Текст книги "Солдат… не спрашивай! (СИ)"

Автор книги: Петр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 80 (всего у книги 88 страниц)

 – И хер с ей! Сама скока раз горела и без антихриста.  – спокойно заключил за дверью нижний чин, бывший крестьянин саратовской губернии,  – Тока господа податей с народа сдернут поди опосля вдвое за раззор.

На этом пришлось прерваться, из-за стены послышали шаги и шум, видимо к любопытному часовому пришла смена. Сашка прикинул, что контакты с охранниками могут быть весьма полезны. Не исключено, что через них получится со временем подать весточку штабс-капитану Денисову. Только вот спешить не стоит, можно нарваться на провокацию, если за сутки его не найдут, то тогда и стоит попробовать, но никак не раньше.

Утро прошло тихо и спокойно, а вот пообедать спокойно не дали, опять потащили на допрос. Оказывается, все-таки подпись от Александра на протоколе допроса нужна.

 – Давай чиркни, чего тебе стоит!  – потребовал полковник, сегодня он был уже не столь уверен как вчера, возможно он навел кое-какие справки об подозрительном нижнем чине,  – Я убрал из твоего признания всех господ офицеров!

Действительно в этот раз Сашке предлагали весьма сокращенный вариант вчерашнего "сочинения". Но он все равно наотрез отказался, кто его знает, может "эта" бумага придаст видимость правдоподобия той, вчерашней, ведь все ключевые моменты остались.

 – Чего упираешься?  – зашел с другой стороны полковник, и намекнул на возможность сделки, мол от него зависит возможность облегчить участь "шпиена" – Тебя все равно сошлют лет на десять во внутренние губернии, в Пермь, али Сызрань поедешь. А ежели чистосердечно признаешься, то государь и помиловать может, с австрийцами у нас на сей момент дружба и как бы не сердечное согласие.

 – Ради бога!  – постарался не выдать веселья Сашка, услышав куда его собираются ссылать на жительство,  – Я ваше высокоблагородие там и родился.

 – Тогда садись и пиши, кто таков и откуда взялся и как попал в Санкт-Петербург!  – велел обладатель гвардейского мундира неизвестного Сашке полка и подвинул унтеру бумагу и письменный прибор.

Александр недолго возился в этот раз, более-менее приемлемая биография или "легенда" у него уже давно была отработана до самых мелочей, и вскоре выдал требуемое. Полковник быстро пробежал глазами, что-то подчеркнул карандашом и опять смылся, а Сашку конвойные отвели обратно в уже знакомую камеру.

Все решилось вечером, его снова вызвали на допрос, только в этот раз кроме уже примелькавшегося ненавистного полковника-гвардейца в кабинете присутствовал еще и штабс-капитан Денисов. Это можно сказать, без пяти минут победа, сразу отлегло от сердца, Иван Федорович Александра в беде определено не оставит. Наученный горьким опытом общения с местной бюрократией унтер-офицер в этот раз скромно помалкивал, предоставляя слово непосредственному начальнику.

 – Как это отпустить арестованного, нет сударь позвольте!  – не желал упускать лакомую добычу из рук полковник,  – Это ваш Сашка по всему видно не из заводских крестьян, как он тут написал в своей записке, вы на рожу то его гляньте любезный. Лжет ведь мерзавец! Али я крестьян не встречал?

 – Успокойтесь!  – штабс-капитан по-видимому в приватном разговоре не считал нужным соблюдать установленные формы обращения к старшему по чину,  – Меня вы надеюсь хорошо знаете?

 – А то как! На ваших приятелях-мартинистах из масонской ложи я себе карьеру и сделал!  – не смог удержать улыбку гвардеец, а вот оказывается в чем дело, это "старые знакомые", между тем "хозяин" продолжал упрямо гнуть свое,  – Да ваш унтер даже слова изволит подбирать ровно "момент" штабной, быдло так сроду не говорит! Я вашу ученую братию за версту нюхом чую! Нижний чин не тот за кого себя выдает, я это сразу увидел и намерен вывести негодяя на чистую воду.

