355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Петр Иванов » Солдат… не спрашивай! (СИ) » Текст книги (страница 59)
Солдат… не спрашивай! (СИ)
  • Текст добавлен: 28 июня 2020, 14:30

Текст книги "Солдат… не спрашивай! (СИ)"


Автор книги: Петр Иванов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 88 страниц)

Глава 31. Без названия

 – Витязь на распутье, налево пойдешь, направо, прямо везде одинаково адский зверек песец, но куда-то двигаться необходимо. Богатыри… не вы… плохая им досталась доля… Но надо вертеться!  – размышлял вслух Сашка разглядывая карту, в у него голове прямо «эскадрон мыслей шальных» топтался, там уже давно бардак был немалый и потребовались определенные усилия, что бы привести весь этот содом в некоторый порядок.

В партизаны что ли от такой жизни податься, будем коммуникации у Бони подрывать? Да нет, не выйдет – народ, здесь одинаково ненавидит и красных и белых, тьфу… опять не то в голову лезет – и русских и французов "любят" местные пруссаки одинаково. Не надо быть пророком и так понятно, что резать аборигены будут в первую очередь проигравших, а не победителей, так и российские мужички в 1812-ом году поступали. И что-то Сашке помнится, что все до одного "партизанены" Отечественной войны были верхом, на "своих двоих" Давыдов и Сеславин не ходили… и это как бы неспроста. Конному проще – ударил и убежал, да и продовольствие, пусть небольшой но запас при себе имеется, и раненых можно вывезти в тыл. Шарить по тылам врага – удел легкой кавалерии, тех же казаков или улан, а вот они – легкая пехота. Таковы уж реалии, не получится в данной конкретной местности Александру "зажигать" в стиле Ковпака, был бы хоть один прусский немец или поляк у него под началом, так ведь нет, или…

 – Паша ты по немецки как, ферштейн?  – на всякий случай спросил он у "новенького", мало ли вдруг да попался им полиглот.

 – С чего бы, у нас только природные немцы на нем и говорят, меня французскому в пансионе учили. А что ты задумал?

 – Да так…

…………………………………………………

 – Ефим сбегай к ним и узнай, кто такие и что тут делают. Только смотри осторожно и близко не подходи, издали спроси!  – послал Александр одного из своих подчиненных. Сам с остальными пока решил остаться под защитой кустов, если что, то они прикроют отход своего "разведчика" ружейным огнем.

Егеря уже полчаса наблюдали за этой "непонятной" кучкой солдат на берегу Алле, но никак не могли определить, свои это или чужие и к какой части они принадлежат. Все говорило пока в пользу "своих", у многих "ненаших" мундиры очень похожи на пехотные, такие как в Рязанском мушкетерском, к сожалению в потемках мелкие детали униформы рассмотреть трудно. Второе "за" – их примерно с полсотни, для полуроты слишком мало, а для взвода наоборот много. Не походили "мушкетеры" и на обычный французский пикет, слишком уж вольно и непринужденно стояли. И наконец, третий и решающий аргумент, эта компания толпилась у места, где возможно был брод, река тут заметно сужалась и оба берега были более-менее пологие.

 – Свои! Свои! Давай подходи живей! Брод сыскиваем!  – раздалось с берега в ответ на вопрос Ефима.

 – Сашка, а почто оне не говорят какого полку?  – опасливо заметил Федор, но тогда этому не придали значения, ведь тут может сборная солянка собралась, отставшие со всех частей понемногу. Раз зовут добром, надо присоединится, у большого отряда больше шансов уцелеть в возможном столкновении с противником. Кроме того, люди уже сильно устали и надо поскорее переправиться на правый берег. Пока Ефим бегал опрашивать совсем стемнело, наступила ночь и медлить более не стали, пошли навстречу судьбе.

