Текст книги "Солдат… не спрашивай! (СИ)"

Автор книги: Петр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 88 страниц)

…………………………………………………

Марш, поход, движение… как много в этих словах потаенного смысла, словно служат они для перемещения из одной реальности в другую. Российские дороги, это особый мир с его маленькими радостями и очень большими проблемами и горестями. Начнем с того, что несмотря на отвратительное состояние они безумно дороги для страны. В центральных губерниях власти без зазрения совести сдирают на содержание транспортной сети с народа порой до десяти рублей в год с ревизской души. Но это еще полбеды, деньги понятное дело полностью никогда по назначению не доходят, попадая значительной частью в "безгрешный доход" господ чиновников. Но иногда все же надо изобразить радение, обычно перед приездом важных особ, тогда эти самые православные души целыми деревнями, а то и уездами выгоняются на дорожные работы. Посевная ли урожай по сезону – кого волнуют "проблемы индейцев", ведь "бальшой чалавек" приехал? Паршивыми железными, а иногда и деревянными лопатами подневольные труженики роют по бокам кюветы-канавы. Вынутый грунт ровным слоем укладывается на дорогу, утаптывается ногами и готово "русское шоссе" как раз только на один проезд царя, а далее до первого дождя и опять здесь будет труднопроходимое болото. Не везет 13-му егерскому полку, не иначе его императорское величество давно не ездил по этой местности. Как же так, не может быть! Разве не про него Пушкин наш Александр Сергеевич писал, что: "Всю жизнь провел в дороге, а помер в Таганроге."? Мало горя, что кругом сплошные уродующие ноги колдобины, так еще и сама дорожка узенькая, с трудом разъезжаются две крестьянские телеги, с другими экипажами уже проблемы. И никуда в сторону не свернешь и не сойдешь, по обе стороны зеленеют посевами поля, не топтать же их, уничтожая тяжкий труд земледельца.

Рот-а-а-а! Принять вправ-о-о-о!  – тянет нараспев одуревший от жары поручик Яковлев. Молодые офицеры на походе по очереди упражняются в сложной науке вождения воинских колонн, ранее такой, весьма нужной, практики по причине крайней экономии казенных средств у них не было и в этот день очередь вести первую роту, а фактически и весь полк выпала Леониду. Полковой командир сегодня занят важным делом, он "накручивает хвосты обозу", разбираясь с причинами хронического отставания последнего от полка. Навстречу из-за рощицы выкатывается влекомая четверкой крупных, породистых лошадей, запряженных цугом попарно, массивная дорожная карета на высоких колесах и рессорах двойными дугами. Совсем как в старых английских сериалах, что крутили по центральному телевидению в последний год перед тем как Александр провалился в прошлое. Нижние чины по команде поручика кидаются в сторону, подальше от неожиданно возникшей опасности, но к великому удивлению всех кучер не дрогнувшей рукой направляет свой рындван в точности туда же куда и свернула колонна – направо…

 – Стой, мать твою гужеед!!! Почто своих православных давишь???  – десятки рук хватают одновременно лошадей под уздцы и неминуемое столкновение предотвращено, карете повезло меньше. Она съезжает в канаву, слышен противный хруст ломающегося дерева и вот уже нелепый экипаж лежит на боку, подмяв своей облезной громоздкой тушей хилые придорожные кусты. Изнутри доносятся пронзительные женские крики, визг и даже собачий лай – своего рода концерт на несколько голосов сразу. Беда – надо женщин срочно спасать, и без всякой команды, пока растерявшийся поручик в себя еще не пришел, Александр, а за ним следом и Григорий с Федором взбираются на боковую стенку завалившегося экипажа. Остальные нижние чины тоже времени не теряют, слышны хлесткие звуки ударов, это "учат" бестолкового кучера, спрыгнувшего с облучка в момент опрокидывания кареты и заодно уж и казачка-форейтора: "Ты куды смотрел дурень?" Последний как бы ни причем, сидел ведь сзади на запятках, но народ у нас справедливость любит, поэтому наказание щедро разделили сразу на двоих.

