Текст книги "Рассвет русского царства. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ник Тарасов

Соавторы: Тимофей Грехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 49 страниц)

– Не надо никого звать. Всё равно никто мне не поможет. – Она сделала паузу. – Просто иногда муж и жена ссорятся. В этом нет ничего удивительного.

– Тебя обидел Иван Васильевич? КАК ОН ПОСМЕЛ⁈

– Глеб, успокойся, – сказала она, вытирая слёзы. – Ты хороший человек. Твоя жена будет счастлива с тобой.

Он посмотрел на неё удивлённо.

– Спасибо, Великая княгиня.

– Не называй меня так, – она приблизилась. – Здесь нет никого, кроме нас. Называй просто Мария.

– Я… не могу, – пролепетал он.

– Можешь, – она улыбнулась, и по слогам произнесла своё имя. – Ма‑ри‑я.

– Мария, – повторил он, и имя прозвучало интимно.

Как вдруг она наклонилась, и сама поцеловала его.

Глеб застыл. Мозг отказывался верить в происходящее. Великая княгиня целовала его. ЕГО!

– Мария, мы не можем. Что ты делаешь? Мы не можем?

– Почему? – спросила она, глядя ему в глаза.

– Потому что… ты жена Великого князя. Это… это измена.

– Я знаю, – она провела пальцем по его щеке. – Но хоть я и жива, но живой себя не чувствую. Понимаешь?

Он не понимал о чём она и попытался отойти, но она схватила его за руку, и если бы он тогда проявил характер…

Но она снова поцеловала его, и на этот раз он ответил.

С тех пор они встречались тайно. В её покоях, когда Иван был занят делами. В дальних комнатах терема, куда никто не заглядывал. Приходил днём, прятался в шкафах и там ждал наступления ночи.

Глеб знал, что это безумие. Знал, что рано или поздно их раскроют. Знал, что расплата будет страшной, но не мог остановиться.

Мария… она опьяняла, лишала разума.

И вот теперь он лежал под кроватью, на которой она занималась любовью со своим мужем, и молился, чтобы его не нашли.

До него доносились звуки, которые он старался не слышать.

«Господи, прости меня, – молился он. – Я больше не буду. Клянусь. Только дай мне выбраться отсюда живым».

Прошла вечность. Или, может, час. Глеб потерял счёт времени. Наконец звуки стихли. Он услышал, как Иван встал, оделся.

– Мне нужно идти, – сказал Великий князь. – Дела ждут.

– Иди, – ответила Мария. – Я отдохну ещё немного.

– Отдыхай, – сделав своё дело Великий князь, насвистывая какую‑то мелодию, пошёл на выход.

Когда дверь закрылась Глеб выдохнул.

Как вдруг над ним раздался тихий смех.

– Можешь вылезать, Глеб. Он ушёл.

Глеб медленно выполз из‑под кровати, поднялся на ноги. Он посмотрел на Марию, которая лежала на кровати, накрытая простынёй, и смотрела на него с улыбкой.

– Это было близко, – сказал Глеб.

– Согласна.

– Мария, это… это безумие! А если бы он увидел…

– Но не увидел, – она потянулась, словно кошка. – Всё хорошо.

– Хорошо⁈ – Глеб чуть не закричал. – Мы чуть не погибли! Он мог нагнуться, посмотреть под кровать, и тогда…

– Но не посмотрел, – она перебила его. – Успокойся, Глеб. Всё закончилось хорошо.

Он прошёлся по комнате, пытаясь успокоиться.

– Нам нужно это прекратить, – сказал он твёрдо. – То, что мы делаем… Это предательство. Мы можем поплатиться жизнью… не только своей, но и наших близких.

Мария села на кровати, простыня соскользнула, обнажив плечи. Она смотрела на него спокойно, без тени стыда.

– Конечно, – согласилась она. – Давай прекратим.

Глеб повернулся к ней.

– Ты… согласна?

– Да, – она кивнула. – Мы прекратим. Снова.

Он нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

Мария усмехнулась, откинула волосы за плечо.

