Текст книги "Дневники"

Автор книги: Николай Мордвинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 47 страниц)

Спектакль прошел ровно, ни взлетов, ни падений.

1962

19/I

«ЛИР»

Хорошая находка у Баранцева: приводит меня в сознание тем, что бьет меня по рукам, пробуждая, а я в следующем куске оборачиваю его плащом: «Замерз, бедняга». Получилось мило.

Хорошо, по-моему, я увожу его от слез, понукая: «Ну, веселей». Запеваю песенку. Потом он запевает, прерывает, берет себя в руки – уже с моей помощью – и дальше, как прежде, уходим с песней (8-я картина).

3/II

Играли для Штока («Ленинградский проспект»).

Получилось менее интересно, чем вчера, но вообще рисунок есть, и он работает.

Шток:

– Хорошо получается. Хорошая правда, но за счет ритма, в ущерб ему. Все очень нравится. Скворец – менее пьян должен быть, а то получается скандал по пьяному делу. Его враг Семен Семенович, и не надо отвлекаться от главного, не расплескивать внимание на остальное.

Мне:

– Я боялся. Интересно. Очень интересно. Неожиданно. Только надо менее суетливо. Пусть суетится Скворец.

– Упадет сцена. Забродин – заводиловка, мне проще не расстраиваться, но Скворец роняет сцену, и мне приходится… Надо, чтобы против меня, такого, Скворец был суетливее, тогда сцена будет живая и подвижная. А что касается моей болезни… приучили.

– Но ведь Алпатова здорово играл!

– Играл… а рецензии ругали…

– Это ругали пьесу – она замученная была. Работай спокойно. Образ получается неожиданный и убедительный, и мне даже кажется, что и внешне не надо ничего менять. Да, да. Это старая рабочая гвардия. Хорошо: «делов», «людям». Хорошо, что есть перспектива роли: что-то должно произойти, это чувствуется

Второй акт.

Крутой нрав у Забродина, который к пользе всех и его самого управлялся Клавой.

Когда же ее не стало, он развернулся во всей своей непримиримости ко всему, что не совпадает с его идеалами или противоречит им.

И вот, «разваливается» семья Забродиных.

Маша вернула ему терпимость, внимательность, мудрость в сложном, терпение – и собралась семья заново.

17/II

ЗАМЕЧАНИЯ ПОСЛЕ ПРОГОНА

Ю.А.:

– Я понимаю, что какие-то вещи зависят от условий показа, от судорог первого прогона. Но в силу этого вылезли опасные тенденции.

Общий замысел чувствуется. Образы человечны и сложны, противоречивы, но мы должны еще точнее определить, что их объединяет, что дурно, что хорошо. У каждого своя доля участия.

Пьеса звучит не просто, не фабульно, а намечается глубокая жизнь, характеры, становление нового человека, сознания.

Шток, видимо, находясь в возрасте, хочет передать через Забродина свои мысли, пожелания потомкам: через Забродина, Клаву, Скворца. Через их неугомонную силу, непримиримость – свои идеалы. И вам, актерам, лучше было бы утвердить это не результативностью наработанного, а подлинной жизнью.

Так, Скворец – только суетен и, не владея собой, повторяет рисунок, находится в плену наработанного, как, впрочем, и все.

Очень суетлив был в первом акте и Н.Д. Тебе свойственно глубокое, значительное существование в образе, насыщенное, содержательное, а ты позволил разбавить твое дорогое мелочами. Вот у тебя получается так, что если бы роль была без акцента, то она вроде и не была бы сыграна. Огокаешь, ходишь вразвалку, суетлив, горбишься… Он ведь твоего возраста, чего же сочинять? Надо доверять себе. Спокойно, сильно развивать роль, постепенно. Не понравилась сцена с бритвой. Что, он будет сейчас бриться? Обкрадываешь себя. А ты сиди и рассказывай, и все будут слушать, у тебя же значительности хоть отбавляй, и интересной, интеллектуальной значительности. Я бы укрупнил рисунок. От второстепенного к большому.

Шток мне говорил: вот чего ты уже достиг! Действительно, роль может стать этапной, твоим новым шагом вперед, и потому долой всю шелуху. Надо смягчить грим, нехороша рубашка. Надо набирать и набирать.

