Текст книги "Рассвет русского царства. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ник Тарасов

Соавторы: Тимофей Грехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 49 страниц)

Глава 8

На следующий день я собрал Григория, Ратмира, Воислава и Глава. Мы сидели в моём кабинете, и я объяснял им план.

– Значит, так, – начал я. – Будем строить церковь. Каменную. Варлаам настоял, и я согласился. Но строить будем не просто так, а с умом.

Григорий нахмурился.

– Дим, ты же понимаешь, что это займёт кучу времени и денег?

– Понимаю, – кивнул я. – Но это хорошая возможность научиться делать кирпичи, и кое‑что ещё.

– Кое‑что ещё? – переспросил Ратмир.

– Да. Будем делать бетон.

– Бетон? – переспросил Воислав. – Что это?

– Это такой раствор, – объяснил я, – который делается из извести, песка, глины и щебня. Когда он застывает, становится крепким, как камень. Римляне использовали его для строительства акведуков, дорог, зданий. Некоторые из них стоят до сих пор, хотя прошло больше тысячи лет.

Глав присвистнул.

– Тысяча лет? Это же…

– Это значит, что церковь, построенная на таком растворе, простоит века, – перебил я. – И Варлаам будет доволен. А я получу опыт, который потом использую для других построек.

Григорий задумчиво постукивал пальцами по столу.

– Ладно. А что нужно для этого… бетона?

Я достал листок бумаги, на котором заранее набросал список.

– Во‑первых, известняк. Его надо обжечь, чтобы получить известь. Месторождение у нас есть, вверх по Суре. Во‑вторых, глина и песок. Их тоже полно. В‑третьих, щебень. Его можно наколоть из того же известняка.

– Обжигать известняк? – переспросил Ратмир. – Где? В кузне?

Я покачал головой.

– Нет, в кузне не получится. Вернее, кузня нужна нам для другого. Для кирпичей нам будет проще смастерить другую печь… большую, с высокой температурой. Я назову её печью для обжига.

– Ещё одна печь, – пробормотал Григорий. – Сын, ты собираешься превратить Курмыш в одну большую кузницу?

Я усмехнулся.

– Не совсем, но печи мне действительно нужны. И эта печь пригодится не только для извести, но и для обжига кирпичей. А кирпичи мне понадобятся для строительства другой печи, благодаря которой мы сможем получать доброе железо.

Глав задумчиво посмотрел на меня.

– Господин, а зачем тебе печь? Ты же уже производишь железо в кузне, – указал он взглядом на мою саблю из дамасской стали.

Я вздохнул.

– Видишь ли, Глав, кузня хороша для мелких изделий. Сабли, ножи, инструменты. Но если мне нужно много железа – для строительства, оружия, инструментов, – кузня не справится. Новая печь, о которой я уже не первую ночь думаю и рисую, как её лучше сложить, – достал я листы бумаги из стола, чтобы придать своим словам веса, – позволит производить железо в больших количествах и лучшего качества.

– А церковь тут при чём? – спросил Воислав.

– При том, что я обкатаю на ней технологию обжига, – объяснил я. – Сначала построю печь для извести и кирпичей. Научусь обжигать правильно, подберу температуру. А потом, когда буду строить доменную печь, уже буду знать, как делать огнеупорный кирпич.

Ратмир усмехнулся.

– Что от нас требуется?

– Требуется вот что, – сказал я. – Ратмир, ты организуешь добычу известняка. Возьми человек десять из крестьян, поедешь на месторождение, будешь ломать камень и возить сюда. Воислав, ты займёшься глиной и песком. Тоже возьмёшь людей, найдёшь хорошие залежи, будешь добывать. Глав, ты мне нужен для организации строительства печи. Будешь помогать Доброславу.

Все трое кивнули.

– А я? – спросил Григорий.

– Ты, отец, будешь следить за дружиной. Тренировки никто не отменял. И разъезды продолжаются. Татары могут появиться в любой момент.

Григорий кивнул.

– Понял. Тогда начинаем?

– Начинаем, – согласился я.

Работа закипела на следующий же день. Ратмир с десятком крестьян уехал на месторождение известняка. Воислав организовал бригаду для добычи глины и песка. Глав с Доброславом начали проектировать печь для обжига.

