Текст книги "Солдат… не спрашивай! (СИ)"

Автор книги: Петр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 88 страниц)

Глава 12. Бои местного значения

«Унылая пора! Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса…» А собственно почему такая «унылая»? Для пресыщенного «барина» Пушкина может быть и так в самом деле так, ему не угодишь, но вот для крестьянина как раз наоборот – закончены тяжкие полевые работы и в деревнях обычно в эту пору играют свадьбы и гуляют. Для солдата российской императорской армии тоже наступает самое «то время», осенью учения уже закончились, наступил период всяческих хозяйственных разъездов, командировок-заготовок, а значит появился шанс, пусть в даже в теории, добраться наконец воину православному до столь желанных деревенских красавиц.

Но это лирика, а вот и практика подошла. Александру сегодня предстоит на собственном опыте проверить, как простой российский крестьянин любит "родную" армию. И в этом ему поможет как некая казенная бумага, так и десяток вооруженных солдат из его же взвода. Нет, он мог бы и один попробовать выполнить данное поручение отца-командира, но уважение к закону среднего российского мужика – величина непостоянная и сильно меняется в зависимости от очень многих факторов, поэтому без силовой поддержки не обойтись. С городскими обывателями и так понятно, для них нижние чины 13-го полка – "враги народа". Прямо так и говорят им открыто в лицо при каждом удобном случае, мол от вас лишь разорение одно православным, да и в придачу разврат немалый – только и умеете вы солдатики, что чужих девок лапать и водку жрать без меры, особенно задарма.

 – Извините, ваше степенство, но народ, что не пожелает кормить свое национальное войско, неизбежно будет содержать чужое!  – как-то возразил Сашка на один такой упрек одному представителю торгового сословия.

 – Брось ундер энти сказки книжны, до нашенских палестин чай француз, али немец какой не дойдет, куды им в таку даль!  – таков был ответ местечкового патриота, их ничем не проймешь, ни в какого Наполеона не верят, такие вот толстокожие российские купчики и мещане обитают в уездном городе N.

Небольшой отряд, десяток солдат с унтер-офицером во главе быстрым шагом продвигается по проселочной дороге в сторону ближайшей деревни. В двадцатом веке сказали бы "отделение", но здесь пока так не принято, взвод уже есть и давно – почти век, а вот до более мелких подразделений военная наука еще не дошла. Поэтому официально они считаются воинской командой, направленной 13-м егерским полком для "взыскивания" с сельского населения обозной повинности, у Александра и предписание официальное есть, все вроде бы законно… Но это как посмотреть, штабс-капитан Денисов, напротив считает подобные действия самым настоящим произволом, однако иного выхода нет, провинция давно уже живет не по писанным законам, а сплошь и рядом по "понятиям", "обычаям" и "у нас так заведено". Обоз у полка еще толком не сформирован, пока лошадей где-то в Нижнем Новгороде закупят и приведут, пока местные ремесленники изготовят фуры и двуколки, история долгая – когда это закончится? Хорошо если к концу предстоящей зимы управятся со всеми этими многочисленными хлопотами. Тем не менее существует острая потребность кое-какие грузы доставить из губернского города, не на себе же их тащить за столько верст? По идее, транспорт для таких перевозок должен по первому требованию предоставить "уезд" у которого полк формально состоит как бы на содержании. Но господам чиновникам не то лень учитывать обывательские повозки и лошадей, не то они основательно "прикормлены" местными хитрованами, поди разберись в этом гадюшнике, здесь сам черт ногу сломит. Поэтому в каждый раз, когда возникает нужда в транспортных средствах и делается запрос, то вместо подвод из резиденции градоначальника лишь присылают бумажки, наряды: "Получить столько-то потребных телег вместе с возчиками и лошадьми в деревнях А, Б, С" и все.

