Текст книги "Вельяминовы. Начало пути. Книга 3"
Автор книги: Нелли Шульман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]
Эпилог
Лондон, осень 1608 года
Большие, красного дерева, нюрнбергские часы на стене размеренно тикали. За окном, на широкой, вздувающейся под ветром Темзе, уже зажигали фонари на баржах. Дети сидели кружком на персидском ковре.
– Daisy, daisy, who shal it be?
Who shal it be who wil marry me? – красивая, темноволосая девочка с немного раскосыми глазами вытянула пухлый пальчик и начала указывать:
– Rich man, poor man, beggarman, thief, – Doctor, lawyer, merchant, chief, – Tinker, tailor, soldier, sailor, – пальчик уперся в шерстяной, темный камзол и большой, крепкий, русоволосый мальчик, недовольно сказал: «Во-первых, я не хочу быть моряком, я хочу строить корабли, как папа, во-вторых, я на тебе не женюсь, ты задаешься…
Анита, тут же показала язык, и младший брат, сидевший рядом, добродушно сказал ей: «Вот, вот, так и задаешься».
– А в-третьих, – продолжил Грегори, глядя по голове белокурую девочку лет двух, что сопела, лежа на ковре, – Тео уже спит, надо звать тетю Юджинию, пусть она ее укладывает.
– А ты кого хочешь – брата или сестру? – спросил его Пьетро. «У твоей мамы же дитя будет, скоро?».
Грегори подумал и твердо ответил: «Брата. Он мне будет гвозди приносить, когда я буду строить».
Анита закатила глаза, и поднялась. Нажав на бронзовую ручку двери, оправив бархатное, цвета спелого граната, отделанное кружевами, платье, она сладко сказала, уже с порога:
«Все равно я вас всех тут старше, вот!».
Пьетро проводил глазами темные кудри и вздохнул: «Жалко, что Стивен в Париже. Когда они с дядей Майклом весной приезжали, она, – мальчик кивнул на дверь, – хвостом за ним ходила и в рот смотрела. Конечно, – мечтательно добавил Пьетро, – ему семь лет, и у него шпага есть!»
Тео заворочалась и сонно сказала: «Мама! Хочу маму!»
Дверь открылась, Юджиния, шурша шелковой юбкой, подхватила дочь на руки, и, поцеловав Грегори в русую макушку, сказала: «Гонец из Дептфорда только что записку принес – у тебя братик родился! Здоровый и крепкий! Так что скоро крестины!».
– Я же говорил, что будет брат! – победительно улыбнулся Грегори и озабоченно добавил: «А мама?»
– А мама написала, чтобы ты уже завтра приезжал, она по тебе соскучилась, – Юджиния потрепала его по голове. «Дядя Дэниел тебя отвезет, раз он дома. Все, детки, собирайте игрушки, идите умываться, я и миссис Мария с вами помолимся, она сейчас поднимется».
– А как назовут брата твоего? – спросила Анита, шлепнувшись на ковер, складывая своих кукол в маленький сундучок.
– Томас, – улыбнулся Грегори и стал ей помогать.
Марфа стояла, наклонив голову, рассматривая изящный свиток с цветущей ветвью сливы. В большой, с высокими потолками, длинной комнате было полутемно, и пахло свежестью – окна были раскрыты. Женщина вздохнула, и, подойдя к ставням, чуть цокая каблуками атласных туфель по мраморному полу, взглянула на Темзу.
– Уехала с капитаном Николасом Кроу в Старый Свет, – вспомнила она строки из письма зятя.
«Господи, – женщина перекрестилась, – теперь и Полли пропала. Михайло Данилович проверил – не было никакой «Независимости» во французских портах. И Лиза бедная с девочкой – тоже сгинули. И Мэри, – ну куда же ее этот мерзавец увез?».
Она скинула туфли и легко присела на широкий подоконник. С Темзы дул легкий, прохладный ветер, на южном берегу, – Марфа прищурилась, – гасили огни, и Марфа увидела, как от складов «Клюге и Кроу» отходит лодка.
– Правильно, Питер же сегодня с Джоном обедает, – вспомнила она. «Ну, пусть мальчики вдвоем посидят, Джон и так – со мной и Джованни сегодня у его величества был, хватит ему стариков на один день. Бедный Джон, как Петя покойный – чуть за тридцать, и уже виски седые».
