Текст книги "Сочинения в 2 т. Том 2"
Автор книги: Петр Северов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 44 страниц)
– Я хотел бы поговорим, наедине.
Они прошли в кают-компанию, и, поместившись в просторном кресле, выпив добрую рюмку водки, крякнув, переведя дыхание, Лоу молвил таинственно:
– Сугубо секретно… Есть важные новости. О них напечатано во всех наших главных газетах.
– Одну минуту, – остановил его Головнин. – Если напечатано во всех газетах, какой же это секрет?
– Но вы еще не читали сегодняшних газет?
– Ах, вот в чем секретность! Продолжайте…
– Возможно, мой дорогой союзник, что завтра мы станем противниками.
– Это мы с вами, Лоу?
– Если завтра меня опять позовут под королевские знамена.
Смеясь, Головнин прервал его снова:
– И так далее!.. Однако это высокая политика, почтенный. Сейчас для, меня важно другое: чтобы вы немедленно снабдили шлюп необходимыми продуктами.
Лоу стало неудобно в кресле; ерзая и вздыхая, он сказал:
– Но если мы станем противниками… Вы понимаете, меня будут упрекать. Еще бы! Лоу снабжал неприятельское судно!
Головнин усмехнулся.
– Итак, мне придется сообщить властям, что вы, таможенный чиновник Лоу, назвали русский военный корабль неприятельским и на этом основании отказались снабжать его провизией.
Лоу поспешно встал.
– О, что вы, мистер Головнин! Мы ведем с вами дружескую беседу. Мы оба – ветераны войны, оба сражались за Англию… Как друг ваш я сделаю все возможное! – Он усмехнулся и подмигнул. – Но… у нас обычно выдаются поощрительные суммы.
– Вы хотите сказать: взятки?
– Это грубовато.
– Все же вы говорите о взятке?
– У нас это называется поощрением.
– Кто же выдает вам «поощрения»?
– Любой купеческий корабль.
– Но это военный корабль, не купеческий.
Чиновник выпил еще рюмку и встал:
– Я уже сказал, что для боевого друга я готов сделать все возможное. Надеюсь, мне удастся снабдить вас еще до начала событий. Жаль, капитан, что вы так придирчивы к этому слову – «взятка». Слово действительно неприятное, но люди хотят жить. Не удивлюсь, если они в первую очередь займутся снабжением какого-нибудь купеческого корабля… Возможно, мне даже придется поссориться с ними, поспорить. Но портить отношения с людьми, с которыми приходится работать ежедневно… Вы сами понимаете…
– Только поторапливайтесь, любезный! – резко прервал его Головнин. – Мне дорог каждый час. Поторапливайтесь!
С усмешкой смотрел он вслед этому вояке: вот она, традиция старой, доброй Британии: даже в такое суровое время все здесь заботились только о наживе: военные и контрабандисты, попы и спекулянты, крикливые уличные ораторы и промышленники… Головнин вспомнил лорда Маркерра… Неужели и почтенный лорд тоже «брал»? Кто установит процент, который вносят ему таможенники?.. Не раз и раньше Головнин замечал в английских портах открытую «деятельность» подозрительных маклеров. Он старался не замечать этих темных дельцов. Но теперь ему довелось столкнуться с одним из них, и это был государственный чиновник, офицер английского флота!
Болтовня Лоу о напряженности отношений между Англией и Россией имела, однако, серьезные основания. В 1807 году международная обстановка была особенно сложной и накаленной. Достигший вершины своего могущества Наполеон всячески понуждал царя и его министров порвать с Англией и присоединиться к системе объявленной им континентальной блокады.
Эта блокада имела свою длительную и шумную предысторию. Еще с 1793 года во французском законодательстве стали появляться и следовали одна за другой все новые строгие статьи, направленные к тому, чтобы совершенно прекратить сбыт английских товаров во Франции и продажу французских товаров на Британских островах.
Английский промышленный капитал в техническом отношении в то время был самым передовым. Бороться с его мощью путем открытой конкуренции французская промышленная буржуазия не могла. Англия наводняла французский рынок суконными, хлопчатобумажными товарами, металлическими изделиями. Этот мощный поток, казалось, вот-вот захлестнет французскую промышленность.
