Текст книги "Вельяминовы. Начало пути. Книга 3"
Автор книги: Нелли Шульман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]
Часть вторая
Лондон, осень 1605 года
Изящные, смуглые пальцы, с отполированными ногтями, повисли над стопкой золотых монет. «И еще вот это, – Питер Кроу написал что-то на листе бумаги и показал своему собеседнику.
– Сейчас такого процента не обещаю, но через два года – обязательно, как только у нас появятся фактории на Коромандельском берегу. В общем, не сомневайся, дело верное, – он поднял верхнюю монету и полюбовался, в свете пламени камина, ее блеском. «Я смотрю, прибыльная вещь это ваше Карибское море».
Дэниел усмехнулся. «Нам просто повезло. К тому же, этот галеон мы уже у Азорских островов встретили, на обратном пути».
– Да, – Питер потянулся, – я слышал, понадобилось десять барж, чтобы перевезти золото с «Дракона» в казначейство, и грузчикам в Плимуте карманы зашивали?
– Дэниел вскинул бровь и отпил вина. «Сам понимаешь, там не только золото было. Он же из Гоа шел, в Лиссабон. Драгоценные камни, жемчуг, амбра, эбеновое дерево».
– Его величеству понравились крокодилы? – улыбнулся Питер. «Как вы их довезли-то, из Южной Америки?»
– В трюме поставили бадью и меняли воду, – Дэниел тоже рассмеялся. «Говорят, его величество еще слонов хочет заполучить, так, что ты можешь за ними в Индию отправиться».
– Я, дорогой племянник – Питер разлил остатки вина, – отсюда, – он обвел рукой кабинет, – езжу только на склады и в усадьбу. И так будет всегда, пока я жив. Мне и тут хорошо, – тонкие губы усмехнулись. «Как твоя рука, кстати?».
Дэниел чуть поморщился. «Ну, владеть ей, как раньше, я уже никогда не буду, пуля там какие-то важные вещи повредила, сейчас лучше стала двигаться, а раньше вообще, как плеть висела. Ну, я же навигатор, мне по мачтам лазить не надо, так что ничего – справлюсь».
– Прибыльно, однако, опасно, – задумчиво сказал Питер. «Так что, вкладываешь деньги?».
– Да, – Дэниел тряхнул головой. «Сейчас схожу последний раз в Южную Америку, а потом – только поблизости, в Бордо, Кале, Гамбург. А дом-то покупать надо, так что золото потребуется».
– Зачем тебе дом? – удивился Питер.
Дэниел помолчал, и ответил: «Потому что я еду за своей невестой, вот, посмотри». Юноша протянул дяде бархатный мешочек. «Это из камней, что на мою долю пришлись, с того галеона».
– У Марии Стюарт, матери его Величества, было такое ожерелье, – Питер потянулся за лупой. «Отличное золото, видишь, не зря я тебе того ювелира рекомендовал». Мужчина погладил темную, крупную жемчужину, окруженную алмазами, и смешливо спросил:
«Родители-то знают?».
Племянник покраснел и пробормотал что-то.
– Ладно, ладно, – отмахнулся Питер. «Никому не скажу, и бабушке твоей – тоже. Как мама, когда у нее срок-то?».
– В конце месяца, – рассмеялся Дэниел. «Вот дождемся и разъедемся, – отец в Париж, сменить дядю Мэтью, а я – туда, – он махнул рукой на запад. Ну, маме не скучно будет, Стивену четыре года только, да еще и младенец появится. Марта ей на первое время поможет, с Грегори переедет туда, он спокойный мальчик, не помешает».
– Да, – Питер потянулся за большой Библией, – матушка тут, наконец, все записывать стала, годик Грегори, правильно. Первый правнук, – он посмотрел на страницу.
– Ну, ладно, – мужчина поднялся, и протянул руку, – мне еще сегодня ехать, дом выбирать, уже купчую подписывать надо, все же венчаюсь следующим месяцем. После свадьбы сразу ее в деревню отправлю, нечего, ожидая ребенка, в Лондоне сидеть.
Дэниел взглянул на дядю, – сверху вниз, – и спросил: «А почему ты так уверен, что у вас сразу будет ребенок?».
– В брачную ночь, мой дорогой, в брачную ночь, – наставительно ответил Питер. «Я в себе не сомневаюсь. Сегодня сделаю предложение, она согласится, завтра схожу к ее брату старшему, – ну, там я заминок не предвижу, – и можно шить платье. Я ей выбрал флорентийский шелк, бежевый, с бронзовой прошивкой, как раз к ее глазам».