 – Штыком дверцу сковырни малость, мож где перекосило?  – советуют снизу, но Сашка успел нащупать защелку внутреннего замка, просунув руку в открытое окно. Еще немного, толчок и дверь открыта настежь, внутри не пойми чего, сплошная мешанина ткани, голов, рук и ног, сколько же их тут поместилось?

 – Гриша хватаем вон ту с кудряшками за руки, и поднимаем вместе на счет. Раз-два-три взяли!

На божий свет из глубоких недр кареты появляется хорошенькая и в меру полненькая девица в дорогом, господском платье, кажется она серьезно в дорожном происшествии не пострадала.

 – Барышня вы часом не ушиблись нигде?  – обращается к спасенной девушке Сашка, пытаясь выглядеть более-менее галантно и учтиво.

Ответ последовал незамедлительно: "Трах"  – увесистая пощечина обжигает щеку Александру, девушка ловко поворачивается – "трах", и свою плюху получает Григорий, низкорослый Федор чудом успевает увернуться и спрятаться за спиной своего унтер-офицера. Ни слова не говоря напарники хватают это чудо природы под локти и поспешно опускают вниз, пусть там с этой драчливой девицей разбираются остальные.

 – Позвольте мадемуазель!  – не иначе поручик Яковлев подключился к спасательной операции, в полку среди офицеров у него устойчивая слава первого ловеласа и дамского угодника. "Трах-трах-трах-трах", удары сыплются в ответ, барышня разгневалась не на шутку, досталось и поручику за компанию с нижними чинами.

 – Во зла экая, ровно собака, Ляксандр тащщи другу девку давай, эта не гожа, деретси!  – доносятся снизу иронические смешки и подначки солдат.

Вторым номером вытаскивают худенькую девушку одетую хоть и по "господски" но заметно скромнее. На вопросы Александра о самочувствии она отвечает односложно, вероятно это гувернантка, француженка или немка, русский язык понимает плохо, говорит на нем еще хуже. И ее тоже бережно передают вниз в руки остальных нижних чинов. Между тем ее хозяйка уже пришла наконец в себя, извиняется и просит вытащить еще кухарку Матрену и какого-то неведомого зверя Шарика. С собакой они управились быстро, болонка сама впилась зубами в обшлаг рукава гришиного мундира, как только он в очередной раз полез рукой внутрь, так ее и выволокли наружу. Визжаший бело-серый комок шерсти, словно мячик Гриша перебросил в подставленные руки гувернантки. С Матреной дело обстояло иначе, пришлось немало повозится…

 – Федор, давай ныряй вовнутрь, подашь ее нам сюда, мне не развернуться там, а ты сможешь!  – распорядился Александр и сам помог сослуживцу опуститься в недра кареты.

 – Ну почто возишься с бабой, тебя послали тащщить вверх ея, а не тараканить!  – торопит посланца потерявший терпение Григорий.

 – Сам сперва попробуй! Оне башкой вниз туточки лежат!  – глухо точно из бочки, доноситься изнутри.

 – Не поломалась ли она часом? Голова, руки, ноги, ребра в порядке?

 – Не-а цела вроде, тока тяжелуща зараза, пудов на семь, али восемь тянет. Лександр Васильич, не развернуть мне ея, мочи нет!

 – Тогда ноги наверх подавай!  – командует Александр, и вскоре в проеме двери появляются сперва грязные голые пятки, а затем и остальные части могучего женского тела. Его обладательница поминутно стонет: "Ой милые, ой, смертушка, моя, ой помираю! Ой полегче родимые!"

К великому сожалению нашего Сашки эта мощная бабенка, мало что вверх ногами извлекается, так еще и ее платье системы "сарафан" зацепилось подолом, за что-то там внутри кареты, равно как и нижняя рубашка, а другого нижнего белья в народе в ту далекую пору не носили… Быстро возле опрокинутого экипажа собралась целая толпа солдат, привлеченная невиданным редким зрелищем.

