Текст книги "Рассвет русского царства. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ник Тарасов

Соавторы: Тимофей Грехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 49 страниц)

Глава 20

Утро в тереме Бледных началось не с петушиного крика, а с тихих шагов слуг, которые ходили по коридорам, стараясь не потревожить сон господ. Но я проснулся сам, задолго до того, как солнечные лучи коснулись ставен. Не привык я спать до обеда.

Потянувшись на широкой кровати, укрытой мягкой периной, я на мгновение забыл, где нахожусь. Как вдруг в дверь постучали.

– Войдите, – отозвался я.

Дверь приоткрылась, и на пороге возник молодой парень. Увидев, что я смотрю на него, низко поклонился.

– Доброго утра, Дмитрий Григорьевич. Князь Андрей Фёдорович велел кланяться и просил передать, что будет ждать тебя в светлице перед завтраком, ежели ты уже почивать не изволишь.

– Передай князю, что скоро буду, – ответил я.

Быстро умывшись водой из стоящего в углу кувшина и приведя себя в порядок, я накинул свой лучший кафтан. Всё‑таки негоже перед князем в простой одежде щеголять, даже если вчера мы с ним в бане пиво пили и вениками хлестались.

Светлица была просторной и светлой, этого смогли добиться благодаря обтянутому слюдой окну.

Князь Андрей Фёдорович сидел во главе стола, просматривая какие‑то грамоты.

– А, Дмитрий! – он отложил бумаги и жестом пригласил меня войти. – Проходи, садись. Как спалось?

– Благодарю, Андрей Фёдорович, – я поклонился и сел на лавку сбоку от него. – После походной палатки перины, чистое облако.

Князь рассмеялся, оглаживая бороду.

– Ну, то ли ещё будет. Ты парень молодой, тебе ещё на перинах лежать да лежать. – Он сделал паузу, став серьёзнее, и чуточку подался вперёд. – Но я тебя позвал не о снах толковать. Вчера ты дал понять, что хочешь распродаться. И я прекрасно понял, что тебе в этом деле нужна помощь. Я прав?

– Да, – не стал отрицать я.

– Молодец, что не стал отпираться. Молодости свойственно думать, что они сами могут и горы свернуть. Но… – усмехнулся он. – Порой нужно поумерить гордость и обратиться к старшим за советом. Вдруг мы эти самые горы уже пробовали нагнуть. В общем… Есть у меня на примете пара людей надёжных. И среди бояр знакомых, кто дочерям приданое собирает, и купцы гильдейские, что с востоком торгуют. Они за хороший камень цену дадут справедливую, не обидят.

Я посмотрел на него с благодарностью.

– Был бы премного обязан, Андрей Фёдорович. Самому мне в этих торговых хитросплетениях долго разбираться придётся.

– Вот и славно, – князь хлопнул ладонью по столу. – Тогда вели своим людям тащить сюда добро. Поглядим, оценим, да и пошлём гонцов к нужным людям.

Я тут же отправил слугу на двор, где ждали мои люди.

Не прошло и получаса, как в дверях появились Ратмир и Семён. Они внесли два небольших, но увесистых кованых сундучка и аккуратно поставили их на стол перед князем.

– Вот, Дмитрий Григорьевич, как велели, – отрапортовал Ратмир.

– Открывайте, – сказал я.

Откинутые крышки явили содержимое. В утреннем свете золото и серебро заиграло тёплыми бликами. Тут были и массивные перстни, снятые с пальцев татарского мурзы, и тонкие женские серьги, и тяжёлые ожерелья, и просто россыпь неоправленных камней – рубины, изумруды, бирюза в бархатных мешочках.

Князь Андрей присвистнул, запустив руку в один из сундучков и перебирая золотые цепи.

– Да уж… Недурно, Дмитрий, весьма недурно. Видно, что не крестьян грабили, а знатных людей щипали.

– Барай был не из последних, – заметил я. – Родня хана, как‑никак.

В этот момент дверь снова отворилась, но на этот раз без стука.

– Ого! – воскликнул Ярослав, увидев разложенные богатства.

Он подошёл к столу, взял в руки крупный рубин и посмотрел его на свет.

– Ну что, отец? – Ярослав повернулся к князю. – Поможем Дмитрию пристроить это богатство? А то ведь грех такую красоту в сундуках держать.

Князь Бледный усмехнулся, глядя на сына, потом перевёл взгляд на меня.