– К старшему брату, значит, – медленно проговорил Дэниел. «Ну-ну».
– Но ты тоже никому не говори, – предупредил его Питер. «Сегодня. А завтра я уже велю приглашения на свадьбу рассылать».
Он проводил глазами племянника, и, отряхнув черный камзол, пробормотал: «Вот так всегда – то не протолкнуться дома от людей, то никого нет. Уильям в школе, адмирал – в плавании, а матушка, как с утра ушла к собору Святого Павла, так и не возвращалась. Пойду, перехвачу что-нибудь у мистрис Доусон, ну ветчина должна же быть какая-то в кладовой».
Питер вдруг улыбнулся и, закрыв глаза, подумал: «Все, месяц остался. Ну, потерплю. А потом дети, – каждый год, – иначе зачем все это золото?»
Когда он запирал дверь кабинета, он поймал себя на том, что весело насвистывает.
Марфа надела очки и посмотрела на письмо. «В Новый Свет, значит, – медленно сказала она. «Ну, хоть ненадолго, я надеюсь?».
Джон положил свою руку поверх ее – изящной, маленькой, унизанной кольцами.
– На год, не больше. Совершенно невозможно было упускать это, вы поймите. Сами знаете, у нас там ни одного постоянного поселения, а французы, судя по всему, основательно заинтересовались севером, – он взглянул на карту.
– Удача то, что дядя Мэтью накоротке с этим Сэмуэлем де Шампленом, он сразу согласился взять Фрэнсиса в экспедицию. Я предложил Полли приехать в Лондон, но…, – Джон пожал плечами.
– Да уж понятно, – вздохнула Марфа. «Я бы тоже отправилась за Виллемом, и на край света, случись такое. Ну, будем надеяться, что все сложится, а то я внука своего и не видела еще».
Она посмотрела на загорелое лицо мужчины и смешливо спросила: «Ты, я смотрю, хоть отдохнул немного?»
Джон чуть покраснел: «В Озерный край ездил, на рыбалку. Погода хорошая была, много времени на воде проводили…, то есть проводил, – поправился он и совсем зарделся.
– Жениться тебе надо, вот что, – ворчливо сказала Марфа. «Давай, доставай папки по Нижним Землям, будем разбираться с тем, что сказал этот Вискайно.
Джон незаметно потрогал бархатный мешочек в кармане камзола и вдруг рассмеялся:
«Ваши дочки все замужем, внучка – тоже, на ком мне еще жениться?».
Марфа вскинула прозрачные, зеленые глаза и чуть улыбнулась, – краем губ: «Ну, ты мальчик взрослый, сам разберешься. Из Новых Холмогор почты не было?».
Джон покачал головой. «Я уж и так, и так пытался узнать, что с Робертом и Мэри – не получается. А самозванец там уже столько потратил на свои причуды, что пришлось дополнительные налоги вводить.
– Ну, его быстро свалят, поверь мне, – отмахнулась Марфа, расправляя подол шелкового, цвета палой травы, платья. «Там еще и Теодор с Лизой, и дети их, – женщина вздохнула.
– Я помню, – тихо отозвался Джон. «Если что – я сам туда поеду, вы не думайте».
Женщина зорко посмотрела на него, и, чуть коснувшись его щеки, велела: «Пусть мистер Чарльз нам кофе принесет, в подвале очаг я сама с утра разжигала, и давай работать, тебе же еще к его Величеству сегодня на прием, с заговором Фокса разбираться».
– Чарльз вас еще с той поры боится, – рассмеялся Джон, – я сам.
Мужчина вышел, а Марфа, развязав мешочек, что висел у нее на запястье, достала оттуда какую-то записку.
– «Милая Луиза», – сказала она едва слышно. «Из Бантама – в Гоа, там стояла почти месяц, а из Гоа – в Амстердам. Жаль только, что она пошла ко дну в Бискайском заливе, следующим годом, спрашивать теперь не у кого».
Женщина поиграла крупным бриллиантом на пальце и вздохнула: «И один пропал, и другой – теперь уж навсегда, судя по всему. Ну, хоть Беллу нашли, Тео, бедная, навзрыд плакала.
Сейчас родит она, и отправимся с Дэниелом в эту самую Картахену, заберем дитя. Одного я туда мальчика не пущу, хватит ему и той пули в плече, нечего лезть на рожон».