Я сам ездил на месторождения, смотрел, как идут дела. Известняк ломали подготовленными Доброславом зимой кирками и ломами. После чего грузили на телеги и везли в Курмыш. Работа была тяжёлая, грязная, но люди не роптали. Они знали, что это нужно для строительства церкви.

Глину копали у реки, где были хорошие залежи. Песок брали там же, просеивали, чтобы убрать камни и мусор. Всё складировали рядом с будущей стройкой.

Печь для обжига я решил строить рядом, за крепостью, там, где позже будет неподалёку строиться водяное колесо. Которое, к слову, я планировал строить сразу же после церкви… или в процессе строительства церкви. Я пока ещё не решил.

Печь, по моим прикидкам, должна быть примерно три метра в высоту, с толстыми стенами из кирпича и камня. Внутри топка, куда загружаются дрова, и камера, куда кладется известняк или кирпичи для обжига.

Доброслав сначала скептически отнёсся к моей затее. Хотя скорее всего он просто ленился.

– Дмитрий, ты уверен, что это сработает? Я никогда таких печей не строил.

– Сработает, – заверил я. – Просто делай, как я говорю. Стенки должны быть толстыми, чтобы держали жар. Топка – внизу, камера – сверху. Дым выходит через отверстие в крыше.

Мы строили печь почти три недели. Укладывали кирпич за кирпичом, замешивали раствор из глины и песка, проверяли, чтобы стенки были ровными. И когда закончили, печь выглядела внушительно.

– Ну что, пробуем? – спросил Доброслав.

– Пробуем, – ответил я.

Мы загрузили в камеру несколько кусков известняка, разожгли топку. Дрова горели ярко, жар поднимался вверх. Я следил за температурой, насколько мог, ориентируясь по цвету пламени.

Известняк нужно было обжигать при температуре около тысячи градусов. Если меньше – не обожжётся, если больше – превратится в негодную массу. Я помнил из прошлой жизни, что при правильной температуре известняк начинает светиться красным, потом оранжевым.

Через несколько часов я заглянул в камеру. Куски известняка светились ярко‑оранжевым.

– Ещё час, – сказал я Доброславу. – Потом гасим огонь и даём остыть.

Через час мы потушили топку, открыли камеру. Известняк внутри был раскалённым, но уже не светился. Я подождал, пока он остынет, потом вытащил один кусок, осмотрел.

Известь получилась. Белая, рассыпчатая, с характерным запахом. Я взял кусок, размолол в порошок, смешал с водой. Раствор зашипел, нагрелся – типичная реакция гашения извести.

– Получилось! – радостно сказал я.

На что Доброслав лишь усмехнулся.

Следующим шагом было изготовление бетона. Я смешал известь, песок, глину и щебень в пропорциях, которые помнил: примерно одна часть извести, две части песка, одна часть глины, три части щебня. Добавил воды, тщательно перемешал.

Получилась густая, вязкая масса, похожая на современный бетон. Я залил её в деревянную форму, дал застыть.

– Отлично, – пробормотал я, проверяя то, что получилось. – Это именно то, что нужно.

Пока мы занимались печью и добычей ресурсов, остальные селяне рыли землю под фундамент. По‑хорошему нужно было вызывать мастеров, и чтоб они уже строили церковь. Но было две причины, почему я не мог этого себе позволить. Первое, и самое важное – ДЕНЬГИ! Даже с учётом того, что мне ссудила церковь, а именно семьсот рублей, я всё равно испытывал в них нужду. Второй причиной был секрет бетона, который я пока не хотел выпускать в народ.

Стройка шла медленно, но верно.

Крестьяне с радостью отрабатывали барщину таким образом, ведь церковь была делом богоугодным, да и работа не такая тяжёлая, как пахота или заготовка леса, к которой обычно привлекали бояре.

К тому же после того, как многие из крестьян согласились за лишний рабочий день барщины, чтобы получить качественный ЖЕЛЕЗНЫЙ инструмент, времени у них свободного стало больше. Нормальный топор, пила, лопата и вилы сохраняли силы, и работа шла быстрее.

Я стоял у фундамента будущей церкви, наблюдая, как крестьяне укладывают первые ряды камня. Бетон схватывался хорошо, держал прочно. Варлаам ходил рядом, что‑то бормотал себе под нос, но явно довольный.

