Текст книги "Дневники"
Автор книги: Николай Мордвинов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 47 страниц)
Глубокое чувство, глубже спрятать.
Скромность и сдержанность, присущие возрасту, подтвердят интеллект. Все это может быть выявлено и должно быть выявлено, но при совсем других, соответствующих обстоятельствах.
Бояться надо в Отелло восторженной любви старика. Это будет неприятно… Как нельзя старику Отелло иметь девочку Дездемону. Противоестественно.
1945
26/I
«ОТЕЛЛО»
Плохо, плохо, плохо!.. Ужасно!
Все только на голосе… будто нечего сказать… То есть как нечего? На фронтах-то вон что делается! А мне нечего сказать!
Ничего не получается… Ничего не могу…
Вдруг стало нечем ответить… Пуст, как барабан… А если сейчас дадут роль?
Не смогу сделать. Что-то со мной творится неладное. Все чаще и чаще кажется, что я сделал все, что мне было назначено… Все, что смог, все, что имел…
6/II
«ОТЕЛЛО»
Первые два акта играл весьма посредственно, Следующие три все время на подъеме и повышении. Голоса стало хватать. Победа.
Вначале никак не мог взять внимание зрительного зала, все кашляли, были рассеянны… Потом удалось взволновать.
ВОКС просит у меня хвалебные статьи об «Отелло». Дать нечего. Хвалиться нечем, хоть статьи нужны им для Америки…
В труппу принят Вейланд Родд[187]187
Родд Вейланд (1900–1952) – негритянский актер, в середине 30-х годов эмигрировавший в СССР и принявший советское подданство. Входил в труппу Театра имени Вс. Мейерхольда; снимался в кино, выступал на эстраде.
[Закрыть]. Принят на роль Отелло.
Ну что же, это интересно. Может быть, он мне подскажет, как надо играть.
Очень трогательно просил меня разрешения репетировать. Даже расцеловал в благодарность. Пусть играет.
13/II
«ОТЕЛЛО»
Играем старые пьесы… Пьесы о войне не смотрятся… Народ ищет в пьесах возможности посмеяться и поплакать. И в каждой пьесе настойчиво ищет ответа на свои желания.
«Отелло» собирает аншлаги.
Ура!
От первого выхода до последнего слова хватило голоса, и сил, и темперамента. Каждый новый акт шел на повышение. И первое появление было взято «не из ничего».
Но на это много сил уходит.
Очень много сил.
Но, видимо, так и надо играть.
И реакция другая.
Секрет-то все-таки не в технике, она сама собой разумеется, не в подготовленности всего аппарата, а в огромной отдаче, во вдохновенном воображении.
После спектакля говорил с Бояджиевым, он принес в театр свою пьесу[188]188
По-видимому, речь идет о пьесе «После грозы» Ю. П. Чепурина и Г. Н. Бояджиева, которую предполагал поставить Ю. А. Завадский.
[Закрыть], спектакль не смотрел.
Рубен Симонов мне говорил, что слезы и пр[очее] может сделать всякий.
– Нет, ты мне технически создай роль, но так, чтобы она вызвала такой эффект. Возможно это, по-твоему, или нет? По-моему, нет.
– А если он своим искусством это доказывает в каждой роли! – ответил Бояджиев.
Много говорил с Бояджиевым.
Начал о его пьесе. Браковал. Слушать ему это не нравится. Да и что говорить, слушать неприятное очень трудно, а еще труднее в неприятном услышать для тебя полезное.
– Мечтаем, чтобы ты играл главную роль. На тебя писали.
– Склочная пьеса, Гриша. Хамство – оно надоело. Тема обмельчена ссорами, не простят нам этого. Делайте интеллектуальных людей. По характеру – мудрых. Не снимая темперамента, вкуса побольше… и многое другое.
Невольно разговор перешел на моего Отелло и мой концерт.