– Глеб, помнишь, мы уже поднимали подобный разговор? И даже не раз. После первого раза. После второго… пятого. Каждый раз ты говоришь: «Нам нужно это прекратить». И каждый раз, через неделю или даже две, хотя были и случаи через два дня, ты снова приходишь ко мне. Так скажи мне, зачем тратить время на разговоры?

Глеб молчал. Он знал, что она права. Он действительно говорил это не раз. И действительно возвращался, потому что не мог не вернуться.

– Я… – начал он, но она встала, подошла к нему, оставаясь, в чём мать родила.

– Глеб, – тихо сказала она, положив руку ему на грудь, – я понимаю твой страх. Я сама боюсь. Но я не могу отказаться от тебя. Ты… ты делаешь меня живой. Понимаешь?

Он посмотрел ей в глаза.

– Мария, это неправильно.

– Знаю, – она приблизилась, её губы почти касались его. – Но разве неправильное не бывает сладким?

И она поцеловала его.

Через десять минут они снова занимались любовью. На той же кровати, где совсем недавно был Иван Васильевич. И никого из них это не смущало.

Глеб забыл о страхе, о стыде, о Боге.

И только потом, когда всё закончилось, и он лежал рядом с ней, глядя в потолок, мысли вернулись.

Мария повернулась к нему, положила голову ему на грудь.

– О чём думаешь? – спросила она.

– Ни о чём, – солгал он.

Она усмехнулась.

– Лжёшь. Ты снова переживаешь.

Он вздохнул.

– Мария, ты не боишься?

– Я же говорила, что боюсь, – призналась она. – Что вот‑вот сейчас он войдёт и увидит нас вместе. Но страх… он делает ЭТО ещё острее. Не находишь?

Глеб не знал, что ответить.

Они ещё немного полежали в тишине. Потом Мария встала, начала одеваться.

– Тебе пора, – сказала она. – Скоро вернутся слуги.

Глеб кивнул, после чего начались быстрые сборы. Он подошёл к стене, где был секретный ход, по которому он оказался на первом этаже, где никогда не было стражи и лишних глаз.

– Мария, я… – остановился он у стены.

– Не говори ничего, – она улыбнулась. – Просто иди и возвращайся.

И он вышел.

«Это нужно прекратить, – думал он. – Обязательно».

Но глубоко внутри он знал, что не прекратит. Потому что не мог. Потому что его тянуло к ней и ему было плевать на всё и всех…

Глава 12

Великое княжество Московское,

Курмыш, Старая крепость.

– Вот это новость! Значит, всё‑таки идём грабить басурман? – обрадовался Лёва.

– Не грабить, – поправил я. – Освобождать пленных, а то, что попутно заберём скот, коней и что там ещё найдём, это… компенсация за наши труды.

Отец Лёвы, Семён, почесал бороду.

– А сколько народу поведёшь?

– Пятьдесят пять человек дружины, – ответил я, – и, наверное, десятерых новиков возьмём. В Курмыше останется пятнадцать дружинников и двадцать новиков, те, что помладше.

Григорий нахмурился.

– Пятнадцать, это мало! Если татары нагрянут, пока мы в походе…

– Татары воюют с Астраханью, – возразил я. – Им сейчас не до нас. А пятнадцати хватит, чтобы отбить небольшой набег. Плюс ополчение из крестьян. Если что затворятся в крепости, не даром стенами большую часть построек обнесли.

Григорий кивнул, но было видно, что он недоволен. Хотя… довольный Григорий – это редкость.

Лёва наклонился вперёд, опираясь локтями на стол.

– А что с провиантом? Сколько дней в пути планируешь?

– Одна седмица туда, одна обратно, – ответил я. – Плюс три‑четыре дня на сам рейд. Итого – три седмицы. Провианта возьмём на месяц, с запасом. Сухари, вяленое мясо, крупа. Воду по дороге найдём.

Богдан задумчиво смотрел на карту, которую я развернул на столе.