 – Опять наши орлы кого-то там в деревне избили до полусмерти, эдак скоро и до применения оружия дело дойдет,  – подвел однажды вечером итог очередной «транспортной экспедиции» штабс-капитан, когда они с Александром встретились по какому-то поводу в канцелярии полка. Унтер-офицер туда заглядывал часто и по делам служебным и просто поговорить с тем же Денисовым, ну или хоть газетку почитать там можно было у знакомого писаря, если полковой адъютант вдруг да отсутствовал на рабочем месте.

 – Так ведь нам добром мужики не дают ничего…  – только и промолвил Сашка, проблема известная всем вплоть до последнего солдата, сколько раз уж сталкиваться доводилось, правда в других областях.

Не то чтобы у них в части народ как на подбор грубый и "крутой", напротив люди добрые, в прямом смысле этого слова. Солдат ведь считает себя человеком "казенным", а что в России "казна" или другим словом – власть делает чаще всего по отношению к "подлому" сословию, угадайте с трех раз? Правильно – отбирает все что, только можно отнять, да и палками лупит при малейшем сопротивлении или просто так для острастки на будущее. Вот и с подводами так же получается, отказали крестьяне служивым, уперлись рогами, пошли на принцип – и сразу же в ход идет кулак, а затем зачастую и приклад. Люди в России начала века 19-го простые и "ндравы" у них соответственно незамысловатые, везде "внушають" сплошь и рядом в основном не словами, а прямым физическим воздействием.

 – Завтра ведь нам надо кого-то снова посылать, а людей нет, кто в отпуску, кого на ремонт командировали, я сам из канцелярии вылезти который день не могу,  – пожаловался на судьбу-злодейку штабс-капитан, действительно дел у него не в проворот,  – Слушай Сашка, может подскажешь мне, кто у нас из унтер-офицеров сможет без мордобоя обойтись? А то полковник недоволен, обывателей ведь обижать не следует, они нас кормят, а мы их бьем и калечим.

 – Может быть Васильев-второй из третьей роты подойдет, он вроде до драки не любитель.

 – Нет, его нельзя, посылали уже в прошлом месяце, неужели забыл? А ты сам как, не попробуешь ли? Заодно и посмотришь, как деревенский народ живет у нас в России, для общего развития тебе полезно. Тут ведь совсем не далеко идти, десять верст до одного села по прямой, затем еще столько же до следующего, за субботы обязательно управишься.

Сказано – сделано и вот уже унтер офицер идет новый исполнять приказ. Александр не стал возражать, была у него тайная надежда, что если с этим поручением он успешно справится, то может быть его с тем же обозом и дальше в губернский город затем пошлют? Туда ведь конвой обязательно отряжают, не столько от разбойников – в уезде относительно "тихо", сколько для "сбережения" самих же крестьян-возчиков от пьянства, да и от разных посягательств губернского жулья и начальства заодно.

А в "губернии" живет старая подруга – Палаша, столько лет прошло, а Сашка ее все же помнит, не то что бы… а просто хочется ему посмотреть своими глазами и убедится, что все у нее хорошо в жизни получилось.

«Мы будет жить светло и вечно, нам только б это взять село…». Сашке даже и не село нужно «взять», а такую малость – хотя бы пять подвод, да только не так это просто, как еще вчера ему показалось. Пока они шли, сослуживцы объяснили унтер-офицеру, что и почем и как следует себя вести с мужиками. К великому сожалению, все проверенные рекомендации как раз так или иначе и сводились единственно к «кулаку» или «палке». Не то что бы народ в деревне такой уж жадный, их можно понять, просто жизнь такая. Никто, ни власть с ее многочисленными представителями, ни тем более барин-рабовладелец никакой меры не знают. Будешь отдавать добровольно – они войдут во вкус и отберут все вплоть до последней рубашки, так считает «средний» мужик и поэтому сопротивляется до крайнего предела. У него практически нельзя что-то «истребовать» добром, а можно только «выбить». А как ему жить иначе? Сослуживец Александра, с которым они вместе начинали, Григорий рассказал, что в деревнях люди даже сапоги носить боятся, а женщины еще и украшения надевать. Ведь если помещик увидит хоть какой-то признак «роскоши», то обязательно решит, что его подопечное «быдло» разбогатело и прибавит оброк или накинет пару-тройку дней на барщину, или просто потребует срочно собрать некую сумму – это уж как ему в голову придет. Поэтому везде народ деревенский прибедняется и почти всегда мужик предпочитает стоически терпеть побои и упираться, даже если речь идет о совершенно незначительных требованиях.