Александра спасло необычайно острое от природы зрение, он единственный из нижних чинов увидел в темноте, как "рязанские мушкетеры" вскидывают ружья, их выдал едва заметный отблеск луны на штыках…

 – Ложись!!!  – только и успел он выкрикнуть на одном выдохе, как со стороны "своих" грянул дружный залп с ближней дистанции, с пятидесяти шагов. "Чпок", удар свинца в человеческую плоть, рядом справа кто-то из егерей заорал дурным голосом, получив пулю и повалился мешком на сочную луговую траву… Не все успели отреагировать на команду, предательский ночной мрак и усталость, накопившаяся за весь день, сработали на руку коварному врагу.

 – Встать! Гришка гранаты! Огонь по команде!  – срывает криком голос унтер-офицер, нельзя более оставаться на спасительной земле, от вражеского штыка она не защитит, единственный шанс уцелеть теперь – немедленно ударить самим и опрокинуть протвиника. Искать спасения в отступлении бесполезно, догонят и перебьют всех по одиночке.

Те, что на берегу замешкались буквально на одну минуту, может им показалось в наступившей темноте, что их выстрелы скосили всех подчистую, и добивать уцелевших штыками нет необходимости. Несколько упущенных мгновений все и решили в пользу "наших", две "кофейные банки" успели отправиться в полет, а затем последовал нестройный ответный залп, ударили ружья егерей, и без всякой команды они рванулись вперед – "на штык". Ошеломленный взрывами под ногами и ответным огнем враг ближнего боя не принял и вскоре бежал, численное преимущество не помогло, его еще надо суметь реализовать как в футболе. В таких ситуациях натиск и решимость драться до конца часто оказываются важнее, чем количество штыков или сабель, это Сашка хорошо усвоил еще в самом первом своем бою, когда они брали люнет на берегу Пассарги. Нижние чины смогли заколоть в ходе короткой схватки человек восемь, троих врагов положили гранатами, видимо удачно "жестянки" попали. Еще четверых супостатов скосили пули и одного в самом конце стычки записал на свой счет Александр лично, разрядив винтовку по пытающемуся убежать по мелководью вдоль берега французу. Это лишнее конечно, но уж очень цель была хорошая, на фоне темных кустов поля бы так не получилось как на "лунной дорожке" реки – враг был виден точно на ладони.

 – Оне ж ироды нашего брата поди здеся караулили!  – почти сразу же определили нижние чины и не ошиблись. Действительно, откуда на берегу взялись раздетые и разутые трупы – насчитали несколько десятков, но могло быть и больше, этих просто грабители не успели сбросить в воду. Здесь не воевали, сражение было в другой стороне в нескольких верстах севернее, откуда столько погибших? Ранее за спинами "мушкетеров" эту часть берега нельзя было толком разглядеть, поэтому трупы сразу не заметили. Скорее всего так и было, хитрая шайка ловила одиночек и небольшие группы пытавшиеся в удобном месте переправится через Алле и убивала, чтоб затем обобрать до нитки. С нижних чинов может быть пожива и небольшая, но ведь вместе с ними в ловушку попадали и офицеры. Был только один странный момент, враги ответили на хорошем русском языке и тем полностью усыпили последние возникшие подозрения. До сих пор ни одного француза, сносно владевшего "великим и могучим", еще никому живьем видеть не доводилось. Загадку разгадали быстро, один из "убитых" супостатов вдруг внезапно ожил и попытался удрать, но немного не рассчитал подходящего момента, сорвался преждевременно и его перехватили.

 – Панове… А-а-а…  – только и успел он выкрикнуть, вероятно надеясь выпросить для себя снисхождение, прежде чем его приняли на штыки, пленных из этой банды не сговариваясь решили не брать.

 – Полячки никак?  – предположил один из солдат переворачивая пинками труп врага. После этого случая всех проверили, проткнув для гарантии штыками, может еще один "вумный" где затаился, но больше живых не нашли. С ним согласились, действительно или поляки, или эта гоп-компания имела в своем составе дезертира, но на своих ренегатов грешить заранее не хотелось.