– Идти будем вдоль Суры, потом свернём на юго‑восток, – продолжил я, водя пальцем по бересте. – Здесь, – я ткнул в точку, – деревня Биляр. Ударим быстро, освободим людей, заберём, что можно, и уходим. Дальше, ещё два‑три аула по пути.

Варлаам откашлялся, привлекая внимание.

– Дмитрий Григорьевич, воины должны исповедаться, причаститься перед таким делом.

Я посмотрел на него.

– Конечно, отче. Завтра после заутрени проведёшь службу. Пусть все причастятся. Это успокоит их, даст уверенности.

Дьякон удовлетворённо кивнул.

– Хорошо. А что насчёт добычи? Ты обещал часть церкви.

– Обещал, и слово своё сдержу, – подтвердил я. – Десятую долю от всего, что захватим. И колокол отолью, как договорились, только мастера пусть пришлют, а расходы я все возьму на себя.

Варлаам довольно улыбнулся.

Вот только я радуюсь ещё больше. Если мне пришлют мастера, разбирающегося как отливать колокола, то я смогу приспособить его науку для отлива пушек! А уже с ними…

Ненадолго в гостином помещении повисла тишина. Каждый думал о своём. Про Варлаама и думать нечего. Он только о своём храме и думает. Семен и Богдан спят и видят холопами обзавестись. Лёва хотел того же, плюс денег с трофеев поднять. Григорий? Честно, я не знал о чём он думает.

– Григорий, – обернулся я, – с завтрашнего дня увеличь нагрузку и отбери тех, кто идёт в поход. Упор на конный бой. Сабля, копьё, щит. Пусть отрабатывают до автоматизма.

Отец кивнул.

– Будет сделано.

– Семён, – повернулся я к лучнику, – ты отвечаешь за стрелков. Татары отменные лучники, и про них не даром говорят, что они будто в седле родились, но я не собираюсь вступать в бой на открытой местности. Если заметим врага, будем отходить в лес, откуда будем поливать их стрелами. Так что делай упор именно на стрельбу из‑за укрытий.

– Понял, – кивнул Семён.

Утро следующего дня началось с того, что я собрал всю дружину на плацу. Семьдесят человек выстроились передо мной. Я обошёл строй, оглядывая каждого. Потом остановился в центре, так, чтобы все меня видели и слышали.

– Слушайте меня, православные! – начал я громко. – Через две недели мы выступаем в поход. Не на войну, не на осаду крепостей. Мы идём освобождать своих людей, которых басурмане держат в плену.

Дружинники зашумели. Кто‑то одобрительно кивал, кто‑то переглядывался. Уверен, Богдан и Григорий уже рассказали о том, что я затеял, и выдали информацию в нужном ключе.

– Мы пройдём по их землям, – продолжил я, – как они ходят по нашим. Ударим по их деревням, освободим пленников, заберём скот, коней, людей… всё, что найдём! Будем действовать быстро, не задерживаясь на одном месте подолгу. Увидим, что силы неравны, отступим. Мне нужны живые воины, которые вернутся домой с добычей, а не мёртвые герои.

Один из дружинников из новеньких спросил.

– Господин, а можно вопрос?

– Говори.

– А что будет с добычей? Как делить будем?

Я усмехнулся над предприимчивостью людей. И это был правильный вопрос.

– Добыча будет делиться так, – начал объяснять я. – Десятая часть церкви. Ещё десятая мне, как командиру. Остальное делится между всеми поровну. Но, – я поднял палец, – те, кто отличится в бою, получат дополнительную долю. И ещё. Я не оговорился, сказав про пленников. Как они неволят русский людей, так и мы будем неволить их, отвечая им той же монетой. Будут работать в полях, ухаживать за скотиной. Будут работать как холопы, пока их не выкупят, а если нет, то останутся у вас навсегда или же как вы сами распорядитесь. Что же до русских… православных, на чью судьбу выпали муки неволи, их мы отпустим… Неволить никого я не позволю. И если узнаю, что силой посадили на землю или обманом, пеняйте на себя.

Несмотря на угрозу, дружинники удовлетворенно загалдели. Ведь это было выгодное предложение.