 – Вот энто жопа, нешто таки бывают! Не иначе на барских харчах отъеласи? Гришка, Сашка вертайте ее, надо для порядку сиськи глянуть и передок!  – настойчиво требуют соскучившиеся по бабам воины,  – Во Матрена попа едрена, едрить ее в кочерыжку скоко добра!

 – Ого-го! С такой спать – и перины не нать!  – острит мелкий солдатик, записной "штатный" весельчак из третьей роты, а народу вокруг все прибывает – на дороге возле экипажа уже не протолкнуться, вот уже и второй батальон показался. Все спешат словно на пожар, когда еще такое представление увидишь, люди в серых шинелях стриптизом явно не избалован.

 – Она тя Ефим поди заспит, задавит пузом як кутенка, али утопнешь в эдаких телесах?  – подначиваю его остальные, бесплатный цирк да и только.

 – Смирна-а-а!  – неожиданно, точно из пушки, раздался могучий бас. В момент смолкли смешки и прибаутки, нижние чины заученно замерли на месте. Театр закончился, на сцене появилось наконец начальство в лице командира первого батальона.

С точки зрения устава происходящее выглядело жутким нарушением, нет даже глумлением. Поручик, напрочь забывший о своих служебных обязанностях, под ручку с какими-то девками, солдаты беспорядочно толпятся на дороге и смеются, а там вверху точно знамя гордо реет та часть женского тела, которую обычно прикрывают юбками.

 – Яковлев!!! Господин поручик, извольте доложить, что это за б…? Барышни…  – едва успел ввернуть нужное словечко капитан разглядев наконец с кем имеет дело. Кто этих девиц разберет, может генеральская дочка попалась, или еще какая знатная особа? Не судите читатель его строго, когда человек всю жизнь начиная с 10 лет живет в казарме, он матом не просто разговаривает, а скорее даже думает и по другому выражать свои мысли не может. Александру довелось встречаться в жизни с одним таким экземпляром, тот правда был уже полковником, но в наше время чинопроизводство идет быстрее чем двести лет назад, обычное явление во все времена и во всех армиях. Так и этот старый служака, сколько уж раз попадал впросак, иной раз и хочется ему комплимент молодой прелестнице сказать, а выходит, как всегда на плацу… Поручик между тем сумел наконец преодолеть узы женских чар и немедленно доложил о происшествии, так мол и так – но нижние чины первой роты не виноваты.

 – Унтер, да прикрой эту ж…, хм иллюминацию, мундир свой сыми и прикрой. Нашли священную хоругвь черти…  – смягчился грозный капитан, прикинув, что ничего страшного определенно не произошло. Несчастную Матрену к тому времени выдернули из экипажа точно морковку из грядки, перевернули и привели в "божеский" вид. Ничего оказывается женщина совершенно без комплексов, разве что на лицо немного рябая, следы перенесенной в детские годы оспы не иначе. Истерик кухарка не закатывала и по морде спасителей не лупила как госпожа.

Тотчас посыпались дельные распоряжения, первую роту с поручиком погнали дальше, вторая занялась устранением последствий ДТП. Дело нехитрое, когда под рукой такая масса людей: раз-два-три и с помощью "дубинушки", жердей и такой-то, непонятно чьей, матери карету вернули в исходное положение. А тут и обоз полковой подоспел, подошел как раз вовремя, теперь осталось только кузнецу постараться, надо восстановить шарнир, которым крепиться дышло, работы примерно на полчаса от силы.