Она выложила на стол пистолет и улыбнулась: «Если уж кому-то это делать – так мне».
Констанца присела, и, подняв палый лист дуба, приложила его к пылающей щеке. В парке было тихо, только издалека, от вольеров с птицами доносилось нежное щебетание.
– Ну, собрали букет? – она вскочила и, опустив руки, ответила: «Да, мистер Майкл.
Смотрите».
Волк посмотрел на пышные, – золотые, красные, желтые листья, и, невольно улыбнувшись, сказал:
В памяти перебираю,
Все оттенки осенней листвы,
Все перемены цвета…
Не затихает холодный дождь,
В деревне у подножия гор.
– У Джона есть дом в Озерном крае, – тихо отозвалась Констанца, – он говорит, что там очень красиво осенью. А в Японии как?
– Тоже, – девушка, было, попыталась отдать ему букет, но Волк мягко сказал: «В усадьбе у нас много деревьев, а вы сейчас пойдете над цифрами сидеть, пусть хоть что-то вокруг напоминает вам о природе. А в Японии, – он помолчал, – дикие гуси летят над горами, а ты сидишь на террасе, что выходит в сад, и любуешься алыми листьями кленов на серых камнях.
– Вы мне читали, – Констанца шла рядом, опустив голову, и Волк подумал: «Какие волосы – будто роща в самый разгар осени».
Она вскинула глаза и продолжила:
О многих горестях,
Все говорит, не смолкая,
Ветер среди ветвей.
Узнали осень по голосу
Люди в горном селенье.
– Вы очень хорошо переводите, мистер Майкл, – сказала она, так и глядя вдаль. «Мне обычно не нравится поэзия, но это, – девушка помедлила, – не похоже на то, что пишут здесь. Очень скромно, – Есть такое выражение, «изящество простоты», – голубые глаза ласково посмотрели на нее, – вот это о Японии. Хотя, – Волк улыбнулся, – стихи мистера Шекспира мне нравятся, ну, вы сами знаете, мы с миссис Тео не одного нового спектакля не пропускали.
– Пойдемте, – он указал на новое здание зверинца, выстроенное по приказу короля Якова, – посмотрим на крокодилов, что Дэниел привез, и я вас в усадьбу Кроу провожу.
– А Мирьям к вам надолго едет? Вы же сегодня их с миссис Стэнли забираете? – спросила Констанца.
– Да, – Волк пропустил ее вперед, – как только они от пациентки вернутся. Ну а надолго ли, – он пожал плечами, – в конце месяца должен ребенок родиться, так что немного осталось.
– А потом вы в Париж, – тихо произнесла Констанца.
– Дядя Мэтью обещал водить мою жену в театры, – усмехнулся мужчина, – ну и я, конечно, буду приезжать.
Крокодилы лежали в большой деревянной бадье. Вокруг стояла толпа, наиболее смелые из дам перегибались через край, и тут же, ахая, отступали назад.
– В день шесть цыплят съедают – гордо сказал служитель в королевской ливрее. «Прямо на части рвут».
– Адмирал рассказывал, на Востоке они тоже есть, – Волк посмотрел на неподвижные, темные тела. «А теперь его Величество хочет заполучить слона, и зверей из Африки».
– Мне понравилось в Париже, – внезапно повернулась к нему Констанца, когда они уже шли к выходу из парка. «И кормят там вкусно».
– Ну, так приезжайте, – рассмеялся Волк. «Миссис Тео в следующем году ко мне присоединится, как дитя постарше станет, мы вам всегда будем рады».
– Спасибо, – Констанца подняла на него глаза и горько сказала себе: «Забудь. Он такой красавец, он на тебя и не смотрит даже, и никогда не посмотрит. Иди, делай балансы и прозябай в одиночестве до конца дней своих».
– Вы задумались, – мягко проговорил Волк.
– Да, – девушка взглянула на толпу, что наполняла полуденный Сити. «Вам же на Лайм-стрит надо, к миссис Стэнли, я дальше сама дойду, спасибо вам за прогулку».
– Уверены? – Волк озабоченно посмотрел на нее.
– Ничего страшного, – попыталась улыбнуться Констанца. «Передайте миссис Тео и Марте привет, хорошо?».
Волк наклонился над ее рукой и девушка, вздрогнула: «Меня Питер ждет, мы сегодня проверку счетов делаем. Всего хорошего, мистер Майкл».
Она быстро пошла к усадьбе, а Волк, вздохнув, проводив глазами ее рыжую голову, повернул на север.