 – Вы знаете меня, а знаю этого унтер-офицера Сашку и могу засвидетельствовать его слова перед судом, если такая нужда возникнет!  – категорично заявил Денисов, и не останавливаясь на достигнутом продолжил давление,  – Арестовали и держите вы его в крепости незаконно, шпионами должна заниматься особая сенатская комиссия!

 – Ишь какие баре, о законах они вспомнили!  – наигранно возмутился полковник, всплеснув руками,  – Я ведь могу и вас штабс-капитан арестовать, вы соизволили в столицу явится, а по приговору суда сие не положено!

 – Как угодно, я к вашим услугам!  – кротко согласился тогда штабс-капитан,  – Только учтите любезный, что графу Аракчееву это не понравится, а с ним бодаться у вас как говорят в народе "пупок развяжется". У меня есть письменное распоряжение инспектора артиллерии вернуть нижнего чина немедленно, вам показать бумагу, или на слово мне поверите?

 – Ай-ай!  – попытался напоследок шантажировать Денисова полковник, загородив собой выход из кабинета,  – Государь и не ведает какие люди вокруг Алексея Андреевича собрались! Один заговорщик из мартинистов, другой иностранный шпион, ну а как их братец, великий князь Константин Павлович ему расскажет правду?

 – Государь наш много чего не знает! А ежели до него дойдет о ваших с князем подвигах по женской части, да о растратах казенных средств?  – парировал довод гвардейца Денисов, и полагая разговор законченным обратился непосредственно к Александру,  – Собирайся и пошли, их превосходительство тебя отпускает.

В дверях камеры полковник не утерпел, и попытался было "наехать" в самом конце на Александра, даже замахнулся картинно для удара, но бить не рискнул, лишь сильно ткнул кулаком в бок, однако сломанные накануне ребра уже зажили и выпад пропал впустую. Видимо, устраивать драку было не в его интересах, чем бы закончилось непонятно, за дверями камеры-кабинета не оказалось никого, бдительные стражи бесследно исчезли. Как впоследствии объяснил Александру штабс-капитан, комендант крепости, где держали унтер-офицера, не знал о наличии "секретного" узника и поэтому оказал полное содействие прибывшему посланцу могущественного Аракчеева. К тому моменту, когда в кабинете происходил разговор, конвой уже был давно отозван и на помощь "крепостных" солдат полковник рассчитывать в потасовке не мог, а "свои" гвардейцы были далеко.

 – Кабы знал наверняка, что это нижний чин попался, то хоть морду бы набил для острастки! Смотри унтер, попадешься ты мне ещ в руки, поквитаюсь!

 – Не обессудьте господин полковник, но на войне вам лучше с ним не встречаться. У нас в 13-м егерском полку Сашка не самый лучший унтер-офицер, у него единственный и главный недостаток – стреляет без промаха! Может статься, не он к вам в руки, а вы к нему на прицел эдак случайно угодите?  – не удержался и с сарказмом ответил "сыщику" штабс-капитан и на том они и расстались, как оказалось впоследствии навсегда. Но собственно этот тип "героев того времени" туда, где летают пули и не стремился никогда попасть, надо же кому-то охранять престол и священную особу императора в столице, или нет?

Пока ехали обратно в город, Александр не удержался и расспросил начальника, пытаясь выведать хоть немного информации о своем недавнем обидчике. Денисов отвечал неохотно, сперва каждое слово приходилось из него тянуть как клещами, но потом немного разговорился. Оказывается Александра словила одна из тайных "полиций", именно так и называют – во множественном числе. Их несколько, сколько конкретно никто не знает. Этот полковник, по идее, должен был заниматься охраной цесаревича, но вот захотелось ему не то орденок боевой получить, не то еще какие резоны появились. Скорее всего, "телохранителю" надо было отчитаться за промотанные казенные средства, вот он и отыскал подходящего "козла отпущения". На практике реальная же деятельность "гвардейца", так Александр условно окрести этого типа заключалась оказывается в поставках женщин для развлечений великому князю. Никакой контрразведкой не пахло и в ближайшем приближении, в российской империи такое полезное в рамках государства учреждение появилось только в ХХ веке.

