Текст книги "Рассвет русского царства. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ник Тарасов

Соавторы: Тимофей Грехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 49 страниц)

А я ждал. Ждал, когда наконец прибудут остальные дружинники, обещанные Ярославом. Сорок человек – это немалая сила. С ними можно было бы всерьёз укрепить оборону, распределить обязанности, начать формировать настоящую боевую единицу. Но пока их не было приходилось довольствоваться тем, что есть.

Дни проходили в привычной суете. Утром обход хозяйства, проверка работ. К обеду обычно появлялись больные. То кто‑то палец топором отхватит, то баба с жалобами на живот, то ребёнок с лихорадкой. Я принимал всех в своей светлице, которую наполовину превратил в лазарет. Когда не было больных шёл в кузницу или брал саблю и тренировался со своими холопами.

На мои тренировки обычно приходили многие желающие. И без ложной скромности скажу, что я делал успехи. Моим холопам уже втроём не всегда удавалось меня одолеть. Постоянные тренировки – отжимания, пресс, подтягивание, прыжки со скакалкой (пеньковой верёвкой), обливание холодной водой, питание, – я постоянно занимался развитием. С Григорием я тоже упражнялся во владении саблей. При этом всегда надевали броню и в руки брали затупленное оружие. Вот там‑то я выкладывался на полную, не знаю, что ел в детстве Григорий, но он был очень быстрый. Конечно, я тоже не лыком шит, и приходилось и ему славливать от меня удар. Но Григорий пока был выше меня, хотя я чувствовал, что подбираюсь к нему.

Кстати, Григорий уже начал тренировать Севу, сына Глафиры. Мальчику недавно исполнилось девять лет, и хоть он старался, но однажды, когда я спросил у Григория, как у Севы успехи, он усмехнулся.

– Кровь не водица. Вот ты в меня пошёл. А он… – махнул он рукой. Я не сразу понял, что Григорий меня похвалил. А когда понял, даже приятно как‑то стало. Что же до Севы, то отец гонял его с утра до вечера и прекращать с ним заниматься не планировал.

Но что меня больше всего удивило, так то, что Григорий поддался уговорам Ивы (дочь Глафиры от первого брака), и отвёл её к Семёну… ВДУМАЙТЕСЬ! Учиться стрелять из лука!

Девочке было семь лет! Самый возврат для постижения этой науки, но дело‑то не в этом! А в том, что для этого времени место женщины в доме! К отцу приходил по этому поводу разговаривать отец Варлаам, но ушёл ни с чем. Если слухи не врали, Григорий выслушал Варлаама, а когда тот замолчал, позвал Иву и, обойдя священника, пошёл с ней к Семёну. И что примечательно, Варлаам утёрся!

В общем, как я уже говорил, жизнь текла своим чередом. И когда я был в кузне, отбивал очередной кусок железа, прибежал Ратмир.

– Господин! – он был взволнован. – Там в бараках…

Я отложил молот, вытер руки о фартук.

– Что там?

– Люди заболели. Живот крутит, извини за подробности, но срут они, не переставая и тошнит многих. Уже человек десять слегли.

Я выругался сквозь зубы. Судя по всему, это была дизентерия. В скученных условиях, при плохой гигиене, она распространяется как огонь по сухой траве. И крайне опасна по этим временам.

– Где именно? – спросил я.

– В дальнем бараке, где несемейных разместили.

Барак встретил меня запахом, от которого хотелось зажать нос и бежать прочь. Смесь пота, немытых тел, испражнений и рвоты.

На нарах лежали мужики: кто‑то стонал, кто‑то молча смотрел в потолок. Несколько человек сидели, обхватив себя руками, явно страдая от спазмов.

– Кто первый заболел? – спросил я у стоявшего рядом здорового мужика.

– Да вот, Савка, – он указал на парня лет двадцати, свернувшегося калачиком на нарах. – Вчера вечером началось. Потом Гришка, потом ещё трое…

Я подошёл к Савке и присел рядом.

– Как себя чувствуешь?

– Плохо, господин, – прохрипел он. – Живот режет, как ножом. И всё из меня льётся…

Я осмотрел его, кожа сухая, губы потрескались, глаза запали. Обезвоживание. Вот только началось это с ним не вчера, по всем признакам он уже несколько дней болеет. Но сейчас это было непринципиально.

– Воду пил? – спросил я.

– Пил, но она назад выходит с кровью…

Я кивнул. Да, всё сходится. Это была дизентерия, бактериальная инфекция, передающаяся через грязные руки, воду, еду. В таких условиях – идеальная среда для распространения.