Маленькое но жестокое сражение стоило взводу потери двоих убитыми и пятеро получили различные ранения средней тяжести, теперь нечего было и думать о попытке пересечь реку вплавь, как раньше. Брода в этом месте не оказалось, вопреки логике и ряду внешних признаков здесь река была отнюдь не по колено, и имелось сильное течение. Необходимо не задерживаясь срочно уходить прочь, бежавшие враги могли вернуться обратно с подкреплением и тогда их маленькому отряду точно придет конец. Александр повел полувзвод дальше, они еще долго брели по самой кромке воды вдоль заросшего кустами и камышами берега, временами приходилось сворачивать в сторону, обходя сильно заболоченные места. Еще дважды натыкались на разъезды французской кавалерии, кажется улан, а может и драгун – поди в темноте разбери, ночью все кошки серы. Выручили гранаты и непроглядная ночная тьма – враг не рискнул преследовать неизвестные силы, да еще по сильно пересеченной местности и ограничился лишь беглой стрельбой вслед. Бить с коня по почти невидимой ночью цели – означает бросать пули на ветер. Нашелся лишь один смелый наездник, так и тот загремел в овраг вместе со своей лошадью. Долго бедняга кричал, призывая своих на помощь, егеря уж хотели сходить и добить неудачника штыком, но Александр их удержал, не до этого сейчас, пусть живет.

Скоро рассвет и как в песне "выхода нет" и надо решать, утром их быстро поймают, от конных на открытой местности далеко не убежишь – нагонят играючи. Сашка никак не мог решиться бросить раненых, хоть некоторые из них и сами предлагали неоднократно так поступить. Беспомощных солдат, потерявших возможность действовать оружием и следовательно защищаться, легко могут добить, как "гражданские" мародеры, так и их многочисленные собратья в форме. Грабить раненых на поле боя строжайше запрещено, за этим следят неукоснительно, но ведь если офицер не видит, то нетрудно и приколоть "дикаря", чьи новые сапоги понравились – с убитого снимать можно все. По крайней мере, такие слухи о французах ходили в российских войсках всю войну, и проверять правда это или вымысел, оставляя своих сослуживцев на милость врага Сашке не хотелось.

 – Все, надо переправляется прямо здесь, попробуем сделать плот!  – он решился наконец. Последние надежды отыскать лодку или брод давно растаяли вместе с зыбким ночным туманом. Сказать легко, но у них только три небольших кожаных мешка, даже одного человека на воде они не удержат, и как назло на этом берегу нет деревьев, лишь один мелкий кустарник и заросли камыша. Сбегать за пару-тройку верст в лес за бревнышками для плота? Так проще уж сразу в плен к французам податься, они ближе – вражеский бивак совсем недалеко, в пяти верстах к северу. Там всю ночь жгли огромные костры до небес и веселые пьяные песни орали, победу не иначе праздновали, заткнулись только перед рассветом. Дерево нужно позарез, бревна или доски, а тут одна эта дурацкая трава в изобилии и больше ничего нет. До леса придется добираться по открытому полю, туда может быть и дойдут они, пока окончательно не рассвело, а вот на обратном пути… да ведь еще и не одну ходку сделать надо, чтоб доставить необходимый материал для постройки плота!

"Шумел камыш, деревья гнулись…", твою мать… камыш… стоп погодите друзья, а на чем наш Хеердал, который Тур, через океан плыл, не на камышовом ли плоту часом?

 – Снимай братва исподние рубахи! Давай живее, время дорого! Сейчас в Америку поплывем б…ять!  – приходится импровизировать, все равно другого варианта нет, или так или никак более.