Так то оно так, но нашему современнику совсем не хотелось вламываться к пейзанам в роли оккупанта, пусть даже и без шмайссера наперевес: "Матка млеко, матка яйки…". "Советская" часть его сознания против такого метода протестовала и никак с ней справится или заглушить не получалось, если бы каких-нибудь немцев трясти то еще ладно – он согласен, а вот своих… А так почти полная аналогия выходила, они – с точки зрения крестьян, конечно, обыкновенные грабители, разве только в форме российской императорской армии. Единственное отличие от разбойников с большой дороги – так тем местному населению хоть сопротивляться разрешается в известных случаях, а тут даже и такая возможность исключена, власти сразу же решат, что произошел "бунт" и вышлют карателей. Это у них быстро, оперативно и без проволочек, как раз на прошлой неделе опять из их полка одну роту отправили в соседний уезд "на подавление" беспорядков. Обычно об этом не любят упоминать в исторических трудах, но куда денешься – российская императорская армия воевала с собственным народом столь же часто, как и с различными внешними врагами империи. Даже песни сочиняли, не сами конечно нижние чины, это уже явно кто-то другой постарался за отдельную плату, ведь "музыка" в полках почти сплошь вольнонаемная:

При Павле наш ментик и ташку,

Лосины и белый парик

Не раз видел в гибельной схватке

Повстанец – калужский мужик.

Остается только сожалеть, что у нашего калужского мужика не было винтовки, ведь красный ментик и белый парик так хорошо смотрятся по ту сторону прицела, британцы если спросите – подтвердят, у них опыт по этой части большой.

Пока они по дороге говорили-обсуждали-"перетирали" детали предстоящей "операции", время пролетело незаметно, вот и деревня уже перед ними. Поперек узкой дороги точно баррикада или надолб лежит в луже, что бегемот в болоте огромная свинья и не пройти и не проехать, весь проход с этой стороны закрыт.

 – Гриша, кольни-ка ее штыком слегка,  – распорядился унтер-офицер, сперва он сам намеревался пнуть наглую скотину, но сразу же передумал, ведь так только сапог испачкаешь в грязи.

Григорий, получив приказ, как бы "взвесил" в руках тяжелое пехотное ружье, убивать или калечить ценное животное и у него и в мыслях не было, и надо прикинуть, как будет это самое "слегка". Быстрое движение, отблеск утреннего солнца на стали, и точно в цель – укол примерно на дюйм в филейную часть, чуть пониже хвостика-крючка. Раздался оглушительный визг, хавронья вскочила "на все четыре", метнулась вперед и вихрем понеслась вдоль деревенской улицы, Сашка и не ожидал, что такая массивная туша может передвигаться столь быстро.

 – Эк побегла ровно ушкан, коли железо в ляжку воткнут, и не эдак еще полетишь!  – философски заметил кто-то из егерей за спиной Александра, пока он оглядывался в поисках местных аборигенов. Неужели на шум никто не придет и надо будет заходить в избы? А нет, вот уже вылезают как суслики из своих нор, слышно, как где-то за высоким плетнем хлопает дверь. Мягкий такой звук и даже приятный, не смазанные дверные петли "ржаво" не скрипят, железо российскому крестьянину не по карману, все у него в хозяйстве все сплошь то кожаное, то деревянное, то плетенное из лыка.