– Я думаю о себе в этой роли значительно хуже, чем вы говорили обо мне, и тем не менее я должен спросить: ведь если я буду «входить незаметно» – значит я должен вымарать В роли очень дорогое – его веселость, нами сочиненную, радушие, шутку и проч., что, впрочем, задано Штоком. Нам хотелось расширить диапазон. То, что я перебираю, – это всегдашняя моя ошибка, и я ошибаюсь чаще, чем все, но я так люблю: больше набрать, чтобы изо всего отобрать наиболее соответствующее и укрупненное.

– Это не идеальный способ работы…

– А где и у кого он идеален? Я, правда, набираю много и постепенно отбрасываю (роли мои по выражению скупые всегда), но у меня не хватает времени. Роль для меня трудна, себе я не то что не верю, но я привык к… в общем живу с оглядкой…

ЗАПИСИ РОЛИ ЗАБРОДИНА

Не самоустраняющийся, а самоуглубленный.

Очки на кончике носа – дальнозоркий.

Встречает внука, ударяя его по ноге, как по футбольному мячу.

Потушенная папироса в зубах.

В 1-м акте много смеется.

В пьесе надо как-то отразить вопросы, поднятые XXII съездом. Это так необходимо, просится, и недозволительно отнестись к этому несоответственно.

А любопытно, явится ли мой Забродин продолжением из семьи прежних моих героев, т. е. с большой амплитудой страстей и красок, интонаций… или он явится человеком, не склонным к выявлению своих чувств?

Говорит низким голосом, напевает про себя дискантом, а по окончании фразы добавляет «вот».

Как бы ухитриться сыграть роль так, чтобы не было ни одного знакомого места, ни намека на показ, педаль? Укрупненное слово, фраза, жест, усвоенные для моего трагического репертуара, будут здесь меня подводить.

Прежде чем начать говорить о чем-то, обращает на себя внимание, как это вошло сейчас в привычку у многих, говорит: «Так?».

Здороваясь. – прощаясь, откидывает голову назад, потом вперед и, с уважением, чуть склоняет ее вбок. Лапу вскидывает через верх и потом к объекту.

21/II

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

(Премьера)

Зал переполнен. Включился сразу и до конца был внимателен и взволнован, хотя слез, мне кажется, было меньше, чем накануне, зато реакции смеховые были бурные и частые. Много аплодисментов.

Играли мы, конечно, неровно, но сбоев не было.

Вульф приходила после каждого акта, чтобы поцеловать. Ю.А. доволен, а после третьего акта он сказал О.К.: «Замечательно Коля играет!»

24/II

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

Как бы мне ухитриться сегодня быть внимательным по существу задания? Инерции и рисунка точного еще нет, и потому, когда «духовное реле» отключает силы, получается апатия. А главное, сам тогда даю повод ставить под сомнение тот или иной кусок, ту или иную краску, мизансцену, ритмический рисунок. Жаль! Потому что в таких случаях ставятся под вопрос краски и приспособления – резкие, острые, то есть интересные, но не оправданные, а потому выбивающиеся. Сила же нашего убеждения не в доказательствах от логики артиста перед режиссером, а в художественной убедительности, определенности, которая чаще всего наступает, когда актер вооружен духовным замыслом и верой.

Зал переполнен. Как быстро распространяется слух по Москве, что хорошо, что плохо.

Играли спектакль хорошо. Свободнее и по существу пьесы. Начинаем обживаться в квартире. Скоро пропишемся. В общем, актеры любят свой спектакль. Актеры серьезные и хорошие и, надо думать, не позволят себе идти на поводу у публики. А пойти по этой дорожке соблазн большой, так как, по крайней мере сегодня, смеховая реакция явно довлела.

Вообще со смехом…

Прямо-таки не знаешь, как удержаться на уровне и как держать себя в рамках заданной роли? Порою досадно, а иногда и стыдно. Тут душу выкладываешь, а в ответ на нелепое, на глупость – взрыв хохота.

Все приходившие ко мне говорили, что зал смеется и плачет одновременно, что смех сквозь слезы! Как бы разрядка… Не знаю… смех довлел…

До третьего акта играл хорошо, хотя иногда ставился в тупик зрительным залом, был не в силах оправдать реакции и не знал, как мне вести себя и роль дальше.

Мнения приходивших ко мне и тех, кто просил передать их мнения, единодушно хорошие, больше – восторженные. А Никонов сказал, что все линии пьесы сходятся сейчас на Забродине и что это верно, что это большая удача.

Я стал такой осторожный, что самому противно. Радоваться бы мне, ведь счастье стучится в дом, а я все не подпускаю, боюсь, а вдруг… Так меня приучили к превратностям, что… ну дай бог!..