Дружно заработали тесаки и ножи, смачно захрустели истекая соком толстые зеленые стебли, надо торопиться, летом рано светает. Срезанным камышом туго набили нижние рубахи, вышло нечто вроде поплавков, нет под рукой прочных и легких жердей – печально! Так пусть их заменят ружья, этого добра у них хватает. Были у Сашки сильные опасения, что корявая, наспех на живую нитку собранная конструкция развалится на самой середине реки, бывает так по неписанном закону пакости, но иногда случаются чудеса. Чудо-юдо-плот скрипел, шатался туда-сюда, потерял в процессе эксплуатации один поплавок, как раз из нижней рубашки унтер-офицера, но выдержал даже несколько поездок туда и обратно! За три ходки перевезли на правый берег раненных и тех кто не умел плавать. Остальные перебрались самостоятельно, многие держались за плот, плохой пловец чувствует себя намного увереннее при наличии такой "точки опоры". Удалось перевезти почти все имущество и снаряжение, французским уланам, появившимся на берегу вскоре, достались только пустые ранцы, измятые кивера, пара ружей да еще с пяток тесаков. Скудная добыча, особенно если учесть что рядом, в нескольких километрах к северу этого добра валяется бессчетно.

С противником пообщались на прощание исключительно жестами, уланы в красивой красно-белой форме продемонстрировали поразительное знание ухваток футбольных болельщиков-фанатов ХХ-го века, если конечно наш современник их правильно понял. Александр лишь скромно показал французам средний палец, дошло до них, или нет – неизвестно, но в мутные воды Алле вслед за егерями вражеские кавалеристы не полезли. Можно было конечно и постараться – спешить пулей из винтовки одного или двух особо наглых "галлов" напоследок, но сил уже не было, и оружие еще следовало осмотреть и тщательно протереть насухо после пребывания в воде.

Глава 32. На самом закате войны

Как выглядит в начале 19-го века армия потерпевшая серьезное поражение, но пока еще не разгромленная врагом окончательно? На батальных полотнах все прекрасно и цивильно, медленно уходят стройными колоннами вдаль батальоны. Героям-воинам санитары перевязывают совершенно незначительные и не опасные для жизни – «косметические» раны, кругом сплошь красивые одухотворенные мужественные лица и так далее, и все конечно от солдата и до маршала, горят желанием отомстить врагу и взять реванш. В реальности все намного проще, грязнее и пакостней, но на то она и реальность, вокруг – куда не глянь сплошное дерьмо, обрывки грязных бинтов, каких-то тряпок и запекшаяся кровь. Погода под стать поганому настроению побежденных, уже который день идут мелкие и холодные дожди – «морось» и лето как бы превратилось на краткое время в осень. Слава богу, до проливных ливней с грозами дело пока не дошло, иначе пехота полностью лишилась бы возможности действовать огнестрельным оружием, такова в ту пору была техника и вооружение войск.

Забитая брошенными при отступлении повозками всех назначений от зарядных ящиков до сухарных фур дорога, где на обочинах пачками валяются дохлые лошади, вот будет пожива волкам, да одичавшим собакам на славу. По этой "магистрали" уже не проехать, но кое-как с большим трудом пройти еще возможно. Местами можно, но в других приходится сворачивать и продираться через колючие кусты, тысячи сапог и копыт превратили глину и песок после дождя в подобие трясины – утонуть в такой жиже очень даже просто, достаточно лишь споткнутся или оступится. В одну такую "ловушку" обозную лошадь засосало почти по самую шею, бедное животное пытается вырваться, но жадная коритчневая грязь держит свою жертву цепко. Богатая добыча для аборигенов, чего только не бросили войска при поспешном бегстве, в одном месте Александр наткнулся аж на целый денежный ящик, но к сожалению – сундук был уже пустой. Любители халявы из числа местных обывателей не дремлют и активно работают, одного грабителя он чуть было не пристрелил по ошибке, приняв за француза. Все же оказывается последним отступать не так уж и плохо, особенно когда противник не преследует и не дышит тебе в спину. В брошенных обозах нашлись в изобилии бинты с корпией, спирт и даже опий, раненным все это добро очень даже пригодились. Наконец удалось всем пострадавшим сослуживцам почистить и обработать раны и нормально перевязать. Набрали и всякой полезной оружейной мелочи: кремней, пружин, инструмента и прочих запасных частей, взяли все то, что постоянно ломается и теряется в походе. Сашка, надо сказать – боялся, что кто-нибудь из подчиненных не выдержит и напьется, за всеми не углядишь, но обошлось – найденную водку бойцы охотно употребляли, как без этого, но допьяна никто не упивался. Некоторым улыбнулась удача, счастливчики сумели раздобыть новые сапоги и куски вполне приличного мундирного сукна английской работы, "подарок" гвардии – армейцам такой дорогой материал не положен, им обычно перепадает разная дрянь. Нашли и прекрасную подзорную трубу, свою старую Александр случайно утопил во время переправы на самодельном плоту через Алле, недоглядел немного и провалилась "оптика" вместе с чехлом в щель между поплавками. Там они еще много чего так посеяли по мелочи, хорошо хоть ружья и патроны сохранили. Григорий подобрал на одной из повозок пехотный штуцер, удивительная находка, ведь их же вроде давно должны были сдать в арсеналы на хранение.