 – Почто солдатики животну мою тираните? Чай свинья вам не супостат поди?  – вышла из дыры в плетне им на встречу баба, скорее всего еще молодая и судя по походке и размерам выпирающего под одеждой живота – беременная на последнем месяце. У крестьянских женщин иногда возраст определить трудно, тяжелая жизнь нередко за две пятилетки превращает юную девушку в дряхлую старуху, да и косметикой на селе не балуются. За ней следом на улицу увязалась пара ребятишек, следом за матерью выскочили мальчик и девочка, на вид погодки 7–8 лет, им на вид больше не дашь.

 – Добрый день! Нам бы старосту вашего надо повидать.  – сразу приступил к делу Сашка, а чего тут медлить, он должен до вечера еще две деревни посетить, а посему время дорого и не до пространных комплиментов.

 – Помещичьи мы, барина енерал-аншеф Ильинского, у нас бурмистр, а староста чай тока у казенных хрестьян.  – поправила его баба, и в самом деле ошибся немного унтер-офицер, у этих "хрестьян" даже подобия самоуправления нет, кого барин назначит руководить, тот и старший.

 – Ну тогда бурмистра! Где его найти?  – продолжил разговор Сашка.

 – Энто сызнова поди пороть ево зачнете за егорьевский лужок, за потраву?

 – Ты чево тетка, совсем сдурела, мы те не гарниза рваная, а егеря!  – это уже остальные нижние чины к диалогу подключились, разъясняют пейзанам "политику партии" и "текущий момент". Действительно, хоть и доводилось им иногда "подавлять" крестьян, но непосредственно экзекуциями обычно занималась полиция или гарнизонные войска.

 – А кто вас чертей эких зеленых разберет, у нашенских то честных хрестьян праздник, а вы колобродите!

После этих слов женщины Александр оглянулся назад, что же Григорий его не предупредил? Но главный консультант и советчик по части религии в ответ на немой вопрос начальника только пожал плечами. Скорее всего сельчане какой-то местный обычай здесь соблюдают, может быть сохранившийся еще с незапамятных языческих времен, официального церковного или светского праздника в календаре сегодня нет.

 – Так где он?

 – У церквы поди ево сыщете.  – ответила баба и решительно направилась обратно в сторону своей избы, ее дети же, однако, остались на месте. Стоят белобрысые, глазенками любопытными сверкают, разглядывают сашкину маленькую армию и нисколько не боятся пришельцев, судя по всему, может еще просто и не понимают, что за "гости" такие пожаловали. Одеты примерно одинаково и мальчик и девочка – оба в длинных, не очень чистых, и покрытых местами заплатами рубашках, длиной доходящих примерно до половины голени. Единственное отличие – у представителя сильного пола рубашонка подпоясана веревочкой, а у девки – нет, ну и оба конечно босые. Выглядят совсем как те детишки, что первыми встретили когда-то пришельца из будущего у Сосновки… ну почему он тогда не повернул обратно к бункеру?

Приняли не особенно их не особенно ласково, но до всяких там лужков и потрав и прочих местных "терок" Александру дела не было, ему поставлена командованием другая задача. "Церква"  – это церковь? Скорее всего так, а вон и маковка с крестиком виднеется, совсем рядом – надо только пройти по улице дальше и там, похоже, повернуть налево. Он оценил на глаз, как выглядят его "бойцы", конечно так себе – не гвардия на параде, особенно фуражные колпаки смешно смотрятся, его панама-афганка не в пример удачнее на вид, жаль только кокарда не сохранилась, вот таким же мелким "шкетам" пришлось презентовать звездочку. По правде говоря, иного ретивого службиста и ревностного поклонника фрунта один вид такого "воинства" довел бы до инфаркта, но для деревни сойдет и так. Здесь главное, что бы люди видели, что к ним пришли представители власти, а не какие-то там левые "партизанены" или вообще бандиты с большой дороги.