– Святой отец опять выиграл у меня, – раздался сзади смешливый голос мужа. «Конечно, он в Китае долго прожил, мастер вэйци. Дети спят уже, и все остальные тоже, так что и нам пора».
– Завтра поеду с Дэниелом и Грегори в Дептфорд, – сказала Марфа, соскакивая с подоконника прямо в объятия мужа, – посмотрю, как там девочка справляется, миссис Стэнли отпущу.
– Да ей чайки, наверное, еду носят, – усмехнулся Виллем, целуя начало теплых, бронзовых, неприкрытых по-домашнему, волос.
– Томас будет, – рассмеялась Марфа. «Ну да, ты же говорил, мужа моего первого в крещении так назвали».
– Потому что вопросов много задает, – Виллем все никак не мог оторваться от пахнущей жасмином, мягкой щеки. «Как я уплывал, у него жена уж на сносях была, третьим, он говорил, что, если будет девочка, то Марта. И у родителей Николаса тоже Марта, – он пощекотал женщину. «Видишь, сколько уже».
Марфа потянулась и, поцеловав его в губы, тихо сказала: «Пока дочерей наших, Виллем, я не найду – всех троих, не будет мне покоя. Что там со «Сьюзен Констант?».
Адмирал посчитал на пальцах и ответил: «Ну, если ничего не случилось, – сама понимаешь, море есть море, – то скоро должна быть здесь». Он посмотрел на озабоченное, красивое лицо, и, наклонившись к ее уху, сказал: «А ну пошли. У меня там есть бутылка бургундского, и я нам кальян разожгу».
Уже в опочивальне, сидя у него на коленях, в большом кресле, Марфа вдруг отставила бокал с вином и задумчиво спросила: «Уильям точно не хочет в университет?»
Адмирал затянулся, выпустил дым, и, рассмеявшись, ответил: «Уильям спит и видит, как бы следующим летом к румпелю встать. Там как раз на верфях наших новые корабли будут готовы, пойдет помощником пока, все же семнадцать лет только исполнится».
Марфа вздохнула: «Только ты домой вернулся, теперь за мальчика беспокоиться. Еще хорошо, что в Нижних Землях мир заключают…
– Твоими усилиями, – не удержался Виллем.
– Я там так, – отмахнулась Марфа, – больше в задних комнатах работала, сам понимаешь, женщин за стол переговоров не пускают. Но король доволен, – Марфа оценивающе посмотрела на большой бриллиант на пальце.
– Сам понимаешь, мне не хотелось, чтобы наш мальчик туда воевать отправился, а ведь собирался. Ну, ничего, – она обняла мужа, – перемирие на двенадцать лет подписали, к тому времени и замок отстроить можно будет.
Виллем поворошил дрова в камине, и, взяв бокал, поднес его к губам жены: «А ну пей. Не сегодня-завтра еще и брат твой приедет, как он тут гостит, так вино рекой льется, такого бургундского точно не останется».
Марфа подперла острый подбородок кулачком и задумчиво сказала: «Интересно, на кого он Марию оставил? Не одну ведь. Хорошо, что я завтра в Дептфорд еду, поговорю с миссис Стэнли».
– О чем? – удивился адмирал.
– О том, о сем, – загадочно ответила жена и поцеловала его – глубоко, долго, так, что он поднявшись, подхватив ее на руки, шепнул: «Завтра к обеду вы в Дептфорд соберетесь? Ну, вот и славно».
– Есть захочу, – томно сказала Марфа, развязывая полы шелкового, отороченного соболями, халата.
– Принесу в постель, – пообещал ей муж.
Питер Кроу вытер пальцы льняной салфеткой и сказал: «Отличные устрицы, просто отличные. Не зря отцы наши в этот подвальчик ходили, и дети тоже ходить будут».
Джон попробовал вино и заметил: «Твой зять меня в Париже водил в одно местечко новое, утка там была такая, что я готов был принять французское подданство и стать верным слугой короля Генриха, – тонкие губы усмехнулись.
Принесли еще две дюжины и Питер, открывая их, спросил: «А что Констанца? Пока еще в Амстердаме?».
– Да, – Джон выпил, – у Кардозо. Мирьям отправилась на Святую Землю, – он улыбнулся, – Хосе там еще учится, но весной следующей заканчивает, они венчаются в Иерусалиме, и приезжают обратно. А Констанца там под крылом у дона Исаака и доньи Ханы, в кабинете, бывшем, у Мирьям мастерскую устроила.