Теперь как бы не подменить дорогое и особенное в спектакле – знакомым, привычным и обыденным. Тогда спектакль сразу потеряет аромат. Хотя народ собрался крепкий и постараемся не поддаться искушениям. Шток целует: «Молодец, старик!»

Ирина[536]536
  Ирина – Ирина Сергеевна Анисимова-Вульф, режиссер спектакля «Ленинградский проспект».


[Закрыть]: «Спасибо вам большое за все!».

28/II

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

Спектакль явно принят. Народу полно. Смотрят и слушают с удивительным вниманием и заинтересованностью, смешки были более осмысленные.

Я всегда знал, что современная тема, пусть менее совершенно поданная, будет вызывать более сильную реакцию, чем совершенная, но удаленная во времени. Но необходимо непременное условие – правда материала.

Вот и сегодня реакции, кроме веселых и невеселых, были напомнившие мне реакции на Соболевского, когда я слышал выкрики негодования из зрительного зала.

Сегодня на мои сомнения: говорить или не говорить Сем. Сем.[537]537
  Сем. Сем. – Семен Семенович, персонаж пьесы И. В. Штока «Ленинградский проспект».


[Закрыть] об имеющихся на него уликах, – нашелся в зале осмотрительный болельщик за Забродина, который крикнул: «Не говори!».

И вообще в разное время, на разные ситуации мне было несколько реплик из зала. Я не разобрал текста, так как они были на моих словах, но значение их и накал были понятны.

Значит, берет за живое!

Искусство – удивительная штука. Оно требует и свободы и точной, жесткой формы. Иначе появляется измученное, натруженное, вроде как в «Алпатове». С Ир[иной] Серг[еевной] мне очень удобно работать, она дает мне полный простор и хорошо, мудро дожидается, когда я сумею высказать то, что мне хочется. А высказаться бывает очень трудно, и говоришь иногда и против себя, хотя имеешь правильную задачу.

Зашел ко мне Абалкин[538]538
  Абалкин Николай Александрович (р. 1906) – театровед и критик. Доктор искусствоведения.


[Закрыть].

– Прекрасная работа на магистральной линии. Хотя пьеса имеет целый ряд недостатков, спектакль очень хорош и центром его являетесь вы. Это эстафета старших.

– Вот мне то же говорил и Шток. Я ему напомнил, что главные действующие лица – молодая пара, а он нашел, что образ Забродина перерос этот конфликт молодых.

– Да, это верно. И остановись театр на той линии, спектакль получился бы менее значительным и… обычным, знакомым. Мне Шток еще сказал, что он думал, что тамбовский исполнитель роли Забродина сыграл в ней все. А посмотрев вас, понял, что вы сыграли еще много другого, нового, и оттого та работа оказалась менее значительной. На это я ему ответил, что тот актер, очевидно, всю жизнь играл такие бытовые роли и у него это получилось правдиво, достоверно. А Мордвинов актер романтического, трагедийного плана, и он привнес в роль то, что в ней не написано, укрупнил, углубил, обогатил образ. Недаром же он только что сыграл Лира.

– Это очень важная и принципиальная позиция, которую я исповедую, и мне дорого, что она заметна.

Е. Сурков, сказал О. К.: «Поздравляю. Великолепно. Он играет так просто, как будто ему это ничего не стоит, как будто он ничего не делает. Эта пьеса будет смотреться годы. Это – нужное, это глубоко современно. Удивительно просто!» И добавил: «Леша, можно вам позвонить?»

А когда пришел ко мне – обнимал, целовал и… плакал. «Это великое твое творенье. Для этого нет слов. Я бесконечно счастлив, рад, я всегда…»

– Ну, насчет всегда… я понял по твоему полуторагодичному молчанию…

– Я не знаю, почему это… я сам не понимаю, почему я…

Можно звонить тебе?

Шток говорил О. К.:

– Так интересно было смотреть, как работал Н.Д. Он воздвиг громаду – я даже испугался – скалу, глыбу. Потом начал отваливать огромными кусками то, что ему казалось лишним, а потом тонким резцом определял детали. И сейчас образ, не потеряв свою масштабность, раз от разу становится все тоньше, изящнее. Я хотел бы написать книгу о работе Н.Д. над ролью.

Дирекция обещала Годзи скорый ввод, а теперь не знают, что делать. Боятся, что неокрепший спектакль ослабится и потеряет интерес к себе, но отказать каждому из руководителей хочется чужими руками.