– У тебя в Отелло намечаются новые точки зрения на образ, но он не поднят. Ты бы посмотрел Хораву. Это не твоя роль. Потому что нет в тебе нужных качеств, у тебя и «Демон» не прозвучал. Твои роли романтические. Романтические через сегодняшнее видение мира. Через действительность, реализм, сегодняшнее. Поэтому «Чудра» и Шолохов у тебя получаются блестяще. Поэтому Кавалер окрашен тобой в такие теплые тона, что комедия звучит у тебя задушевно, хотя и бравурно. А Отелло не твоя роль. И это общее мнение.
– А отчего же зал всегда переполнен? Отчего же спрашивают, я ли играю? А отчего в зале плачут?
– Ну, в зависимости кто спрашивает, кто плачет…
– Девочки, хочешь сказать?
– Не обязательно. И взрослым можно не верить…
– Вот я так в последнее время и решил делать. Нет, Гриша, я решил, что эту роль я сыграю, что она моя роль. Вы все, ты, Морозов, Юзовский и другие, кто с вами, совсем было сбили меня с толку, да чуть было не утопили. Теперь я выбираюсь и, уверен, выплыву!
1/III
Пересмотрел в памяти весь вчерашний разговор, и что-то мне стыдно стало.
Может, мною начинает владеть уязвленное самолюбие?
Много очень говорю, часто очень доказываю!
На сцене это надо делать, а не в спорах.
Хотя состояние понятное.
Ведь вот Бояджиев обиделся на статью о нем, напечатанную в «Советском искусстве». Особенно на статью Коварского[189]189
По-видимому, имеется в виду статья Н. Коварского «Образ современника» от 13 февраля 1945 года.
[Закрыть]. Больше того, назвал их подлыми. Больше того, решил уйти из критиков. Больше того, решил уйти от современности и заняться средневековым театром…
Но тем не менее довольно об этом, довольно негодовать словами. Пора «негодовать делом».
13/IV
Я лично не хочу любоваться Тригориным.
Ю.А. говорит, что я смотрю упрощенчески.
А я не понимаю, как можно сейчас играть эти роли иначе! И, боюсь, спектакль, трактованный по Ю.А., не будет принят современным зрителем. Я говорю, что Тригорина я не люблю и играть его надо с четким отношением к нему. Точное и четкое отношение надо найти постановщику спектакля и ко всем другим персонажам «Чайки», иначе может получиться конфуз…
«Я не моралист… Я оптимист, не нытик», – говорит Чехов.
Али в эти слова мало отношения вложено? А кроме того, он – русский патриот. «Скверно вы живете, господа!» Он не мог не знать цены тем, кого писал.
У него нет щедринского сарказма, нет и стиха, «облитого горечью и злостью», он не бьет наотмашь.
Но есть точное знание, что скверно живут эти господа.
Знал, как надо жить не скверно.
А человек, не имеющий никакого отношения к добру и злу, – да человек ли он?
Чехов – человек.
Мне кажется, что у Чехова отношения выражены точно:
«Что же от вас требовать-то, дорогие господа, пусть на вас посмотрят другие, может быть, это у них отобьет охоту походить на вас».
1/V
События-то, события-то какие!
Войска армий соединились!
Наши в Берлине!
9/V
Речь, которую я говорил на Пушкинской площади.
«Товарищи, друзья, сестры, братья! Мужчины и женщины!
Юноши и девушки!
Сегодня день Победы оружия нашей Родины.
Сегодня день Победы гуманизма, свободы, демократии!
Сегодня Русь переживает один из самых великих дней своей истории.
Многие, очень многие тысячи жизней – самых молодых, горячих, талантливых, сильных, светлых – положили свои головы, чтобы Родина продолжала жить, справедливость – совершенствовать жизнь, правда – ковать счастье людей.
Предлагаю почтить память героев, что врезали свои горящие самолеты в самое пекло врага, что собою закрывали амбразуры дотов, что бросали свои тела под танки, взрывая эту нечисть своими сердцами, и тех, кто менее заметным, но также вдохновенным и полным подвига трудом делал победу и пал на этом посту.
Предлагаю почтить память их, как и память того последнего солдата, который отдал вчера свою героическую жизнь на поле брани, который своей кровью и смертью скрепил славу родной Красной Армии.
Предлагаю почтить светлую память их минутным молчанием!
