Текст книги "Рассвет русского царства. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ник Тарасов

Соавторы: Тимофей Грехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 49 страниц)

Глава 2

Я сидел возле колодца, обхватив голову руками.

«Это невозможно, – повторял я про себя. – Такого не бывает».

Но факты говорили обратное. Я умер на заводе.

Прекрасно помню, как бетонная плита летела сверху, и я нырнул под станок… удар…

В какой-то момент меня начало тошнить. Вот только желудок оказался пуст, и ничего кроме желчи не выходило.

Рядом с колодцем стояло ведро с водой, в котором я увидел своё отражение. Я детально рассмотрел себя, и понял одно: я оказался в теле ребёнка. Эта мысль активизировала какой-то процесс и в голове начали всплывать воспоминания. Не мои. Да и были они обрывочны. Половины я не понимал, а другие пугали меня.

Вроде бы звали меня Митька. Также я узнал, что сейчас нахожусь в какой-то крепости, расположенной на реке Суре. Отец – десятник. Мать, умерла три года назад от лихорадки. Боярин Ратибор, сосланный сюда из Москвы за какую-то провинность. Год назад под его предводительством отбились от большого отряда татар. Но среди наших были потери. Включая моего старшего брата.

А еще я ощущал страх, но не свой…

Тело Митьки всего боялось. Это было у него на подсознательном уровне. Пацаны его задирали, отец стыдился, и он забивался по углам, старался быть незаметным.

– Хреновое наследство ты мне оставил, парень, – пробормотал я вслух. Голос снова вышел писклявым, и я поморщился, потерев горло. Ох, как всё было непривычно. Это тело, ощущения, даже способ думать был другим. Мозг Митьки работал медленнее моего, словно старый компьютер, с которого вытащили две планки оперативки. Но я очень надеялся, что это временное явление.

Потом всплыло имя отца Митьки, Григорий. Как и его образ. Воображение Митьки рисовало его двухметровым широкоплечим исполином, с вечно хмурым выражением лица.

– «Да, затюкал ты, Гришка, сына!» – подумал я.

Одно радовало, что с обрывками воспоминаний, я узнал, где жил Митька. И ноги сами понесли меня в сторону дома.

Я вошел внутрь покосившейся избы. Грозный мужик, в котором я узнал отца Митька, сидел у стола, и натачивал саблю. Он коротко взглянул на меня и, никак не отреагировав, вернулся к работе.

Я молча прошёл к своему углу.

– «Да, уж…» – подумал я, смотря на чём приходилось спать парню. Охапка соломы, накрытая каким-то рваным тряпьем. И всё это на земляном полу. – «И это постель⁈» – тяжело вздохнув, я умостился на это подобие лежанки. Сейчас просто было не до гордости. Голова кружилась. Как пить дать, стрясли засранцы!

– Завтра встанешь до рассвета, – сквозь сон услышал я голос Григория, отчего тело непроизвольно сжалось. – Пойдем учиться сражаться.

– Хорошо. – подняв голову ответил я.

– И еще. – Он обернулся, глядя на меня в полумраке. – Ванька Кожемякин и его дружки. Они опять тебя били?

– Да.

– Ты дрался?

– Нет.

Григорий медленно кивнул, словно и не ждал другого ответа.

– Тогда так. Завтра, после тренировки, пойдешь к дядьке Артему-кузнецу. Будешь помогать ему в кузне. Может, хоть там руки окрепнут.

– К дядьке Артему? – я вспомнил обрывок памяти Митьки. Кузнец Артем. Крепкий мужик с огромными руками и маленькой дочкой Оленой.

– Ага. Я с ним уже говорил. Он согласился взять тебя на подмогу. Будешь мехи раздувать, уголь таскать, молот держать.

– Понял. – не став возражать ответил я.

С этими словами он встал, подошел к печи, достал из горшка остатки каши и позвал меня за стол. Живот предательски заворчал, и я поднялся. Надо было покушать.

