Текст книги "Литературные воспоминания"
Автор книги: Павел Анненков
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 51 страниц)
оказались призрачными, а махровая реакционность – фактом вполне очевидным.
Многие из славянофилов стали в дальнейшем чиновниками-русификаторами, 430
вроде Ю. Самарина, другие – рьяными помещиками, предпринимателями или же
неофициальными слугами в защиту самодержавия и православия на поприще
журналистики, наподобие И. Аксакова. В 1876 г. Салтыков-Щедрин писал тому
же Анненкову в связи со смертью Ю. Самарина: «Для меня всегда казалось
загадочным, как это человек пишет антиправительственные брошюры, печатает
их, и его оставляют фрондировать на покое. Не оттого ли это, что он на той же
почве стоял, как и само правительство, и даже, пожалуй, похуже?» (Н. Щедрин, Полн. собр. соч., т. XVIII, стр. 357).
[250] Анненков цитирует высказывание Белинского с небольшими
пропусками (ср. Белинский, т. X, стр. 28—29); во втором случае курсив
принадлежит Анненкову. Будучи во многом не прав по поводу «перемены»
позиции Белинского относительно славянофилов, Анненков вместе с тем очень
точно очерчивает то новое, что появилось в его критических высказываниях,—
обличение им «гуманических космополитов» и т. д. Белинский видел свою задачу
в собирании тех сил, которые так или иначе боролись против крепостного права.
Кроме широко известных фактов, в этом смысле чрезвычайно показательно
пристальное внимание Белинского и к «Сельскому чтению», издававшемуся В. Ф.
Одоевским и А. П. Заблоцким, и к очеркам из народного быта Даля и др., и к
статьями работам, проясняющим ход русской истории. Слова Анненкова о
«ропоте редакции», то есть Некрасова или Панаева, на статью Белинского, открывшую «Современник», не подтверждаются, Возможно, что этот «ропот»
Анненков слышал от Боткина.
[251] Речь идет о столкновении переводчика А. И. Кронеберга с редактором
«Отечественных записок» А. Краевским (см. воспоминания Н. Н. Тютчева «Мое
знакомство с В. Г. Белинским»; Б е л и н с к и й, Письма, под ред. Е. Ляцкого, т.
III, стр. 446—447).
Привожу анекдот из этих проявлений самоосуждения и самообличения, к
которым он был склонен, но в которых был также всегда и искренен. Один из
журнальных редакторов того времени, напечатав в своем издании переводный
роман и заплатив за него условленную сумму переводчику, почел себя вправе
выпустить перевод отдельной книжкой и в свою пользу. Но он напал на
энергичного человека, который, после бесплодных протестаций, решился повести
дело серьезно и, пожалуй, дойти до судебных инстанций, какие тогда
существовали. Редактор принужден был уступить и возвратить переводчику его
собственность. Выслушав рассказ, Белинский молча принялся шарить по углам
комнаты, добыл там свою палку и, подавая ее рассказчику, прибавил: «Учите
меня, авось и я пойму, как должно беречь свое добро». Но выучиться этому он не
мог, не перестав быть Белинским. (Прим. П. В. Анненкова.)
[252] Белинский перестал сотрудничать в «Отечественных записках» с
апреля 1846 г. Последней статьей его в этом журнале была одиннадцатая
(заключительная) статья «О сочинениях Пушкина», представленная критиком в
журнал в апреле месяце, но напечатанная Краевским лишь в № 10
«Отечественных записок» за 1846 г.
[253] Майков Валерьян Николаевич (1823—1847) – публицист и
литературный критик. По своим общественно-политическим взглядам – один из
431
ранних буржуазных радикалов на русской почве. в своих философских воззрениях
– сторонник позитивной философии; Конта, пытавшийся материалистически
истолковать ее и применить при; анализе русских общественных и литературных
явлений. Белинский полемизировал с В. Майковым в ряде своих статей, но
высоко оценивал его дарование (см. о разности взглядов Белинского и В. Майкова
в статье Б. Бурсова «Плеханов и Белинский» – ЛН, т. 55, стр. 114).– Милютин
Владимир Алексеевич (1826—1855) – профессор, экономист буржуазно-
просветительского направления. Сотрудничал в «Отечественных записках» и
«Современнике» (см. положительный отзыв о нем Белинского в письме к В. П.