Вспомните в это чудесное утро человечества, в это трепетное утро весны, когда из истории, поджав хвосты, уходило все смрадное и поганое – гитлеровский фашистский штаб с его приспешниками и последователями, когда человечество вырвало, наконец, у издыхавшего зверя его окровавленные когти – в это утро даже солнце не захотело скрыться за вчерашним, благодатным дождем.
Сегодня человечество вогнало бесславный осиновый кол в могилу фашистской Германии.
Цивилизация спасена.
Великий народ в лице его армии и тыла совершил великое!
Он сделал то, к чему был призван!
Он создал то, на что был способен!
Товарищи, начинается новая страница светлой жизни!
Сегодня вместе с поэтом хочется воскликнуть:
Да здравствует Разум!
Да здравствует солнце,
Да скроется тьма!
Слава героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины!
Слава чудо-богатырям воинам!
Слава офицерам, генералам!
Слава маршалам!
Слава народу нашему!»
10/V
Три раза смотрел «Чайку»[190]190
«Чайку» А. П. Чехова поставил Ю. А. Завадский. В спектакле играли: Аркадина – Т. С. Оганезова, Треплев – М. Ф. Астангов, Нина – В. И. Караваева, А. Г. Касенкина, Маша – В. П. Марецкая, Тригорин – М. М. Названов, Медведенко – В. В. Ванин, Шамраев – П. И. Герага, Дорн – Р. Я. Плятт, Сорин – О. Н. Абдулов, Полина Андреевна – А. П. Алексеева. Спектакль не встретил поддержки критики и продержался в репертуаре недолго.
[Закрыть].
О себе и Тригориие: не каюсь, что не играю. Ничего значительного при этом решении спектакля я в Тригорине бы не сделал. У театра нет своей точки зрения ни на пьесу, ни на людей, в ней выведенных, ни, наконец, на свой спектакль. Поэтому мое вхождение в спектакль было бы насильственным и работа сулила бы бесконечные споры, дебаты… Ю.А. был бы недоволен… Конечно, эта встреча дала бы свои плоды, и многое из того, что сейчас существует в спектакле и в чем купаются исполнители, просто не существовало бы, но это стоило бы больших сил и нервов…
Впечатления у гостей самые разноречивые, даже у одних и тех же людей, при разных обстоятельствах мнения прямо противоположные…
Покрутиться среди них полезно, по крайней мере, знаешь цену их «мнениям».
Все люди обречены. Обречены, если не с сотворения мира, то от рождения, во всяком случае. У них не было, нет и быть не должно жизни.
Жизнь взята не от вчерашнего к завтрашнему, а взята в статике. Сегодня. И застыла на этом. Темп немыслимо тягуч. Никто ничего не хочет, никуда не стремится, ничего не добивается.
В жизни так не бывает, не было и не будет. У Чехова этого тоже нет.
Оформление:
То иллюзорно-натуралистическое, то условное со множеством деталей.
Парк, как парк, в котором деревья, как деревья в любой декорации… А мне хотелось бы увидеть глазами художника чеховский парк и лес.
Такие же и люди: «общие», только еще тягучие, медлительные, нудные…
Нет, нет, нет…
В декорациях тоже мешанина! Наклонный пол и натуралистические деревья. Тюлевый, серый занавес со всякими висюльками и балюстрадой наверху и жесткий проволочный кустарник. Метерлинк и Островский. Загроможденная и обращающая на себя внимание сцена.
По исполнителям:
У обеих пар нет радости любви, даже в начале любви. Неразделенная любовь-то потом. Да и вообще муки любви – не муки зубной боли.
Любовь как проклятье, любовь как кошмар. Любовь всеми переживается как мука: и у Ванина, и у Астангова, и у Марецкой, и у Караваевой, и у Названова с Оганезовой. В любом сочетании любовь трактуется как проклятие жизни. Уж не говорю об Алексеевой…[191]191
Алексеева А. П. (р. 1902) с 1924 года в Театре-студии под руководством Ю. А. Завадского, с 1936 года в Театре им. Горького (Ростов-на-Дону). Исполняла ведущие роли, была партнершей Н. Д. Мордвинова в спектаклях: «Отелло» У. Шекспира (Дездемона), «Дон-Гуан» А. Пушкина (Донна Анна), «Тигран» Ф. Готьяна (Василиса).