Ели из деревянной посуды. Овсяная каша даже не была посолена. Но я не роптал, и кушал молча. Постепенно мне становилось легче. И я понадеялся, что голова у меня кружится не из-за сотряса, а из-за голода. Однако, когда я отложил ложку, чувствовать себя на все сто не мог. Вскоре Григорий потушил лучину, и я вернулся на свою лежанку.

– «Боже, куда я попал? – смотрел я в потолок. – И что мне теперь делать?»

Я ещё раз ущипнул себя, стараясь проснуться. Но этого не произошло. Постепенно в голове стала поселяться мысль, что я попаданец. Про тех, что в книжках много писали. И не знаю, как выглядело это со стороны, но я поднял руку и попытался зажечь светляк. Минута, вторая… но ничего не происходило.

– «Видимо не свезло. – подумал я. – Что ж, а что мы имеем?»

А ни хера! Митька не князь, не боярин. Живёт с отцом впроголодь. Одно радовало, я относился к служивому классу, а не холопам.

Иначе жизнь вообще грустная была бы.

– «Ладно, теперь что у меня есть.» И первое что напрашивалось, это знания и простой житейский опыт. Что у меня есть? Я закончил медицинский колледж, служил в десанте, работал токарем и слесарем, учился на кризисного менеджера. У меня в голове было столько информации, которая здесь может оказаться бесценной! – Но для начала нужно просто выжить. И для этого придётся учиться драться. Меч, нож, может быть, лук. И первое время не высовываться. Понять, как тут все устроено.'

Где-то вдалеке завыл волк.

– «Сука, – от испуга дёрнулся. – Ну почему я не попал в тело князя или боярина? За что такая несправедливость?»

* * *

Проснулся я от окрика Григория.

– Вставай. Рассвет скоро.

Я открыл глаза. В избе было темно, только через щели в стенах пробивался слабый свет. Холод забрался под одежду, и я весь трясся.

– Вставай, говорю! – повторил Григорий уже громче.

Я с трудом поднялся. Тело затекло, спина ныла. Григорий стоял у двери, уже одетый в кольчугу, поверх кожаного кафтана, с саблей на поясе.

– Умойся и выходи. Ждать не буду.

Он вышел, хлопнув дверью. Я потер лицо руками, пытаясь проснуться. Воспоминания вчерашнего дня нахлынули разом, и на мгновение я замер, не веря.

– «Всё-таки это был не сон. Я все еще Митька. Или Дмитрий. Черт, даже не знаю, как себя правильно называть».

Я подошел к горшку с водой, зачерпнул деревянным ковшом и плеснул себе в лицо. Ледяная вода обожгла кожу, но хоть немного прогнала сонливость. После чего надел неудобные лапти и вышел на улицу.

Григорий ждал меня у колодца, разминая плечи.

– Пошли, – бросил он, даже не глянув в мою сторону.

Мы очень быстро оказались у крепостной стены. Огромные деревянные брёвна плотно были наложены друг на друга. И вчера глаз меня не обманул. В высоту они были не меньше пяти метров.

Пока я крутил головой, старясь увидеть как можно больше, поселение медленно просыпалось. Где-то мычала корова, скрипела дверь, кто-то уже колол дрова. Мы прошли через ворота и вышли на открытое пространство – неровный, вытоптанный пятачок земли у восточной стены.

Плац, как я понял.

Там уже было несколько человек. Мужики в кольчугах и кожаных кафтанах, с мечами и копьями. Дружинники. Они переговаривались, смеялись, кто-то разминал кисти, крутя саблей восьмёрки.

– Григорий! – окликнул один из них, широкоплечий детина с рыжими волосами. – Это кто с тобой? Сынок?

– Ага, – коротко ответил Григорий. – Митька. Пора и ему постигать отцовское дело.

Рыжий окинул меня оценивающим взглядом и усмехнулся.

