Текст книги "Рассвет русского царства. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ник Тарасов

Соавторы: Тимофей Грехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 49 страниц)

Глава 7

Каждый день я приходил к Глебу, менял повязки, проверял швы. Раны затягивались хорошо, воспаления не было, гноя, слава Богу, тоже. Даже появились мысли, что я всё-таки непростой попаданец. И те силы, что забросили меня в прошлое не забыли наделить способностями.

Почему я так думал? Всё просто, в текущих условиях, каким бы я отличником не был в Мед. училище… каким бы талантищем не обладал, НО, спасение Глеба, иначе, чем чудо назвать не мог.

На шестой день я вытащил нити из трахеи. А на восьмой день Глеб уже потихоньку начал вставать.

Ратибор стоял рядом, глядя на сына. На его лице читалось облегчение. Он положил руку на плечо Глеба.

– Митрий, – обратился ко мне Ратибор Годинович, – сегодня днём мне сообщили, что из Москвы к нам едет дьякон. Официально, для благодарственного молебна. – Он сделал паузу. – А неофициально, хочет с тобой поговорить.

Я насторожился.

– Со мной? Зачем?

– Ничего не бойся. Он примет то, что я скажу. А скажу ему я правду… чудо произошло. Дьякона не бойся. Просто, ответишь на его вопросы. Мой сын был при смерти, а ты его спас. Дьякон должен засвидетельствовать это.

Я кивнул, но внутри напрягся.

«Непросто так дьякон едет», – об этом явно свидетельствовал вид Ратибора.

* * *

Дьякон приехал ранним утром на восьмой день.

Я работал в кузне, раздувал мехи, когда услышал колокольный звон. Не церковный, в поселении не было церкви. Её сожгли татары несколько лет назад. А звенел колокол, висящий у ворот, в который били, когда приезжали важные гости.

Артем отложил молот, вытер руки.

– Дьякон приехал, – сказал он. – Пойдешь смотреть?

Я покачал головой.

– Нет. Зачем?

Кузнец усмехнулся.

– Да, ладно. Все равно вызовут. Ратибор же говорил. – Я не стал скрывать этого ни от Григория, ни от кузнеца. Этим двоим я немного доверял.

Артем оказался прав. Через час к кузне подошел один из стражников.

– Митька! Барин велел передать – идти к терему. Дьякон хочет с тобой говорить.

– Сейчас, – сказал я, вытирая руки.

У входа меня встретил Федор, ближник Ратибора. Стражник выглядел серьезным, даже хмурым.

– Митька, – наклонился он ко мне. – Думай, что говоришь. Дьякон, отец Варлаам, человек строгий. Не любит, когда темнят. Отвечай четко. И главное, не говори ничего лишнего. Понял?

Я кивнул. Ведь у меня уже был план.

Внутри было тихо. Ратибор сидел за длинным столом, рядом с ним, пожилой мужчина в черной рясе. Было очевидно, что это тот самый Варлаам. Лицо у него было худое, с острыми чертами. Он оценивающе смотрел на меня. Словно я какая-то неведома зверушка.

– Это и есть Митрий Григорьевич, сын твоего десятника? – спросил дьякон, обращаясь к Ратибору.

– Да, отец Варлаам.

Дьякон медленно встал. Он был высоким, но худощавым. Напрашивался вывод, что он чем-то болел. Слишком уже болезненно его худоба выглядела.

– Подойди отрок к столу поближе, – произнес он низким голосом.

Отец Варлаам тоже сделал шаг ко мне. Встал так близко, что я чувствовал запах ладана, исходящий от его рясы. Он перекрестил меня, потом взял чашку и, смочив в ней пальцы, брызнул мне в лицо. И последней проверкой, как я подумал, было поцеловать крест, который он достал из-за пазухи.

– Сколько тебе лет, отрок?

– Тринадцать, отец Варлаам, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Тринадцать… – повторил дьякон задумчиво. – Молод. Очень молод. – Он склонил голову набок, всматриваясь в мое лицо. – А говорят, ты чудо сотворил. Боярского сына с того света вернул.

Я покачал головой.

– Я не с того света возвращал, отец. Просто… помог. Сделал, что мог, – старался отвечать, как можно попроще я.