Сережу мне жаль от души и искренне. Я знаю, что это значит. Сам испытал… И понимаю Штока, который сейчас вышел на передовую и не хочет дать возможности неосмотрительной дирекции погубить его надежду.

Я написал Сереже письмо…

А Ирине сказал, что, когда она будет вновь работать над новой пьесой, пусть она попомнит, что в театре работают люди с кровью и нервами, а не Служащие, которыми можно так неосмотрительно распоряжаться, чтобы, словом, история с Годзи оказалась последней в нашем, в общем, хорошем коллективе, и тогда артисты присовокупят к признанию ее таланта режиссера, уважение к ней как к человеку.

4/III

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

Народищу!.. кажется, еще никогда у нас не было столько (исключая гастроли), не только заняли все приставные стулья, но и по стенам стояли люди.

Но… все – не только артисты, обслуживающий персонал, но и дирекция, которой сегодня туго, – довольны, сияют, и чувствуется, что в театре праздник. «Душа радуется! И это на советской пьесе!» Действительно, праздник. Стоишь за занавесом или слушаешь шум зала по радио, и чувствуется, что зал возбужден. Идет праздничный гул.

Но интересно, что первые полминуты это оживление неохотно сдает позиции тишине, а потом как-то сразу все стихает, и зал отдается во власть сцены безраздельно.

А ведь вроде ничего и не происходит на сцене.

Вот когда начинается контакт!

Жить начинаем легко, свободно, непринужденно, слушая и отвечая.

Сурков – он смотрел второй раз – сказал О. К. что я играю все лучше и лучше…

Нехорошо – не на пользу образу я сегодня в сцене с Сем. Сем. крикнул раза 2–3. Я не соврал, но показалось мне, что это не в палитре Забродина.

Третий акт провел хорошо и свободно. Только слезы одолевали, и потому немного разжижил сухой рисунок поведения в этом акте.

После спектакля в комнате у меня собрались директор, администратор, артисты, режиссер и… не расходятся, говорят, говорят…

Хорошо!..

8/III

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

Актер современного и классического репертуара?

Вечная тема – о человеке его страстях, целях, идеях, мечтах, делах.

Эпоха, ее идеи, программа гуманистическая.

Почерк – автора, воплотителя.

Манера воплощения.

То, чем жили великие человеколюбы-художники, в значительной степени близко и нам, волнует потому, что в них мы находим истоки того, во что развилось наше ученье о гуманизме, в более широком, всеобъемлющем масштабе нового.

Разное выражение, в зависимости от почерка автора, среды, эпохи, социального строя.

Одна вера в прекрасное будущее.

Одно верящее сердце.

Разные пути.

Классическое – современное.

Глубокое по содержанию. Законченное в выражении, вечное, бесконечное.

Наиболее глубокое освещение своего времени, наиболее глубокое понимание эпохи, задач, выраженное в своей форме, с силой отпущенного природой таланта.

Общее и отличное у актера классического репертуара и репертуара современного.

По содержанию. По форме.

Форма для меня разная для каждого автора, как я его понимаю, я – сегодняшний исполнитель этого произведения.

Но все это разве разграничивает актеров на современных и несовременных – по своему нутру, существу, целям, идеям?

Мне много говорят сейчас о том, что они рады моей удаче в современной роли.

Но я их сыграл более 30. Некоторые оценены очень высоко. Словом, это не неожиданность, а во-вторых – не сыграй я этой роли, разве я не жил бы теми же идеями, которыми живу, сыграв роль?..

Просто не было роли, да и все тут.

Новая роль – новое рождение.

Но не родилась новая сущность – меня, актера. Я все тот же.

Но современного советского актера наверняка [можно] отличить от актера несоветского и в современном и в классическом репертуаре.

Зал гудит.

Приятно.

На каждый вечер приходит новый по составу, по восприятиям, вкусам, запросам народ. Сегодня опять такой, какого еще не было: и шумливый и не очень внимательный, очевидно, попавший на сенсацию, а ее… не нашел.

А может быть, играли хуже.

Я первые два акта играл плохо.

Старался, но ничего не мог с собою сделать. Третий играл лучше, но не на уровне своих вечеров.

10/III

«МАСКАРАД»

Играл я по-новому, много кусков обновилось – живые, жизненные. По деталям – не могу вспомнить и фиксировать.

Грандиозное произведение!

