Текст книги "Солдат… не спрашивай! (СИ)"

Автор книги: Петр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 88 страниц)

В очередной раз Александру "повезло" вроде бы ничего не делал, а ухитрился бросить вызов и обществу и мощному госаппарату подавления и вот закономерный результат и расплата одновременно и на плацу уже строят в две шеренги батальон для экзекуции: "Направо-налево… шагом марш, ать-два… Кругом! Становись! Прутья подывсь!""

Остается лишь несколько минут, взгляд как бы неволно устремляется в голубые небеса, ну почему человек не птица. Знамений свыше там как всегда нет, да и не бывает их никогда, сказки все это… Но постойте, что это такое Сашка видит – ровная белая полоса пересекает небесную синь, а рядом еще несколько, инверсионные следы? Он так и рискнул пока взглянуть и по сторонам, может быть закончилось и горе-путешествинник непонятным образом вернулся обратно в век 21-й?

 – Давай энто мундир сымай и рубаху тож! Неча тудя пялится, будешь там к обеду ужо.  – вахмистр грубо одернул Александра и вернул его к текущей реальности.

Нет там в небесах никаких "мигов" или "сушек", это просто природный феномен, перистые облака, никто еще не рассекает небесную твердь на сверхзвуке, а здесь внизу и подавно "золотой век" во всей красе.

 – Наручники хоть сними, что ли?

 – А чичас сыму, запамятовал…  – вахмистр роется в карманах, и вот незадача, ключ не может найти, а из окружения губернатора уже покрикирваю на него, слишком долго возиться.

Россия-матушка, все здесь у нас "как положено" и через одно известное место, унтер-офицер вынужден сам снять с себя оковы, отомкнув замки при помощи отмычки. Позднее штабс-капитан будет сравнивать Сашку с античными героями: "Ну ты и держался там и не дрогнул, я бы так пожалуй не смог…". Туфта это все, сплошные штампы, порожденные литературой и кино, Александру доводилось встречать лишь два варианта проявления так называемого "героизма". Первый – это когда от азарта и возбуждения "голову сносит", но для Сашки такой порыв почти невозможен, слишком уж он "спокоен" и рассчетлив по натуре. Второй случай – "безнадега", в сущности, что сейчас и наблюдается. Было у него конечно желание устроить под занавес тот самы знаменитый "бессмысленный и беспощадный"… но благоразумие взяло верх. Все "Главные Гады" предусмотрительно спрятались за спины солдат и до них вряд доберешся, а вот единственный друг – тот обязательно вступится за Сашку, полезет в драку и как следствие погибнет. Пришьют Ивану Федоровичу "бунт" и сгинет он в одиночной камере какой-нибудь крепости, он и так уже осужден на ссылку и его жизнь в сущности висит на тонком волоске. А вот наконец и штабс-капитану разрешили проститься с подчиненным, пропустили к Александру. Появилась возможность незаметно передать ему записную книжку, где на шестой странице "остров сокровищ" нарисован. Непосвященный в тайну человек не ничего поймет, но штабс-капитану известно, кто такой Сашка и откуда он взялся. Так вдвоем они до Бункера и не добрались, а значит придется офицеру одному разбиратся с "подарками из будущего". Для профессионала особого труда не составит найти вход в подземное убежище в окрестностях Сосновки, все необходимые сведения Александр указал.

Последние дружеские объятия, без слов – все, что уже можно сказать давно сказали… да и не удобно – орать надо, рядом барабаны трещат оглушительно, темп уже начали обивать раз-два, ввер-вниз.

Технология простая и "убийственная", если у них при Немце нижнего чина привязывали к штыкам ружей и затем протаскивали через "зеленую аллею", то здесь унтер-офицера "прикрутили" ремнями к какой-то тележке, вроде тех, что используют уличные торговцы или разносчики товаров. Может быть в другое время тележка служила для подвозки сена – запах свежей травы еще остался на плохо струганных досках.