 – Ты что не знал? Цесаревич у нас давно претендует на лавры маркиза де Сада! Вот у него и проблемы с любовницами, "чумазыми" из народа князь брезгует, а остальные не хотят даже за хорошие деньги. Хотел бы я знать, как этот полковник их уговаривает?

В отличие от начальника, Александру механизм соблазнения был в общих чертах понятен: одних запугивали арестом и Сибирью, если не помогало – отправляли на пару суток посидеть и отдохнуть в одиночную камеру, если и после этого жертва упорствует, то далее следовал "расстрел". Для баб наверное хватит с избытком, разве, что вдруг попадется упертая-ненормальная, как та еврейка, забыть которую Сашка до сих пор не может. Никаких следов понятное дело на теле жертвы от таких "процедур" не остается, и доказать в суде потом хоть что-то она не может, впрочем ее и слушать не будут, не те времена. Это "до", но судя по рассказам Денисова "после" любовниц великого князя или направляли в дом для умалишенных, или в ссылку, или высылали прочь из страны, а тех кому повезло меньше остальных – так сразу на кладбище.

 – Всех молоденьких, хорошеньких француженок уж давно больной на голову князюшка в Петербурге вывел подчистую. В последний год только их и "употребляет" из патриотических соображений, был недавно большой скандал с женой придворного ювелира – залюбил ее насмерть на паях с адъютантами, но сошло это ему с рук. Списали на нижних чинов из охраны дворца, как всегда у нас солдат оказался в итоге виновен.  – поделился информацией штабс-капитан и замолчал.

 – Иван Федорович, а вы за супругу свою не боитесь, может быть не приезжать ей в столицу?  – обеспокоился унтер-офицер, вспомнив об ожидаемом приезде Софьи.

 – Офицерских жен он не трогает – боится, было раз дело, пригрозили убить, с тех пор занят купчихами, мелкими чиновницами и гувернантками, да вот еще француженок регулярно изводит. Все равно детей пора на ученье пристраивать…  – вздохнул штабс-капитан, и уверенно но печально добавил еще несколько слов,  – Не бойся, мы теперь под Аракчеевым ходим, это не какой-нибудь великий князь!

Понятно, граф – это сила "намбер уан" в России, но состоять "у него" это все равно, что на тигре верхом ездить, тут надо быть или непомерно крутым как новоиспеченный генерал Ермолов, или вовремя соскочить, до того как зверю захочется кушать. Чем же объясняется такая "любовь" всесильного временщика к скромному штабс-капитану и его непутевым подчиненным, восемь лет их в упор не видели и вдруг прозрели, нет… причина в другом. Этот вопрос требует для раскрытия отдельной маленькой главы, что и будет приведена ниже. Пока лишь нам, как и Александру придется удовольствоваться скудной информацией, что Денисов, Сашка, Гришка и винтовка играют весьма важную роль в планах как лично графа, так и всего военного ведомства, которое за исключением гвардии и флота пребывает полностью под контролем у Аракчеева.