Бурмистра в многоликой и пестрой массе крестьян, уже расходившихся по домам после какой-то церемонии, Александр "вычислил" сразу же с первого взгляда. Кое-какой опыт уже был у него к тому времени, "старший" на селе всегда как-то выделяется среди остальных мужиков. Бляху медную, пожалованную барином бурмистр себе на шею нацепит, или медаль старинную найдет какую-то за неведомые никому заслуги – надпись давно стерлась, иной представитель власти берет в руки увесистую палку – понятно для каких нужд. Федор рассказывал, что у однодворцев деревенский "голова" и вовсе обязан носить постоянно специальную дубину – "булаву", как вождь у папуасов. У этого же мужика, единственного в толпе на голове имелась меховая шапка из овчины. Папаха, не папаха – размером шапочка не вышла, нет скорее – именно "шапка под хохла". Видно, что идет "местная власть", походка гордая – спина прямая, взгляд орлиный, красивая седина в висках и вдобавок – борода подстрижена, как у купца по последней моде. Он не один – жена в праздничное одежде под ручку рядом важно вышагивает как на смотру и из-за спин родителей выглядывает девчонка-подросток, строит глазки "офицеру" кокетка деревенская. И еще два каких-то мелких пацана рядом под ногами вертятся, может быть его отпрыски, а может и нет. Народ увидев прибывшее "начальство" как-то поспешно, и можно даже сказать – испуганно, расступился в стороны освободив проход, боятся – почему? Тогда Александр не понял в чем дело, потом уже когда они беседовали, бурмистр напоследок разговорился и рассказал, что недавно тут побывала совсем другая воинская команда – карательная. У них оказывается сосед-помещик "свойственник" губернатора, а местные у него еще летом случайно "потраву произвели", недосмотрели малолетние пастушки за порученной им скотиной. Обычное история для провинции, где произвол властей зачастую заменяет закон, "посекли маненько и побили" для науки всю деревню и больше всех досталось похоже именно "старшему".

 – Вы бурмистр?  – грубо разрушил семейную идиллию унтер-офицер, не хотелось ему, но что поделаешь – служба!

 – Ну я… А энто почто?  – крестьянин как-то изменился прямо на глазах, сразу посерел лицом, осунулся и даже голову в плечи втянул. Скорее всего, долгий опыт общения с "людьми в мундирах" подсказывал представителю сельской администрации, что сейчас за вопросом незамедлительно последует традиционный удар кулаком "в зубы" и возможно еще и не один. Обычно так с мужиками, что "казенными", что крепостными – без разницы, разная большая и маленькая чиновная "знать" и общается. По мнению "благородных" с простыми людьми иначе и нельзя, по другому они просто не могут – "народ их не поймет", да уж…

 – Пойдемте пожалуйста в сторонку, нам надо поговорить,  – Сашка мог бы и здесь, при всем "честном народе" вручить бурмистру предписание властей, но лучше все же без лишних свидетелей, да и стоит поближе к "своим" подойти, что ждут его в начале маленькой деревенской площади, там он их оставил. Зачем лишний раз искушать судьбу и провоцировать местных жителей на беспорядки. Законопослушность российского крестьянина – не константа, а величина переменная, зависящая от многих факторов и нижний чин не всегда воспринимается по умолчанию сельским населением как "начальство".

Мужик тяжело вздохнул, но плечи все же расправил, раз уж пришелец обращаются вежливо и на "вы"  – он русский ли вообще, как можно так с "подлым сословием" разговаривать? Что-то непонятное творится, но ясно одно, его – "старшого" вряд ли будут бить, по крайней мере – не сейчас. Жена и дочь, судя по выражению лиц у них, оптимизма мужа и отца совсем не разделяли совершенно. Так девчонка мгновенно слезу пустила, а баба готова была и в голос завыть и зареветь. Готова была была и уже рот широко раскрыла для крика, но ей не дали, мужик зло шикнул на свою "прекрасную половину" и та покорно заткнулась. Александр же только приветливо улыбнулся девчонке – "да не плачь, не съем я твоего папу"… а она ничего, может и не красавица, но свеженькая и симпатичная.