Я поднялся, обратился ко всем в бараке.

– Слушайте меня! – голос прозвучал резко, все замолчали. – У вас мыт (дизентерия). Это болезнь, которая передаётся через грязь. Если не примем меры, умрёте все. Поэтому делаем так. – Я начал отдавать указания, повернувшись к Ратмиру. – Первое: больных переселяем в другое помещение. Эту часть барка отделить перегородкой. Больные – отдельно, здоровые – отдельно. Второе: воду кипятить! Всю, до последней капли! Пить только кипячёную. Сырую – ни в коем случае.

– Но зачем? – не понял кто‑то из мужиков.

– Затем, что в сырой воде живут твари, которые вас убивают, – отрезал я. – Кипяток их убивает. Не хочешь умереть – кипяти.

– Третье: руки мыть часто и с щёлоком! Особенно перед едой, а также после еды, после того как в туалет сходил. Всегда. Щёлок я велю принести, так что всё в ваших руках.

Мужики переглянулись. Для них это было странно – руки мыть так часто. Но я не собирался объяснять им про бактерии и микробы. Просто дал чёткие указания.

– Четвёртое: еда. Никакой сырой еды. Всё варить, жарить, кипятить. Хлеб – свежий, не чёрствый. Мясо – хорошо прожаренное.

Я обвёл их взглядом.

– И пятое: сейчас сюда начнут носить воду и тряпки! Все и всё будете тут отмывать! Одежду, вещи на которых спите, всё прокипятить и простирать! Дрова вам тоже принесут. Сами можете выходить не дальше десяти метров от барака. И если я узнаю, что кто‑то к кому‑то в гости в селение хаживал, пеняйте на себя. Выгоню из Курмыша! – чуть повысил голос я.

Я вышел из барака жадно вдохнул морозный воздух. Голова немного прояснилась. Дизентерия – штука неприятная, но при правильном подходе справиться можно. Главное – гигиена и восполнение жидкости.

Вернулся домой и приказал холопам скупить как можно больше моркови.

– А чего морковь‑то делает, господин? – спросил Глав. – Зачем она?

Я почесал затылок, думая как объяснить ему, не вдаваясь в дебри медицины?

– Морковь… она живот успокаивает. В ней есть то, что помогает кишкам правильно работать. Когда понос, кишки воспалённые, а морковь их лечит. Вот и всё.

Конечно, это было упрощённо до безобразия, но другого способа объяснить я не видел. На самом деле морковный суп Морро, это давно известное средство при диарее. Пектин в моркови абсорбирует токсины, а сам суп восполняет потерю жидкости и солей. Но им это было не нужно знать.

Потом под моим пристальным контролем началась готовка супа. Мужикам, жившим в бараке, я не доверял. Потому как помнил одну хорошую поговорку, а именно: хочешь сделать хорошо, сделай это сам.

Через пять часов суп унесли в нескольких больших кастрюлях в барак. Сам я не пошёл, доверив Ратмиру раздачу порций. А когда он вернулся, спросил.

– Навели порядок?

По тяжелому вздоху я понял, что мои указания саботируют. И у меня заиграли желваки. Дизентерия не была шуткой и, если она разнесётся по Курмышу, быть беде!

– Поднимай дружину, – приказал я.

– Господин, может, ну его? – спросил Ратмир. – Темнеет, люди отдыхать…

В чём‑то Ратмир был прав. Ничего за одну ночь не произойдёт. Но тут был другой момент. Мой приказ проигнорировали… даже не так… пришлые люди, по сути ничего полезного не сделавшие и кроме опустошения моих запасов ничем не занимавшиеся, посмели игнорировать меня. Это меня не просто рассердило, я был в бешенстве.

– Поднимай дружину! Будем заниматься воспитательными работами!

Глава 3

Наверняка люди из будущего осудили бы мои действия, назвав чрезмерно жестокими. Но их ошибкой будет упускать из вида, что менталитет у людей в это время другой.

Подняв дружину, я приказал вышвырнуть всех людей на улицу в том, в чём они находились в бараке. После чего прошёл внутрь, чтобы самому убедиться в том насколько сильно мой приказ был проигнорирован.

И вонь, стоявшая в нём, говорила сама за себя. Было немного убрано с пола, и больше я никаких изменений не заметил. И это при том, что чаны с водой были принесены к бараку, как и дрова для растопки.