В подвальчике было шумно и Джон, заказав еще бутылку вина, вдруг подумал: «Да, мы же с папой тут сидели, всякий раз, когда я из Кембриджа на каникулы приезжал. Папа, папа, как же тебя не хватает».
– Еще смотри, – добродушно заметил Питер, – влюбится там в кого-нибудь, ей как раз девятнадцать лет, самое время.
– Может, – хмыкнул Джон, и, посмотрев на собеседника, спросил: «А ты-то сам когда, тебе двадцать пять?».
– Когда встречу женщину, которую полюблю, и которая полюбит меня, – лазоревые глаза тепло посмотрели на Джона. «Иначе не стоит».
– Да, – тихо сказал Джон, вспомнив ее шепот, там, в сторожке, среди вечных, бесконечных лесов: «А что вас не любили, пан Ян, так я вам обещаю, – сие прошло и более не вернется».
Он встряхнул темноволосой головой и согласился: «Иначе не стоит, да».
– Джон, – Питер помолчал и опустил оловянный бокал на стол. «Мне очень, очень, жаль.
Очень. Что все так…, – он помолчал и не закончил.
– Когда я вернулся, – Джон посмотрел куда-то вдаль, – твоя матушка меня обняла и сказала:
«Вот так, у мужа моего покойного тоже в тридцать лет виски поседели. И я все время думаю, Питер, все время – ну зачем я разрешил Эве ехать со мной, зачем? На мне кольчуга была надета, Теодор без нее меня из Москвы не отпустил, а на ней – ничего. Бедная девочка, бедная моя девочка».
– Так, получается, они могилу плохо зарыли? – осторожно спросил Питер.
– Забросали кое-как, торопились, – Джон махнул рукой. «А когда я пришел в себя, и выбрался оттуда, никого на дороге уже не было. Но я ее похоронил, как следует, Питер, там деревня недалеко была, ее отпели, и там, на кладбище церковном, она и лежит. И денег я дал, в этот ваш монастырь, Теодор сказал, что там тебя крестили. Поминать ее будут».
Питер налил ему еще вина и мужчина сказал: «Понимаешь, меня ведь еще никто не любил.
Я, – он, на мгновение прервался, любил, да не судьба была. А она…., – Джон вздохнул. «Да уж и не полюбят, наверное».
– А этого, – сказал Питер, глядя на него, – ни ты, ни я знать, не можем.
Николас Смолл полюбовался поднимающимся вверх на стапелях силуэтом корабля и задумчиво сказал помощнику: «Или все-таки сегодня доделать эти крепления, а?».
– Да идите уже домой, – рассмеялись плотники, складывающие инструменты. «Хоть на сына посмотрите».
– А кто это там, в доке стоит? – Николас прищурился, глядя на берег Темзы. «Из наших, кажется, никто не должен вернуться?».
– Это «Сьюзен Констант», сегодня после обеда пришла, из Нового Света, – услышал он сзади, и, потянувшись, сказал: «Ну, пусть с ней другие разбираются, а я, ребята, и вправду, – к семье отправлюсь».
– На крестины зовите! – крикнули ему, уже, когда он выходил на широкую улицу, что вела от верфей к поселку.
– А как же, всех и пригласим, – рассмеялся мастер.
В палисаднике пышно цвели розы. Николас поднял голову и посмотрел на черепичную крышу дома – изящная чайка, что опустилась на нее утром, когда он уходил на верфи, так и сидела на своем месте.
Миссис Стэнли открыла аккуратную, выкрашенную яркой, синей краской дверь и улыбнулась:
«Да все хорошо, мистер Николас, могли бы и не приходить раньше, спят они. Мальчик большой, здоровенький, все быстро прошло, и миссис Марта себя хорошо чувствует».
– Ну как же, – Николас вдохнул запах свежего хлеба и цветов, наполнявший дом, – хочется посмотреть-то на малыша, миссис Стэнли. Можно к ним?
– Конечно, – разрешила акушерка. «А потом спускайтесь, миссис Марта рагу из почек сделала, и устрицы свежие есть. А за пивом я сходила».