Выполняя волю французской буржуазии, Наполеон стал вводить все более резкие ограничения в торговле с Англией. В период краткого, заключенного в городе Амьене мира, который продолжался с марта 1802 года по май 1803 года, поток английских товаров во Францию еще более возрос. Однако в то время Наполеон еще рассчитывал на успешное вторжение в Англию. Всю английскую промышленность он рассматривал как свой будущий трофей.
Собранная им в Булони огромная армия тщательно готовилась к вторжению. Путь через Ла-Манш пересекал ей английский флот…
В октябре 1805 года в битве при Трафальгаре адмирал Нельсон уничтожил франко-испанский флот. Планы высадки на Британских островах, намеченные Наполеоном, провалились. Теперь он возлагал все надежды на экономическую войну, рассчитывая изгнать английские товары не только из Франции, но и из всех государств Европы. Для этого к блокаде должны были примкнуть все европейские государства. Огромные завоевания Наполеона давали ему уверенность, что ни одно правительство не осмелится встать против его воли. Отныне ни один европейский корабль не должен был приближаться к британским берегам. Это был план удушения Англии беспощадной блокадой.
Но затея Наполеона не имела бы смысла, если бы к этой блокаде не присоединилась и Россия, а Россия была союзницей Англии и готовилась к битвам против наполеоновских войск уже на собственной территории: начало этих сражений ожидалось в те дни, когда французские войска, разгромив Пруссию, вышли к русским границам.
Однако военные действия не начались. На реке Неман состоялась встреча Александра I с Наполеоном. Они беседовали без свидетелей… Через несколько дней, в июле 1807 года, Россия подписала мир с Францией. Одним из секретных условий этого мира было вступление России в континентальную блокаду.
Англичане боролись против блокады всеми средствами, одни правительства задабривая, другим угрожая. От угроз они нередко переходили к военным действиям без объявления войны… Когда в 1807 году к блокаде присоединилась Дания, англичане, не объявляя войны, подвергли жестокой бомбардировке Копенгаген, напали на датский флот и увели большинство его кораблей. Вскоре после этих разбойничьих действий англичан у границ России последовало объявление войны. Россия оказалась в числе противников Англии и тоже примкнула к континентальной блокаде, условия которой, впрочем, из-за противодействия помещиков царское правительство выполняло больше на словах, чем на деле.
Шлюп «Диана» находился вблизи Копенгагена, когда англичане бомбардировали датскую столицу. Головнин был случайным свидетелем этой бомбардировки. Он понимал, что и Россия могла быть вовлечена в нараставшие грозные события. Но что бы не случилось в дальнейшем, он, офицер русского флота, должен был выполнять порученное задание.
Свободное плавание «Дианы» следовало обеспечить еще здесь, в Портсмуте. Поэтому Головнин решил запастись на всякий случай, английским пропуском. В те времена еще был в силе издавна узаконенный обычай, что судну, которое направлялось в рейс с целью научных изысканий, неприятельская сторона выдавала пропуск. Этот документ устранял опасность нападения или задержания в пути.
Россия и Англия в те дни еще не были в состоянии войны, и получить пропуск Головнину казалось делом несложным. Однако ему пришлось побывать у трех дюжин чиновников – объяснять, уговаривать, требовать, приложить всю настойчивость и упорство, прежде чем этот документ был выдан. Теперь капитан считал себя гарантированным от возможных случайностей.
Мистер Лоу тоже вздохнул облегченно.
– Моя душа чиста! Я буду снабжать совершенно нейтральный корабль.
– Но ведь он и действительно нейтральный!
– Ах, разное может случиться.
– Но, мистер Лоу, вы еще не доставили нам ни единого грамма провизии!..
– Я постараюсь. На Лоу можете положиться… Скажите, мистер Головнин, вы в самом деле направляетесь в рейс для научных исследований? Ведь вы – военный моряк.
– Разве это мешает научной деятельности?