– Поможем, отчего ж не помочь. Дело благое. Только вот… – он сделал паузу, словно взвешивая слова. – Ты, Дмитрий, про нас не забывай, когда в следующий раз в поход пойдёшь. А то мы тут сидим, скучаем, а ты там сливки снимаешь.

Я посмотрел на него и понял – шутит. Но в каждой шутке, как известно… Род Бледных был богат, но не чета тем же Шуйским. Лишняя копейка, а тем более лишний алмаз, никому карман не тянет.

– Андрей Фёдорович… – начал было я, подбирая слова, чтобы вежливо поддержать шутку. Но договорить не успел.

Дверь отворилась в третий раз, и в комнату, шелестя дорогими тканями, вошли две женщины.

Первой шла супруга Андрея Фёдоровича, княгиня Ольга. И теперь стало понятно в кого Алена была такой красивой. Только морщинки у глаз выдавали возраст да и взгляд был чуть строже.

Следом за ней, скромно опустив ресницы, шла сама Алёна.

Мы с Ярославом тут же вскочили с лавок.

– Доброго утра, княгиня, – я поклонился низко, как подобает. – Княжна Алёна.

– Доброго утра, Дмитрий, – произнесла Ольга, окинув меня внимательным взглядом. – Слышали мы, гость у нас дорогой.

Алёна лишь зарделась и кивнула, не поднимая глаз, но я успел заметить, как она быстро стрельнула взглядом в мою сторону.

Женщины подошли к столу. Их внимание, разумеется, тут же приковали открытые сундуки. Женская природа везде одинакова, будь то пятнадцатый век или двадцать первый.

– Какая красота… – выдохнула Алёна.

Её рука невольно потянулась к паре золотых серёг с крупными, густо‑зелёными изумрудами, лежащими поверх груды монет.

– Изумительная работа, – подтвердила княгиня, разглядывая широкий браслет с бирюзой и жемчугом.

Я перехватил взгляд Алёны. В её глазах читалось неподдельное восхищение. Решение пришло мгновенно. Я не был скупцом, а хорошие отношения с семьёй Бледных стоили куда дороже пары побрякушек, пусть и очень дорогих. К тому же, князь сам предложил помощь, и отблагодарить его нужно было достойно. А что может быть лучше, чем порадовать женщин его семьи?

– Дарю, – просто сказал я, глядя на Алёну.

В комнате повисла тишина. Ярослав хмыкнул, князь Андрей удивлённо приподнял бровь.

Алёна резко повернула голову ко мне.

– Я… я не могу, – прошептала она, отдёргивая руку, словно обожглась. – Это слишком дорогой подарок, Дмитрий Григорьевич.

И растерянно посмотрела на отца, ища поддержки. Я тоже повернулся к князю Бледному.

– Андрей Фёдорович, – с уважением произнёс я. – Ты предложил мне неоценимую помощь в деле, в котором я несведущ. Время и связи стоят дорого. Если ты позволишь, эти серьги станут малой платой за твою доброту и содействие в продаже остального.

Князь посмотрел на меня, потом на смущённую дочь, потом на серьги. Уголки его губ дрогнули в улыбке. Он оценил жест.

В этот момент Ярослав, стоявший рядом с матерью, громко и выразительно кашлянул.

– Кхм! – он чуть заметно кивнул головой в сторону княгини, которая с лёгкой, едва уловимой грустью смотрела на браслет, который только что хвалила, и уже собиралась положить его обратно.

Я мысленно хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Одарить дочь и забыть про мать… «это залёт боец».

Я быстро взял со стола тот самый браслет.

– А этот браслет тебе, княгиня, – я с поклоном протянул украшение хозяйке дома. – В знак моего глубочайшего уважения к твоему дому и гостеприимству.

Княгиня посмотрела на мужа. В её взгляде читался немой вопрос, но рука уже невольно тянулась к подарку.

Андрей Фёдорович обвёл взглядом всю сцену и махнул рукой.

– Что ж… – произнёс он весомо. – Раз так дело повернулось… Пусть будет так. Принимайте дары, красавицы мои. Дмитрий от чистого сердца даёт, а от чистого сердца грех не взять.

– Благодарю тебя, Дмитрий, – княгиня приняла браслет.

Алёна же, наконец осмелившись, взяла серьги.

– Спасибо… – прошептала она.

Князь довольный сделкой и тем, как ловко всё устроилось с подарками для его женщин, потёр руки.

– Ну, Дмитрий, считай, полдела сделано. Завтра к вечеру, соберу людей достойных, купцов гильдейских да бояр, кому мошна карман жмёт, а жён да дочерей радовать надобно. Посидим, покажешь товар, там и ударим по рукам. А пока… – он широким жестом обвёл свои хоромы. – Будь гостем. Негоже тебе по постоялым дворам мыкаться, когда у друзей дом полная чаша.

Отказываться было глупо, да и невежливо. Жить у удельного князя это большой почёт.

– Благодарю за честь, Андрей Фёдорович, – поклонился я. – С радостью приму приглашение.

Едва отец вышел распорядиться насчёт завтрашних гостей, как Ярослав, которому явно не сиделось на месте, подскочил ко мне.

– Слушай, Дима! – зашептал он заговорщицки. – До завтрашнего вечера времени полно. Чего в тереме киснуть? Погода, благодать, лес рядом… Айда на кабана? Охотники мне на днях докладывали, что видели следы секача верстах в пяти отсюда.

Я прикинул расклад. Дела торговые отложены до завтра, закупаться я планировал вещами для Курмыша, после того как деньги выручу. Так что размяться и впрямь не помешает.

– А что, дело доброе, – согласился я. – Поехали!

Кто ж знал сколько времени займут сборы. Это я в Курмыше собираюсь быстро. Крикнул холопам подготовить коня, взял арбалет и лук, прицепил к седлу саблю и копьё, по пути к крепостным воротам заехал за Лёвой, которому уже сообщили, что я на охоту собираюсь, и всё! Максимум на всё про всё, час уходит!

Но здесь же… пока собрали псарей, пока кликнули загонщиков из местных мужиков, пока оседлали коней… Солнце уже подбиралось к обеду, когда наша кавалькада наконец выехала за ворота княжеского двора.

И, надо сказать, процессия получилась колоритная.

Впереди ехали мы с Ярославом и тройкой моих дружинников. Следом, егеря с собаками. А вот замыкала шествие… телега. Да не простая, а крытая рогожей, в которой, охая на ухабах, восседали две дородные няньки. И причиной их появления была Алёна.

Княжна, узнав о нашей затее, устроила, как я понял, маленький домашний бунт и вытребовала право ехать с нами. Сейчас она гарцевала на статной гнедой кобыле чуть позади нас, одетая в мужской кафтан, но с неизменным платком на голове. Выглядела она при этом донельзя довольной, чего не скажешь о няньках, которым тряска в телеге явно не доставляла удовольствия.

– Смотри‑ка, – кивнул Ярослав на моё седло, когда мы выехали на лесную дорогу. – Арбалет приторочил, а сам с луком едешь.

Я похлопал по изогнутому древку сложного композитного лука, который держал в руке.

– Арбалет, штука надёжная, но он для зверя, что железом грудь прикрывает, – ответил я.

Ярослав прищурился, разглядывая в моих руках лук.

– Постой‑ка… Узор знакомый. Это не тот ли лук, что ты у новгородцев с боя взял? Ну, тогда, когда на нас засаду устроили?

– Он самый, – подтвердил я. – Доброе оружие, жалко если без дела лежать будет. Но буду с тобой честен, Ярослав, управляюсь я с ним пока… посредственно. Не лежит у меня душа к луку так, как к сабле или арбалету.

Позади нас раздался звонкий смешок. Алёна, пришпорив коня, поравнялась с нами.

– Ты… и плохо? – в её голосе звучало недоверие, смешанное с кокетством. – Мне в это с трудом верится, Дмитрий Григорьевич. После того, что брат рассказывал о твоих подвигах, мне кажется, ты и с закрытыми глазами в яблочко попадёшь.

Я обернулся к ней. Щёки княжны раскраснелись от верховой езды… Красивая девка, ничего не скажешь. И лесть её была очень приятна.

– А? – затормозил я залюбовавшись. – А, про лук… Ну вообще‑то это правда, княжна. Врать не буду.

Она лукаво улыбнулась, явно принимая мои слова за скромность.

– Не прибедняйся, Дима, – хмыкнул Ярослав. – Уж мы‑то знаем.

Я вздохнул и обернулся назад, ища взглядом своего десятника.

– Да нет же, я серьёзно. Вот он, – я указал на Семёна, который ехал чуть поодаль, внимательно сканируя лес, – может попасть белке в глаз, пока та с ветки на ветку прыгает. Вон в том лесу, – я махнул рукой в сторону чащи, – он бы её нашёл и снял. А я же… – пожал плечами. – Я больше по части того, чтобы подойти поближе и ударить наверняка. Или из самострела болт пустить. А лук… искусство тонкое, тут годы нужны.

Семён, услышав своё имя и похвалу, лишь степенно кивнул, когда на него устремились наши и взгляды остальных воинов.

Тем временем мы углубились в лес. Егеря с собаками ушли вперёд и в стороны, чтобы начать загон. Мужики‑загонщики с трещотками рассыпались цепью где‑то вдалеке.

Нам же отвели место на просеке, где, по уверениям главного псаря, зверь должен был выйти.

– Тише, – шепнул Ярослав, натягивая поводья. – Сейчас погонят.

Мы замерли. Лес, до этого шумевший листвой и птичьим гомоном, словно насторожился. Даже няньки в телеге притихли, перестав охать. Где‑то далеко, едва слышно, зазвучали трещотки и крики загонщиков: «А‑а‑а! Пошёл! Давай‑давай!»

Я снял лук с луки седла, достал стрелу из колчана, наложил на тетиву. Пальцы привычно легли на оперение.

Вдруг резкий, пронзительный звук рога.

Кусты на краю просеки затрещали, ломаясь под чьим‑то напором.

– Идёт! – поднимая свой лук выдохнул Ярослав.

Честно я ожидал увидеть чёрную, щетинистую тушу секача, несущуюся напролом, как таран. Приготовился к ярости и мощи.

Но кусты раздвинулись и на поляну, шарахаясь от шума, вылетели… две козы. Обычные дикие косули… Увидев нас они на секунду замерли, а потом метнулись в сторону.

– Бей их! – азартно закричал Ярослав, которому, похоже, было всё равно, кабан там или коза, лишь бы добыча.

Времени на раздумья не было. Я вскинул лук, натянул тетиву до уха, целясь в шею ближайшей козе. Она была метрах в тридцати, шла боком – идеальная мишень.

Вдох, задержка, спуск – тетива хлопнула, и стрела ушла в полёт.

Но то ли рука дрогнула, то ли коза дёрнулась в последний момент… Вместо того, чтобы пробить шею и свалить зверя наповал, стрела с глухим стуком вонзилась в заднюю ногу животного, чуть выше колена.

Коза жалобно мекнула, споткнулась, но попыталась бежать дальше, волоча раненую ногу.

И тут же, почти сливаясь в один звук, просвистели ещё две стрелы.

– Вжик‑вжик.

Я даже не успел повернуть голову. Первая коза, та, которую я ранил, рухнула как подкошенная. У неё стрела торчала ровно из шеи. Вторая, которая уже почти скрылась в кустах, вдруг кувыркнулась через голову и затихла в траве. Из её шеи тоже торчало оперение стрелы.

Я обернулся и тут же усмехнулся. Это Семён опускал лук. Он успел выпустить две стрелы за то время, пока я осознавал свой промах, и обе положил точно в цель.

– Ну, что я говорил? – усмехнулся я, глядя на ошарашенную Алёну. – Вот он – мастер.

Ярослав присвистнул.

– Да уж… Твой Семён стоит десятка, – проговорил он, убирая свой лук. Стрела, выпущенная Ярославом, пролетела над козами. Тем не менее, когда мы подошли к козам, увидели, что в них попали не только Семён и я. Еще несколько стрел, выпущенных воинами, торчали из тел коз.

До заката время ещё было, но охота, по сути, закончилась, едва начавшись. Вместо опасного поединка с вепрем вышло избиение косуль. Но никто особо не расстроился, свежее мясо есть свежее мясо.

– А ну, разводи костёр! – скомандовал Ярослав слугам. – Не везти же их домой сырыми. Сейчас печёнки пожарим, свежатины отведаем!

Поляна быстро преобразилась. Загонщики и псари занялись разделкой туш. Вскоре в воздухе поплыл густой, сладковатый запах дыма и жареного мяса.

Для нас, «благородных», расстелили ковры чуть поодаль, под раскидистым дубом. Няньки, наконец выбравшись из своей телеги, тут же засуетились вокруг Алёны, поправляя ей платок и что‑то кудахтая, но она лишь отмахнулась от них, усаживаясь рядом с нами.

Откуда‑то, словно по волшебству (а на самом деле из той же телеги с няньками), появились пузатые кувшины и серебряные кубки.

– Вино фряжское, – подмигнул Ярослав, разливая густой рубиновый напиток. – И пиво для желающих.

Я выбрал пиво, вот оно сейчас было как нельзя кстати.

И вскоре мы сидели кругом: я, Ярослав и Алёна. Семён, и остальные люди расположились у другого костра, вместе с егерями. Они тоже кушали пожаренную свежатину. Своему десятнику за отличную стрельбу я пообещал по возвращению в Нижний поставить бочонок пива, на что он довольно кивнул.

Вечер после охоты пролетел незаметно, в приятной беседе и за сытным ужином уже в тереме Бледных, где главным блюдом была печень тех самых косуль.

Спал я крепко, и в этот раз утро началось с лязга стали.

Открыв ставни, я увидел Ярослава, махающего клинком с кем‑то из своих воинов. Просторная площадка, утрамбованная сотнями ног, идеально подходила для разминки. Он увидел меня и махнул рукой. Быстро собравшись, я оказался рядом с ним.

– Ну что, Дима, – Ярослав крутанул в руке тренировочную саблю, – покажешь, чему научился в своих походах? Или же ты заплыл жирком?

– Жирок – это к купцам, – ответил я, принимая у слуги затупленный клинок и щит. На моём лице появилась усмешка. Всё‑таки Ярослав со дня нашего знакомства ещё ни разу не смог победить меня. И сейчас его подначки звучали особенно смешно.

И вскоре мы сошлись. Сначала осторожно, прощупывая друг друга. Ярослав изменился. Если раньше он старался закончить поединок первым ударом, то теперь в его движениях появилась техника. Он не лез на рожон и держал дистанцию, умело прикрываясь щитом.

– Вижу, ты не ленился, – выдохнул я, отбивая серию быстрых ударов и уходя в сторону. – Фехтование подтянул знатно.

– Разумеется, – отозвался он, не сбивая дыхания. Мы кружили друг против друга. – Отец через Шуйского выписал мне лучшего воина из Москвы. Гоняет меня и в хвост, и в гриву. Говорит, талант у меня есть, только дурь выбить надо.

– И как, выбил?

– Почти, – хмыкнул он и сделал резкий выпад вперед, пытаясь достать меня колющим.

Я парировал рубящим в щит. Дерево глухо стукнуло о дерево. На этом моменте мы решили закончить, как вдруг калитка, ведущая к хозяйственным постройкам, скрипнула. На двор вышел мужчина лет тридцати.

– А вот и он, – кивнул Ярослав. – Знакомься, Дима. Степан. Тот самый наставник из Москвы.

Степан поклонился, но без подобострастия, а скорее, как равный равному.

– Здравия желаю, Дмитрий Григорьевич. Наслышан о твоих делах.

– И тебе не хворать, Степан, – ответил я, разглядывая его.

Ярослав перехватил мой взгляд.

– Хочешь попробовать с ним свои силы? – спросил он, и в голосе его звучал азарт. Ему явно хотелось посмотреть чей кунг‑фу… то есть, чья школа круче: московская или моя, «курмышская».

Я немного подумал. А почему бы и нет? Размяться с профи всегда полезно.

Глава 21

– А, давай, – согласно кивнул я.

Степан тоже быстро согласился.

Пока он надевал кольчугу и подшлемник, натягивал шлем, я тоже проверил свое снаряжение. Клинки у нас с Ярославом и так были тренировочные, затупленные, так что менять ничего не пришлось.

– Готов? – спросил Степан, выходя в центр площадки.

– Всегда готов, – отозвался я, вставая в стойку.

На крыльцо терема стал выходить народ. Сначала слуги, потом увидел и самого князя Андрея Федоровича, а следом его супругу и Алёну. Женщины кутались в шали, но смотрели с неподдельным интересом.

– «Ну, Дмитрий, не ударь в грязь лицом», – приказал я себе.

Поединок начался.

Степан не стал тратить время на долгие танцы. Он сразу пошел в атаку, и я понял, почему Ярослав так вырос в мастерстве. Этот москвич был быстр. Чертовски быстр. Сабля его выписывала сложные восьмерки, меняя траекторию в последний момент.

Первые минуты я только и делал, что привыкал к его стилю. Он финтил – показывал удар в голову, а бил в ногу, заставляя меня скакать козликом.

Я старался нащупать то самое состояние «берсерка», когда мир замедляется, а адреналин бьет в голову, обостряя чувства. Но пока выходило плохо.

Степан поддавливал. Он теснил меня к забору, не давая пространства для маневра.

– Оп! – выдохнул он, делая ложный выпад.

Я дернулся закрыться щитом, но он крутанул кистью, и тупое лезвие его сабли чувствительно хлопнуло меня по бедру.

– Стоп! – крикнул Ярослав, выступавший судьей. – Один‑ноль в пользу Степана!

Степан отступил, салютуя клинком. Я потер ушибленное место. Больно, зараза.

– Продолжаем! – скомандовал княжич.

Мы снова сошлись. В этот раз я пошел сам, используя преимущество в росте и длине рук. Степан легко парировал мои удары, но я видел, что ему приходится напрягаться. Он был хорош в нападении, но защита оказалась не его сильной стороной.

Звон стали участился.

– Дзинг… дзинг… дзинг! – и тут я заметил, что он любит уходить влево, прикрываясь щитом.

– «Ага…» – тогда я сделал вид, что готовлю мощный удар сверху. Степан, как я и рассчитывал, начал поднимать щит, готовясь принять удар на умбон* и контратаковать снизу. Но в последний момент я изменил движение. Не удар, а толчок щитом в щит, сбивая его баланс, и тут же короткий, кистевой удар саблей в открывшееся плечо.

(* Умбон – металлическая бляха‑накладка полусферической или конической формы, размещённая посередине щита.)

Но бить лезвием, пусть и тупым, я не стал. В последний миг довернул клинок, плашмя хлопнув его по наплечнику.

Звук вышел звонкий, но не опасный.

Степан отшатнулся, удивленно глядя на меня. Он понял, что я его пожалел. И несколько секунд посмотрев мне в глаза, поклонился мне. Тем самым, как бы извиняясь за свой прошлый удар по моему бедру, и говоря спасибо за то, что не ударил со всей силы.

– Один‑один! – радостно провозгласил Ярослав.

Со стороны крыльца послышались сдержанные хлопки. Приятно было, что тут скажешь.

– Хороший ход, Дмитрий Григорьевич, – кивнул Степан, поправляя шлем. – Не ожидал.

– Учусь помаленьку, – усмехнулся я. – Ну что, решающий?

Третий раунд был самым коротким. Мы оба уже поняли возможности друг друга. Степан стал осторожнее, а я, наоборот, агрессивнее. Мы обменялись парой серий и тут я увидел брешь. Крохотную, на долю секунды. Когда он замахивался для удара, чуть опускал правое плечо.

И я рискнул. Нырнул под его замах, пропуская клинок в опасной близости от шлема, и ткнул его краем щита в корпус, одновременно обозначая рубящий удар по ноге.

Степан потерял равновесие и отступил.

– Победа Дмитрия! – констатировал Ярослав.

Степан снял шлем, вытирая пот со лба.

– Сильно, – признал он, протягивая мне руку. – С тобой интересно состязаться.

Я пожал его ладонь.

– Спасибо за науку, Степан, – сказал я и все же… где‑то на краю сознания мелькнула мысль: а не поддался ли он? Уж больно легко он открылся в третьем сходе. Профессионал такого уровня редко допускает такие детские ошибки. Может, решил не позорить гостя перед хозяевами и дамой сердца?

Я посмотрел ему в глаза, пытаясь найти там ответ, но увидел только спокойную доброжелательность.

Тем временем, с крыльца спустился Андрей Федорович.

– Добрый бой, – одобрительно прогудел он. – Глаз радуется. Ну, вояки, идите приводите себя в порядок. Вечер близко, купцы ждать не любят.

На что я кивнул, выбрасывая из головы сомнения.

Вечер наступил быстрее, чем я ожидал. Слуги в тереме князя Бледного забегали быстрее, зажигая свечи в кованых шандалах и расставляя длинные скамьи в гриднице.

Я надел свой лучший кафтан: тёмно‑синий, с серебряной вышивкой, тот самый, что когда‑то мне подарил Шуйский.

– Ну, Дмитрий Григорьевич, – подмигнул мне Ярослав, встретивший меня у входа в залу. – Готовься. Сейчас начнётся самое интересное. Это тебе не татар по лесам гонять, тут звери похитрее будут.

Гости начали собираться. Это были не те люди, которых встретишь на городском рынке, торгующихся за мешок репы. Здесь были купцы гильдейские, в дорогих шубах, несмотря на тёплый вечер, с золотыми цепями на шеях, толщиной в палец. Были и бояре – степенные, важные, с окладистыми бородами, в высоких шапках.

Андрей Фёдорович встречал каждого лично, с каждым перекидывался парой фраз, ловко направляя поток гостей к столам, где уже стояли кувшины с медами и винами. Но еды пока было немного, лёгкие закуски, чтобы разжечь аппетит, но не насытить. Ведь главное блюдо сегодня было другим.

В центре залы, на специальном возвышении, покрытом красным бархатом, стояли мои сундуки. Рядом с ними, с видом учёного мужа, расположился оценщик. Честно, я даже не подумал, что такой понадобится, но видимо князь Бледный лучше знал, как проводятся такие мероприятия.

Когда все расселись и гул голосов немного стих, князь Бледный поднялся со своего места.

– Дорогие гости! – его голос, легко перекрыл шум. – Рад видеть вас в моём доме. Сегодня у нас необычный вечер. Мой друг и соратник, Дмитрий Григорьевич Строганов, вернулся из славного похода на казанские земли. И вернулся не с пустыми руками.

Все взгляды скрестились на мне. Я встал, сдержанно, но уважительно поклонился.

– То, что вы увидите сегодня, – продолжал князь, – это трофеи. Честные, взятые в бою. И Дмитрий Григорьевич, по доброте душевной, решил дать вам, лучшим людям Нижнего Новгорода, право первыми выбрать то, что украсит ваших жён и дочерей, или пополнит вашу казну.

Он сделал знак оценщику, и тот открыл первый сундук.

И начался торг.

Это было не похоже на базарную ругань. Здесь всё происходило чинно и благородно.

Оценщик, которого звали Исаак, доставал вещь, называл, клал её на весы, после чего громко говорил вес и примерную стоимость.

– Перстень золотой, работа восточная, рубин – слеза младенца, весу три золотника, – скрипучим голосом объявлял он. – Начальная цена – пять рублей.

– Шесть! – тут же отозвался толстый купец с рыжей бородой.

– Семь! – перебил его боярин, сидевший напротив.

– Восемь!

Я стоял в стороне, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, хотя внутри всё ликовало. Цены росли. Азарт, подогретый вином, делал своё дело. Люди, привыкшие считать каждую копейку в обычной жизни, здесь, на глазах у равных, не хотели уступать. Это был вопрос престижа. Купить дешевле – хорошо, но перебить цену соседа и забрать вещь у него из‑под носа – бесценно.

Ярослав, стоявший рядом, толкал меня локтем в бок.

– Смотри, как купец Спиридон на то ожерелье смотрит. Сейчас последние штаны отдаст, лишь бы жену умаслить…

Торг шёл несколько часов. Сундуки пустели, а кошель, который вёл писарь князя, наполнялся записями о долгах и векселями, а стоящий рядом ларец – звонкой монетой.

Когда последний лот – изящный кинжал в ножнах, усыпанных бирюзой, – ушёл за баснословные пятнадцать рублей, я едва удержался, чтобы не выдохнуть с облегчением.

Итог превзошел все мои ожидания.

Три тысячи рублей серебром.

Сумма для пятнадцатого века колоссальная. На эти деньги можно было снарядить небольшую армию, построить каменный храм или купить несколько деревень с потрохами.

Однако вечер ещё не закончился. Едва торг подошел к концу, как я, не откладывая дела в долгий ящик, принялся за вторую часть своего плана. Деньги должны работать, а не лежать мёртвым грузом в сундуке.

Разумеется, я помнил, что часть денег пойдёт моим дружинникам, часть на оборону крепости, но остальное‑то всё моё. И сейчас я собирался свои деньги потратить с выгодой.

Ярослав, видя мой энтузиазм, вызвался помочь.

– Ты, Дима, сейчас как купец первой гильдии, – смеялся он, когда мы просматривали списки гостей. – Все хотят с тобой дружить. Вон тот, Спиридон, он зерном торгует. А вон тот боярин, что серьги купил, у него табуны знатные.

Мы работали быстро. Пока купцы не разъехались по домам или постоялым дворам, я подходил к ним, уже не как продавец, а как покупатель.

– Почтенный Спиридон, – обратился я к рыжебородому купцу, который бережно прятал ожерелье за пазуху. – Слышал я, у тебя зерно отборное. Мне для Курмыша надобно, и соль.

Купец, ещё размякший от удачной покупки, расплылся в улыбке.

– Для тебя, Дмитрий Григорьевич, лучший товар! И цену дам хорошую, поверь, не обижу.

В тот же вечер я договорился о закупке нескольких десятков голов рогатого скота, нужно было пополнять стадо в Курмыше, чтобы мясо и молоко были свои, а не привозные. Договорился о поставках железа – кричного, полосового, любого, что есть. Моя будущая промышленность требовала сырья. По крайней мере пока своё не налажу. Соль, зерно… – я скупал всё, что было необходимо для жизни растущего поселения.

Но больше всего я слушал. Я узнавал, кому что нужно. Кто ищет пушнину, кто готов платить за воск, кто интересуется льном. Я искал рынки сбыта.

– А оружие? – спросил один из купцов, понизив голос. – Слышал я, ваши арбалеты татар насквозь шьют. Не продаёте?

Я покачал головой.

– Пока нет. Здесь тебе лучше вопрос решать через Шуйских. У меня с ним уговор. – Я сделал паузу. – Но в будущем… кто знает.

Услышав, что я веду дела с Шуйскими, заметил, как люди с ещё большим уважением смотрят в мою сторону.

* * *

Когда всё утихло и терем погрузился в сонную тишину, ко мне подошёл слуга князя.

– Андрей Фёдорович просит тебя к себе, Дмитрий Григорьевич. В малую светлицу.

Я кивнул и направился за слугой.

Князь сидел у окна, глядя в темноту двора. Свеча на столе горела ровно, освещая его лицо, и это лицо мне не понравилось. Куда делась та радость, тот азарт, с которым он вёл торг? Андрей Фёдорович выглядел уставшим и озабоченным.

– Присаживайся, Дмитрий, – кивнул он на лавку напротив, не оборачиваясь. – Поговорить нам надо.

– Я весь внимание, Андрей Фёдорович.

Князь помолчал, барабаня пальцами по столешнице, потом резко повернулся ко мне.

– Скажи, – глядя мне прямо в глаза спросил он. – Какие у тебя планы на жизнь?

Вопрос мне показался странным и, мягко говоря, неожиданным. К чему это сейчас? Но скрывать мне было нечего. Я знал, чего хочу.

– Планы у меня, наверное, простые, княже, – ответил я спокойно. – Буду развивать свою вотчину. Курмыш стоит на границе, место опасное. Там хочу наладить выделку дорогостоящих предметов. Арбалеты ты видел, но это только начало. Есть мысли по механике, по обработке металла. Вскоре собираюсь учиться отливать колокола, дело прибыльное и богоугодное.

Про оружие, про порох и тюфяки я, разумеется, промолчал. Не время ещё.

– Ясно, – кивнул князь. Он снова отвернулся к окну, словно ища там ответы на свои вопросы. – Колокола, это хорошо.

Повисла пауза.

Наконец Андрей Фёдорович вздохнул, после чего произнёс.

– Василий Фёдорович Шуйский мне пишет.

Я насторожился.

– И что же пишет воевода? – осторожно спросил я, поняв, что именно этого вопроса от меня ждут.

– Предлагает мне дочь отдать за тебя.

Меня надо было видеть в этот момент. Честно, я ожидал всё, что угодно, но не этого.

– «Алёну? За меня? СТОП! Почему… Шуйский предлагает? Не сам князь Бледный, а Шуйский?»

Князь не торопился продолжать разговор, давая мне осознать услышанное.

– Прошу меня простить, Андрей Фёдорович, – подбирая слова начал я говорить. – Но я же…

– … ниже по происхождению? – горько усмехнувшись перебил он меня.

– Да, – твердо ответил я. – Я худородный дворянин, получивший титул без году неделя. А вы – Рюриковичи. Ваш род древнее Москвы. Это… брак с принижением.

– Я рад, что ты это понимаешь, Дмитрий, – кивнул он. В его голосе не было высокомерия, скорее усталость. – Другой бы на твоём месте от радости в пляс пустился, а ты думаешь…

Он встал и прошёлся по комнате.

– Только вот в чём загвоздка, Дима. Я должен Шуйскому. И сильно должен. Не деньгами… тут бы я расплатился. Я жизнью ему обязан, и честью рода. Когда на меня наветы были, когда враги хотели земли мои к рукам прибрать, Василий Фёдорович встал за меня горой.