Текст книги "Рассвет русского царства. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ник Тарасов

Соавторы: Тимофей Грехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 49 страниц)

Глава 5

На два дня меня поселили в соседнюю комнату с Глебом, чтобы я неустанно следил за его состоянием. Большой плюс, что пока я там жил, меня очень хорошо кормили. И самое главное МЯСОМ! Конины после набега татар было много.

Утром следующего дня Боярич пришёл в сознание. Я осторожно полил чистую ткань хлебным вином, отжал лишнее и начал промачивать швы. Он поморщился, но терпел. Ратибор стоял рядом и внимательно следил за моими действиями.

– Краснота небольшая, но это нормально. Кажись, горячка* (воспаление) прошла нас стороной.

– Странно ты слова строишь, Митрий, – задумчиво сказал боярин. На что я пожал плечами и продолжил заниматься своим делом.

Я взял прокипяченную ткань, сложил в несколько слоев и приложил к ране. Потом начал обматывать шею новой повязкой.

– Пап… – корчась от боли прошептал Глеб.

– Молчи! – строго сказал я. – Тебе нельзя говорить!

Тем временем Ратибор сел рядом с сыном.

– Слава Богу. Живой. Я всю ночь с твоей мамой молился, чтобы ты открыл глаза. Сейчас я позову мать.

И он вышел из комнаты.

Глеб попытался повернуть голову, чтобы посмотреть на меня, но я быстро остановил его.

– Не двигайся! – резко сказал я. – Швы разойдутся.

Он замер, подняв руку, показал на меня пальцем. Как я понял, спрашивая кто я такой.

– Митрий меня зовут. Сын десятника Григория.

Глеб несколько секунд молчал, переваривая информацию. Потом медленно, с трудом, выдавил:

– Спасибо.

– Бл*ть, – не удержался я. – Сказал же, молчи!

В комнату вошёл боярин с женой, и я отступил на шаг, освобождая проход к их сыну.

Я вышел из комнаты, и ко мне тут же подошла холопка.

– Барыня велела накормить. Садитесь к столу.

Еда была как раз вовремя. После перевязки, я сам хотел просить покормить меня.

Потом я вернулся в спальню. И в принципе, остальное время было однообразно.

Когда я понял, что опасность Глебу уже не грозит, я засобирался домой.

– Отвар давать каждые несколько часов, – повторил холопке. Помимо неё рядом стояла Любава и внимательно слушала меня. – И следить, чтобы не было жара. Если начнет гореть, давайте больше отвара, чаще. Кормить также бульоном с мелко, очень мелко толченной едой. Никакой капусты, гороха, лука и чеснока ему не давать. И главное, повязку менять утром и вечером. Обязательно чистой тканью, прокипяченной. И руки мыть перед этим. С хлебным вином.

– Поняла, Митрий Григорьевич, – поклонилась холопка. И я завис от такого обращения. Чтоб ко мне по имени отчеству обращались я был слишком мал. А значит, это было проявление уважения. Тем временем она продолжила: – Всё исполню.

Ко мне подошла Любава, и потрепала меня по волосам.

– Спасибо тебе, Митрий. Это тебе лично от меня, – протянула она несколько монет. – Ратибор и Глеб тоже одариваться будут. Но позже.

Я посмотрел на монеты. Настоящее серебро!

– Ты заинтересовал меня Митька, – покачав головой сказала она. – Но… мы потом поговорим. Когда события немного утихнут. А пока спасибо. От всего сердца, спасибо.

– Пожалуйста, – ответил я, и поклонившись направился к выходу.

– Митрий, – окликнула меня Любава.

Я обернулся.

– Приходи завтра. И послезавтра. И так, чтобы все видели, куда ты идешь.

– Прошу меня простить, но зачем?

– Умный ты, Митрий, но и в то же время глупый. Думаешь почему Ратибор приказал тебе постелить здесь? – Я удивлённо посмотрел на неё. – Думают люди, что душу нечистому ты продал.

– А сейчас?

– Не волнуйся. Ратибор разобрался со смутьянами. Тебя никто не тронет.

