назывались своими именами. Она еще не привыкла к своей новой роли. Связь с Борисом с одной стороны льстила ее самолюбию, помогала избавиться от скуки и одиночества, чего Зулета боялась больше всего на свете, а с другой,– вызывала угрызения совести. Все-таки это была ее первая измена Жуниду. А тут еще пьеса. Конечно, Жунид не Отелло, и он вернется еще не скоро, но все же мысль о его приезде и о возможном объяснении угнетала Зулету. Шила в мешке не утаишь. Соседи несколько раз видели Бориса. Кроме того, отдавшись на волю волн и находя своеобразную прелесть в той бездумной и не очень-то нравственной жизни, которую она вела, Зулета и не помышляла о полном разрыве с Жу-нидом. Может быть, она по-своему даже любила его. Но кто виноват, что он такой серьезный, такой правильный?.. Принципы, которым он следовал всю жизнь, казались ей смертельно скучными...

–   О чем загрустила? – спросил Борис, привлекая ее к себе.

Зулета высвободилась и поставила на стол миску с дымящейся бараниной.

– Все. Можно ужинать. Нет,– запротестовала она, увидев бутылку вина, которую он достал из кармана пальто.– Сегодня я не стану пить...

– Дала обет воздержания?

– Какой еще обет?

– Ну, зарок дала, слово.

– Просто не хочу.

Разговор у них сегодня не клеился. Борис все выспрашивал о Жуниде, о деле, которым он сейчас занимается. Зулета злилась – меньше всего сейчас она была расположена говорить о муже, а тем более – с Борисом...

Она почти не притронулась к еде и грызла орехи.

– Ты похожа на белку,– порозовев от выпитого вина, сказал Борис.– А зубы у тебя, по-моему, мелкие, как у грызуна..  Ну-ка покажи, ну покажи...

– Что я тебе, лошадь?! – не на шутку рассердилась Зулета и встала из-за стола. Настроение было вконец испорчено.

– Чего ты дуешься? – пожал плечами Борис.

В дверь громко постучали. Зулета изменилась в лице

–   Спрячься за занавеску,– шепнула она Фандырову. Тот послушно скрылся в угол комнаты, отгороженный темной баракановой шторой. Там стояла супружеская кровать Шукаевых, тумбочка и маленькая этажерка с книгами Жунида.

Кого угодно, но только не Евгения Кондарева ожидала Зулета увидеть на пороге своей квартиры. Она не была с ним знакома, но в лицо его знала: как-то Жунид показал на улице

–   Здравствуйте, разрешите войти? Кондарева сопровождали два милиционера

–   По... пожалуйста,– растерялась Зулета.

Кондарев бегло оглядел комнату. Пальто Бориса висело в передней на вешалке. Стол накрыт на двоих.

–  Мне очень жаль, Зулета Хасановна,– вежливо, но твердо сказал Кондарев,– миссия моя далеко не из приятных... Тем более, что я нахожусь в доме человека, которого очень уважаю...

–  Что вы... хотите?..

–  Я должен арестовать гражданина Фандырова...– ответил он и, не спрашивая разрешения, отдернул занавеску.

Фандыров сидел на кровати, закрыв лицо руками...

... Зулета, как во сне, вспоминала потом события того вечера. Кондарев и оба милиционера были очень вежливы, но от этого не становилось легче. Мучительные слезы стыда, запоздалого раскаяния и необъяснимой, не понятной ей самой обиды застилали ее глаза.

Зулету о чем-то расспрашивали, она машинально отвечала, подписывала протокол, а когда они все ушли и увели Борис-а,– долго рыдала, обливая слезами подушку...

И было отчего лить слезы. Все оказалось ненастоящим. Пока оформляли протокол,. Борис попытался сунуть под подушку похищенный пистолет. Жест этот не ускользнул от Кондарева. Он «хватил Фандырова за руку.

... И Зулета все поняла. Впервые за много дней она показалась самой себе ничтожной и жалкой.

*   *   *

Шукаев приехал в Краснодар на два дня. Нужно было доложить Дыбагову о состоянии расследования, посоветоваться относительно дальнейших действий, а заодно показать руку хирургу. Рана воспалилась и сильно болела.

Вадим Акимович тоже обрадовался случаю повидаться с женой и, едва скрывая нетерпение, простился с Жунидом у трамвайной остановки, пообещав через два часа быть в управлении. Жунид явился к Дыбагову, не заходя домой.