Свистнул в воздухе первый шпицрутен, Сашка взрогнул невольно, спину обожгло как огнем, и началось. Он не кричал, как в ту пору было принято: "Братцы помилосерствуйте!". Смысла не было, если даже кто-то из нижних чинов и сумеет "закосить", а это проделать трудно, все равно "забьют", слишком уж много палок добрый губернатор определил на душу и спину унтер-офицера. Удар, еще удар… после первой сотни у Сашки в глазах потемнело, после второй он уже видел все перед собой через "кровавый туман", но странное дело – адская боль как будто "притупилась". После того как, его в первый раз протянули сквозь строй возникла маленькая пауза, заминка буквально на пару минут. Солдат, один из последних в ряду ударил слабо, может быть не намеренно, а просто случайно у него так получилось или прут сломался в момент замаха. Суровая кара последовала незамедлительно, виновного в "упущении" вахмистр тут же оттащил в сторону и ударом кулака повалил на землю. Оказавшиеся рядом два добровольных помощника – Каин и Упырек, времени зря не теряли и принялись пинать "со всей дури" нижнего чина ногами, тот лишь голову прикрывал корчась от боли в пыли и даже не пытался защищаться. Эта "сладкая парочка", насколько мог судить Сашка ранее помогала вахмистру следить за его драгунами, оба подталкивали замешкавшихся солдат и орали им в уши: "Бей сильнее!".

Ретивые полицаи-добровольцы так увлеклись новым делом, что даже забыли про свои прежние намерения и долго еще с упоением предавались новому развлечению. По крайней мере, когда Александра уже четвертый раз везли на тачке через "зеленую улицу", провинившегося солдатика по прежнему, там – в самом конце строя, "месили" на земле сапогами. Если только, может быть, усердствовали уже другие рьяные любители порядка, а Упырек с Каином вернулись к надзору за исполнением приговора. Александр в сущности видел лишь "нижний сектор"  – одни ноги, и поэтому точно определить, что происходило на плацу не мог, да и не до того ему было, он умирал в прямом смысле этого слова.

А потом… потом какой-то сильный "всплеск" его заставил содрогнуться всем телом, словно ударная волна от взрыва настигла, но не извне – а как бы изнутри. Сашка решил – вот теперь и действительно конец, последний этап и агония началась. Но удивительное дело,  – сознание напротив прояснилось, а с глаз как бы красную мутную пленку сняли, теперь он ясно различал даже мелкие травинки на вытоптанном за многие десятилетия тысячами сапог плацу. Слух невероятно обострился, если раньше он за собственным хрипением и звуками ударов ничего не мог разобрать, то теперь можно было послушать о чем говорят люди, находящиеся достаточно далеко. То там такое, о чем спорят… Денисов и его приятель-врач просят губернатора приостановить экзекуцию, поскольку нижний чин или уже умер, или находиться при смерти, он истекает кровью. Кажется перешли уже на "повышенный тон" и еще шум, вроде звон металла, а затем видимо повязали наконец и последнего "защитника" унтер-офицера… Кровь и в самом деле течет, как Александр не замечал раньше, прямо под ним внизу тянется в пыли красная дорожка и не одна, а целых три, и первые две уже отчасти засохли, земля впитала влагу. Импровизированная "колесница смерти" на краткий миг замерла, может быть драгуны ожидали "отмашки" начальника, а тот в свою очередь ждал, что решит губернатор. Нет, доноситься издалека, как сквозь вату: "Продолжайте экзекуцию!" И снова, и снова началось "хлоп-хлоп" прямо как по ковру или по матрасу, да только он уже все равно ничего не чувствует. У него вообще все попало полностью – и боль и все другие ощущения, словно осталось только сознание в чистом виде, а тела уже и нет было.

Обрывки воспоминаний того дня, едва не ставшего последним, мелькают перед глазами, точно клочки бумаги подхваченные ветром… что-то он действительно видел, а что-то может быть и пригрезилось. Над ним склоняется врач, пытается найти пульс на горле и ничего не "нащупав", подносит к его застывшему лицу маленькое зеркальце, проверяет – есть ли дыхание. Затем уже штабс-капитан Денисов проделывает схожие манипуляции, но с легким перышком, и этот ничего не обнаружил.