Констанца, пробираясь через толкотню, орудуя локтями, чувствовала, как по ее лицу стекают слезы. «Уродина, – сказала себе она, – и уродиной останешься. И вообще, как ты посмела!
Он женат, у него дети, даже внук есть. Не думай о нем, никогда!»
Девушка вдруг вспомнила, как Мирьям, вернувшись из Озерного края, сидя по шею в горячей воде, положив каштановую голову на край медной лохани, томно сказала: «Очень жаль, что твой брат никогда не поступит так, как мой папа. А то бы я за него вышла замуж, конечно».
– А ты? – спросила Констанца, закалывая на затылке волосы.
Тонкая бровь дернулась. «Не для того мою мать моя бабушка, с обмороженными, переломанными ногами, вверх по ледяному склону тащила, не для того ее отец миссис Марты прятал, не для того моя мама на костре стояла, чтобы я вот так просто все это бросила. Даже ради твоего брата».
Констанца посмотрела в упрямые, карие глаза и, краснея, спросила: «Но ведь ты его не любишь?»
– И он меня тоже, – расхохоталась Мирьям, выливая в воду апельсиновую эссенцию. «Так что все это – только разговоры».
Девушка шмыгнула носом, и, пощупав деньги в мешочке, что висел у нее на поясе, хмуро сказала: «А, в общем, я сейчас пойду, и куплю книг, заодно и успокоюсь. Питер подождет, все равно он обедает еще».
Она спустилась по выщербленным каменным ступеням, и, вдохнув запах бумаги, пыли и краски, – невольно улыбнулась.
– Леди Констанца! – торговец поднялся ей навстречу. «Рад вас видеть, с той недели не заходили к нам. Вам как обычно?».
Девушка, еще комкая в руке платок, кивнула и хозяин лавки, сняв с большого, обитого потрескавшейся кожей, кресла пачку книг, радушно сказал: «Сейчас я все принесу, я же для вас особо откладываю. Хотите, мальчика за элем пошлю? Или вина вам налить? У меня хорошее бордо, для таких, как вы покупателей, держу».
Констанца приняла серебряный бокал, и, внимательно стала просматривать плетеную корзину, полную книг, что поставил перед ней торговец.
– Вот это я, пожалуй, возьму, – пробормотала она, откладывая «Практику химической и герменевтической физики» Томаса Тимма.
– Не советую, – раздался сверху смешливый голос. «Это чистая алхимия, перевод трактата Жозефа Дюшена, личного врача короля Генриха. Впрочем, многим женщинам мистика кажется увлекательной».
Констанца подняла глаза и, увидев красивого, невысокого юношу в камзоле испанской кожи, сердито ответила: «Мне не кажется. Я предпочитаю мистике – науку. Вы читали сэра Фрэнсиса Бэкона?».
– Подержите, – юноша довольно бесцеремонно посадил ей на колени дремлющего ребенка – лет двух. Увидев глаза Констанцы, он рассмеялся: «Зубы у него есть, конечно, однако он не кусается. А сэра Бэкона, – юноша достал из-под мышки книгу, – я как раз купил. ««О значении и успехе знания, божественного и человеческого». Читали?
– В рукописи – сладко ответила Констанца. «Сэр Фрэнсис дружит с моим старшим братом.
Меня зовут леди Констанца Холланд, – она протянула руку.
– Мистер Джозеф, – поклонился юноша. «Я, кстати, врач».
– А это ваше дитя? – Констанца посмотрела на ребенка, который, просыпаясь, тер смуглыми кулачками чуть раскосые глаза.
– Младший брат, – расхохотался юноша. «Пьетро, ну, Питер, по-английски. Еще сестра есть, Анита, старше его на полчаса, – он спрятал книгу и, устроив Пьетро на руке, весело сказал:
«Пошли, встретим их всех, а то мы с тобой далеко убежали, а они медленно идут, все рассматривают. Рад бы познакомиться, леди Холланд, – поклонился юноша.
Констанца посмотрела ему вслед и сказала торговцу: «Я, пожалуй, возьму «Оптику в астрономии» мистера Кеплера».
– Последний экземпляр, – поднял бровь торговец. «Вам завернуть сейчас или домой прислать?».
– Не надо заворачивать, – остановила его Констанца, – я по дороге почитаю.
Она вышла в яркий, наполненный блеском солнца день, и, зажмурившись, приставив ладонь к глазам, увидела, как давешний юноша и его родители идут вверх, от пристани на Темзе.