– Поздновато ты решил его к делу пристраивать. Да, и худоват больно. Гляди ветром сдует.

Остальные засмеялись. Я промолчал. Характер было ещё рано показывать.

Григорий отвёл меня в сторонку.

– Смотри внимательно, что мы будем делать. – после чего отошел к другим дружинникам, и вскоре они начали тренироваться. Сабли лязгали о деревянные щиты, дружинники двигались быстро. Сначала сражались в составе групп, потом перешли на поединки один на один. Я же просто смотрел на это с широко раскрытыми глазами.

Через какое-то время ко мне подошёл Григорий. В руке он держал деревянную саблю, правда я видел перед собой грубо обтесанную палку, по форме лишь отдалённо напоминающую настоящее оружие.

– На, – он протянул мне «клинок». – Держи.

Я взял. И про себя подумал, что деревяшка тяжёлая… Очень тяжелая для рук тринадцатилетнего пацана. Я с трудом удерживал его двумя руками.

– Слабый, – констатировал Григорий. – Ну, ничего, окрепнешь. Куда, опустил? Держи крепче!

После чего он поднял свою деревянную саблю и встал напротив.

– Смотри. Стойка должна быть вот такой. Ноги на ширине плеч, чуть согнуты. Вес равномерно распределен. Клинок держишь двумя руками, вот так. – Он показал. – Понял?

– Понял, – выдавил я.

– Повторяй.

Я попытался скопировать его позу. Григорий обошел меня, поправил положение рук, слегка подопнул ногу, чтобы я шире расставил ноги.

– Вот так. Теперь удар. Сверху вниз, всем телом. Не только руками. Понял?

– Да.

– Бей.

Я замахнулся и ударил. Меч ушел вбок, едва не выскользнув из рук. Григорий покачал головой.

– Еще раз.

Я повторил. Снова мимо.

– Еще.

И снова.

– ЕЩЕ!

Я бил, пока руки не затряслись от усталости. Григорий стоял рядом, безжалостно указывая на ошибки.

– Неправильно держишь. Локти прижми. Спину прямо. Ноги не заваливай. Еще раз. ЕЩЕ!

Я не знал, сколько прошло времени. Может, час, может, больше. Пот лил рекой. Казалось, что подо мной уже земля от него пропиталась влагой. И только из-за того, что я не хотел прогибаться и просить у Григория дать мне отдохнуть, из последних сил продолжал махать палкой.

Солнце поднялось, и стало теплее. Руки горели, в плечах и спине стреляло от боли.

– Хватит, – наконец сказал Григорий с неким удовлетворением в голосе. – На сегодня достаточно.

Я упал на колени, тяжело дыша. Деревянный меч выпал из рук. Григорий посмотрел на меня и кинул:

– Подыми и неси домой. Будешь брать его на утренние тренировки каждый день. Утром со мной, вечером сам. Понял?

Я кивнул, не в силах что-либо говорить.

– Вот и хорошо. Теперь умывайся, хорошенько попей и иди к дядьке Артему. Он ждет тебя, там и покормит. – и тут же тише добавил. – По крайней мере я просил.

После чего развернулся и пошел обратно к дружинникам. Рыжий снова усмехнулся, глядя на меня. И следующие слова, были сказаны не мне, а отцу.

– Зря тратишь время. Толку из него не будет.

– Увидим. – бросил тот через плечо.

Я поднялся, еле держась на ногах. Взял деревянный меч и поплелся в сторону кузни.

* * *

Кузня стояла на окраине поселения, у самого частокола. Небольшое строение из бревен, с покосившейся крышей и широкими воротами. Из открытого окна валил дым, а внутри слышался мерный стук молота по металлу.

Была мысль, пойти домой в избу и завалиться спать. Просто… почему я должен идти туда, куда мне скажут? У меня есть своё мнение. Есть в конце концов своя голова на плечах. И я устал, мне был нужен отдых!