"Mort"  – это нерусское слово понятно и без перевода, унтер-офицер для них умер, странно лишь одно – Александр по прежнему и видит и слышит, и даже способен чуть-чуть повернуть в сторону глаза… Почему медик не обратил ни малейшего внимания на его зрачки – в 21-ом веке такого бы не допустили. В медицине он полный профан, но кое-что все же усвоил, мозг при клинической смерти "отрубается" первым, так почему же с ним получилось совсем иначе? Или уже давно не грубая телесная оболочка в деле, а некая невесомая субстанция – душа… может быть, да только привязана "она" по странному обстоятельству все к тому же телу, а по идее должна воспарить? Да в самом деле, почему Александр разглядывает собравшихся вокруг него людей не со стороны, а по прежнему из под своих же полузакрытых век… чудеса. Одно лишь не вызывает сомнения, если Сашка еще каким то чудом и задержался на этом свете, то лишь не надолго.

Они поговорили, посовещались и ушли, а его перетащили в казенный сарай по соседству с конюшней, если судить по доносящемуся время от времени ржанию и фырканью лошадей, сквозь дырявую крышу видны звезды как их много оказывается. В "родной" полк его не повезут, тело подчиненного штабс-капитану не отдали, "преступника" похоронят здесь же в городе на солдатском кладбище. Гроб, кое-как сколоченный ящик из неструганных досок "казна" милостиво отпустила на Сашку, расход для губернии не велик.

 – Возись тут с имя… Прошка пособи!  – требует кто-то пока невидимый прокуренным басом.

 – За шо ево дяденька сказнили то?  – в свою очередь спрашивает некто "молодой". Голос почти детский, Александр так и не понял, солдат ли это такой юный попался или в самом деле какой-то родственник, может даже и в самом деле племянник того старого служаки.

 – Ен супротив господ попер, за хрестьян вступился, вот и вышло ему. Дурак, ей богу.  – ворчит нижний чин, между тем торопливо протирает грудь Александра влажной тряпкой, он пытается убрать следы запекшейся уже давно крови. Теперь появилась возможность его и разглядеть, действительно – старик, лицо в морщинах, как кора у иного дерева, видимо этот солдат дослуживает уже последние годы до "дембеля" или скорее до могилы.

 – Эка… обряжать его будем, али нет?  – опять спросил "молодой".

 – Знашь, Прошка, я рази покойников боюсь, а туточки робею, ен ровно живой… Поверху рубаху и мундир евонный кинем, саваном укроем. Чай там, на небесах нашего брата и так примут.

В народе существует поверье, что если покойник "смотрит" на тебя, то ты станешь вскоре ему спутником в загробный мир. Вероятно, что солдат и в самом деле заметил, что Сашка глядит на него из под полуприкрытых веками глаз, а ведь так оно и было.

В гроб укладывают немногие вещи Александра и сверху все накрывается куском грубой серой ткани, чуть ли не дерюги. Руки умершему, вроде бы, надо по обычаю скрестить на груди, но видно и в последний путь здесь нижние чины отправляются по стойке смирно, "во фрунт"  – пусть и в горизонтальном положении. Руки по швам, грудь вперед, так чтоб "видеть пуговицы у четвертого человека" в строю. Помощники смерти быстро закончили свою работу и голоса удаляются, что бы затем вернуться вновь через полчаса.

 – Каптенармус, сука… велел сапоги евоные забрать… Пущай подавится энтим добром!  – виновато бормочет старый солдат, как бы извиняясь перед неподвижным собратом в гробу. Зачем – тому уже все равно, бери если надо.

Александр лишь машинально отметил, что местному драгунскому "Плюшкину" достанутся не сберегаемые им столько лет "кирзачи", а обычная кожаная обувь, причем уже изрядно поношенная и стертая на голенищах до дыр. Вытащили ведь его прямо из строя, да еще день был праздничный, поэтому никаких "вольностей", допустимых в другое время не дозволялось, и унтер-офицер был одет строго "по форме".

 – Прими господи душу раба твоего Александра…  – гнусавит скороговоркой где-то сзади священник и судя по голосу как раз тот самый, что совсем недавно предлагал унтер-офицеру «сдать» кого-нибудь из товарищей.