Дети ковыляли, взявшись за руки, и отец – высокий, уже пожилой, – рассмеявшись, сказав что-то своей жене, подхватил их обоих.
Семья свернула к собору святого Павла, а Констанца, открыв книгу, забыв обо всем вокруг, медленно пошла в сторону усадьбы Кроу, перелистывая на ходу страницы.
Свечи горели в тяжелых, бронзовых канделябрах. Питер посмотрел на Констанцу, что, сидя с пером в руках, просматривала счета и подумал:
– Да, дом хороший. От усадьбы недалеко, тоже на реке, можно будет лодку для детей завести. И пони. И слуг, наконец, нанять, это тут матушка их не держит – мужчина невольно усмехнулся, – из-за бумаг, а я этим не занимаюсь. Мистрис Доусон бы туда забрать, однако, она от матушки никуда не поедет, опять же у Тео сейчас ребенок будет, ее помощь понадобится. Ну все, – он потрогал мешочек с кольцом, – решено, надо купчую подписывать.
– Тут ошибка, – сказала Констанца, – два раза по одному и тому же счету уплатили, посмотри, – она встала, и передав Питеру документы, склонилась над его плечом. От девушки пахло горько, волнующе – апельсином, – и Питер, взглянув на смуглую, с нежными пальцами руку – положил сверху свою.
– Видишь? – поинтересовалась Констанца.
– А? – он поднял синие глаза. «Да, вижу. Надо поставщику написать, приложить копии счетов, пусть сделает возврат средств. Я бы хотел, чтобы ты стала моей женой, Констанца».
Она все стояла, и Питер тоже поднялся – он был лишь не намного выше.
Мужчина достал кольцо и, протягивая его, сказал: «Вот, это индийские топазы, как раз к твоим глазам. Я завтра схожу к Джону, я просто хотел сначала заручиться твоим согласием.
Я выбрал нам дом в деревне, на реке, через месяц уже можно обвенчаться, у Святой Елены.
Надень, – он передал девушке кольцо.
Констанца помолчала, и ответила: «Я очень польщена, Питер, но я не могу. Я тебя не люблю. Так, – она помедлила, – нельзя».
– Ты полюбишь, – уверил ее мужчина. «Я тоже. Ну, так положено – муж должен любить свою жену. Надо просто подождать».
Девушка откинула изящную голову, и, встряхнув сложной прической, яростно проговорила:
«Я не хочу, чтобы меня любили потому, что так положено, Питер! Посмотри на себя – ты же все делаешь по плану, по расписанию, ты и жениться решил потому, что время пришло!»
– Ну да, – удивленно пожал плечами мужчина, – а как же иначе? Так и надо. Ты хорошая девушка, умная, у нас будут замечательные дети…
– Ты даже к шлюхам ходишь потому, что так положено, – ядовито заметила Констанца, – и тоже – в определенное время!
Питер отчаянно покраснел и пробормотал: «Откуда ты…»
– Все Сити знает, – отмахнулась Констанца, – каждый четверг с девяти до полуночи, могу даже сказать – куда.
– Ну так вот я не хочу ходить к шлюхам, – неожиданно зло ответил Питер, – я хочу семью и детей, чтобы все было, как надо.
– Во-первых, – Констанца вскинула острый подбородок, – я не хочу венчаться, и ты это отлично знаешь…
– Чушь, – сочно прервал ее Питер. «Это у тебя детское, я с большим уважением отношусь к твоему покойному отцу, но его взгляды…»
– Не смей говорить дурное о моем отце, – угрожающе произнесла Констанца, – он был великий ученый. Моя мать, кстати, тоже так думала – ну, насчет венчания.
Питер, было, хотел, что-то ответить, но прикусил язык, глядя на злые огоньки в ее глазах. «А во-вторых, – продолжила Констанца, – я люблю другого человека…»
– Кого ты можешь любить? – удивился мужчина.
– Ах, – Констанца схватила со стола серебряный нож для бумаг, и повертела его в руках, – ты считаешь, что если у меня большие уши, и большой нос, если я некрасивая, то я никого не могу любить?
– У тебя обыкновенные уши, – примирительно заметил Питер и, вздохнув, сказал: «Ну, нет, так нет. Хорошо еще, что я купчую на дом не стал заранее оформлять».