– Я просто к слову… Так странно, знаете, что в это тревожное время Россия посылает научные экспедиции.
– А не кажется ли вам, почтенный Лоу, что уж это – дело России?
Помолчав и словно запасшись восторгом, Лоу воскликнул торжественно:
– И я бы сказал – гордое дело! Вот потому, что оно гордое и славное и еще потому, что вы – мой боевой друг, я сделаю все возможное.
– Однако довольно! – остановил его капитан. – Когда вы приступаете к погрузке?
– Немедленно! Как видите, я тороплюсь…
С этими словами он ушел, чтобы возвратиться через… несколько суток. Головнин чувствовал неладное, однако был вынужден ждать. Не очень-то обрадовался он, когда чиновник снова появился, веселый, сияющий, издали потрясая каким-то свертком бумаг.
– Мы будем грузить провизию беспошлинно! О, этого смог добиться только я!
Потом оказалось, что документы были оформлены им не точно. Не хватало какой-то цифры и запятой. А это означало еще одну поездку из Портсмута в Лондон и еще ожидание в течение нескольких дней. Потом неожиданно таможня потребовала пошлину, будто это был обычный купеческий корабль. Потом мистер Лоу сказал, что нужно перевесить грузы… Для этого пришлось бы снова поднимать их из трюма.
Чего же он добивался, «поощрения»? Но капитан категорически отказался дать взятку. Быть может, Лоу интересовало содержимое трюмов? Но если бы корабль был гружен песком или камнем, все равно Головнин не позволил бы Лоу соваться не в свои дела.
Он отлично понял чиновника: тот получил инструкцию всячески задерживать отправление корабля. Значит, в течение всего этого времени почтенный мистер Лоу был здесь, на шлюпе, не столько представителем таможни, сколько подосланным шпионом! В ярости Головнин стиснул кулаки. Хорошо, он найдет другие способы получить необходимые продукты. И это происходило в Портсмуте, где его знали отлично, а ведь Англия не забывает своих друзей!
В раздумье он шагал вдоль палубы шлюпа, когда где-то близко послышался воркующий голос Лоу:
– Ах, сколько забот, мой капитан, сколько забот!
Головнин резко обернулся. Тяжело переваливаясь с ноги на ногу, торжественно неся свой оплывший лик, к нему снова плелся мистер Лоу.
– Опять же не точно оформлены документы, и таможня требует…
– К дьяволу вашу таможню! – загремел Головнин. – Лучше скажите, давно вы видели лорда Маркерра?
– Только вчера… Он здесь, в Портсмуте.
– Прошу передать ему при встрече благодарность. Я уже убедился в дружбе англичан.
– Что вы хотите сказать, начальник?
– Это уже сказано. А к вам у меня вопрос: если бы на английском военном корабле был опознан подосланный шпион, как поступили бы с ним, мистер Лоу?..
Чиновник вздрогнул, но выразительно взглянул на рею.
– Так. Вы ответили. А теперь скажу вам откровенно: мне очень жаль и стыдно, что я вместе с вами служил на одном корабле.
Мистер Лоу выпрямился и отступил на шаг; тяжелая челюсть его отвисла, в глазах промелькнуло опасение. Возможно, он вспомнил ту абордажную ночь и русского моряка в бою.
– Вы хотите сказать… Это – подозрение? Но как вы смеете меня, офицера флота его королевского величества, подозревать?
Головнин указал на трап;
– Поспешите на берег. Сейчас мы снимаемся… Вы рискуете уйти с нами в море, а там…
Теперь и он недвусмысленно взглянул на рею.
Неожиданно при тучном теле мистер Лоу обрел и подвижность, и ловкость. Будто ветром сдуло его с палубы корабля в шлюпку. Уже издали он крикнул:
– Я знаю, вас успели снабдить другие агенты! Но вы не уйдете с рейда без ведома властей!
Головнин повернулся к нему спиной и кивнул своему помощнику, Петру Рикорду:
– Матросов – наверх!.. Мы снимаемся с якоря…
В тот день, уже в пути, он записал в дневнике: «…Все знают, что подлее, бесчестнее, наглее, корыстолюбивее и бесчеловечнее английских таможенных служителей нет класса людей в целом свете».