 – Дубовая ить, рассейская значиться работа как на духу, сносу нет! Смори-ка ниче ей не сделалоси, немецкая карета поди непременно развалилась!  – восхищенно щупают солдатики облупленные бока повозки, вслух сожалея, что такую аппетитную Матрену потискать не довелось, не дал проклятый их благородие Петр Николаевич… Этого Александр уже не видит, его первая рота уже давно скрылась за очередным изгибом дороги. О необычном событии в походной колонне судачили еще полдня, дальше усталость в очередной раз взяла верх. Нижние чины с тоской вспоминали своих прежних подружек и возлюбленных и предавались мечтаниям: "Вот дойдем эта до земли немецкой, там говорят бабы до солдатиков шибко жадные, сами де кидаютси!". Александр с большим трудом подавил приступ смеха когда это услышал, солдатская байка, почти дословно повторяла точь-в-точь старый военный анекдот рассказанный после ста грамм фронтовиком-дедом. Как там было? Вроде так: "До чего у немцев бабы до мужика охочие. Как зайдешь бывалоча в фатеру ихнюю, как саданешь вверх из автомату для порядку… Они и стоят, трясутся – знамо дело мужика ХОТЯТ!". Дед тогда много чего интересного рассказывал под хмельком, в основном из разряда, что в мемуары по вполне понятным причинам не попадает. Времена идут, а оказывается, что люди совершенно не меняются.

Смоленск, Смоленск…  – это слово точно заклинание все участники похода, солдаты и офицеры, повторяют уже вторую неделю, там им обещан долгожданный длительный отдых. Короткие передышки, так называемые "дневки" уже давно не восстанавливают потраченных сил, люди продолжают идти "на износ" на последнем дыхании. Немногочисленные обозные повозки давно забиты под завязку больными, "обезножившими" нижними чинами и более девать их некуда, а кое-кто этот марш и не пережил, таких впрочем ничтожное меньшинство – по одну идва человека на роту. Командиру полка приходиться постоянно изыскивать возможность для того что бы пристроить хоть куда-нибудь своих пострадавших солдат. С медицинскими учреждениями в российской империи далеко не все в ажуре, строго говоря в провинции их нет совсем. Приходиться уповать теперь лишь на помощь сердобольных местных жителей, обычно служивых выхаживают женщины из числа вдовых купчих и богатых мещанок, один раз с десяток больных нижних чинов пристроили в мужском монастыре. Хваленая система войсковых продовольственных магазинов на проверку оказалась идеальна только на бумаге, но не на практике. В реальности же пожалуйста, всегда в наличии для вас солдатики гнилые сухари с червями пополам и овес вместо крупы… И буквально каждый пуд продовольствия и фуража приходиться выбивать, или выпрашивать у "экономных" интендантов. Тыловые крысы стоят, что называется, "на смерть" и неохотно сдают позиции, еще бы здесь ведь как – что зажал и не отдал, то и твое, не воровство, а так называемый "безгрешный доход". В ход идут старые, веками испытанные способы воздействия: доброе слово, полновесный серебряный рубль с портретом царской особы, ну и как не трудно догадатся, его величество кулак – главное средство убеждения людей в пределах матушки России. Последний аргумент применяется чаще всего, поскольку деньги уже давно на исходе и на дне полкового денежного ящика, подпрыгивающего на дорожных кочках, бренчат лишь жалкие медные гроши, даже пост для охраны отряжать перестали. Красноречием Цицерона старый полковник не владеет, академий генерального штаба он не кончал, учился в свое время, как тогда говорили "у дьячка на медные деньги". Вот и приходиться вспоминать теперь уроки блаженной памяти Александра Васильевича, последний немало времени и сил уделял снабжению вверенных ему войск. Более того оказывается Суворов и сам был в свое время снабженцем, что позволило ему в совершенстве изучить все приемы и трюки этого славного гадюшника. И если многочисленные уловки придуманные великим полководцем для обмана или запугивания чиновников обычно срабатывали, то к величайшему сожалению, в борьбе с обнаглевшими гражданскими барыгами-перекупщиками безбожно вздувавшими цены на мясо тень Александра Васильевича совершенно не помогала: "против лома нет приема"…

Опять куда ни глянь сплошное очернительство, но что поделаешь, это наша с вами страна, только примерно двести лет назад… "век золотой" или серебряный. Так утверждают некоторые наши современные историки, жаль мы не узнаем, что скажут о нашем времени двести лет спустя.