[Закрыть] В пьесе есть иная любовь. Эта иная любовь не подсмотрена и не сыграна, а она – главная в пьесе.
Дорн тоже весь выпотрошен жизнью, а ведь он – «сытый» человек. Плятт хорошо играет, но не играет главного и привлекательного, заложенного в роли. У Плятта Дорн так же равнодушен и той же никудышной породы, что и все. Дорн – умница, прожил жизнь интересно, может обобщать, он мудр, много видел и пр. И это все мне хочется видеть в нем, а не его скуку.
Словом, все подпали под «чеховский тон». А между тем люди у него хоть и «чеховские», но разные, с разными темпераментами, темпом, ритмом, с разной ленью, с разной силой полета, да, да непременно – полета, а не ползания…
Уход «Чайки» в темноту… это совсем мистика… Она ушла в трудную жизнь, но в жизнь, а не в темноту, она ушла делать… Она – волевая. Это надо было вскрыть прежде всего.
17/V
Слушал «Войну и мир» Прокофьева.
Хорошо сделана сцена бреда Андрея.
Прозаический текст упирается. Петь нечего. Сама музыкальная форма в силу своей ритмической организованности требует ритмизированного или стихотворного текста.
Эти речитативы могут рассматриваться как новая форма музыкального произведения, но не форма пения. В речитативах Прокофьева я почему-то не различаю тембров, ни у мужчин, ни у женщин.
Чем лучше, певучее стих, тем легче он ложится на музыку, это неслучайно. Чем он ближе сам к музыке, тем легче переходит в музыку. Поэтому, наверно, Пушкин так легко и привольно ложится на музыкальный язык.
10/VI
Великолепная рисованная картина[192]192
Имеется в виду мультипликационный фильм «Бэмби» (1942) известного американского кинорежиссера У. Диснея.
[Закрыть] «Бэмби» Диснея.
Зверюшки так пластично движутся, что часто теряешь впечатление от рисунка – на экране живые существа.
Картина волнует до слез. По цвету великолепна. Какова же перспектива рисованной ленты! Если в ленте уже и философия (с которой я, кстати, не всегда согласен), и психология, и мысли…
«ОТЕЛЛО»
Хороший спектакль.
Сегодня работал главным образом над темпом и ритмом. Понял, что намного могу ускорить роль и тем ее усилить. Голос и темп – внешние, физические компоненты роли, а эти внешние физические компоненты раскрывают и внутренние, если они правильно использованы.
Для того чтобы играть шекспировские, трагические роли, человеческо-актерский аппарат должен быть идеально тренирован, при наличии природных данных.
Наши авторы не берут так властно актера за горло и не требуют от него овладения телом, голосом, жестом. Даже недостатки актера находят свое положительное применение. Иногда даже не поймешь, талантлив актер или нет, так он «жизнен», так великолепно существует на сцене, что и не поймешь, то ли он живет, то ли он в жизни именно таков. В Шекспире это сразу видно.
23/VI
Закончил инсценировку «Фомы Гордеева».
Вариант более или менее окончательный. По-моему, это интересно и волнительно, и по приему – занятно. Сказал Ю.А. Он очень обрадовался.
Очень мне хочется совместить с исполнением и режиссерскую работу. Много выдумано интересного, жаль отдавать другому. Начнут «править» и полетит к черту весь замысел.
Хочется сделать спектакль в огромном темпе, какого еще не было в нашем театре, без пауз, хорошо бы и без антрактов. Без малейших перерывов между картинами. Песенно. По-русски. По-волжски. Романтично, как первый томик Горького.
2/VII
Давно мечтаю создать такой спектакль, который проходил бы на голой сцене. Действие протекает без задержки, читают стихи, прозу, вплетается оркестр, поются песни, арии, идут пляски. Создать такой спектакль, который расширил бы рамки сцены и перебрасывал бы внимание зрителя в разные места действия, времени, состояния, чувства, мысли…
Да ведь разве увлечь кого? Говорил с Первенцевым и др. – нет. Какие-то стали консерваторы и эксперимента боятся.
