Текст книги "Рассвет русского царства. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ник Тарасов

Соавторы: Тимофей Грехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 49 страниц)

Глава 13

Захваченный аул не был богатым. Дома были в основном из глины и камыша, хотя и встречались и из бревен. Вот там, как правило, нас и ждала более менее нормальная добыча.

Я стоял на центральной площади, наблюдая, как дружинники методично обыскивают каждую юрту, каждый сарай. Слышались крики, плач, лязг оружия. Кто‑то из татар пытался сопротивляться, но их быстро укрощали.

– Дмитрий Григорьевич! – окликнул меня Лёва, подъезжая на коне. За ним шли несколько человек. Худых, оборванных, со следами побоев на лицах. Но одно проглядывалось очень хорошо. Это были наши… русские.

Я спешился и подошёл ближе.

– Сколько? – спросил я.

– Девятеро, – ответил Лёва. – Я успел некоторых расспросить. Двое до пленения были дружинниками князя Галичского. Остальные крестьяне и ремесленники. Две девушки. – Он понизил голос. – Их у старейшины держали.

Я посмотрел на девушек. На их беду они были симпатичными, и это определило их место в плену.

– Как давно в плену? – спросил я у одной.

Девушка вздрогнула и подняла на меня глаза.

– Больше года, господин, – ответила она. – Нас захватили во время набега на деревню под Муромом.

Я кивнул.

– Теперь вы свободны. Сами мы из Курмыша, крепости, что на границе с Казанским ханством стоит. – По лицам освобождённых я понял, что они не знают, где это, поэтому решил более подробно объяснить. – В двух днях пешего перехода находится Нижний Новгород. Мои же земли южнее.

Освобожденные люди тут же поклонились мне, после чего я продолжил.

– Вас накормят, помогут подобрать одежду, а когда мы закончим свои дела, – не стал я вдаваться в подробности, – можем взять вас с собой. И когда доберёмся до земель русских, вы сами вправе решать куда идти. Если же некуда, то, – сделал я паузу, – имейте в виду, земель у меня много. И дружина сильная. В общем, будет желание, поговорим обо всём предметно по возвращении.

В этот момент одна из девушек спросила.

– А старейшина? – я посмотрел на стоящего рядом Лёву.

– Мёртв, – коротко ответил он, а потом добавил, при этом показав на меня. – Он убил.

Она выдохнула, словно сбросила тяжкий груз.

– Спасибо, господин.

Поняв, что разговор закончен, я повернулся к Лёве.

– Позаботься о них. Дай одежду, еду. Пусть отдохнут.

– Будет сделано, – кивнул Лёва и увёл освобождённых в сторону телег.

Я обошёл аул. Дружинники тащили всё подряд: мешки с зерном, вяленое мясо, шкуры, украшения, оружие. Из загонов угоняли коней – их оказалось около десяти голов. Это была удача. Кони в цене, особенно боевые. Хотя из боевых там едва ли будет половина.

– Господин! – окликнул меня Богдан, подходя с двумя дружинниками, которые тащили за собой связанного татарина средних лет. – Это кузнец. Местные на него указали.

Я оглядел пленника.

– Говоришь по‑русски? – спросил я.

Татарин молчал, глядя в землю.

– Говоришь или нет? – повторил я жёстче. И для острастки Богдан несильно пнул его по рёбрам.

– Говорю, – буркнул он.

– Хорошо. Значит, слушай внимательно. Ты теперь мой холоп. Будешь работать в моей кузне. Если будешь слушаться – жить будешь хорошо. Если нет, пеняй на себя.

Он поднял глаза, в них мелькнула злость.

– Ты, урус, не имеешь права…

Я ударил его кулаком в живот. Не сильно, но достаточно, чтобы он согнулся, задыхаясь.

– Имею, – прошипел я. – Точно такое же право, какое твои соплеменники имели, когда угоняли наших людей. – Я посмотрел на Богдана. – Ему служил кто‑то из тех, кого мы освободили?

– Да, – ответил Богдан. – Один из наших сказал, что был у него рабом. – Он сделал паузу. – Но этот, – показал он на кузнеца, – его не обижал и даже кормил нормально.

– Да? – уже иначе посмотрел я на кузнеца, и дабы он чётко слышал, что я сказал, присел на корточки, чтобы посмотреть ему в глаза. – Что ж, да воздастся нам по делам нашим. То, что в неволе человека держал, плохо. Но то, что не обижал его, хорошо.