Просто не верится, что написано человеком, лишь начинающим жить. А по затрате сил – один акт равен всему «Ленинградскому проспекту». Устают даже ноги… а впрочем, это естественно. Все тело, по сравнению с Забродиным, натянуто, как струна, все время на ногах, частые переходы, опускание на пол… подъем – сделать надо это легко, как легка должна быть и походка.

А я прав.

Сегодня смотрел спектакль «испытанный кинематографист», много уже снимавшийся, просмотревший все картины, – мой молодой партнер по «Ленинградскому проспекту» Коля Бурляев[539]539
  Бурляев Николай Петрович (р. 1946) – ныне актер кино (фильмы «Иваново детство», «Андрей Рублев», «Игрок» и др.). Будучи подростком, играл на сцене Театра имени Моссовета, в частности роль Васи в «Ленинградском проспекте» И. В. Штока.


[Закрыть]. У него хорошая головка и самостоятельные суждения, хотя ему всего 15 лет. Ведет он себя достойно, без панибратства и развязности.

Пришел ко мне, сел напротив и смотрит заплаканными глазами. Молчал, молчал, да и бросился мне на шею.

Разговорился, сказал: «Я первый раз в жизни плакал. Такое я вижу в первый раз», – подчеркнул он, как будто ему лет 50–60.

Вот и молодому моему партнеру тоже ясно, что иначе существовать в спектакле не стоит. И ясно, почему не стоит.

Что-то я вместо радости и удовлетворения от спектакля развел нуду…

Очевидно, оттого, что некому передать, что нажил…

Конечно, не иссякла земля русская талантами, конечно, не умрет и театр, ни трагическое, ни романтическое, ни героическое…

13/III

Смотрел у Товстоногова «Четвертый»[540]540
  «Четвертый» – пьеса К. М. Симонова. В 1961 году поставлена Г. А. Товстоноговым на сцене Ленинградского Большого драматического театра имени М. Горького.


[Закрыть].

Формальный спектакль. Оправдать его актерам, заставить в нем биться сердце чрезвычайно трудно.

«Совесть, когтистый зверь, скребущий сердце…»

Нет, не таким спектаклем надо отвечать на запросы такой совести. Недаром зал, несмотря на явную симпатию к режиссеру (и по заслугам), аплодирует эпизодическим актерам…

Беспокойно мне за театр и актеров. Всюду подмена, формальное бесстрастие. По мне, лучше ошибка, но от сердца, горячая ошибка.

Стржельчик[541]541
  Стржельчик Владислав Игнатьевич (р. 1921) – актер, народный артист СССР. С 1947 года – в труппе Ленинградского Большого драматического театра имени М. Горького. Играл главную роль – Он.


[Закрыть], например, как вошел на сцену, так и ушел с нее в одной и той же маске, причем не потому, что так задумал… В роли столько нюансов!

21/III

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

Вмешиваться в жизнь для ее переустройства – долг художника, а не демонстрация своих талантов для получения зарплаты.

Вот уберечь бы мне своего Забродина на этой высоте. Не остудить бы горячего сердца расчетом. Этаким простым и холодным, каким наводнено сейчас наше искусство.

Простая форма может быть и богатством выражения и его нищетой, простотой, за которой прячутся и серость, и леность, и убогая душа.

Широкое поле для умничающих режиссеров, типажных актеров и домыслов всезнающих критиков.

23/IV

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

Очень хороший творческий спектакль. Наполненный. Много нового. Хорошо и совсем по-новому сыграл сцену с Сем. Сем. Тихо. Весь в себе. Сколько прошло спектаклей, столько пытался добиться явного, точного, знаемого, и не получалось. И вот – наконец.

Смотрел «Милого обманщика»[542]542
  «Милый обманщик» Дж. Килти – спектакль Ленинградского театра комедии. Режиссер А. И. Ремизова. Художник Н. П. Акимов. В ролях Патрик Кэмпбелл – Е. В. Юнгер, Шоу – Л. К. Колесов.


[Закрыть] в зале Чайковского – акимовский театр.

Чудесный текст. Ах! завидно… Везет же актерам… А вот что касается представления… О! Точное слово: представление… Я его не люблю… Но это никого не касается: оказывается, многие любят или не отличают одно от другого.

Я ставил себя на место исполнителей и проверял, и по чести, я не знаю, как играть в таком спектакле. То актеры рассказывают залу, то общаются друг с другом, то… то от имени исполнителя, то от образа, то от автора… Не понять. Или не обращать на это внимания?