А какие речи он стал на службе говорить… Сколько я хорошего о себе узнал, что казалось, что ещё немного и у меня появятся крылья и над головою засияет нимб.

Поддавался ли я на эти речи? Нет, конечно. Я отыгрывал свою роль, а Варлаам свою. И все были довольны.

– Дмитрий Григорьевич! – окликнул меня Ратмир, спешиваясь с коня у ворот крепости.

Я обернулся. По лицу холопа было видно, что случилось что‑то важное. Он держал в руке свёрток – письмо.

– Гонец из Москвы приехал, – сказал Ратмир, подходя ближе. – Письмо от боярина Ратибора Годиновича. Сказал, срочное.

Я взял свёрток, развернул. Печать Ратибора была цела. Быстро пробежал глазами по строчкам, и сердце ухнуло вниз.

Дмитрий Григорьевич, пишу тебе по старой дружбе…

– «Ага, так я тебе и поверил, Ратибор», – появилась на моём лице ухмылка.

…В Москве произошло страшное, на Великого князя Ивана Васильевича было совершено покушение. Он жив, слава Богу, ранение лёгкое, удар кинжалом в плечо… убивец целился в сердце. Злодею сильно не повезло, что рядом с Великим князем был Глеб, и успел отвести удар…

– «Тааак… понятно… теперь Ратибор в фаворе!»

…Злодея схватили, и на дыбе он признался, что действовал по наущению людей из Ливонского ордена. Шуйские ведут следствие, уже арестовали троих бояр, которые, как выяснилось, тайно переписывались с Римом. Похоже, что после разгрома Морозовых нашлись новые предатели, которые решили взять дело в свои руки.

Великий князь в ярости. Он велел усилить охрану, казнил всех причастных. Говорят, что теперь он с ещё большей ненавистью относится к католикам и Ордену. Мария Борисовна тоже потрясена. Кстати, она при каждой встрече расспрашивает о тебе. От Глеба она узнала, что я собираюсь тебе писать, попросила передать благодарность за её исцеление. И просила, если в Москве будешь, навестить её и детей.

Но это просто, к слову. Я пишу тебе сказать, что скорее всего скоро начнётся война с Новгородом. Слишком уж сильно они с Ливонским орденом дружны стали. А раз так, то скоро будет смотр войск. И Иван Васильевич уже интересовался у меня, в курсе ли я, как ты разместился. Сколько воинов сможешь выставить, и при оружии и конях ли?

Как гонец доберётся до тебя, дай ему ответ. И береги себя и своих людей.

Ратибор Годинович

– Хммм, и что же ты хочешь от меня узнать? – спросил я, рассматривая письмо. – Всё‑таки это не твоя головная боль о том, сколько у меня людей… СТОП! Если только ты, Ратибор, не боишься, что Великий князь узнает, что оставил мне всего одиннадцать воинов на всю крепость… Хотя… – задумался я. – Тогда, если Иван Васильевич не догадывался об этом, то зачем он отправил со мной двадцать своих дружинников?

– Что там, господин? – осторожно спросил Ратмир.

– Потом расскажу, – ответил я. – Найди отца Варлаама. Скажи, что мне нужно с ним поговорить. Срочно.

Ратмир кивнул и побежал выполнять поручение. А я остался стоять, сжимая письмо в руке.

– «Вот оно, – подумал я. – История начала меняться. Уже цель не Мария Борисовна, а Иван III! Ведь если бы Мария Борисовна умерла от отравления, Иван женился бы на Софье Палеолог. Рим получил бы влияние на Московию, пусть и не такое, как планировал».

Я помнил из своей прошлой жизни, что Софья всё равно приняла православие, и планы Папы по католицизации Руси провалились. Но сам факт её брака с Иваном имел огромные последствия – византийское наследие, двуглавый орёл, укрепление самодержавия…

Теперь же Мария жива. Софья в Риме. А на Ивана покушались, и след снова ведёт к Ливонскому ордену и католической церкви. Его ненависть к ним будет только расти.

Через час я сидел в своём кабинете напротив отца Варлаама. Дьякон пил понравившуюся медовуху, внимательно слушая то, что я рассказывал.

Со стороны могло показаться, что ему буквально пофиг, что я ему рассказывал, но я уже знал, что таким поведением он скрывает свои истинные мысли, чтобы никто не мог понять, о чём он думает.

