Текст книги "Вельяминовы. Начало пути. Книга 3"
Автор книги: Нелли Шульман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]
Интерлюдия
Рим, лето 1605 года
Высокий, темноволосый, сероглазый мальчик примерился и, занеся ногу над тряпичным мячом, сказал: «В этот раз не отобьешь, папа».
– А ты попробуй, – Франческо стер пот со лба, – летний вечер был жарким, и легко поймал мяч. «Все, – сказал отец, подзывая к себе Алессандро, – пошли, нам с тобой еще воду из колодца носить, и мыться, перепачкались же с ног до головы».
Булыжник на Площади Цветов был еще теплым, и Алессандро, забрав у отца мяч, посмотрев на садящееся за Тибр солнце, вздохнул: «Интересно, что сегодня на ужин, а то я проголодался».
– Ты всегда голодный, – Фрэнсис поцеловал темные локоны, – это потому, что ты растешь. А на ужин, – отец поднял бровь, – я видел на кухне свиные щеки.
– Хорошо, – мальчик облизнулся, – с пастой. И печенье, наверное, – прибавил он. Ребенок помолчал и вдруг спросил: «Папа, а почему ты чиновник?».
– Ну, – рассудительно заметил Франческо, – кому-то надо и в канцелярии сидеть, милый мой.
– Я бы хотел, – задумчиво сказал ребенок, – стать военным. Ну, или моряком. Чтобы у меня была шпага, как у гвардейцев Его Святейшества.
– Ну, посмотрим, – усмехнулся Франческо, и, на мгновение, закрыв глаза, подумал: «Все, после Рождества домой. Господи, неужели. Как раз этого Фокса с его сообщниками арестуют, я Джону еще в начале лета все их планы отправил, в ноябре же они Палату Лордов собрались взрывать? Да, в ноябре. А потом в Париже встречу нового человека, посидим с ним, и домой, под Оксфорд".
– Папа, а ты что улыбаешься? – удивленно спросил Алессандро.
Франческо принюхался и сказал: «Потому что даже здесь, – он кивнул на мраморную лестницу, что вела на второй этаж, в их комнаты, – пахнет едой. А я, дорогой мой сын, тоже не отказался бы от пасты».
– Сначала берите ведра, – велела Полли, что стояла на пороге. «И переоденьтесь потом, в опочивальне все чистое лежит, на кровати».
Уже совсем стемнело, когда Полли, войдя в спальню, наклонилась над столом, и, прижавшись подбородком к плечу Фрэнсиса, тихо спросила: «Что ты с ним на улице делал, он заснул за мгновение?».
Мужчина отложил перо, и, повернувшись, поцеловав ее в губы, ответил: «Сначала лодку взяли на Тибре, потом в мяч играли, потом он целую миску пасты съел. Мне тоже, дорогая моя, спать хочется».
Полли устроилась у мужа на коленях: «Донесения все готовы, остался только сеньор Вискайно, ну, это завтра вечером уже. Его бумаги у тебя?».
– Его бумаги у меня уже третий день лежат, – усмехнулся Фрэнсис, – надо же было узнать, какой дорогой он обычно ходит в свои комнаты, когда он туда возвращается, есть ли у него охрана… Теперь все готово, Чезаре завтра вечером будет на месте, со своими людьми, тебе останется только довести сеньора Себастьяна до той подворотни, дальше уж они сами».
– А он скажет? Ну, про то, где Белла? – озабоченно спросила Полли.
– Скажет, – тонкие губы мужа чуть улыбнулись. «У Чезаре все говорят. И про Беллу, и про планы короля Филиппа в Нижних Землях – все, что мы хотели, то и скажет. Печать мы у него заберем, – ограбление все-таки, образец его почерка у меня есть – все будет в порядке».
Фрэнсис вдохнул запах роз и шепнул жене на ухо: «Я тут подумал, и понял, что поспать я еще успею».
– Неужели? – темная бровь шевельнулась. «А если я принесу из кладовой одну из тех бутылок, что тебе из Орвието прислали?»