18/V

Новицкий звонил. Гоцррил, как всегда, ультимативно, телеграфно, с интонациями, в которых не разберешь, когда он доволен, когда не принимает, что понравилось, что отвергает. Суди только по тексту, а текст такой:

– Я хочу вас видеть. Пьеса неважная. Произвел большое впечатление спектакль. Вы меня расстроили. Я плакал. Ваши особенно сильные места, когда вы молча, без слов, плачете. На сцене плачут плохо. Актеры не умеют на сцене ни плакать, ни мучиться. А вы… я плакал вместе с вами.

Полный и тщательный разбор!

А может быть, это хорошо, что ученый-искусствовед говорит, как простой зритель?

Вечером звонил С. Васильев.

– Впечатление такое, что все, что можно было извлечь хорошего, доброго из роли, добыто, добавлено. Я не поклонник Штока. Но тема, им взятая, у нас не представлена, и потому полезна.

Вы собственными средствами восполнили недостающее, помогли донести хорошее, и чем дальше, к концу, тем лучше и сильнее. Спектакль посещается. Билетов достать нельзя.

Я придавлен вами, то есть в плену у вас, героическо-романтический актер, каким вы существуете в нашей зрительской памяти, и вдруг… играете труднейшие моменты без движения, без слов, со скупым жестом.

А третий акт – целый этап! Не сходя с места, со скупым жестом и огромной наполненностью. Изумительно!

10/VI

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

Подло, ищу оправдания своей лени. Бездеятелен. Дни летят впустую. Только – дрема…

Душа молчит и не хочет никаких заданий… и нет сил заставить ее откликнуться… слабые потуги воли… Спектакль получился пустой.

Какие важные и совершенно новые вопросы поднимает время. Старшее поколение, вынесшее на своих плечах все лишения, невзгоды, потрясения, горе ради будущего, опасается, озабочено, в те ли руки оно передает великое дело жизни поколений?

Сегодня «Театр» опубликовал маленькую статейку[543]543
  Речь идет о статье Н. Смолицкой в журн. «Театр» (№ 6) под названием «Ленинградский проспект».


[Закрыть] о спектакле: статейка доброжелательная, но… боже мой, где же у рецензентов глаза!.. Оказывается, в притушенных комнатах замирает жизнь, и актеры в статике ждут своей очереди действия!.. Ведь если рецензент не замечает двигающихся актеров, где же ему заметить более тонкие движения – души?..

7/VII

Смотрел у нас «Бунт женщин»[544]544
  Спектакль «Бунт женщин» Назыма Хикмета и В. Г. Комиссаржевского (по мотивам пьесы К. Сандербю) поставлен Ю. А. Завадским. Художник А. П. Васильев. В главных ролях на премьере были заняты В. П. Марецкая, Р. Я. Плятт, Т. А. Чернова, Т. С. Оганезова.


[Закрыть].

Хорошая работа Ю.А. Великолепные находки, чудесные мизансцены и, несмотря на большую перегруженность (сокращать надо немилосердно), несмотря на то, что в спектакле соединены, кажется, все театральные жанры, спектакль объединен.

Хорош Васильев – изобретателен, выразителен.

Хороша музыка Кара-Караева.

Великолепен Плятт[545]545
  Плятт Ростислав Янович (р. 1908) – народный артист СССР. Учился на драматических курсах под руководством Ю. А. Завадского. С 1927 года – актер Театра-студии под руководством Завадского, театра в Ростове-на-Дону, а с 1943 года – Театра имени Моссовета. В спектаклях «Компас, или Деловой человек» В. Газенклевера Плятт играл роль Гарри Компаса, а в «Госпоже министерше» Б. Нушича исполнял роль Нинковича.


[Закрыть]. Удивительная у него, как ни у кого, готовность к первому спектаклю. Несмотря на гротеск, он – человек, в каждую секунду пребывания на сцене… Роль выросла, набирая силы через «Компас», «Министершу» и др… И прекрасное завершается здесь. Роль искрится, шипит…

Радует Плятт. Он в расцвете своего удивительного таланта. Спросил он меня: «Как? Я тебя боюсь больше остальных!..»

– Да мне радостно, когда бывает хорошо от настоящего таланта, серьезного и одновременно озорного.

15/VIII

КИЕВ

О, какое событие[546]546
  Речь идет о летчиках-космонавтах А. Г. Николаеве и П. Р. Поповиче, совершивших групповой полет в космос на корабле «Восток-4», запущенном 12 августа 1962 года.