Все же свое разочарование в английском гостеприимстве он относил только к таможенному жулью, среди которого подвизались и шпики. Этот дрянной Лоу был, конечно, лишь исключением в среде английских офицеров. Другие офицеры, с которыми Головнину довелось служить, были людьми иного склада. В этих размышлениях в тишине каюты он даже пожалел, что погорячился и передал лорду Маркерру такие неприятные слова.
Далеко впереди, за океаном, его ждали более серьезные разочарования, о которых он не мог, конечно, подозревать.
Но пока, несмотря на томительную, почти двухмесячную задержку в Портсмуте, все шло хорошо.
Уже остался за кормой исхлестанный ветрами и прибоем, голый, скалистый, с растрепанными клочьями леса на макушке мыс Лизард, крайний юго-восточный мыс Англии, и впереди открывалась Атлантика – начало большого неизведанного пути.
* * *
Командующий английской военной эскадрой в заливе Фолс-Бей, что на мысе Доброй Надежды, неподалеку от Капштадта, командор Роулей нередко сетовал в кругу приближенных офицеров на свою злосчастную судьбу… В то время, когда у берегов Испании, Франции, Италии, Англии развертывались столь грандиозные события: разыгрывались морские сражения, ночные внезапные схватки, налеты, десанты, преследования и захваты трофейных кораблей, – словом, когда другие офицеры английского флота делали настоящую карьеру, – он, Роулей, был вынужден отсиживаться в этом глухом уголке планеты, куда даже известия с театра военных действий доходили с двухмесячным опозданием.
Хотя бы какое-нибудь незначительное событие скрасило эту тоскливую жизнь!.. Ну, скажем, вдруг появился бы французский корабль… Не плохо, если бы на нем оказались значительные ценности, или, и крайнем случае, важные государственные документы, или, на худой конец, два-три французских генерала.
О, тогда бы в Лондоне вспомнили о командире Роулее! Он представлял, как в Англии, в морском штабе, читают его торжественную реляцию о захвате вражеского корабля, как давятся от злобы штабные завистники, как слух о подвиге командора докатывается до королевского дворца…
Нет, сколько ни всматривайся в океан с высот, что окружают бухту, бескрайняя зыбкая равнина пустынна, и Роулею мог только сниться случайный призовый корабль.
Он часто уезжал в Капштадт. Все же в Капштадте было веселее; в игорном доме за карточным столом нередко происходили подлинные баталии; в театре можно было послушать певиц; наконец, в порту можно было встретить моряков, только что прибывших из Европы.
Уезжая из Симанштата – селения на берегу бухты Саймонс-Бей, – Роулей обычно поручал дела капитану Корбету. Капитан командовал фрегатом «Нереида» и, так как фрегат долгое время находился в ремонте, тоже томился скукой.
Они доверяли друг другу многое: долгие вечера и ночи им нередко приходилось коротать вдвоем… Мечта о захвате призового судна стала их общей мечтой. И мог ли ожидать капитан Корбет, что так внезапно, в ясную, штилевую погоду, среди белого дня, трофейный корабль войдет в Саймонс-Бей и бросит якорь напротив береговой батареи?..
О, это казалось, похожим на сон, на сказку, но это был действительный факт!
При полном безветрии флаги, как известно, не трепещут, потому дозорные капитана Корбета не смогли определить на расстоянии, какому государству принадлежал направляющийся в бухту корабль.
Но вот уже в бухте с неизвестного судна спустили шлюпку и дюжие плечистые гребцы дружно взмахнули веслами.
Шлюпка причалила к берегу, и молодой статный лейтенант, козырнув капитану Корбету, спросил командующего эскадрой.
Так как лейтенант говорил на чистейшем английском языке, с лондонским акцентом, но форма на нем была не английская, капитан Корбет и совсем растерялся. Где же он видел эту форму? Тут у него мелькнуло подозрение: а может быть, что прибыл французский рейдер, чтобы наделать переполоху, обстрелять, поджечь английские корабли и умчаться, – ищи его в океане?