27/VII
«ОТЕЛЛО»
Спектакль прошел на большом подъеме, хватило и голоса и сил на все. Огромная радость. И устал значительно меньше, чем всегда.
Марецкая:
– Я смотрела со второй половины 4-го акта до конца. Ой, как ты растешь, Коленька! Текста уже нет совсем, все действие» действие… Ты всех опередил, все остальные выписывают слова мизансцены… (надо сказать Ю.А.), а ты действуешь, живешь… Я взволнована… Очень, очень, благодарю тебя!
9/VIII
«ОТЕЛЛО»
Средний спектакль.
Странные волны в работе над ролью, то прилив сил и находок, то такой спад, что себя не узнаешь. Тогда ты пуст и черств и играешь механично. Правда, не даю себе поблажек и делаю все возможное, чтобы взнуздать вдохновение. Кстати сказать, такую работу считаю наиболее продуктивной, одолев тяжелый, неподвижный спектакль непременно, если не сегодня, то на следующий раз, что-то найдешь такое, что только разводишь руками: почему, откуда.
По-моему, самое педагогичное и воспитывающее это заставить себя делать, хоть и через силу.
Господи, опять война, опять кровь, опять горе-
Одно утешение – теперь самураям накапаем вдоволь[193]193
В августе 1945 года Советский Союз, чтобы приблизить наступление мира, присоединился к требованию Великобритании, США и Китая о безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил; вступление СССР в войну с Японией заставило последнюю подписать капитуляцию 2 сентября 1945 года.
[Закрыть] за все. Думаю, что дозу выдадим хорошую.
17/VIII
У меня последний спектакль в сезоне. 19 утром лечу сниматься в Югославию[194]194
Имеется в виду фильм режиссера А. М. Роома «В горах Югославии» (вышел на экран в 1946 году), в котором роль Славко Бабича исполнял Н. Д. Мордвинов.
[Закрыть] в «Славко Бабиче» с А. Роомом.
21/VIII
Вылетели рано утром.
Вскоре появились предгорья Карпат… А вот и Дунай… но сверху он не «голубой», а серый, но действительно, видимо, красивый, здесь он протекает между высоких скал.
А вот и Югославия, чистенькая, беленькая, красивая, в горах…
Сели на аэродром, боже, до чего все разрушено…
Работают на восстановлении немцы… Не могу видеть… смотреть в глаза не могу…
Но какой народ югославы! Ласковый, предупредительный, внимательный!.. Народ статный, высокий, красивый.
Город по архитектуре слабее, но, несмотря на очень большие разрушения, вычищен, выметен, опрятен. Чистенький, беленький. Недаром называется – Белград! Особенно это хочется сказать, когда летишь над ним.
25/VIII
Ездил на могилу Неизвестного солдата[195]195
Н. Д. Мордвинов говорит о памятнике Неизвестному герою на горе Авала, около Белграда.
[Закрыть].
Великолепно. Сколько вкуса. С какой любовью все сделано. Какой культ поминовения.
На памятнике несколько следов от снарядов, заделывать не хотят: еще одна память.
К русским отношение исключительное, и слово «русский» для них является паролем. Но вот англичан не любят. Эти бомбили просто по городу, а не по объектам, и этого «наплевательства» они забыть не могут.
Был на «Цитадели»[196]196
Имеется в виду древняя крепость Калемегдан, вокруг которой по склонам холма раскинулся городской парк. В Калемегдане расположены павильон – выставка произведений искусства, лесной и охотничий музеи. Под стенами крепости со стороны Дуная – зоологический сад.
[Закрыть]. Грандиозное сооружение. Облазил все рвы, лабиринты, не разберешься.
В парке памятник[197]197
Имеется в виду статуя «Победитель» скульптора И. Мештровича (1883–1962), сооруженная в память о первой мировой войне.
[Закрыть] знаменитого сербского скульптора Мештровича. Огромная экспрессия.
27/VIII
Ездили по деревням.