Сашке все камлания и танцы с бубном были, что называется до "одного места", он уже полностью смирился с неизбежным. в данный момент был занят тем, что разглядывал светильник по потолком, ничего более, как назло в поле зрения не попадалось. Как только попы свечи зажигают на этой "дуре", размером с колесо от телеги, неужели надо каждый раз туда подниматься, а ведь высоко…

 – …раба божия… аминь…

 – Да достал ты уже батюшка… какого к такой-то матери раба? Мы не рабы, рабы не мы!  – так бы и ответил ему унтер-офицер, да вот только не может, он уже 24-е часа как мертв, или нет, что такое происходит?

Еще секунду назад не было абсолютно ничего, полный вакуум, абсолютный ноль по Цельсию – ни чувств, ни боли, ни сожаления, да и мыслей почти не было и вот вдруг где-то в глубине головы словно появился некий "очаг", словно там под черепной крышкой вдруг да щелкнули зажигалкой и потихоньку занялось, а затем пламя принялось медленно растекаться во все стороны, по всем нервам. Ощущение совсем не из приятных, сродни "пронзительной" зубной боли, но – ЕСТЬ! Неужели он все же еще жив?

Благочинный что-то там свое "казенно-православное" усердно твердит, точно устав читает, но Александру не до него, он полностью сосредоточился на собственных ощущениях. Если он все еще не умер, то надо как-то дать об этом знать окружающим, в противном случае так заживо и закопают.

Боль между тем постепенно распространяется по всему его телу, но вместе с ней понемногу возвращается и утраченный ранее контроль над мышцами. Он пока не может даже мизинцем пошевелить, но уже удалось сделать вдох и принять в легкие порцию воздуха, адское – нечеловеческое усилие и выдох и еще раз так и еще, пока наконец не дыхание не заработает на "автомате".

Не описать словами, голову, руки, грудь и живот словно в расплавленный металл окунули, такое впечатление, что каждая клеточка тела вопит от нестерпимого жара. Надо встать, нет не получиться – так хотя бы приподняться из этого деревянного ящика, пока не приколотили гвоздями крышку, иначе будет поздно. Сантиметр за сантиметром пальцы, обламывая ногти скребут по доскам, пытаясь нащупать края, за которые можно было бы ухватиться… нашел, есть контакт! Остается лишь вдохнут побольше воздуха, рывок – бесполезно, ослабевшие руки не могут даже сдвинуть с места тело, вдруг ставшее невероятно тяжелым. Ему теперь никогда не подняться даже на дюйм, пустое…

 – …рабу божию… бу-бу-бу– старается за спиной служитель культа, добросовестно отрабатывает свое жалованье.

 – Заткнись сука! Я не раб!  – рвет горло Сашка, но слипшиеся губы лишь слегка открываются и его сдавлено хрипа не слышит никто.

 – Встать товарищ солдат! Х…ли тут тут разлегся как беременная девка?  – раздается откуда-то из глубин памяти знакомый голос.

Болезненный удар-пинок носком сапогом под ребра, такой взметнет с земли и мертвого, а уж живого всегда… спасибо товарищ прапорщик, ты только что спас Александру жизнь, а он даже не может вспомнить, как тебя по отчеству звали. Поднятый вверх могучим ударом из прошлого ли, из будущего унтер-офицер как восставший из ада мертвец поднимается и принимает сидячее положение в гробу, отброшенный саван улетает куда-то к чертям, эта дерюга больше не нужна.

 – Зае…сь!  – слетает с его запекшихся губ, голова и шея еще "деревянные", толком и не повернуть но он определенно уже не лежит, а сидит. Немного впереди слева виден штабс-капитан Денисов, и еще какой-то незнакомый мужик в форме драгуна рядом.

На лице старого друга и начальника можно заметить смесь ужаса, удивления и совершенно неуместной на отпевании радости… Поодаль же твориться черти что, нижние чины драгунского полка, стоявшие возле гроба, в испуге отшатываются в разные стороны, одного замешкавшегося солдатика сбивают с ног и он весьма комично на четвереньках уползает прочь. За спиной "пришельца с того света" же и вообще наступил конец света.

