Текст книги "Рассвет русского царства. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ник Тарасов

Соавторы: Тимофей Грехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 49 страниц)

Глава 17

Обратный путь превратился в испытание…

Наш караван растянулся по лесной дороге почти на версту. Телеги, доверху груженные добром, проседали на осях, цепляя днищем корни. Пленные, хоть и связанные, требовали постоянного пригляда. Скотина норовила разбрестись в кусты.

Я ехал в голове колонны, вертя головой на триста шестьдесят градусов.

Но, видно, кто‑то наверху действительно присматривал за нами. Или же мой расчёт на то, что все боеспособные силы ушли на юг, оказался верным. И так продолжалось четыре дня, пока мы не остановились в дневном переходе от Курмыша.

– Стой! – поднимая руку скомандовал я.

Богдан, ехавший рядом, удивлённо посмотрел на солнце, которое ещё было высоко.

– Рано же, Дмитрий Григорьевич. Ещё версты три‑четыре пройти успеем до темноты.

– Не в том дело, – ответил я, спешиваясь. – Посмотри на нас, Богдан. На кого мы похожи?

Десятник оглядел дружину: пыльные, потные, в грязных кафтанах с уставшими лицами.

– На воинов после похода, – пожал он плечами.

– Нет, – отрезал я. – Мы похожи на банду оборванцев, которые ограбили курятник. А мне нужно, чтобы в Курмыш входили победители. Чтобы нас встречали как героев.

Я повернулся к дружине.

– Слушать мою команду! Всем мыться! Кольчуги – песком начистить, чтобы блестели, как… кхм, как отражение в горном ручье! Коней вычистить, гривы расчесать! Кровь смыть! Одежду в порядок привести! Завтра мы входим домой, и я хочу, чтобы каждая девка в Курмыше, глядя на вас, забыла, как дышать!

Воины загомонили, но без злобы. Идея предстать перед родными во всей красе пришлась им по душе. В итоге началась суета.

Я сам подошёл к ручью, зачерпнул ледяной воды и плеснул в лицо, смывая дорожную пыль и усталость. Завтрашний день был важен. Мне хотелось продемонстрировать силу и успех. Люди должны видеть не просто добычу, а мощь новой власти. Моей власти.

Я посмотрел на своих холопов, которые, прежде чем заняться своим обмундированием, поставили мне палатку, приготовили ужин и вычистили мою амуницию.

– «Было бы нелегко без них!» – подумал я.

Утро следующего дня выдалось ясным. Мы выстроились в походный порядок, но теперь это было совсем другое зрелище. Солнце играло на начищенных шлемах, кони шли ровно, а дружинники расправили плечи.

– Вот так! – проскакал я мимо своих воинов. – Это уже совсем другое зрелище.

Когда показались стены Курмыша, у меня потеплело на душе. Дом. Моя крепость. Моя вотчина…

Ворота были распахнуты настежь и нас уже ждали.

Я ехал первым, на Буране. Рядом – Григорий. Следом – знаменосцы с моим личным стягом и трофейными бунчуками.

У ворот нас встречала толпа. Мужики, женщины, старики, дети – казалось, весь Курмыш высыпал на улицу. Но впереди всех, как чёрный столб, возвышался дьякон Варлаам.

И он был не один. Рядом с ним стоял незнакомый мне священнослужитель. Такой же высокий и болезненно худой, как сам Варлаам.

– «Их там что, по внешности выбирают?» – подумал я. Также от меня не укрылось, что у незнакомца на груди, поверх богатой чёрной рясы, поблёскивал массивный наперсный крест. Не простой поп, сразу видно. Кто‑то из иерархов, возможно, архимандрит или доверенное лицо епископа.

Я осадил коня, не доезжая пары шагов до встречающих, и легко спешился.

– С возвращением, Дмитрий Григорьевич! – голос Варлаама был торжественным, но глаза его жадно шарили по нашему обозу, оценивая размеры добычи. – Благословен господь, вернувший вас целыми!