– Вы рано радуетесь! Казань там! – указал я на восток. – И за добычу придётся бороться, – я повысил голос, заглушая шум. – Татары не отдадут своё просто так. Они будут драться. И мы должны быть готовы. Поэтому с сегодняшнего дня начинается подготовка. Тренировки каждый день, без передышки. Сабля, копьё, щит, лук, арбалет. Конный бой, пеший бой, засады, отходы. Всё, что может пригодиться.

Я обвёл их взглядом.

– Кто не готов? Кто боится? Говорите сейчас. Никто не осудит. Лучше остаться здесь, чем сдохнуть от страха.

Тишина. Никто не шелохнулся.

– Хорошо, – кивнул я удовлетворённо. – Тогда последнее. По результатам следующих двух седмиц, будет решено кто останется в Курмыше охранять наши семьи. Так что покажите всё, на что вы способны, – я сделал паузу. – Если не хотите остаться ни с чем. – После чего я повернулся к Григорию. – Начинай.

Следующие дни прошли в бешеном темпе. Я тренировался с утра до вечера. Сабля, щит, копьё. Особенно копьё. В конной схватке оно было главным оружием. Удар на скаку… его я отрабатывал снова и снова, пока руки не начинали дрожать от усталости.

Григорий гонял дружину без пощады. Конные атаки, сшибки, уклоны. Он кричал, ругался, но никто не роптал.

Семён занимался стрелками. Он ставил мишени на разных расстояниях, заставлял стрелять с коня, на бегу. Я предложил ему устроить, так сказать, марш‑бросок вместе с луками и арбалетами, и в конце дистанции сделать по пять выстрелов.

В принципе ничего такого, если не считать, что они должны были бежать и ползать в лужах и вдоль ручья. И не каждый подумал о том, что тетива может не выдержит такой нагрузки… В итоге появились первые трое кандидатов остаться дома.

Я тоже занимался с новиками. Не боевой подготовкой, а медициной. Собрал их всех на плацу, принёс перевязочный материал и жгуты.

– Слушайте внимательно, – начал я. – В бою главная опасность не смерть от удара, а смерть от потери крови. Если видите, что кровь хлещет, то человек может умереть очень быстро. Но это можно остановить.

Я показал им, как накладывать жгут. Где пережимать артерию на руке, на ноге. Как затягивать, как фиксировать.

– Если видите, что товарищ ранен, сначала посмотрите по сторонам, не будет ли грозить вам опасность, пока вы накладываете жгут…

– А как же поговорка, сам погибай, а товарища выручай ? – спросил меня новик, и я знал, что её очень часто употребляет во время занятий Григорий.

– Всё верно мой отец говорит. Вот только, что будет если враг убьёт тебя, а потом и того, кому ты оказывал помощь? Получается, ты и товарища не выручил и сам погиб. А это неправильно. В бою, бесспорно, нужно думать о товарищах, но и о себе не забывать. Поэтому сначала смотрим, чтобы рядом не было врагов, потом помогаем. Если враг рядом, разбираемся с ним, и потом, если ещё можно помочь, помогаем.

Новики кивали, стараясь запомнить. Некоторые бледнели, когда я показывал, где именно проходят артерии.

Также я не забывал про учеников‑лекарей: Фёдора, Матвея и Антона. Мы сидели в моей светлице, и я объяснял им, что будет дальше.

– Фёдор, Матвей, вы идёте со мной в поход, – сказал я.

Фёдор, как мне показалось, обрадовался, и я тогда подумал: «Не видел ты ужасов сражений».

Тем временем, он спросил.

– Правда возьмёте?

– Правда. Вы нужны мне как лекари. Будете помогать раненым, накладывать швы, обрабатывать раны. Всё, чему я вас учил.

Матвей кивнул. Вот он, по‑моему, понимал, что не на прогулку поедем.

Антон же сидел, опустив голову. Я знал, что он ждёт.

– Антон, – обратился я к нему, – ты остаёшься.

Он поднял глаза, и в них было облегчение, смешанное с виной.