 – …аминь… А-а-а… Бл…ть! Чур не меня!  – гудение молитвы плавно переходит в дикий крик ужаса, звякает мелкая металлическая вещица – уронили, затем "бух", словно мешок с песком на пол упал, это последовал за символом веры и сам служитель культа.

 – Во че крест, то наш православный животворящий делат, воскрес ундер-то!  – это уже отметился остроумием какой-то неизвестный Сашке солдат. Кто такой, судя по многочисленным синякам и ссадинам на лице – может тот самый, что на экзекуции ударил вполсилы и за это пострадал от рук начальства. Хотя нет, того паренька били на совесть, куда как круче и вряд ли нижний чин так быстро оправился, скорее всего отлеживается в казарме или на конюшне.

Первым опомнился от потрясения штабс-капитан, если его Сашка все щее жив, то теперь следует как можно быстрее вернуть его под военную юрисдикцию, и лучше всего – в родной полк. Иначе губернатор легко, одним лишь движением гусиного пера по бумаге, может исправить подобный каприз природы. На "зеленой улице" унтер-офицеру недодали примерно тысячу палок, поскольку смысла тратить ценные палки (два рубля за воз!) на труп уже никакого смысла не было, и вот теперь есть возможность полностью "получить расчет". Была насущная необходимость как можно быстрее убрать унтер-офицера куда-нибудь подальше. В теории он после наказания, должен вновь поступить в распоряжение непосредственного начальника, но это в теории, как выйдет на практике неизвестно. Ему повезло, о нем губернатор и прочие "борцы с преступностью" вспомнили лишь через несколько дней, помешали очередные праздники. А к тому времени из уезда их отец-командир, обеспокоенный слухами и долгим отсутствием полкового адъютанта, прислал небольшую воинскую команду во главе с подпоручиком. Таким образом у Денисова появилась возможность "не отдать" губернатору подчиненного, в противном случае местные власти отобрали бы у него Сашку силой и снова отправили под шпицрутены или вверили бы попечению местной военной медицины, у которой и вполне здоровые люди часто умирали. Вторично тащится в уездный город и снова размахивать там своей "царской ксивой" губернатор не рискнет, так как теперь никаких оснований кого-то там карать у него уже не будет. Это все потом, после… пока же надо действовать и немедленно, время – даже не деньги уже, а скорее – жизнь.

 – Ты и ты… живо взяли и положили его на саван. Да осторожнее не убейте, в нем и так душа едва держится!  – деловито распоряжается Иван Федорович Денисов, а голос предательски дрожит у него от напряжения, только бы кто-нибудь из "своры" губернатора случайно не заглянул в полковую церковь, где проводится обряд отпевания. О священнике можно не беспокоиться, в глубоком обмороке он пребывает и донести до руководства не сможет, по крайней мере в течении ближайшего часа.

 – Вашбродие, так до начальства нашенского поди-ка ево надоть?  – "сумневается" один драгун справа и сзади, остальные молчат.

 – Взял и вперед!  – в этот раз приказ подкреплен физическим воздействием, слышен звук оплеухи, его ни с чем ни спутаешь.

С помощью савана, внезапно ставшего носилками, умеренного "отеческого внушения" в виде плюх, пинков и тумаков и обещаний мзды на водку нижним чинам N-кого драгунского полка, "тело" унтер-офицера было поспешно перенесено ими в дом врача, который ранее и присутствовал с Денисовым на экзекуции. Немногие прохожие на улицах губернского города в то раннее осеннее утро видели странную процессию. Впереди четверо солдат несут на куске ткани нечто отдаленно похожее на человека, а замыкает шествие штабс-капитан в форме армейских егерей.

…………………………………………………………………………………

Плачет хмурое осеннее небо редкими холодными слезами дождя, скрипит внизу плохо смазанная деревянная ось крестьянской телеги, где на толстом слое соломы и лежит наш герой, что совсем не "герой". Возчик и видимо владелец повозки, арендованной для транспортировки "мнимо умершего" нижнего чина, идет рядом со своей савраской и беседует с нижними чинами о том и о сем, в основном разговор – о ценах на рожь и говядину.