Боткину от 4—8 ноября 1847 г.– Белинский, т. XII, стр. 408). Из статей
Милютина наиболее известны: «Пролетарии и пауперизм в Англии и во
Франции» («Отечественные записки», 1847, №№ 1, 2, 3, 4); «Мальтус и его
противники» («Современник», 1847, №№ 8 и 9).
Вместе с В.Н. Майковым был еще и другой замечательный молодой
человек, В.А. Милютин, тоже рано погибший. Они оба могут считаться
последними отпрысками замечательного десятилетия и составляют уже переход к
литературному периоду 1850-1860 годов. (Примечание П.В. Анненкова.)
[254] Речь идет о предполагавшемся издании Белинским альманаха
«Левиафан». В числе материалов, собранных критиком для этого издания, были:
«Доктор Крупов» и «Сорока-воровка» Герцена, «Обыкновенная история»
Гончарова, «Из записок артиста» М. С. Щепкина, повесть «Без рассвета» П.
Кудрявцева, статьи Кавелина, Соловьева и др. В дальнейшем эти материалы
печатались в «Современнике».
[255] Мысль о приобретении журнала возникла у Некрасова и Панаева
летом 1846 г., когда они гостили в казанском имении их приятеля – Г. М.
Толстого. Средства на аренду и ведение журнала дали И. И. Панаев, Наталья
Александровна Герцен и др. Издание преобразованного журнала легло на плечи
Некрасова и Панаева, Белинский определял его дух и направление. В числе
участников нового журнала, выходившего с 1 января 1847 г., были объявлены
лучшие литературные и научные силы того времени, в том числе и московские
друзья Белинского – Герцен, Грановский, Кавелин, Е. Корш, Кетчер и др.
Неизвестно, по каким причинам в числе участников не были названы ни
Анненков, ни Боткин (см. историю возникновения преобразованного
«Современника» в «Воспоминаниях» А. Я. Панаевой– Головачевой, Гослитиздат, М. 1956, стр. 152—162).
[256] Анненков почти дословно приводит здесь «доводы» Грановского,
Кетчера, Кавелина и др., которыми они оправдывали свое нежелание порвать с
журналом Краевского, Так, они ссылались на ущемление прав и положения
Белинского в новом журнале. Белинский отводил это обвинение. Двойственная
позиция московских «друзей-врагов» в этом вопросе вызывала его осуждение
(см., например, его письма к В. П. Боткину от 4—8 ноября 1847 г. и К. Д.
Кавелину от 22 ноября 1847 г.– Белинский, т. XII, стр. 405—421, 431).
[257] Анненков здесь не точен. В своем ответном письме Белинскому из
Парижа он сообщал 25 марта 1847 г.: «Герцен сейчас приехал и уже наполнил
Париж грохотом желудочного своего смеха. Я очень ему рад» (цитируется
432
письмо, опубликованное по тексту собрания Пыпина Е. Ляцким в III т. «Писем»
Белинского, стр. 368).
[258] О впечатлениях Анненкова от жизни в Париже в 1846—1847 гг. см.
его «Парижские письма» (Анненков и его друзья, стр. 248—369). Они печатались
тогда же в «Современнике» (№№ 1—6, 9, 11, 12 за 1847 г. и № 1 за 1848 г.) и в
качестве живой информации о духовной жизни Парижа накануне революции 1848
г. внимательно читались в кругу Белинского. Критик ссылается на «Парижские
письма» Анненкова и в своей переписке (см. Белинский, т. XII, стр. 340, 448).
Вопреки утверждениям Анненкова, приближение революции 1848 г.
предчувствовалось многими. Об этом писали Маркс и Энгельс, на близость
революции возлагали надежды французские демократы – Жорж Занд, Леру, Луи
Блан, тот же Клод Корбон (1808—1891), резчик по дереву, республиканец, о
котором упоминает здесь Анненков. О повсеместном нарастании революции, не
исключая и России, говорил и писал М. Бакунин (см. его письмо к редактору «La Reforme» в середине января 1845 г.– А. Корнилов, Годы странствий Михаила
Бакунина, Л.—М. 1925, стр. 295—299).