– Прости, Дмитрий Григорьевич, я…

– Не извиняйся, – перебил я. – Ты не для войны создан. Ты зелейник, травник. Твоё дело снадобья варить, за больными ухаживать. И это не меньше, чем то, что делают Фёдор и Матвей. Просто другое.

Антон кивнул.

– Спасибо, – сказал он.

– Но, – я поднял палец, – пока мы в походе, ты отвечаешь за всех больных и раненых в Курмыше. Если что случится, лечишь. Понятно?

– Понятно, – улыбнувшись ответил Антон.

Я похлопал его по плечу.

– Молодец. Тогда за работу. Фёдор, Матвей, идите проверьте всё ли готово в перевязочной, после чего найдёте Семена. Он научит вас стрелять из арбалета.

– Правда? – чуть ли не одновременно выкрикнули ученики.

– Да. В бой я вас не пущу, но научиться стрелять из арбалетов будет не лишним, да и для дружинников в бою перезаряжать будете. – Я повернулся к Антону, который тоже видимо хотел учиться стрелять из арбалета. Но это было поощрением для них, и Антон на мой взгляд его не заслуживал. – Антон, ты составь список трав и снадобий, которые нужно взять с собой.

Весь Курмыш знал, что мы собираемся в поход. Увы, как бы мне не хотелось сделать всё по‑тихому, но так не получилось. Муж рассказал жене, жена сватье, сватья, подруге… И оставалось только надеяться, что до татар эти слухи не успеют дойти.

Поэтому мы торопились со сборами как могли, при этом я не забывал о делах, которые тоже требовали моего присутствия.

Механизм для водяного колеса Артёму поддавался с трудом. Но я его не торопил. Да и мой визит сюда был обусловлен другими делом.

– Ратмир! – позвал я холопа

– Я здесь, – тут же подошёл он.

– Собери мне человек пятнадцать из крестьян. Нужно рубить лес и ставить частокол. Здесь, – я очертил рукой большой квадрат, примерно тридцать на тридцать шагов, – всё это огородить. Плотно, чтобы щели не было. И ворота с засовом изнутри. Потом, как сделают, смотровые башни по углам приладим.

Ратмир нахмурился, оглядывая площадку.

– Частокол? Зачем, господин? Здесь же кузни рядом, люди ходят…

– Именно поэтому и нужен, – перебил я. – То, что мы будем строить внутри, не должны видеть посторонние. Понял? А здесь, как проходной двор.

Он медленно кивнул.

– Понял. А что именно строить будем?

– Большую печь для выплавки железа.

– К вечеру людей соберу, завтра сутра начнём рубить.

– Хорошо. И ещё, Воислав пусть тоже подключается.

– А Глав? – тут же спросил Ратмир, видимо подумав, что их товарищ останется не удел от работы.

– Глав займётся другим делом, скажу ему отдельно, – успокоил я его.

Ратмир кивнул и ушёл. А я остался стоять, представляя, как здесь всё будет выглядеть. Высокая доменная печь, толстые кирпичные стены, футерованные огнеупором. Мехи, приводимые в движение водяным колесом через систему валов и шестерён. А в конце льющийся чугун, красный, как кровь, стекающий в формы…

«Скоро, – подумал я. – Совсем скоро».

Наконец настал день выступления.

Я проснулся ещё до рассвета, когда за окном только‑только начинало сереть. Лежал на кровати, глядя в потолок, и слушал, как где‑то внизу скрипят половицы.

Холопки, зная о раннем боевом выходе, пришли пораньше приготовить еды.

В груди клубилось что‑то тяжёлое.

– «Сегодня», – подумал я, садясь на кровати.

Я умылся холодной водой из кувшина, оделся. Спустился вниз, покушал и вышел на улицу, где у ворот уже начала собираться моя дружина. Пятьдесят пять всадников. Доспехи пока все погрузили в телеги, как и большую часть оружия. Там же лежал провиант и ещё в двух телегах начали усаживаться новики. Увы, им коней у меня не было. Но я надеялся после этого похода добыть им лошадей.

Я подошёл к Бурану. Конь повернул голову, ткнулся мордой мне в плечо.