Тонкие губы Констанцы усмехнулись и она, протянув мужчине кольцо, сказала: «Возьми, и отдай той, которую ты и вправду будешь любить. Той, без которой ты жить не сможешь, той, за которой ты поедешь на край света и даже дальше».
Питер принял кольцо, и, убирая его в карман, хмыкнул: «Не уверен, что я куда-то поеду, я не люблю путешествовать».
– О, – заметила Констанца, – садясь за стол, – это пока. Ты же знаешь, моя мама сбежала к моему отцу в одном платье, и никогда, никогда, ни о чем не жалела. Так же и у тебя будет, ты только подожди.
– Ну, – Питер внезапно, широко улыбнулся, – если ко мне кто-то сбежит в одном платье, я уж найду, во что ее одеть.
Девушка рассмеялась и, протянув ему руку поверх стола, заваленного толстыми томами расчетных книг, сказала: «Давай останемся друзьями, ладно? И, конечно, я тебе буду продолжать делать балансы, ну, и все остальное».
Питер погрыз перо и нарочито небрежно спросил: «А кого это ты любишь? Ну, раз мы друзья…
Констанца зарделась и пробурчала: «Не твое дело. Запиши себе про этого поставщика, забудешь».
– Уже записал, – лениво ответил Питер. «Давай дальше, я еще хотел сегодня неоплаченные счета разобрать».
Фитили свечей чуть потрескивали, и мужчина, углубившись в работу, чуть вздохнув, сказал себе: «С другой стороны, конечно, она права. Даже мне хочется, чтобы меня любили, да вот найдется ли такая девушка? В одном платье, – он невольно рассмеялся и Констанца строго сказала: «Не отвлекайся!»
– Я вот над этим, – Питер перебросил ей счет. «Никогда не видел, чтобы в одном слове делали столько ошибок».
– Зачем тебе двадцать пачек леденцов? – нахмурилась девушка, шевеля губами.
– Это свечи были, – ответил Питер, и они расхохотались – в один голос.
Джованни посмотрел на купол собора Святого Павла и сказал жене: «Вы тут побудьте, Хосе за вами присмотрит, а я схожу по делам, и быстро вернусь».
– Так много людей! – восторженно сказала Мияко. «В Лиссабоне и Бордо их меньше было.
Даже страшно».
– Ну, это же церковь, – мягко сказал Джованни, чуть касаясь белой, мягкой щеки. «Не бойся, да Хосе тут, рядом».
Он вдохнул запах вишни и подумал, глядя на ее черные, чуть выбивающиеся из-под кружевного чепца, волосы: «Господи, ну как мне тебя благодарить, я уж и не знаю».
– Хорошо, сэнсей, – она чуть поклонилась и Джованни почувствовал, что улыбается.
– Хочу с папой! – капризно сказала Анита, протянув ручки. «Только с папой!»
– Дочка! – строго ответила Мияко. «Так нельзя, нельзя кричать!».
– Ну, давай, – Джованни наклонился и подхватил девочку, поцеловав ее темные кудряшки.
Анита расправила подол бархатного, красного платьица, и гордо проговорила: «Я с папой».
– А я с мамой! – Пьетро тоже попросился на руки и Хосе сказал мачехе: «Ну, пойдемте, Мияко-сан, посмотрим, это очень красивый собор, папа рассказывал».
Они зашли внутрь, а Джованни, пощекотав Аниту, послушав ее заливистый смех, завернул за угол и, пройдя переулком, постучал в синюю дверь трехэтажного дома.
Маленькое окошко отворилось, и Джованни услышал: «Это частное владение, мистер».
– Я знаю, – усмехнулся мужчина. «Вы, пожалуйста, передайте, что пришел Испанец, а я тут пока подожду».
– Не пускают, – грустно проговорила Анита, засунув палец в рот.
– Сейчас пустят, – уверил ее отец, мягко возвращая пальчик на место. Он услышал звук поднимаемого засова. Невидный человек, что стоял на пороге, шумно сглотнув, проговорил:
«Вы проходите, пожалуйста, проходите. Ребенок, – он помялся, – это по работе?»
– Отчего же, – рассмеялся Джованни. «Это моя дочка. Поздоровайся, – велел он девочке.
– Меня зовут Анита, – звонко сказала та.
Привратник внезапно подумал: «Кого я тут только за эти годы не видел, но чтобы с дочкой являлись– такое в первый раз».
– Добро пожаловать, мисс, – поклонился он и, отступив, пропустив Джованни в простую, темную переднюю.