 – Соизволите ваше высокоблагородие получить недостающее в Смоленске… Здесь в уезде отпуски более делать не велено, согласно последнему распоряжению его императорского величества!  – велеречиво пыхтит толстая чиновничья харя, спрятав хитрые крысиные глазки за толстым кожаным переплетом приходно-расходной тетради. Хорошие у них тетрадки, удобно прикрываться точно щитом, когда потерявшие терпение просители начнут бить по морде.

 – Пошли отсюда б…! Пехота вшивая!  – с нижними чинами разговор на казенных складах уже другой, смотрители и сторожа выражений не выбирают,  – В Смоленске получите, ходют тут всякие, вон!

Серая от пыли и от благоухающая едким запахом пота колонна давно живет только одной мыслью, добраться бы туда… Там есть мясо, там баня и бабы, и главное – долгожданный отдых, пусть хоть всего на неделю. День, еще день и еще и вот на горизонте среди лесов и полей точно мираж возникает большой город, блики отражаются от многочисленных его куполов…

Какой великолепный, просто эпический облом… такого в жизни Александра еще не было ни разу, если не считать провала в прошлое и последующей за этим насильственной вербовки в рекруты, происшедших несколько лет назад. В город 13-й егерский полк не пустили, власти категорически потребовали встать на бивак в десяти верстах восточнее старых городских стен. Буквально за пару суток до них в Смоленске случилось небольшое такое ЧП местного масштаба: проходившие через город драгуны учинили на местном рынке форменный погром. Действовали лихие кавалеристы по всем правилам военного искусства, с отвлекающими маневрами и устрашающими криками "ура" и соответственно с захватом ценных трофеев, прекрасному полу опять же перепало на орехи, что поделать, "на войне как на войне" – так кажется французы говорят. Не от большого ума видно, местный градоначальник кинул на борьбу с беспорядками казаков. Получилось как в одном голливудском боевике: "Потуши мой пожар бензином" и вот теперь трясется высокопоставленный чиновник как осиновый лист опасаясь, что дважды ограбленные обыватели устроят настоящий бунт. Сколько его не убеждали, что егеря в 13-м дисциплинированные и благонадежные, ну разве когда выпьют лишнего, то подерутся, а грабить или девок обижать упаси бог – эффекта никакого. Хорошо хоть место удачное для временной стоянки было выбрано, рядом река и тракт под боком. Местные торговцы не иначе обладают даром предвидения, еще не развернуты палатки в лагере и не вбиты колья растяжек, а уже слышны крики шустрых разносчиков-коробейников и снуют кругом разбитные простоволосые бабенки приветливо подмигивая солдатикам: "А вот пироги горячие… Сбитень, сбитень, поспешай-налетай служивые…". Из города приехала целая толпа торгашей за отдельную плату у них можно добыть все, от водки до женской ласки. Одна только проблема, нет их родимых даже мелких и медных, поиздержались наши нижние чтны в долгой и трудной дороге. Выдача жалования обещана здесь, в Смоленске, а значит придется ждать как минимум сутки, сегодня поздно – после обеда ничего получить уже не светит в принципе, господа чиновники в казначействе утруждать во второй половине дня работой себя не привыкли. Приходиться пока нашим бойцам выскребать из карманов последние чудом завалявшиеся копейки, на чарку этого хватит, а продажная любовь до получки отменяется. Только и разговоров кругом, что о бабах все словно свихнулись на них, народ воспрянул духом и кое-чем еще, откуда только силы взялись после долгого изнурительного пути?

 – Слышь Васька, почем тут девки гулящие берут, часом не знашь?

 – Я с одной милкой уговорился за полтину, завтра опосля отбоя обещалась подойти, в кустах у речки ее родимую и покрою.

 – Чей-то дорого, за двоегривенный не согласны чай?

 – За таки гроши токмо соплюхи малолетни, да перестарки тебя уважат. Стоящая девка тут за полтинник идет, а грудастая таки за рупь!