Вроде бы сначала все пошло хорошо, но потом увы, как Александр подошел к цели, ради которой они и пришли, то все – тупик. Уперся бурмистр и ни какие доводами его не пронять. Унтер-офицер не стал сразу выкладывать все козыри, рассчитывая потихоньку, полегоньку уломать упрямого мужика. Стратегия у него такая – сперва вежливо так напомнить о патриотизме и так далее, "за бога за царя"? Облом-с, народ деревенский оказывается и за то и за другое, но исключительно теоретически, а подводы давать не хотят. Бурмистр ссылается на волю барина, но тот давно уже где-то в Питере обосновался и видели его в последний раз лет пять назад. По словам местных жителей, господин тогда приехал, отдохнул в усадьбе немного с дороги, и занялся "делами". Барин за два вечера "спортил четырех нашенских девок", по словам бурмистра, и снова укатил в столицу.

 – А дальше?  – осторожно спросил Сашка.

 – Так не видали мы ево с энтих пор, оброк кажинный год исправно отсылаем. Мож ен уж помер, али в неметчину подался.

 – Я не про вашего барина, я про тех девок хотел узнать, что там с ними дальше было.

 – А чаво с имя сделаетси? Троих опосля замуж выдали, а одна дуреха руки на себя наложила, повесилась в анбаре на вожжах.

Эту печальную тему развивать далее не стоило и Сашка вытащил новую карту из своего "стратегического запаса"  – напомнил о причитающемся вознаграждении возчикам за труды от военного ведомства, деньги правда небольшие, но ведь мужики трясутся над каждой копейкой.

 – Неа, нам энти твои гроши все едино придется барину отдать…  – печально покачал головой крестьянин, опять отказ.

Непонятный совершенно момент – а зачем барину об этом знать? Неужели деятельность сельской администрации им как-то контролируется да еще с такого расстояния? Как он узнает, что его мужики съездили на три дня в "губернию"  – через тайных осведомителей, именуемых в просторечии "иудами", или "стукачами"? Бред… да тут же один грамотей на село, а до появления первых массовых телефонов еще целый век. Или их здорово запугали, или им просто не выгодно – второе вернее.

Пока Александр пытался уговорить упертого бурмистра к нему понемногу подтянулись и остальные нижние чины, видимо стоять в дальнем углу и "точить лясы" с девками и молодухами им к тому времени надоело. Ну как раз пришли, так сразу и "ценные" советы, жестами показывают давай, начинай командир его "давить". Вот Федор даже не удержался, кулаком хлопнул по открытой ладони, показывая, что пора перейти к силовому решению проблемы, горячь однако парень… Боковым зреним Сашка уловил, что и "бурмистерша" рядом находится и даже прислушивается, чего там унтер-офицер ее мужу объясняет, а вот дочка куда-то убежала вместе с остальными детьми. Тем лучше, если совсем никак не выйдет, он расчитывал припугнуть упрямца угрозой ареста, пусть его баба поревет немного, может быть это сломит окончательно сопротивление. Но это самый крайний случай, а пока есть еще один козырь, пожалуй самый значительный. В ХХ-ом веке принято считать, что самый важный стимул в таких случаях – экономическая заинтресованность, остается попробовать в деле, сработает ли эта уловка в 18-ом столетии?

Дело в том, что в данном конкретном уезде сложилась интересная экономическая ситуация, можно сказать, что даже уникальная. В городе цены на рожь и некоторые другие сельхозпродукты просто смешные, местные купцы путем сговора намеренно удерживают "планку" на самом низком уровне. Иное дело "губерния", большой город и большой спрос на такой товар, там даже перекупщик и то почти вдвое больше дает. Но выбраться туда местные мужички практически не могут, если по уезду они перемещаются свободно, то за его пределами любого беспаспортного ждет острог и тут уже недалеко и до Сибири. В чем же беда, ведь документ примитивен как пять копеек, это в сущности справка, что данный человек отпущен на такой-то срок таким-то помещиком или сельским обществом, последнее для так называемых "казенных" крестьян.