Грохочет мелкой дробью барабан, гулко бьет и слышно далеко в утреннем тумане, как только руки у барабанщика не отвалились стучать так несколько часов подряд.

 – Ря-я-язанской мушкетерско-ой!  – натужно вопит фельдфебель впиваясь взглядом в медленно бредущих по дороге изможденных нижних чинов, но пока никто не спешит откликнутся на его зов. Давно он уже кричит, может всю ночь, глаза наполнились кровью и голос дрожит, но впустую – не идут его рязанцы. Не то отбились и бродят где-то далеко в стороне, не то попали в плен, не то остались лежать скошенные французской картечью на поле перед Фридландом. Еще дальше старается орет следующий унтер, но уже от другого полка.

 – Селегинска-а-ай мушкетерской!  – рвет глотку не жалея, только барабана у него нет, видно успели уже "утратить".

 – Тульско-о-й!!!  – тянет на высокой ноте еще один, стараясь перекричать других "зазывал". Еще дальше надрывается криком гренадер, этот уже почти охрип и не разобрать толком кого кличет.

Пройдешь еще версту и точно узнаешь, какие еще полки и бригады и прочие части имеются в армии Беннигсена. Это называется "собирать войска", унтеры и фельдфебели зовут своих солдат, тех кто уцелел во вчерашней бойне, кого миновала вчера беспощадная картечь батареи Сенармона, кто сумел благополучно выбраться из ставшей красной от крови воды реки Алле, не ошиблись тогда нижние чины назвав ее алой…

Тут они расстались с "приблудным" унтер-офицером Пашкой, тот услышал в общем хоре выкриков "позывные" своего полка и сразу же кинулся к своим, даже попрощаться забыл. А вот 13-й егерский никто не зовет – хороший признак, значит "родная" часть действительно "отступила в порядке" и не понесла при этом серьезного ущерба. Но все же надо определить куда двигаться дальше… кого же спросить?

 – Слышь Рязань, погоди орать, охрипнешь так ненароком!  – Сашка обрадовался увидев наконец хоть одну знакомую физиономию,  – Помнишь меня? Подскажи, наши егеря 13-го полка – где?

 – Ты кто таков будешь? Прости брат не признал…  – фельдфебель таращит красные от недосыпания глаза, пытаясь разглядеть собеседника.

 – Да я конечно, давай вспоминай, лес под Гуттштадтом. С французами мы вместе тогда бились и пушки взяли! Взрывали их еще фугасами потом, вспомнил?

 – А запамятовал однако ж… Лександр, за энтими кустиками ваши стоят, оне в арьерьград наряжоны нынче.  – перевел дух фельдфебель, радуясь временной передышке, еще бы столько времени вопить одно и тоже, не каждый такое испытание выдержит.