Молодой лейтенант повторил вопрос:
– Где я могу видеть командующего эскадрой? Мне поручено спросить, будет ли ваша эскадра отвечать равным числом выстрелов на наш салют?..
– Простите, – растерянно пробормотал Корбет, – однако с кем имею честь?..
– Русского флота лейтенант Петр Рикорд… Шлюп «Диана», прибывший в Саймонс-Бей, следует из Кронштадта на Камчатку и в русскую Америку.
На целую минуту капитан Корбет, казалось, потерял дар речи. Он только смотрел на русского моряка посоловелыми, выпученными глазами и жадно хватал губами воздух.
– И вы… требуете… ответного салюта?!
Рикорд удивленно улыбнулся:
– Конечно… И равного количества выстрелов.
Будто опасаясь, что русский сейчас же ринется на него, капитан Корбет метнулся в сторону.
– Под стражу!.. Арестовать всех до одного!.. Только подумать – вражеский корабль требует салюта!..
Четверых матросов и Рикорда окружила добрая дюжина англичан. Русские моряки не имели при себе оружия. Однако бравый капитан Корбет вел себя так, будто командовал атакой против целого батальона.
Когда русских вели в караульное помещение, провожая их изумленным взглядом, капитан Корбет произнес растерянно:
– Может, у меня галлюцинация? Невероятно! Неслыханно! Они не только вошли в военную бухту, но еще и потребовали салюта.
Лишь теперь он пришел в себя и приказал ударить боевую тревогу. На батареях засуетилась прислуга. Матросы и солдаты бежали к берегу. Не менее пятидесяти человек поспешно разместились в шлюпках, и под этой усиленной охраной бравый капитан приказал править к «Диане».
С палубы шлюпа Головнин с интересом наблюдал за сутолокой на берегу. Он подумал, что батареи готовятся к салюту. Однако почему же целая флотилия направлялась к «Диане»? Пристально приглядываясь к офицеру на передней шлюпке, он узнал Корбета. Какая встреча! С этим самым Корбетом Головнин служил в английском флоте на фрегате «Сигорс». В ту пору они были друзьями и Корбет настойчиво приглашал Головнина в гости к своим родным, куда-то под Норидж.
Возможно, Корбет подумал, что у него началась и слуховая галлюцинация? С палубы русского корабля, – он это отчетливо слышал, – его назвали по фамилии!..
– Дружище Корбет! – радостно воскликнул Головнин. – Неужели не узнаете? Какова судьба «Сигорса» – плавает он или пошел на дно?
Англичанин смотрел на Головнина выпученными и словно невидящими глазами.
– «Сигорс»? Какой «Сигорс»?
– Да на котором мы вместе служили! Я – Головнин.
Почему-то Корбет очень долго медлил с ответом. Сопровождавшие его матросы держали оружие наизготовку.
– Какой державе принадлежит этот корабль? – наконец спросил Корбет.
– Это русский шлюп «Диана».
Корбет обернулся к своим матросам и что-то сказал, и те изо всех сил налегли на весла. Шлюпка помчалась к стоявшему в отдалении под командирским флагом кораблю.
Головнина озадачило это странное поведение давнего приятеля: он подумал, что, вероятно, на мысе Доброй Надежды объявлен строжайший карантин и англичанам запрещено общаться с иностранцами. Однако почему же не возвращался его помощник – Петр Рикорд? Почему Корбет не спросил, откуда и куда направляется корабль? Это первый вопрос, обязательный при встрече любого, даже холерного или зачумленного судна. Почему, наконец, капитан сделал вид, будто не узнает Головнина? Что переменилось в мире? Неужели война?
Несмотря на тревожные сообщения английских газет, Головнин не считал, что возможность войны так близка. Газеты ежедневно выдумывали сенсации, однако в тот день, когда «Диана» покидала рейд Портсмута, русский фрегат «Поспешный» оставался гостить в этом английском порту. Казалось бы, кому другому, а командиру «Поспешного» следовало поторопиться с отплытием: в трюмах фрегата хранились золотые и серебряные слитки стоимостью в дна с лишним миллиона рублей… Командир фрегата не получал предписания о срочном выходе в Кронштадт. Кроме того, в Портсмуте было известно, что эскадра вице-адмирала Сенявина находилась в те дни в Гибралтаре и направлялась в Англию. Если бы военные действия между Англией и Россией действительно предполагались, разве повел бы Сенявин свои корабли в английский порт?