Джон посмотрел на карту и сказал: «Интересно. Значит, получается, что у испанцев там, в этом Вахтендонке, сидит свой человек. То-то я думал – уж больно они город быстро взяли».
– Да уж и не сидит, наверное, – Марфа отпила кофе. «В другое место отправился, поди, найди его теперь, Вискайно имени его не знал».
– Или не сказал, – задумчиво проговорил Джон. «Хотя вряд ли, судя по всему, Фрэнсис там с ним основательно поработал. Может, не стоит вам в Картахену ездить, миссис Марта? – внезапно, озабоченно спросил мужчина.
Марфа взглянула на косые лучи закатного солнца, и, вздохнув, ответила:
– Мой старший внук уже оттуда пулю в плече привез, чуть руку не потерял, еще хорошо, что левая. Адмирал, сам знаешь, надолго на восток ушел, они с этим его приятелем, Виллемом Янсзоном, хотят проверить – действительно ли там есть еще один континент, как думал покойный Гийом. Вряд ли он раньше следующей осени вернется, а Уильям в школе, так что я могу и в Новый Свет отправиться. Хоть посмотрю на него, – Марфа улыбнулась.
– Или в Нижние Земли, – пробормотал Джон. «Ну, раз Уильям не дома».
– Как привезу Беллу матери, – мягко ответила Марфа, – так сразу туда и поеду, обещаю тебе.
В дверь тихонько постучали и Джон, извинившись, поднялся.
Обменявшись парой слов с тем, кто стоял в коридоре, он обернулся к Марфе: «Я сейчас. Вы меня простите, пожалуйста, папа меня предупреждал, что такое возможно, но я, честно говоря, его и похоронил уже».
– Кого? – непонимающе спросила Марфа, но Джон уже вышел.
Она погрызла перо и пробормотала: «Так, письмо от Вискайно с его печатью есть, документы себе и Дэниелу я сделаю, хорошие, итальянские, так что ребенка нам отдадут. Я же все-таки буду сестрой злодейски убитого сеньора Себастьяна, да покоится душа его в мире, – Марфа тонко усмехнулась.
– Здравствуйте, – сказал Джон, закрывая за собой дверь кабинета. «Вы садитесь, пожалуйста, садитесь».
Высокий, пожилой, очень красивый мужчина в черном камзоле улыбнулся и протянул руку:
«Меня зовут Джованни ди Амальфи, ну, Испанец».
– Погодите, – Джон посмотрел на пухленькую, хорошенькую девочку и та, поморгав немного раскосыми глазами, весело проговорила: «Я – Анита! Анита!»
– Рад встрече, – Джон потянулся за платком и стер пот со лба. «Я же читал, в донесениях из Рима. Это вас хотят канонизировать? Там какие-то неувядающие цветы на вашей могиле, что ли?».
– Да, – небрежно ответил Джованни. «Крест из бронзовых хризантем. Даже, я слышал, калеки там излечивались. В общем, вы правы, но его Святейшество у нас педант, и хочет видеть нетленное тело, как положено. Так что вряд ли меня внесут в списки святых мучеников.
Он уселся и сказал Аните: «Сейчас я поговорю с джентльменом и пойдем к маме».
– Я могу дать чернильницу с пером и бумагу, – предложил Джон. «Пусть порисует».
– Измажется же вся, – вздохнул Джованни, – но спасибо, хоть при деле будет. Он опустил девочку на потертый персидский ковер, и Джон, положив рядом с ней бумагу, спросил: «Но как?»
– Мой приемный сын, Хосе, Джозеф, – поправил себя мужчина, – врач, и очень хороший. Есть какие-то восточные методы, я в этом не разбираюсь, в общем, на вид казалось, что я мертв.
Ну и, конечно, те, кто проверял мое тело, – Джованни рассмеялся, – были нашими друзьями.
– Я читал про эту казнь, – медленно сказал Джон. «Там же почти нет воздуха, и потом, запах, крысы…»
– Неприятно, – согласился Джованни. «Но не мог, же я позволить, чтобы убили невинного человека. Пришлось потерпеть. Ну а потом мы дошли пешком до Нагасаки, там уже было проще».
– А цветы? – тихо спросил разведчик.
Джованни пожал плечами. «Ну, к ним я не имею ни малейшего отношения, сами понимаете».
– Да, – Джон поднялся, и, отперев железный шкап, достал оттуда конверт. «Это вам. Думаю, его Величество захочет вас увидеть, сами понимаете, я ему докладываю, но все, же нет ничего лучше сведений из первых рук. Ну, вы обустройтесь, конечно, сначала.