Глава 49. Без названия

Чтобы понять причину столь неожиданного возвышения «из князи в грязи» маленького незаметного унтера и его сослуживцев надо отмотать ленту времени на два месяца назад, когда Сашка, Денисов и компания были еще в Польше. Благо на бумаге возможны и не такие чудеса, ах если бы в реальной жизни можно было бы вернуться в прошлое и что-нибудь там поправить. Следует немного рассказать о политической и экономической обстановке в России в период между 1807 и 1811 годами, время было донельзя мутное и смутное, авторитет власти после «победоносной» войны сильно пошатнулся. Петербург превратился в «город должников», щедрые субсидии раздаваемые во время войны царем своим приближенным направо и налево прекратились, поскольку Британия урезала спонсорскую помощь. Русский рубль в очередной раз упал в цене по отношению к большинству европейских валют где-то на 25 процентов, что сделало иностранные товары особенно дорогими. За этот период между тем цена кофе выросла более чем вдвое, сахар подорожал втрое, а бутылка шампанского обходилась против прежних 3,75 в целых двенадцать рублей. Русским дворянам, основным потребителям импорта, приходилось платить огромную цену не только за шампанское, но и за все прочие предметы роскоши, что не производилось внутри их страны, тогда как сами они не могли найти рынка сбыта для продукции своих вотчин.

Горький коктейль из уязвленной гордости и финансовых трудностей лишь способствовал росту критики в адрес политики Александра Первого и его нового ставленника, статс-секретаря, Михаила Михайловича Сперанского, фактически являвшегося премьер-министром. Сперанский не был утонченным аристократом, он происходил из семьи священника. Способный человек, выходец из довольно невысокого общественного слоя, аскет по жизни, он был чужд любым социальным или финансовым амбициям. Радикал в душе, он пребывал в уверенности относительно несовместимости самодержавия и торжества закона. Ему хотелось бы дать старт куда более далеко идущим реформам государственного устройства. Однако Михаил Михайлович прекрасно осознавал ограничения, диктуемые существующим положением, и сосредотачивал усилия в первую очередь на совершенствовании механизмов управления. Вскоре после своего назначения на должность в 1807 году Сперанский провозгласил так никогда и не вступившую в силу реформу судебной системы, взялся за финансовые структуры правительства и администрацию.

Аристократия, чувствуя в нем смертельного врага, делала все возможное и невозможное в стремлении подорвать позиции министра. Скоро распространились лживые слухи о том, будто на самом-то деле Сперанский франкмасон и революционер, состоящий в тайных сношениях с Наполеоном, а потому ищет путей уничтожить всю общественную систему российской империи. Но угроза нависла не только над смелым чиновником-реформатором, опередившим на добрых полвека свое время…

Что бы там ни выиграл от договора с императором французов император Александр первый, ему не пришлось долго ждать негативной реакции части подданных, в глазах которых он не спас ни своего лица, ни чести России, ни ее интересов. Сестра царя, Екатерина, назвала достигнутое соглашение унизительным провалом, а мать не пожелала объятий сына, когда тот возвратился в Санкт-Петербург. Двор, и так-то не одобрявший обращения государя с пользовавшейся популярностью в свете императрицей Елизаветой, которую царь отодвинул на второй план из-за любовницы, Марии Антоновны Нарышкиной, ощущал себя преданным. Приверженцы традиций из "старой" аристократии выступали против любых переговоров с презренным "выскочкой" и "узурпатором". Вельможные великосветские патриоты рассматривали соглашение как продажу интересов России. Как казалось тогда многим, Наполеон выставил Александра в Тильзите, а позднее и в Эрфурте полным дураком. Талантливый для своего времени драматург Владислав Александрович Озеров написал пьесу "Дмитрий Донской", историческая героика которой встречала овации в полных театральных залах и выставляла царя Александра на фоне сложившихся условий в неблаговидном свете. Хотя русская армия неизменно терпела поражения от Наполеона, молодые офицеры испытывали веру в себя и лелеяли мечты о войне до окончательной победы, а потому, естественно, тоже ощущали себя обманутыми. Что до нижних чинов, то мнение народа, иначе говоря – быдла и хамов, никого в России в ту пору не занимало. Недоумевали и священники, еще вчера "корсиканец" был объявлен святейшим Синодом антихристом, а сегодня он уже союзник и велено молится за его здравие в храмах. Генерал Вильсон, бывший британский советник при русской армии, развернул настоящую войну слухов против политики Александра. По углам в столице активно шептались о возможном низложении, и даже физическом устранении столь неудачно правящего царя.