Когда я закончил, Варлаам, наклонив голову, спросил меня.

– Ты боишься смотра? Или что придётся идти на войну с Новгородом?

– На оба вопроса – нет, – ответил я. – Доспехи и коней я смогу купить, спасибо тебе и церкви за помощь в этом. Война, так уже лил кровь, по большей части вражескую, так что она меня не пугает.

– Тогда, какой вопрос тебя интересует?

– Мне нужно узнать, как относится Иван Васильевич к тому, что я собираюсь наведаться в Казанское ханство с дружиной и вызволить из неволи православных людей.

Варлаам усмехнулся.

– Ты ещё этих людей на землю не посадил, а уже решил за новыми идти?

– Что ты, отче, я же о богоугодном деле радею. Чтобы…

– Дмит‑рий Гри‑горьевич, ты меня по что обмануть пытаешься?

Несколько секунд мы сверлили друг друга взглядами.

– Не люди мне нужны, а деньги, – сдался я первым. – Если быстро всё сделать, то можно неплохо разжиться под красивым предлогом.

– Допустим, – почесал бороду Варлаам. – А от меня ты чего хочешь?

– Я сказал уже. Хочу, чтобы ты через друга своего, Митрополита, узнал не будет ли против Иван Васильевич…

– А если будет против, – перебил меня Варлаам, – чтобы Великий князь изменил своё решение, так?

Я сделал паузу.

– А храм‑то большой строится? Не так ли?

Дьякон дураком не был и сразу понял переход темы.

– Да, и за это тебе церковь ссудила немало серебра.

– Вот именно, ссудила, хотя траты…

– Ты когда брал деньги, согласился, зачем сейчас что‑то поменять пытаешься? – Он покачал головой. – Треть суммы тебе и так простили. Могу попросить половину простить, всё‑таки храм Божий ты и впрямь строить собрался на зависть соседям. Но всех денег тебе никто не простит.

– Это уже хоть что‑то.

Варлаам тяжело вздохнул.

– Сложно с тобой, Дмитрий. Всё перевернуть пытаешься. Но я так и не понял взаимосвязи между письмом, из‑за которого ты меня позвал, и набегом на Казанское ханство. Может, просветишь уже?

Я откинулся на спинку стула, постучал пальцами по дубовой столешнице.

– Видишь ли, отче, я хочу уйти в набег до того, как начнётся заварушка. Вернее, если она начнётся.

– У тебя есть сомнения? – тут же спросил Варлаам. – Покушение Иван Васильевич вряд ли простит и…

– Давай смотреть правде в глаза. Великий князь горячий человек, но не самодур. Меньше чем за год он дважды выковырнул гнойник боярского заговора. Ему нужно престол держать, а для этого нужно находиться в Москве.

– А ты значит решил показать, что тебе доверять можно?

– Именно. Если вернусь с добычей и освобождёнными пленниками, буду в чести.

Варлаам задумчиво провёл рукой по седой бороде.

– Хитро и опасно. Казанские мурзы не дураки, могут и ловушку устроить. А когда войско их из Астрахани вернётся, то обязательно про тебя вспомнят.

– Годом раньше, годом позже. Сам же знаешь, что татары видят в нас только рабов. Сколько бы к ним не ходили, всё равно неймётся.

– А ты решил проучить?

– Не только. Освобожу людей и… – я сделал паузу, подбирая слова, но Вралаам и так всё прекрасно понимал.

– И пограбишь соседей заодно.

– Да, – не стал я отпираться. – Поэтому и прошу тебя узнать наперёд: как Иван Васильевич отнесётся к моему замыслу?

Дьякон отставил чарку, скрестил пальцы на столе.

– Допустим, я поговорю с митрополитом. Но что ты предложишь взамен? Храм, дело доброе, но одного благочестия мало.

Я улыбнулся.

– А что скажешь на то, чтобы часть добычи пустить на украшение алтаря? Или, может, колокол возьмусь отлить?

– КОЛОКОЛ? – прищурился дьякон. – Ты сейчас серьёзно?

– Не пробовал я этим заниматься, но знаю, что мастера есть у церкви. Так вот, если выпишешь мне такого мастера, я возьму все расходы на себя.