[259] Сазонов Николай Иванович (1815—1862) – участник
университетского кружка Герцена и Огарева, случайно, как и Кетчер, не
арестованный вместе с ними. Человек безусловно одаренный и широко
образованный, Сазонов не нашел себе дела ни в России, ни за границей. С конца
тридцатых годов он поселился в Париже и окунулся в европейскую политическую
жизнь, примыкая к наиболее «модным» течениям буржуазной демократии. В 1846
–1848 гг., то есть в период, описываемый Анненковым, Михаил Бакунин и
Николай Сазонов были видными представителями русской революционно
настроенной интеллигенции в Париже, связанными с тайными республиканскими
обществами и имевшими обширные знакомства в международной революционной
среде. См. о Сазонове более подробно в «Былом и думах» Герцена, ч. седьмая, гл.
«Н. И. Сазонов»; «Из литературного наследства Н. И. Сазонова» в публикации Б.
Козьмина (ЛН, т. 41—42, стр. 178—252). Анненков встречался с Сазоновым, будучи за границей, но относились они друг к другу с плохо скрываемой
неприязнью, и это не могло не сказаться на том, что писал Анненков о Сазонове в
воспоминаниях, в письмах и даже в такой работе, как «Идеалисты тридцатых
годов».
[260] Головин Иван Гаврилович (1816—1890) – эмигрант, издал за
границей несколько компилятивных трудов по политической экономии и
истории: «О сущности денег» и «Дух политической экономии», «Рассуждение о
Петре Великом», а в конце 1845 г. книгу «Россия при Николае I». Недовольство
царя, очевидно, возбудил самый факт литературной деятельности русского за
границей. Люди, подобные Головину, не имели ничего общего с революционной
эмиграцией, начало которой положили декабристы, а затем Бакунин, Герцен, Огарев и др.
[261] Всего забавнее, что он и сам считал себя важным преступником, боялся выдачи своей персоны дипломатическим путем и побежал объясняться с
министром Дюшателем, который, выслушав его опасения, засмеялся и заметил:
«Какой вздор! Живите спокойно, делайте что хотите, да уж если вам нужен
433
непременно совет, то вот мой – не очень вмешивайтесь в польские дела» (рассказ
Головина). (Прим. П.В, Анненкова.)
[262] К. Чуковский привел в свое время веские данные в обоснование того, что «степным помещиком», давшим Анненкову рекомендательное письмо к
Марксу, был Григорий Михайлович Толстой (1808—1871), тот самый Толстой, приятель Панаева и Некрасова, который летом 1846 г. высказал благое намерение
помочь им в приобретении «Современника», богатый казанский помещик, либерал, любитель театра и литературы. Рекомендательная записка Григория
Толстого к К. Марксу об Анненкове, найденная в архиве, укрепила догадки.
Разбирая библиотеку П. Лаврова, которому Энгельс передал часть книг на
русском языке из библиотеки К. Маркса, некто С. ан – ский (псевдоним
раскрыть не удалось) обнаружил в ней томик, заключавший в себе
«Замечательное десятилетие» Анненкова, напечатанное в 1880 г. в «Вестнике
Европы», в кн. 1—5. Статьи Анненкова были переплетены вместе со статьями
Пыпина о Белинском. Судя по подчеркиваниям и заметкам на полях, Маркс
внимательно читал гл. XXV—XXXI воспоминаний Анненкова. В разделе о
«степном помещике» К. Маркс подчеркнул в тексте слова: «он уверил Маркса» и
сбоку приписал по-французски: «С'est un mensonge! II n'a dit rien de la sorte. II m'a dit au contraire qu'il retour-nerait chez lui pour Ie plus grand bien de ses propres paysans! II avait meme la naTvete de m'inviter d'aller avec luib' (С. ан—ский, К
характеристике Маркса, «Русская Мысль», 1903, № 8, стр. 63).
Судя по тому, что мы знаем сейчас о Г. Толстом из разысканий (см. К.