– Ну, я хотел по‑хорошему, – пробормотал я. Настроение было на нуле, но опасность распространения инфекции, что могла легко превратиться в эпидемию, была велика.

– Григорий Осипович, – позвал я к себе отца. Он молча подошёл ко мне, и слегка кивнул. – По десять плетей каждому! После этого пусть выносят свои вещи и строятся перед бараком.

Григорий серьёзно посмотрел на меня, но ничего не сказал против, пошёл отдавать приказ.

Когда из толпы вывели крепкого мужика и, привязав к забору, начали хлестать, правда через одежду, так чтобы было больно, но при этом не калечить крестьян, у остальных мужиков появилось осознание. Вот тут‑то они завыли, моля о прощении и обещая выполнить всё, что я наказывал.

– С первого раза надо было всё делать, – ответил я. В этот момент первого мужика отвязали и из толпы начали вытаскивать упирающихся следующих троих. Кстати, зря они упираться начали, дружинники были не в восторге от того, чем им приходилось заниматься на ночь глядя, и в итоге получили кулаком в живот в дополнение к тому, что им полагалось ещё по десять плетей.

– Мы… я… всё понял, господин. Пожалуйста не надо меня бить! – выкрикнул парень чуть постарше меня.

Я проигнорировал его.

Примерно через двадцать минут, когда те, кто уже прочувствовал спиной, как поступать нехорошо, я приказал разводить костры и кипятить воду. Ещё через двадцать минут, они вошли в барак и начали уборку, выкидывая все вещи и одежду на улицу.

– Господин, – обратился ко мне Ратмир, показывая на приближающего к нам Варлаама. Недолго думая, я сам пошёл к нему на встречу.

– Дмитрий Григорьевич, могу я узнать, что происходит? Почему весь Курмыш кричит о том, что ты на людей рать поднял? – Он посмотрел мне за спину, где как раз кнутом охаживали следующую тройку. – Людей бьёшь и…

– Варлаам, – перебил я дьякона. Настроения что‑то объяснять, доказывать не было абсолютно никакого. – Вот скажи, ты серьёзно думаешь, что мне заняться больше нечем, кроме как людей бить? Или думаешь я это всё устроил ради потехи?

– Нет, но… – Варлаам не ожидал, что я переверну разговор так, что ему придётся оправдываться.

– Тогда зачем ты лезешь с упрёками, если знаешь, что я не такой?

Варлаам серьёзно посмотрел на меня, после чего тяжело вздохнул.

– Расскажи, что происходит.

Немного подумав, я решил зайти в барак с дьяконом, чтобы он увидел в какое состояние переселенцы привели своё жилище. И дьякон не простоял там и минуты, вышел на улицу, закрывая рот и нос рукавом рясы. После чего я ему рассказал про болезнь, о том, что знаю, как им помочь. Как объяснил жильцам барака, что нужно делать, и предоставил все условия для реализации требований, и в завершение, как на меня был положен болт.

Варлаам слушал внимательно, бросая сердитые взгляды в сторону барака, где во всю шла уборка. Стопка вещей росла и мне уже было очевидно, что за один день её не перестирать. Но полумер быть не должно и, пока я разговаривал с дьяконом, понял, что придётся ввести в бараках график дежурств. Чтобы по двое‑трое человек убирались внутри. Будут игнорировать – будут биты. Грязнуль, не желающих следить за личной чистотой, тоже ждало наказание у позорного столба, который придётся поставить рядом с бараком.

Я был решительно настроен закрыть вопрос со срунами, как можно быстрее.

Варлаам не стал спорить, но попросил рассказать, зачем я кормил мужиков морковным супом, на что я без конкретики объяснил, что это лекарство, которым можно ускорить выздоровление. После чего дьякон решил, что на этом его миссия закончилась, и пошёл обратно.

Я тоже не стал задерживаться и приказал… ну, как приказал, попросил Григория оставить контролировать процесс уборки пятерых дружинников, отпустил остальных и пошёл спать. При этом очень громко сказал, так, чтобы меня слышали все жители бараков, что, если завтра мне не понравится порядок, история повторится.

– Отец, а ты чего домой не идёшь? – спросил я.

– Эм… – он посмотрел на дружинников, которые пока никуда уходить не спешили. – Дим, ты иди, мы пока тут с мужиками потолкуем. А то они не прониклись твоими словами.

– Только без увечий, – сказал я, поняв, что воины были совсем не рады заниматься тем, чем я их заставил. И чтобы история утром не повторилась, они решили объяснить всё более доступным языком.