Просто – да не совсем… Оказывается, если в других уездах администрация обычно отдает уполномоченным лицам чистые бланки с печатями, то в уездном городе N порядок заведен немного другой. Так крестьянин сперва должен получить паспорт по месту жительства у помещика или старосты, затем тащиться в город в канцелярию градоначальника, где ему поставят печать, без которой его "плакат" оказывается недействителен. С учетом того, что российский мужик любого чиновника, да и "казенных мест" боится как огня, уже большая часть крестьян-земледельцев попасть на базар в "губернию" не в состоянии. А те у кого помещик зачастую проживает "в столицах" и вовсе прикованны к уезду. Да еще и власти вдобавок регулярно проявляют "отеческую заботу" о простом народе, полагая, что "чего им убогим таскаться куда-то далеко в губернию, пусть в городе на базаре продают свою рожь", правильно – за бесценок. Вот бы еще узнать, сколько местные купцы городской администрации за такую заботу о православных регулярно отстегивают, но это тайна за семью замками.

Как-то один раз прошлой осенью Александр лично наблюдал процесс "выдачи печати", вел он в тот день вечером караул из Арсенала после смены. Дошли они без особых происшествий до здания администрации, и что там за цирк? Телега какая-то убогая крестьянская припаркована у самого входа, запряженная "лошаденкой", а рядом – под самыми окнами мужичок пожилой на коленях стоит – прямо вгрязи на улице, точно перед чудотворной иконой.

 – Караул стой!  – скомандовал тогда Сашка и затем подошел к крестьянину распросить в чем же дело,  – Что за фигня? Кто тебя дедушка обидел?

Тот объясняет служивому, что приехал печать получить на "плакат" и ему господа чиновники "проставили".

 – Мне тока сынка в остроге повидать надоть напоследок, а оне…  – мужичок с головы войлочный колпак и показывает унтер-офицеру, куда ему поставили печать – на лбу у него расплывается синий двуглавый орел, прямо посреди морщин. За окнами на втором этаже раздается взрыв веселого смеха… удачная вышла шутка.

Рожи упитанные и круглые у "царевых слуг", у некоторых даже лоснятся от жира, видно от нечего делать развлекаются чиновники, Пугачева на них нет, так бы и на кол скопом за всех и посадить. Унтер-офицер промолчал, что тут сделаешь – ничего, только зубы стиснуть остается от бессильной злобы, да и все… а вот его подчиненные не удержались в это раз. "Прорвало" нижних чинов, да еще как.

 – Вы что энто сволочи над православным народом измываетесь? Али управы на вас нет?  – раздалось неожиданно из рядов. Потом хотела было местная полиция выяснить, кто кричал "возмутительные речи" и "призывал к бунту", кто зачинщик беспорядков, да не смогли, доносителей среди солдат не нашлось.

 – Господа, гляньте – серое быдло нам угрожает? Да мы вас сечас вые…м шкуры казенные!  – орут в ответ сверху обиженные регистраторы и прочие ассесоры, но на улицу разбиратся они тогда так и не вышли, слабо им оказалось.

 – Так иди сюды, экий смелый! Мы тя содомита бл…го штыком в жопу толстую приголубим!  – это уже снизу отвечают на брошенный "верхами" вызов.

Александр не стал дожидатся, чем закончится препирательство, рявкул что есть мочи – "Шагом марш!" и увел побыстрее караул прочь. Было потом разбирательство, но с учетом крайне натянутых отношений между гражданскими и военными властями все благополучно сошло ему и его подчиненным с рук.

…………………………………………………………………

Сашка уже хотел было напомнить бурмистру, что в "губернию" подводы пойдут порожняком, кто же мешает крестьянам загрузить их мешками с рожью или еще чем-нибудь? А это уже не жалкие казенные копейки, а полновесные серебрянные рубли, так они смогут уплатить подати и оброк, не надо будет продавать задешево последний хлеб и потом голодать зимой. Отберут? Кто рискнет? А вооруженный конвой так и смотреть на это безобразие будет? Только он было собрался, как случилось настоящее чудо, можно вмешались "высшие силы", природа отработала тогда или бог – не суть важно, это кому как, кто уж во что верит.