 – Благодарю служба, а много народу уже собрал?  – Александр сразу пожалел, что спросил фельдфебеля, у того лицо на глазах посерело и осунулось, а был красный как рак.

 – Э-э-э, троих токо с ночи… Не видал нашенских ищо, мож оне по дороге идут?

Сашка промолчал, видел он под Фридландом рязанцев и немало, но те уже в строй не встанут и никакой армейский барабан их не поднимет, отвоевались бойцы навсегда. С другими полками тоже самое творится, все поле сплошь покрыто мундирами, да так, что травы не видно – прилегли солдатики отдохнуть от ратных дел, уже никогда не поднимутся. Постарались под Фридландом на славу российские генералы, сильно преуспели по части истребления своих же подчиненных, можно смело раздавать ордена, чины и "золотое" оружие, необходимый процент потерь достигнут.

 – Дуй до их прямиком по лугу ундер, шибче выйдет.  – дополнительно сообщил ему барабанщик, и на том спасибо, хороший совет ноги уже как чугунные, вторые сутки в пути, еще одна лишняя верста и свалишься к черту от усталости.

В лесу он столкнулся со штабс-капитаном Денисовым, своим ротным командиром, приятная встреча, старый знакомый, чуть не задушил в объятиях, забыв про чинопочитание и прочие армейские штучки – не до этого, теперь они просто товарищи… по несчастью.

 – Давай рассказывай, как оттуда выбрались!

А чего тут говорить, и так все видно, кто сам дошел своими ногами, кого донесли на руках. Особо невезучие нижние чины из его взвода остались лежать на левом берегу Алле, и может статься, сейчас их "обдирают" мародеры. Про подавление батареи Александр ничего говорить штабс-капитану не стал, слишком уж неправдоподобно и фантастично получилось. Может быть, имело место простое совпадение, в походах зарядные ящики иногда взрываются сами по себе, случаи были неоднократно – искра от трения или от статики и готов внушительный феерверк. Будем считать, что имела место трагическая случайность – каприз фортуны, какие бывают изредка на войне, и французам в этот раз сильно не повезло.

Не стал он скрывать про неприятный эпизод с незнакомым "чистеньким" офицером, штабс-капитан полностью одобрил его действия. Оказывается, масса "начальствующих лиц" разного ранга и звания в тот день расслаблялась и активно отдыхала в городе – "партийцы с гетерами", они "задержались" и прибыли к войскам только под вечер, когда сражение в поле уже заканчивалось. Вот на такого опоздавшего "героя" Сашка скорее всего и налетел. Некоторые господа офицеры и вообще сразу поторопились убраться на безопасный правый берег.

Одно хорошо было: впервые за всю войну их накормили мясом до отвала, фунта два за раз Александр умял в тот день в обед, еще фунт с трудом осилил вечером, больше не смог – не влезло. Иные егеря от непривычного обильного угощения заболели животами. Такая небывалая щедрость казны объясняется просто – все равно придется бросать гурты отобранного у местных крестьян скота, его с собой за отступающей армией по разбитым дорогам не увести. Вот и разрешили резать всем желающим, кто сколько захочет и сможет. Чем раньше думали господа интенданты непонятно, можно было бы заранее забить скот и закоптить или засолить мясо, теперь же большая часть "живых консервов" достанется Бонапарту, если раньше не подохнет от бескормицы раньше.

13-му егерскому как и Александру в целом повезло, полк не понес в последнем сражении таких больших потерь как остальные. С утра егеря отражали атаки противника на оконечности левого фланга, после обеда ближе к вечеру их отправили на усиление в центр, где назревала катастрофа. Под картечь французской батареи они попасть не успели, и позднее прикрывали в арьергарде отход армии к Фридланду, отбивая наскоки кавалерии.