 – Эх-х-х кода же господа жалованье дадут? Страсть как бабу охота, моченьки нет, любую бы счас поял, прям здеся!

У офицерских палаток, где пыхтит паровозом спешно разведенный денщиками самовар, разговоры как ни странно, вертятся вокруг да около того же вечного, только расценки немного иные, и здесь тон задает безусая молодежь.

 – Господа, нам лучше всего к мадам Боннэр сходить, там говорят девицы милые и экзотические от самого барона Пферда на любой вкус!

 – Сдался поручик вам этот поганый сводник-барон, как только такой сволочи дворянство пожаловали, купил подлец не иначе? Я лучше в трехрублевое заведение подамся, чем к пфердовским девкам. Вот ведь скотина, скупает у помещиков молоденьких пригожих девок и перепродает в бордели сбольшой выгодой.

 – Как угодно сударь, но за три рубли там одни толстые ленивые немки, что себе на приданное у нас зарабатывают, мне сие доподлинно известно. У барона же девицы искусные, человек почитай всю Россию столько лет ими снабжает. А еще знающие люди говорят у него еще и травка прямо волшебная есть… покуришь сие зелье немного и ровно на небеса попал.

 – А по мне все по х…, одним словом – едино, я к тому времени надерусь поди-ка так, что не отличу дочь Рейна от чорной Ефиопки, ха-ха.  – встревает в разговор третий любитель "экстремальных развлечений".

Александр на секунду вздрогнул, промелькнула знакомая фамилия "Пферд", подобные хорошо запоминаются. Кажется, он ее уже не раз слышал, вот только где и когда? Пришлось порыться в памяти и припомнить события последних лет. Оказывается как минимум дважды, в первый раз, ну конечно же по поводу той бумаги из уездного города N, где его загребли на базаре во время облавы на бродяг и беспаспортных. Серьезное тогда было обвинение, вооруженной нападение и разбой как-никак, но удалось удачно выкрутиться, не сошелся возраст подозреваемого, правда другие приметы были один в один. Очень странная и необъяснимая история, ведь ничего такого криминального он натворить в 19-м веке еще не успел, да и не планировал, если честно. Второй раз с субъектом по фамилии "Пферд", а может это имя, кто этих нерусских чертей разберет, он столкнулся на прошлой неделе, еще бы не вспомнить – весь полк материл этого представителя сексуальных меньшинств, снабдившего по подряду интендантство совершенно неугрызимыми "дубовыми" сухарями. Что они тогда с ними только не делали и варили в кипятке и пытались размачивать, все тщетно… словно не из муки хлебопродукт испечен, а из цемента слеплен. И вот теперь проституция, оказывается этот хмырь неплохой бизнес тут поднял, наш прострел везде поспел. Надо будет постараться хотя бы одним глазком взглянуть на этого местного "нового русского", если возможность такая появиться.

…………………………………………………

Новый день начался просто на удивление хорошо и спокойно. Поднялся Сашка затемно, еще по давней с других времен привычке, сделал зарядку, размялся-потянулся и напоследок не смог отказать себе в небольшом невинном удовольствии искупаться, благо река в тридцати шагах от бивака. Солнышко в ослепительно голубых небесах светит приветливо и уже не палит немилосердно как тогда на марше, ранние мелкие пташки в кустиках чирикают, и жалованье за полгода накануне наконец-то выдали, медь и серебро приятно оттягивают карманы… красота, чего еще желать нижнему чину? Одна беда тревожит нашего унтер-офицера, в город не пускают и не собираются, так бы и поубивал всех этих проклятых "драконов" пополам с казаками-разбойниками. Но редкая удача, судьба сегодня распорядилась так, что в древний град Смоленск Александр все же попал и не "самоходом", а вполне легальным путем. Но давайте не будем забегать вперед, пока весь военный лагерь погружен в сон, за исключением дневальных и караула…