Я подошёл, склонил голову, принимая благословение.

– Спаси Христос, отче, – ответил я громко, чтобы слышали все. – С Божьей помощью мы прошли сквозь огонь и воду.

Незнакомый священник выступил вперёд, внимательно оглядывая меня цепким, пронзительным взглядом.

– А это, стало быть, и есть тот самый отрок, о коем столько толков в епархии? – голос у него был поставленный. – Дмитрий из рода Строгановых?

– Аз есмь, – кивнул я, стараясь выглядеть смиренно, но с достоинством. – А с кем имею честь говорить?

– Владыка Филарет, – представил его Варлаам, и в его голосе проскользнули нотки подобострастия. – Епископа прислали из Нижнего Новгорода, дабы засвидетельствовать труды наши по возведению храма и… поглядеть на воинство твоё.

– Рад приветствовать вас на земле Курмышской, владыка Филарет, – я поклонился чуть ниже. – Вы прибыли вовремя. Господь не оставил нас. Мы вернулись с победой и с большими дарами, часть коих, как и было обещано, пойдёт на славу Божию.

Глаза Филарета блеснули при упоминании даров. Церковь своё не упустит, это я знал твёрдо.

Я развернулся к народу. Люди затихли, ловя каждое движение. Я вскочил обратно в седло, чтобы меня было видно всем, и поднял руку.

– Люди Курмыша! – мой голос, усиленный эхом от крепостных стен, разнёсся над площадью. – Слушайте меня!

Я выждал театральную паузу.

– Мы вернулись с победой! Мы прошли по землям тех, кто веками пил нашу кровь! Мы разбили врага, захватили острог и взяли штурмом крепость мурзы!

Толпа ахнула. Взятие крепости – это уже звучало весомо.

– Мы освободили наших братьев и сестёр из плена! – я указал рукой на телеги, где сидели освобождённые русские. – Они вернулись домой! Прошу помочь им кто чем сможет. На их долю выпало много несчастий, но теперь они окончились.

По толпе пронёсся радостный гул.

– Но самое главное! – я перекрыл шум голосом. – Господь хранил нас! Мы вернулись с богатой добычей, наказали врага и… не потеряли ни одного воина! Ни одного! Все ваши мужья, отцы и братья вернулись живыми!

Вот тут плотину прорвало.

– Ура!

– Слава Богу!

– Слава Дмитрию Григорьевичу!

Шапки полетели в воздух. Женщины плакали, крестились. Мужики орали до хрипоты. Это был триумф. Вернуться с войны с золотом – это удача. Вернуться без потерь – это уже сравнимо с чудом. И в глазах этих людей я сейчас был кем‑то вроде Георгия Победоносца, только живого и с возом серебра.

Я дал им прокричаться, наслаждаясь моментом.

– Сегодня все отдыхаем! – объявил я, когда шум немного стих. – Воинам – баня и чарка! Завтра устраиваем праздник! Большой пир! Будем праздновать наш успех!

Народ ответил новым взрывом ликования.

Ко мне протиснулся Григорий. Отец выглядел уставшим, но довольным и служака в нём не спал никогда.

– И где ты так говорить научился? – буркнул он, поправляя подпругу у коня. – С «мясом» что делать? Куда людей и пленников девать?

Я посмотрел на хвост колонны, где угрюмо жались связанные татары.

– В амбары, – скомандовал я, понизив голос. – В те, где крестьяне после Юрьева дня ютились. Охрану поставь не менее десяти дружинников из тех, что в Курмыше оставались. И скажи им: если хоть одна татарская морда сбежит, я лично шкуру спущу.

– Понял, – произнёс Григорий. – А что с добычей? Воины‑то уже косятся на возы.

– Руки укоротим, если потянутся раньше времени, – жёстко ответил я. – Всё сгрузить в мой двор, под охрану.

– А когда делить будем? – спросил отец. – Парни ждут. Им обещанное нужно.