В опочивальне было тихо. Николас поднял свечу, и, присев на кровать, посмотрел на младенца, который спал, прижавшись к смуглой, маленькой груди. Марта открыла один темный глаз, и тихо рассмеялась: «Десять фунтов, как и Грегори. Только я твой обед с очага сняла – так схватки и начались. А от тебя деревом пахнет, свежим».
– Крепления заканчиваем, – он поцеловал нежные, полные губы и тихо сказал: «Спасибо тебе, любовь моя».
Томас пошевелился и отец, погладив его по голове, велел: «Поешь и спи. Оба спите.
Бабушка твоя завтра приедет, – смешливо сказал он Марте, – и Грегори привезет.
Марта дала сыну грудь и сонно, устраиваясь на подушке, пробормотала: «Ну и хорошо».
За большим столом орехового дерева вкусно пахло жареным беконом. Мистрис Доусон внесла серебряный кофейник, и. присев, сказала:
– Миссис Мияко забрала детей на реке погулять, сказала, как вы готовы будете в Дептфорд ехать, она и вернется уже. А мистер Питер в шесть утра уже к лодке своей ушел, как всегда.
Она разлила кофе и улыбнулась: «Пойду, пожалуй, из кладовой еще колбасок принесу, а то мужчины сейчас спустятся, наверное».
Марта усмехнулась, и, поиграв изящной, с резной ручкой вилкой, сказала Юджинии: «Я смотрю, муж твой тоже – заспался».
Женщина ярко покраснела и что-то пробормотала, комкая салфетку. Марфа зорко взглянула на жену внука, – обе женщины были в утренних, шелковых, просторных платьях, отделанных брюссельским кружевом, и спросила: «Кашляешь?».
Юджиния помотала головой: «Я же вам говорила, бабушка, с того Рождества – ни разу. И снадобье пью, каждый день».
– Ну, ты не молчи только, – попросила Марфа.
– Тут же у нас сыро, ты к такой погоде не привыкла. Мало ли что, девочка моя. У тебя же дочь, и еще дети будут – она посмотрела на белокурые, укрытые кружевным чепцом волосы, на каштановые, большие глаза и сказала: «Как Тео постарше станет, тем летом, езжайте с Дэниелом в Париж, погуляете там, свекор твой порадуется, и Стивен тоже».
Юджиния улыбнулась и ахнула – муж, неслышно зайдя в столовую, наклонился и поцеловал ее в затылок.
– Надо побольше поесть, – весело сказал Дэниел, устраиваясь за столом, – а то в моих комнатах в Дувре меня так не кормят, а скоро и обратно уже.
– Так ешьте, мистер Дэниел, конечно, – ахнула экономка, заглянув в столовую «Еще и пирог есть, с бараниной, хотите?».
– А как же, – отозвался юноша. Он искоса взглянул на бабушку, что просматривала какие-то бумаги, и, потянувшись, положив жене руку на колено, шепнул: «И еще чего-то хочу, тоже побольше».
– Куда уж больше-то, – на ухо ему рассмеялась Юджиния и тут же зарделась – Марфа поднялась, и, собрав документы, попросила: «Придет мистер Джованни, скажите ему, что я у себя в кабинете буду».
Уже на пороге, обернувшись, она подумала: «Два года женаты, а как будто – первый день.
Ну и, слава Богу, еще бы девочка покрепче здоровьем стала. Как раз после родов кашлять начала. Отправить бы их обратно в Новый Свет, хотя бы в Джеймстаун этот, пусть бы там жили, все погода для нее привычней».
Дэниел посмотрел вслед бабушке и сказал жене на ухо: «Вот сейчас поем и поднимемся обратно в спальню. Тео гуляет, а в Дептфорд мы только к обеду поедем. И я тебя люблю».
– Я тоже, – отозвалась Юджиния и едва успела оторваться от его губ – мистрис Доусон внесла большой, свежеиспеченный, еще горячий пирог и румяные колбаски.
В кабинете – изящном, обитом шелком цвета старой бронзы, с золоченой, резной мебелью, неуловимо, тонко пахло жасмином. Марфа откинулась на спинку кресла, и, сложив кончики пальцев, задумчиво проговорила: «А если это был не Николас, а Майкл? Ну, как в тот раз.
Тогда же он тут всех обманул, мог и де Шамплена тоже. Их ведь не различить, Джованни, у них и почерк одинаковый».