«А боярская семья не так проста, как кажется.» – поймал я себя на мысли.

* * *

Выйдя из терема, я глубоко вдохнул.

Подтверждение слов Любавы, о внимание к моей персоне, я уже видел, пока шёл домой. Женщины несли воду от колодца, но стоило мне приблизиться, как разговоры стихли. А когда прошёл мимо, обернулись и зашептались.

Я слышал обрывки фраз:

– Это он… тот самый…

– Барича спас…

– Горло резал, а тот ожил…

– Или колдовство…

Последнее слово заставило меня поежиться. Колдовство. В средневековье это не комплимент. И не та интерпретация ситуации, которая мне нужна.

«Теперь ещё придётся ходить и оглядываться!»

Я свернул за угол и почти врезался в Артема. Кузнец стоял у входа, прислонившись к дверному косяку.

– А, Митька, – сказал он, увидев меня. – Как барич?

– Живой, дядька Артем, – ответил я. – Пришёл в себя.

Артем кивнул, но не выглядел успокоенным. Он почесал бороду, глядя на меня долгим взглядом.

– Митька, – начал он осторожно. – Ты… ты откуда это всё знаешь? Как раны зашивать. Резать плоть. Жилы шить. Ты не подумай, я знаю, парень ты хороший. И не верю, что душу продал нечистому.

«Вот те раз, оговорочка по Фрейду», – чуть не присвистнул я.

– Бог помог, – наконец ответил я. – Просто… знаю. Как будто всегда знал.

Артем нахмурился.

– Люди говорят… что это колдовство.

– И ты дядька так думаешь?

Артем покачал головой.

– Нет. Я уже сказал, я думаю, что ты хороший парень. И спас барича. – Он выпрямился, скрестил руки на груди. – Но будь осторожен, Митька, – второе предупреждение за сегодня получил я. – Не у всех барин дурость из голов выбил. – Я кивнул. – Ладно. Заходи ко мне. Поможешь немного.

– Дядька Артём, я домой хотел…

– Не надо тебе пока домой идти. – И видя, что я не понимаю, пояснил: – Григорий уехал. Приедет вечером. Не стоит тебе пока находиться одному. Понял?

– Понял.

– Ну, вот и славно. Идем, работы полно. Федор еще вчера просил десяток топоров сделать к концу недели. Барин приказал стену укрепить. А без топоров как это сделаешь?

Я последовал за ним в кузню.

– За мехи, – бросил Артем, доставая из угла заготовку для топора. – Жар нужен посильнее. Так что, давай, не ленись!

Я кивнул, взялся за ручки мехов и начал качать. Удары отдавались в ушах. А я качал мехи, глядя на работу кузнеца, и в голове крутились мысли.

«Как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай. Жаль, что как бы я ни старался, всё равно есть те, кто считает мои действия колдовством. Что ж, придется думать, как изменить мышление людей».

Пока думал, Артем закончил с первым топором и сунул его обратно в горн.

– Кстати, Митька, – сказал кузнец. – Олена вчера всю ночь не спала. Всё про тебя спрашивала.

– Олена? – переспросил я.

– Ага. Дочка моя. – Артем усмехнулся. – Ты уже забыл, как её зовут?

И смотрит с прищуром, изображая из себя ревнивого отца.

– Помню, – ответил я, как можно нейтральнее. – Как я мог забыть твою дочь, дядька Артём, если часто с ней вижусь у кузни.

«Проверяет что ли? Я это, или подменили меня… Если так, то уж крайне топорно».

– Она думает, что ты особенный. Что Бог тебе дар дал. Лечить людей. Все бы так думали, да? – Я промолчал, не зная, что ответить. Снова вопрос с подвохом.

Когда солнце начало садиться, Артем отложил молот, вытер руки о фартук.

– Хватит на сегодня. Пойдём умоемся. Поужинаем, и я тебя до дома провожу. – Он сделал паузу. – Завтра придёшь?

– Приду, – ответил я.

По дороге я снова чувствовал взгляды. Люди шептались увидев меня. Кто-то крестился, кто-то отворачивался. Но, видя идущего рядом Артёма, никто к нам не подходил.

Григорий уже был дома. Сидел за столом. Увидев меня и Артёма, спросил.

– Всё нормально? Проблемы были?

– Нормально, Григорий. Вроде обошлось.

– Спасибо, – сказал Григорий. Артём сказал, что не за что и вышел, оставляя нас с отцом одних.

Я прошёл внутрь, и увидел, что на столе лежит моя кожаная броня. Отец, по-видимому, ремонтировал её.

– Как барич? – обходя меня, чтобы вернуться на прежнее место, спросил он.

– Жить будет.

Григорий кивнул.

– Хорошо. Боярин доволен?

– Доволен, – ответил я, и положил четыре серебряные копейки на стол. – Боярыня отблагодарила.

Мы помолчали. Григорий отложил инструмент, чем-то похожий на щипцы, встал и подошел к печи. Достав запылившейся горшок, он вытащил оттуда мешочек.

В Митькиных воспоминаниях я не видел, чтобы у нас была заначка. Видимо, после произошедшего Григорий стал мне больше доверять, раз показал её наличие.

– Это тебе на кольчугу и саблю. Подрастёшь, войдёшь в силу, и поедем в Нижний Новгород. Там можно найти из доброго железа.

– А дядька Артём? Разве не проще…

– Нет, не проще, – перебил меня Григорий. – Кольчуга только на вид строится легко. Но там особый подход нужен. Тем более я хочу взять сразу с нагрудником. – Он сделал паузу. – Ивашке хотели купить первому. Но… – замолчал он. И так было понятно, какие слова были не сказаны. Нет больше брата.

* * *

На следующее утро я проснулся раньше Григория. Но стоило мне подняться, как он тоже открыл глаза.

– Мне в терем к барину надо, нужно повязку сменить, посмотреть, как барич.

Григорий кивнул, доставая из печи горшок с кашей и несколькими кусочками мяса.

– Тогда быстро ешь и иди.

Я взял миску, зачерпнул густую овсяную кашу. Хотелось спросить, почему так мало мяса, ведь если его делили на всех дружинников, Григорию, как занимающего должность десятника, должен был достаться немаленький кусок. Но почему-то промолчал. Просто что-то мне подсказывало, что я разочаруюсь, услышав ответ.

У входа в боярский терем несли караул двое стражников в кольчугах, с копьями.

Увидев меня, один из них кивнул.

– Проходи, Митрий. Боярин велел пропускать.

– Благодарствую. – ответил я.

Я поднялся на крыльцо и толкнул тяжелую дверь.

– Сюда, – раздался голос.

Я обернулся. В дверном проеме стояла Любава в темном сарафане, с платком на голове.

– Глеб в светелке. Проходи.

Я поклонился и последовал за ней. Сына боярина перенесли в соседнюю комнату, поближе к родительской. Та комната была небольшой и на широкой лавке, покрытой мехами, лежал Глеб.

Почти сразу за нами вошел Ратибор. Боярин выглядел усталым. Насколько я понял, вчера он вместе с Григорием проверяли дальние уезды. желая проверить, не остался ли разбитый нами конный отряд татар где-нибудь в лесу.

– Как прошла ночь? – спросил я у боярина.

Ратибор поморщился, но промолчал. Я опомнился и быстро добавил:

– Прости, барин. Здравствуй.

– Здравствуй, Митька, – кивнул боярин. – Жив Глеб. Твоими стараниями жив.

Он подошел к лавке, положил руку на плечо сына.

– В жар бросало? – подходя ближе спросил я.

– Да. К ночи был горячий. Дали отвар, как ты велел. Уже собирались за тобой посылать. Но вскоре жар спал. И на всякий случай поближе к нам перенесли. – Я проверил пульс, глаза, в рот заглянул. – Отвар заканчивается, – добавил боярин.

– Так я же объяснял, как его делать, – ответил я. – Пусть на кухне еще сделают. Кору ивовую измельчить, в воде кипятить полчаса, процедить. Только… – я запнулся, подбирая слова попроще. – Только его дольше двух дней хранить нельзя. В отраву превратится. Нужно следить, чтобы свежий был.

Ратибор нахмурился.

– В отраву?

– Да. Портится быстро.

Боярин кивнул, обернулся к холопке, стоявшей у двери.

– Слышала?

– Слышала, барин, – поклонилась та.

– Тогда беги на кухню. Пусть новый отвар готовят. Сейчас же. – топнул он.

Холопка кивнула и выбежала из светелки.

– Скажи мне, Митька, – начал он тихо, не поднимая глаз. – Мой сын… он не будет калечным? Станет, как прежде?

Я посмотрел на Глеба. Парень лежал неподвижно, замер прислушиваясь. Даже дышать перестал в ожидании ответа.

– Будет как прежде, – ответил я. – Но нужно время для восстановления.

Ратибор выдохнул, словно гора с плеч свалилась. И на лице Глеба появилась улыбка.

– Счастье-то какое, – произнесла Любава. Боковым взглядом я заметил, что по её лицу катятся слёзы.

Мне нужно было посмотреть на рану. И Ратибор помог мне снять повязки. Сполоснув руки хлебным вином, я стал осматривать шов, слегка надавливая на него. Но, слава Богу, гноя не выступило.

– Болит? – спросил я.

«ДА» – сказал он одними глазами.

– Когда болит, это хорошо, – улыбнулся я. – Значит, живой.

Ратибор поперхнулся, услышав мои слова. И, осознав их, заржал!

– Ахах-ха-ха! Ну ты выдал, Митька! Нет, ну ты слышала? – повернулся он к Любаве. Однако жена не оценила шутки, и лишь негодующе покачала головой.

Тем временем я взял чистую ткань, смочил хлебным вином и начал осторожно промакивать швы. Убирал засохшую кровь, сукровицу, грязь. Глеб морщился, но не дергался.

– Потерпи, – пробормотал я. – Скоро закончу.

Я промыл оба шва – и входную рану, и выходную. Потом осмотрел разрез, который делал для коникотомии. Он уже начал затягиваться – края кожи сошлись плотно, нити держали крепко.

«Хорошо. Ещё дня три-четыре, и можно будет нити вытаскивать».

Я взял свежую ткань из свертка, сложил в несколько слоев и приложил к ране. Потом начал обматывать шею новой повязкой.

Когда закончил, Ратибор проводил меня до двери.

– Придешь вечером? – спросил он. – Повязку снова менять.

– Да, барин, приду.

– Хорошо. – Он положил руку мне на плечо. – Спасибо тебе, Митька.

* * *

После занятий на плацу с дружинниками, я пошёл к Артёму. Он снова поставил меня на меха. Хотя, честно, уже хотелось самому попробовать себя в кузнечном деле.

К полудню в кузню зашла Олена. Она занесла глиняный горшок, накрытый тряпкой.

– Отец, я каши принесла, – сказала она тихо, ставя горшок на стол у стены.

Кузнец кивнул, не прерывая работы.

– Хорошо. Спасибо, дочка.

Олена обернулась, и наши взгляды встретились. Она вздрогнула, покраснела, но взгляда не отводила.

– Олена, хватит Митьку смущать. Иди, матери помоги.

Девушка кивнула, еще раз взглянула на меня и выбежала из кузни.

Артем посмотрел на меня, усмехнулся.

– Кажись, дочке моей ты по сердцу пришёлся.

Я чуть не подавился воздухом.

– Чего⁈ – искренне удивился я.

Артем расхохотался.

Я покраснел, не зная, что ответить.

– Ладно, ладно. Не смущайся. Идем, кашу есть будем. А то остынет.

Мы сели за стол. Артем зачерпнул из горшка кашу, разложил по мискам.

«Олена. Влюблена. В меня. Какого черта? Ей ещё в куклы играть, а не о мальчиках думать». К тому же не смотрел я на неё, как на женщину. Вот на жену боярина, да. Скрывать не стану. Хотяяя, не стану отрицать, где-то глубоко внутри было приятно.

Мы доели кашу и вернулись к работе. А к вечеру, когда я уже собирался уходить, в кузню снова зашел Федор.

– Митька, – окликнул он. – Как знал, что тебя здесь найду. Боярин велел передать, чтобы ты не забыл прийти вечером. Повязку менять.

– Я помню. Как раз собирался к нему.

– Ну что, Митрий, – усмехнулся кузнец. – Ты прям на расхват. – На что я просто пожал плечами.

Так к моим обязанностям добавилось ежедневное двухразовое посещение боярского дома. В остальном ничего не поменялось.

Но был и существенный плюс. Боярыня частенько садила меня за стол и кормила вкусной едой. Соль в их доме водилась чаще чем у нас, так ещё и куском мяса не обделяли.

У нас же мяса почти не было. Скотины не было. Раньше была, как и пару холопов. Но в первый же набег их увели татары. Григорий и Ивашка тогда были с барином в Нижнем Новгороде, а Митька был ещё мал. Повезло, что соседи помогли и довели до крепости, до нападения татар.

С едой нужно было что-то делать. У меня было тело ребёнка, и я еще рос. И чувствовал, что сил не хватает. Им просто неоткуда было браться.

«Рыба, – пронеслась мысль. – Рядом же река. Сура. Там должна быть рыба»!

У меня загорелись глаза. И я уже стал фантазировать, как буду бочками ловить рыбу. Осталось решить сущие мелочи. Воспоминания Митьки были до сих пор отрывочны. Но он видел, как ловят рыбу неводами. Не сказать, что много, но некоторые семьи неплохо жили.

Я решил, что утром пойду к дядьке Артёму, и попрошу его помощи сделать крючки.

* * *

Утром я проснулся раньше обычного. Григорий уже ушел, видимо, тренироваться с дружиной. Он хотел по привычке и меня взять, но я попросил у него разрешения сходить на рыбалку. И, к моему удивлению, он легко согласился. Правда, я прежде сбегал проверить состояние барича. Но там управился быстро, и вскоре стоял у кузни.

Артем уже был на рабочем месте.

– А, Митька, – увидев меня произнёс он. – Рано сегодня. Что случилось?

– Дядька Артем, мне нужна твоя помощь.

Кузнец отложил молот, вытер руки о фартук.

– Слушаю.

Я присел на корточки, взял щепку и начал чертить на земле.

– Мне нужны вот такие штуки. – Я нарисовал крючок – простой, с загнутым концом и ушком для лески. – Штук пять-шесть. Можешь сделать?

Артем наклонился, разглядывая рисунок.

– Это что, крючки рыболовные?

– Да.

– Зачем тебе столько? Один-два и хватит.

– Нужно, – настаивал я. – Поверь.

Кузнец задумался

– Ладно. Сделаю. Но быстро не получится. К обеду управлюсь.

– Спасибо! – вскочил я на ноги.

Артем усмехнулся.

– Иди, дуй мехи. За работу отплатишь.

«Ну, на халяву я и не рассчитывал». – подумал я.

К полудню у меня было шесть крючков. Маленькие, острые, но до тех, что я видел в 21 веке, не дотягивали.

– Объясни, зачем столько? – спросил кузнец.

– На всякий случай, – уклончиво ответил я. – Вдруг один потеряется.

Кузнец хмыкнул, но спорить не стал.

– Дядька Артем, можно еще точильный камень на минутку?

– Бери, – кивнул он в сторону угла, где лежал плоский серый камень.

Я взял камень и начал обрабатывать каждый крючок. Аккуратно, легкими движениями, делая на кончике маленький зубец – заусенец. Чтобы рыба, зацепившись, не могла соскочить.

– Хитрый ты, – заметил Артем, наблюдая за мной. – Откуда знаешь, как это делать?

– Просто знаю, – отмахнулся я.

Кузнец покачал головой, но ничего не сказал.

Закончив с крючками, я сунул их в кожаный мешочек на поясе. Вышел из кузни и почти столкнулся с Оленой.

Девочка несла ведро с водой. Увидела меня и улыбнулась.

– Привет, Митька.

– Привет.

Она уже собиралась уходить, как позвал её

– Олена. Подожди. Мне нужна твоя помощь.

Девочка обернулась, удивленно распахнув глаза.

– Моя помощь?

– Да. Помнишь ту рубаху? Татарскую, шелковую, с которой я нитки выдергивал?

– Помню.

– Она же у вас осталась?

– Да.

– Можешь принести?

Олена нахмурилась.

– А зачем тебе?

Я подмигнул.

– Секрет. Но, – сделал я паузу, – я готов тебя взять в долю.

Она скептично посмотрела на меня, но вскоре убежала в дом. Обернувшись, я увидел кузнеца. Видимо, это он дал отмашку дочери. Всё-таки шёлковые вещи в этом времени стоили очень дорого.

Кузнец посмотрел на меня внимательно, после чего вернулся к горну.

Я развернул рубаху. Шелк, тонкий, прочный. И я начал тянуть нитки, одну за другой, аккуратно, чтобы не порвать.

– Митька, что ты делаешь? – спросила Олена. – Такую красоту портишь!

– Леску делаю, – пояснил я. – Для рыбалки.

– Леску? – переспросила она.

– Ага. Нитки шелковые прочные. Если их сплести косичкой, получится отличная леска. Плетёнка. Выдержит любую рыбу.

Я выдернул с десяток нитей и протянул ей.

– Смотри. Берешь три нитки вот так, – я показал, как начинать плетение. – Потом переплетаешь вот так и так. Понятно?

Олена кивнула, взяла нити в руки. Попробовала повторить. Получилось неуклюже, но она быстро поняла принцип.

– Вот так? – спросила она, показывая мне.

– Отлично! – похвалил я. – Как будто всю жизнь плетенки делала.

Олена фыркнула, скосила взгляд на свою косу.

– Так всю жизнь и плету, – звонко засмеялась она.

Я улыбнулся в ответ.

– Митька, – позвала Олена. – А зачем тебе столько этой твоей лески?

– Удочки делать буду, – ответил я. – Несколько штук. Чтобы сразу много рыбы ловить.

– А зачем столько?

Я пожал плечами.

– Чтобы не голодать. Каши надоели. Хочется мяса.

Олена кивнула.

– Понимаю. У нас тоже каша да каша. Отец говорит, что скоро зима, нужно беречь запасы.

Через час у нас было готово метров пятнадцать лески, три плетенки по пять метров каждая. Попробовал на разрыв. И вроде бы мы неплохо постарались.

Девушка улыбнулась.

– Митька, а… можно я с тобой пойду? Когда рыбу ловить будешь?

Я задумался.

– Можно, – кивнул я. – Только завтра. Сегодня еще удочки доделать нужно.

Олена кивнула, снова улыбнулась и убежала в дом.

* * *

Я вернулся в избу. Достал гусиное перо и с помощью ножа сделал из него поплавок. Привязал к нему леску, проверил – держится крепко.

Теперь удилище.

Нашел орешник. Срубил ножом пять ровных прутов, каждый длиннее меня в полтора раза. Принес домой, очистил от веток и коры.

К вечеру у меня было пять удочек. Оставалось найти наживку.

* * *

На следующее утро я проснулся с первыми лучами солнца. Григорий уже ушел. Вечером он видел мои удочки. Они стояли у самого входа. Хмыкнул, то ли с одобрением, то ли нет.

Вообще, уже можно было понять, что Григорий крайне немногословен. И если говорил, то только по делу, и что думает.

– Ты куда, дурья башка, собрался идти без оружия? – буркнул кузнец, протягивая мне копье. – А если волки? А ты с дочкой моей!

Мне показалось дикостью, что в селение днём могут зайти волки. Но мысль не озвучил вслух. И копьё все-таки взял.

– Спасибо, дядька Артем. Совсем забыл.

Кузнец покачал головой.

– Смотри у меня. За Олену… В общем, не доводи до греха… почему я Григорию, сына без головы вернул. Уяснил? – навис он надо мной.

Я усмехнулся, взял копье и корзину.

– Дядька Артём, обещаю, буду следить за Оленой, как за младшей сестрой.

Он несколько секунд смотрел на меня, после чего кивнул. А мы с Оленой зашли за хлев, где я деревянной лопатой накопал червей. Больше нас ничего не останавливало.