– Это уже разговор, – послышалось в его голосе удовлетворение. – Но ты должен понимать, Дмитрий: если затея твоя обернётся бедой, церковь не станет прикрывать тебя.

– Понимаю.

Дьякон вздохнул, поднялся из‑за стола.

– Ладно. Завтра отправлю гонца в Москву.

Когда он вышел, я усмехнулся. Варлаам даже не догадывался, что в этом разговоре я оказывался в выигрыше больше всего.

Первое, набег в Казань… просто спрашивается, а откуда мне взять лошадей?

– «У татар их много, так что поделятся…» – усмехнулся я.

Второе, надо было обкатать свою дружину. Проверить кто на что годен, чтобы, когда враг окажется у ворот, это не стало сюрпризом.

Третье, и отнюдь немаловажное. Деньги! Казань постоянно грабила порубежные селения, и я собирался ответить той же монетой. Как говорится, с волками жить – по волчьи выть. И хоть чести в грабеже я не видел совсем, но так жили абсолютно все страны этого мира. В общем, я собирался заняться добычей средств для реализации моих планов.

Ну и последнее, это люди. Безусловно, я стал циничнее относиться к человеческой жизни, но только потому, что она здесь ничего не стоила, если у тебя не было силы.

Глава 9.

Варлаам отправил гонца с рассветом следующего дня после нашего разговора. И гонец вёз не просто письмо!

В седельной сумке, завернутая в промасленную ветошь и дорогой бархат, лежала сабля. Четвертый клинок из моего дамаска и назвал я её «Гроза». Рисунок стали на ней напоминал грозовые тучи, прорезанные молниями. Баланс был идеальным, а рукоять из мореного дуба ложилась в ладонь как влитая.

Вопрос денег, где их взять, стоял давно. Они мне нужны были здесь и сейчас. До осени я смогу продержаться за счёт ссуженных денег церковью. Если не вкладываться в другие проекты, то возможно протяну год. Но рано или поздно придётся отдавать деньги. Плюс ко всему мне надо было с чего‑то платить жалование! Арбалеты продавались хорошо, с этим не поспоришь, но рыбой уже никого не удивишь. Конкуренция выросла серьёзная, и хоть её ещё брали, но уже не так хорошо. Мои куклы… вот их то отрывали с руками, но у меня не было времени на их создание. Что до пил, то с началом массового строительства, их количество на продажу сильно сократилось. Крестьяне, да и новые дружинники осознали удобство работы с нормальной пилой, и теперь во всю ими орудовали.

Но вернёмся к вопросу набега. У меня было время подумать, как правильно разыграть эту партию.

Шуйский Василий Фёдорович был фактическим моим покровителем. Но у бояр своя логика: всё, что делает их протеже, они приписывают своей мудрости и дальновидности. Если бы я попросил разрешения на поход через него, то в случае успеха половина славы и, что важнее, значительная часть добычи осела бы в сундуках рода Шуйских. А если бы случилась неудача, весь гнев Великого князя пал бы на мою голову, а Шуйский отошёл бы в сторону, отряхивая кафтан от грязи.

Поэтому я решил действовать через церковь.

Сабля это был дар. Но не от меня лично Ивану Васильевичу. Нет, это был дар от митрополита Великому князю. Варлаам, поняв мою задумку, только крякнул от удовольствия. Церковь дарит Государю оружие для защиты веры, благословляя его длань. Красиво? Безумно. И если Иван III примет дар (а он‑то примет, ведь ценит хорошее оружие), то и к просьбе, переданной через духовенство, отнесется благосклоннее.

И пока гонец месил весеннюю грязь по дороге к столице, жизнь в Курмыше не замерла, а напротив, она кипела.

* * *

– Не морщись, Антон, это не яд, а дуб, – я постучал деревянной ложкой по краю глиняного горшка. – Кора дубовая.

Трое моих учеников – Фёдор, Матвей и Антон – сидели вокруг стола, глядя на бурую жижу, которую я только что снял с огня.

– Горько, поди, зело, – пробормотал Антон, опасливо принюхиваясь.

– Горько, – согласился я. – Зато дёсны крепит так, что зубами гвозди дергать сможешь. Смотрите и запоминайте.

Я зачерпнул немного отвара, перелил в чистую плошку.