Утром после разминки и завтрака я направился в барак. Внутри стояла тишина. Все спали после бессонной ночи, но главное внутри стало возможно находиться.

Тем не менее сделанного мне показалось мало. Надо было донести до всех остальных жителей Курмыша, что такое гигиена и почему она важна. Иначе болезнь распространится дальше.

Поэтому, дождавшись выходной службы, когда на площади собрались почти все жители Курмыша, я встал на заранее приготовленный помост.

– Слушайте меня, православные! – начал я громко. – Знаю, многие из вас слышали, что в дальнем бараке люди болеют. Это правда. Болезнь называется утроба кровавая. Она опасная, но победить её можно. Для этого надо соблюдать правила.

Я сделал паузу, давая словам дойти.

– Первое правило: чистота. Руки мыть нужно всегда, особенно перед едой, после еды, после того как справили нужду. Мыть с щёлоком, тереть хорошо…

Люди переглянулись. Кто‑то кивнул, кто‑то нахмурился. А я продолжал рассказывать про воду кипяченную, про уборку в домах, про гнус, про отхожие места и что лучше всего присыпать эти ямы золой, особенно летом… и всё в таком духе.

Под конец я посмотрел на Варлаама. Мы заранее договорились о том, что он поддержит меня.

– Бог всё видит. И только вам решать, кто пойдёт в царствие небесное в каком виде. Помыслы и вера ваши, несомненно, важны, а чистота духа не будет таковой, если ваше тело смердит.

Варлаам ещё что‑то говорил, но суть сводилась к одному. Мойтесь, следите за чистотой и всё у вас будет хорошо.

Тем не менее, с дизентерией борьба шла нешуточная. Тот парень, что заболел самым первым, умер. Морковный суп ему уже не смог помочь, дубовая кора тоже. В итоге, на третий день после уборки он умер.

Всех больных я приказал переселить. Перегородка перегородкой, но нужно было отделить больных от здоровых. Я каждый день обходил больных, проверял их состояние. Морковный суп варили котлами, кормили им всех, у кого был понос. Кору дуба давали строго по расписанию. Воду кипятили, руки мыли.

Пришлось подключать холопок для стирки одежды. На пятый день умерло сразу двое. Так ещё появились больные среди местных жителей. Путём несложных оперативно‑розыскных мероприятий было установлено, что один из серунов нарушил мой приказ и бегал в дом к знакомому попить браги.

Как итог оба получили от дружинников по десять ударов кнутом, причём в этот раз я никого не жалел, и велел хлестать по голой спине. Причём делали это на площади перед всем народом.

Честно, я боялся, что инфекция вырвется из‑под контроля. И возможно она бы уже распространилась по всему Курмышу, если бы не зима. Как не крути, а мороз убивает бактерии. Так ещё и люди меньше пересекаются друг с другом.

Через неделю, как я поднял ночью дружину, первые больные начали поправляться. Поносы прекратились, температура спала, а силы стали возвращаться.

К концу месяца эпидемия была полностью погашена. Итог: трое погибших. В бараках введена строгая дисциплина. Чуть что, так сразу к столбу привязывали и наказывали.

Люди, вроде бы, начали привыкать кипятить воду, мыть руки и следить за чистотой. Кто‑то ворчал, что это лишние хлопоты, но большинство поняло – лучше потратить время на мытьё, чем лежать с поносом и молить Бога о смерти.

Когда я понял, что болезнь взята под контроль, решил поправить свои финансовые дела, выковав несколько клинков из дамасской стали на продажу.

И только я закончил травление клинка и любовался узором стали, как дверь кузни распахнулась с таким грохотом, что я чуть не выронил саблю.

Олена влетела внутрь, как ошпаренная. Волосы растрепаны, щёки горят. Она до сих пор была первой красавицей Курмыша. Вот только никого к себе не подпускала и всех женихов гнала. Несмотря на тонкую фигуру, силу она унаследовала от Артёма. По крайней мере такие слухи ходили, а на своей шее проверять я не собирался.

Что же до её родителей, то те и рады бы выдать дочку замуж, вот только любили они её очень. И достойных мужей тоже не видели. Об этом я узнал через Григория, который до сих пор хорошо общался с кузнецом.

– Эммм… – запнулась она. Мы не общались с тех пор, как она пришла предъявлять мне за связь с Милой. И фактически мы, если виделись, то только урывками. – Дмитрий Григорьевич! Отец… лежит, встать не может! Кузня горит его вытащили, но он очень плох!