– Сделал, что мог… – повторил дьякон. – Интересно… – Он сделал паузу. – И откуда ты, отрок, знаешь, как горло резать, чтобы человек дышал? Как раны зашивать? Как от горячки спастись?

– Не знаю, отец Варлаам. Просто… знаю.

Он прищурился.

– Просто знаешь… – медленно произнес он. – Странный ответ. Очень странный. – Он обошел меня, как хищник, разглядывающий добычу. – Может, тебя кто учил? Знахарь какой? Или… – Он сделал паузу. – Или кто другой?

Я напрягся. И посмотрел на Ратибора, ожидая поддержки. Но он пока не лез.

– Никто меня не учил, отец.

– Никто? – дьякон остановился передо мной, склонившись ближе. – Тогда объясни мне, отрок, откуда у тринадцатилетнего мальчишки знания, которых нет даже у опытных мужей, что посвятили себя тонкому искусству врачевания. Как мог ты сотворить то, что сделал? – я стоял, опустив взор, как и положено, ребёнку, которого отчитывают взрослые. – Молчишь. Значит, скрываешь что-то. – Он обернулся к Ратибору. – Барин, а не было ли в этом поселении ведьм? Знахарок? Тех, кто шепчет над травами, говорят с духами?

Ратибор нахмурился.

– Был старик Пантелей. Знахарь. Но умер прошлой зимой. Больше никого.

– Пантелей, – повторил дьякон. – И он учил этого отрока?

– Нет, – покачал головой боярин. – Митька к нему не ходил. Я спрашивал у отца его, у Григория. Говорит, сын никогда не интересовался лекарским делом. До недавнего времени.

Отец Варлаам снова повернулся ко мне. В его глазах читалось подозрение.

– Значит, не учил. Тогда откуда, отрок? – Голос его стал тише, но жестче. – Может, лукавый нашептал? Может, во сне явился, знания дал?

«Лукавый… Дьявол… Ну, в принципе, всё, как я и думал». – Ведь проще поверить в худшее, чем наоборот. – специально изобразил испуг. Нужно было, чтоб этот Варлаам почувствовал себя хозяином положения.

– Нет, отец Варлаам! – быстро сказал я. – Нет, я не… я с лукавым связи не имел!

– Тогда с кем⁈ – рявкнул дьякон.

Ратибор поднялся с места.

– Отец Варлаам, прошу тебя…

– Молчи, боярин! – не оборачиваясь отрезал дьякон. – Это дело церковное. Я должен выяснить, что произошло. Чудо это или… – он сделал паузу: – .. колдовство. Говори правду, отрок. Господь видит все. Если ты чист душой – он защитит. Если нет… – он сжал пальцы на моём плече: – .. гореть тебе в аду.

«Пора!» – решил я. Мой план был прост. Вернее, для человека двадцать первого века он прост. Но для этого времени…

Я открыл глаза, посмотрел на дьякона.

– Отец Варлаам, – начал я тихо. – Мне… мне было видение. Всё произошло очень быстро. И казалось, – сделал я паузу, – что мою руку всегда кто-то направлял. Ещё до того, как солнце осветило меня, я почувствовал прилив сил. Не тут, – показал я на плечевые мышцы, после указал на голову и сердце, – а тут и тут. Знания, они появились из ниоткуда. – после чего замолчал, давая время переварить информацию священнослужителю.

Его рука на плече ослабла.

– Видение? Направлял… Кто? – переспросил дьякон, прищурившись.

– Да, отец Варлаам. – Я сделал глубокий вдох. – Когда барич ранен был, я не знал, что делать. Молился про себя. Просил Господа помочь. И… и, закрыв глаза, увидел быстрые картинки. И в видении… – я запнулся, словно переживая заново: – .. явился старец.

Отец Варлаам замер. А Ратибор аж привстал, от удивления.

– Старец? – повторил он медленно. – Какой старец?

– Седовласый, – притворяясь будто вспоминаю, я закрыл глаза, а сам продолжал: – с длинной седой бородой. В белых одеждах. Лицо светлое и такое доброе. Он… он спускался с небес. Прямо ко мне.

Дьякон отпустил мое плечо, отступил на шаг.

– Продолжай.

– Он держал в руках… – я сделал паузу, – … трубку. Небольшую, вот такую. – Я показал размер пальцами. Металлическую. Причём я её сразу узнал, такую я уже видел в кузне. Словно старец знал, что там такая есть. – Он указывал на горло. Вот сюда. – Я приложил пальцы к своей шее, туда, где делал разрез Глебу. – А потом… потом он раскрыл другую руку. А на ней… игла. С нитью. Шелковой.

Несколько минут в тереме стояла кромешная тишина.

Отец Варлаам стоял неподвижно, глядя на меня широко распахнутыми глазами.

– Игла с нитью? – переспросил он тихо.

– Да, отец Варлаам, – я кивнул. – Он ничего не говорил. Просто показывал. Трубка, игла, нить. Вот и все. И потом положил мне руку на голову, после чего перекрестил, и я понял, что нужно делать. Я не знаю, как это описать… Я словно видел, что нужно делать. А потом… старик исчез. Растворился в свете. И этот свет увидели все остальные! – посмотрел я ему в глаза.

Дьякон медленно перекрестился. Один раз. Второй. Губы его шевелились, бормотал молитву.

Ратибор тоже начал креститься. НО… смотрел на меня с таким прищуром, что я понял, он не поверил мне. И просто подыгрывает.

В общей массе люди в XV веке были необразованными, или как тут ещё говорят тёмными. Но Ратибор получил образование. Когда я присматривал за Глебом, слышал, как он ведёт подсчеты добытого имущества после набега татар. Видел, как делал записи на пергаменте.

Мне было известно, что раньше Ратибор был сторонником Василия II тёмного, (его ослепили в 1446 году во время междоусобных войн). Образованность и острый ум помогли ему быстро войти в свиту Великого князя. Позже, когда к государственным делам стали привлекать Ивана Васильевича III, Ратибор сдружился и с ним. Разница в возрасте не стала помехой.

Ивану III, на сегодняшний день было всего двадцать лет. А Ратибору тридцать шесть. То есть получалось, три года назад, когда Ивану было семнадцать, между ними произошла ссора. Из-за которой Иван III, с разрешения своего отца Василия Тёмного сослали в Кармыш.

Некоторое время в помещении стояла тишина. Отец Варлаам подошел ближе, всматриваясь в мое лицо.

– Опиши еще раз. Подробно. Как выглядел старец?

Я закрыл глаза, снова делая вид, что вспоминаю.

– Высокий. Седые волосы до плеч. Борода длинная, тоже седая. Лицо… лицо доброе. Глаза светлые, как небо. Одежды белые, будто из света сотканы. И… – я сделал паузу для эффекта: – .. кольцо. Над головой. Золотое.

– НИМБ! – Дьякон ахнул. И я понял, это был решающий удар. Дальше он уже сам всё придумал. А мне оставалось только головой качать. – Никола Чудотворец, – прошептал он. – Это был святитель Николай!

Я распахнул глаза, делая вид, что удивлен.

– Никола Чудотворец? – переспросил я. – Правда?

– Да! – Отец Варлаам схватил меня за плечи, всматриваясь в лицо. – Только он творит чудеса исцеления! – Он развернулся к Ратибору. – Барин, это знак! Господь послал святителя Николая, чтобы спасти сына твоего! – Он показал на меня. – Его руками! Это… это чудо! Он должен ехать со мной в Москву и предстать перед Митрополитом! Его будут учить и…

– НЕТ! – тут же стал полностью серьёзным Ратибор. – Прости, отец Варлаам, но не отдам. Митрий не холоп. И я уверен, что он хочет остаться с отцом. Так ведь? – взгляд на меня.

– Да, барин. И ратное дело мне больше по душе.

– Но… – начал было отец Варлаам, но был перебит Ратибором.

– Был бы он слугой лукавого, я бы слова не сказал. Но ты сам сказал, что к нему явился Николай Чудотворец. Не позволю я тебе против воли вести в свою церковь. Митрий принадлежит к служилым людям. И не тебе решать, кем ему быть. Волен он делать это сам!

Глаза Варлаама заметались по сторонам. Он понял, что его слова использовали против него же.

– Я пойду к Великому князю Ивану III! – не сдавался дьякон.

Ратибор посмотрел на меня.

– Митрий, ступай, – произнес ратибор. – И ни о чём не волнуйся. Мы тут дальше сами разберёмся.

Я кивнул и быстро вышел из терема.

На улице я остановился, прислонившись к стене.

«Штирлиц никогда не был так близок к провалу. Но у меня получилось. Бл@ть, получилось!»

* * *

Следующие дни в поселении прошли относительно спокойно.

После нашего разговора в тереме, когда я рассказал отцу Варлааму про видение и явление святого Николая, дьякон собрал всех рядом с теремом на молитву.

Я стоял в центре, перед ним, а вокруг толпился народ, человек двести, может, больше. Все смотрели на меня, затаив дыхание.

Отец Варлаам окропил меня святой водой, трижды.

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, – произносил он громко, чтобы все слышали. – Господи, отрок сей чист душой, защити его. Спас барича Глеба он твоими руками. – И чуть тише, для меня, добавил: – А теперь вместе со мной подпевай «Отче наш»!

Мы запели.

– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое… Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь…

Толпа слушала, затаив дыхание. Кто-то шептал молитву вслед за нами, кто-то просто молчал.

– … И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим. И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.

– Думаю, ни у кого нет сомнения, что сей отрок чист перед Господом нашим! – воскликнул Ратибор, указывая на меня. – Прошёл он проверки отца Варлаама. НО! – барин повысил голос. – Чудо, что сотворил он! Никто об этом не должен знать! Нельзя рассказывать об этом! Правильно я говорю, отец Варлаам.

– Да, Ратибор. Всё правильно. Чудо сие великое было. И не должны враги наши о нём прознать. Поэтому молчите, а лучше забудьте.

Он ещё что-то говорил, а я в тот момент думал о другом.

«Сколько же Ратибор заплатил Варлааму, чтобы он про меня забыл?»

И, разумеется, я был благодарен, что церковь про меня не узнает. Варлааму надо будет просто сказать, что рана была неопасной. Что только поцарапала шею. И тогда ко мне потеряют интерес.

* * *

Прошла еще неделя. Я продолжал работать в кузне, помогать отцу, тренироваться с мечом и луком. Жизнь шла своим чередом.

Рыбалка стала неотъемлемой её частью. И я уже начал на ней зарабатывать. Но к этому я ещё вернусь.

Наш быт с Григорием оставлял желать лучшего.

Я не обращал на это внимания поначалу, выживание было важнее комфорта.

Но изба наша была… скажем так, не самой лучшей. Бревенчатая, покосившаяся, с щелями в стенах, через которые задувал ветер. Пол земляной, притоптанный, но неровный. Окна маленькие, затянутые бычьим пузырем.

Печь старая, закопченная, без трубы, топилась по-черному. Когда мы топили, дым выходил через верхний притвор. Специальное отверстие под потолком, которое открывали во время топки. Но дым никогда не уходил полностью. Часть его оседала на стенах, на потолке, на всем вокруг. Изба была вечно подкопченной, пахла гарью и сыростью.

Спать я продолжал на охапке соломы, накрытой рваным тряпьем. Григорий – на широкой лавке у печи, тоже без нормального постельного белья.

И это меня начало доставать.

«Я же могу это изменить, – думал я, лежа на соломе и глядя в закопченный потолок. – Я знаю, как сделать лучше. Почему бы не попробовать?»

Первым делом я решил заняться щелями в стенах.

Я набрал глины на берегу реки, которая хорошо лепится. Принес домой в корзине. Потом насобирал соломы, сухой, прошлогодней, которая валялась у сарая. И мха, который рос на камнях у ручья.

Смешал все это вместе. Глина, солома, мох. Месил руками, добавляя воду, пока не получилась густая, однородная масса.

Потом начал затыкать щели.

Работа была грязная. Залеплял каждую щель, каждую дыру между бревнами. Снаружи и изнутри. Плотно, чтобы ветер не задувал.

На это ушел весь день. К вечеру изба выглядела… странно. Вся в серых, мокрых заплатках. Но я знал, когда глина высохнет, станет крепкой, как камень. И щелей больше не будет.

Григорий вернулся вечером, посмотрел на мои труды, покачал головой.

– Что это ты наделал?

– Щели заделал, – пояснил я, вытирая руки о штаны. – Теперь тепло будет. Ветер не задует.

Отец обошел избу, осматривая стены. Ткнул пальцем в одну из заплаток, глина еще была влажной, продавилась под нажимом.

– Держаться будет?

– Когда высохнет…

Григорий хмыкнул, и пошел к печи разогревать ужин.

На следующий день я занялся своей постелью.

Охапка соломы, это, конечно, лучше, чем голая земля. Но спать на ней было неудобно. Солома кололась, сбивалась в комки, быстро применялась.

Я насобирал еще соломы – много, целую кучу. Потом начал скручивать ее в тюки. Сделал штук двадцать. Уложил их в два ряда. Получилось что-то вроде матраса. Сверху застелил более тонким слоем соломы, накрыл чистой холщовой тканью, которую выпросил у боярыни.

Получилось… не кровать, конечно, но намного лучше, чем было.

Я лег, попробовал. Мягко. Ровно. Не колется. И… улыбнулся.

Григорий посмотрел на мои труды вечером, пробормотал:

– Избаловался.

Однако на следующий день он тоже попросил меня сделать ему такой же матрас. Я не стал отказывать.

Теперь оставалась печь.

Печи, что топились были распространены на Руси до XVI–XVII веков. Они проще в строительстве, не требуют сложной дымоходной системы. Но минусов куча – дым в избе, копоть на стенах, опасность угореть.

Но я знал, что печи уже умеют делать с трубой. Видел, что у боярина в тереме стоит такая. И наверняка у него есть мастера, которые умели такие делать.

– «Эх, нужно снова просить Ратибора…»

* * *

Я пришел к терему на следующий день, когда шел проверять Глеба. Боярский сын уже вставал с постели, ходил по комнате, опираясь на стену. Говорить ему было еще больно, голос хриплый, каждое слово давалось с трудом. Поэтому все общение сводилось к жестам и коротким фразам.

Я поменял ему повязку в последний раз. Швы зажили хорошо, нити я уже вытащил. Оставались только розовые, слегка припухшие полоски кожи. Они будут с ним всю жизнь, но это лучше, чем смерть.

– Всё, – сказал я, завязывая последний узел на чистой повязке. – Еще дня три поносишь, потом можно будет совсем снять. Главное, не напрягайся. Не кричи, не поднимай тяжести. Понял?

Глеб кивнул, осторожно, чтобы не потревожить шею. Попытался что-то сказать, но я остановил его.

– Не говори. Пока жестами показывай.

Он улыбнулся. Подал мне руку, и сильно сжал мою ладонь.

Я кивнул в ответ.

– Пожалуйста.

В этот момент в комнату вошел Ратибор. Боярин выглядел уставшим, но довольным. Он посмотрел на сына, потом на меня.

– Как он?

– Хорошо, – ответил я. – Еще несколько дней, и полностью поправится.

Ратибор выдохнул.

– Мить, а когда моему сыну можно будет брать в руки оружие?

– Оружие? – спросил я, почувствовав, что Глеб снова сжал мою руку. А во взгляде так и читалось: СПАСИ.

– Видишь ли, – продолжал Ратибор, – мне рассказали, как мой сын словил стрелу. И поверь, не было в этом ничего героического. Шёл вдоль стены даже щитом не прикрывался. – и чуть громче добавил, при этом смотря на сына. – Аки великим воином себя возомнил. В общем, хочу я… очень-очень сильно вылепить из него этого самого воина.

Глеб ещё сильнее сжал ладонь.

– Барин, ему бы минимум три седмицы не стоит брать тяжести в руку. А про схватки с оружием и того на больший срок стоит забыть.

Барин усмехнулся. Наверняка понял, что я стал на сторону Глеба и подыграл ему. А когда я вышел из комнаты, Ратибор пошёл за мной.

– Ратибор Годинович, можно просить у тебя помощи? – Он посмотрел с интересом, и кивнул. – Печь у нас с отцом старая. Можно просить у тебя мастера печного? Я бы…

– О, как… – перебил меня Ратибор. – А я думал, саблю или кольчугу просить будешь, – серьёзным тоном сказал он. – Удивил. А что не так с вашей?

– Заметил я, что в твоём доме печь дым через трубу весь выпускает. Хочу такую же поставить.

Боярин ненадолго задумался.

– Вот что. Я пришлю к тебе своего холопа. Он строил мне печь. Это будет мой подарок за сына. Согласен? – Он сделал паузу. – Или быть может всё-таки выберешь кольчугу?

«Так вот чем боярин хотел со мной отдариться!» – сообразил я. Прежде, чем ответить, я подумал. И Ратибор не торопил меня с решением, внимательно смотря на меня.

– Барин, как бы мне не хотелось кольчугу, но печь нужнее. А саблю я всегда с боя смогу взять.

– Да будет так, Митрий, – протянул он мне руку, которую я тут же пожал.

* * *

Вечером я всё рассказал Григорию.

– Боярин печь переделывать будет? У нас? Я правильно понял?

– Да.

– За что?

– За то, что Глеба спас.

– Чем тебе старая не угодила?

Я нахмурился.

– Это шутка такая? – спросил я.

Теперь настала очередь Григория хмуриться.

– Что тебя не устраивает?

– Отец, да многое! Посмотри, как мы живём! Ни хозяйства, ни дома нормального. Скоро придут холода, а у нас стены дырявые. Запасов еды нет. – Я сделал паузу. – Скажи, как мы будем выживать? А?

– Как-то до этого жили…

Я просто не мог подобрать слов. Григорий и хозяйство, эти два понятия были не совместимы.

– Отец, может, нам стоит отложить покупку брони для меня, и подумать о нашем быте?

– Сын, я воин. И воином помру! А тебе следует определится кто ты. Воин или серв. – Он поднялся из-за стола и, хлопнув дверью, вышел на улицу.

Хотелось крикнуть ему вдогонку: велика честь, воину сдохнуть от голода. Но хорошо, что хватило разума промолчать. Всё-таки тринадцатилетний парень в этом время не смел так разговаривать с отцом. За это можно было хорошенько схлопотать.

* * *

Уже на следующий день пришли мастера. Двое холопов. Они поклонились мне, и сказали, что их прислал барин.

Осмотрев нашу печь, покачали головами, поговорили между собой.

– Переделывать будем, – сказал старший, обращаясь ко мне. – Трубу ставить. Дня три работы, может, четыре.

Конечно, хотелось быстрее. Но сам бы я точно не справился быстрее. Поэтому дал согласие делать. И попросил сделать печь поближе к стене. Так сказать, чтоб места не занимала так много.

Они принялись за дело. Разобрали верхнюю часть печи, начали выкладывать кирпичи, формируя дымоход. Во второй день, они привели ещё троих человек. Те таскали камни, замешивали глину, и заодно разбирали крышу, которую, как выяснилось, тоже нужно ремонтировать.

Я сговорился с ними, что если они отремонтируют её, то я приготовлю им свою фирменную рыбу, о которой, к слову, уже пошла молва по нашему селению.

Поэтому на третий день я пошёл на рыбалку. И то ли погода стояла не та, то ли побывал на моём месте кто-то чужой и выловил всю рыбу сетями, но я смог поймать всего десять рыбёшек. В итоге, закоптив их, отдал холопам.

Мастера разожгли в печи несколько лучин. Дым пошел вверх, прямо в трубу, вышел наружу через колпак. И самое главное, в избе не было ни дымка.

Я стоял, глядя на это, и не мог поверить.

– Готово, – сказал старший мастер, вытирая руки. – Через пару дней можете смело топить. Дыма больше не будет.

На следующий день, вечером мы с Григорием сидели у печи. Все это время он провёл у Глафиры. И домой не возвращался. Мы виделись с ним на утренних тренировках, но ко мне он не подходил. Обиженку из себя строил.

– Ты был прав, – нарушил он тишину. – Эта печь лучше.

– Нам ещё и крышу поправили.

– Ясно, – сказал он, после чего пошёл спать к себе.

Получалось, про печь он согласился, а вот вопрос, что кушать будем с наступлением холодов, ничего не объяснил. И что-то мне подсказывало, что этот вопрос мне тоже придётся решать самостоятельно.

/work/505658 – Рассвет русского царства