– Самая частая хворь у воинов в походе, да и у мужиков по весне, это гниль во рту* (*цинга).  Зубы шатаются, кровь идёт, десны пухнут. От этого и желудок страдает, и сила уходит. Дуб, первое средство. Вяжет, кровь останавливает, воспаление снимает.

Матвей, макнул палец в отвар, пробуя на язык. Скривился, но промолчал. Остальные его примеру не последовали.

– А теперь о другом, – я отодвинул горшок с корой и придвинул миску с вареной морковью. – Если у дитяти или у взрослого живот крутит, понос водой льет и силы тают, вот ваше спасение.

– Морковь? – удивился Фёдор. – Так она ж сладкая, от неё только пуще пучить будет.

– Если сырую грызть, будет то да. – наставительно поднял я палец. – А вот если варить её долго, пока не разварится, то она меняет свою суть, и становится лекарством.

Я, конечно, не мог объяснить им про олигосахариды, которые образуются при долгой варке и мешают бактериям прикрепляться к стенкам кишечника. Для них это была бы тарабарщина или колдовство. Поэтому пришлось адаптировать теорию под реалии XV века.

– При долгой варке, – вещал я тоном заправского профессора, – морковь выделяет особую слизь. Она обволакивает кишки изнутри, и гнилостная хворь не может за них уцепиться, проскальзывает наружу, не причиняя вреда. Суп этот – первое средство от кровавого поноса. Запомните: «Суп оранжевый – животу радость».

Я посмотрел на самого младшего из своих учеников. Антон, у него отличная память на рецепты, но была одна проблема.

– Антон, подай‑ка мне скальпель, – попросил я, разворачивая тряпицу с инструментами. – Надо бы ланцет наточить.

Парень вздрогнул. Его взгляд метнулся к блестящей стали, и я увидел, как побледнело его лицо а руки мелко задрожали.

– Я… сейчас, Дмитрий Григорьевич, – пролепетал он, но с места не двинулся.

Я вздохнул.

– Антон, – сказал я мягче. – Посмотри на меня.

Он поднял испуганные глаза.

– Ты травник от Бога. Память у тебя светлая, в корешках разбираешься лучше, чем я в молитвах. Но кровь…

– Боюсь я, – тихо признался он, опустив голову. – Как увижу красное, так нутро леденеет, и в глазах темнеет. Не быть мне лекарем, да? Выгоните?

В комнате повисла тишина. Фёдор и Матвей переглянулись. Всё таки уже было время сдружиться.

– Выгонять не буду, – отрезал я. – Лекари разные нужны. Кто‑то должен резать и шить, как Матвей с Фёдором. А кто‑то должен снадобья готовить, мази варить, да за больными приглядывать, чтобы те лекарство вовремя пили. Будешь у меня… аптекарем. Зелейником* главным. (это историческое название лекаря, который занимался лечением с помощью трав, кореньев и приготовленных из них снадобий (зелий))

Лицо Антона просветлело.

– Спасибо, господин! Я… я любую траву найду, любой отвар сварю!

– Вот и договорились. А теперь марш все на улицу. Хватит в духоте сидеть. Сегодня у нас не только наука врачевания, но и наука убивания.

На стрельбище за крепостной стеной было людно. Григорий выстроил своих «орлов» – как он называл старых дружинников, так и пополнение, коим ещё стоило заслужить громкое название. Была ещё третья группа, что стояла отдельно, новики.

– Ну что, отец, готовы твои вояки? – спросил я, подходя к Григорию.

Он огладил бороду, хитро прищурившись.

– Мои‑то готовы. А вот твои птенцы не обделаются, когда тетива запоет?

– Посмотрим.

Я объявил состязание. Условия простые: пять мишеней, пятьдесят шагов. Кто больше выбьет, тот и получает бочонок доброго сбитня на ужин.

Дружинники, конечно, взялись за луки. Семён, лучший стрелок, лишь снисходительно хмыкнул, глядя на арбалеты в руках моих новиков.

– Громоздкая штука, – заметил он. – Пока зарядишь, я три стрелы выпущу.

– Зато мне не нужно десять лет учиться, чтобы попасть белке в глаз, – парировал я. – Ермолай, выходи!

Ермолай, тот самый парень, что первым пошел в разъезд, шагнул вперед. В руках он держал мой усовершенствованный арбалет – с воротом для натяжения и прикладом, подогнанным под плечо.