Мужчина потер короткую, темную, с легкой сединой бороду и возразил: «Де Шамплен ведь видел корабль, и узнал его. Вряд ли Майкл построил еще одну «Независимость» и нанял на нее команду. Марта, но ведь Полли не знает, что Николас – ее брат…
– Как будто я об этом не думаю, каждый день, – женщина поправила очки в золотой оправе.
«И Лиза еще – один Господь ведает, что там сейчас на Москве и в Польше, война ведь идет». Она покрутила изящный, отделанный самоцветами глобус и вздохнула:
– Ну, куда они могли податься? Близнецы знают испанский, как родной – скорее всего, все-таки Новый Свет, Джованни. Будем надеяться, этот список колонистов все-таки привезут, посмотрим, может быть, они в Джеймстауне.
В дверь постучали, и мистрис Доусон радостно сказала: «Мистер Мэтью приехал, он в столовой, с адмиралом!»
– Пошли, – Марфа поднялась, – может быть, брат мой что-то посоветует, сам знаешь, свежая голова лучше всего.
Джованни поднялся и, помолчав, пропустив Марфу вперед, глядя на то, как она запирает дверь кабинета, проговорил: «Там ведь еще и внук мой, Марта, де Шамплен сказал, что все вместе они отплыли».
– Я помню, – Марфа повесила ключ на изящный, золотой, с изумрудами браслет. «И не надо тебе самому ничего делать, Джованни, тебе седьмой десяток идет, у тебя дети маленькие».
Мужчина взглянул на нее сверху вниз и коротко сказал: «Это моя дочь, Марта».
– И моя тоже, – отрезала женщина, и, подхватив темно-зеленое, шелковое платье, стала спускаться по лестнице.
Она вошла в столовую, и, увидев поднявшихся ей навстречу мужчин, ахнула: «Капитан Ньюпорт! Очень, очень рада вас видеть! Вы знакомы с моим братом? Мистер Мэтью».
– Как раз на дворе усадьбы и познакомились, – рассмеялся Матвей, целуя сестру в щеку и пожимая руку Джованни.
– А я вам привез тот список колонистов, о котором вы просили, миссис Марта, – весело сказал Ньюпорт. «И письмо от вашего внука, графа Ноттингема».
Марфа увидела, как Джованни открыл рот, и, сладко улыбнувшись, сказала: «Дорогой Мэтью, тебе, кажется, надо было обсудить что-то с мистером ди Амальфи? Можете сделать это в кабинете моего мужа, – она кивнула головой на дверь, и Матвей, поймав ее взгляд, сказал: «Да, действительно, пойдемте, дорогой Джованни».
Когда они остались одни, Ньюпорт, вдыхая запах жасмина, смотря в зеленые, прозрачные глаза, добавил: «Там, в Джеймстауне, ваш родственник, преподобный отец Майкл Кроу, он собирается вас навестить следующим летом».
– Как мило, – Ньюпорт вдруг, непонятно почему, поежился, услышав ее голос и торопливо сказал: «А брат его, капитан Николас Кроу утонул в тамошней реке, большая, большая потеря, миссис де ла Марк».
– Да упокоит господь его душу, – она протянула маленькую, нежную, отягощенную золотом руку: «Мы с адмиралом будем рады прочесть письмо от Александра, капитан. Большое вам спасибо, что привезли его, и списки тоже».
Ньюпорт передал ей маленький конверт, и Марфа, бросив на него один взгляд, сказала: «Я сейчас позову Дэниела, он приехал днями из Дувра. Заодно познакомитесь с его женой, миссис Юджинией».
Поднявшись наверх, она постучала в опочивальню к внуку, и, сказала:
– Там в столовой Ньюпорт, расспросите его о Джеймстауне и окрестностях. Я хочу знать все, до последней мелочи. Потом возьмите Грегори и везите его в Дептфорд, извинитесь перед Мартой, что я не смогла приехать. Юджиния, помоги ей там по хозяйству, а миссис Стэнли передайте, что я к ней зайду на неделе. Все.
Дэниел высунул растрепанную, русую голову из двери, и спросил: «Что случилось, бабушка?».
– Многое, – коротко ответила Марфа и, спустившись по лестнице, зашла в большой, отделанный резными дубовыми панелями, кабинет адмирала.
– Приведи Виллема, – велела она брату, и, посмотрев на лицо Джованни, порывшись в шкатулке черного дерева, протянула ему коробочку слоновой кости. «Помажь виски, ну, да ты знаешь, это китайское, Виллем привез. Ты как смерть, бледный».