Но при этом, у меня были обрывочные воспоминания Митьки. И я видел в них как за непослушание Митька получал розги. Боялся ли я их? Наверное нет.

– «Потому что тебя никогда ими не били.» – подумал я. В общем я решил не испытывать судьбу. К тому же, понять как устроен новый мир, лежа в избе не получится.

Я остановился у порога в кузню, дав себе немного перевести дух. Внутри было жарко и душно. Вентиляции не было как таковой. У горна стоял мужчина лет сорока, с огромными руками и широкой спиной. Артем-кузнец. Он бил молотом по раскаленному куску железа, и каждый удар отдавался в ушах.

– Стоишь чего? – не оборачиваясь крикнул он. – Заходи!

Артем сунул заготовку обратно в угли и обернулся. Лицо у него было всё в поту и саже, черные волосы, короткостриженая борода, взгляд серьёзный, но вроде не злой.

– Митька, значит? – он вытер руки о фартук. – Григорий говорил, что ты придешь.

– Да, – ответил я. – Он сказал… помогать вам.

– Помогать, – усмехнулся Артем. – Ну что ж, посмотрим, на что ты годен. Руки покажи.

Я протянул ладони. Артем взял мою руку, повертел, пощупал пальцы.

– Слабые. Мягкие. Тяжело тебе будет первое время. Нууу, ничего, обрастут мозолями. Главное, не ной. А то погоню тебя из кузни. Понял?

– Понял. – ответил я. А сам подумал, может правда закосить? Судя по всему, я тут буду вкалывать только за еду. Хотя, учитывая, что во рту с утра у меня и маковой росинки не было, это не так уж и мало.

– Вот и хорошо. – тем временем продолжал кузнец. – Значит, так. Будешь делать, что скажу. В основном мехи раздувать и так по мелочам. Справишься?

– Справлюсь.

Артем кивнул и указал на кожаные мехи в углу.

– Тогда начинай. Мне нужен жар посильнее. Дуй, пока не скажу хватит. Поработаем ещё немного, а потом обедать сядем.

Я кивнул, после чего подошел к мехам. Взялся за ручки и начал качать.

– Сильнее! – крикнул Артем. – Не ленись!

Я налег на ручки, вкладывая все силы и собственный вес. Руки после утренней тренировки ещё были забитыми. Ещё и пот от жары заливал глаза.

Так и хотелось всех послать в далекое пешее путешествие.

– «Не высовываться. Осмотреться. Составить план. Только потом действовать.» – словно мантру про себя проговаривал я.

Артем достал заготовку из горна. Осмотрел раскаленный кусок железа и снова начал бить по нему молотом. При этом искры летели во все стороны.

– Ну, наверное, и хватит, – наконец сказал он.

Я отпустил ручки и согнулся пополам, хватая ртом воздух.

– Ничего, – Артем окинул меня оценивающим взглядом. – Для первого раза сойдет. Теперь неси воду. Бочка пустая, нужно наполнить. Колодец знаешь где?

– Знаю, – прохрипел я.

– Тогда вперед.

Я взял два ведра и поплелся к колодцу. По дороге попадались люди, женщины с корзинами, мужики с топорами, ребятня, гонявшая облезлую собаку. Кто-то бросал на меня любопытные взгляды, кто-то просто проходил мимо.

Я зачерпнул воду, подцепил ведра на коромысло и пошел обратно. Это был моё первый опыт с коромыслом. И в какой-то момент я толи запнулся, толи неправильно держал палку, в общем я разлил всю воду. Пришлось возвращаться к колодцу. В этот раз я справился, вот только шёл очень медленно, чтобы ведра не раскачивались.

Мысль всех послать в далекое пешее путешествие, стала более навязчивой. И проскальзывать стала чаще.

Я дотащил ведра до кузни и вылил воду в бочку.

– Хорошо, – когда я вернулся сказал Артем. – Теперь можно и поесть.