Перед глазами только серые облака, низко нависшие над трактом и более ничего… остаток сил, неприкосновенный запас Сашка спалил полностью в отчаянной попытке встать из гроба, и даже голову повернуть самостоятельно не может. Теперь он снова пребывает в состоянии "трупа" и сколько такое положение продлиться никто пока не знает. Логичнее оставить бы едва живого Сашку в городе под надзором и наблюдением врача, но штабс-капитан не рискнул. В первую же ночь в дом к доктору попытался наведаться через окно незваный гость, но опять унтер-офицеру повезло. Хозяйская собачка из породы комнатных – не то пудель, не то болонка выручила, подняла несусветный шум и "спалила" злоумышленника, задержать которого не удалось, так "вор" быстро ретировался. Может быть это был самый обычный воришка, решивший чем-то поживиться в квартире у иностранца, но Денисов решил далее не испытывать судьбу, подарки от нее положены не всегда. Уж очень многим влиятельным особам в губернии его унтер-офицер не нужен живым, слишком опасный свидетель и не дай бог ревизия какая наметиться в перспективе.

 – Как ты? Я знаю, ты меня слышишь и если все в порядке, то моргни глазами два раза, если нет, то один.  – подошел Денисов, спросил и заодно проверил, не сползли ли шинели, которыми укрыт его подчиненный.

Александр отвечает… два почти неуловимых движения веками, более ничего он проделать не в силах. Огорчать Ивана Федоровича ему не хочется, так пусть будет "хорошо".Вот подходит к телеге кто-то из их маленького конвоя, лицо не видно пока, а вот штык – прекрасно заметен, отточенная сталь направленная куда-то в небеса.

 – Слышь, Лександр… а поп ихний и взаправду уверовал, значиться!  – раздается рядом знакомый голос, это Григорий, его прислали вместе с другими нижними чинами и подпоручиком Яковлевым Леонидом за штабс-капитаном в губернский город.

Хоть одна отрадная новость, теперь одним доносчиком-осведомителем в "губернии" будет меньше, впрочем небольшая утрата для властей. Долог оказался путь домой, добирались они несколько дней, ехали медленно, что бы не растрясти бывшего "покойника".

Первую неделю после экзекуции унтер-офицер там и провел в качестве "тела" и лишь потом стал вновь проявлять кое-какие признаки жизни. Он попытался встать, но вышло так, что лишь свалился с кровати, изрядно напугав как Софью, так и временно прикомандированного к штабс-капитану Гришу. Поместили его не в казарме, и не в лазарете, а прямо на квартире у Денисова. Если бы не уход и забота с ее стороны, то пожалуй, он бы "не вытянул", теперь у этой маленькой женщины солдат в неоплатном долгу. Одного только бульона куриного сколько на него извели бог знает сколько, первое время он ведь никакой иной пищи принять не мог, только такую, да еще молоко.

Вдвойне тяжело, Александр ранее никогда серьезно не болел и больницах и госпиталях не валялся, и даже перелом ребер перенес "на ногах" не прибегая к помощи врача, а тут "повезло", он несколько недель был практически прикован к койке. Начиная с третьей недели силы стали понемногу восстанавливаться, но первое время процесс шел медленно, иногда за весь день максимум что удавалось ему сделать – так доползти "по стенке" с помощью Гришки или денщика Денисова до уборной и обратно. Одно утешение – не смотря на тяжелое состояние "ходить под себя" ему так и не пришлось.

Почему он выжил? Бог помог? Разве что, тот "из машины" как в театре, в данном случае сработал некий малоизученный эффект перемещения во времени. Создание свихнувшегося гения – машина времени, переместив бренную плоть Сашки на два столетия назад, в качестве бонуса для горе-путешественника разблокировала у него механизм регенерации. Когда-то давно, в доисторические времена предки человека имели такой полезный врожденный признак, но ее величество эволюция распорядилась по своему. Если поколения сменяются чаще, то быстрее идет и процесс совершенствования, так вот и вышло, что homo sapiens в итоге кое-что и утратил, естественный отбор – вещь жестокая.

Более-менее восстановился Александр уже только к концу месяца, для нормального человека такие темпы выздоровления выглядели бы фантастическими и абсолютно нереальными, но ему казалось, что "болезнь" тянется невероятно долго.