Асхад Асламурзович встретил его чуть ли не с распростертыми объятиями, но от Жунида не укрылась какая-то непонятная напряженность и неловкость в поведении начальника.

Шукаев начал было рассказывать о том, что сделано, но Дыбагов, все так же избегая его взгляда, перебил:

– Я в основном знаком с вашими успехами... и одобряю все, что вы сделали. И знаете, голубчик, ведь вы устали... Езжайте-ка сейчас домой... Отдохните, а потом и поговорим. Скажем, завтра утром. Кстати, должен приехать и заместитель начальника управления милиции Северо-Кавказского края Иван Михайлович Колосунин... Знакомы с ним?

–  Встречался. Так мне идти?

–  Разумеется. Отдохните денек. И не принимайте близко к сердцу...– Дыбагов прикусил язык.

–  Чего не принимать близко к сердцу?.. Асхад Асламурзович, я все время чувствую, что вы от меня что-то скрываете. Я прошу вас...

–  Нет, нет, дорогой, увольте,– замахал руками Дыбагов.– Я не гожусь для таких разговоров. Идите к Жене Кондареву, он все знает...

... Домой Шукаев ехал, испытывая удивительное безразличие ко всему на свете. То, что рассказал Кондарев, не было для Жунида неожиданностью – он давно подозревал Зулету, и тем не менее поразило его. Одно дело предполагать, другое – знать наверное, когда уже не остается места сомнениям. И самое непонятное, что он не находил в себе зла на свою запутавшуюся жену. Наверное, он сам виноват не меньше. Нетрудно быть непогрешимым, когда у тебя есть Дело, которому ты служишь, которое захватывает тебя целиком. У нее же не было ничего... И он не помог ей найти. Наставлениями ведь не поможешь. Зулета мимо ушей пропускала его нотации и упреки,..

Уже возле самого дома он вдруг представил себе встречу и замедлил шаг. Сейчас она будет снова лгать, изворачиваться, юлить и плакать. В нем накипало раздражение. Может, не заходить вовсе?..

Но он вошел, пересилив себя.

Зулета, одетая, лежала на кровати поверх одеяла и смотрела в потолок. Бледное лицо ее со следами бессонницы было грустным и отрешенным. Глаза сухие.

–  Здравствуй,– тихо сказал Жунид.– Вот я и приехал.

–  Вот ты и приехал,– повторила она, садясь на кровати.– Ты еще не знаешь?

–  Знаю.

–  Тем лучше. Ты меня, конечно, прогонишь?..

Это было что-то иное – ровный, потускневший голос Зулеты, ее молчаливая покорность и приниженность. В них как будто не чувствовалось обычной фальши, которая постоянно злила Жунида, временами выводила его из себя. Он решил проверить.

–  Не думаешь ли ты, что все может остаться по-прежнему? После того, что ты сделала...

–  Я не думаю. Я собрала чемодан,– сказала она.– Я знаю: ты меня прогонишь. И будешь прав тысячу раз...

Жунид закурил и, не снимая плаща, сел на табурет.

–  Да. Нам надо расстаться,– устало сказал он.

–  Ты ранен?

–  Какое это имеет значение?..

Зулета встала и подошла к окну. На ней было старенькое платье, то самое, в котором она приехала в Краснодар. Он помнил его.

–  Когда ты едешь? – спросил он.

–  Сегодня... Через два часа поезд...

–  Куда?

–  В Нальчик.

–  А не к родным?

–  Я не хочу к ним. Не хочу иметь ничего общего с Зубером. Послушай, Жунид, я не собираюсь просить прощения... я знаю.,   нельзя, но...

Он нахмурился, чувствуя, что размякает. А ему не нужно, ему нельзя было сейчас жалеть ее. Пусть она получит сполна все, что заработала. Другого выхода нет...

–  Что ты хочешь? – резко спросил он.

–  Позволь мне иногда бывать у твоего отца...

–  Я не могу тебе этого запретить.

–  Спасибо. Ну, мне пора. Прощай.

–  Прощай,– глухо сказал он, глядя в пол.

Зулета тихонько оделась, взяла чемодан и вышла, бесшумно притворив за собой дверь.

В первый раз за последние два года Жунид поймал себя на мысли, что, может быть, еще и не все потеряно. Может, они еще будут счастливы?..