[Закрыть]! После четырех суток полета вокруг Земли, сегодня приземлились наши Николаев и Попович.

Слава вам, дорогие, слава!

Удивительно, и странно, что опасения за их жизни уже не посещают людей.

Поспешишь – людей насмешишь, говорит русская пословица.

Мне очень дорого то обстоятельство, что наши упорно идут вперед, торопятся, но не спешат, и это видно по обстоятельности подготовки.

23/VIII

«ЛИР» (КИЕВ)

Ну как-то мне удастся эта схватка со зрителем в городе, где играл Крушельницкий?

Хотя билеты все равно проданы и даже журналисты просили помочь им устроиться на спектакль, но пока, я думаю, это просто интерес: «А что, мол, сделает здесь Театр им. Моссовета?»

Мне же нужна душа зрителя, а не его способность анализировать, сличать, сравнивать.

На репетиции опять исполнительница Корделии повела свою героиню в голубые облака и опять нет столкновения. Говорил, не помогает. Не верит или не умеет…

Нужен полный достоинства, корректный, но непреклонный протест Корделии, а не елейная голубизна с нежным голосом и простертыми к Лиру руками, молящими о прощении…

В этом случае конфликт снижается до частного; вздорный старик заупрямился, закапризничал и пр.

Конфликт в трагедии должен быть достоин ее жанра, интересен, достоверен, подлинный и обобщенный.

Не о вздорности разговор, а о неограниченной власти, родящей и вздорность.

Главное – неспособность человека, облеченного неограниченной властью, увидеть в другом человеке его истинные достоинства и цену. В этом слепота Лира, а не в его взбалмошности от дурости. Из дурости не вырос бы ум.

Заблуждения от ослепления властью – это рядом лежащие следствия власти. Из этого рождение великого возможно.

Это меня и интересует.

Лир разделил государство на три равные части, хотя любил Корделию больше остальных. А в тронной речи он обещает дать лучшее и больше той, кто «любит» его больше, то есть той, кто больше будет «кадить». Но сам, развлекаясь, не идет на выброшенную им же приманку: отдает Гонерилье и Регане то, что определил раньше, и лишь после конфликта прибавляет им по половине от трети, предназначенной Корделии. Словом, вся эта сцена – забава, которой Лир хочет отвлечь себя от грустных мыслей, от тяжких раздумий о жизни, идущей к концу.

Для этой сцены нужно очень точное и правильное отношение Корделии. «Черства душой» – этой фразе Лира должно быть обоснование, чего не дает наша Корделия, и мой замысел повисает недосказанным.

В минуту, когда ему так нужны ласка, тепло, «поддержка» в горе расставания со всем в жизни, на кой черт ему какая-то «правдивость?» Ему нужно тепло.

Для сцены нужны не простертые руки невинной жертвы, нужны не голубь и голубизна, а ее разговор – как бы через  плечо, – а уже дальше Лир закусил удила. Он и видит, что его несет к пропасти, а остановиться не в силах: имея неограниченную власть над людьми, потерял ее над собой.

Восьмая картина.

«Значит в два раза лучше» – издевка над ложной арифметикой. Арифметическое превосходство в количестве стражи, которое она оставляет Лиру, говорит о том, что она – в два раза лучше?!

«О боги, не смейтесь надо мной» – с глухим, сдержанным рыданием, дрожание подбородка переходит в дрожание головы. Закрывает глаза, опускает голову. Неуверенными шагами идет в глубину. Входит на ступени, одолевая каждую с большим трудом, подставляя вторую ногу к первой. Взошел наверх, замер. Глухо, сдерживая рыданья, вдохнул в себя – коротко. Повернулся к ним и лишь тогда: «Вам отомстится…»

Одиннадцатая картина.

«Лей, ливень!»– вытерпеть сил хватило только на первое слово, а дальше сникает и сникает.

И вообще надо точнее и ярче привести Лира к последней картине обессиленным и древним стариком, исключая сцену в степи, где Лир в горячке.

27/VIII

Молодые люди, которых я встречаю на Крещатике: в брючках, как рейтузах, в рубашках с голыми бабами, с тарзаньей прической, с кубинской бородой и с тонкой золотой цепочкой на открытой груди, а на цепочке усиленно демонстрируемый – золотой крестик. Тоже мне – христиане!

Кто, чем и как протестует!

Даже на тротуаре они идут по той стороне, что против течения, не уступая дорогу ни женщине, ни мужчине, ни, тем более, парню или девушке.