– Это очень щедро, – Джованни поднял бровь.
– Как сказал мой отец, – начал Джон и Джованни прервал его: «Господи, я только сейчас понял – я с вашим отцом встречался в последний раз, когда вас еще и на свете не было, вы осенью той должны были родиться. Меня тогда Орсини ранил, я в Риме отлеживался. Ну а потом, – он внезапно махнул рукой.
– Так вот, – Джон внимательно взглянул на собеседника, – мой отец сказал: «Это самое малое, что мы можем ему дать». Так что не волнуйтесь, – он помедлил. «Работать больше не хотите, наверное?»
– Ну, отчего же, – удивился Джованни. «Ездить, я, конечно, не могу, – у меня ведь, кроме нее, – он показал на девочку, что увлеченно чиркала пером по бумаге, – еще и сын есть, Пьетро, они двойняшки. И жена тоже есть. А вот если что-то бумажное…
– Отлично, – обрадовался Джон и Джованни, немного погодя, спросил: «Вы не знаете, Виллем де ла Марк, моряк, жив еще? И жена его, миссис Марта? Мы с ней очень давно знакомы, хотелось бы увидеться».
– Адмирал в плавании, – улыбнулся разведчик, – а миссис Марта, – он поднялся, – пойдемте.
Джованни пристроил Аниту удобнее и шагнул через порог. Она, не поднимая головы, ворчливо сказала: «Что-то ты долго, и, кстати, я, кажется, поняла, кого нам надо искать. Иди сюда, я тебе покажу».
– Марта, – откашлявшись, сказал Джованни, – здравствуй, Марта.
Она повернулась и Джованни подумал: «Даже не поседела. Морщины, да, но все такая же – как птичка».
– Ты же умер, – сказала она потрясенно. «Мне Виллем сказал, что тебя казнили, там, – она махнула рукой – в Японии».
– Получилось, что нет, – он увидел слезу, что выкатилась из прозрачного, зеленого глаза и Анита озабоченно спросила: «Почему плакать?»
– Не плакать, – ответила Марфа, вытирая лицо. «Не плакать, радость моя. Иди ко мне».
Она протянула руки и Анита, восхищенно рассматривая изумрудные серьги, проговорила:
«Красота. Ты тоже красота! А я – Анита».
– Ах, – рассмеялась Марфа, – какая ты у нас сладкая, – она взглянула на Джованни снизу вверх и сказала: «Разумеется, ты будешь жить у нас. Тут недалеко, у церкви Святой Елены, у тебя же не одна она, наверное? – Марфа поцеловала девочку в пухлую щечку.
– У меня много, – Джованни все смотрел на нее, вспоминая мост над рекой Арно. «У меня еще ее брат, жена моя и сын приемный».
– Очень хорошо, – Марта покачала Аниту и спросила: «Где они сейчас?».
– В соборе Святого Павла, – непонимающе ответил Джованни, – а что?
– Джон, – позвала Марфа, – а ну иди сюда! Бери девочку, найди там семью Джованни и веди их к нам в усадьбу. Пусть мистрис Доусон там все приготовит, ну, она знает. И ты сегодня тоже у нас обедаешь, разумеется.
– А как я их найду? – удивился Джон, принимая на руки улыбающуюся Аниту.
Марфа вздохнула. «А ты посмотри на ребенка – и поймешь. Японка ведь твоя жена? – улыбнулась женщина и Джованни кивнул.
– Ну вот, – она обернулась к Джону, – в соборе Святого Павла вряд ли окажется сразу две японки.
– Мияко-сан ее зовут, – добавил Джованни. «Ну, или миссис Мария, как вам удобнее».
Марфа закрыла дверь на засов и попросила: «Ты сядь, пожалуйста. Давай я тебе сразу это скажу. Виллем не знал, Тео тоже, никто не знает, кроме меня, и…, – она не договорила.
Джованни посмотрел на карту Нижних Земель, испещренную какими-то пометками, на стопку рукописных отчетов и тихо спросил: «Что не знают?».
Марфа поднесла к губам серебряную чашку тонкой работы, и, отпив кофе, повертев в пальцах очки, что висели на шелковом, витом шнурке, сказала: «У тебя есть дочь».
– Мама! Мама! – звонко закричала Анита.
Мияко-сан покраснела, и, поклонившись, сказала: «Простите, господин, девочка еще маленькая, извините ее».