Какое горе разлито по народу…
Зашел на одно кладбище… Чисто, мрамор… Фотографии похороненных и их семей, на памятниках овощи, фрукты, еда… Все памятники датированы одним числом и годом… В селе расстреляли 150 юношей за то, что около этого села нашли убитого немца…
Женщины смотрят на тебя огромными, я таких не видел, глазами, черными, полными безысходной тоски глазами…
Мужчины и женщины ободраны предельно. Буквально висят лохмотья… Все чуть ценное вывезено немцами в Германию…
И вдруг, узнав, что мы русские, пригласили нас в один дом и щедро угостили ракией, не взяв за это ни копейки, как мы ни упрашивали… Слово «русский» здесь магическое слово, это как пропуск, куда тебе захочется, даже через официальные кордоны…
Чудесная поездка… поучительная поездка…
30/VIII
Смотрел Чаплина…[198]198
Речь идет о фильме «Цирк», созданном Ч. Чаплиным в 1928 году.
[Закрыть] «Цирк». Чудо… Удивительный актер.
1/IX
Смотрел «Вива Вилья!»[199]199
То есть фильм «Да здравствует Вилья!» американского кинорежиссера Дж. Конвея, поставленный в 1934 году.
[Закрыть].
Потрясен… Сколько ни надумал для Славко, почти все нашел у Банкрофта… Придется заново пересмотреть, придется заново… не люблю пользовать то, что кем-то, когда-то было использовано…
Великолепная работа!
4/IX
Вылетели в Сараево[200]200
Имеются в виду съемки фильма «В горах Югославии» (оператор Э. К. Тиссэ, художник А. А. Уткин, автор музыки Ю. С. Бирюков).
[Закрыть] (Тиссэ, Уткин, Бирюков).
Рельеф горный. С высоты 3000 метров это малоинтересно. Высота снимает прелесть горного пейзажа. Нет величественности.
Сараево – живописный магометанский город. Масса мечетей, этакие белые свечи в долине между скал. Своеобразное и привлекательное зрелище. В городе сплошные фески. Старый город – это базар маленьких ларьков. Давность. Своеобразие восточного базара. Впечатление такое, что люди ничего не делают, а целыми днями сидят на корточках, курят, пьют кофе, смотрят проходящих, разговаривают. Покупают мало, и если подходишь что-то купить, собирается прямо толпа народу. Ты молчишь, все же кругом принимают деятельное участие, советуют, примеряют, торгуются, стыдят продавца, как будто я их родич или покупают они, а не я.
Замечательная мечеть XV века, в ней ковры, которые лежат столетие, застывшие фигуры магометан на коленях. Все медленно, неторопливо… Приветливы здесь все. Отзывчивый и внимательный народ. Характерно и то, что большинство говорит на нескольких языках. Близость границ с другими государствами обязывает знать несколько языков.
Встретились с художниками-партизанами. Любопытный народ, жадный, тянутся к нашей культуре со страстью.
5/IX
В пять утра выехали.
День катастроф. На нашей машине лопнул скат, или, как говорят они, – гума, и машина чуть не свернулась в пропасть. Шоферы в стране все партизаны и лихачи, машины бьют нещадно. Вторая неприятность – задавили козла. Третья – нашу машину столкнул в канаву грузовик. Четвертая – наша машина врезалась в шлагбаум и на нее налетела дрезина. Уткин и я успели выскочить, увидев приближающиеся огни на полотне. Мы отделались легкими ушибами. Проводник ушиблен, шофер ранен.
Пейзажи такие можно найти в Грузии: горные реки, скалы, леса… осыпи, тоннели, мосты, последние все взорваны и восстанавливаются. Узкоколейка лепится у самых скал, много путей уложено на специально выложенных стенках.
8/IX
Утром – Банья Лука.
К нашим автоматчикам местный комиссар прибавил еще.
Вчера на дороге при облаве был убит один солдат и четверо тяжело ранены.
Дорога менее интересна – плоскогорье. Огромные воронки собирают воду и сплавляют ее в недра, так что от дождей мало толку.
Банья Лука тоже очень пострадала. Больше, чем немцы, оказывается, зверствовали четники и усташи. Междуусобица. По горной реке беспрерывной цепью плыли трупы. Усташи неистовствовали в дикой злобе. Их удар – кинжал в горло, сверху вниз, с поворотом внутри…
Разрушенные дома по дорогам. Нет людей. Выбиты.