Весьма противная категория стиляг.

2/IX

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

Последний.

Что-то с тяжелым сердцем играю последние спектакли.

Хотя явно принят зрителем, но дикая судьба… официально, то есть в печати, как и в прошлый приезд…

Спектакль между тем хороший.

Много сил, души, слез отдал я роли, но и полюбили Забродина… Сегодня Абалкин в «Правде» очень тепло отозвался о спектакле[547]547
  Речь идет о статье Н. Абалкина «Время больших ожиданий», опубликованной в «Правде».


[Закрыть] и обо мне в нем.

Всё.

Теперь отдыхать, отдыхать. Открытие сезона 9/10 – «Ленинградский проспект».

10/X

Фантазировали по поводу творческого портрета по телевидению. Что-то меня беспокоит режиссер. Все время возвращается к тому, что пленку не дают… то есть дают, да не так, да не ту, да не столько, сколько нужно, и проч.

Предложил им новое. Так как охватить все роли в отрывках не представляется возможным, то за портретом, который демонстрируется, можно ввести закадровый голос актера, дать какую-то характерную для образа фразу.

11/X

Искали разные ходы для демонстрации разных ролей и характеристик.

В начале разговора с Никоновым – меня спросили относительно ведущего. Говорю, что хорошо было бы, если бы за это взялся тот, кому дорого мое искусство. Устроители говорят, что Сурков хочет заняться моим портретом и что они говорили с ним на эту тему. Ну что ж, очень хорошо, меня он знает прекрасно.

12/X

Работали с Сурковым. Искали его место и форму поведения в кадре.

Ю.А. согласился участвовать в затее.

Дирекция идет на то, чтобы помочь снять некоторые эпизоды на нашей сцене, дает гримера, костюмеров, декорации и рабочих. Согласилась сказать слово обо мне и Вульф.

16/X

Уточняли сценарий. Писал тексты для разговора с Сурковым по поводу ролей.

18/X

Съемка Лира. По-моему, неудачная.

19/X

Съемка на дому с Сурковым.

Арсеньев понял, что снимал меня неправильно: «Надо будет переснять, если позволит время и пленка».

21/X

Снимал финал «Отелло» для телевидения («Творческий портрет»).

До чего хороша роль, боже мой, как хороша!

Дивный костюм, грим, тексты, мизансцены…

К великому огорчению, группа так много отдала началу съемки, что на главное времени не хватило и два последних монолога сняли наспех.

Ужасно беспокойно.

Из-за Отелло я затеял весь сыр-бор и вдруг это – не «то». Все наскорях, спешно, необдуманно… Беда, да и только.

26/X

Ну так и есть. Запороли материал, осветили неправильно. Центральная фигура – Лир оказался между двумя дочерьми не освещенным, а статичные фигуры дочерей прут белыми блинами, без разработки. […] Не использовано преимущество телевидения – крупный план. Конечно, не может быть никакого иного решения, кроме как пересъемка. А ее они боятся хуже огня. А в таком случае мне не добиться никаких результатов, кроме как отказаться от съемок совсем. И в этом случае я буду во всем виноват…

Что же делать?

27/X

Снимали монолог из «Трактирщицы».

Монолог произвел на всех хорошее впечатление.

Приходили, говорили, смеялись… набралось много артистов, рабочих, других работников театра. Смеются, довольны…

Да… очевидно, спектакль был много выше тех, которыми пробавляемся сейчас.

В роли я чувствую себя легко и свободно и играл с удовольствием.

Но зато… теперь ясно, что это все – последнее.

28/X

Места себе не нахожу. Что там делается?

Смотрели подмонтированные куски из разговора с Сурковым: мило, серьезно, индивидуально, смотрится.

Завтра сдача ленты совету. Режиссер просит не приходить, то ли боится, что будут долбать, то ли опасается меня.

Не приду. Я и сам не хочу переживать неудачу и стеснять их в высказываниях.

Кстати, мне кажется, что «Маскарад» у меня сейчас интереснее, глубже, мотивированнее, хотя и в том варианте есть свое лицо, своя сущность.

30/X

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

Сегодня в 8.25 идет моя лента по телевидению. Сам я не видел целиком. Основное видел без звука и вообще…

Изображение плохое.

«Ленинградский проспект» снят с грубейшей ошибкой оператора, маловыразительно по кадрам, основной объект опять (как и в «Лире») притемнен… в каком контексте все это идет, не знаю…