Чуковский, Григорий Толстой и Некрасов, ЛН, т. 49—50, стр. 365—396), из
воспоминаний (см. А. Я. Панаева-Головачева, Воспоминания, М. 1956, стр. 151—
155; С. Т. Аксаков, История моего знакомства с Гоголем – Гоголь в
воспоминаниях, стр. 117), Анненков в известной мере шаржирует его облик. В
письме к Марксу от 2 октября 1846 г. он иначе отзывался о Г. М. Толстом («наш
честный, простой, прямой Толстой...»). И все же он. очевидно, располагал
какими-то фактами насчет благого, но не выполненного Толстым намерения —
продать свои имения. В письме Ф. Энгельса из Парижа от 16 сентября 1846г.
имеются, например, такие строки: «... наш Толстой, навравший нам, что он хочет
продать в России свои имения» (Соч., т. XXI, М. 1929, стр. 34). В письме
Анненкова к Марксу из Парижа от 8 мая 1846 г. читаем: «Я только что получил
известие, что Толстой принял решение продать все имения, которые ему
принадлежат в России. Не
«Это ложь! Он ничего подобного не говорил. Он, напротив, сказал мне, что
вернется к себе для наибольшего блага своих собственных крестьян! Он даже
имел наивность пригласить меня ехать с ним!» трудно догадаться, с какой целью»
(см. Д. Рязанов, Очерки по истории марксизма, М. 1928, т. II, стр. 92).
[263] Анненков выехал из Петербурга за границу 8 января 1846 г.,
останавливался в Берлине, встречался с П. Н. Кудрявцевым, рассказывал ему о
Белинском (см. Белинский, т. XII, стр. 269), а затем проездом в Париж, очевидно в
марте этого же года, познакомился в Брюсселе с К. Марксом и ф. Энгельсом.
Возможно, что Анненков присутствовал на одном из заседаний возглавленного
Марксом с начала 1846 г. Брюссельского коммунистического корреспондентского
434
комитета. 30 марта на заседании этого комитета в присутствии Вейтлинга Маркс
и Энгельс выступили с резкой критикой его «уравнительного» коммунизма (К.
Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2-е, т. 2, стр. 628). В первой половине апреля
Анненков был уже в Париже и в письме от 8 мая осведомлял Маркса о своей
парижской жизни.
[264] Маркс и Энгельс приехали в Париж в начале марта 1848 г., имея
поручение от Союза коммунистов образовать в Париже Центральный комитет
Союза. Маркс ведет в Париже борьбу с мелкобуржуазными демократами (Гервег, М. Бакунин), предлагавшими создать воору– женный легион из немецких
эмигрантов и с помощью его произвести в Германии революцию. Маркс и
Энгельс осуждают эту авантюру (впоследствии так называемая «Баденская
экспедиция» с Гервегом во главе) и в начале апреля 1848 г. покидают Париж и
отправляются в Германию с целью принять непосредственное участие в
нараставшей революции.
[265] Книга Прудона – «Systаme des contradictions, ou Philosophic de la misere», Vol. 1—2, Paris, 1846 («Система экономических Противоречий, или
Философия нищеты», тт. 1—2, Париж, 1846), вызвавшая живой интерес в
передовых русских кругах. 8 ноября 1846 г. Анненков уже писал об этой книге в
первом из своих «Парижских писем» («Современник», 1847, № 1), восхищаясь
«железной стойкостью автора посреди партий», его нападками на утопический
социализм и его стремлением отыскать «закон, по которому богатства
развиваются правильно и сами собой». На письмо Анненкова сразу же
откликнулся В. Боткин. 26 ноября он писал Анненкову: «Ваши несколько слов
показывают мне всю дельность этой книги, и слава автору, что он вышел из
юношеских декламации социальной школы и взглянул на дело прямо и твердо...
Дело не в том только, чтобы нападать на то, что есть, а отыскать, почему это есть, словом, отыскать законы, действующие в мире промышленном» (Анненков и его
друзья, стр. 525).
1 ноября за разъяснением сути книги Прудона Анненков обратился к
Марксу, и тот ответил ему обширным письмом (от 28 декабря 1846 г. из
Брюсселя), содержащим блестящий анализ книги и краткое изложение воззрений
самого Маркса на те вопросы общественного развития, которых касался Прудон.