 – Берегитесь, государь! Вы кончите, как ваш отец!  – предостерег императора однажды некий бдительный придворный, пожелавший остаться для истории неизвестным. Поскольку в предыдущее столетие в России случалось немало дворцовых переворотов, многие предполагали, что разочарованные вельможи могут отважиться снова прибегнуть к "шарфику и табакерке", или как выразился один иностранный дипломат: "Я видел, как властелин сей входит в собор следом за убийцами деда, окруженный душегубами отца, тогда как замыкают процессию, вне сомнения, иные, которые станут его палачами".

Сразу после войны в военном ведомстве решили провести некоторые преобразования в подражание победителям, но в основном ограничились введением отдельных элементов форменной одежды и снаряжения «как у них», да еще какими-то мелочами, так велели разучить музыкантам новые марши на манер французских.

Это очень точно после 1807 года подметил посол Наполеона в Санкт-Петербурге, герцог и дипломат, Арман де Коленкур в своих докладах в Париж: "Музыка на французский лад, марши французские и ученье французское". Были и другие перемены, но по большей части формально-административные и соответственно малополезные. В первую очередь изменения коснулись конечно же военной формы сухопутных войск – новые трынчики, выпушки, погоны и так далее. Наполеоновская униформа в то время диктовала "передовую" военную моду в Европе, по крайней мере до 1815 года, сами французы от нее стонали, зубами скрипели, но как-то с горем пополам носили. Особенно много нареканий вызывали короткие штаны и легкие полуботинки с гетрами – дешево, сердито и дико неудобно. Среди офицерской молодежи стало модным изучение работ военного теоретика Жомини, в боевой жизни армии, неофициально конечно и только у "передовых" командиров, стали активно применяться элементы тактики колонн и рассыпного строя. До 1812 года были внедрены новые уставы и инструкции по боевой подготовке войск, усовершенствовали дивизионную и ввели постоянную корпусную систему организации армии. Разительные перемены произошли в высшем и полевом управлении войск. Словом, успели сделать многое, хотя далеко не все, подгонял страх потерпеть последнее поражение, от которого можно было и не оправиться.

Нельзя сказать, что в России для усовершенствования вооружения совсем ничего не предпринималось. Так постоянно действующий "Ученый Комитет по артиллерийской части" по повелению военного министра графа Аракчеева еще в 1807 году приступил к сравнительным испытаниям над ружьями русскими, английскими и французскими. Позднее по инициативе генерал-фельдцеймейстера проводились опыты над уменьшением силы отдачи оружия путем придания большей кривизны прикладу и устройством в казеннике различной формы камор для порохового заряда. Занимались так же экспериментами по выявлению влияния зазора, диаметра затравки и расположения ее по отношению дна канала ствола. Были рассмотрены и совсем анекдотические прожекты введения чугунных пуль, которые якобы сами по себе должны были попадать в цель, так называемое "аракчеевское яичко". Никаких существенных практических результатов эти изыскания не принесли и проблема с неудовлетворительным состоянием ручного огнестрельного оружия решения не получила.

Бюрократическая громадина уж слишком была инертна и неповоротлива, чтобы раскачать ее на нечто крупное нужен был гениальный администратор, и надо сказать, что такой человек в России по счастью был тогда. Современники его не любили и прозвище "змей" надолго закрепилось за этим государственным деятелем, но такова судьба всех более-менее решительных администраторов, политиков и реформаторов.