Мог ли знать Головнин о том, что примерно за месяц до его отплытия из Кронштадта, где-то на реке Неман, близ города Тильзит, Александр I встретился с Наполеоном и долго беседовал с ним секретно? Какое отношение, казалось бы, имела эта встреча к рейсу «Дианы»?
Но в те дни, когда капитан «Дианы» дежурил в приемной русского посольства в Лондоне с ходатайствами о снабжении шлюпа, в посольстве уже укладывали чемоданы. Никто не сказал Головнину о близком опасности, грозившей экипажу его корабля в английском порту.
Осенью русский посол покинул Лондон. Правительство Александра I огласило «Декларацию о разрыве между Россией и Англией»…
В Портсмуте на фрегат «Поспешный» и на русский транспорт «Вильгельмину» явились английские вооруженные чиновники и объявили, что оба корабля и их грузы конфискованы, а личный состав будет находиться на положении военнопленных. Так дорого обошлось России и ее морякам равнодушное молчание посольства.
Девяносто три дня «Диана» находилась под парусами. Единственный пункт, где шлюп пополнял запасы – город Постра Сеньора дель Дестерро на острове св. Екатерины, – был таким глухим, поистине медвежьим углом, что узнать какие-нибудь новости о событиях в Европе оказалось здесь невозможным. Португальский губернатор острова и сам довольствовался газетами полугодичной давности… Направляясь к Саймонс-Бей, Головнин был уверен, что ведет свой корабль в колонию дружественной державы. А теперь оставалось только ждать разъяснения причин такой необычной встречи.
От командирского корабля к «Диане» уже шла небольшая быстроходная шлюпка. Высокий, долговязый лейтенант крикнул еще издали:
– Откуда прибыли?.. Куда следуете?..
Головнин ответил. Словно продолжая начатую Корбетом игру в таинственность, лейтенант приказал матросам развернуть шлюпку и умчался обратно, к своему кораблю.
На командирском судне команда торопливо ставила паруса и выбирала канаты. Со всех сторон от английских военных кораблей к «Диане» спешили шлюпки, переполненные вооруженными матросами. Но вот командирский фрегат выбрал якоря и подошел к шлюпу почти вплотную. Уже знакомый лейтенант, свесившись через перила, прокричал угрожающе:
– При попытке к бегству будете потоплены. Объявляю, что с этой минуты фрегат «Диана» является нашим законным призом.
– По какому это случаю? – изумленно спросил Головнин.
– По случаю войны между Англией и Россией…
Со шлюпок, окруживших «Диану», на борт ее уже взбиралось несколько десятков англичан. Жерла береговых пушек угрожающе обернулись к шлюпу.
– Я спрашивал вас о салюте, – сказал Головнин, – а вы встречаете нас форменным парадом.
Лейтенант откликнулся небрежно:
– Потрудитесь передать мне флаг и судовые документы!
– Вы не получите ни того, ни другого.
– Это почему же?..
– У меня имеется пропуск английского правительства. Об этом вы не догадались спросить?
Простоватый лейтенант сознался откровенно:
– Право, не догадался. Но вы не обманываете?
– С вами говорит капитан русского военного корабля.
– О, понимаю!..
Лейтенант приподнялся на ванты и отдал команду:
– Всем возвратиться на свои суда… – Головнину он сказал почти любезно. – Сейчас я отправлю сообщение об этом своему командиру. Вам придется подождать его решения.
– Что ж, это уже лучше, – заметил Головнин. – Ваши ребята, как видно, соскучились по призам, да еще по таким, что сами идут в руки.
– Ого! – добродушно засмеялся лейтенант. – Еще как соскучились!