Вместе с Дядькой Артёмом я зашёл в дом, где он наложил мне в деревянную тарелку до краёв овсяной каши. И в кружку налил воды.

– Мы одни будем кушать? – из воспоминаний Митьки я знал, что у кузнеца была дочь Олена, моя ровесница. И мать, её имени я не помнил.

– Женщины по ягоды ушли. Вернутся не скоро, – зачерпнув полную ложку сказал он. – Ешь. У нас ещё много работы.

Каша была пресная. Ни мяса, ни соли я в ней не почувствовал. Однако я слупил всё до последнего зернышка.

Вскоре мы вернулись в кузню.

– Эй, Митька, – окликнул Артем. – О чем задумался?

Я вздрогнул.

– Ни о чем. Просто смотрел, как вы работаете.

– Интересно? – усмехнулся он.

– Да. Очень. – слукавил я, надеясь пока разговариваем немного передохнуть.

Артем отложил молот и подошел ближе.

– Хочешь научиться? – Я кивнул. – Ну что ж, – он почесал бороду. – Григорий просил, чтобы я тебя приучил к труду. Но если есть желание учиться… почему бы и нет. Только учти: работа тяжелая. И не каждому дано. Руки должны чувствовать металл, понимаешь? Чутье должно быть.

– Наверное. – ответил я.

Артем несколько секунд внимательно смотрел на меня, после чего вернулся к горну.

– Тогда давай снова за мехи. А там посмотрим. Чего застыл?

– Вы же сказали…

– Силы у тебя в руках мало. Пару седмиц поработаешь, а там дам тебе немного постучать. – в том, что у меня сил не хватит нормально ударить в этом теле пока, я был согласен.

Работа в кузне продолжалась пока солнце не стало заходить за горизонт. С непривычки натёр мозоли, спина болела. Артем же работал молча, изредка бросая короткие команды. Под конец дня он выковал несколько гвоздей, топор и какую-то металлическую скобу.

– Хватит на сегодня, – вытирая руки сказал он. – Завтра приходи после своих маханий мечом. – По всей видимости не любил он отчего-то воинское дело. По крайней мере мне так показалось. Когда я выходил, он окликнул меня: – И вот это возьми.

Он протянул мне кусок ржаного хлеба – твердый, но для меня в тот момент это был настоящий пир.

– Спасибо. – выдавил я.

– Работал хорошо. Для первого дня. – И по-доброму добавил: – Иди, отдыхай.

Я взял деревянный меч, прислонённый к стене, и поплелся домой. Открыв дверь, понял, что Григорий ещё не вернулся. И я буквально рухнул на свою охапку соломы, закрыв глаза. Тело гудело от усталости, но мозг продолжал работать.

Сегодня я немного больше узнал о жизни Митьки. Воспоминания несколько раз мелькали перед глазами. Мать… была мать. Звали ее вроде Дарья. Она умерла три года назад от лихорадки. Или, как тут её называли, лихоманка.

Митька тогда замкнулся в себе. До этого он играл с детьми. И был нормальным ребёнком. Но потеря мамы сломала его. После еще одно потрясение – старший брат Ивашка погиб год назад в стычке с татарами. Отношения с отцом и так тогда были не лучшими. А после… после этого Григорий стал ещё жестче, требовательнее. И Митька считал, что отец его презирает.

Но я согласен с Митькой не был. Как я уже говорил, отец был жёстким, но не жестоким. Если бы ему совсем было наплевать на сына, не готовил бы на него еду. И не договаривался бы с кузнецом, как и не стал бы обучать ратному делу.

Дверь скрипнула, и в избу вошел Григорий. Лицо у него было усталое, кольчуга покрыта пылью. Он снял меч, повесил на крюк у стены и тяжело сел за стол.

– Как в кузне? – спросил он.

– Нормально, – ответил я. – дядька Артем сказал, что я справился.

Григорий хмыкнул.

– Это хорошо. Может, хоть руки окрепнут.