Я отбросил саблю на верстак.

– Огонь потушили?

– Нет… тушат, соседи помогают, а я сразу к тебе… Мама с отцом и…

Я уже бежал к двери.

– Ратмир! Воислав! Глав! – заорал я во весь голос. – Пожар! В кузне Артёма, всех поднимай!

Холопы выскочили откуда‑то сбоку, Григорий показался из барака, где жили дружинники, и услышав, что в Курмыше начался пожар, тут же стал поднимать воинов.

– «Что за напасть? – подумал я. – Сначала дизентерия, сейчас пожар…»

Курмыш вскинулся разом – при слове «пожар» никто не мешкал. В деревянном остроге огонь был страшнее татар.

Я выскочил на улицу и увидел дым. Он валил из окон кузни. Огня ещё не было видно снаружи, но внутри уже полыхало – сквозь дверной проём плясали языки пламени. Народ уже сбегался. Мужики с вёдрами, бабы с детьми на руках, подальше от опасности. Варя, жена Артёма, стояла у порога соседней избы, заламывая руки.

– Где Артём? – крикнул я ей.

– Там! Внутри! Он не может выйти!

Я замер на секунду. Внутри? В горящей кузне?

– Ты что несёшь⁈ Олена сказала все живы!

– Он в доме! – Варя ткнула пальцем в сторону избы рядом с кузней. – Я его волоком затащила.

Я выдохнул с облегчением.

Глав организовал цепочку людей, и те передавали вёдра от колодца к кузне.

Я подбежал к кузне, оценивая ситуацию. Огонь бушевал внутри, но пока не перекинулся на стены. Крыша начала дымить – значит, балки уже тлели. Минут десять, и всё рухнет.

– Лить на стены! – заорал я. – Не давайте огню выйти наружу!

Мужики закивали, заработали вёдрами. Вода шипела, превращаясь в пар, но огонь не унимался.

Я развернулся, побежал к дому. Ворвался внутрь, где на широкой лавке лежал Артём, лицо перекошено от боли.

– Дмитрий… – прохрипел он. – Кузня… моя кузня…

– К чёрту кузню, – отрезал я. – Ты как?

– Спина… не могу пошевелиться. Работал, бил молотом, а в какой‑то момент в глазах всё закружилось и ноги подогнулись.

Я быстро осмотрел его. Попросил пошевелить пальцами ног, тот пошевелил, но с трудом. Потом надавил на поясницу и Артём взвыл.

– Аээммм…

– Надорвался, – сказал я. А про себя добавил.

«Мышцы спазмом свело, может, нерв защемило».

– Что делал перед этим? – спросил я.

– Балку… балку перетаскивал. Тяжёлая была, дубовая. Вроде поднял нормально, а потом… и всё, рухнул.

Я кивнул. Классика. Поясничный радикулит или протрузия диска. В любом случае, сейчас главное, снять спазм и обеспечить покой.

– Слушай меня, – твёрдо сказал я. – Сейчас тебя перенесём ко мне, в терем. Положим на жёсткую поверхность, дадим тепло. Будешь лежать, не дёргаться. Понял?

– Но кузня…

– Кузню тушат! Тем более, что ты сейчас можешь сделать? Правильно, ничего! В общем, если не полежишь, останешься калекой! Жена и дочь по миру пойдут. Этого хочешь?

Артём сжал зубы, и отвернулся от меня.

– Ишь, обидчивый какой, – сказал я, и вышел. Огонь начал затихать, мужики заливали его исправно, и крыша кузни, хоть и обуглилась, но ещё держалась. Вовремя успели потушить. Не среагируй мы так быстро, быть беде.

Взглядом я нашел Ратмира и Воислава, крикнул их.

– Берите возок* (крытые сани со спинкой), запрягайте лошадь и едьте сюда.

Оба кивнули и побежали в сторону терема, а через двадцать минут мы перенесли Артёма и положили его в телегу.

В этот момент к нам подошёл Григорий, утирая сажу с лица.

– Вовремя успели. Главное, чтобы ветра не было.

Я кивнул, глянул на небо. Тучи низкие, но ветра действительно не было.

– Отец, проследи, чтобы до конца потушили. И пусть дежурные остаются, на случай, если угли разгорятся.

– Понял.

– Поехали, – скомандовал я.

Потом его внесли в терем и уложили на широкую койку в светлице. Я приказал положить камни на печь, чтобы те нагрелись, после чего обратился к Варе.

