Текст книги "Вельяминовы. Начало пути. Книга 3"
Автор книги: Нелли Шульман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]
Отвар стал пузыриться, остро запахло травами. Мирьям мгновенно подала старшей женщине щипцы, и натянула индийскую кисею над медной миской.
Миссис Стэнли опорожнила горшочек и вздохнула: «Сейчас остынет, отнесешь ей тогда, вместе с завтраком. Это на сегодня, завтра с утра новый варить придется, не стоит он, даже в холоде. На завтрак что мы ей даем?».
– Никакого бекона, никаких яиц, никакого масла, – отчеканила Мирьям. «Молоко – немного, и ржаной хлеб. Ничего сладкого, никакой соленой, или острой еды».
– Правильно, – одобрительно сказала акушерка. «Хорошо хоть миссис Тео разумная женщина, взрослая, понимает, что это для ее же блага. А то некоторые пациентки кивают головой, а потом, потихоньку, булочки едят».
Мирьям размешала отвар и вдруг сказала: «Я еще никогда такого не видела, миссис Стэнли, ну, как у нее. Почему так?».
– Ну, – та задумалась, – во-первых, ей скоро тридцать девять, не девочка уже. Что ты мне хочешь сказать, я знаю – мать ее в почти сорок два Уильяма родила. А ты посмотри на миссис Марту – она же худая, как щепка, резвая, у таких женщин обычно все проще проходит, даже в возрасте.
– А тут, – миссис Стэнли вздохнула, – она и до беременности не маленькая была, миссис Тео, а сейчас еще – почти сорок фунтов прибавила. Так и не надо больше, – акушерка поджала губы, – а то вон, отеки у нее, голова болит, мушки перед глазами. Дай Бог, чтобы до срока долежала, а то… – она не закончила.
– А если схватки вызвать? – спросила Мирьям. «Есть же травы…
– Есть, – согласилась миссис Стэнли, – да только ребенок может и не выжить, если рожать она сейчас начнет. И ты, на будущее, помни, – с такими пациентками важно, чтобы в покое они были. Укладываешь их в постель, и все. Ничего, хозяйство потерпит. Ну, пойдем в столовую, пусть тебе Марта хлеба нарежет.
– Для тебя сегодня карп, – весело сказала Марта, что накрывала на стол. «Вот тут, в углу, как обычно. А хлеб у тебя вкуснее, чем у меня, получается, хорошо, что ты его печешь. Рыба свежая, я на рассвете в деревню сбегала».
Мирьям опустила поднос, и, наклонившись к Грегори, что возился на полу с деревянными кубиками, пощекотала его: «А кто у нас большой! Кто большой мальчик! Кто весь в папу!»
– Я! – гордо сказал Грегори и девушка, поцеловав его в щеку, рассмеялась. «И правда, Марта, он как ходит уже бойко, а все равно – толстенький».
– Так ест же, – кисло отозвалась девушка, – каждую ночь на груди висит, и днем своего не упускает.
– Хлеба! – потребовал мальчик.
Миссис Стэнли протянула ему краюшку и погладила Марту спускающимся из-под чепца косам: «И как ты все успеваешь-то, вон, даже яблоки собрала. Никогда на этом дереве плодов не было, а тут, – акушерка пожала плечами, – появились отчего-то».
– Сидр сделаю, – сказала Марта, нарезая хлеб. «Тебе же можно сидр, да? – спросила она Мирьям.
Та кивнула и подхватила поднос.
– И зови там всех, – попросила Марта, – а то остынет. Она усадила миссис Стэнли, и, накладывая ей бекон, тихо спросила: «С мамой все хорошо будет? У меня ведь…
– Тебе, моя дорогая, семнадцать лет, было, – отозвалась миссис Стэнли, – ты здоровая, молодая девочка. Родила легко, как и полагается. А с мамой твоей – она едва слышно вздохнула, – ну, постараемся. Не волнуйся, – она положила сухую, морщинистую руку поверх нежных пальцев и вдруг подумала: «Какой же это ребенок? Да, близнецы у леди Мэри, потом Полли, у миссис Марты – Мэри и Уильям, и вот Грегори. Шестерых я у них уже приняла. Ну, дай Господь, и седьмого тоже».
– Николас как справляется, один? – спросил Волк, когда Марта внесла серебряный кофейник.
Дочь отмахнулась. «Да он на верфи переселился, у них сейчас заказ от этой новой компании, Виргинской, три корабля строят, велели – как можно быстрее. Там же твой старый капитан, мистер Ньюпорт, он экспедицию следующей осенью поведет в Новый Свет, не звал он тебя? – обратилась девушка к брату.