Он кивнул, хрипя.

– Уведите его, – приказал я Богдану. – Пусть сидит с остальными пленными.

К полудню мы закончили обыск. Добыча оказалась неплохой: как я уже сказал, мы разжились десятью конями, несколькими мешками зерна, оружием, луками, стрелами, серебром – немного, но всё же. Даже железные петли с ворот сняли. Ведь железо всегда в цене.

На площади стояли связанные татары. Мужчины, женщины, дети. Всего человек шестьдесят. Я прошёлся вдоль ряда, оглядывая их.

– Стариков и совсем маленьких детей оставляем, – сказал я, Григорию. – Берём только тех, кто работать может.

Григорий кивнул.

– Понятно.

Я выдохнул и повернулся к пленным. Вскоре начали отбирать тех, кого брать с собой. Молодые мужчины годились для работы в поле, на строительстве. Женщины – для хозяйства. Детей и стариков отводили в сторону.

Один уже пожилой мужик, с длинной седой бородой, вдруг встал и сделал шаг вперёд.

– Ты, урус, был рождён рабом! – выкрикнул он на ломаном русском. – Твой Бог так сказал! А мы свободные!

Он сделал ещё шаг, и я увидел блеск металла в его руке.

Я не стал медлить. Ударом ноги выбил нож из его руки. Он полетел в сторону, звякнув о камень. Старик попытался наброситься на меня голыми руками, но тут же подоспели Ратмир и Воислав, схватили его, скрутили.

Я посмотрел на старика. Он хрипел, пытаясь вырваться, что‑то кричал на своём тарабарском, но сделать уже ничего не мог. Дружинники оказались рядом с пленниками очень быстро и повытаскивали клинки на случай, если кто‑то решит показать норов. Но таких не оказалось. Все храбрецы лежали стопкой у забора, куда их снесли после захвата аула.

– Повесить, – сказал я, посмотрев на старика.

– Господин? – переспросил Ратмир.

– Повесить, – повторил я. – Он попытался меня убить. Это пример для остальных.

Ратмир кивнул. Они поволокли старика к воротам. Кто‑то из дружинников быстро принёс верёвку, перекинул через перекладину ворот. Верёвку накинули на шею старику, затянули.

– Подождите, – остановил я их.

Я подошёл ближе, посмотрел старику в глаза.

– Ты говорил, что мы рождены рабами, – сказал я. – Но сейчас именно ты умираешь как раб. А мы стоим здесь свободными. Думай об этом, когда душа твоя будет улетать.

Я кивнул Ратмиру. Он дёрнул верёвку, и старика подняли вверх. Ноги его забились, а через минуту он затих. После чего я повернулся к остальным пленным. Они смотрели на меня с ужасом и ненавистью.

– Кто ещё хочет попытаться? – громко спросил я. – Кто ещё хочет умереть?

Тишина… никто не шелохнулся.

– Хорошо, – кивнул я. – Значит, все поняли.

Мы отъехали от разграбленного аула, когда солнце уже прошло за зенит. Обоз двигался медленно, скрипя колесами по сухой земле. Пленные татары шли молча, связанные одной длинной веревкой, угрюмо глядя под ноги. Освобождённые русские, кто пешком, кто на телегах поверх мешков с зерном, выглядели ненамного лучше, но в их глазах уже теплилась надежда.

Я ехал на Буране, в середине колонны, рядом с Григорием. Отец молчал, как обычно, изредка поглядывая по сторонам.

– Отъезжаем к тому лесу, – я указал на тёмную полосу деревьев впереди, примерно в двух верстах, – после чего разделяемся.

Богдан, ехавший с фланга, подъехал ближе, окинув взглядом нашу разношёрстную процессию.

– Хорошая идея, – согласился он, почесывая шрам на щеке. – Они будут нас тормозить. С таким хвостом мы не охотники, а дичь.

– Ты правильно понял, – ответил я. – Нам нельзя терять скорость. Надо успеть закончить здесь пока весть о нашем набеге не дошла до крупных городов. Поэтому ещё две деревни и домой. – Я сделал паузу. – С тем, что уже добыли в ауле, останутся пятеро дружинников и трое новиков. Их задача будет довести обоз до реки Большой Цивиль, и там остановиться на лагерь в лесу и ждать нас. Место там глухое и никто туда не должен сунуться. Потом, когда дело сделаем, вернёмся к ним, и вместе поедем в сторону дома.

Григорий, слушавший молча, наконец кивнул.

– Разумно.

Доехав до ближайшей кромки леса, мы остановились перекусить и перегруппироваться. Дружинники спешились, разминая затёкшие ноги. Кто‑то поил коней, кто‑то жевал сухари и вяленое мясо.

Семён, наш главный следопыт и лучник, не терял времени даром. Я видел, как он отошёл в сторону с одним из татар, и почти четверть часа о чём‑то с ним разговаривал. При этом Семён пару раз проверил кулаком крепость духа татарина и ударил ему по животу. Потом Семён чертил прутиком по земле, а мужик то кивал, то испуганно махал руками. Я наблюдал за этой картиной не собираясь вмешиваться. Просто знал, что когда Семен закончит, он обо всём мне расскажет.

Тем более, что Ратмир мне подал котелок с кашей, и я сел на поваленное дерево, ел и отдыхал.

Также от меня не укрылись лица дружинников. Они были довольными. Первый набег прошёл успешно и, что самое, главное без потерь. А это говорило о том, что я толковый командир и что мне сопутствует удача. Что, кстати, весьма немаловажно, ведь люди во все времена верят во всякие суеверия…

– «Но это только начало, – подумал я, медленно пережёвывая горячую кашу. – Впереди ещё два‑три аула. И неизвестно, что там нас ждёт».

Через десять минут Семён подошёл ко мне. Вид у него был задумчивый, но в глазах горел тот самый огонёк азарта, который я уже научился распознавать.

– Дмитрий Григорьевич, есть разговор, – сказал он, присаживаясь рядом.

Я кивнул, доедая кашу.

– Что узнал?

– Мужик этот, Казик зовут, – начал Семён, понизив голос и оглядываясь по сторонам, – здешние места знает неплохо. Год работал у одного бая, пока тот не помер. Так вот, говорит он про некоего мурзу по имени Барай. Живёт тут неподалёку, верстах в двадцати к востоку.

Я поставил котелок, вытер рот рукавом.

– И что нам этот Барай? – спросил я, отламывая кусок вяленого мяса. При этом дал один кусок Семёну, второй оставил себе.

– А вот тут самое интересное, – с благодарностью кивнул Семен, принимая мясо. – Казик недавно был в тех местах и видел, что Барай этот возвращался раненый… вроде как в бою с астраханцами стрелу словил, да неудачно. Но вроде бы как вернулся домой, пошёл на поправку.

– Иии? – произнёс я, пока не понимая к чему весь этот разговор.

– Мурза этот вернулся домой не с пустыми лапами. Казик божится, что видел, как обоз за ним тянулся. Вроде как товарищи Барая, те, что дальше на войну пошли, скинули ему на хранение всё награбленное. Чтобы с собой лишний груз не тащить в пекло, а забрать на обратном пути собирались. Мол, Барай всё равно воевать не может, пусть хоть казну посторожит.

Я перестал жевать.

– Ты уверен? – спросил я, глядя Семёну в глаза.

– Казик клянётся, – ответил он серьёзно. – Говорит, сундуки кованые видел, тюки с добром. В общем, я сказал, что он узнал. А ты думай, Дмитрий Григорьевич.

– Молодец, – похвалил я десятника. – Ратмир, – крикнул я своего холопа. – Каша ещё осталась?

– Да, господин.

Я повернулся к Семёну.

– Иди перекуси, а я пока подумаю.

Когда он ушёл, я оперся спиной на дерево. Если там действительно «общак» татарского отряда, то куш может быть огромным. Деньги, серебро, оружие, ткани… Астраханские земли были богатыми. А я отправился в поход именно за ресурсами. Они мне были нужны для моей доменной печи, для найма людей, для укрепления Курмыша. Для всего, что я задумал построить в этом мире.

Я подозвал Григория, Богдана и Лёву жестом.

– Слушайте, – сказал я, когда они подошли. – Планы меняются. Семён говорит, есть возможность взять куш пожирнее.

Я пересказал им слова Казика, наблюдая за их реакцией.

– Ты предлагаешь наведаться к этому Бараю? – спросил меня Богдан.

– Да, – ответил я и тут же добавил: – Но если нам что‑то не понравится, мы отступим. Как я уже говорил, лить понапрасну русскую кровь я не собираюсь. – Оглядев всех, я спросил. – Ну так как? Идём в гости к мурзе?

Возражений не последовало.

Как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. И всё пошло не по плану. А в нашем случае, глазастые разъезды.

Мы двигались, соблюдая все меры предосторожности, разослав дозоры и стараясь держаться низин. Лес впереди обещал надежное укрытие, через которое мы планировали подобраться к усадьбе того самого мурзы Барая.

Признаюсь честно, я уже мысленно делил добычу, прикидывая, сколько железа и инструментов смогу закупить для Курмыша. Но незнакомая местность сыграла с нами злую шутку.

Мы только собирались въезжать в редкий подлесок, как вдруг всего в четырехстах метрах от нас, из‑за холма, выскочили трое всадников.

– Враг! – выкрикнул Семён, мгновенно вскидывая лук.

Татары среагировали молниеносно. Никаких вопросов, никакого сближения. Они резко осадили коней, развернулись и, выпустив в нашу сторону по стреле, пришпорили скакунов. Стрелы, пущенные на скаку и с такого расстояния, даже не долетели до нас, бессильно ткнувшись в сухую траву метрах в пятидесяти.

Всё произошло слишком быстро…

– Уйдут! – рявкнул Богдан, выхватывая саблю.

– За ними! – скомандовал я, понимая, что скрытность мы потеряли окончательно. – Нельзя дать им поднять тревогу!

Мы рванули следом. Но татарские лошадки были свежими и легкими, а наши уже порядком утомлены переходом. Расстояние хоть и сокращалось, но крайне медленно.

Вот только преследовать их долго не пришлось. Мы вылетели из перелеска на широкий луг, и…

Нашим глазам предстало не просто богатое селение или усадьба, а огромная деревня, домов на сто, раскинувшаяся вдоль реки. Но хуже всего было то, что возвышалось в её центре.

– Твою ж мать… – выдохнул я сквозь зубы.

Это был не просто дом бая. Это была полноценная деревянная крепость. Высокие стены сложенные из толстых бревен, угловые башни, пусть и невысокие, но с бойницами, и даже с большого расстояния я видел крепкие ворота, обитые железом.

И тут же, словно подтверждая мои худшие опасения, гулко и тревожно застучал барабан.

– Бум‑бум‑бум‑бум! – ритм был быстрым, паническим, призывающим всех под защиту стен.

– К воротам! Они уходят к воротам! – заорал Григорий, указывая саблей на суету внизу. Местный люд, работавший в полях и во дворах за пределами крепости, побросал всё и в ужасе кинулся к крепости. Женщины тащили детей, мужики гнали скот, создавая давку.

В голове мгновенно щелкнул тумблер. Штурмовать укрепления с ходу, это самоубийство. Но отпускать добычу, которая сама бежит в руки, глупость.

– Отрезать их! – крикнул я, привставая на стременах. – Левое крыло – к реке! Правое – обходи с холма! Отсекайте их от ворот!

Мы пустили лошадей в галоп, выжимая из них последние силы. Дружина, натренированная за последние месяцы, рассыпалась веером, охватывая деревню клещами.

Татары на стенах видели нас, но сделать ничего не могли, свои же мешали стрелять. И ворота начали медленно закрываться, отсекая тех, кто не успел.

– Быстрее! Жми! – орал Лёва, размахивая копьем.

Мы врезались в толпу бегущих. Паника усилилась. Те, кто понял, что в крепость не попасть, бросились врассыпную, кто к реке, кто в лес, кто просто падал на колени, закрывая голову руками.

– Не убивать без нужды! – мой голос сорвался на хрип. – Вязать! Всех вязать!

Никто из крепости на выручку своим не вышел. Ворота с глухим стуком захлопнулись, и тут же со стен полетели первые редкие стрелы. Но обошлось без ран и смертей.

– Уводи пленных на край деревни! – скомандовал я. – Богдан, ставь заслон, чтобы с крепости не сунулись! Остальные – по домам! Всё ценное – в телеги! Быстро!

Дружинники, почуяв добычу, действовали слаженно. Слышался треск выбиваемых дверей, звон разбитой посуды, испуганное ржание коней и женский плач.

Ко мне подъехал Семён. Лицо его было перекошено от ярости, он сплюнул на землю густую слюну.

– А тот пленник, Казик, нас обманул, – прорычал он, глядя на стены крепости. – Вернее, забыл, сучья потроха, упомянуть, что здесь будет стоять не просто усадьба, а целая крепость.

Я перевел взгляд на стены. Бревна были свежими, и выглядели крепкими, как и ров перед стеной был неглубоким, но с кольями.

– Да, – согласился я, вытирая пот со лба.

В голосе Семена так и сочился ядовитый сарказм, он зло прищурился, поглаживая рукоять сабли.

– Но ничего, я не злопамятный. Просто память у меня хорошая. И злая. Когда вернемся, я с этого Казика шкуру спущу. По лоскуту. Обязательно спрошу, почему у него память такая короткая.

Я кивнул. Судьба Казика была предрешена, и жалеть его я не собирался. Ведь его ложь могла стоить нам жизней.

– Что скажете? – спросил я у подъехавших Григория и Богдана.

Они оба смотрели на крепость профессиональным, оценивающим взглядом.

Глава 14

– А что тут скажешь, Дмитрий Григорьевич, – прогудел Богдан. – Крепость брать с нашими силами – значит, крови много пролить. Лестниц у нас нет, тарана нет. Пока будем ворота рубить, они нас кипятком сварят и стрелами истыкают. – Он сделал паузу. – Даже удивительно, что за семь лет татары успели возвести такие хорошие укрепления в такой глуши. Видно, этот Барай и вправду не простой мурза, раз так окопался.

Лёва, горячий и жадный до подвигов, подъехал ближе. Я чувствовал, что порой мой друг завидовал мне. А именно тому, что я стал дворянином со всеми из этого вытекающими. Зависть его была не злой… просто он тоже хотел обзавестись своими холопами, улучшить хозяйство и так далее. В этом не было ничего такого, ведь все и всегда хотят сделать свою жизнь ещё лучше. Это как раз‑таки было нормально. И именно для этого мы и отправились в поход.

– Значит, бросаем? – спросил он с ноткой разочарования. – Уйдем с пустыми руками?

Я посмотрел на него, потом на своих людей, которые уже тащили из ближних домов узлы с добром.

– Ну, не совсем уж с пустыми, Лёва, – ответил я. – Мы пришли за добычей, а не за славой посмертной. Штурм нам может дорого обойтись. Вот скажи, зачем мёртвому серебро и злато?

Лёва осекся, опустил глаза.

– Я понял о чём ты говоришь. Мёртвому оно без надобности.

– Вот и я о том же. – Я повернулся к командирам. – Решение окончательное, крепость не трогаем. Пусть сидят там и дрожат. Выгребаем из посада всё, что можно унести. Зерно, скот, инструменты. Пленных отберите крепких, остальных разгоните. И поджигайте дома, которые обчистили. Дым прикроет наш отход и добавит им страху.

– А если они вылезут? – спросил Богдан, кивнув на ворота.

– Если вылезут, встретим, – усмехнулся Григорий, похлопывая по шее коня. – Будь у них силы с нами совладать, не прятались бы в крепости.

– Согласен, – сказал Богдан.

– Тогда не тратьте время, – поторопил я. После чего я повернулся к своему десятнику Семёну, отвечающему за лучников. Он поглядывал на закрытые ворота острога. – Семён, – окликнул я его. – Своих людей поставь у дороги к крепости. Займите позиции за теми сараями, что ближе к крепостной стене, но так, чтобы со стен вас не достали. А то мало ли, татары всё‑таки решатся своим идти на выручку или вылазку сделают.

Семён кивнул, оценивая расстояние.

– Понял. Перекроем.

– И вот ещё что, – я сделал паузу, оглядывая суетящихся дружинников. – Новиков с арбалетами с собой возьми. Им практика нужна, а в поле они сейчас только мешаться будут. Пусть держат ворота на прицеле. Если кто нос высунет, стрелять без предупреждения.

– Сделаю, – ответил Семён, махнул рукой троим своим лучникам и гаркнул на молодых парней, вцепившихся в арбалеты. – А ну, за мной! И не зевать!

Когда заслон выдвинулся на позицию, начался банальный грабёж. Или, как я предпочитал это называть, экспроприация ресурсов для нужд промышленной революции.

Со мной рядом стоял Григорий, молча наблюдавший, как наши воины сноровисто выносят добро из домов и сваливают всё в кучу у одного из крайних строений. Со стороны леса, от которого мы приехали в деревню, появились наши дружинники, правящие пока ещё пустыми телегами.

– Грузите плотнее! – командовал Богдан где‑то в гуще событий. – Зерно на дно, тряпки сверху!

Началась погрузка. Скот, мыча и блея, сбивался в кучу. Овец было много, коров, поменьше. А вот с лошадьми вышла накладка.

– Тьфу ты, прости Господи, – сплюнул под ноги подошедший Ратмир, ведя в поводу трёх коней. – Дмитрий, глянь, слёзы одни, а не кони.

Я осмотрел добычу и действительно, без слёз смотреть было нельзя. Клячи, годные разве что воду возить, да и то недалеко. Бока впалые, шерсть клочьями. Видимо, всех добрых коней, как и основных воинов, угнали на войну с Астраханью.

– Грузите всё, – махнул я рукой, подавляя разочарование. – В хозяйстве и такие сгодятся. На мясо пойдут или землю пахать, когда откормим.

Мы собирали всё. Железные ухваты, котлы, инструменты – всё летело в телеги. Хотя каждый из нас, бросая взгляд на высокие стены острога, понимал: всё самое ценное, всё то, ради чего стоило рисковать головой – золото, серебро, доброе оружие – находится там, за стеной… в тех самых «сундуках Барая».

Честно, жаба душила неимоверно. Я чувствовал себя ребёнком в кондитерской, которого пустили только в отдел с чёрствым хлебом, а витрина с пирожными осталась за бронированным стеклом.

В этот момент ко мне подъехал Лёва.

– Дим, – он понизил голос, хотя в общем шуме нас вряд ли кто мог подслушать. – А ты заметил одну странность?

– Какую? – я продолжал следить за тем, чтобы в телегу с зерном не запихнули грязные шкуры.

– Ты на стену посмотри. Только внимательно!

Я поднял голову. На стене, между зубцами, маячили фигуры защитников. Они орали что‑то, потрясали копьями, иногда пускали стрелы, которые бессильно падали, не долетая до нас.

– Смотрю, – сказал я. – Орут. Злятся.

– Да нет же! – Лёва нетерпеливо ткнул пальцем в сторону центральной башни. – Ты на снаряжение глянь! Я пока тут крутился, считал. Там всего человек десять одеты в кольчуги или хоть в какие‑то доспехи. Их хорошо видно по блеску от солнца. А вот остальные?

Я присмотрелся. И впрямь. Среди защитников выделялась горстка воинов в нормальной броне: шлемы, кольчуги или куяки. Они держались уверенно за зубцами. Но основная масса…

– Халаты, – пробормотал я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. – Простая одежда…

– Вооот! – протянул Лёва, довольный своей наблюдательностью. – Это же простые мужики, Дим! Те, кто успел укрыться в крепости, когда мы нагрянули. Им просто луки в руки сунули, а воевать они, может, и не умеют толком.

Я перевёл взгляд на Григория. Отец тоже смотрел на стену, прикрыв глаза ладонью от солнца.

– А ведь прав парень, – медленно произнёс Григорий, и в его голосе прозвучало хищное удовлетворение. – Стреляют они жидко. Залпов нет. Бьют вразнобой, да и луки, видать, охотничьи, слабые.

– И что это может значить? – спросил я, хотя ответ уже начинал формироваться в голове, а картинка складывалась. – Где все остальные? Где гарнизон, который должен охранять такую крепость?

– А если там нет людей? – наклонив голову, спросил Лёва, озвучивая мою мысль. – Вернее, не так много, как мы думаем! Может, Казик не соврал про то, что Барай ранен, но приукрасил силу его охраны? Или они ушли в рейд?

– Или просто разбежались по округе, а в остроге осталась только личная охрана мурзы, – добавил Григорий. – Десяток профессионалов и толпа перепуганных крестьян.

– «Если это правда… Если гарнизон это фикция… то мы сейчас уходим от добычи, которая может окупить строительство моей домны и содержание дружины на год вперёд. Мы уходим от сундуков с астраханским золотом, испугавшись пугала в огороде», – пронеслись у меня мысли.

Нужно было принимать решение. Но прежде нужна была информация.

Я тут же повернулся к Семёну, который как раз вернулся узнать, когда мы выезжаем.

– Семён! – рявкнул я.

– Тута я, – он подбежал, придерживая саблю.

– Пленные где? Те, кого уже отсортировали?

– Да вон, у телег сидят, связанные. Богдан за ними приглядывает.

– Тащи сюда двоих! – приказал я. – Только не первых попавшихся. Найди тех, кто выглядит побогаче, или, наоборот, слуг домашних. Наверняка кто‑то попался из челяди или родственники тех, что служат местному мурзе.

– Допросить? – глаза Семёна недобро сузились.

– Да. И быстро. Мне нужно знать, сколько «настоящих» воинов сейчас за этим забором. И кто командует обороной. Если Лёва прав и там одни мужики с вилами… – я не договорил, но Семён понял меня без слов.

Он кивнул и рысью бросился к группе пленных.

Я снова посмотрел на крепость. Теперь она не казалась мне такой неприступной твердыней.

Семён уже не раз демонстрировал свои специфические таланты в полевом допросе. И хотя мне, человеку из двадцать первого века, претили подобные методы, я понимал: здесь, в пятнадцатом, сантименты стоят дорого. Иногда, целой жизни.

Он прошелся вдоль шеренги сжавшихся от страха пленников. Выбор пал на двух мужиков покрепче, не стариков, но и не безусых юнцов. Тех, кто наверняка знал, что происходит в господском доме, но при этом имел достаточно житейского опыта, чтобы хотеть жить.

– А ну, взяли этих! – рявкнул Семён, указывая пальцем.

Дружинники споро скрутили выбранных татар и поволокли их к ближайшей избе. Те упирались, что‑то кричали, но удар тупой частью копья в спину быстро отбил у них желание спорить.

Я остался стоять у своей лошади, делая вид, что проверяю подпругу. Смотреть на то, как людям будут ломать пальцы или прижигать пятки, я не горел желанием.

Григорий, наблюдавший за суетой Семёна, спрыгнул с коня.

– Пойду помогу Семёну, – бросил он мне, поправляя перевязь с саблей. – В четыре руки сподручней будет. Да и приглядеть надо, чтобы он их раньше времени к праотцам не отправил. Горяч он сегодня.

Я кивнул.

– Действуй.

Отец скрылся в темном проеме двери. Минуту было тихо. А потом из избы донеслись звуки. Глухие удары. Сдавленные вскрики, переходящие в вой. Потом снова удары.

– Господин, – тихо окликнул меня Богдан. – Если там и правда никого нет, может, лестницы срубить? Лес‑то рядом.

– Подождем, – отрезал я. – Не хочу рисковать людьми вслепую.

Прошло минут десять, показавшихся мне часом. Крики в избе стихли, сменившись каким‑то бубнежом. А вскоре дверь распахнулась, и на пороге появились Григорий с Семёном.

Вид у них был… деловитый. Григорий вытирал руки пучком сухой травы, а Семён выглядел так, словно только что выиграл в кости крупную сумму.

Они быстрым шагом направились ко мне.

– Ну что? – спросил я, когда они подошли. – Что узнали интересного?

– Узнали, Дмитрий Григорьевич, – осклабился Семён, и в его улыбке было что‑то хищное. – Птичка‑то наша не в гнезде.

Я нахмурился, переводя взгляд с него на отца.

– Поясни.

Григорий отбросил траву и подошел ближе, понизив голос стал рассказывать:

– Мурза Барай не в крепости. И большая часть его личной дружины тоже.

– Где они? На войне? – быстро спросил я.

– Нет, – покачал головой отец. – На охоте.

– На охоте? – переспросил я, чувствуя, как брови ползут вверх. – Вокруг война, Астрахань с Ордой режутся, а он зайцев гоняет?

– Не зайцев, – вмешался Семён. – Кабанов да лосей. Этот Барай, как выяснилось, и вправду был ранен, но уже оклемался. Рана зажила, но на большую войну он возвращаться не спешит. Видать, смекнул, что лучше отсидеться в тылу с чужим добром, чем голову под саблю подставлять. Но сидеть в четырех стенах ему наскучило. Вот он и собрал своих нукеров* и умотал в леса.

(Нукер (от монг. нөхөр – «друг», «товарищ») обозначал воина дружинника на службе у знати – хана, беков или мурз.)

– А в крепости кто остался? – уточнил я, уже понимая ответ.

– Да никто, почитай, – махнул рукой Семён. – Десяток калек, бабы, дети да слуги. Ну и те мужики, что с посада сбежать успели. Лёва прав был, на стенах почитай одни пугала в халатах. Воинов меньше десяти человек будет.

Я медленно выдохнул. Картинка складывалась идеальная. Слишком идеальная, чтобы быть правдой.

– А не врут? – кивнул я на избу.

– Не врут, – уверенно сказал Григорий. – Мы их порознь поспрошали. А потом свели. Один из них, брат того нукера, что с мурзой уехал. Он‑то и раскололся первым, когда Семён ему… кхм… объяснил перспективы.

– И самое главное, Дмитрий Григорьевич, – Семён подался вперед, и глаза его блеснули азартом. – Они сегодня возвращаются.

Я замер.

– Сегодня?

– Да. Припасов брали всего на два дня. Уехали вчера на рассвете. Брат нукера божится, что к вечеру ждали их обратно. Баньку им топить приказали.

Я посмотрел на солнце. Оно уже клонилось к закату, и если пленный не соврал, то у нас оставалось часа два, не больше.

– Сколько их? – спросил я.

– Два десятка, – ответил Григорий.

Два десятка профессиональных воинов. Против моих пятидесяти пяти (минус те, что ушли с обозом). Численный перевес на нашей стороне, но они – на своей земле, знают каждую тропку. И они идут домой, не подозревая, что их дом уже не их.

– Узнали по какой дороге они поедут?

– Узнали, – кивнул Семён. – Там одна дорога нормальная, через балку идет. С севера.

Ситуация менялась кардинально. Если мы сейчас полезем на стены, то увязнем. Даже если гарнизон слаб, они запрутся в цитадели. А в это время нам в спину ударит вернувшийся Барай со своими головорезами. И мы окажемся между молотом и наковальней.

Но если…

– Значит так, – я принял решение мгновенно. – О грабеже забыть. Того, что взяли, уже хватит. Сейчас главное – Барай.

Я оглядел своих командиров, посмотревших на меня недоуменно.

– Мурза возвращается. И он не знает, что мы здесь. Так что жечь мы ничего не будем.

– Так с крепости уже зажгли сигнальный огонь.

– И пусть, – сказал я. – В лесу его не так легко будет увидеть. Может, повезёт и мурза до сих пор его не увидел. А может, вообще решит, что это обычный пожар. Ведь на то, что к нему русские пришли, он вряд ли подумает, а соседи его все в Астрахани. Так что ждать нападения ему неоткуда. – По молчаливым лицам я понял, что с моими доводами все согласны. И тогда я продолжил. – Семён, где эта балка?

– Верстах в трех отсюда. Дорога там, со слов татар, узкая, лес с двух сторон подступает.

– Идеально, – усмехнулся я. – Мы не будем ждать их здесь. Мы встретим их там.

– Засада? – глаза Богдана загорелись.

– Засада, – подтвердил я. – Мы устроим им теплый прием.

Время работало против нас. Каждая минута промедления приближала возвращение мурзы, и если мы не успеем занять позицию, то сами станем дичью.

– Богдан! – рявкнул я, разворачивая коня. – Слушай мою команду! Обоз с награбленным, скот и всех пленных, немедленно отправляй по той дороге, которой мы пришли. Пусть отойдут в лес на версту и затаятся в овраге. Оставь с ними пятерых воинов, кого похуже, и всех новиков для пригляда.

– Сделаю, – кивнул десятник.

– Семён! – я повернулся к лучнику. – Бери своих людей и тех, кто с арбалетами половчее. Выдвигаемся к балке немедленно. Нам нужно выбрать место, где их конница увязнет, а нам будет сподручно бить сверху.

Пока командиры раздавали приказы, я подъехал к группе освобожденных русских. Их было больше двадцати человек.

Они были напуганы, но больше всего в их глазах отразился страх, когда мы начали собираться уезжать. Они с чего‑то решили, что мы оставим их тут. Но когда Лёва буквально приказал им следовать за телегами, а тем, кто не мог идти, велел залезть в них, они вроде как стали успокаиваться. Хотя и не все. У некоторых родня осталась за стенами крепости, и они думали, что уже больше никогда их не увидят.