– Ну что, дружище, – тихо сказал я, поглаживая его по шее. – Пойдём на войну?

Буран фыркнул, словно соглашаясь. После чего я ловко запрыгнул в седло, оглядел дружину.

Варлаам встал рядом с нами и пропел.

– Господи, благослови рабов своих, идущих на подвиг праведный. Укрепи их дух, направь их руку, защити от врагов, видимых и невидимых…

Дружинники склоняли головы, крестились, хотя я уже знал, что есть у меня в дружине и те, кто последователем Перуна был. Но честно, мне было без разницы на это.

Когда он закончил, я поднял руку.

– Слушайте меня! – громко сказал я. – Мы идём в поход на татар. На тех, кто столетиями угонял наших близких, друзей или знакомых в полон. Кто обкладывал жителей земли русской данью. НО МЫ ВЫСТОЯЛИ! И пришло время татарам платить за всё причиненное горе! Кто‑то из нас может не вернуться. Но те, кто вернётся, вернутся с добычей, с пленными, с честью. Помните: мы не разбойники. Мы освободители. Идём спасать своих людей. И Бог с нами!

– С НАМИ БОГ! – гаркнула дружина.

Я опустил руку.

– Выступаем!

Ворота крепости распахнулись. Первыми выехали разведчики – Семён с тремя лучниками. Потом авангард – десять всадников во главе с Богданом. Следом основные силы, телеги с провиантом, и наконец, арьергард – ещё десять всадников под командованием Лёвы.

Я ехал в центре, рядом с Григорием. За спиной чувствовал взгляды оставшихся в Курмыше. Женщины, дети, старики. Все смотрели нам вслед.

– Смотри, тебя пришли провожать, – сказал я отцу, показывая на Глафиру, рядом с которой стояли Сева и Ива, а Иван расположился на руках матери.

Григорий хмыкнул, словно специально стараясь показать, что это его не задело, но я‑то уже привык к нему и заметил, что уголки его губ дрогнули.

Первые три дня пути прошли спокойно. Мы двигались вдоль Суры, держась лесных троп и избегая больших дорог.

Ночевали в лесу, не разжигая больших костров. Только маленькие и бездымные, прям под кронами деревьев, для приготовления еды. Стража менялась каждые три часа.

На четвёртый день мы свернули на юго‑восток, углубляясь в земли Казанского ханства. Лес поредел, начали попадаться поляны, заброшенные поля. Следы старых пожарищ, видимо, здесь когда‑то были селения, но их разорили.

Когда я ехал с Семеном и Ратмиром спасать Лёву, мы держались другой дороги.

Богдан подъехал ко мне, указывая на одно из пожарищ.

– Это дело рук самих татар, – сказал он. – Когда мы ходили на Казань, они сжигали свои же аулы, чтобы нам ничего не досталось. Потом не стали отстраивать.

– Значит, здесь уже никто не живёт? – спросил я.

– Здесь нет. Но дальше будут. Вдоль Казанки аулы стоят плотно. Тогда там были богатые земли, мурзы держат усадьбы. Но отстроились ли они, не знаю.

Я кивнул, давая понять, что услышал.

– Сколько ещё идти?

– Дня три. Может, четыре, если будем осторожничать.

– Хорошо. Продолжаем.

На пятый день пути Семён вернулся с тревожной вестью.

– Дмитрий Григорьевич, впереди дорога. Видел караван, человек двадцать охраны.

Я нахмурился.

– Они вас заметили?

– Нет. Мы держались в лесу.

– Хорошо. Обойдём.

Мы обошли дорогу широкой дугой, потеряв полдня. Но рисковать не хотелось. Чем дальше мы пройдём незамеченными, тем лучше.

На седьмой день увидели Казанку. Река была широкая, полноводная, с быстрым течением. Вдоль берега тянулись поля, виднелись крыши домов.

Богдан указал на одно из селений.

– Вот. В прошлый раз, – он сделал паузу, словно что‑то прикидывая, – почти 7 зим назад, мы разграбили эту деревню, но её отстроили заново.