Посыльный, прибывший через час от капитана Корбета, был мало похож на моряка: скользящая походка, вкрадчивая улыбка, белые, холеные руки… Головнин подумал: «Э, гусь! Вижу, зачем ты пришел. Но неужели хотя бы здесь, в Саймонс-Бее, нельзя было обойтись без шпиков?»
Посыльный, казалось, был очень рад известию, с которым прибыл:
– Капитан Корбет очень сожалеет – да, очень! – что не имеет времени для визита к вам, командир. Лейтенант Рикорд и его спутники уже освобождены. В Капштадт с донесением командору о вашем прибытии отбыл курьер. Вы можете чувствовать себя вполне свободно, капитан только просит без его ведома не менять якорной стоянки. И еще капитан интересуется: разве вы не знали о состоянии войны?
– Если бы я знал, не забрался бы в эту трущобу, – сказал Головнин.
– Какая досада! – воскликнул посыльный, пытаясь изобразить на лице искреннее сожаление. – Но, если не ошибаюсь, ваш путь на восток?
– Так что же? – рассеянно спросил Головнин.
– Здесь бывают очень темные ночи.
– Я это знаю…
– Хороший попутный ветер и темная ночь…
– Капитан Корбет поручил вам передать и это?
Англичанин сделал испуганное лицо:
– Ну, что вы! За это он может вздернуть меня на рею.
– Пожалуй, он так и сделает.
Игра становилась забавной. Головнин внимательно наблюдал за посыльным. Тот по-прежнему притворялся испуганным:
– Я просто обмолвился… Между прочим… Однако хотите, я буду откровенен? Я верю вам, русскому офицеру, – нет, вы не способны на предательство. Я тоже готов бежать из этого пекла! Если бы только найти друзей.
– Осечка! – произнес Головнин по-русски.
Агент встрепенулся:
– Что вы сказали?
Головнин перевел это слово на английский. Посыльный сразу же потускнел.
– Передайте капитану, – сказал Головнин, – что о бегстве я не помышляю. Пропуск английского правительства позволяет мне открыто, в дневное время поднять якоря.
– Вы можете чувствовать себя вполне свободно! – повторил агент.
– И еще передайте, – продолжал Головнин, – что я не терплю провокаций. Впрочем, возможно, он не знает о вашем предложении?
Веселая улыбка посыльного стала судорожной; пятясь, он вышел из каюты.
Петр Рикорд и его спутники возвратились на шлюп ночью. Еще издали Головнин услышал его голос; Рикорд чему-то смеялся, и, видимо, затронутые его шуткой, дружно засмеялись матросы. Шлюпка причалила к борту, и, словно в одно мгновение – так показалось Головнину – Рикорд предстал перед ним, козырнул, пристукнул каблуками:
– Разрешите доложить…
Головнин прервал его дружески-мягко:
– Не нужно рапортовать, Петя. Я знаю, ответного салюта не будет.
– И это еще не все…
– Похоже на плен?
– Так точно. Это – плен.
Они помолчали. Где-то близко поскрипывали уключины весел; негромко, порывами всплескивала вода.
– Крадутся у самого борта, – заметил Головнин. – Боятся, что сможем уйти. Караулят. А что, если бы и в самом деле попытаться, Петя? Обрубим канаты – и под паруса, ищи, догоняй в океане… В крайнем же случае – бой.
Рикорд порывисто, глубоко вздохнул:
– Я думал об этом. Но на фрегате не спит ни один человек. Их шлюпки всю ночь будут курсировать вокруг «Дианы». А утром, – я слышал это распоряжение Корбета, – мы будем поставлены фертоинг – на два якоря, между их кораблями и берегом. С фертоинга, как ни разворачивайся, все равно находишься меж двумя якорями.
И снова они замолчали, думая об одном – о судьбе своего экипажа и корабля, слушая близкий, настороженный берег, откуда временами доносились свистки часовых.
– Правду сказать, я беспокоился о тебе, – проговорил Головнин негромко. – Экие бравые вояки! Особенно бравые, когда их много, а у тебя только матросы на веслах, да и те без оружия.
Рикорд тихонько засмеялся.