Ночевали в Градишке.
Устроили к магометанину. Чисто, ковры и… блохи. Ночью повернешься, и с тебя, слышишь, спрыгивают тучи блох, потом по одной начинают прыгать обратно. Жалят все-таки по-божески.
10/IX
Загреб.
Европейский город. Лучше Белграда. Толпа одета так, что нам приходится в своем дорожном, запыленном платье скрываться. По-видимому, город был аристократическим центром. Ведут себя тихо, разговаривают весьма сдержанно, к новому – равнодушны.
Осмотрел все, что можно было осмотреть, познакомились кое с кем, попали дважды в газеты… и безмерно захотелось домой. Хватит! А когда буду еще, не знаю. Так все неясно, так все «по-киношному», что тоска нападает.
1/X
У меня первый съемочный день. Кукуруза. Хвалят грим, костюм. Я тоже доволен. Опасения в излишней красивости были напрасны.
Съемку одобряют. Югославы даже ничего не подсказывают.
Всё находят верным.
9/X
Еще несколько планов в кукурузе. Объект закончен. После съемки вернулся на виллу в гриме и костюме. В гостях оказались югославские генералы. Обнимали, тискали. Очень понравился внешний вид. «Теперь мы видим, что картина будет!» – «Он понял наших партизан!» «Босанец, сила, мужчина!» «С нашими женами знакомить его не будем, красив!» В группе тоже одобряют. Рано, рано!…
19/X
Москва. Волнуюсь каждый раз, въезжая в этот город. Сейчас – особенно. Трепет… Почему никак не могу привыкнуть? Почему настороженно прислушиваются ко всему ухо и сердце?!
О, как замечательно: дома! Лучше заграницы. Лучше!
20/X
«ТРАКТИРЩИЦА»
Ю.А. подсказал верную мысль: экономнее зарождать увлечение Мирандолиной, скрывать от себя. Это надо распространить на весь первый акт; хоть и жаль отменить много находок, но так вернее. Отменю.
Спектакль шел вяло, неувлеченно, невкусно.
22/X
«ТРАКТИРЩИЦА»
Пробовал. Конечно, вернее, хотя и менее смешно… Пусть будет так. Спектакль шел лучше, хотя удовольствия особенно не доставил. Наверно, сдержанность и оглядка сковывают. Ничего, все вернется.
26/X
«ОТЕЛЛО»
Как всегда, раз ответственный спектакль, я не в форме. Четвертый день – простуда.
Спектакль шел прилично. При падении на спину чуть было не потерял сознания, ударившись «простреленным» местом. Прием бурный.
Упрощаю внешнее выражение роли, но не отказываюсь от мизансцен.
Мысль о том, прав я или нет, не покидает меня, и я не нахожу окончательного решения. Если «не надо рисовать стихом», то почему все утверждают (вместе с критиками), что «в первый раз театр явился комментатором текста» и «текст становится понятным в первый раз»?! Если мои слезы – «внутренняя собственная расчувствованность, периферическая возбудимость», то почему вместе со мной плачет зрительный зал? Если «нет темперамента в трагических кусках», отчего же взволнован зрительный зал?
Ничего не понимаю.
29/X
Ю.А. говорил со мной. Обещал поговорить по роли точнее и пристальнее, а пока сказал:
– Чем ты выше будешь забираться, тем больше тебя будут терзать, имей это в виду. А к твоим собственным терзаниям – неуспокоенности, естественной и замечательной, нападки со стороны тяжелы, но не катастрофичны. Потом ты сам ставил перед собой задачу в Отелло добраться хотя бы на первое время на 50 процентов. Теперь ты перешагнул задачу, поставленную перед собой. Ты начинаешь играть очень хорошо, поверь в это. У тебя уже появилось существование в роли. А критики судят по первому неудачному спектаклю, когда у тебя болели зубы… Трагическая тема – твоя тема. Ты должен ее играть, и твои сомнения ни к чему. От тебя требуют недобранное до ста процентов, и ты уже близок к этому. Да разве ты сам не видишь, как с тобой вместе живет зрительный зал, как стремятся на спектакль, как одни и те же люди приходят на спектакль по нескольку раз? Что же это? Ради чего? И будущее у тебя интересное, только кончай скорей картину. Я понимаю, что она тебе нужна, современная роль, это тебе необходимо. А дальше я думаю о «Преступлении и наказании» и «Фоме»[201]201
речь идет об инсценировке «Фомы Гордеева» М. Горького, над которой работал Н. Д. Мордвинов.