Григорию было около сорока. Высокий, под метр восемьдесят, широкоплечий и чернявый, он производил впечатление подтянутого мужчины. Лишь едва заметная проседь в темных волосах выдавала его возраст.

Я знал, что в дружине он занимал должность десятника. Вроде бы не самый высокий ранг, но и не последний. Судя по воспоминаниям Митьки, Григорий был хорошим воином, по крайней мере так о нём отзывались в поселении.

– Отец, – решился я. – а можно спросить?

Он поднял голову, удивленно глядя на меня. Митька редко с ним разговаривал.

– Спрашивай.

– Этот боярин… Ратибор. За что его сослали сюда?

Григорий нахмурился.

– Не твое дело. Хотя, раз спросил… – Он вытер рот рукавом. – Боярин Ратибор Годинович служил при дворе великого князя. Был воеводой, командовал сотнями. Но поссорился с кем-то из знатных, и его отправили сюда, укреплять восточные рубежи. Формально это служба, но по сути – ссылка.

– И нас с собой прихватил?

– Не только нас. Все его люди: дружинники, слуги, ремесленники. Мы переехали сюда два года назад. Этой крепости уже много лет. И нам пришлось много сил потратить, чтобы привести её в порядок. Боярин Ратибор Годинович, потратил очень много денег, на её восстановление.

– А прежний боярин? Он что за ней не следил?

– Следил. Но… – сделал паузу Григорий словно вспоминая. – В год, когда матери твоей не стало, погиб он. В засаду попал, до сих пор неизвестно кто её устроил. Но не суть. В общем по мужской линии его род пресёкся. А женщины уехали в Москву к родне. Когда прибыли в крепость, тут оставалось всего полтора десятка дружинников. Все они пошли под руку Ратибора. – тяжело вздохнув он, продолжая. – Но татары… Они нападают постоянно. То разведка, то набег. В прошлом году Ивашка… твой брат… погиб.

Я кивнул. В памяти Митьки была размытая картинка: старший брат – высокий, сильный, смеющийся. А потом, его тело, привезенное на телеге, со стрелой в груди.

– Ладно, давай спать, – бросил Григорий. – Завтра снова на тренировку. И не вздумай проспать, как сегодня. Снова без завтрака останешься. – После паузы добавил. – Тебя Дядька Артём кормил?

– Да.

Он кивнул. И лёг на свою лавку у печи, укрылся кожухом и через минуту уже храпел.

Так и закончился мой второй день…

Следующие недели пронеслись очень быстро и слились в однообразную рутину. Подъем до рассвета. Тренировка с Григорием. Удары деревянным мечом, стойки, уклоны. Потом кузня: мехи, уголь, вода, снова мехи. Вечером снова тренировка, но здесь уже я старался делать растяжку, отжимался, качал пресс. За мной никто не следил, но спуска я себе не давал.

Постепенно тело Митьки, медленно… очень медленно привыкало к нагрузке. Руки покрылись мозолями, мышцы… их толком ещё было не видать. Но, лиха беда начало – деревянный меч уже не казался таким тяжелым. Я чувствовал, что это тело становится сильнее.

Артем оказался неплохим учителем. Он не был болтлив, но, когда объяснял, делал это доходчиво.

– Смотри, – говорил он, держа раскаленный кусок железа. – Металл живой. Если перегреешь – сгорит и станет хрупким. Если не догреешь, не прокуешь – останется мягким. Нужно чувствовать. Вот тут – видишь цвет? Ярко-оранжевый, – удар молотом. – видишь самое то!

Он бил, и я смотрел запоминая малоизвестную мне науку.

Однажды вечером, когда мы закончили работу, Артем сел на скамью и достал кожаный бурдюк с квасом. Отпил, протянул мне.

– На, пей.

Я сделал глоток. По мне так кислый, но освежал неплохо.

– Слушай, Митька, – сказал Артем, глядя на угасающие угли. – Изменился ты за последнее время.