Еще когда он утром вел воинскую команду по проселку в небе ветер тучки таскал туда-сюда, хоть день вроде бы и солнечный был. Все Сашка тогда гадал дорогой польет дождь или нет, разверзнутся хляби небесные или пронесет стороной?

Ударило потоками воды с небес как раз в тот момент, когда Александр только собрался пустить в ход самый веский аргумент – "экономический", а затем и гром загрохотал, да так, что уши заложило и пришлось сделать небольшой перерыв. Надо сказать, что уламывал он бурмистра не прямо посреди площади, если конечно так назвать простое расширение деревенской улицы, а под навесом – там прямо перед церковью, шагах в тридцати было такое сооружение. С какой целью его местные возвели так и осталось для Сашки загадкой. Позднее он подобные постройки видел у поляков, но там они использовалясь в процессе обмолота и провеивания зерна и располагались отнюдь не в центре деревни. Поэтому дождь не дождь, ливень не ливень – все равно, унтер-офицер и остальные нижние чины укрыты, крестьяне же кинулись спасаться от ливня, кто к ним под навес, кто по домам. Потоп продолжался минут пять от силы, а затем еще раз ударил гром и словно отрубило, дождь прекратился.

Сашка собрался продолжить, но не вышло, откуда-то из-за церкви раздались крики, вроде бы детские, сперва внимания на это никто из собравшихся под навесом не обратил. Однако через минуту от туда прибежал какой-то мальчишка и сходу выпалил на одном дыхании:

 – Пров Васильич беда!!! Катьку твою молоньей пришибло!

Что тут началось – а бардак, какой обычно в таких случаях бывает, все бестолково бегают туда-сюда и вопят, вместо того чтобы спасать пострадавших. Баба, жена бурмистра взвыла сиреной, как машина скорой помощи и стремительно кинулась к церкви, за ней рванулся и мужик. За ними пришлось последовать и Александру с товарищами.

Завернув угол неказистого деревянного храма унтер-офицер попытался с ходу оценить сложившуюся обстановку. Девчонка, что ему недавно строила глазки лежит возле стены на мокрой соломе и не шевелится, склонившись над ней, как волчица воет баба.

 – Кровиночка моя родная-а-а-а…

 – Господи за что караешь???  – а это уже бурмистр рядом бухнулся на колени с разбега, самое то время молится, лучше не придумаешь.

 – Дядь салдат, а Катьку взаправду убило?  – а это уже какая-то мелкая девочка-соплюшка сбоку лезет с расспросами, в сторону ее, не до разговоров теперь время на вес золота, чуть промедлишь и девчонка-красавица отлетит навсегда в "края вечной охоты".

 – Гриша, Федор со мной! Прохор за старшего остается. Бабу долой к чертям, всех отогнать на пятнадцать шагов и не подпускать ко мне!  – Александр скороговоркой выдал распоряжения, секунды безумно дороги, тут же он винтовку свою сунул в руки одному из егерей, оружие пока не потребуется.

Он метнулся вперед, не без труда оторвал обезумевшую мать от тела дочери и отбросил прочь, прямо в руги следовавших за ним солдат. Теперь надо быстро проделать необходимые реанимационные мероприятия. Ожогов ни на ногах, ни на голове пострадавшей нет, пульса нет – он сразу же пощупал на горле – тишина мертвая, однако зрачки на свет реагируют – хороший признак, дыхание – не понять с ходу, да и не надо нам его пока. Времени с момента происшествия прошло совсем немного, а значит шансы на успех должны быть приличные. В той "нормальной" жизни его прямо выводили из себя все эти тренировки с манекенами, и прочие упражнения с шинами и бинтами, но увильнуть возможности не было и приходилось заниматся. В организации, где он тогда работал, таким вещам придавали весьма серьезное значение. Ирония судьбы – ему впервые на практике применить полученные знания пришлось только в 19-ом веке.