Сколь неглубоко понял Анненков Маркса, доказывает не только второе его
письмо к Марксу от 2 июня, 1846 г., но и то, что он писал о Прудоне в своих
«Парижских письмах» после получения письма Маркса (см. письмо IX от 23
декабря 1847 г.– Анненков и его друзья, стр. 356) , и то, как он извратил мысль
Маркса в том отрывке из его письма, который приведен в воспоминаниях в
переводе самого Анненкова. За время с мая 1846 по декабрь 1847 г. известны 6
писем Анненкова к Марксу (от 8 мая, 2 июня, 2 октября, 1 ноября 1846 г., от 6
января и 8 декабря 1847 г.) и два письма Маркса к нему (от 28 декабря 1846 г. и от
9 декабря 1847 г.) (см. переписку Анненкова и Маркса в сб. «Переписка К.
Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими деятелями», М. 1951, стр. 9—
24; остальные письма Анненкова к Марксу см. Д. Рязанов, Очерки по истории
марксизма, М. 1928, т. II, стр. 91—92, 93, 94, 98, 99).
435
[266] Прочитав этот отрывок, К. Маркс подчеркнул слова от «той
сантиментальности» до «Фурье» и сбоку приписал: «J'ai ecrit tout a fait Ie contraire de ce qu'il me fait dire sur Fourier! C'est Fourier qui Ie premier a persifle 1'idealisation de la petite bourgeoisie»' (С. А н – с к и и, К характеристике Маркса, «Русская
мысль, 1903, № 8, стр. 63).
«Я писал совершенно обратное тому, что он мне приписывает относительно
Фурье! Именно Фурье первый осмеял идеализацию мелкой буржуазии».
Более точный перевод этого абзаца из письма Маркса таков: «Но сам г.
Прудон разве не создает себе странных иллюзий, противопоставляя свою
сентиментальность мелкого буржуа,– я имею в виду его декламации о домашнем
очаге, о супружеской любви и все его банальности,– социалистической
сентиментальности, которая у Фурье, например, гораздо более глубока, чем
претенциозные пошлости нашего доброго г. Прудона» («Переписка К. Маркса и
Ф. Энгельса с русскими политическими деятелями», М. 1951, стр. 20).
[267] Маркс имеет в виду или свою незаконченную работу-«Критика
политики и политической экономии», или, скорее всего, «Нищету философии».
[268] Речь идет о книге «С того берега» (1847—1850), произведении,
глубоко выстраданном Герценом и отражавшем один из важнейших моментов его
духовной драмы – «краха буржуазных иллюзий в социализме». Анненков
хорошо знал историю возникновения этой книги, отдельные ее главы он, вероятно, слышал в чтении самого Герцена; главу «После грозы» он вез из
Парижа в рукописи для передачи «московским друзьям». Но уже и тогда в письме
от 6 сентября 1848 г.. Герцен считал необходимым предупредить друзей, чтоб они
«были осторожны, слушая повествования Анненкова>. Он стал на какую-то
странную точку безразличной и маленькой справедливости, которая не допускает
до него большую истину» (А. И. Г е р ц е н, Полн. собр. соч. и писем, под ред.
Лемке, т. V, стр. 235).
[269] Цикл «Письма из Avenue Marigny» был опубликован в
«Современнике» (№№ 10 и 11 за 1847 г.). Несмотря на сравнительно «веселый» и
грациозный тон повествования, в письмах уже содержалась резкая критика
буржуазии, ее растлевающего влияния на общественные нравы, на искусство, критика, проникнутая горячим сочувствием революционного демократа к
тяжелому положению трудящихся. Это и вызвало в России полемику вокруг
писем Герцена – сочувственную поддержку их Белинским, несогласие с их
содержанием таких либералов, как Боткин, Е. Корш и даже Грановский.—
«Драма» Феликса Пиа, которую анализировал Герцен в третьем письме,
высказывая свое сочувствие к Парижу, «за цензом стоящему»,– «Парижский
ветошник».
[270] Свое несогласие с Герценом В. П. Боткин высказал еще до появления
в печати «Писем из Avenue Marigny» (в письме к Анненкову от 14 мая 1847 г.): «Я
читал его письмо к Щепкину с большим огорчением. Он такого вздору наговорил!