– Дай мне письмо, – приказал Джованни. «Чья рука?».
– Мэри моей, – вздохнула Марфа, быстро просматривая списки колонистов. «А вот эта рука нам тоже известна, – она перебросила бумаги Джованни.
– И Мэри твоей тут нет, – коротко заметил ди Амальфи. «Ну да что еще было ожидать».
Марфа взглянула на мужа, что открыл дверь, и сказала: «А теперь все садитесь, я буду читать».
– Милая, дорогая мамочка, – начала она, и вдруг вспомнила, как двойняшки, сидя на постели умирающего отца, рассказывали ему сказки. Она тогда бросила взгляд на темную и белокурую головы, и, услышав звонкие, детские голоса, прикусила зубами край платка, скрывая рыдание.
– Дай я, – тихо сказал Матвей.
Марфа мгновение помолчала и продолжила.
– А вон и дети возвращаются, – подумала она, закончив, услышав топот в передней. «Ну, ничего, там мистрис Доусон, поможет Мияко».
Джованни сцепил пальцы и посмотрел на Виллема. Тот кивнул головой. Матвей, вздохнув, поджав губы, – сделал то же самое.
– Даже и не думайте, – жестко велела женщина. «У вас всех дети. На кого ты Марию оставил? – спросила она у брата.
Матвей сдунул невидимую пылинку с рукава изящного камзола орехового бархата, и, чуть покраснев, что-то неразборчиво пробормотал.
– А если зять наш? – Виллем вопросительно посмотрел на жену.
– У него сыну семь лет, – Марфа покрутила на пальце кольцо с бриллиантом.
– И он работает, Джон его просто не отпустит, сейчас король Генрих заинтересовался торговлей с востоком, посылает миссию в Тунис, Майкл тоже туда едет. Ходят слухи, кстати, что французы будут создавать такую же компанию, как наша и та, что в Амстердаме. Ладно, – она вздохнула и чуть дернула щекой, – придется самой.
– Еще чего не хватало, – резко ответил Матвей. «Что ты одна там сделаешь?»
– Приставлю пистолет к затылку этого мерзавца и нажму на курок, – спокойно ответила ему сестра. «Сэр Стивен, упокой Господь его душу, сделал бы то же самое, и не задумываясь».
– Это верно, – чему-то усмехнувшись, заметил Джованни. «Вот только Мэтью прав, – он поднялся, – тебе туда ехать не стоит. Поеду я, «Сьюзан Констант» же идет в обратный рейс?
Вот с ней и отправлюсь.
– Этот подонок своим доносом убил мою дочь, – глухо сказал Виллем. «Если кому уже и ехать, так мне».
– Кто куда едет? – раздался непонимающий голос с порога, и Питер Кроу, оглядев кабинет, спросил: «Что случилось? Я обедать хотел, а там, в столовой, Дэниел и Юджиния с кем-то разговаривают».
– Это капитан Ньюпорт, из Нового Света, – Марфа посмотрела на сына, и, как всегда, подумала: «Господи, ну ведь Петя же покойный – одно лицо. И одевается так же – вроде и скромно, а приглядишься – и глаз не отвести».
– Ты садись, – велел адмирал пасынку. «Мэри и Полли нашлись, там, – он махнул рукой за окно, – в Новом Свете. В Джеймстауне. Помнишь, к тебе приходил кузен Николас, ну, давно еще, когда мы с матушкой и Уильямом были в Нижних Землях? Ты еще документы покойного сэра Стивена ему отдал».
– Ну да, – непонимающе сказал Питер, опершись на спинку кресла, обводя кабинет лазоревыми глазами. «Это ведь был кузен Ник, он и расписку оставил. А что было в тех документах?».
Марфа взглянула на красивое лицо сына и, на мгновение, закрыв глаза, сказала:
– Полли вам не сестра. Ну, то есть сестра, конечно, – она чуть улыбнулась, – но не по крови.
Она – дочь Джованни и покойной леди Мэри. Мы ее воспитали. Так получилось, – зачем-то добавила женщина.
– А приходил к тебе Майкл, он просто выдал себя за Николаса. Читай, – Марфа протянула сыну письмо. «Это от Мэри».