– Завтра, – подумав сказал я. – Отдохнём ночь, а завтра к обеду пусть воины приходят к моему терему в старую крепость. Там начнём делить всё по справедливости. А сегодня пусть с семьями побудут, в бане помоются, дух переведут. На пьяную голову делёж устраивать только ссоры плодить.

Григорий ухмыльнулся в усы.

– Мудро. Ладно, пошёл я караулы расставлять.

Суматоха у ворот улеглась не сразу. Народ галдел, обсуждая добычу, бабы охали, разглядывая телеги, груженные с верхом, а мальчишки шныряли между колес, норовя потрогать трофейные сабли или хотя бы погладить бока чужих коней.

Я же чувствовал, как накатывает усталость, которая всегда приходит после финиша. Когда ты бежишь марафон боли нет, есть только цель. Но стоит пересечь черту, как мышцы вспоминают каждый пройденный километр.

– Ратмир! – окликнул я своего верного помощника, когда мы въехали во двор моего терема. – Распорядись насчет разгрузки.

Холоп тут же возник рядом, готовый ловить каждое слово.

– Все снимать, Дмитрий?

– Нет, – я покачал головой, спешиваясь и бросая поводья подбежавшему конюху. – Большую часть телег не трогать. Драгметаллы – серебро, золото, украшения, это в мою кладовую под замок. Ткани, шёлк, парчу – туда же, от сырости подальше. Продукты, что могут испортиться, – в ледник или сухой подклет. Остальное пусть стоит под охраной до завтра.

– Понял, – кивнул Ратмир. – А делить когда? Парни уже шепчутся.

– Завтра, – повторил я ему те же слова, что недавно сказал Григорию. – Завтра, как и обещал, на площади перед старой крепостью. И передай всем: делёж будет честным, но по моим правилам.

Я прошелся по двору, разминая затекшую спину. В голове уже складывалась схема распределения. Я не собирался быть жадным, но и в альтруизм играть не мог, мне нужны были ресурсы для развития.

– Ратмир, – снова позвал я, когда он уже собирался бежать выполнять поручения. – Еще одно. Предупреди парней, чтобы губу не раскатывали на казенное имущество. Тюфяки, порох, запасные болты, сабли для арсенала, это всё пойдет в общую казну крепости. В мою долю это не входит, но и в дележ не пойдет. Это – безопасность Курмыша. Лошадей тоже завтра распределим: боевых оставим, кляч раздадим или продадим крестьянам.

– Справедливо, – согласился Ратмир. – Парни поймут. Они ж не дураки, понимают: чем отбиваться будем, если татары нагрянут.

Он замялся, переминаясь с ноги на ногу. Я знал этот взгляд. Что‑то еще гложет, какой‑то неудобный вопрос.

– Ну, говори, чего мнешься, как девка на выданье?

– Да тут такое дело, Дмитрий… – он понизил голос и кивнул в сторону крытой повозки, где сидели женщины из гарема Барая. – А с девками этими что делать будем? С теми, что… ну, для утех которые.

Я посмотрел на повозку.

– А что с ними не так? – спросил я, хотя уже догадывался к чему он клонит.

– Воислав и Глав… они ж поглядывают. Да и не только они. Девки‑то русские, что там были, диво как хороши, хоть и натерпелись… Парни бы и жениться не прочь, семьи завести.

– Ну, так пусть женятся, – пожал я плечами. – Я препятствовать не стану. Дело молодое.

– Так холопы же они, Дмитрий Григорьевич… – с горечью в голосе произнес Ратмир. – Воислав и Глав. Ты ж знаешь закон. Женится холоп, жена, а потом и дети холопами станут. А мы ведь все свободными родились и… – он сделал паузу. – В общем, не хотят они своим кровиночкам ярмо на шею с рождения вешать? Вот и маются.