– Целься, – скомандовал я.

Напротив вышли трое опытных лучников.

– Начали! – гаркнул Григорий.

Лучники работали красиво. Плавное движение, натяг, спуск. Стрелы пели в воздухе. *Тюк‑тюк‑тюк* – втыкались они в соломенные чучела.

Мои новики действовали иначе. Ермолай упер арбалет в землю, наступил ногой в стремя, крутанул ворот. Щелчок – тетива встала на зацеп. Он вложил болт, поднял оружие, прижал приклад к плечу.

– Дзинг – запела тетива и короткий болт, с железным граненым наконечником, ударил в мишень.

Не просто воткнулся. Он пробил деревянный щит, на котором висело чучело, и расщепил доску.

Пока лучники выпускали вторую и третью стрелу, новики перезаряжались. Медленно? Да. Но когда прозвучал второй залп, результат заставил ухмылку сползти с лиц ветеранов.

Из десяти болтов, выпущенных новиками, восемь торчали в центре мишеней. У лучников кучность была хуже, всё‑таки Семен и Лёва не участвовали.

– Стоп! – поднял я руку.

Мы подошли к мишеням.

– Смотрите, – я указал на болт, прошивший двухдюймовую доску навылет. – Кольчугу такой пробьет с пятидесяти шагов. Хорошую кирасу помнет, а плохую и продырявит.

Семён подошел ближе, потрогал оперение болта.

– Сильно бьет, – признал он неохотно. – Но медленно, Дмитрий Григорьевич. Пока они ворот крутят, конница долетит и посечет их.

– Верно, – кивнул я. – Если они будут стоять столбами, поэтому мы будем использовать арбалеты иначе.

– И как же? – спросил Григорий.

– Учения же ещё продолжаются. Стройся! – воскликнул я.

Я решил показать им тактику, которую мы отрабатывали последние дни. «Выстрелил – беги».

Новики выстроились в две шеренги. Первая, на колене, вторая, стоя.

– Залп! – скомандовал я.

Двадцать арбалетов щелкнули почти одновременно. Смертоносный рой ушел в цель.

– Отход!

Первая шеренга, не вставая, рывком ушла назад, за спины товарищей, и начала перезарядку. Вторая шеренга, ставшая теперь первой, уже держала цель на мушке.

– Залп!

Снова щелчок.

– Отход!

Они пятились, сохраняя строй, непрерывно огрызаясь огнем. Это было похоже на работу механизма. Шестерни крутились, болты летели.

– А теперь представь, отец, – сказал я тихо Григорию, наблюдая за слаженными действиями мальчишек. – Мы в лесу, засека на дороге. Татары идут колонной, а мы даем залп из кустов, двадцать человек, двадцать трупов или раненых коней. Пока они понимают, откуда прилетело, мы отходим на пятьдесят шагов вглубь леса, где уже готова вторая позиция. Они лезут за нами, получают второй залп.

– Нечестный бой, – проворчал Григорий. – Как разбойники какие‑то.

– А мы и не на турнире, – ответил я. – Нас мало, их тьма. Честь, это для тех, у кого за спиной полки стоят. А нам выживать надо.

– И то верно, – вздохнул сотник. – Новики‑то твои… справляются. Руки не дрогнут?

– Арбалет дрожи не боится. Упер приклад, совместил мушку и жми. Это не лук тянуть, где спина каменная нужна.

Я повернулся к строю.

– Отлично! Ермолай, ты за старшего. Перезарядить, собрать болты, и ещё три прогона.

– Есть, господин! – гаркнул парень.

А ближе к вечеру я ждал в гости Григория, чтобы поговорить о моей задумке с походом в Казанское ханство.

И как только солнце начало клониться за горизонт, он вошёл в терем.

– Зачем звал? – внимательно глядя на меня, спросил он.

– Хочу кое‑что обсудить. – стоило ему сесть, как в терем постучавшись зашёл Семен. Я планировал провести малый военный совет, и послушать более опытных воинов о моей задумке.

– Дмитрий, – поздоровался он, опускаясь на лавку рядом с отцом.

Я придвинул к ним карту, купленную у купцов, аж за целых полтора рубля.