Генералу Багратиону, несмотря на все усилия, так и не удалось вернуть город, он сумел с большим трудом восстановить только контроль над переправой через Алле. Массы людей и лошадей были вынуждены перебираться на правый берег по двум узким мостам, под интенсивным артиллерийским и ружейным огнем противника. В довершение всех бед нашелся ретивый дурак, выполнивший преждевременно распоряжение об уничтожении мостов, заранее обложенные соломой деревянные настилы были подожжены и их с большим трудом потушили.

В самом городе на узеньких кривых улочках царил необыкновенный дикий хаос, толпы солдат без офицеров рвались к мостам, их безжалостно давила кавалерия направлявшаяся туда же. "Все перемешалось: пехота, артиллерия, кавалерия друг друга топчет, зарядные ящики взрываются, неприятель так и наседает на нас. Мы столпились на улицах так, что возможности двинутся куда-либо. Наконец часть кавалерии кинулась через реку вплавь. А пехота вытянулась в нитку, человек за человеком. Вот картина, которую я видел, и которую называют "сражение под Фридландом". А к довершение всего флегма – главнокомандующий, едущий с небольшой свитой, но как будто не его дело, не обращает внимания…" – вспоминал позднее один очевидцев, кому удалось вырваться живым из этого бардака. Сдавленная и теснимая врагом пехота целыми ротами кидалась в Алле, пытаясь перебраться на правый берег, но река в этом месте оказалась весьма глубокой, течение сильным и потери понесенные при переправе вполне сравнимы с теми, что войска ранее имели в поле перед Фридландом от картечи Сенармона.

Командир 13-го в город не пошел, старый опытный военачальник отыскал брод немного южнее Фридланда, успешно переправился там со своим полком и заодно завернул туда и многих отступающих, направлявшихся ранее к мостам. Ему удалось спасти от плена или истребления массу людей и остатки российской полевой артиллерии, которая неминуемо погибла бы выполняя бестолковый приказ командования. Опять шаблонное мышление и строгая приверженность "линии" сыграли с российскими генералами злую шутку, те части, что противник отрезал и прижал к реке, отделались сравнительно небольшим ущербом, а вот остальные сумевшие "прорваться" сильно поредели. В отчеты для царя попали только цифры потерь тех полков, что проскочили через город первыми, про остальные командование решило умолчать, настолько удручающие были сведения по ним.

На фоне общей безрадостной картины неожиданно ярким пятном выделялись успехи российской кавалерии. Представители последней по их словам, всех разогнали, рассеяли и опрокинули, одно только непонятно – почему французы при этом на правом фланге сумели наполовину взять Фридланд и угрожали обходом? Но несведущему Александру, штабс-капитан Денисов быстро разъяснил, в чем тут "изюминка". На равнине, где выясняли между собой отношения французские и российские кавалеристы, слова "опрокинуть, рассеять и даже разбить и так далее, нужное подчеркнуть…"  – пустой звук, эти термины годятся только для похвальбы в рапортах и отчетах. Опрокинутый и рассеянный вражеский полк отрывается от противника, выходит из боя, далее трубачи играют общий сбор и через двадцать минут часть снова готова к действию, собираются быстро, как капля ртути. Хорошо дрессированные лошади при звуке знакомой трубы сами вернутся в строй, даже без помощи седоков. Только, к примеру, сумские гусары вроде бы разнесли вражеских кирасир или улан, смотришь опять супостаты идут в бой. Потери в таких столкновениях, как правило, сравнительно небольшие, чтобы истребить или пленить врага надо загнать его в болото, прижать к оврагу или к реке – лишить самой возможности отступления или маневра. А вот такими достижениями никто из отечественных "водителей кобылы" похвастаться не мог, они все больше про "лихие молодецкие атаки" вспоминали: "Как мы гнали французиков – аж до самой ставки Бонапартия!", что толку – сперва они гнали, а затем их самих "французики" гнали обратно и тоже почти до самой ставки, только Беннигсена…