…………………………………………………………………………

 – Не может быть… Если бы я не видел своими глазами, то не поверил!  – таков был результат 32-а дня спустя "глазами врача".

Тот даже не поверил сперва и решил, что его вводят в заблуждение и для освидетельствования ему предоставили другого нижнего чина. И в самом деле, по словам медика, в его практике первый случай, когда человек без особого ущерба перенес столь жестокое наказание. Обычно уже после пяти тысяч палок люди умирали, редко кто выживал, но оставался калекой, а семь тысяч шпицрутенов гарантированно убивали любого здоровяка.

 – Так не бывает, я же помню, ему спину прорубили глубоко, пробили междуреберные мышцы до самой грудной плевры, которая была видна и в некоторых местах разрушена до самого легкого. Теперь же даже рубца или шрама сыскать нет возможности!

 – Не извольте сомневаться месье Поль, зачем мне вас вводить в заблуждение? Да можете и сами Александра спросить, он сознания не терял и все помнит.  – штабс-капитан поспешил уверить своего знакомого, приехавшего из губернского города взглянуть на "феномен".

Кстати, именно этот же хирург пытался в свое время спасти смертельно раненого помещика-бандита Куролесова, но не то не очень то и старался, не то ему просто не удалось. До этого несколько лет уроженец Антверпена прожил в Санкт-Петербурге и там неоднократно имел возможность наблюдать жертв "зеленой улицы", так что опыт у него был просто колоссальный по этой части. В столице почти каждый день кого-нибудь да "взыскивали" с помощью шпицрутенов, экзекуции проводились или прямо в полках или в исключительных случаях – на Сытном рынке. На его памяти единственный нижний чин чудом выживший после 8-ми тысяч палок сошел с ума и вскоре, спустя полгода, все же умер в "скорбном доме". Даже после казни кнутом у осужденного шансов выжить было больше – нередко родственники осужденного палача подкупали и тот бил вполсилы, а тут такой странный случай.

Вот и сказочке печальной конец, Александр натягивает на себя мундир, от которого за последний месяц уже порядком отвык, прощается с хозяевами и месье Латуром и ему дорога лежит в казарму. А там приятная новость – оказывается, губернатор забыл его разжаловать, а может и счел излишним, и он по прежнему пребывает в звании унтер-офицера. Последствия, а не было их… чем хороша российская императорская армия – здесь никогда наказанному солдату ничего не "припоминали", так принято. Иное дело городские обыватели, для них унтер-офицер так и остался "киллером" и его имя теперь в местных преданиях навеки связано с "грозой уезда"  – отставным майором Куролесовым.

 – Глико-ко Петровна! Вот ен убивец то барина Куролесова идет, того самого. Эвон рожа бесстыжа…  – не раз и не два еще услышит за своей спиной Александр пересуды различных уездных кумушек, так буквально на него "пальцем показывали", стал он известным человеком.

Ладно бы со слухами, в другой раз какой-то хитрый с виду мужичок пристал на базаре, куда на минуту забежал унтер-офицер по делам. Не то пьяный был дяденька в самом деле, не то искусно "косил" под выпившего, но факт – крестьянина интересовали конкретные расценки на ликвидацию уже другого батюшки-барина. С трудом удалось Сашке отбиться от подобного "заказчика". Местные дамы "благородного разбойника" опять же вниманием не почтили, такое впечатление, что романтизм из литературы начала века до них еще не добрался. Разве, что у Софьи, жены штабс-капитана Денисова, рейтинг Сашки заметно поднялся, поскольку та сочла, что последний действительно "пострадал за народ" и избавил уезд от опасного придурка.

Истина… что и как там было и кто действительно помог "дикому барину" переместиться в мир иной, теперь уже сказать невозможно. Спустя много лет однажды к этим событиям придется однажды вернуться. Там ситуация как раз располагала к своего рода "расследованию", делать было совершенно нечего: Александр вместе с Денисовыми, Фигнером и Григорием сидел в бункере и ждал, когда дороги хоть немного просохнут, иначе до ближайшей деревни добраться было весьма непросто. Вечером, Софья за очередным чаем, отправив предварительно детей спать, насела на Сашку – ей захотелось узнать подробности не вошедшие в рапорт, с содержание которого ее ознакомил штабс-капитан. Вот тогда и еще раз перед глазами Александра встал тот парнишка в армяке не по росту, что выбирал себе "ствол" среди трофеев и как справедливо предположил унтер-офицер не для забавы.