– Смотрите, вот мы, вот Казань. Между нами – граница, которой, по сути, нет. Татары ходят сюда, как к себе домой. Грабят, жгут, уводят людей в полон. Мы отбиваемся, когда они приходят к нам. А я думаю – а почему бы нам не прийти к ним?

Григорий нахмурился.

– Уж не о набеге ты говоришь?

– Именно, – кивнул я. – Их войско ушло на юг, к Астрахани. В ханстве сейчас только местные мурзы со своими отрядами. Самое время пощипать их.

Семён почесал бороду.

– Идея смелая. Но мы же не разбойники какие‑нибудь. Если без позволения Великого князя пойдём, это самоуправство. Могут и голову снять за такое.

– В этом нам поможет Варлаам, он посла гонца в Москву, – сказал я. – Через митрополита скоро узнаем, как Иван Васильевич отнесётся к этому. Если даст добро, пойдём. Если нет, будем тут ждать.

– А если даст добро, – вступил Григорий, – то что? Нас семьдесят человек. Это не армия, чтобы города брать.

– Города брать не будем, – покачал я головой. – Мы пойдём по сёлам, по аулам. Освободим пленных, заберём скот, коней. Может, и серебра найдём. Главное, быстро зайти и быстро выйти, пока они опомнятся.

Семён задумчиво смотрел на карту.

– А кто поведёт? Ты?

– Я, – подтвердил я. – Но мне нужны люди, которые знают, что такое война с татарами. Отец, ты водил дружину в бой. Семён, ты тоже не раз с ними схлёстывался. Но мне нужен ещё кто‑то, кто ходил в глубокий рейд. Кто знает, как татары живут, где их слабые места. Есть такие на примете?

Григорий и Семён переглянулись.

– Богдан, – одновременно сказали они.

– Богдан? – переспросил я.

– Да, – кивнул Григорий. – Он был в походе, когда Иван Васильевич, ещё будучи наследником, пошёл на Казань. Богдан тогда был простым воином, но он дошёл до самых стен Казани.

Семён добавил.

– Он толковый Воин, и люди пришедшие с ним его слушаются.

Я задумался. Богдан… Десятник, которого я назначил в Зайцево. В принципе ничего против него я не имел, и была мысль приблизить его к себе, но позже.

– Хорошо, – решил я. – поговорим с ним завтра.

Утром, после тренировки и занятий с учениками, ко мне приехал Богдан. И пока он ждал пока я освобожусь общался о чём‑то с Семеном и Григорием.

Потом мы прошли в терем, где я не стал ходить вокруг да коло, сразу вывалил на него информацию о своём плане.

– Богдан, я собираюсь пойти в набег на Казанское ханство. Освободить пленных, пощипать татар, показать, что мы не только отбиваемся, но и сами можем ударить. Григорий и Семён сказали, что ты был в походе на Казань шесть зим назад, это правда?

Богдан кивнул.

– Правда, господин. Пришлось мне пролить вражеской кровушки за наших людей. Мы прошли огнём и мечом по их землям, жгли аулы, освобождали наших людей. Казанский хан, Ибрагим, даже мира просил потом.

– Расскажи подробнее, – попросил я, наклоняясь вперёд. – Как вы действовали? Что видел?

Богдан отпил ещё кваса, задумался.

– Войско было большое, – начал он. – Тысячи три, а может, и больше. Конница, пехота. Мы шли быстро, не задерживаясь нигде надолго. Князь велел не брать городов, только сёла и аулы. Татары не ждали, что мы так глубоко зайдём. Они думали, мы отобьёмся у границы и на том успокоимся. А мы прошли до самой Казани и жгли всё на пути.

– А как вы находили пленных? – спросил Семён.

– По разному, – ответил Богдан. – Татары в основном наших крестьян в аулах держат, так сказать на работах в полях. Или у мурз, в усадьбах. Так вот мы врывались в аул, связывали мужиков, освобождали наших. Кто сопротивлялся – тех убивали. Скот угоняли, коней забирали. Дома жгли, чтобы им неповадно было. Татарские семьи тоже пленили. Кого‑то потом выкупили, а кого нет, так до сих пор в холопах ходит.

Григорий хмыкнул.

– Жестоко.

– Война, Григорий Осипович, – спокойно сказал Богдан. – Они с нами так же поступают. Тебе ли этого не знать?

Отец кивнул, ничего не ответил.