– Все равно не засну, – вздохнул Фрэнсис, прижавшись губами к смуглой шее, расшнуровывая шелковый корсет. «Но вина ты мне все равно налей, – он тихо рассмеялся, не отрываясь от темно-красного, сладкого соска. «И дверь запри».
Полли, подхватив юбки одной рукой, повернула ключ в высоких, золоченых дверях, и, поставив бутылку на стол, опустилась на колени, рассыпав вокруг мягкие волосы.
– Я смотрю, – в больших, черных глазах женщины загорелись золотистые искорки, – у тебя тут все уже готово, – она улыбнулась.
– А ты не смотри, дорогая моя, ты попробуй – Фрэнсис откинулся на спинку кресла и подумал:
«Полвека в этом году, ну, да ничего страшного, еще двоих или троих детей вырастить успею.
Господи, как же я ее люблю, Господи».
– Ну, все, – решительно сказал он, потом, усаживая Полли на стол, сбрасывая документы вниз, – теперь я. И корсет оставь, – велел он. Он увидел, как падают ее юбки, и наклонил голову, целуя ее туда, где все было жарким и покорным, чувствуя, как подается навстречу ему знакомое до последнего уголка тело.
Потом она подставила ему губы, повернув голову, и сказала, задыхаясь: «Сегодня можно».
– Я помню, – отозвался Фрэнсис сквозь зубы, не в силах оторваться от нее. Полли вонзила ногти в какую-то бумагу и, смяв ее – порвала в клочки.
– Надеюсь, – сказала она, наконец, – все еще стоя с раздвинутыми ногами, прижавшись щекой к столу, – это не было что-то важное.
Фрэнсис рассмеялся, не выпуская из рук ее груди. «Зная тебя, любовь моя, я на этом столе ничего важного не держу».
Потом Полли заснула, свернувшись в клубочек, держа его за руку, а Фрэнсис, и сам, зевая, придвинул ее поближе, и тоже задремал, слушая перезвон полуночных колоколов на церквях по соседству.
Утром он еще успел позаниматься с Алессандро латынью, и, спустившись на площадь, вдохнув теплый, утренний, пахнущий цветами ветер, быстро пошел к Ватикану.
На столе в его кабинете уже лежали последние циркуляры из личной канцелярии Его Святейшества, – гонцы разносили их сразу после заутрени.
Фрэнсис просмотрел документы и хмыкнул: «Смотри-ка, и действительно отца Джованни канонизировать придется, цветы эти на месте его казни не вянут, не опадают, и больные там какие-то даже излечиваются».
Он вспомнил темные, добрые глаза священника и вздохнул: «Жаль его, конечно. Такие люди редко встречаются. И воспитанник его, этот юноша, Хосе – наверное, тоже погиб, а ведь какой талантливый мальчик был».
Секретарь поскребся в дверь и вежливо сказал: «Сеньор дон Себастьян Вискайно, личный советник короля Филиппа к вам, синьор Франческо».
Франческо поклонился, и, пожав руку сеньору Себастьяну, радушно указал на кресло:
«Садитесь, пожалуйста, сеньор Вискайно, должен вам сказать, что все ваши бумаги готовы!»
– Так быстро, – улыбнулся Вискайно, погладив золотистую, ухоженную, с проседью бородку.
– Конечно, – удивился Франческо. «Нас могут упрекать в бюрократии, сеньор Себастьян, но, – мужчина поднял бровь, – вы, же не обыкновенный проситель, для вас мы постарались ускорить дело».
– Вот же канцелярская крыса, – подумал Вискайно, глядя в бесцветные глаза чиновника, – у него, пыль, кажется, даже в морщинах лежит. Родился с пером в руке, с ним же и умрет, шпаги и в глаза не видел, наверное.
Но, главное, дело сделано, можно ехать в Картахену и забирать это отродье в Старый Свет.
Найду хороший, строгий монастырь где-нибудь в кастильской глуши, и потом, через четыре года с ней обвенчаюсь».
Вискайно посмотрел на свои пальцы и с удивлением увидел, что они дрожат. «Потерпи, – усмехнулся он про себя, – недолго осталось».
– Вот эдикт Его Святейшества о признании брака недействительным, – сказал Франческо, передавая документы, и разрешение вам вступить в следующий брак.
– А когда это можно сделать? – поинтересовался Вискайно, рассматривая папские печати.
– Через три месяца, – развел руками Франческо. «Вы уж не обессудьте, таковы правила. А вы хотите жениться?».
– Ну, разумеется, – удивился Вискайно, – мне нужны сыновья. Впрочем, – он рассмеялся, – моей невесте сейчас только десять лет, придется подождать немного. Это моя воспитанница, сирота, Изабелла, она сейчас в монастыре.
– Желаю вам всяческого счастья, – искренне проговорил Франческо.
Когда Вискайно ушел, Фрэнсис взглянул на дверь и едва слышно сказал: «Ну, вот сегодня, и узнаем – в каком. А потом – он посмотрел за окно, – Тибр сейчас мелкий, не хочется рисковать. Полли его в Трастевере уведет, а там и до боен недалеко. Крысы его за ночь так изуродуют, что сеньора Себастьяна долго опознавать будут».
Он вернулся за стол, и велел секретарю пускать следующего посетителя.
– А почему тебе надо уйти? – Алессандро зевнул и прижался рукой к щеке матери.
– К портнихе, – рассмеялась Полли. «Папа тут, так, что если ты проснешься – он у себя в кабинете».
– А можно, он мне расскажет еще про Одиссея? – оживился мальчик. «Мы вчера закончили на том, когда моряки встретили сирен. А есть сирены на самом деле?»
Полли поцеловала сына в лоб: «Ну, вот вырастешь, станешь капитаном, как ты хочешь – и сам узнаешь. Сейчас позову папу».
По дороге она подняла с ковра самодельную книжку и, улыбнувшись, сказала: «Писать тебе дальше?»
– Конечно, – приподнявшись на локте, горячо ответил Алессандро. «Мне интересно, что случилось в Риме после убийства Юлия Цезаря. И потом, у тебя так хорошо получаются картинки, мамочка».
– Не подлизывайся, – Полли положила книгу на сундучок. «Все равно завтра придется заниматься и английским, и французским».
Аллесандро выразительно закатил глаза и широко зевнул.
Полли чмокнула губами в сторону кровати, и, постучавшись к Фрэнсису, сказала: «Наш сын хочет услышать продолжение странствий Одиссея. Ты потом выйди в переднюю, как я переоденусь».
Он осмотрел при свете тяжелого канделябра простонародное, бедное платье, и едва слышно сказал: «Очень хорошо, как раз то, что надо».
Серое, застиранное кружево почти не прикрывало большую, высокую грудь, и, Фрэнсис, наклонившись к уху Полли, велел: «Ты там не задерживайся, больше, чем нужно. Как только он окажется у Чезаре – сразу домой».
– Может быть, мне кинжал взять? – спросила Полли, прикрывая распущенные по плечам волосы потрепанным чепцом. «Ну, мало ли что».
– Не стоит рисковать, – Фрэнсис коснулся губами ее щеки. «Он очень подозрителен, я тебе говорил. Значит, встречаешь его на Пьяцца Навона, я узнал, у кого из кардиналов он сегодня обедает, и уводишь в Трастевере. Ну, мы с тобой той дорогой ходили, ты помнишь».
Она кивнула, и Фрэнсис, взглянув на закрывшуюся дверь, подумал: «Надо же, и вправду – этот японец, Датэ Масамунэ, сюда целую миссию, присылает, вроде бы как Вискайно туда опять плыть собирается. Как это сказал его Святейшество? Да, правильно: «Могила одного мученика не стоит целого порта».
– Папа! – позвал Алессандро, и Фрэнсис, обернувшись, ответил: «Иду, сынок!»
Себастьян вышел на Пьяцца Навона, и, засунув руки в карманы изящного, миланского кроя, камзола, усмехнулся:
– Хорошо, что я отказался от постоянной охраны. Хоть тут ко всякому привыкли, но не стоит папских гвардейцев к шлюхам таскать. В комнатах у меня пусть сидят, и все. Значит, опять Япония. Ну что ж, очень надеюсь, что та сучка и его бросила. Наверняка, вместе с индейской тварью развлекает его светлость даймё – мама и дочка вместе, так сказать. Так, – он оглянулся, – вот и улица, что ведет в Трастевере. Ну, посмотрим, что тут за бордели, – он быстро пошел к мосту Фабричо.
Себастьян сразу заметил ее – высокая, стройная женщина в невидном платье шла впереди него, покачивая бедрами. При свете факелов на стенах домов он увидел темные, растрепанные, кое-как прикрытые чепцом волосы.
«Пожалуй, и не придется много денег тратить, – улыбнулся он про себя, прибавляя шагу.
– Куда торопишься, красотка? – спросил он, поравнявшись.
– Синьор не итальянец, – красивые, белые зубы прикусили пухлую губу и женщина фыркнула.
Голос у нее был нежный, только вот говор, – Себастьян поморщился, – резкий, бедняцкий.
– Испанец, – согласился он.
Женщина взяла его под руку и кивнула в сторону Тибра: «Девочек ищете?».
– Да уже нашел, – его ладонь легла на круглый зад, и Вискайно подтолкнул ее в сторону реки.
«Пошли, милая, я заплачу».
Она повела бровью: «Дома теплее, и там уютная постель, синьор. Тут недалеко, – она указала на остров, что лежал в излучине Тибра.
– Знаю я этих девок, – мрачно подумал Вискайно, – в уютной постели лежит ее ухажер, с кинжалом. Еще и головы тут лишишься. Ладно, тут на Тиберине, место глухое, базилика уже закрыта, да и деревья вокруг».
Они вышли на берег острова, и женщина решительно направилась дальше, к мосту Святого Бартоломея, что вел в Трастевере.
– Ну, уж нет, – почти ласково сказал Себастьян, толкая ее вглубь рощи, – давай-ка здесь, красавица.
Женщина обернулась, вырвала руку, и Вискайно с наслаждением увидел страх в ее глазах.
– Господи, – поняла Полли, – он же сильнее меня, вон, пальцы как железо. Надо было мне кинжал взять, испугался бы. Закричу, может быть, Чезаре услышит, хотя они далеко. Ну, или хоть кто-нибудь, – она, было, бросилась бежать, но Вискайно, ухватив ее за волосы, подтащил к себе.
– Как больно, – Полли почувствовала, что ее глаза наполнились слезами, и завизжала – высоко, отчаянно: «На помощь!»
Вискайно ударил ее кулаком в лицо, подбив глаз, и, сжимая руками шею, холодно сказал: «Я не люблю лишнего шума, милочка».
Женщина извернулась, и, вонзив ему зубы в запястье, царапая его лицо, опять попыталась высвободиться. Вискайно толкнул ее вниз, в навозную лужу, и разорвал юбку – от пояса до подола.
– А ну тихо! – велел он, расстегиваясь, смотря на гладкие бедра. В свете луны ее кожа казалась жемчугом.
Рубашка на шлюхе затрещала, и он, навалившись сверху, усмехнулся: «Потом в речке помоешься, тут близко».
– У меня французская болезнь, – глухо, чувствуя на губах вкус навоза, промычала Полли.
Вискайно расхохотался: «Врешь, милочка, я-то знаю, что от нее бывает, видел шлюх на своем веку. А ну, раздвигай ноги!».
Женщина куда-то поползла, и, разозлившись, Себастьян вынул кинжал: «Будешь упрямиться, тебе больше нечем зарабатывать станет – я тебя всю на клочки изрежу».
Полли ощутила острую боль и тепло льющейся крови. «Это я только начал, – предупредил Вискайно, ставя ее на четвереньки, пригибая голову вниз.
Она потеряла счет времени, дергаясь при каждом толчке, отплевываясь от листьев и грязи, забившей рот. Наконец, по бедрам потекло липкое и горячее, и Полли услышала его голос:
«Платить не буду, слишком ты строптивая».
– Впрочем, – Себастьян перевернул ее, и, вглядевшись в окровавленное, испачканное, с затекшим глазом лицо, плюнул ей на разбитые губы: «На, вот, утрись».
Полли услышала его гулкие шаги на мосту, и, едва встав, – голова кружилась и гудела, – почти на ощупь стала спускаться к Тибру.
Плеснув в лицо водой, она застыла – сзади раздался шорох.
– Синьора Полина, – потрясенно сказал Чезаре, – я стал волноваться, где вы…Ребят там оставил, ну мало ли что, а сам решил вас найти.
– Я кричала, – разрыдалась Полина, – но тут так далеко, так далеко.
Она посмотрела на жесткое, покрытое шрамами лицо Чезаре и вдруг подумала: «Господи, он ведь разбойник, его и так папа к смерти приговорил, он тут рискует, и не за золото – они с Фрэнсисом друзья, уже два десятка лет как».
– Ну-ка, – сказал Чезаре, поддерживая ее за локоть. «Я вас сейчас к Франческо отведу, а сам отправлюсь потолковать с этим синьором, по душам, так сказать».
Полина вытерла лицо о рукав его рубашки, и всхлипнула: «Спасибо, синьор Чезаре».
Фрэнсис прислушался, и, закрыв мадридское издание «Дон Кихота» сеньора Сервантеса, быстро прошел в переднюю. Распахнув дверь, он одно мгновение стоял на пороге, а потом тихо сказал: «Я сейчас». Поцеловав Полли, он спустился с подсвечником в руках вниз, и, найдя глазами Чезаре, тяжело вздохнул: «Спасибо. Отпусти своих ребят, и подожди тут до рассвета. Если я не вернусь, спрячь Полину и Алессандро, и потом вывези – через Чивитавекквью».
– Но этот, – хмуро запротестовал Чезаре, почесав густые, седоватые волосы.
– Я сам, – коротко ответил Фрэнсис.
– У тебя сын, – Чезаре показал глазами вверх, на окна комнат.
– У тебя, – двое, – Фрэнсис помолчал. «Да тебя к нему и не пустят, зачем голову зря на плаху класть? А меня – пустят. Все, будь тут».
Римлянин только пожал ему руку – крепко.
Полли сидела, привалившись спиной к сундуку, смотря на обитую шелковыми шпалерами стену. «Никогда себе не прощу, – подумал Фрэнсис. «Никогда».
Он поднял жену, и повел ее на кухню. «Как Алессандро? – вдруг спросила Полли, еле шевеля губами.
– Тихо, – велел Фрэнсис. «Спит, все хорошо».
Вода в горшке над очагом была еще горячей. Он снял со стены большой медный таз, и, принес из опочивальни чистую рубашку. «Там, у меня, в сундуке, – тихо сказала Полли, – мазь. И отвар еще, в темной склянке».
Он вымыл Полли, и, сделав, все, что надо, одев ее, закутал в кашемировую шаль, пристроив у себя на коленях. «Теперь послушай, любовь моя, – нежно сказал Фрэнсис, – если я до рассвета не вернусь, бери Алессандро, донесения и уходи – Чезаре о вас позаботится. Тут, – он обвел рукой комнаты, ничего подозрительного нет, оставляй все».
Жена подняла черные глаза, – один совсем заплыл, – и едва слышно проговорила: «Не надо, Фрэнсис, не надо, милый».
– Я должен, – так же, шепотом ответил он. «Я должен, Полли».
– Я с Александром посплю, – она все смотрела в сторону и Фрэнсис, опять поцеловал ее, глубоко: «Я тебя отнесу. И вино рядом оставлю, сейчас ты не хочешь, а потом – захочешь. И не бойся ничего, пожалуйста».
Фрэнсис прижался к ее губам и Полли, одним дыханием, сказала: «Вернись».
Он кивнул, и, подхватив ее на руки, поднялся.
Алессандро потер заспанные глаза и радостно сказал: «Мама! Ты тут!». Мальчик залез к маме под теплый бок и, зевнув, вдохнув знакомый запах роз, – заснул еще крепче. Полли положила руку на мягкие кудри, и, опустив веки, стараясь не расплакаться, – стала молиться за мужа.
– Что-то вы поздно, – папский гвардеец недовольно полистал бумаги. «Хотя сеньор Вискайно сам недавно вернулся, на обеде был, с кардиналами».
– Я совсем ненадолго, – угодливо улыбнулся чиновник, – невысокого роста, в сером камзоле.
«Принес еще кое-какие документы для сеньора Себастьяна».
– Вот тут распишитесь, – гвардеец указал на страницу в большой, переплетенной в кожу тетради. «По приказанию его величества короля Филиппа, для безопасности, сами понимаете. И фамилию рядом, разборчиво, а то, бывает, почерка и не прочитаешь».
Чиновник подчинился, и, посыпав лист песком, сказал: «Оружия нет, можете меня обыскать».
Он развел руки в стороны и гвардеец, рассмеявшись, махнул рукой: «Да какое там оружие у вас в канцеляриях. Проходите, – охранник взглянул на страницу, – синьор Франческо».
Фрэнсис легко взбежал по широкой лестнице наверх, и постучал в резную, с накладками из майолики, дверь.
– Ну, кто еще там? – раздался недовольный голос Вискайно. «Ночь на дворе».
– Это я, – подобострастно ответил Фрэнсис, – синьор Франческо, из апелляционного суда, мы вам забыли передать кое-какие бумаги, важные.
– Заходите тогда, – разрешил Вискайно.
Фрэнсис незаметно повернул ключ в замке, опустил засов, и, подняв блеснувшие льдом серые глаза, сказал сеньору Себастьяну, что сидел в кресле у камина, с кубком вина в руках:
«Ну, вот и я».
Полли снился костер.
Она стояла, привязанная к столбу, посреди какой-то зеленой лужайки. В небе, – она подняла голову, – неслись быстрые, серые облака, совсем рядом было море – огромное, плоское. Она посмотрела на каменные домики, на частокол, что окружал деревню, и вздрогнула – огонь занялся весело, жарко.
Высокий, широкоплечий мужчина с ледяными, лазоревыми глазами, подбросил еще веток, и отошел, скрестив руки на груди. Она, было, попыталась вырваться, но веревки держали крепко, и Полли, услышав крик Александра: «Мамочка!», – разрыдалась, пытаясь протянуть к нему руки. Она вдруг подумала: «Я же видела это, видела. На Кампо деи Фиори, в тот день, когда сожгли синьора Бруно. Там был священник, высокий, с темными глазами, он еще посмотрел на меня. Он должен меня спасти, где он?».
Но вокруг не было, ни одного человека – только сильный, резкий западный ветер, что раздувал пламя, и тот мужчина напротив – он так и не пошевельнулся, только чуть улыбнулся красивыми губами и все продолжал следить за ней.
– Мамочка! – услышала она голос Александра. «Мамочка, ты что?»
– Ничего, сыночек, все хорошо, просто сон приснился, – не зажигая свечи, отозвалась Полли.
«Спи».
Ребенок засопел, а она, укрыв их обоих шелковым одеялом, прислушалась – в комнатах было тихо, Фрэнсис не возвращался.
Александр поворочался и Полли нежно подумала: «А ведь он родился ровно через девять месяцев после той ночи, когда казнили синьора Бруно. Хотелось жизни, да, – она невольно улыбнулась и застыла – дверь опочивальни чуть приоткрылась.
Фрэнсис стоял, устало привалившись к стене, потирая глаза, держа подсвечник. Полли осторожно встала, и муж сказал, целуя ее в лоб: «Дай мне переодеться во что-нибудь, это, – он потрогал забрызганный кровью камзол, – по дороге выбросим в Тибр. И сама собирайся, возьми деньги, больше ничего. До рассвета нам надо уйти из Рима».
– Почему? – непонимающе спросила Полли, беря Фрэнсиса за руку. «Ты не ранен?».
– Нет, – он усмехнулся. «Давай, любовь моя, как только его найдут, здесь, – он обвел рукой комнату, будет не протолкнуться от папских гвардейцев. И дороги они все перекроют. Я закрыл его дверь, и ключ выбросил в колодец по пути, но все равно, – Фрэнсис поежился, как будто от холода, – надо быстро добраться до Чивитавеккьи. Чезаре нас проводит».
– Ты очень бледный, – вдруг сказала Полли. «Давай я тебе вина принесу».
– Спасибо, – муж посмотрел на свои руки – под ногтями запеклась кровь. «Я, видишь ли, два десятка лет никого не убивал. Особенно, – он помолчал, – так».
– Он все сказал? – Полли принесла с кухни бутылку и Фрэнсис, отпив глоток, опустив веки, ответил: «Конечно, все. Девочка в Картахене, в монастыре Святой Терезы. И остальное, что просил Джон – он тоже сказал. У него очень кстати был разожжен камин, – Фрэнсис опять посмотрел на свои руки и пробормотал: «Надо вымыть».
– Я сейчас воды согрею, – Полли вдруг остановилась и спросила: «Как это было?»
– Не надо тебе об этом даже знать, – коротко ответил Фрэнсис и ушел в их опочивальню.
– Дай мне его, – попросил муж, когда они вышли на Площадь Цветов. Александр спокойно спал, и Фрэнсис, пристроив его удобнее, поцеловал ребенка в лоб.
– Как только пройдем заставу, на северной дороге траттория есть, – угрюмо сказал Чезаре, – ее хозяин – мой должник. Там лошадей возьмем. Что ты с ним сделал?
– Многое, – тихо ответил Фрэнсис. «Мне надо было, чтобы он заговорил, сам понимаешь».
Чезаре вздохнул и похлопал его по плечу. «Ты просто давно этим не занимался. У тебя руки дрожат, иди, побудь с женой, я понесу мальчика».
– Спасибо, – Фрэнсис нагнал Полли и, поднеся ее пальцы к губам, поцеловал: «Нам надо добраться до Бордо, там есть наш человек. Был, по крайней мере. Он пошлет донесения Джону, а там что-нибудь придумаем. В крайнем случае, отправлю тебя и Александра в Лондон, а сам…, – он не закончил и Полли твердо ответила: «Куда бы ты ни поехал, мы всегда будем с тобой».
Она увидела, как губы мужа чуть дернулись и добавила: «Как только окажемся на корабле, я уложу тебя спать. И не спорь со мной».
– Александру я все объясню, – помолчав, проговорил Фрэнсис. «Он умный мальчик, он поймет».
– Твой сын, – Полли на ходу приложила его ладонь к щеке и вздрогнула – она была холодной, как лед.
– Я забыл, – едва слышно, глядя вдаль, шепнул Фрэнсис, – забыл, как они просят о смерти.
Прости, пожалуйста. Печать я у него забрал, на корабле напишешь тогда письмо, ну, для твоей матушки.
– Конечно, – Полли оглянулась и спросила: «Синьор Чезаре, не тяжело вам?».
– Идите, идите, – отозвался Чезаре, – уже и застава скоро, хорошо еще, что мы, как бедняки одеты, меньше вопросов задавать будут.
Полли взяла Фрэнсиса за руку и, пожав ее, спокойно сказала: «Я никогда, никогда тебя не покину. Даже и не думай».
Вдали уже виднелась караульная, у которой расхаживали вооруженные гвардейцы. Полли на мгновение приостановилась – из-за холмов на востоке поднималось тусклое, раннее солнце.
Она тряхнула головой, и пошла дальше, – рядом с Фрэнсисом.