Отечественные историки традиционно очень мало уделяют внимания "незнаменитому времени" 1807–1811, а зря. Тогда налицо был определенный кризис власти, очень напоминающий по всем внешним признакам тот, что толкнул в 1856 году на проведение радикальных реформ другого царя – Александра второго, вошедшего в российскую историю под именем "Освободитель". Были в России в то время и свои реформаторы, не было недостатка и в соответствующих "прожектах", но видимо не судьба… Очень может быть, что именно тогда российская империя и упустила свой первый шанс, превратившись в итоге в вечного аутсайдера западной цивилизации. Жаль, а "щастье" выходит было совсем рядом, рукой подать. Для сравнения можно взять ту же Пруссию, и прочие германские земли, где окончательный демонтаж феодализма, под принуждением штыков Наполеона произошел примерно в те же годы 1806-1815-е.

Вот в такой интересной обстановке и встретились однажды весной 1809-го года некие Алексей Андреевич и Петр Иванович.

Князь Багратион вместе с секретарем разбирал в то утро многочисленные бумаги у себя на квартире, готовясь сдать корпус новому командиру, после недавно закончившейся победоносной войны со шведами. Решительные действия генерала по захвату Аландских островов вынудили северного соседа быстро пойти на мировую и в результат к российской империи была окончательно присоединена Финляндия, сомнительное, впрочем приобретение. Рутинную "бумажную" канцелярскую работу генерал просто ненавидел всеми фибрами души, но куда деваться, благо хоть помощники толковые под руками есть. Сегодня, по случаю церковного праздника, пришлось отпустить всех штабных офицеров, и теперь ему помогал только личный секретарь-писарь из дворовых, молодой смышленый парнишка. Работа понемногу спорилась толстые пыльные папки и пудовые шнуровые книги постепенно приводились в надлежащий порядок. Но тут случилось НЕЧТО…

 – Ваше высокопревосходительство!!! "Сам" прибыть изволили!!!  – с порога выкрикнул запыхавшийся красный как варенный рак лакей, верно летел бедняга со всех ног, аж постучать в дверь забыл и испросить разрешения войти.

 – Кто пожаловал?  – не сразу понял своего усердного слугу генерал, но тот трясясь от усердия все никак не мог выговорить столь "страшную" фамилию. Петр Иванович быстро подошел к окну, судя по небогатому, и скорее скромному экипажу внизу во дворе нежданный визит нанес ему не кто-то из ближайшей родни императора, как он предположил первоначально, те в таких убогих казенных возках не ездят, а значит…

Это мог быть только военный министр и генерал-от-артиллерии Аракчеев Алексей Андреевич, одно лишь упоминание о всесильном временщике заставляло людей в ту пору бледнеть и заикаться, так страшились его все в столице, да и в провинции надо сказать тоже побаивались.

 – Проси!  – коротко и по военному распорядился князь, и сразу же приказал секретарю,

 – Ваня поди на кухню распорядись, чтоб нам с графом чай принесли и закуску к нему. И пусть вино доброе держат наготове, достанут из погреба самое лучшее кахетинское. Скажи мусье повару, коли подаст немецкую отраву заместо вина, как в прошлый раз, то велю драть розгами на конюшне, не посмотрю, что иностранец!

 – Может вам мундир парадный и ордена принесть ваше высокопревосходительство?  – поспешил осведомиться напуганный до полусмерти помощник генерала, еще бы, не каждый день второй человек в империи изволит в гости пожаловать, а хозяин страшно подумать – встречает гостя в затрапезном, местами протертом до дыр домашнем халате.

 – Пустое и так сойдет!  – князь "самого" не боялся никогда, даже когда был еще просто полковником. Таких людей в империи было немного, пожалуй, можно их пересчитать по пальцам одной руки.

В тогдашней запутанной властной иерархии разобраться несведущему человеку было непросто, да какое там – невозможно. Зачастую великие князья, министры, и даже родной брат императора пресмыкались и заискивали перед каким-то ничтожным выходцем из новгородской губернии, которого раньше бы и на пушечный выстрел к кормилу власти не подпустили. Тут получалось в точности как в широко известном советском культовом мультфильме "Остров сокровищ": "Одни опасались Пью, другие – Билли Бонса, а меня… хе-хе… боялся сам Флинт." Так вот генерал князь Багратион занимал в российской пирамиде власти примерно такое же место, как Джон Сильвер среди пиратов, если принять Флинта за Аракчеева.