Мы находились на небольшой возвышенности и густые ветки леса прикрывали нас. И мне было хорошо видно десятка два домов, частокол вокруг, ворота. Охрана? Вроде бы есть, но немного. Двое у ворот, ещё несколько ходят по периметру.

– Слабо защищён, – пробормотал я.

– Они не ждут нападения, – сказал Богдан. – Война идёт далеко на юге. Здесь они чувствуют себя в безопасности.

Я посмотрел на Григория.

– Что скажешь?

– Можно взять, – немного подумав сказал он. – Но надо быстро.

– Ночью? – спросил я.

– Ночью, – согласился Григорий. – Меньше шансов, что заметят раньше времени.

Я кивнул.

– Хорошо. Ждём темноты.

Мы отвели отряд в лес и разбили там временный лагерь. А когда солнце село за горизонт и небо потемнело мы уже были у кромки леса.

Первыми пошли лучники и я вместе с арбалетом. Из лука я уже стрелял неплохо, но из арбалета я крайне редко промахивался.

Через полчаса мы вышли на опушку. Селение было обнесено частоколом, над которым возвышалось несколько башен. У ворот горел факел, и в его свете можно было разглядеть двух охранников. Они о чём‑то разговаривали, даже не всматриваясь в темноту.

Семён подполз ко мне, прижимаясь к земле.

– Готовы, – прошептал он.

Я кивнул.

– Действуй.

Он исчез в темноте, и за ним бесшумно поползли трое лучников. Я затаил дыхание, наблюдая.

Семён и его люди подобрались к воротам с двух сторон. Охранники не заметили. Один из них зевнул, потянулся.

– Вжих.

И ещё одна стрела.

– Вжих.

Одна вошла в горло первому охраннику, вторая – в грудь второму. Они даже не успели закричать.

Семён махнул рукой.

Я повернулся к Григорию, давая знак, чтобы он выступал.

Татары и впрямь не ждали на падения и даже не закрыли ворота. И вскоре десять всадников проскользнули через ворота, разворачиваясь веером. Ко мне подъехал Ратмир, подавая поводья Бурана, и взобравшись в седло я поспешил внутрь селения.

– «Слишком тихо, – насторожился я. – Неужели никто не проснулся?»

И тут где‑то в глубине аула раздался крик.

– УРУС! УРУС ПРИШЁЛ!

Из домов начали выбегать люди. Мужчины с саблями, копьями, луками.

– К бою! – крикнул Григорий.

Дружинники развернули коней, приготовились. Татары бежали к нам, размахивая оружием, выкрикивая что‑то на своём языке.

– АРБАЛЕТЫ! – закричал я. У всех они должны были быть взведены. – ПЛИ!

– Дзинь! – нажал я на спуск. Болт ушёл и вонзился в грудь бежавшего на меня татарина. Причём стрелял в него не я один. Почти одновременно с моим болтом в «беднягу» прилетел болт от Ратмира и нож от Глава.

На этом, фактически, сопротивление закончилось. На земле лежали убитые и раненые татарские воины, тогда как мы не потеряли ни одного.

– «Тьфу‑тьфу‑тьфу», – мысленно поплевался я.

Дружинники рассыпались по аулу. Врывались в юрты, тащили всё, что представляло ценность. Мешки с зерном, вяленое мясо, шкуры, украшения, оружие. Коней угоняли из загона. На центральную площадь выводили людей, которые со страхом смотрели на нас. Их ещё предстояло отфильтровать. Молодых и сильных в плен. Стариков и детей оставим здесь. Когда я отдавал такой приказ, мне сказал один дружинник.

– Господин, а моих родителей татары во время набега не пожалели, как и трехгодовалого сына. Всех убили. ТАК ПОЧЕМУ Я… – он стал заводиться, и мне пришлось повысить голос.

– Потому что я так приказал! И не собираюсь брать грех на душу убивая слабых. – Я сделал паузу, после чего повернулся к Богдану. – Твой воин?

– Да.

– Разберись.

Он кивнул, а я подъехал к Леве, который разговаривал, судя по виду, с русскими невольниками.