Я напрягся.

– С чего ты взял?

– Не знаю. Раньше ты был тише воды, ниже травы. А теперь… – Он посмотрел на меня. – Теперь другой. Работаешь нормально, не ленишься, не ноешь. Неужто повзрослел наконец-то?

«Вот те раз. Григорий, родной отец, не заметил, а тут простой кузнец, у которого я и трех недель не работаю».

Я промолчал. Не знал, что ответить.

Артем усмехнулся и снова отпил из бурдюка.

– Ладно, не мое дело. Главное – работаешь хорошо. Продолжай в том же духе.

На этом разговор был окончен. И я пошёл домой. Открыв дверь, я почувствовал запах еды. Григорий готовил ужин. Увидев меня, он кивнул, приглашая к столу.

– Дядька Артем доволен тобой.

– Правда? – решил я поддержать разговор.

– Ага. Говорит, что руки у тебя растут, откуда надо. Редкость для таких, как ты.

Я не знал обижаться ли на это замечание или радоваться. Тем вечером мы так и не проронили друг с другом ни слова.

* * *

Прошло еще две недели. Я продолжал работать в кузне, тренироваться с мечом, который теперь держал уверенней. Даже Григорий пару раз кивнул одобрительно.

Однажды утром, когда я раздувал мехи, в кузню зашел человек. Высокий мужчина лет тридцати пяти. Он был облачён в добротную кольчугу, поверх тёмного кожаного кафтана. От скулы вниз тянулся тонкий шрам, скрывающийся под воротом одежды. Его глаза были жёсткими, – такие обычно были в фильмах у опытных разведчиков или шпионов.

Дядька Артем, увидев его, отложил молот и вытер руки.

– Здравствуй, Федор.

– Здорово, Артем, – ответил тот. – Боярин велел передать: нужны новые наконечники для копий. Штук тридцать. К следующей неделе.

– Добро, успею, – кивнул Артем. – Что-то случилось?

Федор бросил взгляд на меня, потом снова на дядьку Артема.

– Дозорные видели следы. На востоке, за рекой – татары шастают. Может, разведка, может, готовятся к набегу. Боярин велел быть готовыми.

Дядька Артем нахмурился.

– Понял. Сделаю наконечники.

Федор снова посмотрел на меня, на этот раз дольше.

– Это кто?

– Митька, сын Григория. Помогает мне.

– А, – Федор усмехнулся. – Слышал про него. Говорят, за ум взялся.

Я промолчал, продолжая работать мехами. Федор подошел ближе.

– Драться то умеешь, а Митька?

– Учусь. – коротко ответил я.

– Учишься. – передразнил он. – Ну что ж, посмотрим. Скоро, может, и проверить придется. Если татары нападут, все в бой пойдут. Не испугаешься? А?

– Нет. – ответил я, посмотрев ему в глаза. Он ухмыльнулся, и попрощавшись с Артёмом вышел из кузни.

– Федор, боярский стражник. – зачем-то Артём решил объяснить кто это был. – Можно сказать, правая рука Ратибора. Жесткий человек, но справедливый. Если он говорит, что татары близко, значит, так оно и есть.

Я кивнул, не переставая работать. Но внутри что-то сжалось. Татары. Набег. Помню учебники истории. Куликовская битва, потом нашествие хана Тохтамыша, стояние на реке Угре. И ВСЁ!

– Дядька Артём, а какой сейчас год? – спросил я.

– Ого, у тебя вопросы. Зачем тебе?

– Просто. Интересно стало.

– Шесть тысяч девятьсот шестьдесят восьмой, – ответил он.

«Тааак, дай Бог памяти, если всё правильно помню, то если переводить на летоисчисление от рождества Христова, получается надо отнять пять тысяч пятьсот восемь лет. Итого, получается на дворе тысяча четыреста шестидесятый год. Дааа – попал, так попал…»