Рвет утренний воздух пронзительная трель рожка возле шатра полковника, полковой трубач старается как может, ладно не стрелять же нам в этого "пианиста" пусть играет как умеет. Сигнал "заря" традиционно подается в российской армии начиная с 15 века, раньше по нему утром отпирали городские ворота, а вечером затворяли, а теперь вот просто поднимают и отбивают солдат. Вот уже заорали на десятки голосов сонные дневальные протирая глаза: "подъем, подымайтесь братцы!", забегали между палатками и кустами шустрые унтер-офицеры, попутно подбадривая добрым матерным словом и пинками любителей поспать подольше, коих надо сказать среди вчерашних крестьян немало. Серо-бело-зеленая масса устремляется неудержимым потоком вниз к реке, слышны ругать, смех и чуть ли не лошадиное ржание, это 13-й егерский умывается и чистит перышки. И здесь тоже свой особый ритуал: унтерам, заслуженным старым солдатам, коих впрочем в 13-м раз два и обчелся и прочей "полковой аристократии" навроде писарей вчерашние рекруты поливают из кружек, ковшиков, чайников и прочей подручной посуды, у кого уж что есть. Казалось бы зачем – река рядом, черпай воды пригоршнями сколько хочешь, но иначе нельзя, древняя традиция уходящая корнями чуть ли не в неолит, их здесь блюдут свято. Далее все должно идти по заведенному порядку, сперва они позавтракают черным хлебом и суррогатом чая, каждый заваривает по вкусу все что найдет – хоть свои собственные портянки. Потом будет обязательное построение, молитва и развод на работы. Служба в походе идет упрощенным порядком, кроме караула и дневальных нарядов не назначают. На кухню и другие жизненно необходимые, но "грязные" работы выбирают, что называются явочным порядкам по итогам утренней проверки. Например, так…

 – Почто сапоги не чишенны, пуговица где? Марш к котлам, будешь сегодня дрова рубить! Или вот так, к слову гораздо чаще…

 – А ну дыхни!  – и аромат сивухи мощно бьет по обонянию всех окружающих в радиусе пяти метров,  – Никак с утра пьян скотина?

 – Никак нет, ваше благородие водку пил, но не пьян!  – бодро рапортует очередной Федька, Петька или Васька, но бдительное "их благородие" так просто не обмануть, предательский запах дешевой сивухи выдает виновника ЧП с головой.

 – Унтер, этого мерзавца отправишь копать отхожие места, и чтоб самую большую лопату взял! Я проверю, не сумлевайся!

"Залетчиков" всегда хватает, обычно как раз ровно столько, чтобы покрыть все потребности лагеря, ну а если будет избыток, тогда грядет еще одна церемония, правда ее ввели совсем недавно стараниями отца-командира… Торжественное отпевание и похороны собранной близ лагеря стеклянной посуды в глубокой яме размером два на два метра. Совсем как в Советской Армии времен застоя – кто служил, тот знает, подробно объяснять не надо. Но одно существенное отличие, здесь бутылки, точнее бутыли – прямоугольные, а не цилиндрические, из мутного толстого зеленого стекла – такой убить можно, если по голове ударить. Иногда попадаются и разичные глиняные бутылкообразные емкости кустарной работы.

Проходит время, ежедневная раздача "кнутов и пряников" закончена, теперь до обеда служивые будут наводить уставной порядок: скребсти, мести, чистить, копать и подсыпать дорожки между палатками желтым речным песочком. После полудня личному составу полагается отдых, но это только в теории. У нижнего чина, как вы правильно догадались, слуг и помощников нет, он сам себе прачка, портной, сапожник, шорник, брадобрей и еще бог весть кто. Поэтому по настоящему оттягиваться егеря начинают только после отбоя, серые тени как тараканы неудержимым потоком ползут из лагеря в окрестные кусты. Часовой у денежного ящика сходит с ума: отовсюду из темноты слышится подозрительный хруст веток, словно орды разбойников с кистенями и ножами в зубах крадутся во мраке дабы завладеть казенными 167 рублями 37 копейками серебром. Страшно… пальцы сами невольно тянуться к спусковому крючку ружья, курок уже заранее взведен… но неожиданно обстановка разряжается. Из тьмы кустов раздается пронзительный женский визг, и затем звонкий и привычный, ни с чем не перепутаешь звук пощечины. Значит, можно расслабиться, оказывается это боевые подруги, прибывшие вечером из Смоленска, укрепляют связь российской армии с народом.