– Сначала они кинулись на нас как янычары! Я в ту минуту подумал: уж не к буйным ли мы угодили? Говорят, это случается: от дальности, от тоски целый гарнизон одичать может. Потом другое подозрение у меня появилось: а может, это пиратское гнездо? Может, пираты переоделись в английскую военную форму? Потом уже понял, в какую историю мы влипли в этом анафемском Саймонс-Бее, Василий! Ведь это же война. А мы пришли: здравствуйте! Принимайте корабль и флаг, экипаж и нас, офицеров, пушки, документы и все остальное… – Казалось, он задыхался от ярости: – Я так полагаю, Василий Михайлович, что в крайнем случае… в самом крайнем, если положение будет безнадежным, если они вздумают захватить шлюп, – мы подорвемся. Пороха у нас достаточно. Пусть получают трофей в виде обломков…
– Узнаю тебя, Петр, – сказал Головнин.
Уже не первый год этих двух моряков соединяла большая испытанная дружба. Еще в 1802 году, когда морской министр, адмирал Мордвинов напутствовал уезжавших в Англию молодых офицеров – их было двенадцать человек, – Василий Головнин и Петр Рикорд стояли в шеренге рядом. Потом они вместе служили на английских военных кораблях: вместе стояли вахты под огнем французских и испанских батарей; штормовали, изучали лоции, писали письма товарищам в Петербург и Кронштадт, тосковали по родине… Между ними не было секретов. Открыто ругали они придворную челядь, чванливых вельмож, повинных в запущенности русского флота, оставшегося почти безнадзорным. Доставалось тут и глуповатому графу Кушелеву, и хитрому льстецу маркизу де Траверсе, и бездарному фон Миллеру. Не испытывали они почтения и при имени царя.
Только в деле службы их разделяла определенная строгая дистанция. Никто не подумал бы, глядя со стороны, что этот сдержанный, властный капитан и его исполнительный, расторопный помощник, для которого, казалось, важнее распоряжения начальника не было ничего на свете, два такие несхожие между собой человека: замкнутый, всегда серьезный Головнин и веселый, стремительный Рикорд были сердечными друзьями.
В этом дальнем походе в ясные, тихие вечера, в тропиках, когда океан горел и сиял живыми потоками света, слушая мерный гул парусов, неторопливо шагая вдоль палубы шлюпа, они мечтали вслух о России, о будущих трудных, крутых ее путях.
Однажды Головнин сказал:
– Вот мы ругаем придворных, министров – всю эту льстивую бездарь, что окружает царя. Но главная-то причина в чем? Кто хочет постоянно держать наш народ во тьме и бесправии? Кто видит прямую опасность в просвещении народа?
– Самодержавие, – ответил Рикорд.
– Правильно. И, значит, должны найтись люди, беззаветные, верные сыновья народа, которые не задумываясь рискнули бы собой…
Рикорд насторожился:
– Рискнули собой для…
– Для родины, – сказал Головнин.
– Это значит?
– Это значит, нужно уничтожить самодержавие. Уничтожить! Ты правильно понял меня, Петр: убить царя.
– Тогда найдется другой…
– Нет, не позволить. Заменить самодержавие таким строем, чтобы в управлении государством приняли участие передовые бескорыстные люди.
Рикорд долго молчал. Гудели паруса. Медленно и могуче вздымалась грудь океана.
– Это очень опасные мысли, Василий, – наконец сказал Рикорд. – За это… Впрочем, ты сам понимаешь…
– Я знаю. За это – виселица.
– Однако все дело в том, что я целиком и полностью разделяю твои мысли. И знаю, что многие офицеры нашего флота, армии, государственные чиновники, мастеровые люди тоже так думают.
Тогда их дружба была скреплена еще и тайной: безграничным доверием и общей мечтой.
В этот ночной тревожный час Головнин отчетливо вспомнил свой разговор с Рикордом и вспомнил пламя заката на близкой волне и живое, могучее дыхание океана. И еще вспомнилось, как это пламя будто бы отразилось в глазах лейтенанта, – он был, конечно, не из робкого десятка, его товарищ по скитаниям.