Bourgeois, видите, виноват в том, что на театрах играются гривуазные водевили»
(Анненков и его друзья, стр. 540). Письмо Герцена к М. С. Щепкину, считавшееся
утраченным, недавно найдено и напечатано (ЛН, т. 61, стр. 208—212, публикация
Л. Ланского). Оно написано Герценом вскоре по приезде в Париж (датировано
436
23/11 апреля 1847 г.) и проливает свет на историю создания «Писем из Avenue Marigny». Упоминается в этом письме и Анненков в своей обычной роли: он
поддакивал Герцену, когда тот выходил из театра, «подавленный грустию».
Лукаво вел полемику с Герценом и В. П. Боткин. В недавно опубликованном
письме к Герцену от 16 сентября 1848 г. из Москвы он, например, писал: «Ты
напрасно причисляешь меня к партизанам bourgeoisie; никогда я им не был, и
ничто так не противно мне, как дух и нравственность буржуазии. Я очень хорошо
понимал нападения социалистов на буржуазию, но вне социализма эти нападения
мне казались несостоятельны... Мне казалось, что ты нападал на нее вне
социализма» (ЛН, т. 62, стр. 46). А между тем в письме к Анненкову, больше чем
за год до этого, от 19 июля 1847 г., тот же Боткин писал: «...как же не защищать
ее,то есть буржуазию, когда наши друзья со слов социалистов представляют эту
буржуазию чем-то вроде гнусного, отвратительного, губительного чудовища, пожирающего все прекрасное и благородное в человечестве?» (Анненков и его
друзья, стр. 542).
[271] Я не придираюсь к его манере смотреть на вещи (франц.).
[272] Письмо (конец его утрачен) опубликовано в сб. Анненков и его
друзья, стр. 550—554. Анненков приводит середину письма с незначительными
отклонениями.
[273] Анненков имеет в виду книгу «С того берега», в частности статьи
«Россия» и «Письмо русского к Маццини», включенные автором в первое ее
издание (1850).
[274] Увлечение потоком развернувшейся перед ним жизни отражалось и на
планах писательской его деятельности. Он начал повесть из французской
революции 89 года с русским деятелем посреди ее и не усомнился послать рассказ
в «Современник». Позднее Панаев говорил мне в Петербурге: «Герцен с ума
сошел, посылает нам картины французской революции, точно она у нас дело
признанное и позабытое». Повесть, разумеется, не попала в печать, а явилась за
границей в особом сборнике. (Прим. Л. В. Анненкова»)
Речь идет о повести «Долг прежде всего». В начале 1848 г. Герцен отослал
«первый отдел» этой повести в «Современник», о чем и писал друзьям 30 января в
письме из Рима (А. И. Г е р цен, Полн. собр. соч. и писем, под ред. Лемке, т. V, стр. 180). Но повесть в журнале не появилась. В переработанном и сокращенном
виде она была издана впервые самим Герценом в 1854 г. в составе сборника
«Прерванные рассказы». Ранняя и наиболее полная редакция этой повести долгое
время считалась утраченной, но недавно была найдена в одном из фондов архива
Герцена (ЛЯ, т. 61, стр. 32—88).
[275] Товянский Андрей (1799—1878) – реакционер, мистик, развивавший
идеи о мессианском призвании Польши. В начале сороковых годов, в момент
наибольшего пессимизма и отчаяния, под влияние его мессианских идей подпал и
великий польский поэт Адам Мицкевич (1798—1855), некоторое время
считавшийся «наместником» Товянского в Париже. В 1842 г., будучи в Париже, Анненков посещал лекции Мицкевича о славянских литературах, не свободные от
влияния «товянщины». Революционная часть польской эмиграции всегда
относилась к «товянщине» отрицательно.
437
[276] Анненков говорит здесь в недоброжелательном тоне о деятельности
Польского демократического товарищества во главе с центральным комитетом
(так называемой «Централизацией»), образовавшегося незадолго до революции
1848 г. и сыгравшего важную роль в освободительном движении того времени.