А ведь действительно…. Я так привык воспринимать Ратмира, Глава и Воислава как своих соратников, как боевых товарищей, что забыл об этой проклятой сословной стене. Для меня они были людьми, которые прикрывали мне спину, которые шли за мной в огонь и воду. А для мира XV века они были вещами.

– Слушай, Ратмир, – медленно произнес я, глядя ему прямо в глаза. – Ты прав. Этот вопрос надо было решить уже давно. Я как‑то… замотался.

– Да я понимаю, – вздохнул он. – Не до того было. Война, стройка…

– Нет, не понимаешь, – перебил я его. – Сегодня вечером зови Глава и Воислава ко мне в баню. И сам приходи.

Ратмир удивленно вскинул брови.

– В баню? С тобой? Эм… зачем это, господин? Не по чину же…

Я усмехнулся, хлопнув его по плечу.

– Последний вечер холопства провожать будем, друг мой. Вот как попаримся, как веничком березовым вас отхожу, всю дурь и грязь дорожную выбью – так и выйдете оттуда свободными людьми.

Ратмир застыл, а его лицо вытянулось, и даже рот приоткрылся. Он смотрел на меня так, словно я только что на его глазах превратил воду в вино или взлетел в небо без крыльев. В его глазах читалась смесь неверия, надежды и какого‑то щенячьего восторга.

– Дмитрий… – голос его дрогнул. – Ты… ты серьезно?

– Серьезнее некуда, – улыбнулся я. – Ладно тебе, Ратмир. Думаешь, я не знаю, что вы хотите свободными быть? Или думаешь, я забыл наш разговор в степи, когда мы за Лёвой отправлялись? Ты тогда жизнью рисковал не меньше моего. И Воислав, когда стрелу словил, не жаловался. И Глав… Вы заслужили это. Давно заслужили.

Ратмир вдруг шагнул ко мне и, забыв про субординацию, сгреб меня в медвежьи объятия.

– Спасибо, Дмитрий… Спасибо, – прохрипел он мне в ухо. – Век помнить буду. За тебя… да я за тебя в пекло…

– Ну все, все, задушишь, – я похлопал его по спине, освобождаясь. – Ты же нас не погонишь? – отстраняясь спросил он.

– Дурак ты, Ратмир, – беззлобно усмехнулся я. – Куда я вас погоню? Вы же моя правая рука. И левая. И глаза на затылке. Нет, конечно. Жалование вам положу, как вольным дружинникам. Долю с трофеев получите наравне со всеми. Землю дам, когда время придет. А так… мало что для вас изменится. Я ведь… по сути, вас не неволил. Против совести идти не заставлял, не бил от слова совсем… Дома у вас на зависть многим, да и на столе соль с мясом не редко видел. Так что, думаю, грех вам жаловаться на меня.

– Всё верно говоришь, – произнёс Ратмир. – Просто… неожиданно это. Вольная…

Он помолчал, переваривая услышанное, глупо улыбаясь своим мыслям. Видимо, уже представлял, как скажет жене. Потом встрепенулся, вспомнив, с чего начался разговор.

– Так что с девками‑то делать, Дмитрий? В амбар их к остальным пленным? В избы к крестьянам распределить, так как бы… – замялся он, и я понял почему. Женщины‑то красивые, жены мужей приревнуют, и тогда быть беде.

Нет, селить их к крестьянам нельзя было. Разумеется, потом расспрошу их, узнаю откуда родом и, если родня осталась, отправлю при первой же возможности по домам. Ну а если нет, то пусть остаются. Незамужними им недолго тут придётся ходить.

Немного подумав, я покачал головой.

– Старая казарма сейчас пустует, вот туда их и определи. Пусть помоются, поедят нормально. Охрану поставь, но скажи, чтобы не обижали.

Вечером того же дня моя баня, срубленная из толстых сосновых брёвен, гудела, как растревоженный улей, в который вместо дыма пустили хмельной пар.