 – Бог с тобой Саша, выдумаешь такое… ребенок же еще поди…  – не поверила ему женщина.

Не стал ей он напоминать, что была в губернии несколько лет назад уже подобная история, когда подросток из числа крепостных крестьян убил своего хозяина. Там еще все местное "общество" почти полгода возмущалось, как это такой герой и "красавец-мущщина" и пал от руки какого-то малолетнего раба. Мотив – месть за женщину. Не требуется для таких дел ни оружия, ни владения приемами рукопашного боя, достаточно лишь ненависти и желания отомстить, а этого "добра" в патриархальной глубинке у народа хоть отбавляй. Пастушку хватило для исполнения своего "преступного замысла" лишь палки и веревки, а у куролесовского дворового "мальчика" выбор был куда как обширнее. Скорее всего, взятый им кавалерийский карабин и предназначался для расправы с барином. Унтер-офицер еще удивился тогда, почему мальчишка выбрал столь странное оружие. Крестьянину бы больше пригодилась в хозяйстве двустволка, прекрасное оружие для охоты на различную дичь, особенно для не слишком меткого стрелка – есть возможность быстро произвести второй выстрел, если первый не достиг цели, можно и "удвоить шансы" дуплетом. А паренек схватил чуть ли не обрез… длинное ружье не спрячешь под одеждой, да и справиться с ним подростку будет непросто. Как это было, может быть так…

 – Прошка, сукин сын, а ну трубку мою живо!  – прикрикнул помещик, желающий затянуться.

 – Извольте ваш милость!

И что за черт? Вместо резной деревянной трубки подает ему лукавый раб железную и не английский табак в нее набит, а порох и свинец. Батюшка барин сивый жеребец… пришел и вам писец, есть в России такой северный пушной зверек. Смотрит тебе прямо в брюхо ствол карабина. Хоть ты и числишься отставным майором, но войны и не нюхал, служил отечеству фиктивно вместе с еще доброй сотней подобных же бездельников, приписанных с малолетства к лейб-гвардии какому-то там полку. Не знаешь ты барин, что делать надо, когда оказался по ту сторону мушки, и палец врага уже давит на спуск. Еще полсекунды, нажмет парень на спусковой крючок и не будет больше раба Прошки, станет он Прохором Игнатьевичем, станет свободным человеком. Первый же после бога человек в Белослудцах и владелец двух тысяч душ превратится в кусок той субстанции, что пачкает в данный момент у него дорогое голландское полотно подштанников. Был ты мгновение назад "князем" в этой жизни, а вот отработает примитивный механизм и превратишься ты даже не в грязь, а прямо в падаль. Можешь молится, неужели там наверху кто-то тебя заметит и произойдет осечка, бог ведь обязан спасти представителя элиты? Одна беда, если всевышний и существует, то жалованье от казны не получает и перед консисторией и синодом отчитываться в своих действия не обязан. Один раз он уберег твою тушку от выстрела человека, который ни разу в жизни еще не промахивался, а ты выводов для себя не сделал, так что теперь? Свинцовый шарик разорвет тебе "благородные" кишки, пробьет мочевой пузырь и застрянет в нижнем отделе позвоночника. Поль Ламберт, дипломированный хирург долго будет материться на трех языках, прежде чем извлечет пулю, так глубоко она засела. Помнишь "ваша милость" того отставного ротмистра, того "красавца мущщину", что превратил свое родовое поместье в один большой гарем? Красавчика, "имевшего всю деревню", пастушок добивал дубинкой два часа – все лицо ему размочалил в кровавую кашу, опознали потом убитого только по одежде, так ему еще повезло. А ты, батюшка барин будешь подыхать три дня подряд, пока наконец болевой шок от неудачной операции не добьет тебя окончательно. И самое обидное – твой убийца будет находиться рядом, и ты даже указать исправнику, прибывшему на место преступления, на него не сможешь.