[277] Имеется в виду статья М. Бакунина «Die Reaction in Deutschland»
(«Реакция в Германии»), опубликованная в начале октября 1842 г. в органе левых
гегельянцев «Deutsche Jahrbdcher fur Wissenschaft und Kunst» («Немецкие
ежегодники науки и искусства») под псевдонимом «Jules Elysard». Бакунин
обличал немецкую реакцию и говорил о повсеместном нарастании революции в
Европе, в том числе и в России. В этой статье, на что и намекает Анненков, уже
содержалась крылатая фраза, истолкованная впоследствии Бакуниным в
анархистском духе: «Страсть к разрушению есть вместе с тем созидающая
страсть». Статья восхитила русских друзей Бакунина. Еще не зная, кто ее автор, Герцен записал в своем дневнике в январе 1843 г.: «Это громкий, открытый, торжественный возглас демократической партии, пол. ный сил, твердый
обладанием симпатий в настоящем и всего мира в будущем» (Герцен, т. II, стр.
256—257). Белинский узнал об этой статье от Боткина, гостившего у него в
Петербурге, и тогда же, несмотря на длительную размолвку с Бакуниным, они
отправили ему с оказией приветственные письма, «...дорога, на которую он вышел
теперь,– писал Белинский о Бакунине,– должна привести его ко всяческому
возрождению» (Белинский, т. XII, стр. 114),
[278] Здесь и ниже Анненков в недоброжелательном тоне говорит об
утопических освободительных планах Бакунина (о которых Анненков был
хорошо осведомлен, тесно общаясь с Бакуниным в 1846– 1848 гг. в Брюсселе и
Париже) – разрушении Российской и Австрийской империй и создании на их
основе «славной вольной славянской федерации», которая, по его мнению, являлась «единственным исходом для России, Украины, Польши и вообще всех
славянских народов» (письмо М. Бакунина к Герцену и Огареву от 15/3 октября
1861 г., опубликованное полностью в книге «Письма М. А. Бакунина к А.И.
Герцену и Н.П. Огареву», под ред. М. П. Драгоманова, Женева, 1896, стр. 75—76).
[279] М. Бакунин произнес на банкете 29 ноября 1847 г. «свою известную
речь», в которой говорил не только о Польше, но и, главным образом, о
революционном подъеме в России, переоценивая в своем увлечении силы и
возможности освободительного движения того времени (см. М. А. Бакунин, Собр.
соч. и писем, М. 1935, т. III, стр. 270—279).
[280] См. об этом в главе «Бакунин и польское дело» в «Былом и думах»
Герцена.
[281] Мысленные ограничения значений произносимых слов (франц.)
[282] Лелевель Иоахим (1786—1861)—профессор-историк, общественный
деятель, один из видных вождей демократического крыла в польском
освободительном движении. После подавления революции 1830 г. эмигрировал из
Варшавы в Париж, стал во главе Польского национального комитета, но в 1833 г.
был изгнан из Франции и поселился надолго в Брюсселе, где с ним, очевидно в
1846 г., и встречался Анненков.
438
[283] Польский вопрос волновал уже декабристов, и вообще «в русском
мире» имел более богатую и сложную историю, чем это представлялось
Анненкову, человеку, вначале скептически, а затем и прямо недоброжелательно
относившемуся к польскому освободительному движению. В 1859—1863 гг.
Анненков, как и подавляющее большинство либералов, был сторонником
политики царизма в польском вопросе.
[284] Маркс занимается здесь тем же суетным делом, что и раньше (нем,)
[285] Письмо М. Бакунина, помеченное 28 декабря 1847 г., было адресовано
не вообще «к друзьям», а именно к «любезному Анненкову». Оно напечатано
полностью после его смерти в сб. Анненков и его друзья, стр. 620—622. Цитируя
отрывок из письма, Анненков изменяет в нем отдельные слова и выражения, опускает фразу с упоминанием Сазонова, а также все обращенное к нему лично
(«Вот вам моя исповедь, Анненков» и др.). Курсив принадлежит Анненкову.
[286] Имеется в виду многолетняя борьба К. Маркса с анархизмом и
раскольнической деятельностью М. Бакунина в I Интернационале, закончившаяся
исключением Бакунина из членов Интернационала на Гаагском конгрессе за
основание Альянса и личную недобросовестность.