[Закрыть]. Крон[202]202
Крон Александр Александрович (р. 1909) – драматург. В его пьесе «Второе дыхание» Н. Д. Мордвинов должен был играть роль Бакланова. Работа театра над спектаклем была доведена до конца, но показан он не был (во 2-й редакции пьесы, поставленной Театром имени Моссовета в 1956 году, Бакланова играл М. Б. Погоржельский).
[Закрыть] пишет для тебя роль, и вообще работы будет много. Отелло же – наш основной спектакль. И мы его не отдадим. Проведем широко сотый спектакль и вновь поднимем шумиху.
12/XI
Был у меня Ю.А.
Основные мысли, которые я высказывал:
Не говорю, первое или второе дело форма, но она так же важна, как и содержание. Искусства без формы – нет или это не искусство. Разные эпохи требуют разного выражения, разного существа, хотя бы существо было примерно одно и то же. Разное потому, что разные привходящие обстоятельства предваряют каждый данный поступок, и разные обстоятельства окружают действующего во времени. Если говорить об очень точном, не периферийном и приблизительном, то одно и то же чувство отличается каждый раз, если оно у разных людей, а как они различны у разных людей разных государств, у разных эпох, у разных классов!! Горе матери, потерявшей ребенка, отличается от горя купца, потерявшего куш, хотя и то и другое – горе. А у нас часто утрата по поводу одного подменяется чем-то ближе знакомым. Это в корне неправильно. Страна, происхождение, эпоха, строй, сословие и мн[огое] прочее – диктуют разное выражение. Нам нужно взять на себя наитруднейший метод выражения воплощения жизни на сцене. Жить своей – его жизнью, в его среде, эпохе, классе. Гуманистическая мысль не нуждается в упрощенном выражении, в приспособлении. Одержимы передовыми идеями были люди разных эпох, классов, сословий… И все они отличались в манерах выражения друг от друга. Потому часто наши театры и не отличишь один от другого, как не отличишь одного автора от другого, поэтому часто спектакли и получаются серыми, однообразными, однотонными. Ни театров часто не отличишь, ни авторов.
22/XI
Конечно, надо идти к существу. Существовать на сцене. Самозабвенно существовать. Найти, а потом играть, если надо. Очень много у меня периферийного. Поверху. А может быть, и не удастся углубить? Нет! Нет!.. Буду, хочу, стану! Форма меня освобождает на сцене. Надо найти слияние. Очевидно, оно не везде. Если нет того, что нужно выразить, то и форма ни к чему. Да нет – «к чему». Оленин прекрасно обманывает тех же критиков одной формой. Но и существо, как бы оно богато ни было, если оно не выражено, – не искусство.
7/XII
«ОТЕЛЛО»
Редкий спектакль. От первого выхода до последнего слова шло по нарастающей. Собственное ощущение: есть возможность, есть силы, есть средства передать, что хочу. Хорошее творческое состояние.
Бывали моменты в третьем и четвертом актах, когда я забывал, в подлинном смысле слова, что я на сцене. Это, кажется, впервые в моей сценической практике. «Пробуждение» даже страшно.
Так должно или не должно? Это правильное «сценическое состояние» или «захлест»?
По правде говоря, было страшновато.
Видимо, этим надо жить вопреки всем чертям. Что будет, то будет…
11/XII
«ОТЕЛЛО»
Нет, не удалось…
Пусть, лишь бы не потерять.
Кое-где в лирических местах было какое-то подобие того «чуть-чуть», «еле-еле», но в основном – механически, поверху…
Страшное неудовлетворение…
Буду пробовать на следующем спектакле.