 – Слазь с меня ирод проклятущий!!! Мы эдак не уговаривались!!! А-а-а маменьки помогитя-я-я!!!  – вопит фальцетом невидимая баба, скрытая где-то там в ночи.

 – Братцы вы энто того потише бы?! Неровен час наш полковник услышит!  – пытается усовестить разохотившихся до женской ласки сослуживцев бдительный страж.

 – А те чевой, никак завидки берут? Терпи служба, твой черед девок мять завтра будет!  – издевательски доноситься в ответ из непроглядного мрака. Визги, писки, охи-ахи и приглушенная ругань слышны из окрестных кустов и оврагов почти до рассвета и лишь за два до подъема этот ночной фоновый шум стихает и "партизаны" потихоньку возвращаются обратно в свои белые просторные палатки.

Александр по счастью освобожден от этих утренних нудных и кажущихся бессмысленными занятий. Одно время он нес службу в наряде с остальными унтерами и рядовыми, самый первый день в лагере под Смоленском и вообще провел в карауле. Там Сашка устал как собака, да и охрип полностью, сорвал голос отгоняя торгашей и баб налетевших из города точно комары, кулаки сбил в кровь – слова на многих любителей наживы никакого действия не оказывали. Но прошел день, другой и его отправили в помощь уже знакомому оружейнику Бауэру, надо проверить добрых две тысячи ружей, работы много и старик не справляется. Но сегодня все пошло наперекосяк сразу после развода, едва Александр направился к Бауэру на край лагеря, где притулился обоз, как столкнулся с Зайцем, денщиком штабс-капитана Денисова.

 – Л-л-лександр Ва-ва-василич… А-а-а-а…

 – Ну что там еще, рожай быстрее кролик, я тороплюсь!

 – В-в-велено за вами послать их благородием!  – заика все же справился с языком и выдал нечто связное.

Пришлось бежать не к оружейнику, а вслед за припрыгивающим Зайцем к офицерским палаткам. Новость оказалась хорошей, предстояло получить в смоленском арсенале недостающее по табели вооружение. Нельзя сказать, что их послали на войну с "одной винтовкой на троих", тем не менее, положенного по штату оружия в полку не хватало. Невооруженными оказались офицерская прислуга, фурлейты, сигналисты и писаря, кроме того не хватало положенных "заручных" или запасных ружей. А ведь ими предполагалось вооружать для боя младших офицеров и восполнять неизбежные потери материальной части в ходе сражений.

 – Давай живее садись в повозку, наш немец с утра уже уехал, надо поспешать не то гляди передумают еще!  – Иван Федорович Денисов, штабс-капитан сегодня сам за кучера, что поделать, ведь Сашка к лошадям не привычен, а Зайцу доверять фуру и вовсе рискованно, бывший лакей только и умеет, что ставить самовары, чистить сапоги, да вино по рюмкам разливать.

Направляемые опытной рукой серые калмыцкие лошадки бежали резво и вскоре беленькие парусиновые палатки лагеря скрылись за деревьями. Едва выехали на тракт, так Заяц тут же принял горизонтальное положение и спустя пару минут захрапел, просто феноменальная у этого кадра была способность спать в любых условиях.

 – Вот настоящий солдат, смотри Сашка он спит, служба идет. Только мы дурные что-то бегаем суетимся…  – ехидно заметил Денисов.

 – Да уж, я так бы не смог…  – и Александр сменил тему разговора,  – Софья супруга ваша в порядке? Письма от нее давно получали или нет пока известий?

 – Нет к сожалению ничего не было, надеюсь в городе на почтамте ждет меня весточка. А ты братец не темни, спроси уж сразу как там Палаша поживает.