Совсем не заслуги на поле брани, и не принадлежность к побочной ветви грузинского царского дома возвысили генерала до таких сказочных высот. Дело житейское – Петр Иванович был давним и единственным любовником сестры императора Александра Первого, Екатерины Павловны Романовой. Эту весьма властную и честолюбивую особу современники за глаза, а особо приближенные и в глаза нередко называли "Екатериной III". В ту пору окружение императора вполне серьезно рассматривало вариант с заменой нерешительного и неудачливого царя его шустрой и бойкой сестрицей. Слишком уж понравилось сановникам правление другой Екатерины – Великой, еще бы такая халява была, как ни при одном из последующих правителей. Золото из казны просто рекой лилось на придворных подхалимов, да что там золото, налево направо дарились имения с тысячами крепостных рабов! Павел Первый уже начал заметно скопидомничать, копейки считать, все реже и реже раздавал казенных крестьян на сторону и пытался взять под личный контроль расходы. А нынешний царь и совсем не жалует верных слуг, пока англичане деньги давали на войну с Наполеоном, так охотно делился с приближенными, а вот потом эту практику прекратил.

Будем справедливы к последнему и самому результативному "суворовскому" военачальнику, он никогда не использовал свое положение для личных целей, разве что иногда мог позволить себе бравировать независимостью перед "сильными мира сего".

Неформальный разговор за чаем у двух генералов с самого начала не клеился, официально граф навестил бывшего подчиненного для того, что бы поздравить с недавним присвоением звания генерала-от-инфантерии, предпоследней ступеньки в табели о рангах. Но было заметно, что Аракчеев прибыл не за этим, слишком уж осунулось за последние тревожные дни его лицо, да и вся фигура потеряла былую выправку, а ведь раньше был как образцовый "оловянный солдатик", импонируя показным молодечеством императору, большому почитателю и ценителю фрунта. Забегал, засуетился Алексей Андреевич, почуял "шестым чувством" грозящую опасность. Понял граф, что трон под покровителем зашатался, вот и психует – это обстоятельство не укрылось от наблюдательного взора его собеседника. Внимая временщику, пустившемуся в перечисление обид и неприятностей, внезапно обрушившихся на царя-батюшку после неудачной войны, князь машинально теребил пальцами скопившиеся в ящике письменного стола документы и прочий мелкий хлам, внезапно под руку ему как бы сам по себе попал плотный бумажный цилиндрик перевязанный суровой ниткой – ружейный, точнее винтовочный патрон. В этот момент и возникла у него озорная мыслишка зло пошутить, над "вторым человеком" в империи… разыграть всесильного царского фаворита.

 – Что вы удивляетесь Алексей Андреевич? Побили нас богопротивные французы – итог сей войны вполне закономерный! Так теперь будет всегда, коли надлежащих выводов не сделаем.

 – Как такое могло быть, разве божьим попущением? Ведь раньше всегда мы их колотили!  – встрепенулся задетый за живое словами князя Аракчеев, жалкие остатки волос прикрывавшие плешь встали у него дыбом. Он не участвовал в последней войне, поэтому был склонен всемерно преувеличивать понесенные потери, как собственно и почти весь чиновный Петербург.

 – Вы ружья наши видали?  – продолжал потихоньку развивать тему Багратион,  – В гвардии еще ничего, но вот в армейских полках почитай дубье, древколье а не огнестрельное оружие!

 – Не обессудьте генерал, ружья дрянь, служат иное по сто лет, а в полках нет даже мерительных калибров, для заказу патронов присылают мне оттиски стволов на бумаге.  – признался военный министр, на самом деле положение было еще печальнее, так собранное ополчение пришлось частично вооружить пиками, даже старых ружей для них не хватало,  – Но ведь раньше у Суворова было почитай тоже самое, если еще не хуже?