[287] Гервег Георг (1817—1875)—немецкий поэт и политический деятель, мелкобуржуазный демократ. Первая книга стихов «Песни живого» (1841) принесла ему широкую известность не только в революционно настроенных
кругах немецкого общества, но и в среде международной демократии. Гервег был
связан с К. Марксом и А. Руге, К. Фогтом и Л. Фейербахом, со многими видными
деятелями французского и польского освободительного движения; из русских его
хорошо знали Сазонов, Бакунин, Огарев, Тургенев. Анненков в Париже часто
встречался с Гервегом у Тургенева и в доме Герцена.
О драме в семейной жизни Герцена, причиной которой был Гервег, о его
взаимоотношениях с Герценом и Натальей Александровной, см. последние главы
пятой части «Былого и дум», а также, как необходимое фактическое дополнение и
известную поправку к рассказу Герцена, его письма к Георгу и Эмме Гервегам
(1848—1850) в публикации и с комментариями Л. Р. Ланского и обзор,
составленный им же: «Письма Н. А. Герцен к Гервегам» (ЛН, т. 64, стр. 9—318).
Работая над воспоминаниями, Анненков знал о существовании тогда не
напечатанной пятой части «Былого и дум», но сам ее не читал. Очевидно, он
слышал пересказ ее содержания от Тургенева, познакомившегося с этой частью в
рукописи. Знал Анненков и о существовании интимных писем Н. А. Герцен к
Гервегу, хранившихся после смерти поэта у Эммы Гервег, но содержание их было
ему неизвестно.
[288] Имеется в виду одно из примечаний к «Легенде о Костюшке»
французского историка и публициста Мишле, в котором он пытается объяснить
истоки ошеломившей его талантливости Герцена, когда он познакомился с книгой
последнего «О развитии революционных идей в России».
[289] Речь идет о Марии Федоровне Корш (сестре Е. Ф. Корша), московской
приятельнице Герценов, путешествовавшей с ними за границу. Она
действительно являлась связующим звеном между Герценами и их московскими
друзьями, но ее роль в этой связи была подчас далека от «элегии» (см., например, 439
обзор ее переписки с Герценами в публикации Н. П. Анциферова в ЛН, т. 63, стр.
430—441).
[290] Анненков едва ли точно передает здесь суть мысли Герценов. В
дневнике Натальи Александровны, относящемся по времени к разладу в кругу
друзей (конец 1846 г.– начало 1847 г.), встречается, например, такая запись:
«Иногда в бедности есть столько жестокости, гордости, столько неумолимого, как
будто в отмщение (но кому в отмщение?) за то, что другие имеют больше
средств...» (Герцен, т. IX, стр. 274). В таком же духе высказывался неоднократно
и сам Герцен, именуя – подобное чувство «аристократизмом бедности».
А «гордость» бедности отнюдь не одно и то же, что «демократическая
зависть».
[291] Имеется в виду ходатайство В. А. Жуковского в 1837 г. о возвращении
Герцена из вятской ссылки. Жуковский познакомился с Герценом в Вятке, сопровождая наследника, впоследствии царя Александра II, в его путешествии по
России. В 1846 г. Жуковский дал благожелательный отзыв о Герцене Л. Дубельту
и тем способствовал снятию с Герцена полицейского надзора. Это и позволило
Герцену беспрепятственно уехать за границу.
[292] Герцен именовал это впоследствии «цензурой нравов», которой
особенно любил предаваться Н. X. Кетчер (см. в «Былом и думах» главу о нем).
«Цензура Кетчера» возмущала и Белинского.
[293] Анненков повторяет слова «москвичей» по поводу дурного влияния
Огарева на Герцена во всех случаях, когда линия общественного и личного
поведения последнего шла вразрез с либеральными упованиями «друзей». И. С.
Тургенев писал, например, Герцену 3 декабря 1862 г., выражая мнение
либеральных кругов: «Колокол» гораздо менее читается с тех пор, как в нем стал
первенствовать Огарев», эта фраза стала в России тем, что в Англии называется
«a truism» («Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену»»
Женева, 1892, стр. 176). Отзвуки этих пересудов встречаются и в эпистолярном
наследстве и в мемуарной литературе, но в своем большинстве они не имеют
ничего общего с истиной.
[294] Так в сознании либерала-постепеновца отразились реальные факты