Питер пробежал глазами изящные строки, и, вернул конверт: «Пойду, спрошу капитана Ньюпорта, когда «Сьюзен Констант» отправляется обратно. И вызову гонцом наших стряпчих, надо составить и подписать доверенности на ваше имя, матушка».
– Питер! – попыталась сказать мать.
– Я так решил, – спокойно ответил мужчина.
– Я сделал ошибку, я ее исправлю. Все, обсуждать тут больше нечего. Я попрошу мистрис Доусон, чтобы накрывала на стол, – он осторожно закрыл за собой высокую, тяжелую дверь, и Марфа, спрятав лицо в ладонях, тихо проговорила: «Господи, он ведь даже в Кале никогда не был, ну, с тех пор, как мы с Москвы вернулись».
– Ну, вот и побывает, – адмирал открыл бутылку вина, и разлил ее по бокалам. «Фехтует он хорошо, я сам его учил, стреляет тоже – все будет в порядке».
– Виллем! – женщина взглянула на мужа и замолчала, отвернувшись.
Джованни встал, и, подойдя к окну, смотря на золотые, рыжие деревья во дворе усадьбы, вздохнул: «Это ведь сын Пьетро, Марта. А ты сама знаешь – твой муж никогда и ничего не боялся. Так же и мальчик».
Матвей взял руку сестры, и, пожав ее, шепнул: «Правда, и батюшка наш так бы поступил».
Марфа перекрестилась и, муж, передав ей бокал, прикоснувшись губами к ее лбу, шепнул:
«Все будет хорошо, любовь моя, он привезет девочек домой».
В опочивальне горели свечи, и Дэниел, посмотрев на широкую, темную Темзу, поцеловав жену куда-то за ухо, рассмеялся: «Я уж и забыл, какие они – младенцы. Тео два годика, пора нам нового заводить, как у сестры моей».
– Или новую, – поддразнила его Юджиния. Она сидела на бархатной кушетке, расчесывая белокурые, падающие ниже пояса волосы. Дэниел приоткрыл дверь в соседнюю комнату, – дочка спокойно спала на своей кровати, прижавшись щекой к тряпичной кукле. Он шепнул:
«Сладких снов, девочка моя, – и, улыбнувшись, встав на колени, обнял жену.
– Новую тоже хорошо, – согласился Дэниел, целуя нежные, розовые губы. «Вот я вернусь, – и займемся этим».
Юджиния застыла, и тихо сказала: «Дэниел!».
– Я должен, – вздохнул мужчина. «Питер никогда не ходил в море, никогда не был в Новом Свете, – я должен, милая моя».
– Я понимаю, – каштановые, наполненные слезами глаза, взглянули на него, и Дэниел улыбнулся, прикоснувшись к темным, длинным ресницам:
– Да не волнуйся, любовь моя, мы быстро вернемся, обещаю тебе. Познакомишься с моими тетушками, – он усмехнулся, – да и я тоже, я ведь их и не видел никогда. А ну иди сюда, – велел он, легко поднимая жену на руки, – давно я не лежал на этой кровати.
– Утром только встал с нее, – лукаво заметила Юджиния, спуская с белоснежного плеча кружевную рубашку.
– И хочу вернуться обратно, – пробормотал Дэниел. «Вот так, – он устроил жену на шелковых подушках, и, полюбовавшись, сказал:
– А ты, дорогая моя, не забудь, что ребенок рядом, это тебе, он усмехнулся, – не на лесной лужайке, как летом было, помнишь? – он шепнул что-то на ухо Юджинии, и та, покраснев, потянувшись к нему, сказала: «Только потом я».
– А как же, – добродушно согласился Дэниел, целуя нежное, сладкое даже на вкус бедро. «И долго, будешь показывать свои умения, я с прошлой ночи о них вспоминаю».
Она проснулась в середине ночи, – чутким ухом почуяв, что Тео заворочалась в своей комнате. Дав девочке попить, перекрестив ее, Юджиния вернулась к себе в опочивальню, и наклонилась над мирно спящим мужем – он лежал, уткнувшись лицом в меховое одеяло, и женщина, встав на колени, поцеловала рваный, длинный шрам на левом плече.
Юджиния прижала ладонь ко рту, и, подняв свечу, пройдя в умывальную, закашлялась, тяжело дыша, сплюнув в серебряный таз. Она посмотрела на алый сгусток крови, и, потянувшись за кувшином с водой, смыла его, – весь, без остатка.