 – Тогда сударь мой любезный все решал штык! И в минувшую войну коли нам удалось сойтись для рукопашной, так наши чудо-богатыри французов побеждали.  – убедительно продолжал "вешать лапшу на уши" собеседнику князь.  – А теперь исход сражения почитай полностью зависит от силы ружейного огня.

 – Допустим.  – согласился с очевидным, вроде бы фактом гость,  – Но у французов ружья в лучшем случае бьют на пять десятков шагов дальше наших, да и то не все, а только самые новые и не расстрелянные, кои сравнительно немного?

 – Так и было под Прейсиш-Эйлау и ранее, но под Фридландом у Бонапарта часть солдат уже была вооружена новыми нарезными длинноствольными штуцерами системы Минье. Такое оружие легко достает до тысячи шагов и дальше, а уже с 400 искусный стрелок из него почитай не промахивается, в цель идет каждая пуля. Сравните сие с нашими "старушками", из коих далее ста палить нет смысла, только воздух дымом зазря испортишь!

Багратион с минуту-другую наслаждался произведенным впечатлением, на выразительной и туповатой как кирзовый солдатский сапог физиономии временщика отображалось глубокое и искреннее недоумение. Но железо надо ковать пока горячо, и поэтому в ход немедленно пошли новые "убойные" аргументы.

 – Вот смотрите Алексей Андреевич, наш полк идет в атаку, до супостатов пусть будет 1500 шагов!  – генерал быстро набросал на листе бумаги схему, где квадратики соперничали с кружками и треугольниками,  – Построились мы в колонну, согласно последней фрацузской моде, кареями у нас один генерал Неверовский ходит, а я грешный так не умею.

Аракчеев внимательно следил за изложением материала, хоть его современники и считали глупцом, но по части практической сметки временщик мог обставить кого угодно, на том и поднялся наверх. Недавно проведенная модернизация материальной части российской полевой артиллерии весомое тому свидетельство.

 – Противник открыл по нам ружейный огонь из трех или двух шереножного строя.  – на бумаге под карандашом князя стали появляться колонки цифр.

 – Только пройдя половину положенного пути мы уже потерпим убыль убитыми и ранеными трети людей!  – Багратион, конечно безбожно жульничал, поскольку данные о проценте попаданий предоставленные штабс-капитаном Денисовым были получены в ходе наблюдения за Сашкой, которого никак нельзя назвать "средним" стрелком.  – Шагов с 400 наших офицеров враг будет бить на выбор, как мишени в тире. К моменту когда надобно сойтись в штыки в рядах начальствующих лиц почитай и не останется вовсе, положат даже всех унтер-офицеров.

Собеседник хитрого потомка грузинского царя удрученно молчал и страдальчески морщил лоб, картина и в самом деле получалась на редкость безрадостная. Под бойким пером генерала "правильное" сражение превращалось в безжалостную бойню, где одна сторона практически безнаказанно истребляла другую.

 – Нас всех не перебили под Фридландом только благодаря вашей артиллерии Алексей Андреевич! Ваши пушки оказались лучше вражеских и пришлось ими жертвовать дабы спасти от полной погибели нашу славную пехоту!  – дипломатично смягчил горькую пилюлю для временщика Багратион, но останавливаться на достигнутом не собирался,  – Но позволю себе предположить, что в следующих баталиях новые прекрасные шестифунтовки своим войскам уже так сильно не пособят! У французов по настоящее время один солдат из трех с нарезным ружьем, но они скоро перевооружат винтовками всю свою линейную пехоту. Бог пока хранит – враги еще не знают, что можно издали поражать прислугу полевых орудий, не попадая под их картечи. Страшусь даже представить, что будет, ежели они пустят ход особливые зажигательные пули супротив ваших зарядных ящиков.