Жар стоял такой, что уши сворачивались в трубочку. Каменка шипела, плюясь кипятком, когда Григорий, крякнув, поддавал ковшом настоя на мяте и березовых почках. Дух стоял – хоть ложкой ешь. С запахом распаренных веников, мужского пота и свежего пива, бочонок которого мы распечатали в честь победы.

Здесь собрался только ближний круг. Григорий, развалившийся на полке, и Богдан, сидевший рядом с ним, посмеиваясь смотрели на Семена и Лёву. Как я успел понять, они подшучивали друг над другом, споря кто лучше – лучник или мечник. По мне, так глупость несусветная, но вспомнив сколько споров было в моё время между сноубордистами и лыжниками, туда не лез. Победителей в этом споре точно не будет.

И, конечно, тут находились трое моих холопов: Ратмир, Глав и Воислав.

Они сидели на нижней полке, чуть в стороне, соблюдая негласную субординацию. Хотя сегодня границы стирались. В бане, как известно, генеральских погон нет, а крестов на шее под веником не разглядишь.

– А ловко ты, Дмитрий Григорьевич, отряд того мурзы спеленал! – хохотнул Богдан, опрокидывая в себя кружку холодного пива. – Я думал, рубиться придётся насмерть, а мы их как кур передушили.

– Вот опять ты лукавишь! – воскликнул Семен. – Мы их перестреляли! Что опять же говорит, что лук всему голова!

– Которая от сабли отлично отлетает! – огрызнулся Богдан. И несмотря на резкость в тоне, он тут же спросил у Семёна. – Тебе пива подлить?

Он как раз сделал последний глоток, и по его лицу было видно, что обижаться он даже не думал. И махнув рукой, произнёс.

– Эх! Хорошо идёт! Давай, Богдан, лей не жалей!

– Ахах‑ха‑ха, – посмеялись мы все.

– Я‑то, – продолжил Семён, – когда увидел, как берёза падает, чуть сам с косогора не скатился от смеха. Видели бы вы их рожи!

Воислав, сидевший осторожно, чтобы не тревожить перевязанное плечо, криво улыбнулся. Ему париться было нельзя – свежая рана не любит жара, может открыться кровотечение. Но я настоял, чтобы он пришёл. Просто посидеть в предбаннике, попить пива, послушать. Да и чего уж говорить, он ни капли не возражал.

– Ну что, друзья, – я поднялся. – Победа – это славно. Добыча – ещё лучше. Но есть у меня дело, которое откладывать больше нельзя.

Разговоры стихли. Григорий приоткрыл один глаз, внимательно глядя на меня.

Я подошёл к кадушке, где запаривались свежие дубовые веники. Выбрал самый пушистый, тяжёлый, с широким листом. Встряхнул его, обдавая всех брызгами.

– Ратмир, Глав, Воислав, – позвал я холопов, которые ждали только этого момента.

В бане повисла тишина, нарушаемая только шипением камней.

Они поднялись, и я слегка приложил их вениками по спине.

– Это был последний раз, когда кто‑то смел вас ударить по спине, и вы ответа не могли за себя дать, – разумеется, я утрировал, но вроде меня все поняли.

После чего достал три скрученные грамоты из плотной бумаги.

– Здесь вольные: вам, женам и детям. С этого дня вы никому ничего не должны, кроме Бога и совести. Долги ваши прощены, кабала порвана.

Я повернулся к Семёну.

– Семён, принимай пополнение. Ратмир отныне твой заместитель. Будет тебе правой рукой. Добро?

Семён широко ухмыльнулся и протянул Ратмиру руку:

– Добро! А то я зашиваюсь с этими новиками. Ну, брат Ратмир, с волей тебя!

Ратмир пожал руку, всё ещё оглушённый, и отошёл в сторону, прижимая свиток к груди, словно величайшее сокровище мира.

– Глав! – задумчиво произнёс я. – Ты, Глав, человек хитрый. Скользкий, как налим. Но мне такой и нужен. Не спину гнуть, а умом работать. Ты теперь вольный. Но, – я поднял палец, глядя ему в глаза, – от меня ты так просто не уйдёшь. Ты назначаешься моим личным порученцем. И заместителем по делам… тайным.

Глав, вытирая лицо, прищурился.

– Это по каким таким тайным, Дмитрий Григорьевич?

– А по таким. Слушать, где говорят. Смотреть, где прячут. Знать то, что другие скрывают. Шпионить ты будешь за соседями нашими. Я тебе потом всё объясню, и по трезвой голове подумаем, как всё обставить.

Он кивнул, и я повернулся к Воиславу, коему протянул третий свиток.

– Бери. Свободен.

Воислав перехватил грамоту здоровой рукой, поднёс к губам, поцеловал печать.

– Спасибо… я уж думал, так холопом и помру.

– Живи долго, – усмехнулся я. – Богдан!

– А? – отозвался здоровяк, уже изрядно захмелевший.

– Воислав к тебе в десяток идёт. Твоим заместителем.

– Вот умеешь ты радовать, Дмитрий Григорьевич! – гаркнул Богдан, хлопая Воислава по спине так, что тот поморщился. – Видел я его в деле, и стрелу эту как получил тоже видел. Но даже с ней саблю не выпустил из рук, и татарина, на него бегущего, зарубил.

Я поднял кружку. Пена перелилась через край, падая на дощатый пол.

– Ну, друзья! За волю! За новую жизнь! И за Строгановых!

– За Строгановых! – грянул нестройный, но мощный хор голосов.

Мы пили, смеялись и у меня создавалось впечатление, что здесь и сейчас рождалось что‑то большее, чем просто дружина. Здесь ковался костяк моего будущего рода.

Вскоре я покинул баню. Остальные ещё оставались допивать пиво, но мне уже хотелось на боковую.

У крыльца моего терема, как и положено, дежурили двое новиков. Парни молодые, старательные, стояли, опираясь на копья, и боролись со сном. Увидев меня, они встрепенулись, вытянулись во фрунт.

– Всё спокойно? – спросил я, поднимаясь по ступеням.

– Да, Дмитрий Григорьевич! – гаркнул один из них, кажется, Петька. – Тишь да гладь.

– Добро. Бдите.

Я вошёл в дом. В горнице было тепло и тихо, пахло сушёными травами. Холопки уже спали, оставив на столе крынку с молоком и ломоть хлеба. Но есть не хотелось. Хотелось только одного – упасть лицом в подушку и провалиться в сон без сновидений.

Я стянул сапоги, с наслаждением расстегнул ворот рубахи и, добравшись до кровати, рухнул на неё, даже не раздеваясь полностью. Мышцы ныли, требуя покоя.

«Завтра… всё завтра… Делёж, споры, стройка…» – мысли путались, становясь вязкими.

– Тук‑тук‑тук, – я поморщился, не открывая глаз.

– Кого там нелёгкая принесла? – проворчал я. – Спите, утро вечера мудренее!

Дверь скрипнула.

– Дмитрий Григорьевич… – раздался неуверенный голос новика с крыльца. – Тут это… к тебе пришли.

Я со стоном сел на кровати, потирая лицо ладонями.

– Кто? Богдан или Семен пришли доказывать, что меч лучше лука? – появилась у меня глупая догадка.

– Не, барин. Тут девка из тех, что с похода привезли.

Сон как рукой сняло.

На крыльце, зябко кутаясь в тонкую шаль, стояла Инес. Новики переглядывались, не зная куда девать глаза – то ли на неё пялиться, то ли в землю смотреть.

– «Хороша девка», – пронеслась у меня мысль.

Мы несколько секунд сверлили друг друга взглядом.

– Ты мылась? – неожиданно для самого себя спросил я. Вопрос вырвался раньше, чем я успел подумать о приличиях.

Было видно, что не этого она ожидала. Инес моргнула, сбитая с толку, но быстро взяла себя в руки и отрицательно покачала головой.

– Нет, сеньор. Нам дали воды только напиться. А в реке… холодно.

Я посмотрел на неё внимательнее.

– Жди здесь, – бросил я и вернулся в дом.

Схватил с лавки стопку чистых льняных простыней – полотенец в этом времени нормальных не сыщешь, да и не до жиру. Взял кусок мыльного корня* (Мыльнянка лекарственная  (Saponaria officinalis )).

Выйдя обратно, я сказал ей.

– Идём.

Новики проводили нас ошарашенными взглядами, но задавать вопросы не посмели.

Я повёл её обратно, к бане. Все уже разошлись, но сруб, сложенный на совесть, остывал долго. Жар там должен был сохраниться ещё на пару часов как минимум.

В предбаннике было тепло и влажно, пахло распаренным деревом и мужским духом. Я зажёг лучину, от неё запалил сальную свечу в глиняной плошке.

– Проходи, – я открыл дверь в парилку.

Инес шагнула внутрь и тут же отшатнулась, прикрыв лицо рукой.

– Dios mío… – выдохнула она, кашляя. – Почему тут так жарко? Это что, пыточная?

– Это баня, – усмехнулся я, входя следом и плеснув на камни совсем немного воды, просто чтобы освежить воздух. – Не бывала в таких?

– Нет… У нас в Кастилии, и даже у мавров… там воздух тёплый, приятный. А здесь печёт, будто в преисподней.

Я резко обернулся к ней, приложив палец к губам.

– А ты там была? В преисподней?

Инес вскинула на меня взгляд, полный огня.

– Я была в плену у татар, сеньор. Это достаточно близко.

Я покачал головой, подходя ближе.

– Будь осторожна в своих словах, Инес. За сравнение православной бани с адом дьякон Варлаам тебя по головке не погладит. У нас тут с богохульством строго.

– Это ваш епископ? Тот тощий человек в чёрном? – спросил она.

При этом она, совершенно не стесняясь моего присутствия, начала развязывать тесёмки на платье. Ткань соскользнула с плеч, упала к ногам, открывая смуглую, оливковую кожу, на которой играли отблески свечи.

Разумеется, я смотрел. Смотрел во все глаза. Я мужчина, а не монах. И то, что я видел, мне нравилось до чёртиков. Её фигура… она была совершенна. Высокая грудь, тонкая талия, длинные стройные ноги…

Она заметила мой взгляд. Не прикрылась, не смутилась. Наоборот, выпрямилась, позволяя рассмотреть себя.

– Ты так и будешь на меня смотреть, сеньор? – спросила она с вызовом. – Или уже сделаешь своей?

Я ухмыльнулся, чувствуя, как пересыхает в горле.

– Сначала помоемся, – ответил я. – Потом поговорим. И уж потом посмотрим, делать тебя своей или нет.

Но, кажется, девушку не устраивал такой вариант. Долгие разговоры, это была роскошь, которой у неё не было. Ей нужна была защита. Прямо сейчас. Ей нужно было застолбить место рядом с хозяином этой земли.

По крайней мере именно такие у меня были мысли. Всё‑таки я не наивный мальчик, который верит в любовь с первого взгляда. Инес двигал расчёт…

Она шагнула ко мне. Опустилась на колени прямо на деревянный пол. Её пальцы, тонкие и ловкие, легли на пояс моих штанов.

– Я не хочу разговаривать, Дмитрий, – прошептала она, глядя мне в глаза снизу‑вверх и потянула за шнурок. Штаны ослабли, скользнули вниз.

Честно, я немного… совсем немного сомневался. Мне не нравилось, что мной собираются манипулировать. Но другая мысль, куда более древняя и громкая, заглушила всё.

Слишком долго у меня не было женщины. И сейчас эта живая, горячая, невероятно красивая женщина предлагала мне то, в чём я нуждался больше всего.

Я не стал её останавливать.

Моя рука легла ей на затылок и пальцы запутались в густых тёмных волосах…