– Звал, – неохотно ответил Дэниел, отставляя тарелку. «Да только я сейчас вернусь из Картахены, с Беллой, и далеко теперь ходить не хочу. Наймусь на торговое судно, буду на континент плавать».
Волк зорко взглянул на сына и Дэниел, почувствовал, что краснеет.
– Ну вот, – Марта присела и взяла на колени Грегори, – а как эти корабли они закончат, Николас на верфь к бабушке перейдет. Ну, я к той поре уже и в Дептфорд вернусь.
– Папа! – грустно сказал Грегори. «Хочу папу!»
– Да скоро увидишь, – Мирьям стала убирать со стола и Волк поднялся: «Ну, давайте мне мальчиков, на конюшню пойдем. За Грегори я присмотрю, не волнуйся, дочка, – он улыбнулся.
Марта присела рядом с Дэниелом и потребовала: «Скажи батюшке!»
– О чем? – юноша не поднимал глаз от льняной скатерти.
– Не знаю, – Марта поцеловала русую голову. «Скажи все равно, он поймет. И давай, – она потормошила Дэниела, – они на лодке потом собрались кататься, пойди, посмотри, как там, на реке, не холодно ли».
Темза текла спокойно, и Дэниел залюбовался золотыми листьями ив, что росли вдоль берега. Он присел на еще зеленую траву, и, посмотрев на семью лебедей в заводи, подумал:
– И правда, может, сказать отцу? Он поймет, он сам молодым женился, девятнадцати лет. Но Эухения ведь меня старше, да еще испанка. Господи, ну что же делать? – он опустил голову в руки и внезапно разозлился:
– Наплевать. Я ее люблю, она меня тоже. Все будет хорошо. Господи, – он вдруг застыл и почувствовал, что краснеет, – а если дитя? Ведь могло так быть, могло. Бедная девочка, ну как я ее посмел оставить? Да, сам едва не умер, валялся с лихорадкой, руку хотели отрезать – но все равно, как я посмел? Простит ли она меня?»
Лебеди подплыли ближе, и Дэниел, глядя на белоснежных птиц, сказал себе: «Все равно. Я должен, должен ее увидеть. А там, – будь, что будет».
Марфа налила на донышко бокала женевера и протянула донье Хане. Та все рыдала, сидя в большом, обитом бархатом кресле, что стояло в углу опочивальни.
– Одно лицо, миссис Марта, – женщина отпила и опять расплакалась.
– Будто сыночек мой старший передо мной стоит. Давид только повыше был, и волосы у него темные, а у мальчика – черные совсем, будто вороново крыло. И ведь тоже врач, как отец его. Ах, миссис Марта, миссис Марта, – донья Хана вытерла щеки кружевным платком, – ну как нам благодарить-то вас, я уж и не знаю.
Марфа забрала у доньи Ханы мокрый платок и вытащила свой. «Это не меня, – ласково сказала она, – это мистера Джованни, он ведь Иосифа вырастил, выучил его, заботился о нем, как о своем сыне».
– Праведник, – твердо сказала донья Хана. «Истинный праведник». Женщина глубоко вздохнула и поднялась:
– Ну, пойдемте в гостиную-то, сколь жива буду – не смогу на внука своего насмотреться, миссис Марта. Вы же деток не теряли, упаси Господь, а как Эстер покойница нам сказала, что Давида убили – так я и не знала, переживу ли это. И Эстер тоже, – донья Хана чуть помедлила, – понимаю, почему девочка-то про Иосифа не говорила, все же не знала – жив он, или умер, и где мистер Джованни тогда был.
Марфа поддержала женщину за локоть и твердо ответила: «Все это неважно, донья Хана.
Внук у вас есть, и какой внук! А остальное – что было, то было, а семья – она всегда семьей останется».
– Господь не заповедовал злобу таить, – согласилась донья Хана, спускаясь по узкой, покрытой ковром лестнице, – наоборот, – как Он милосерден, так и мы должны быть милосердны.
Мужчины сидели за большим столом, и юноша, поднявшись, озабоченно спросил: «Все в порядке, бабушка?».
Донья Хана поцеловала его в лоб: «Как я тебя увидела, милый мой, так у меня теперь до конца жизни все хорошо будет».
Джованни, улыбаясь, посмотрел на женщину и сказал: «Ну, дон Исаак, вы расскажите жене-то, что мы тут решили».
Старик взял донью Хану за руку:
– Придется, нам, дорогая моя, опять, на старости лет, в Амстердам возвращаться. Иосиф учиться должен, дело это сама, знаешь, небыстрое, а мальчик в семье должен жить, не у чужих людей. В дом этот пусть Эфраим переезжает, – ну, сын наш средний, дядя твой, – он повернулся к внуку, – у него четверо детей, как раз места всем хватит. А Мирьям как захочет – захочет, пусть в Амстердам с нами едет, или тут остается, в своих комнатах».
Дон Исаак ласково погладил внука по голове: «Все будет хорошо. А если на Святой Земле придется тебе жить, – там у нас тоже родственники есть, семья Эстер покойницы, будешь под их крылом. Так что отправляйся в усадьбу к миссис Марте, а мы пока складываться будем».
– Я же вам говорила, миссис Марта, – усмехаясь, сказала донья Хана.
– Что говорила? – подозрительно спросил ее муж.
– Что надо нам жить в Амстердаме, что же еще? – пожала плечами женщина и не выдержала – рассмеялась.
Когда они уже вышли на улицу, Джованни обернулся к Марфе: «Господи, как подумаешь, что там, в Лиме, на моем месте мог оказаться другой человек…»
– Ну, значит, Всевышний, тебя именно для этого туда и послал, – тихо ответила ему Марфа.
«А как же иначе?».
Низкое, закатное солнце освещало золотые купы деревьев вокруг серой, простой церкви, и проселочную дорогу, что вела к усадьбе.
Темза играла в лучах заката, дул теплый, немного влажный западный ветер. Марфа сказала: «Вот приедем, поздороваетесь с Тео, и сразу ложитесь. Тут воздух свежий, деревенский, дети хорошо спать будут».
Возок заехал в раскрытые ворота усадьбы и Мияко-сан, удерживая на руках Пьетро, ахнула:
«Как тут красиво! И даже ручей есть!»
– Тут просто, – ответила Марфа, открывая дверцу, – но детям хорошо. Смотрите, вон и Марта с ребенком своим, и Дэниел.
Мужчины спешились и Волк, помогая Мияко-сан выйти из возка, весело заметил: «Ну, вот и Дайчи, и Марико-сан, уже, наверное, и не чаяли их увидеть».
Женщина низко поклонилась, и Марфа шепнула Джованни: «Смотри-ка, сколько лет уже, как все они из Японии уехали, а все равно – кланяются, даже зять мой, как жену твою увидел – и то».
– А это у них навсегда, – смешливо ответил ей мужчина, – и знаешь, – мне даже нравится.
– Сэнсей, – задумчиво сказала Марфа. «Ну, кому бы, не понравилось».
– Здравствуйте, Хосе-сан! – звонко проговорила Марта. «Смотрите, сыночек, у меня какой, годик ему, Грегори зовут, в честь деда, ну, отца мужа моего».
– Дайте-ка, – велел Хосе. Он ловко принял дитя и, пощекотав его, рассмеялся: «Ну, ты у нас толстый какой! Ты ешь, не стесняйся».
– Какое там стесняться! – махнула рукой Марта, но тут, Анита дернула Хосе за рукав рубашки и спросила: «Мальчик или девочка?».
– Мальчик, – Хосе поцеловал его в русые локоны. «Грегори зовут. Хотите познакомиться?».
– Ногами! – потребовал Грегори. «Ногами хочу! Где Стивен!».
– Тут я, – младший сын Волка посмотрел на темноволосую, в бархатном, платьице девочку и церемонно сказал: «Здравствуйте, я Стивен Вулф. А вас как зовут?».
– Анита, – подняла та длинные ресницы.
– Мне четыре года, – поклонился мальчик, и, не удержавшись, добавил: «Видите, у меня уже бриджи есть, я вырос».
– Вырос, – усмехнулся Волк и, подтолкнув сына, велел: «Бери Аниту, ее брата – Пьетро его зовут, Грегори, и веди их в детскую, показывай свои игрушки».
– У меня есть пистолет, – свысока сказал Стивен младшему мальчику. «Пойдем, посмотришь».
Дети стали подниматься вверх по лестнице и Марфа, глядя на них, вдруг подумала:
«Господи, кажется, вчера это было – мы с Машей носили обе, и Степа приехал. Близнецы его еще на дворе встретили. Они тогда с Федей на ручье водяную мельницу построили, и ведь работала, крутилась. Федя, Федя, – увижу ли тебя еще? И близнецы пропали, – и не найдешь их теперь. Может, сказать Джованни-то, что кто-то из них тот донос написал? Да нет, зачем, уж и мертвы они, наверное – что Майкл, что Николас».
– А миссис Стэнли и Мирьям с мамой, бабушка, – прервала ее размышления Марта.
– Ну, пойдемте, – обернулась женщина к Джованни. «А то уж детям и спать пора».
– Тео-сан! – ахнула Мияко, присев на постель. «Да вам и рожать скоро, наверное!»
– Недели через две, – Тео, оглядываясь на Джованни, шепнула: «Ну, вот видите, а вы мне говорили, в Японии еще, – не смотрит он, мол, на вас. Да только на вас и смотрит!»
Мияко покраснела и так же тихо ответила: «У меня ведь двойня родилась, Тео-сан, мальчик и девочка, мальчика в честь вашего отчима назвали, Пьетро. Я их завтра приведу с вами поздороваться».
Тео потянулась и подставила Джованни щеку для поцелуя. Тот ласково сказал: «Ну, крестник мой уже и настоящий мужчина, сказал нам, что пистолет у него есть. Замечательный мальчик. А ты, дорогая моя, лежи, отдыхай и порадуй нас еще одним прекрасным ребенком, ладно? – он вдруг поймал взгляд Хосе, который, стоя у окна, тихо разговаривал с акушерками, и подумал: «Ну, хорошо, что он сюда приехал. Все же спокойней, когда врач рядом».
– Я тут еще побуду, папа, – подошел к нему Хосе. «Нам кое-что обсудить надо с миссис Стэнли и, – он внезапно замялся, – Мирьям».
– Хорошо, – кивнул Джованни и сказал жене: «Ты иди тогда, детей укладывай, а мы с Мартой-сан на кладбище сходим, пока еще светло».
Хосе наклонился над Тео и улыбнулся: «И вы тоже – спите, пожалуйста, ладно?».
Когда они зашли в комнату миссис Стэнли, Хосе, изо всех сил стараясь не смотреть в огромные, карие глаза, жестко сказал себе: «Так, прекрати. Думай о пациентке, потом подумаешь о ней. Господи, я таких красавиц в жизни не видел».
Она была вся высокая, стройная, с уложенными на затылке густыми, каштановыми косами, в простом, коричневом платье с холщовым передником, и пахло от нее – свежестью и травами.
– Миссис Стэнли, – Хосе стал просматривать записи. «Мне совсем не нравится цвет лица миссис Тео, совсем».
– Мне тоже, – пожилая женщина вздохнула. «Мы ей ничего тяжелого не даем – только хлеб и немного молока. Ну и поим мочегонным, конечно».
– Если появятся судороги… – начал, было, Хосе, но Мирьям, прервав его, покраснев, сказала:
«Мы следим, мистер Джозеф, все время. И миссис Тео знает – если у нее даже уголок глаза дернется, – она немедленно должна нас известить».
– Покажите мне завтра ее утреннюю мочу, ладно? – попросил Хосе. «Когда я жил в Индии, меня наставник научил разбираться в ее цветах и вкусах, я хочу проверить».
– Соберешь, и принесешь мистеру Джозефу, – велела старшая акушерка. «И тетрадь с пером возьми, все запиши, что он тебе расскажет».
Мирьям все еще краснея, не смотря в сторону Хосе, кивнула изящной головой.
– И вот еще что, – Хосе раскрыл свою дорожную сумку и показал женщинам набор игл, – дитя правильно лежит?
Миссис Стэнли кивнула и, коснувшись шелковой изнанки, улыбнулась: «Адмирал рассказывал, такими иглами, в Китае лечат. Умеете вы?».
– Даже ребенка перевернуть могу, – гордо ответил Хосе. «Ну, а раз нам это не понадобится, – то есть точки, воздействуя на которые, можно уменьшить отеки и головную боль. Хотите мне завтра помочь, – обратился он к Мирьям, – ну, когда я их ставить буду?
Та покраснела и тихо сказала: «Конечно, мистер Джозеф».
– Пожалуйста, – мягко сказал юноша, – просто Хосе. Ну, или Иосиф. Я все-таки вам почти родственник, внук дона Исаака и доньи Ханы.
Мирьям присела, и, что-то пробормотав, стремительно вышла из комнаты.
– Почти, – усмехнулась вдруг миссис Стэнли, любуясь тонкой, серебряной иглой у себя в руках, – это все-таки, мистер Джозеф, не родственник. А вы как считаете? – она отложила иглу.
Юноша внезапно рассмеялся, глядя в ее серые, внимательные глаза. «Точно так же, миссис Стэнли, точно так же».
Тео покосилась на иглу в руках юноши и опасливо спросила: «А это не больно?»
Мирьям взбила кружевную подушку и сказала: «Вот, так и ложитесь. Папа Иосифа, – она внезапно, мгновенно покраснела, – ну, мистер Джованни, когда мы завтракали, рассказывал, как они из Японии бежали. Ему Иосиф тоже иглы эти ставил, и совсем не больно было».
Хосе осмотрел смуглую спину – женщина лежала на боку, и улыбнулся: «Не больно. И вы, миссис Тео, навзничь, пожалуйста, больше не лежите, это нехорошо для ребенка. Только на боку, как сейчас. Ну, начнем».
Мирьям взяла Тео за руку и шепнула: «Каждый день будем вам ставить, и голова так болеть не будет».
Она взглянула на землистые круги под глазами женщины и подумала: «Надо еще раз всем вместе посоветоваться – может, и, правда, схватки вызвать? Ведь тяжело ей, измучилась вся. И судороги могут начаться».
– А ставни я закрою, – сказал потом Хосе, убирая иглы. «Вам сейчас яркое солнце ни к чему – темнота, тишина, покой – и все будет в порядке».
– И читать нельзя? – грустно спросила Тео.
Хосе покачал головой. «Вы же сами говорите, Тео сан, у вас мушки перед глазами – не надо рисковать, и напрягаться. Давайте мы вам Масато-сан, ну, мистера Майкла, позовем – он с вами побудет, ладно?».
Тео только кивнула головой.
– Надо, чтобы с ней кто-нибудь ночевал, по очереди – сказал Хосе старшей акушерке, когда они вышли в коридор. «Вы и мисс Мирьям».
– Можно просто Мирьям, – тихо сказала девушка, – мы же с вами почти родственники.
Хосе почувствовал, что улыбается и заставил себя, серьезно, продолжить: «Судороги могут начаться ночью, и, если мы их вовремя не заметим, то…, -он вздохнул. «Я видел такое, еще, когда учился в Болонье».
– Я тоже, несколько раз, – миссис Стэнли дернула щекой. «Однажды, правда, удалось сделать операцию, но ребенок все равно не выжил – был очень слаб».
– А что будет, если начнутся судороги? – спросила Мирьям, глядя на них. «Они ведь могут пройти, правда?».
– Нет, – ответил Хосе. «Не пройдут, Мирьям». Он вздохнул и еще раз повторил: «Не пройдут».
Когда они уже спускались вниз, Хосе попросил: «А можно я рядом с вами буду за столом сидеть? Я ведь, – он улыбнулся, – конечно, знаю кое-что, ну, насчет еды, но ничего еще не делал, а надо начинать. Станете моим наставником».
Мирьям подергала передник, и, запинаясь, ответила: «Я буду очень рада. А после обеда мы с вами позанимаемся, и вы нам расскажете о восточных травах, обязательно. Питер же торгует с Индией, если миссис Стэнли даст ему список того, что ей нужно – его корабли все привезут».
– Конечно, – кивнул Хосе, и старшая женщина, задержав Мирьям перед входом в кухню, улыбнулась: «Что, по душе тебе доктор пришелся?»
Девушка только тяжело, глубоко вздохнула, и, посмотрев куда-то вдаль, пробормотала: «Да все это впустую, миссис Стэнли, он и не взглянет на меня».
– Ну, это как посмотреть, – загадочно сказала акушерка и охнула – Анита, что сбегала по лестнице вниз, поскользнулась на каменном полу и растянулась прямо у них ног.
– Не больно! – ловко вскочила девочка и помахала рукой мальчикам: «Я первая! Я первая!»
– Руки мыть, – строго велела Мирьям. «Давайте, я вас на двор отведу».
Миссис Стэнли проводила глазами стайку детей, что устремилась за девушкой и задумчиво сказала: «Посижу я сегодня вечером с миссис Мартой, поговорим – о том, о, сем».
– Вот, – сказал Дэниел, снимая через голову рубашку, – посмотри.
Хосе присвистнул: «Ты сядь, ты меня на две головы выше, вот сюда, в кресло. Руку сюда клади, – велел он, когда юноша послушно опустился. «Мускулы у тебя – хоть анатомию учи».
Он взглянул на шрам и поморщился: «Да, знатный тебе мясник попался. Хоть опиума дали?».
– Какой опиум! – рассмеялся Дэниел. «В Картахене дело было, в портовом кабаке, рома стакан налили, и палку между зубов всунули. К хирургу, мне, понятное дело, не с руки было отправляться, цирюльник пулю вынимал. Ну, и грязь занес, потом, как до корабля добрался, уже лихорадка началась. Пришлось швы снимать, и еще там резать. Еще и кость там какая-то разбита, тоже медленно срасталась».
– Да уж я вижу, – пробормотал Хосе. «Ну-ка, давай, – он протянул Дэниелу веревку с узлом на ней, – развяжи этой рукой.
Юноша поморщился, и, медленно орудуя длинными пальцами, стал развязывать. Хосе внимательно следя за его движениями, сказал: «Ты не торопись. Если больно, – отдохни, и потом – продолжай, – он потянулся за платком и, стерев пот со лба Дэниела, посмотрел на бледное лицо: «Молодец. У тебя очень хорошо получается».
Когда, наконец, узел был распутан, Дэниел тихо проговорил: «Я знаю, я занимаюсь – каждый день, еще на корабле начал. Это теперь навсегда, так?».
Хосе вымыл руки и, осматривая плечо, улыбнулся: «Будешь действовать пальцами, вот, как сейчас – восстановишься. Давай, я тебе нарисую, – он потянулся за бумагой и пером.
– Вот, – он указал на переплетение сухожилий, – тут у тебя все порвано. Когда так случается, то надо просто подождать, не торопиться – те, что остались нетронутыми, возьмут на себя работу утерянных. Так, что, – он кинул юноше рубашку, – все будет хорошо, тем более рука левая. Как тебя угораздило-то, по работе?
Дэниел жарко покраснел, и, медленно завязывая льняные тесемки у ворота, спросил:
«Хочешь рома? Вам ведь можно?».
Хосе внимательно посмотрел на юношу и тот улыбнулся: «Да не пью я, не пью. Я просто с тобой посоветоваться хотел».
Дэниел достал серебряную, с золотой насечкой флягу, и, налив чуть-чуть себе, заметил:
«Это с того галеона, что мы на Азорских островах взяли, ну, я за обедом рассказывал».
Хосе отпил и посоветовал: «Ты не тяни, дорогой мой Дайчи-сан, говори прямо».
Юноша посмотрел на яркое, осеннее небо, и, вздохнув, начал.
Выслушав его, Хосе повертел в руках флягу: «И что, ты после той ночи к ней не возвращался?»
– Вернулся, конечно, – удивился Дэниел. «Как пулю вынули, сразу и вернулся. Там все закрыто было, у них, я даже стучать не решился – не хотелось, знаешь, пулю еще и в лоб получать. А в городе я ее больше не видел. Скажи, а она может…, – Дэниел опять покраснел.
«Ну…»
– Может, конечно, – Хосе потянулся и потрепал юношу по волосам. Ну что я тебе могу сказать – езжай, забирай сестру, ищи свою Эухению».
– Она меня, может, и не простит, – мрачно отозвался Дэниел. «Я ведь обещал вернуться, и не вернулся».
– Ну, вот и вернись, – Хосе помолчал и, подойдя к окну, глядя на далекую, темную полоску леса, на распаханные поля фермеров, подумал: «А если ей сказать? Да ну, она меня вчера только увидела, да и потом – я ведь еще не еврей, и, неизвестно, когда им буду. Какая девушка согласится ждать так долго?»
Он повернулся, и ласково закончил: «Потому что, Дэниел, если она тебя любит – она ждет, поверь мне».
Марфа разлила вино и сказала: «Хорошо, что Джованни и Мияко-сан детей забирают в свою усадьбу, все меньше шума будет, Тео он сейчас ни к чему совсем. Марта тоже с ними поедет, поможет им обустроиться, а я уж по хозяйству буду тут, – она отпила вино и вздохнула: «Господи, только бы обошлось все».
– Обойдется, – уверила ее акушерка. «Да и что с хозяйством, едим мы немного, мистер Майкл, – тот днем вообще все время с миссис Тео, читает ей, а ночью уже мы – по очереди. Все хорошо будет».
Марфа сложила кончики нежных пальцев и вдруг прикусила губу: «Миссис Стэнли, ну как же это так? А если случится что-то?».
– Мистер Джозеф очень, очень хороший врач, – мягко ответила акушерка. «Он совсем не такой, как здешние доктора – те же нас за ровню не считают, свысока обращаются, а он – совсем другой».
– Я смотрю, – лукаво заметила Марфа, – они с Мирьям вместе за столом сидят.
Акушерка только улыбнулась, и, приподняв серебряный кубок, отпив, поставила его на круглый стол красного дерева. «Они ведь не родственники, миссис Марта».
– Не родственники, – согласилась ее собеседница, опустив длинные, темные ресницы, поигрывая изумрудным браслетом на сливочном, тонком запястье. «А пожалуй, вы правы, миссис Стэнли, – видела, я, как Иосиф на нее смотрит, да и она тоже, – женщина усмехнулась, – дышит глубоко».
– Он ее, правда, ниже, – задумчиво отозвалась акушерка. «Мирьям в сэра Стивена пошла, конечно. Ну, как Полли в мистера Джованни. Вы детям-то скажете, как вернутся они с мужем из Нового Света?»
Марфа кивнула и, осушив бокал, пробормотала: «Что ниже, так сами знаете, миссис Стэнли, – лежа все одного роста».
Ее собеседница расхохоталась: «Да уж, вы мне сами рассказывали, помните, ну про отца Теодора – сколько он ростом-то был?
– Шесть футов пять дюймов, – тоже смеясь, ответила Марфа. «Ну и… – она не закончила и миссис Стэнли улыбнулась: «Да уж понятно».
– Перемолвлюсь с Мирьям парой слов, – решительно подытожила Марфа, разливая остатки вина. «Не дело это – когда юноша и девушка вот так сидят, и глаз друг от друга отвести не могут, миссис Стэнли».
– Не дело, – согласилась та, принимая бокал.
Мирьям подошла к окну своей комнаты и взглянула на Темзу. «Вон, и вечер уже, – подумала девушка. «Ну, хоть миссис Тео легче немного, голова не так болит, помогают эти иглы.
Может, и обойдется все, дай-то Бог».
Она села на простую, узкую кровать и вдруг подумала: «Нет, зачем я ему такая нужна? Я ведь уже…, – девушка поморщилась и вспомнила ту ночь, в Озерном краю, когда Джон, потянувшись, поднял что-то с пола и попросил: «Примерь».
Мирьям увидела блеск алмазов и твердо ответила: «Нет. Я не шлюха, я сама зарабатываю себе на жизнь, и не буду принимать от тебя подарки. К тому же, такое ожерелье не по карману начинающей акушерке, так что, – она усмехнулась, и отвела его руку, – прости, нет».
Джон, молча, убрал драгоценность, и, лежа на спине, закинув руки за голову, сказал, не глядя на нее: «Если бы ты стала моей женой, все было бы значительно проще».
– Я никогда не стану твоей женой, – спокойно ответила Мирьям, натягивая на себя меховое одеяло. «Кажется, мы об этом уже говорили».
– Я хочу семью, – тихо, сквозь зубы, сказал Джон. «Детей хочу. Мне почти тридцать, когда мой отец женился в первый раз, он был моложе меня. Пожалуйста, Мирьям, ну неужели тебе так важно, где мы будем венчаться?».
– Мне важно, чтобы внуки моих родителей, – голос девушки дрогнул, – остались евреями. К тому же, – она приподнялась на локте, – я тебя не люблю, и ты меня тоже. Так что хватит, пожалуйста.
Он замолчал, и потом, много позже, вздохнув, поцеловав ее в плечо, сказал: «Прости. Давай спать».
В дверь постучали и, Мирьям, вздрогнула: «Открыто».
Рядом с ней заблестели зеленые, прозрачные глаза и Марфа, потянувшись, погладив ее по голове, шепнула: «Не надо плакать, девочка. Не надо, – Мирьям даже не заметила, как женщина, быстрым движением достав платок, вытерла ей щеку.
Мирьям уткнулась носом в пахнущие жасмином брюссельские кружева на воротнике платья Марфы и всхлипнула: «Да нет, тетя, и не стоит даже, кто я рядом с ним? Он красивый, молодой, умный…
– А ты старая, глупая уродина, да, – ехидно ответила тетка, обнимая ее. «А что умный – так это хорошо, он все поймет. Давай я ему скажу, – Марфа улыбнулась.
– Нет, нет, – в панике отстранилась от нее Мирьям.
– Да не про это, про это ты уж сама, дорогая моя, – Марфа притянула ее обратно. «Просто скажу, что, мол, по душе он тебе, а то я боюсь, – тот угол стола, где вы сидите, скоро вспыхнет от взглядов ваших, – она рассмеялась.
– Спасибо, – Мирьям прижала к щеке руку тетки. «Теперь бы еще сестру мою увидеть, и все в порядке будет.
– Увидишь, – твердо пообещала Марфа. «Привезем Беллу, и все будет хорошо». Мирьям посмотрела на нежную, белую шею, на тонкие, розовые губы, и вдруг спросила: «Тетя, а вам никогда страшно не бывает?».
– Бывает, конечно, – рассудительно ответила Марфа. «Думаешь, легко мне было тридцати трех лет, на сносях, с четырьмя детьми на руках вдовой остаться? Однако справилась, и ты тоже – справишься, замуж выйдешь, деток родишь, – все наладится». Она помолчала и осторожно спросила: «Не хочешь сказать-то – кто это был?».
Мирьям помотала головой.
Марфа вздохнула и подумала: «Не Николас, нет. Не смог бы так мальчик с ней поступить, Тео же рассказывала – он хороший, добрый юноша. Не изменился бы он так. Да и не видели «Желания» в Гоа той осенью. Значит, Майкл. Всех обманул. Ну, теперь и не сможем его найти – сгинул, наказал его Господь все-таки».
– Ну, – весело, вслух, сказала Марфа, – хоть на венчании вашем побываю, слышала, вы там стаканы бьете!
Мирьям только прерывисто, тихо вздохнула, и, потянувшись, раскрыв ставни шире, почувствовала на лице, влажный западный ветер. Заходящее солнце заливало долину ярким, режущим глаза светом, и девушка подумала: «Я дурного не делала, мне нечего стыдиться. А как только в Лондон вернемся – скажу Джону, что уезжаю с бабушкой и дедушкой в Амстердам. Даже если Иосиф от меня откажется, ну, когда обо всем узнает – все равно уеду. Нельзя так больше».
– Правильно, – тихо шепнула Марфа, и Мирьям, покраснев, обернулась: «Простите…Я случайно вслух».
– Ну, я же и говорю, – правильно, – повторила Марфа и, поправив на племяннице передник, поцеловала ее в мягкую, девичью щеку.
– Здесь хорошо, – одобрительно сказал Стивен, оглядывая большую комнату.
Клетка с попугаем красовалась посреди детской. Грегори спал, свернувшись в клубочек, положив голову на новый, толстый яркий ковер.
Марта заглянула в комнату и велела: «И вам тоже – скоро в постель. Тут хоть и недалеко, а все равно – устали, пока ехали».
Она унесла сына, а Стивен, поднимая бархатное покрывало, грустно сказал: «Он говорить не умеет, только кричит: «Куэрво!»
– А что это? – Пьетро, склонив голову, рассматривал белые, ухоженные перья и мощный, черный клюв. «Ну, куэрво».
– По-испански значит «ворон». Так звали, – Стивен задумался, – моего дедушку, брата бабушки Марты. Он был знаменитый моряк и погиб со своим кораблем, в Южной Америке. А еще он – отец моей сестры, Беллы.
Анита открыла рот и медленно его закрыла. «А ты где родился? – спросила она.
– В Японии, – Стивен пощелкал языком, и попугай повернулся к нему хвостом.
– Вот так всегда, – мальчик развел руками. «Он Дэниела любит, не меня. Но, когда Дэниел в море, я за ним ухаживаю».
– А мы – в Макао родились, это в Китае, – задумчиво проговорил Пьетро и широко зевнув, забрался на кровать. Анита легла рядом, Стивен подоткнул вокруг них одеяло, и сказал:
«Тоже спать хочу».
Мияко-сан тихо приоткрыла дверь и ахнула: «Их же раздеть надо!».
– Оставь, – улыбнулся Джованни, что стоял сзади. «Пойдем в постель, – он медленно провел губами по шее жены, – наконец-то, мы дома, и больше никуда отсюда не уедем. А я соскучился, а то, – он тихо рассмеялся, – все в гостях, да в гостях. Видела, какая тут кровать – места для всего хватит.
Мияко-сан почувствовала, что краснеет, и попыталась спрятать лицо в рукаве бархатного платья.
– Это тебе не кимоно, дорогая моя, – сказал Джованни, поворачивая ее к себе, расшнуровывая корсет. «Так просто не укроешься».
– Сэнсей, – выдохнула она, и, поднявшись на цыпочки, откинув голову, развязала ленты чепца. Он скинул его на пол, и, целуя покорные, алые губы, шепнул: «Завтра с утра Марико-сан с детьми побудет, а ты – со мной».
– А что я буду делать? – Мияко подняла глаза, – черные, как ночь.
– Многое, – пообещал Джованни, открывая дверь их опочивальни. «Ты меня знаешь – я, если уж за дело берусь, то это надолго».