А по части личных достижений, так и совсем – Крючков с его "семью немцами на пику" отдыхает, кто знает как там у того казака сложилось, может и в самом деле сумел заколоть столько противников, но не разом как на плакате конечно, а последовательно. Такого залихвасткого вранья Сашке слышать еще не доводилось, штыки – стальные штыки, редкий из героев-рассказчиков не рубил своей саблей "как траву"! Теоретически перерубить можно, проверяли – на деревянном чурбаке, но не в руках пехотинца, где ружье просто отклонится от удара в сторону, и во что после такого извращения превратится клинок, его придется выкинуть, ни на что более он не сгодится. Если уж кого-то из супостатов кавалеристы "свалили", так обязательно "раскроив сверху донизу, от головы до седалища" и никак не меньше.

 – Что неужто так кирасира с его железом и просек, да еще скверной, казенной то саблей?  – не поверил штабс-капитан Денисов одному такому "супермену".

Российское массовое "белое оружие" в ту пору было не особенно хорошей выделки, а у французов так и вообще сплошь и рядом – дрянь. Нередко от сильного удара в рубке сабли ломались как стекло. Александр немало видел подобных обломков при "очистке" полей сражений и сборе трофеев, кусок с эфесом подбирали, из него можно сделать нож, остальное нет – пусть лежит и дожидается любителей "древностей" и прочих археологов ХХ века. Изредка попадется в общей массе клинок качественный, "восточной работы"  – не подделка, где узор вытравлен кислотой, а настоящий булат или как их называли еще "дамаск", "Wootz Damascus Blade"  – как говорят британцы. Так отечественный умелец обязательно испортит "басурмана", криво насадив на него рукоятку, да и в придачу медной гайкой зафиксирует вместо железной – это что бы отвалилась быстрее. Тульский оружейный завод любил так делать, постоянно были на них нарекания, но дурная "традиция" держалась там долго, чуть ли не до первой мировой войны. Полковому оружейнику иногда приносили подобные "разболтанные" сабли на поправку, работа на двадцать минут от силы, хорошая выходила "халтура".

 – Да я и кобыле евонной хребет разрубил!  – молодой корнет, так увлекся описанием собственных "виртуальных повигов", что не заметил – над ним давно смеются уже не только офицеры, но и нижние чины, бывшие рядом, в том числе и сами уланы.

 – И седло разрубил? Может покажешь как, я тебе старое для пробы дам.

 – И седло! И… а не было у французика седла то. Без оного видать ездил,  – ничего лучше не придумал врунишка-рассказчик.

Те еще "бароны Мюнхаузены", вот и верь после такого победным реляциям, приписывают все, но если пехота обычно процентов на 20 % завышает потери противника, то кавалерия не мелочится и 100 и 200 – для них не предел.

Теперь разбитому православному воинству предстоял тяжкий и долгий в десять суток путь к Прегелю, а после еще и переправа через Неман, эта река – естественная граница России. Войска возвращались назад в пределы своей империи, которую они так неосмотрительно покинули несколько лет назад для защиты "общеевропейских интересов". Полки, и уже и ранее оставившие многие сотни солдат на поле перед Фридландом, или при переправе через Алле, теперь вынуждены были терять массу людей дезертирами и отставшими в ходе форсированного марша. Такова специфика почти всех войн начала 19-го века – у проигравших сражение генералов войска зачастую просто разбегались. Опять повезло, на этот раз всем: Наполеон, будучи безусловно великим полководцем, не уделял никогда должного внимания преследованию и добиванию разбитого противника и только это и спасало "отступающие в порядке" корпуса Беннигсена от окончательного уничтожения или пленения. Но все же просто так "спокойно уйти" не получилось. По сравнению с генеральными сражением арьергардные стычки выглядели мелкими и незначительными, но отнюдь не для тех нижних чинов и офицеров, кому довелось прикрывать отход потерпевшей поражение российской армии…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю