Текст книги "Рассвет русского царства. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ник Тарасов

Соавторы: Тимофей Грехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 49 страниц)

Глава 7

До утра меня больше не беспокоили. И утро я начал с осмотра раненых. Первого посмотрел Шуйского, но у того всё заживало, словно на собаке. Чего я, разумеется, вслух не сказал. Потом стал осматривать остальных и всё было нормально, пока я не подошёл к последнему воину. Рана на ноге покраснела, края опухли. Я осторожно ощупал кожу вокруг, и она была горячей, и это означало, что началось воспаление.

– Больно? – спросил я.

– Очень, – прохрипел дружинник сквозь стиснутые зубы.

Я размотал повязку и поморщился. Рана гноилась. Не сильно, но уже шёл процесс.

– Глав! – позвал я. – Принеси кипятка, соли и хлебного вина. Если осталось.

Глав кивнул и захромал к костру. Вернулся с котелком горячей воды и маленькой флягой.

– Митрий, вина совсем мало осталось, – сказал он.

– Давай всё, что есть, – ответил я.

Я растворил соль в воде, дождался, пока остынет до терпимого, и начал снимать швы.

– Ну дружище терпи. Больно будет, но зато нога при тебе останется. – Но прежде позвал товарищей, чтоб его придержали в случае чего.

У дружинника был такой взгляд, будто он только сейчас понял, что может остаться инвалидом.

– В каком смысле нога при мне останется? – тут же спросил он.

– Терпи говорю. – после чего начал промывать рану. Ох, как он начал ужом вертеться. Благо я предусмотрел этот момент и его крепко держали.

Когда закончил, взял флягу и вылил остатки вина прямо в рану. Дружинник взвыл, но дёрнуться не смог, после чего я заново стал накладывать швы.

– Ну как? – спросил я, через несколько минут, когда сделал последний шов. Всё это время я ждал, пока он отдышится и совладает с болью.

– Дааа, уж. – смахивая пот со лба, сказал он. – Ещё немного и думал Богу душу отдам.

– Если повезёт уже не отдашь, но пока тебе нужно будет лежать и как можно меньше двигаться.

– А если не повезёт?

– Тогда снова разрежу, – коротко ответил я.

– Ясно, – сказал он.

После завтрака мы отправили телегу с одним дружинником в Нижний Новгород. Перед этим отец Варлаам прочитал молитву, перекрестил и отправил в последний путь.

После чего все разбрелись набираться сил. И честно – почти весь день я проспал, пока меня снова не разбудил Глав, сообщив, что меня зовёт Шуйский.

Я пришёл как раз когда один из дружинников приволок связанного мужика. По всей видимости Шуйский позвал меня на допрос, хотя мог этого не делать.

Не того полёта я птица. Это приводило к мысли, что боярин имеет на меня планы.

Пленника швырнули на землю у костра, и он упал на колени, с трудом удерживая равновесие со связанными за спиной руками.

Шуйский внимательно посмотрел на него.

– Борис, так тебя зовут? – спросил он.

– Да, – прохрипел тот.

Шуйский сделал знак дружиннику и тот пнул Бориса.

– Кха!

– Обращайся, ко мне, боярин, господин или же князь. Не ровня мне тать с дороги! Понял?

– Да, господин. – тут же ответил Борис.

– Хорошо. Сейчас ты будешь отвечать на мои вопросы. И если будешь говорить правду, может останешься жив. Если соврёшь, пожалеешь, что вообще на свет родился. Понял?

Борис кивнул, глядя в землю.

– Понял, господин.

– Отлично. Первый вопрос: кто нанял вас?

– Не знаю, князь. – Командира он убил. – показал он головой в мою сторону.

Этот ответ не устроил Шуйского, за что Бориса несколько раз пнули по рёбрам.

– Неправильный ответ. – сказал Василий Федорович. – Мне нужна правда. А то, что ты её знаешь, я по глазам твоим вижу. Говори кто послал! – После чего Бориса схватили за голову и наклонили над костром. И прошло не больше двух секунд, как он закричал.

– Я скажу… я скажу…

– Ну вот и молодец. А теперь имя! И кто был целью.

– Ты был целью, мы должны были захватить тебя живым.

– Живым? – нахмурился Шуйский.

– Да. Я служу десятником в Новгородской дружине, и нам предложили тысячу золотых за работу. От таких денег никто не отказывается.

– Кто заплатил? – навис над ним Шуйский.

– Посланник из Ливонского ордена от ландмейстера Иоганна фон Менгдена.

– Чего? А я‑то ему чем сдался? – возмутился боярин, как мне показалась, не веря ему.

– Я не знаю… но у меня есть собственные мысли на сей счёт.

– И какие? – спросил Шуйский.

– Принцесса Софья Полеолог*. Ходят слухи, что она хочет выйти замуж за Ивана III, как продолжателя православной веры.

Шуйский задумался, а потом осмотрелся по сторонам остановив взгляд на мне и Ярославе.

– Вы ничего не слышали и не видели. И не дай Бог, я узнаю обратное.

– Да, дядя. – произнёс Ярослав.

– Да, боярин. – в свою очередь сказал я.

– Вот и хорошо. А теперь идите, занимайтесь своими делами.

Казнь состоялась на рассвете.

Я проснулся от приглушённых голосов за пределами палатки. И, выйдя из неё, увидел, как семерых пленников завели в небольшой пролесок и остановили рядом с ямой. По лицам пленников было понятно, что они понимают куда и для чего их ведут.

Я нашёл взглядом боярина. Он стоял неподалёку, опираясь на свой импровизированный костыль, а именно толстую ветку, обструганную ножом.

Я посмотрел на него, потом снова на группу у дерева. По законам этого времени их ждала только одна судьба. Уже понимая, что сейчас будет происходить, я вернулся в палатку. Вскоре до меня донёсся крик. Второй. Третий. Звуки рубящих ударов, хрип, стоны.

Одно дело убивать в бою, а другое вот так… Но как я уже не раз говорил, по нынешним временам, то, что творилось в паре десятков метров от меня, было нормальным.

Наконец‑то всё закончилось. И, немного подумав, я понял, что пленники, а больше Борис, подписали себе и остальным смертный приговор в тот момент, когда было произнесены имена Софьи Палеолог и ландмейстера Иоганна фон Менгдена. Дело было непростым, и Шуйский понял, что пленники – это свидетели. И от них лучше всего избавиться.

Я не был историком. В школе я учился средненько, да и в институте тоже не блистал. Но кое‑что помнил. Софья Палеолог – племянница последнего византийского императора. Она вышла замуж за Ивана Васильевича и стала великой княгиней.

Но была ведь ещё одна жена. Мария Борисовна. Вроде бы она умерла, от болезни. Но когда и при каких обстоятельствах я не помнил.

Я нахмурился, пытаясь вспомнить детали. Ведь если Борис не врал… если действительно Ливонский орден заплатил за похищение Шуйского… Напрашивался вполне логичный вопрос: зачем? И ответ был очевиден, чтобы дать Софье Палеолог выйти замуж за Ивана Васильевича. Что если в реальной истории Шуйского смогли схватить и договориться о его работе на орден и на папу Римского? А потом предложить Великому князю в жёны Софью?

– «Бред!» – подумал я. Так просто Шуйский бы не стал предателем. – Хотяяя… смотря что предложить. СТОП, Мария Борисовна уже болеет. А значит Шуйский им нафиг не сдался. – Пришлось вернуться к исходным данным. Мне никак не удавалось нащупать ниточку – зачем ордену понадобился Шуйский. Информации было так мало, что я не мог придумать логичного ответа.

– Болезнь. Болезнь, от которой умерла Мария Борисовна! А что если это не болезнь вовсе?

Я резко открыл глаза.

– «Её скорее всего травят!» – чуть ли не воскликнул я. И мне показалось, что в задворках моей памяти, всплыло, что что‑то такое говорила историчка на уроке. Вроде как она так распухла, что её с трудом уложили в гроб.

Тогда получалось, что уже сейчас кто‑то хотел расчистить путь для новой жены Ивана III, но сперва нужно было избавиться от старой.

Мысли понеслись дальше. Отравления в Средние века. Чем травили людей?

Мышьяк – классика. Белый порошок, безвкусный, растворяется в воде. Симптомы: рвота, понос, боли в животе, выпадение волос. Смерть наступает через несколько дней или месяцев при малых дозах. Ртуть – медленное отравление. Симптомы: тремор, потеря зубов, психические расстройства, язвы. Белладонна, болиголов, аконит – растительные яды с разными проявлениями.

– «Но что из этого используют? и второй вопрос. – А успею ли я приехать в Москву?»

(ОТ АВТОРОВ: Мы знаем, что Мария Борисовна Тверская род. 1442 – 22 апреля 1467) но это никак не мешало уже тогда ПОПРОБОВАТЬ убрать её с пути.)

День прошёл в осмотре раненых. У Гриши, дружинника с раной на икре, воспаление немного спало. Рана всё ещё была красной, но не такой горячей, как вчера. Я сменил повязку и велел ему продолжать лежать.

А ближе к полудню, мы услышали отдалённый стук копыт. Обернулся, как раз когда из леса выезжал отряд всадников. Человек двадцать, может больше. Впереди ехал высокий мужчина в добротной кольчуге, с густой чёрной бородой и тяжёлым взглядом. Даже на расстоянии чувствовалась его властность.

– Отец! – воскликнул Ярослав рядом со мной, и в голосе прозвучало что‑то вроде облегчения. Честно, до того момента как мой друг закричал, у меня была единственная мысль, вернее, две… но обе сводились к одной. Это враги и нам пиzдец.

Но слава Богу это было не так.

Шуйский, опираясь на костыль, вышел навстречу. От Ярослава я уже знал, что его отца зовут Андрей Фёдорович Бледный, удельный князь и воевода Нижнего Новгорода.

Князь спешился после чего отдал поводья подбежавшему к нему воину и направился к нам широким шагом. Выглядел Андрей Федорович лет на сорок, максимум. И вот чего у сильных мира сего не отнять, это их стать. Все были подтянутыми и крепкими.

– Василий Фёдорович! – голос у Бледного был довольно‑таки звонкий. – Жив, слава Богу! Что тут у вас стряслось?

– Жив, Андрей, жив, – Шуйский опёрся на свой костыль, принимая объятия. – Да только не тати это были, а воины обученные. Новгородцы, представляешь, за мной аж на край княжества пошли.

Князь Бледный нахмурился.

– Новгородцы? Чем же ты их так обидел?

– Вот тоже хочу узнать. В Москву вернусь, – усмехнулся он, – и ты меня знаешь, я это дело так просто не оставлю.

Он прищурился, но пока эту тему больше не стал продолжать, после чего обернулся к сыну.

– Ярослав, подойди.

Княжич, слегка прихрамывая и опираясь на трость, приблизился. После чего был заключён в объятия.

– Мать и сестра так переживали, что со мной сюда собирались ехать.

– Отец, отпусти! – прошептал он. – Стыдно же. Воины смотрят.

– Да, плевать мне кто смотрит! Пусть завидуют! Мой сын крещение боем прошёл и остался жив и цел там, где многие вои, голову сложили.

Тем не менее князь Бледный отпустил сына, и тот, чуть покачнувшись, опёрся на трость.

– Нога? Как?

– Лучше, отец. Почти не болит. Хожу уже почти без хромоты.

В тот день домой мы не поехали. Вскоре к нашему лагерю подтянулись телеге с вещами, едой и… напитками. И следующие два дня мы провели в лагере, давая раненым окрепнуть. Князь Бледный и Шуйский почти всё время проводили вместе, то о чём‑то яростно споря, то, наоборот, затихая на добрый час. Всё это происходило под бочонки пива, которых оказалось очень много.

У меня создалось впечатление, что князь Бледный просто воспользовался ситуацией, чтобы слинять из города, и по‑человечески отдохнуть в хорошей компании.

Что могу сказать… я тоже пил пиво и кушал разные вкусности. Приехавшие с князем дружинники, получив разрешение от господина, ездили на охоту и вернулись с двумя убитыми козами.

Тем не менее я не забывал про раненых, и несколько раз на дню, обходил раненых, менял повязки, проверял швы. У Гриши рана на икре наконец начала затягиваться. Краснота спала, а гной больше не выделялся.

– Аккуратно, – предупредил я, когда он попробовал встать. – Если больно – сразу ложись обратно.

– Да належался я уже. – проворчал воин. – Все пьют, песни у костра поют, а я лежу…

Вдруг рядом со мной словно из неоткуда материализовался отец Варлаам. Он был знатно выпивший. И честно – после того, что он сказал, вернее, как он это сказал, почудилось что он тоже попаданец.

– Тренироваться больше надо тебе. В бою ранен ты был, потому что пота в учёбе с клином мало проливал.

И я нет, чтобы промолчать.

– На тёмную сторону лень ведёт!

– На тёмную стор… ЧЕГО? – нахмурился он, попытавшись свести брови к носу.

– Вы про что, батюшка? – сделал я вид, будто ничего только что не говорил.

– А… наверно почудилось, – сказал он, и, перекрестившись, пошёл дальше своей дорогой.

Наконец, на третий день мы тронулись в путь. На этот раз я твёрдо решил, что ни в какую телегу не полезу. Моя пятая точка ещё помнила прошлую поездку. Я оседлал Бурана, и это было чистое блаженство, ехать верхом, чувствуя под собой мощь животного, а не тряску деревянной коробки.

Дорога до Нижнего Новгорода заняла почти два дня и прошла на удивление спокойно. Я ехал немного позади, рядом с Ратмиром и Главом, и наблюдал за двумя воеводами. Они ехали в одной телеге, и их спор не утихал.

– О чём они спорят, как думаешь? – спросил Глав у меня, кивнув на телегу.

Я усмехнулся.

– По‑моему им дай повод, – мои холопы улыбнулись, а я продолжил, – сами же видели последние дни – они всё время о чём‑то разговаривали, спорили, смеялись и снова спорили.

– Так столько пить. – произнёс Ратмир. – Это ж сколько здоровья надо иметь?

– Ну кому‑то с ним повезло, – сделал я жест головой в сторону Шуйского и Бледного, а кому‑то нет. – повернулся я назад, где везли спящего и громко храпящего отца Варлаама.

Дорога шла через лес, потом вышла на открытое поле. Май был в самом разгаре, трава зелёная, птицы поют, но после произошедшего я не мог расслабиться. Постоянно оглядывался, прислушивался к любому шороху. Арбалеты были взведены, и хоть так портилась тетива, но я лучше потрачусь на новую, чем…

И к вечеру, второго дня мы подъехали к Нижнему Новгороду. Он ничем не изменился с последнего моего визита. Мы проехали по узким улицам, мимо лавок, постоялых дворов. Люди расступались перед нашим отрядом, с любопытством глядя на телеги и раненых.

Наконец мы остановились у большого терема, как я уже знал, резиденции‑дома князя Бледного. Шуйскому выделили покои в главном тереме. И тот, не забыв про меня, попросил князя выделить и мне комнату в тереме. Бледный легко согласился. И что я могу сказать⁈ Жил я просто в царских условиях! Моих холопов поселили на воеводском дворе, окружённого частоколом, и, судя по их рассказам, о них там тоже хорошо заботились.

В Нижнем мы пробыли почти неделю.

И на второй день я случайно столкнулся во дворе с дружинниками из отряда Ратибора. Разумеется, всех их я знал, и мы тепло поздоровались, после чего перебрались в ближайший трактир, где я угостил их пивом, а заодно рассказал о своих приключениях.

– Друже, – обратился я к дружинникам. Пока мы пили я послал Ратмира и Глава за нашими трофеями. Тащиться с ними в Москву была так себе идея. Поэтому я решил воспользоваться ситуацией и прикупил телегу, к которой их подвёл, когда мы вышли из трактира. – Вот это, – я указал на кирасу, наручи и саблю убитого мной командира, – отвезите моему отцу. Скажите, от меня подарок. Остальную броню и оружие, прошу доставить на моё подворье, и передать кузнецу Доброславу. Он сам разберётся что и куда.

Дружинники с уважением посмотрели на доспех.

– Сделаем, Митрий, – кивнул старший.

– И ещё одно, – добавил я, доставая из мешка тот самый великолепный лук. – Вот это передайте тоже отцу. Только сразу скажите, что это не подарок. Вернусь, учиться буду из него стрелять.

– Ох, хорош. – сказал дружинник и я был с ним полностью согласен.

В общем мы вполне неплохо разошлись с ними. Они пообещали всё выполнить, а я пошёл обратно в терем князя Бледного.

Тем же вечером ко мне заглянул Ярослав.

– Пойдём, Дим, познакомлю тебя кое с кем.

Я, недолго думая, согласился. Он привёл меня в светлую горницу в тереме, где за вышиванием сидела молодая девушка. Когда она подняла голову, я на миг замер. На меня смотрела, вылитая Екатерина Гусева… та что сыграла жену Александра Белова из сериала «Бригада». И глаза… большие зелёные глаза, в которых можно было утонуть…

– Алёна, познакомься, это Митрий, – представил меня Ярослав. – Тот самый лекарь, что меня на ноги поставил. Митрий, это сестра моя, Алёна.

Я еле‑еле взял себя в руки и поклонился, стараясь выглядеть как можно более пристойно.

– Очень приятно, княжна. – сказал я.

Алёна вежливо кивнула, но взгляд её был холодным и оценивающим.

– Я много о тебе слышала, Митрий. Брат не перестаёт тебя нахваливать.

– Твой брат преувеличивает. Просто повезло.

И тут Ярослав, этот болван, решил блеснуть остроумием.

– Ой, сестрица, ты с ним поаккуратнее будь! – громко заявил он, хлопнув меня по плечу. – Этот Митрий в Курмыше ни одной юбки не пропускает! Настоящий сердцеед. Девки по нему сохнут, а он только знай себе ухмыляется.

Я замер, чувствуя, как краска заливает лицо. Хотелось придушить Ярослава на месте.

Алёна медленно подняла на меня свои зелёные глаза. В них промелькнуло что‑то похожее на осуждение.

– Благодарю за предупреждение, брат. Буду знать, с кем имею дело.

После этого она демонстративно вернулась к своему вышиванию, давая понять, что разговор окончен.

– Ярослав, – обратился я к другу, когда мы вышли от его сестры. – Зачем ты меня с ней познакомил, и тем более таким образом?

– Алёнка с нами в Москву едет, к жениху своему. Отец решил выдать её замуж за сына боярина Морозова. Слыхал про такого? – я кивнул. От жены Ратибора я знал, что в иерархии власти, род Морозовых идёт сразу после Шуйских. – Так что сестрица скоро важной боярыней станет.

– Это никак не объясняет момента про юбки. – сказал я.

Ярослав вдруг стал серьёзным.

– Потому что это правда Дим. И поверь, я не хотел тебя как‑то обидеть, но ты пойми – Бог не обделил тебя внешностью. А дорога дальняя, и я просто не хотел, чтобы сестра влюбилась, поэтому сразу настроил её против тебя. – Он сделал паузу. – Пойми, мы, родня Шуйским. Через несколько месяцев, мы породнимся с Морозовыми. Ты должен сам понимать, насколько сильно это укрепит позиции моей семьи.

– Мог бы и предупредить. – пробурчал я.

– Эммм, а я этого не сделал? – решил свести всё к шутке Ярослав. – Прости, больше так не буду. – вот только ехидное выражение лица говорило совсем об обратном.

Глава 8

Рим.

Ватикан.

Два месяца спустя после событий в лесу.

Папский дворец утопал в роскоши, но Софья Палеолог с рождения привыкла к ней. Мраморные полы, расписанные потолки, гобелены стоимостью в целое поместье, всё это окружало её с тех пор, как десять лет назад она, пятилетняя девочка, осиротевшая после падения Константинополя, оказалась под опекой Святого Престола.

Она сидела в небольшой приёмной, ожидая аудиенции у Его Святейшества Папы Пия II. Пальцы нервно перебирали чётки, подарок кардинала Виссариона, который был её опекуном, и единственным человеком, беспокоившимся за её жизнь. И она хотела верить, что тот в ней видит не принцессу погибшей империи или фигуру на шахматной доске, а девушку, нуждающуюся в помощи.

За эти годы она научилась скрывать волнение за холодной или наоборот раболепной маской. Но сегодня что‑то было не так, ведь Папа Пий редко вызывал её лично.

Дверь распахнулась и в проёме появился слуга в алой ливрее.

– Принцесса Софья, Его Святейшество ждёт вас.

Она поднялась, разгладила складки платья и прошла в кабинет.

Папа Пий II сидел за массивным столом из красного дерева, заваленным свитками и письмами. Ему было за пятьдесят, седые волосы обрамляли властное лицо. А во взгляде только и читалась расчётливость.

– Дочь моя, – произнёс он мягко, указывая на кресло напротив. – Садись. Нам нужно поговорить.

Софья опустилась на мягкую подушку, сложив руки на коленях.

Папа откинулся на спинку кресла, сложив пальцы домиком.

– Мы готовим тебе великую миссию и ты знаешь об этом. Ведь тебе уготовано стать той, кто принесёт истинную веру этим варварам на Востоке. Московия – это дикая земля, но с каждым годом она становится сильнее. Её правитель Иван Васильевич мечтает о величии, и мы можем помочь ему в этом. Но ему нужен человек… близкий человек, что направит его на путь истинный… – он сделал паузу, – и тогда он откроет свои земли для латинской церкви. А после, дочь моя, после мы сможем направить его воинов на то, чтобы вернуть твою родину. И Константинополь снова станет христианским.

Софья кивнула. Эти слова она слышала уже не раз. С детства её готовили к этой роли, выучила латынь, греческий, основы богословия и дипломатии. Но она прекрасно понимала, что её делали инструментом в руках церкви. И она соглашалась. Что ей оставалось? Она была никем, принцесса без страны, без дома, без будущего. Только поддержка Святого Престола давала ей хоть какую‑то значимость.

Она всегда чувствовала фальшь обещаний. Папа Пий думал только о своей выгоде, о распространении влияния Рима, о золоте и власти.

– Я готова, Ваше Святейшество, – сказала она ровным голосом. – Когда мне ехать?

Папа Пий улыбнулся.

– Скоро, дочь моя. Очень скоро. Но есть одно препятствие.

Софья подняла взгляд.

– Какое?

– Великий князь Иван Васильевич женат. На Марии Борисовне. Пока она жива, брак, к сожалению, невозможен.

Софья нахмурилась.

Она знала об этом. Знала, что её брак с Иваном Васильевичем был лишь планом, который зависел от слишком многих обстоятельств.

– Но, – продолжил Папа, и в его голосе прозвучала уверенность, – мы убеждены, что вскоре он овдовеет. Мария Борисовна… нездорова. Очень нездорова.

Софья не была наивной и понимала, что означали эти слова. Её учили читать между строк и здесь ей явно на что‑то указывали.

– Понимаю. – сказала она.

Папа Пий кивнул, словно этого ответа было достаточно.

– Иди, дочь моя, у тебя есть ещё время. Главное – помни, и не забывай, кто помогал тебе все эти годы.

– Вы, Ваше Святейшество, – после чего Софья поднялась, склонила голову в знак уважения и направилась к выходу. Но у самой двери остановилась.

– Ваше Святейшество, – обернулась она. – А что если… что если Иван Васильевич не захочет жениться на мне?

Папа Пий усмехнулся.

– Он захочет, дочь моя. Поверь мне. Мы уже работаем над этим. К тому же, не забывай – у тебя есть славные корни! Ты племянница последнего императора Византии. У тебя есть богатое приданое, достойное царицы. И у тебя есть наша поддержка. Он мудрый правитель и не откажется от такой возможности.

* * *

Софья шла по длинному коридору, как услышала, что кто‑то зовёт её по имени.

– Софья!

Она обернулась. Из боковой двери вышел кардинал Виссарион Никейский.

Виссариону было уже за семьдесят, но он держался прямо, хоть и опирался на трость.

– Виссарион, – произнесла она с облегчением.

Он подошёл ближе, внимательно посмотрел на неё.

– Ты была у Папы?

– Да.

– И что он сказал?

Софья вздохнула, оглядываясь по сторонам.

– То же, что и всегда. Что я должна быть благодарной и что моей лучшей благодарностью будет привести под лоно Святого Престола Московию. А… и для этого я должна выйти замуж за Ивана Васильевича. – недовольным тоном, но при этом очень ёмко она пересказала разговор с Папой.

Виссарион нахмурился.

– А ты я так понимаю этого не хочешь?

Софья замолчала. Хотела ли она? Она даже не знала, что значит «хотеть». Всю жизнь её учили исполнять волю других.

– Дядюшка, – так иногда обращалась Софья к самому близкому человеку, – ты же знаешь, что я не знаю. Я просто… делаю то, что от меня ждут.

Виссарион тяжело вздохнул и положил руку ей на плечо.

– Дитя моё, я знаю, что ты чувствуешь. Знаю, что тебе нелегко. Но помни – ты не обязана быть пешкой в его игре. Ты можешь выбирать свою судьбу. Даже в Московии.

– Но как? – спросила она. – Как я могу выбирать, если всё уже решено за меня?

– Ты умная, так что сообразишь, что делать. Главное не совершай ошибку, которую совершали многие великие люди.

– Какую?

– Не считай себя самой умной. Насколько я знаю, Иван Васильевич не глупый человек. И весь мой опыт говорит, что он не станет марионеткой Рима, как бы того Папа Пий не хотел.

Софья посмотрела на него удивлённо.

– Дядюшка, вы говорите что…

Виссарион не дал ей договорить.

– Я говорю как человек, который желает тебе счастья. А счастье, дитя моё, часто приходит не от послушания, а от выбора.

Через неделю, одним из вечеров Софья сидела в своих покоях, глядя в окно на огни Рима. Город жил своей жизнью – шумной, яркой, чужой. Тогда как она на чувствовала себя птицей в золотой клетке.

Вдруг в дверь постучали.

– Войдите, – обернувшись сказала она.

Дверь приоткрылась, и в комнату скользнул Виссарион. Он огляделся по сторонам, словно проверяя, одна ли она, и только потом закрыл дверь за собой.

– Дядюшка? – удивленно спросила Софья. – Что‑то случилось?

Старый кардинал приложил палец к губам. Потом коротко кивнул в сторону двери.

– Пойдём.

Софья нахмурилась, но встала и последовала за ним. Виссарион вывел её в коридор, миновал несколько поворотов, и вдруг остановился у одной из стен, отделанной тёмными деревянными панелями. Его пальцы скользнули по резьбе, и часть стены бесшумно отъехала в сторону, открывая узкий проход.

Софья замерла.

– Что это?

– Тайные ходы, – пояснил Виссарион. – Мало кто о них знает, но сегодня нам это пригодится.

Он шагнул внутрь, взял со стены небольшой масляный светильник, зажег его и жестом велел ей следовать за ни. Софья, подобрав подол платья, так и сделала, при этом заметила, как панель за её спиной закрылась.

Они шли долго, по узким коридорам, по винтовым лестницам, по проходам, и наконец‑то он остановился у очередной стены, после чего кардинал погасил светильник. Софья хотела спросить, зачем, но он снова приложил палец к губам. Потом указал на уши, и тихо‑тихо, прошептал.

– Слушай.

Из‑за стены доносились приглушённые голоса. Один принадлежал Папе Пию II, а вот второй показался незнакомым.

– … провалился план, Ваше Святейшество, – говорил незнакомец. – Люди, которых мы наняли, были разбиты. Шуйский жив и направляется в Москву.

– Это… досадно, – послышался голос Папы Пия. – Очень досадно. Захват Василия Фёдоровича был важным шагом. Без него нам будет сложнее убедить Ивана Васильевича в необходимости брака с принцессой.

– Мы найдём другой путь, Ваше Святейшество, – поспешил заверить незнакомец. – Я уже передал новые инструкции нашим людям в Московии.

– Надеюсь на это, – холодно произнёс Папа. – А что с информатором? С Альфонсо?

– Погиб, Ваше Святейшество.

Пауза.

– Как? – даже через стену Софья почувствовала напряжение исходящее от Папы.

– Обстоятельства смерти неясны, но, по слухам, он поссорился с каким‑то юнцом, неблагородного происхождения. Вроде Митриусом его зовут.

– Жаль, Альфонсо был полезен, – произнёс Папа Пий после короткого молчания. – но не незаменим. Найдите нового информатора.

Софья услышала звук открывающейся двери, шаги, потом дверь снова закрылась. Она так и не узнала чем закончился этот разговор.

– Твой отъезд откладывается, – сказал Виссарион. Он сделал паузу. – Я показал тебе этот проход непросто так. Бог вскоре призовёт меня к себе, и ты сама должна будешь позаботиться о себе.

– Дядюшка, я…

– Помолчи, Софья, и запоминай мой последний урок. Вовремя полученная информация может тебе помочь в самый трудный час. Используй эти проходы, чтобы знать что происходит в Ватикане. И тогда у тебя будет шанс повлиять на свою судьбу.

– О чём ты дядюшка?

– Ты сама всё поймёшь, – сказал он и, тяжело вздохнув, добавил. – А теперь идём назад.

Нижний Новгород.

На пятый день в Нижнем Шуйский подозвал меня к себе…

– Митрий, – сказал он, улыбаясь той самой улыбкой, от которой становилось не по себе.

Я подошёл к нему и остановился в паре шагов.

– Слушаю, господин князь.

Он отпил медовухи, поставил чарку на стол, посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом.

– Знаешь, вот смотрю я на Ярослава, как он ходит со своей тростью, и думаю – вещь‑то какая удобная. И красивая, а главное нужная! – Он постучал пальцем по столу. – А мне вот тоже сейчас палка бы не помешала. Ты как думаешь?

Я прекрасно понял, к чему он клонит. И у меня даже мысли не было отказывать.

– Я смогу сделать такую же, господин князь, – ответил я. – Как только из Москвы вернусь в Курмыш, сразу приступлю.

Шуйский широко улыбнулся.

– Вот и славно! Знал я, что ты парень толковый. – Он хлопнул себя по здоровой ноге. – Только ты не думай, что даром прошу. За работу я конечно же заплачу.

А тем же вечером князь Бледный устроил пир в честь того, что его дочь уезжает в Москву, где через несколько месяцев выйдет замуж за сына боярина Морозова.

Князь Бледный собрал всех именитых людей Нижнего: бояр, купцов, воевод. Терем его был огромен, зал для пиров был уставлен длинными столами, со всевозможными яствами. Запах жареного мяса, мёда, пряностей… гул голосов, смех, звон чарок.

«И я там был… мед пиво пил…» на самом дальнем конце стола, вместе с неизвестными мне людьми, которые почти не обращали на меня внимания. В принципе как и я на них.

Шуйский сидел за главным столом, рядом с князем Бледным, Ярославом и родичами князей Бледных.

– Эх, Андрей! – громко сказал он, хлопнув князя Бледного по плечу. – Видал бы ты, как этот парень в бою себя показал!

Князь Бледный поднял бровь.

– Кто?

– Митрий! – Шуйский указал на меня рукой с чаркой. – Вон тот, что там сидит!

Все взгляды обратились в мою сторону. Я напрягся, но постарался не подать виду.

– И что он такого сделал? – усмехнулся один из бояр.

– Он не меньше десятка новгородских дружинников зарубил! Я сам видел!

– Да ладно, Василий Фёдорович. Не приукрашивай. – сказал уже кто‑то другой Шуйскому

– Ей‑богу! – стукнул кулаком по столу Шуйский. – Спроси у Ярослава! Спроси у отца Варлаама! Спроси у кого хочешь! Он рубил их, как капусту!

Боярин посмотрел на Ярослава и тот кивнул.

– Правда. Я сам видел.

Бояре переглянулись, но видно было, что они не очень‑то верят. Не выглядел я способным на это

Шуйский, видя их недоверие, рассмеялся ещё громче.

– Не верите? Ну и ладно! – и продолжил дальше пить.

Час прошёл в пиршестве и пьянстве. Я старался держаться в тени, и… просто больше кушать, как и не привлекать внимания. Помещение было плохо проветриваемым, и в какой‑то момент я решил выйти на свежий воздух. Прошёлся вдоль стены, размял ноги. Рука ещё побаливала, но уже терпимо. А синяк на груди почти сошёл.

Вдруг кто‑то врезался в меня сбоку. Да так сильно, что я пошатнулся, едва удержал равновесие.

– Смотри куда прёшь! – крикнул грубый голос с сильным акцентом.

Передо мной стоял мужчина лет тридцати, в странной одежде – короткий камзол, узкие штаны, сапоги с загнутыми носами. Волосы чёрные, зачёсаны назад, лицо смуглое, борода аккуратно подстрижена.

Весь его вид кричал, что он иностранец.

– Я жду извинений! – также с акцентом сказал он

– Это ты на меня налетел.

Он сузил глаза.

– Ты мне перечишь, собака? – и резко замахнулся кулаком.

Я увернулся, шагнув влево и кулак прошёл мимо. Иностранец полетел вперёд, явно рассчитывая на то, что ударит меня, но, встретив пустоту провалился и его хозяин стал заваливаться вперед. Я лишь слегка подтолкнул его… так… не сильно, но достаточно, чтобы он рухнул на землю, оттопырив зад кверху.

В тот момент я еле сдержался, чтобы не пнуть его ногой. Наверное, пиво в голову ударило. Тем не менее я вовремя вспомнил, что понятия не имею, кто он такой. И такое оскорбление мне может ох как аукнуться.