– Нужен жир. Медвежий, если есть. Или барсучий. Будем растирать спину. Если у вас такого нет, то сходи к Добрыне. Маловероятно, что у охотников этого добра не будет.

Она кивнула, побежала за жиром.

Я сел рядом с Артёмом, посмотрел ему в глаза. Отношения у нас были подпорчены из‑за Олены. Девчонка нафантазировала себе невесть что, а крайний остался я. Потом я свою кузницу построил, и забрал часть заказов у Артёма. И как‑то так вышло, что мы окончательно прекратили общаться.

Тем не менее я помнил добро, оказанное Артёмом. Он обучал меня кузнечному ремеслу, подкармливал, помогал с продажей рыбы, созданием первого арбалета и болтов и многое, многое другое. Так что за мной был должок, и не малый.

– Теперь слушай. Ты будешь лежать минимум три дня. Не вставать, не дёргаться. Только на бок переворачиваться, если совсем невмоготу. Понял?

– Да… – прохрипел он. – Только… кузня…

– Кузня сгорела, – сказал я прямо. – Не до конца, но работать там нельзя. Придётся строить новую.

Артём закрыл глаза, по щекам покатились слёзы. Я понимал его, кузня была делом всей его жизни. Потерять её было, как потерять руку.

– Послушай, – я положил ладонь ему на плечо. – Я помогу. Отстроим новую кузницу. Лучше прежней.

Он открыл глаза, посмотрел на меня недоверчиво.

– Зачем тебе это? Мы же… – не стал он озвучивать очевидные вещи.

Я усмехнулся.

– Я в долгу перед тобой. Да и, если честно, наша ссора зашла слишком далеко. Пора кончать с ней. Ладно я и Олена – детьми были, но ты‑то человек взрослый. Уже бы давно помириться нам и вместе что‑то подумать, как работу наладить, чтобы тебе и мне прибыль была.

– Твоя правда, – нехотя сказал Артём. – Просто, обидно было. Ты ж мне, как сын был. Я уже думал, что к этому времени внуков нянчить буду, а ты…

– С Оленой я по чести поступил. Ни словом, ни делом не обидел. Что не по сердцу она мне, то вины моей тут нет.

Разумеется, я врал. Не в плане чувств, а в причинах моего поступка. Сейчас, когда я стал дворянином, брак это серьёзный рычаг укрепиться в этом мире ещё прочнее.

– Ладно, – произнёс Артём. – Сами разберётесь.

По мне, так и разбираться нечего было, но я промолчал.

– Вот и ладненько. А когда встанешь на ноги, поговорим о делах. Уже скоро я большое дело намечаю. Так что заказ у меня будет к тебе.

– Какой заказ?

– Скоро узнаешь. Сейчас главное вылечиться.

Вскоре Варя вернулась с горшком жира. И я начал показывать жене кузнеца, как правильно растирать поясницу. Втирал жир осторожно, чувствуя напряжённые мышцы под ладонями. Артём стонал, но не сопротивлялся.

– Будет больно пару дней, – предупредил я. – Но потом полегчает. Главное, покой и тепло.

Потом я вместе с Варей укутал Артёма тёплой овчиной, подложил под спину нагретые на печки камни, отошёл на пару шагов.

– Я могу холопок попросить за тобой ухаживать, или пусть жена приходит. Мне без разницы, решай сам.

– Я сама, – тут же сказала женщина. – Буду приходить утром, а вече…

– Кровать большая, можешь здесь с мужем спать.

– А Олена? – тут же спросил Артём.

И как я не соскучился по женской ласке, но эта девица у меня в голове значилась, как табу.

– Пусть у родни поживёт, – ответил я, после чего вышел из комнаты.

Я вышел из светлицы и столкнулся с Оленой.

– Как отец? – спросила она.

– Поправится, – успокоил я. – Просто надорвался… полежит, отдохнёт и всё пройдёт. Но работать ему нельзя будет, как минимум четыре седмицы.

Она посмотрела на меня благодарно, и вдруг шагнула ближе, обняла меня. Я замер, не зная, что делать.

– Олена, отпусти. Что скажут люди, если увидят нас?

– А пускай и увидят! – произнесла она.

– Нет. Отпусти, – строго сказал я. – Иди к матери, помоги ей. А ко мне не лезь. Поняла?

Девушка отстранилась от меня, и в её глазах я увидел слёзы. Но я понимал, иначе с ней нельзя.